-Как она попала к тебе? – задал он мне вполне резонный вопрос о столь судьбоносном для вечности предмете. – Сам Всевышний доверил её Исрафилу, и не один из смертных не в силах отнять её у него.
На тусклом коридорном горизонте показалась ещё одна группа, принюхивающаяся к свободе. Но что-то мне подсказывало, что эти пациенты дурки ищут выход, похожий на мой, и свидетели им будут не нужны, как и мне. Одному мне с ними не справиться даже при поддержке моего сомневающегося трубадура.
-Джинны, по наущению Иблиса, похитили её, спрятали здесь и охраняли её! – ответил я, как можно скорее. – Я выкрал Сур у них, и мы непременно должны вернуть трубу её хозяину! Беги за помощью к правоверным и призови их помочь нам защитить Сур! Джинны нашли нас и идут сюда, чтобы отнять у нас трубу! Аллах Акбар, брат!
Дотошные изучения языка и культуры страны, в которой тебе выпало жить, ещё никогда не вредили. Ну, а религии и верования, особенно же их мистическая составляющая, как раз и являющаяся духовной основой бездуховного бытия её наиболее ревностных адептов, - были моей слабостью в понимании сущности человека. Животные не веруют в чудеса, ощущая окружающий их мир именно таким, какой он есть и именно по этой причине Создатель не наложил на них на них вину за мистический первородный грех. Человек – непростительная ошибка Творца, заигравшегося с копированием Себе подобных, намекнувшим перхоти Своей о неких тайнах мироздания, но не додав ей достаточно ума для его полного понимания. Вот человек и мучает поиском мнимого чуда себя, изводит своими фокусами, иногда запредельно кровавыми, других, и требует божественности от природы. Поэтому идею сакральности способно вместить в себя всё, что угодно – я взвесил в руке одну из мощей койки, оценивая в ней крепость мистики и устойчивость к ударам по бренным мослам сынов божьих – важно, кто, кому и как преподносит таинства божьей благодати.
Мой напарник пересёкся с шайтанами, не задержав на себе их внимания, тогда, когда они разделились, и трое из них помчались по коридору в соседнее крыло здания, а двое поспешили в мою сторону. Уже потому, как они держались, я понял, что эти люди из палат-камер самого строго содержания, расположенных за ещё одной прочной решёткой. Их свозили сюда для освидетельствования со всей республики: серийные убийцы и насильники, людоеды, садисты и расчленители. Ведь перед тем, как повышибать из них мозги в расстрельных подвалах, нужно было формально подтвердить наличие вменяемого в них разума – отдавали ли они себе отчёт в том, что творят. По сути, на аналогично совершаемое зло наш современный закон стал смотреть как на зло здоровое и зло больное, затащив, таким образом, всегда до этого понятное и прямолинейное зло на проблемное поле психоанализа. То есть закон, эволюционируя и развиваясь, решил взять на себя не только функцию оценки степени беззакония и возлагаемую на ответчика меру ответственности за преступление обозначенных норм поведения, но и исследование природы зла. Что ж, блаженны безумцы, ибо не ведаете, что творите!
Нетрудно было догадаться, что если мне моя медицинская карта нужна была для правки в ней на – «здоров», то эти господа злодеи надеялись подправить их на – «больны», окончательно и бесповоротно. Их мозг хотел жить, пусть и за решёткой, и под таблетками, чем превратиться в ближайшем будущем в жирный студень после пулевой инъекции палача.
Но если их порыв к сохранению своих жизней хотя бы вот таким, не совсем эффективны способом (в их случаях окончательную оценку уровня патологии даёт целая экспертная комиссия) мне был понятен, то как это будет выглядеть, когда «положительные» симптомы болезней будут читаться у них у всех, да и без ведома наблюдающих их врачей?.. То, что целых пятеро конченных отморозков, застолбивших себе первые места в очереди в камеру смертников, тут же не подались в бега, говорило о том, что в центре их группы стоит мощная личность. В узде их держит человек настолько довлеющий, рациональный и безжалостный, что после того, как он сам, перебрав бумажки в своей медицинской карте, непременно и без сожаления пустит своих сотоварищей в расход, как ненужных свидетелей. Но сперва они должны помочь ему расчистить дорогу к архиву, обеспечив охрану и безопасность.
Авангард из непредвиденной группы конкурентов, раздав по дороге пендалей и оплеух заблудившимся в потёмках разума и коридора небуйных, угрожающе приблизился ко мне. Их руки также сжимали по куску расчленённого остова койки.
-Твоя работа, пацан? – тут же поинтересовался один из них. Он даже слегка улыбнулся довольный тем, что кто-то вскрыл дверь за них.
-Моя, - признался я. Если бы было можно, то я бы, конечно, не дожидался их здесь для душевных разговоров, а попытался бы забаррикадироваться с той стороны, но дверь открывалась наружу…
-Если прямо сейчас сам свалишь по-быстрому отсюда, то мы тебя не тронем, - пообещал всё тот же «позитивщик». – Так ведь, Бука (бык – узб.)?
