Глава 1: Возвращение

Холодный металл резонатора жёг ладонь даже через ткань обмотки. Я засунул его поглубже во внутренний карман куртки, прижал ладонью – будто пытался заглушить стук собственного сердца. Тот самый стук, что теперь пульсировал в унисон с вибрацией артефакта, превращаясь в низкий, навязчивый гул где-то за гранью слуха. Фон. Шум нездорового места. Так Зона напоминала о себе, даже когда была далеко. Теперь же, когда я целенаправленно шёл ей навстречу, этот гул стал громче, настойчивее. Как зов.

Рюкзак, отяжелевший от привычного снаряжения, лёг на плечи знакомой, почти забытой тяжестью. Костяной нож на поясе, стеклянный – в наручных ножнах. Игольник Штыря – в кобуре на бедре, его нелепый, уродливый силуэт под курткой странно успокаивал. Старая, добрая уродливость в мире, который вот-вот должен был обрушиться в сюрреалистический кошмар. Потрогал мешочек с гайками и болтами – полный. Последняя проверка. Больше тянуть нечего.

Рассвет только-только начал размывать чёрные контуры леса на востоке, когда я запер калитку. Не на ключ – просто щеколду. На чистой земле это ещё значило что-то. Там, куда я шёл, замки были бессмысленны. Там ломали не двери, а души и тела. Вдохнул предрассветный воздух – чистый, с морозной колючестью. Последний глоток нормальности. Повернул голову на запад. Туда, где над лесом висело тусклое, желтоватое зарево. Не восход. Зона. Её вечное, больное свечение.

Дорога к Кардону заняла часов пять быстрым, почти бесшумным шагом. Леший – не просто кличка. Умение растворяться в лесу, сливаться с тенями, ступать так, чтобы даже заяц не вздрогнул – это было моей суперсилой. Сейчас это возвращалось, как навык езды на велосипеде. Тело помнило. Мозг отключал лишнее, фокусируясь на маршруте, на звуках, на запахах. На этом проклятом гуле в костях, который нарастал с каждым километром.

Кардон. Узкая полоса относительно чистой земли между двумя секторами Зоны, утыканная блокпостами, вышками и колючей проволокой в три ряда. Главные ворота для военных конвоев и исследовательских экспедиций. И кладбище для сталкеров, которые лезли напролом. Я обходил его за километр, углубляясь в старый, подгнивший лес на севере. Здесь Периметр был старым, заброшенным, изъеденным ржавчиной и временем. И здесь же были дыры. Лазы, известные лишь единицам. Как тот, что когда-то показал Лис. «Чёртов мост», – обозвал он его. Потому что тропа проходила по полуразрушенному мосту через овраг, заваленному колючкой и напичканному сюрпризами.

Подошёл к опушке. Рассвет уже разгорался, но под сенью вековых сосен было сумрачно. Тишина. Не природная, живая, а та самая, зловещая тишина преддверия Зоны. Ни птиц, ни зверья. Только ветер шевелил верхушки, да где-то далеко скрипела железка. Запах прели, хвои и… чего-то кислого, химического. Знакомо. Дыхание Её Величества.

Снял рюкзак, присел на корточки за толстым стволом. Осмотр. Глаза привыкли к полумраку. Впереди – овраг. Глубокий, заросший крапивой и колючим кустарником. Метрах в пятидесяти – тот самый мост. Железнодорожный, арочный, когда-то крепкий. Сейчас – ржавые фермы, провалившееся полотно, свисающие клочья колючей проволоки. И лаз. Аккуратный, почти невидимый разрез во внутреннем заборе из сетки Рабица, замаскированный кустом ежевики. Рядом – чёрное пятно на земле. Старое. Кровь? Краска? Зона не расскажет.

Вот тут и начиналась игра. Периметр никогда не был просто забором. Это был слоёный пирог из смерти. Первый слой – сигнальные ракеты на растяжках, тонкая, как паутина, проволока, режущая до кости, если зацепиться. Второй слой – противопехотные мины-"лепестки", малозаметные, калечащие. Третий – сама колючка, густая, с подкопами и ловушками. И четвёртый – патрули, вышки, датчики движения. К счастью, на этом участке вышки давно не работали, а патрули ходили редко. Но "лепестки" и растяжки… Они могли остаться. Или их могли обновить.

Достал мешочек. Первая горсть гаек, тяжёлых, шероховатых. Кинул вперёд, по дуге. Метров на пятнадцать. Прислушался. Тишина. Ни щелчков, ни хлопков. Вторая горсть – дальше, к самому краю оврага. Снова ничего. Значит, растяжки или сняли, или они сгнили. С "лепестками" сложнее. Они могли лежать глубже.

