...В общем, индийцы взяли в осаду здание немецкого посольства. Вели обстрел «бойко и метко», легкими луками и длинными персидскими ружьями, на удобной позиции из ограды лежавшего вокруг сада. Немцы же не успели подготовить брустверов, и «падали одни за другими». Армяне, жившие напротив, «проливали обильные слезы не менее того, как люди наши проливали свою кровь». Готторпцы покинули здание и заперлись во дворе, индийцы ворвались в помещение и «растащили всё, что только нашли». После чего не прекратили беспредел, полезли в соседний дом и угрожали всему посольскому кварталу... Армяне наконец пробили дыру в стене и укрыли у себя немцев. Индийцев остановил угрозой применения силы только персидский «маршал» с сотнями солдат и «целой половиной города» добровольцев. Шах хотел было индийскому послу голову снести, да отговорил его «канцлер», дело ведь международное, а любые посланники наши гости и судить их могут только «собственные государи».

«Великое несчастье» обошлось 5 убитыми и 10 ранеными, индийцев легло наглухо 24, «а раненых еще больше». Из вещей остались только разбитые бочонки и «несколько копченых языков, колбас и окороков, которые узбеки, будучи магометанами, считали нечистыми». Ущерб оценили в 4 тыс талеров, которые шах обещал компенсировать, но в дальнейшем угаре было не до этого. Олеария вновь не допустили к прямым переговорам, поэтому он описывает обмены подарками, пиры и совместные с шахом выезды на охоту. К декабрю 1637 г. переговоры были завершены. Олеарий оценивает их итоги неутешительно, «шах.. до такой степени сердит был на Бругмана... если б только не хотел щадить герцога голштинского... то непременно велел бы отрубить голову посланнику Бругману».

Один из членов делегации, Лион Бернольди, попался на связях с голландцами, и скрывался у шаха. Брюггеман собрал отряд, чтобы выкрасть того из дворца, но ворота вовремя закрыли. В другой раз, Брюггеман не позволил забрать в шахский гарем «любезную» армянского переводчика Шуана. Все это автор книги оценивает отрицательно, и без покровительства персидского «канцлера, едва ли бы этот посланник, а может быть и все мы, выехали живые из Персии». Купец действовал напористо, в лучших традициях бремени белого человека, и по мнению Кикзее, считал персов отсталым народом. Отчасти это объясняется характером сделанного шаху предложения, в котором торговля отошла на второй план.

Итак, на публичной аудиенции шаху поднесли остатки запасенных подарков, извиняясь двумя кораблекрушениями и нападением индийцев, в частности, вручили несколько сабель, которые якобы предки герцога отбили у турок. На тайной встрече шах намёк оценил, и заявил о готовности выслушать план борьбы с турецким султаном. Фридрих мнил себя защитником Империи и всего христианства, и соглашался, что ослабить турок без союза с Персией затруднительно. Опорой османского могущества считали деньги, а важным источником их получения - торговый маршрут из Рея в Алеппо. Стал-быть, надо закрыть границу, ничего туркам не продавать и не закупать.

Для компенсации убытков Персии предложили перенаправить торговлю через Каспий на север [напоминает механики из Europa Universalis IV]. Серьезность намерений Фридриха доказывало, что герцог уже потратил кучу денег и получил разрешение русского царя. Отныне все караваны из Индии и Китая должны ходить к каспийскому порту [который, правда, еще предстоит построить] и перегружаться на корабли герцога. Косвенно это ударит по испанским [и португальским] перевозкам из Гоа через Красное море в Турцию, что «несоменно привело бы к полезной дружбе» между шахом Сефи и королем Филиппом IV. Поймут свою выгоду и татарский хан [могол] с китайским императором. В итоге турки будут вынуждены закупать товары и платить пошлины в Персии, их города опустеют, и султану будет не на что нанимать солдат.

И пока султан будет пребывать в смятении и страхе, мы [европейцы и персы] ударим «со всех сторон на воде и суше... так, чтобы султан не знал куда обратиться в первую очередь». Когда император Фердинанд III и король Польши Владислав IV поведут наступление через Венгрию, Трансильванию, Подолию и Валахию, то король Испании Филипп IV не удержится от нападения на турок в Барбарии [Алжир и Тунис]. Силы герцога в коалиции с королями Дании, Швеции и Англии высадятся в Сирии для захвата Алеппо и порта Александретты. Франки на чужие территории не претендуют и вернут их шаху, кроме тех, что были отняты у Римской империи и христианства [реально будто ААР по Европе пишу].

Отличный план, жаль, что пиздёж. Вообще удивительно, как такое можно было предлагать в условиях все ёще продолжающейся Тридцатилетней войны. Правда, она пока не пришла в герцогство, Фридрих умело маневрировал; поэтому Готторп и притягивал беженцев из Германии, в т.ч. самого Олеария, который родом из Саксонии. То, что персам оно было приятно слышать, понятно - уже второе десятилетие пылало оттоманско-сефевидское приграничье. Неужели рассчитывали, что купятся и уже не глядя согласятся на предоставление торговых привилегий?

Гольштинцы хотели особую экономическую зону в Азербайджане, и размещения там своей крепости, на берегу Куры либо Аракса. И требовали изгнания голландцев из Персии. Прежде всего, они торгуют с турками. Срывали переговоры в Москве, сулили татарам награду за головы немцев и вообще, приносят только вред шаху и христианам... В этот момент даже Филипп Крузиус осознал, что Брюггемана занесло. Даже не говоря о крестовом походе, к которому персы очевидно отнесутся с подозрением, ведь прежние союзы шаха с Европой не соблюдались. Голландцы уже плотно обосновались в Персии, и обогащали шаха здесь и сейчас, а не в фантазиях купца.

Оверсхи сообщал в Амстердам, что прежде респектабельная репутация Брюггемана падала всё ниже. Якобы он представился послом трёх христианских королей, а потом стал говорить, что простой купец. Тем не менее, голландец предложил поднять закупные цены на шёлк в два раза на ближайшие три-четыре года. Брюггеману было нечем крыть, он лишь язвил, что переплата по итогу окажется в карманах турков. Шах Сефи проявил благоразумие, не стал ничего подписывать, но отправил с гольштинцами своего посланника в Европу, якобы с полномочиями заключения договора. Голландцы убедились, что угроза мнимая; следующий отчет был отправлен лишь в августе 1638 г., в котором отмечали, что шах сам не понял, зачем вообще приезжали немцы.

Гольштинцы бесславно покинули Исфахан 21 декабря 1637 г. To be continued...