Встал, двинулся вперёд не спеша, ставя ногу точно туда, куда падали гайки. Шаг. Пауза. Осмотр. Шаг. Земля под ногами была рыхлой, подгнившей. Пахло сыростью и ржавчиной. Гул резонатора в груди усиливался, сливаясь с нарастающим гулом в висках. Становилось трудно дышать. Давление. Как перед грозой. Только гроза эта была не с небес, а из-под земли.

Подошёл к краю оврага. Внизу – туман. Белесый, неподвижный, как вата. Запах из него шёл неприятный – затхлый, с нотками гниющего металла и чего-то сладковато-тошнотворного. «Болотные духи», – называли такие места сталкеры. Не аномалия, но рассадник заразы и плохой видимости. Переход по мосту требовал ювелирной точности.

Начал спуск. Цепляясь за корни и камни, скользя по глине. Резонатор в кармане вдруг дрогнул, вибрация стала резкой, колющей. Я замер. У самого уха прошелестело что-то неосязаемое. Шёпот? Ветер в листве? Нет. Шёпот. Неразборчивый, полный тоски и ужаса. По спине пробежали мурашки. «Эхо», – пронеслось в голове. Вернер говорил правду.

Сжал зубы, заставил себя двигаться дальше. Дно оврага. Туман обволакивал, как влажная простыня. Видимость – метра три. Ноги вязли в холодной жиже. Каждый шаг – хлюп. Шум, который казался оглушительным в этой гробовой тишине. Достал ещё гаек. Кинул в туман, в сторону опор моста. Тишина. Значит, мины тут не заложены. Или они глубже.

Полез вверх по насыпи к мосту. Ржавые балки, облезлые шпалы, зияющие дыры в настиле. Проволока свисала клочьями, цепляясь за одежду. Я медленно продвигался, ощупывая путь ногой перед каждым шагом. Гул резонатора нарастал, давя на барабанные перепонки. Шёпот в тумане становился громче, сливаясь в невнятный хор страданий. Мелькали тени на периферии зрения – неясные, расплывчатые. Игра света? Или они?

Наконец, лаз. Разрез в сетке Рабица, искусно замаскированный. Достал кусачки – старые, проверенные. Пару ржавых нитей перекусил без звука. Отогнул край сетки. За ней – второй слой колючки. Тут пришлось работать медленно, аккуратно разводя спирали проволоки в стороны, создавая узкий проход. Пальцы помнили движения.

Пополз. Плотная колючка царапала куртку, цеплялась за рюкзак. Запах пыли, ржавчины и чего-то ещё… химического, едкого. Запах самой Зоны. Я был внутри.

Встал на колени, отдышался. Проход за спиной зиял чёрной дырой в сером свете рассвета. Впереди – полоса отчуждения. Метров тридцать до основного забора. Голая земля, утрамбованная патрулями, усеянная колючими шариками-"ежами", кочками, за которыми могла прятаться растяжка. И сам забор. Высокий, из толстой колючей ленты, на бетонных столбах. В одном месте, у подножия, – тёмное пятно. Знак. Место, где кто-то не прошёл. Год назад? Пять? Зона не убирала мусор.

Двинулся вперёд, снова кидая гайки. На этот раз осторожнее. Проверял каждую кочку, каждый бугорок. Шаг. Пауза. Шаг. Вибрация резонатора стала почти болезненной. Гул в голове превратился в рёв. Шёпот перерос в крики. Неразборчивые, полные агонии. Я зажмурился и помотал головой, пытаясь отогнать их. Бесполезно. Звуки шли не через уши. Через кости. Через душу.

Вдруг резонатор дёрнулся в кармане, как живой. Вибрация сменилась на резкий, пронзительный звон. Одновременно в висках ударило так, что потемнело в глазах. Я едва удержался на ногах. И увидел его.

Прямо передо мной, в метре, стоял Лис.

Не призрак в белом. Он был таким, каким я помнил его в последний поход. Камуфляж потёртый, "Вепрь" за спиной, очки в царапинах. Улыбался своей нагловатой ухмылкой.

"Ну чего застыл, старик? Колючка ждёт!" – его голос прозвучал чётко, громко, как в жизни. И одновременно – издалека, сквозь толщу воды.

Сердце упало, потом забилось бешено. Я протянул руку. Пальцы прошли сквозь фигуру, встретив лишь холодный утренний воздух. Образ дрогнул, как мираж на жаре, и распался.

Галлюцинация. Настоящая, осязаемая галлюцинация. Резонатор. Чёртов резонатор вытащил самое больное из памяти и швырнул мне в лицо.

Вытер пот со лба. Рука дрожала. Взял себя в руки. Галлюцинация или нет, стоять посреди полосы отчуждения – верная смерть. Двинулся дальше, к основному забору. К тому тёмному пятну.

Подошёл. Пятно было большим, бурым, въевшимся в землю. Рядом валялся истлевший ботинок. И кость. Человеческая берцовая кость, белеющая на грязной земле. Ни креста, ни таблички. Просто знак: "Чужой. Не прошел".

Нашёл нужный столб. Куски колючки здесь были аккуратно разведены и прихвачены к столбу проволокой много лет назад. Проход, узкий, как щель. Пришлось снять рюкзак, протолкнуть его вперёд, потом протиснуться самому. Ржавая проволока царапала лицо, рвала ткань куртки. Последний вздох "чистого" воздуха – пахло железом и смертью. И я вывалился по ту сторону.

Зона.

Она ударила сразу. Запах. Не просто химический или гнили. Это была смесь: озон после грозы, которой не было, сладковатая вонь разложения, гарь, пыль, и под всем этим – привкус меди. И тишина. Та самая, звенящая тишина Рыжего Леса. Ни птиц, ни насекомых. Только ветер шелестел высохшей травой где-то выше по склону. И гул. Гул был везде. В земле, в воздухе, в костях. Он заполнял всё, вытесняя мысли. Резонатор в кармане вибрировал в такт, как сердце чудовища.

Я отполз от забора в тень полуразрушенной бетонной плиты – остатков какого-то старого КПП. Прислонился спиной к шершавому, холодному бетону. Дышал. Глубоко. Пытался заглушить гул, унять дрожь в руках. То, что я увидел перед забором… Это был не сон. Не просто воспоминание. Это было… материально. Пусть на мгновение.

"Зона держит его…" – пронеслось в голове. Вернер говорил про Анну. Но это же касалось всех. Лис был здесь. Его страх, его последний крик удивления – всё это висело в воздухе, как миазмы. И резонатор, как ключ, открывал дверь в этот склеп ужасов.

Достал флягу. Глоток воды. Холодной, чистой. Контраст с окружающей гнилью. Потом заставил себя встать. Осмотреться.

Я стоял на краю старой, заросшей бурьяном дороги, уходящей вглубь леса. Лес был нездоровый. Деревья – в основном чахлые берёзы и кривые сосны – стояли слишком редко. Листва – жёлтая, пожухлая, будто в разгаре осени, а не в начале лета. Трава – высокая, но какая-то ломкая, серо-зелёная. И везде – синие пятна. Плесень. Она покрывала стволы, камни, землю пятнами разного размера. Знак активной аномальной зоны. Дышать здесь долго было нельзя. Достал респиратор – не армейский противогаз, а лёгкий, с угольными фильтрами и защитой от споров. Надел. Мир стал тише, запахи – исчезли. Гул – остался.

Надо было двигаться. Южный промкластер был ещё далеко. Лаборатория "Дельта" – на его задворках. Дорога, по идее, должна была вести туда. Но доверять дорогам в Зоне – себя не уважать.

Достал компас. Стрелка дёргалась, бегала по кругу. Магнитная аномалия. Чёрт. Придётся по солнцу и памяти. Солнце – бледное пятно в серой пелене неба – только поднималось над верхушками кривых сосен. На юго-запад.

Сделал первый шаг по земле Зоны. Не по полосе отчуждения – по настоящей земле Зоны. Трава хрустнула под ботинком, как сухая бумага. Гул резонатора отозвался новой волной давления в висках. И снова – шёпот. На этот раз чётче: "...не иди... уходи..."

Я заставил себя идти. Включая "настрой". Это было похоже на погружение под воду. Посторонние мысли – о Вернере, о Лиссе, о своей дурости – отодвигались. Оставалось только тело, органы чувств и пространство вокруг. Глаза сканировали местность: подозрительные колебания воздуха, неестественный цвет листвы, сгустки синей плесени. Уши ловили малейший звук: хруст ветки, шорох в траве. Кожа чувствовала малейшие изменения температуры, давления, ветра. Ноги сами выбирали путь, обходя кочки, камни, слишком густые заросли. Рука то и дело залезала в мешочек, бросала гайку в подозрительное место – впереди, вбок.

Первая аномалия нашлась быстро. Метрах в пятидесяти от дороги, в небольшой ложбинке. Воздух над ней колыхался, как над раскалённым асфальтом. Цвета искажались. "Плешь". Гравитационная яма. Брошенная гайка зависла на секунду в воздухе, потом резко рванула вниз и с глухим стуком врезалась в землю, оставив вмятину. Отметил место в памяти и на схематичной карте. Обошёл широким полукругом.

Шёл медленно, но без остановок. Тело работало, как хорошо смазанный механизм. Сталкерский автомат. Только внутри этого автомата билось сердце, сжатое в кулак тревогой, и гудели виски в такт резонатору. Шёпот не прекращался не на минуту. То детский плач, то стон, то обрывки фраз на незнакомом языке. Фон ада.

Через пару часов дорога упёрлась в болото. Не огромное, а локальное, как язва на теле леса. Вода – чёрная, маслянистая. Покрыта радужной плёнкой. Пузыри газа лопались на поверхности с тихим бульканьем. Кое-где торчали коряги, похожие на скрюченные руки утопленников. Запах стоял тяжёлый – гнилой капусты и тухлых яиц. Сероводород. Значит, где-то рядом могла быть химическая аномалия или просто гниющая органика в промышленных масштабах.

Дорога шла вдоль края топи. Но она выглядела слишком… чистой. Слишком натоптанной. Ловушка? Или просто путь сталкеров? Бросил гайку на дорогу. Она покатилась, зазвенела по камням. Ничего. Ещё одну – в болото, слева. Чёрная вода поглотила металл без звука. Ещё одну – правее, в кусты. И тут земля под гайкой… вздохнула. Небольшой участок почвы, поросший жёлтой осокой, колыхнулся, как живой, и гайка медленно ушла вниз, словно в жидкую грязь. "Липучка". Кислотная или просто трясина – без проверки не скажешь. Но дорога, похоже, была чиста.

Пошёл по краю. Болото чавкало под ногами. Вода просачивалась в ботинки, несмотря на пропитку. Холодная, липкая. Гул резонатора усиливался, вибрация отдавалась в зубах. Шёпот стал ещё более навязчивым, как комариный писк: "...здесь... останься... с нами..."

Я ускорил шаг. Надо было выбраться из этого гиблого места. Болота в Зоне были рассадником не только трясин, но и тварей похуже. И пси-воздействия здесь всегда было сильнее.

И тут я его услышал. Не шёпот. Настоящий звук. Глухой, тяжёлый удар. Как будто здоровенная коряга упала в воду. Потом ещё один. И ещё. Ритмично. Бух... Бух... Бух...

Замолк. Замер. Прислушался. Тишина. Только пульсация гула и шепот в голове. Может, показалось? Галлюцинация на фоне резонатора?

БУХ!

Ближе. Слева, из чащи кривых, полузасохших берёз у самого края болота. Земля под ногами слабо дрогнула.

Я медленно, очень медленно, отступил на шаг назад, за ствол поваленной сосны. Присел. Достал игольник. Снял предохранитель. Рука была сухой, спокойной. "Настрой" брал своё. Страх был, но он был упакован далеко, в уголке сознания, и не мешал глазам искать цель, а ушам – ловить звук.

Бух... Бух...

Тварь вышла из чащи. Медленно, тяжело. Я сначала не понял, что это. Казалось, движется сама земля. Коряво, неуклюже. Потом разглядел.

Мутант. Ростом под два метра. Телосложение – нечто среднее между медведем и бегемотом, но лишённое шерсти. Кожа – серая, бугристая, как кора старого дуба, покрытая струпьями и язвами. Голова – непропорционально маленькая, почти втянутая в мощные плечи, с крошечными, слепыми на вид глазками-бусинками и огромной пастью, усеянной кривыми, жёлтыми клыками. Но самое жуткое – ноги. Короткие, массивные, как столбы. И с каждым шагом мутант не просто ступал – он с силой вдавливал ногу в землю. Бух! От этого удара вокруг ноги на мгновение расходилась едва видимая волна, и земля… проседала. Не сильно, сантиметров на пять, но явно. И пахло при этом гарью и озоном.

«Топтун». Слышал о таких. Редкий мутант. Результат мутации какого-то крупного копытного (кабана? лося?) под воздействием гравитационных или тектонических аномалий. Опасен не столько зубами, сколько своими ударами. Каждый шаг создавал локальную ударную волну, которая могла оглушить, сбить с ног, а то и повредить внутренности. И он шёл прямо ко мне. Его крошечные глазки, казалось, смотрели сквозь ствол сосны. Чуял? Или резонатор светился для него, как маяк?

Он остановился метрах в десяти. Поднял свою страшную морду. Втянул воздух, раздувая ноздри. Потом издал звук. Не рык. Низкое, басовитое урчание, от которого задрожали листья на ближайших берёзах. И снова пошёл. Прямо на моё укрытие.

Расчёт был прост. Он не видел меня толком. Но чувствовал вибрацию? Запах? Или пси-излучение резонатора? Неважно. Он шёл, чтобы раздавить. Как бульдозер.

Время кончилось. Я выскочил из-за укрытия вбок, одновременно поднимая игольник. Мутант развернул свою тушу удивительно быстро. Его маленькие глазки нашли меня. Пасть распахнулась в беззвучном рыке.

БУХ!

Он не побежал. Он шагнул. Но шаг этот был мощным толчком. Его правая нога вдавилась в землю, и я буквально почувствовал, как воздух сгустился перед ним. Невидимая ударная волна рванула в мою сторону. Я успел отпрыгнуть за следующее дерево. Волна ударила в ствол сосны позади меня. Дерево содрогнулось, кора треснула с громким хрустом. Сверху посыпались шишки и сухие ветки.

«Топтун» ревел, разбрызгивая мерзкую зеленоватую слюну во все стороны. Он снова поднял ногу. БУХ! На этот раз я не успел отскочить достаточно далеко. Волна задела. Как будто меня ударили в грудь тупым поленом. Из легких выбило весь воздух, отлетел на пару шагов, ударившись спиной о берёзу. Игольник выпал из рук. В глазах помутнело. Гул резонатора и шёпот слился в оглушительный рёв.

Мутант, удовлетворённо хрюкнув, двинулся ко мне. Медленно, тяжело. Уверенный в своей победе. Его маленькие глазки светились тупой злобой. Я попытался подняться. Грудная клетка болела, дышать было больно. Ушиб. Не перелом. Пока.

И тут резонатор в кармане взвыл. Не завибрировал – именно взвыл. Пронзительный, металлический звук, режущий мозг. Одновременно в висках ударило так, что я вскрикнул от боли. И перед глазами… снова возник Лис. Не улыбающийся. Искажённый ужасом. Как в моём кошмаре. Восковой, с пустыми глазами. Он стоял между мной и «Топтуном», беззвучно крича.

Мутант… остановился. Его маленькие глазки расширились. Он фыркнул, отступил на шаг. Не от меня. От призрака? От визга резонатора? Он смотрел прямо на Лиса, которого видел только я. И в его тупом, не видящем взгляде мелькнуло… замешательство? Страх?

Это был мой шанс. Я забыл про боль. Кувыркнулся в сторону, к упавшему игольнику. Схватил его. Перекатился на спину. «Топтун» уже оправился от испуга, его пасть снова распахнулась для рёва. Я прицелился в открытую пасть.

Нажал на спуск. Толчок. Лёгкий хлопок. Игла с ядом вошла куда-то в тёмную глубину глотки мутанта.

Он взревел по-настоящему. Звук оглушительный, яростный. Он затопал, забился. Бух! Бух! Бух! Ударные волны били хаотично, взрывая кочки, сбивая кусты. Земля дрожала. Но его движения становились всё неуклюжее. Яд работал. Яд, который должен был парализовать нервную систему крупного мутанта за минуту. Но минута под градом камней и земли – это вечность.

Я отползал в укрытие, прикрывая голову руками. Камни били по спине, по ногам. Один угодил в шлем – звон стоял в ушах. Призрак Лиса исчез. Остался только бешеный рёв гибнущего монстра и визг резонатора, который всё ещё колотился в груди, как бешеная птица в клетке.

Вдруг рев оборвался. Сменился на хриплый, булькающий звук. Потом – тяжёлый глухой удар. Земля дрогнула в последний раз. И тишина. Только моё тяжёлое дыхание в респираторе и этот проклятый гул.

Я осторожно выглянул. «Топтун» лежал ничком в грязи. Неподвижно. Из пасти текла чёрная пена. Рядом с ним – воронка от последнего удара.

Поднялся. Болело всё. Осмотрел игольник, вроде цел. Подошёл к мутанту. Мёртв. Глаза остекленели. От него шёл жар, как от раскалённой печки. И запах… жареного мяса и химии.

Посмотрел на него без ненависти. Просто тварь. Продукт Зоны. Как и я, в каком-то смысле.

Достал резонатор. Он всё ещё вибрировал, но уже не так сильно. Тепло от него шло. Я сунул его обратно в карман. Гул в висках стих до фонового рокота.

Огляделся. Болото. Кривые деревья. Труп мутанта. И тишина. Звенящая тишина Зоны.

Я повернулся и пошёл вдоль тропы. К Южному кластеру. К «Дельте». К дневнику Анны. Каждый шаг отдавался болью в ушибленной груди и эхом в висках.

Резонатор был ключом. Но он же был и приманкой. И оружием против меня самого. Зона уже начинала свою игру. И первый ход был за ней. Лис… Его образ был не прощанием. Это было напоминание. Напоминание о цене. О том, что Зона не забыла. И не простила.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА:

• [📁 Полный архив текстов (LitRes)]

• [📁 Сообщество свидетелей (АТ)]

• [📁 Закрытые сессии (TG Канал)]

===== ДОСТУП РАЗРЕШЕН =====

Котелок зашипел, выплевывая на плиту капли мутной воды. Я сдернул его с конфорки – перекипело. Опять. Мысли витают где-то, а руки делают свое дело на автомате. Вот и результат: чай горчит и отдаёт прокопченной тряпкой, а по кухне стелется пар, пахнущий пылью и старой олифой. Знакомо. Как и этот проклятый стук в висках. Не громкий, но настырный. Стучит внутри. Отзвук. Эхо давней ходки, отдающееся в костях чугунной дрожью, когда Зона капризничает перед Выбросом. Только Зона далеко. А я тут. На чистой земле. В своем покосившемся, но крепком домишке на отшибе поселка.

Выплеснул пойло в раковину. Звякнуло жестью о кафель. Звук гулкий, одинокий. Как и все тут. Последние полгода – тишина, покой, размеренность, от которой корежит как от сладкого. Вроде и хочется, а тошнит. Учитель Лик, да будет легка его доля, говаривал: «Зона – как баба стерва. Чем дольше без нее, тем сильнее тянет обратно в пекло». Старый хрен оказался прав. Только не баба тянет, а червоточина, въевшаяся под кожу. Заполняет пустоту, которую оставила она. Зона. Ее Величество. Ее Вонючее, Кривое, Смертельное Величество.

Прошел в комнату. Не спальня даже – каморка. Койка, стол, стул. На стене – старая карта Зоны, заляпанная пятнами непонятного происхождения и моими пометками. Красные крестики – места, где друзья остались навечно. Черные кружки – аномальные гнезда. Синие волнистые линии – маршруты, по которым ходил сам. Желтым – зоны влияния мародерских банд. Карта – как шрам. Наглядный. А есть другие. Глубокие. Как вот этот – под ребрами слева. Тянет, особенно перед сменой погоды. Или после глупых снов.

Сны… Вот где Зона берет свое. Не отпускает. Сегодня снилось снова. Не Лис. Нет. Сегодня снилась тишина. Та самая. Звенящая, гробовая тишина Рыжего Леса перед самым… Перед самым тем, как все началось. Стоишь среди этих скрюченных, облезлых великанов, поросших синей плесенью, как лишаем. Солнце – бледное пятно в серой мути неба. Ни птицы, ни ветра. Только стук собственного сердца – гулкий, как удары молота по наковальне. И чувство. Жуткое, леденящее чувство, что за тобой наблюдают. Тысячи незрячих глаз смотрят из-под каждой коряги, из каждой тени. И знаешь – сейчас что-то случится. Неизбежное. Ужасное. Просыпаешься в холодном поту, сердце колотится, как пойманная птица в клетке, и этот проклятый стук в висках усиливается вдвое. И дышишь. Глубоко. Ловишь запах пыли, дерева, своего пота – запахи реального мира. Чистой земли. Успокаиваешься. Постепенно.

Вышел на крыльцо. Вечер. Воздух чистый, прохладный. Где-то далеко лает собака. С запахами тут проще: скошенная трава, дымок из трубы соседского дома, пыль с дороги. Ни синей плесени, ни горелой изоляции, ни сладковатой вони разлагающейся плоти мутанта. Чистота. Должна бодрить. А она только подчеркивает пустоту.

Вот и сосед, старик Мирон, ковыряется у своего забора. Помахал рукой. Он – местный. Родился тут. Для него Зона – страшная сказка за горизонтом. Что-то вроде ядерной помойки, куда решат сунуться только дураки да преступники. Он не знает, как пахнет «мозговой хлопушкой» перед ударом. Не слышал вой Черных псов, от которого стынет кровь. Не видел, как Слепой Пес, этот лысый уродец с бельмами вместо глаз, плавно перетекает из тени в тень, словно капля ртути. Мирон живет здесь. А я? Я – существую. Отбываю срок на чистой земле. Три года уже. После той ходки… После Лиса.

Лис. Напарник. Друг. Остался там. В Зоне. Не в болоте с Прыщом и капитаном – раньше. Годом раньше. Глупо. Из-за моей ошибки. Не уследил за «комариной плешью», новенькой, активной. Он шел первым… Помню его крик. Не боли. Удивления. И хлюпающий звук, когда гравитация в десятки джоулей шлепнула его об камни, как тряпку. Остались очки. Одну линзу нашел потом, в трещине. Больше ничего. Зона не оставляет следов. Только шрамы. На карте. В памяти. Под ребрами.

Закурил. Дым горький, знакомый. Успокаивает нервы, но не мысли. Зачем? Вот в чем вопрос. Зачем я таскался в Зону все эти годы? Деньги? Да, платили хорошо в Центре Изучения за уникальные образцы. Но разве только за деньги? Славы? Среди сталкеров слава – это лишние глаза за спиной и нож между ребер в темном переулке. Адреналин? Возможно. Но после Лиса адреналин стал горьким, как этот чай. Как зола на языке. Ощущение, что делаю что-то важное? Помогаю ученым разгадать тайны Зоны? Смешно. Они там ковыряются, как слепые котята в ящике со скорпионами. А Зона живет своей жизнью. Чужой. Непостижимой. И, кажется, разумной. Или это только кажется?

Стук в ворота. Резкий, нетерпеливый. Не Мирон. Тот стучит ладонью, тяжело, с расстановкой. Этот – костяшками. Часто. Нервно.

Насторожился. Не ждал никого. Клиентов – сбыт хабара, консультации по картам – принимаю строго по своим правилам и в определенные дни. Сегодня не приемный. Да и кто по такой глуши вечером пойдет?

Подошел к калитке, не открывая. В щель между досками – темнота, силуэт человека. Невысокий, сгорбленный. Шапка, пальто.

– Кто? – Бросил резко.

– Леший? Это ты? – Голос старческий, хриплый, сдавленный. Знакомый. Очень знакомый. Лезвие старого ножа заскрежетало по далёким уголкам памяти.

– Кто спрашивает? – Уперся ногой в калитку изнутри. Рука сама потянулась к ножу за поясом. Привычка. На чистой земле отмирает медленно.

– Вернер… Доктор Вернер. Открой, ради бога. Времени нет…

Доктор Вернер. Из Центра Изучения. Физик. Теоретик аномальных полей. Честный ученый, не запятнавший себя сотрудничеством с военными крысами. Помогал мне когда-то. Вытащил из передряги лет… восемь назад? Кажется. После случая с тем артефактом-резонатором, что чуть не выжег мне мозги. Старик тогда был еще бодр, глаза острые, как у коршуна.

Отодвинул щеколду. Открыл. И едва узнал. Передо мной стояла тень того Вернера. Лицо – восковое, желтое. Глаза огромные, лихорадочно блестящие в глубоких впадинах. Дышит тяжело, с присвистом. Опирается на палку, но видно – держится из последних сил. От него пахло лекарствами, чем-то кислым и… страхом. Настоящим, животным страхом.

– Заходи, – буркнул я, отступая. – Только тихо. Сосед спит чутко.

Завел его в дом. В свете лампы на кухне он выглядел еще хуже. Живой скелет в дорогом, но поношенном пальто. Усадил за стол. Налил воды. Он пил маленькими глотками, руки тряслись.

– Умираю, Леший, – выдохнул он прямо, без предисловий. Голос – как шелест сухих листьев. – Рак. Давно. Теперь – конец. Неделя, от силы две.

Что сказать? «Соболезную»? Пустые звуки. Молчал.

– Помнишь Анну? – Его глаза впились в меня. – Дочь мою.

Анна. Сталкер. Хорошая была. Умная, дерзкая. Искала не артефакты для наживы, а знания. Как отец. Погибла… года три назад. Где-то на южном кластере. Подробностей не знал. Слухи ходили – угодила в «мясорубку» или наткнулась на гнездо Контроллера. Центр официально объявил «пропавшей без вести». Вернер тогда сдал. Видел его пару раз – постаревший на десятилетие.

– Помню.

– Она не просто пропала, Леший. Она… осталась там. – Он сжал кулаки на столе, костяшки побелели. – Не телом. Эхом. Якорем.

Слова висели в воздухе. Бессмыслица. Старик бредит? Болезнь, боль, горе.

– Доктор… – начал я осторожно.

– Не надо! – Он резко вскинул руку. – Не думай, что я спятил. Я три года молчал. Искал доказательства. Анализировал данные. Слушал… эфирные помехи Зоны. – Он достал из внутреннего кармана пальто небольшой предмет, завернутый в черную ткань. Аккуратно развернул. – Смотри.

На его ладони лежал артефакт. Не похожий на те шары, сгустки энергии или кристаллы, что обычно выносят сталкеры. Это было… нечто вроде морской звезды. Темный, почти черный металл (или камень?), холодный на вид. Пять изогнутых лучей сходились к небольшому, мутному шарику в центре. От него исходила едва уловимая вибрация. Не звук. Ощущение. Как зубная боль низкой частоты где-то в кости.

– Это… – Вернер коснулся артефакта дрожащим пальцем. – Резонатор. Анна его создала. Вернее, модифицировала из найденного образца. Он… взаимодействует. С полями. С эхом. С тем, что Зона сохраняет.

Вибрация усилилась. Я почувствовал ее кончиками пальцев. И… в висках. Тот самый стук. Он отозвался на артефакт.

– «Якорь», Леший, – прошептал Вернер, наклоняясь ближе. Его дыхание было горячим и прерывистым. – Сильная личность, сильное событие… смерть в агонии, в ужасе… Оно оставляет в структуре Зоны… отпечаток. Устойчивый. Как камень в потоке. Вокруг него нарастает энергия. Искажения. Другие эха притягиваются… Анна стала таким Якорем. Там, где погибла. В Лаборатории «Дельта».

Лаборатория «Дельта». Старое подземное спецхранилище на окраине Южного промкластера. Заброшенное еще до Катастрофы. Потом его облюбовали мутанты и аномалии. Место гиблое. Даже мародеры туда редко суются.

– Почему ты думаешь… – начал я.

– Знаю! – перебил он с неожиданной силой. – Чувствую! Сквозь боль, сквозь морфий… Чувствую ее страх! Ее боль! Она там, Леший! Не призрак. Не дух. Эхо. Сгусток памяти, эмоций, застывший в аномальном янтаре Зоны! – Он схватил мою руку. Его пальцы были ледяными и влажными. – И он… Оно… хочет ее использовать!

– Кто? – спросил я, чувствуя, как по спине ползет холодок. Не от его слов. От вибрации артефакта. Она входила в резонанс со стуком в висках. Становилось трудно дышать.

– Не знаю! – Старик отчаянно мотнул головой. – Сила. Сознание? Коллективное эхо? Что-то древнее, просыпающееся в глубинах… Оно питается этой энергией. Искажениями. Страхом. Анна для него… точка опоры! Рычаг! Если оно доберется до ее Якоря полностью… – Он не договорил. Закашлялся. Страшный, раздирающий горло кашель. Вытер губы платком. На белой ткани осталось алое пятно. – Возьми резонатор. Он поможет найти дорогу. Поможет… почувствовать. Иди в «Дельту». Найди ее комнату. Там должен быть… ее полевой дневник. В нем… все. Правда. И, возможно… ключ. Ключ к освобождению. Или к уничтожению. Не знаю. Но он нужен! Чтобы остановить… ЭТО.

Он сунул мне в руки холодный артефакт. Вибрация ударила по нервам, как током. В ушах зазвенело. На миг показалось, что тени в углу кухни сгустились, зашевелились. Старик смотрел на меня умоляюще.

– Я… не могу, доктор, – выдохнул я. Руки сами сжали резонатор. Холодный, живой. – Я вышел. Закрыл дверь. Лис… – Имя сорвалось само.

– Лис погиб, потому что ты был молод и глуп! – Вернер вдруг зашипел, в его глазах вспыхнул стальной огонек, который я помнил. – Ты жив! Анна… она не совсем мертва, Леший. Зона держит ее, как и всех нас, кто там оставил кусок души! Как держит твоего Лиса! Возьми долг! За меня! За себя! За всех, кого эта проклятая яма сожрала! Найди дневник! Принеси его мне! Или сожги! Но не дай… не дай ЕМУ использовать мою девочку!

Он встал. Шатаясь. Словно вся его ярость и боль выплеснулись в последних словах. Теперь он снова был просто умирающим стариком.

– Я… не обещаю, – сказал я тихо. Горло пересохло.

Он кивнул, не ожидая большего.

– Знаю. Но ты пойдешь. Чувствую. – Он повернулся, заковылял к выходу. На пороге остановился. Не оборачиваясь. – «Дельта». Комната Б-7. На третьем уровне. Там… был ее лагерь. Будь осторожен, Леший. Там… не только мутанты. Там… Эхо сильное. Очень сильное.

Он вышел в темноту. Скрылся за калиткой. Я стоял посреди кухни, сжимая в руках странный артефакт. Вибрация пульсировала в такт стуку в висках. Теперь они бились в унисон. Звучали как погребальный колокол. По Вернеру? По Анне? По моему спокойствию?

Поставил резонатор на стол. Отошел к окну. Смотрел в черный квадрат ночи. Там, далеко за горизонтом, тускло светилось марево Зоны. Как синяк на теле земли.

"Зона держит ее… Как держит твоего Лиса…"

Слова жгли. Как раскаленная игла. Я закрыл глаза. И снова увидел его. Лиса. Не в момент гибели. Раньше. У костра где-то под Припятью. Он чистил свой "Вепрь", напевая под нос похабную частушку. Улыбался. Глаза смеялись. Потом повернул голову… И лицо расплылось. Стало восковым. Мертвым. Глаза – пустые, как у Слепого Пса. И шепот: "Иди, Леший… Иди…"

Резко открыл глаза. Пот стекал по спине. Сердце бешено колотилось. На столе резонатор тускло поблескивал в свете лампы. Вибрация ощущалась даже на расстоянии.

"Найди дневник… Не дай ЕМУ использовать…"

Я подошел к старому, затертому рюкзаку, висевшему на гвозде у двери. Снял его. Пыль зашевелилась под пальцами. Запахло керосином, порохом, потом и… Зоной. Все еще пахло.

Распахнул его. Пустой. Чистый. Как чист был мой срок на этой земле. Тихий. Мертвый.

Взгляд упал на карту. На красный крестик там, где остался Лис. Рядом – синяя волнистая линия старого маршрута. К Южному кластеру. К «Дельте».

Рука сама потянулась к полке. К банке с болтами и гайками для разведки аномалий. Потом – к чехлу с ножами. Костяной основной. Стеклянный запасной. К кобуре пневматического игольника. Знакомый вес. Знакомый холод металла и кости. Знакомое чувство… Собираю себя в кулак. В оружие.

"Червоточина…" – подумал я, беря в руки резонатор. Холодная вибрация побежала по руке, встретилась со стуком в висках. Слилась в один низкий, зловещий гул.

За окном, далеко на горизонте, над Зоной, сверкнула молния. Беззвучно. Как предупреждение. Или приветствие.

Я втянул носом воздух. В нём улавливался уже не запах скошенной травы. А запах грозы. И пыли дороги. Дороги назад.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА:

• [📁 Полный архив текстов (LitRes)]

• [📁 Сообщество свидетелей (АТ)]

• [📁 Закрытые сессии (TG Канал)]

===== ДОСТУП РАЗРЕШЕН =====