Его напарник, олицетворение мрака гниющей души, смотрел сквозь меня. Я хорошо знал этот взгляд, приметивший в тебе будущий для себя труп.
-Какого хера тебе там понадобилось? – прохрипел он. Здоровая подозрительность говорила в его пользу, но не в пользу их вожака, однако.
То, что это были ведомые, я понял сразу. Как и то, что противостоять им врукопашную у меня не было ни единого шанса, даже один на один: моложавый позитивный мужчина был выше среднего роста, спортивный и уверенный в своих силах и навыках, а угрюмый коренастый и жилистый мужик пусть и был со мной одного среднего роста, но его крепкая кость была раза в два шире моей. Но явным преимуществом в них обоих было то, чем природа обделила меня: врождённая физическая мощь сокрушения себе подобных, вооружённых, к тому же, увесистыми кусками чугуна. Тот момент, когда ты оказываешься на пути самых настоящих хищников, с полной вменяемостью на лице. Любая дерзость с твоей стороны, проявление страха, попытки уловок – всё это будет расценено ими как сигнал к нападению. Патовая ситуация, как ни крути, окажись ты на моём месте…
Но изъян моего организма был в том, что функция «бей или беги» не срабатывала в нём автоматом, как у большинства людей и животных. Если надо было, то я мог артистично изобразить этот эффект, в обход реальному взрыву гормонов в момент опасности. В условиях же стресса мой гипоталамус отвечает мне только при осознанной необходимости мгновенно накачать себя адреналином. При условии, что моё Я вдруг не решало для себя поиграть в Мы…
Поэтому отсутствие у меня какой-либо реакции на столь очевидную угрозу, насторожило поклонников смирительной рубашки. Беспорядочно выбивающийся из ритма галдёж звонков тревоги, раскиданных по всему зданию, также никак не способствовали концентрации внимания и присутствию гармонии.
-Там есть кто-то ещё? – уже не так позитивно настроенный почти-смертник кивнул в помещения архива, где я до этого успел включить свет.
-Да нет, - честно ответил я. – Я один.
Я не атаковал, я не собирался убегать… Я им был непонятен, и они не могли объяснить для себя мою роль в точно таком же плане, как и их задумка, и им не было известно о количестве поджидающих их за дверью человек, успевших опередить их крутейшую команду из звёзд насилия. Учуяв в них дух сомнения (а самые смутные сомнения – плоды твоего собственного воображения), я уже не ждал от них дальнейших радикальных действий, так как догадывался о том, что их следующей задачей, после взломанной двери, было ждать подхода основных сил с самим вожаком. Которые не замедлили появиться на горизонте.
-Зря ты, парень, не метнулся отсюда куда подальше, - так же приметив приближение своих товарищей, посочувствовал мне сердобольный громила, вновь обретя веру в силу позитива.
Совсем в другой обстановке я бы с удовольствием пофилософствовал с этим человеком о наличии сострадания к ближнему в его больном восприятии мира. Сейчас же мне было необходимо, имея всего одну попытку, попасть в самую точку самосохранения этих двоих. Инстинкт выживания – вот то, что есть даже у самого конченного социопата – ведь именно это и привело их сюда и сейчас.
-Сомневаюсь, что тот, под кем вы ходите, оставляет после себя свидетелей, - посочувствовал я себе и этим двоим, многозначительно кивнув в сторону приближающихся к нам теней. – Живой свидетель, среди чужих ему или из своих же – уже смертный приговор для него. У сумасшедших нет ни плана, ни свиты. – Конечно, я пока понятия не имел, кто стоял за этими паталогическими убийцами, но то, что это была личность особенная и непредсказуемая, я не сомневался нисколько, как и они сами.
С собой новоприбывшие пациенты пригнали того самого главврача и молоденькую медсестру. Начальник душевного здоровья, кутающийся лишь в один коротенький женский халатик на голое тело, бездумно вращал своими зенками, выдавливаемыми из него нарастающим ужасом. На юной и по-восточному симпатичной девушке были только трусики, но вот самообладания у неё было порядком больше, чем у её шефа.
-Прикиньте, - поделился тут же своими яркими впечатлениями один из захватчиков персонала, - у них там, в кабинете у этого Айболита, случка нанюхалась! Коньяк, шоколадные конфетки в коробочке! – Носитель бурных эмоций продемонстрировал трофеи, захваченные им на поле любовных утех – по улову в каждой руке. – Кто что будет, господа?
-А можно этот персик? – Громила, совсем недавно сочувствующий мне, сделал шаг в сторону девушки. Взбурлившая в нём в одночасье кровь вздыбила даже чугунную трубу в его мощной руке.
Доставивший сюда медсестру четвёртый из пяти особых пациентов, при приближении к ним вулканизирующей массы насилия, с трудом удержал её на месте.
Что это, глупость – тащить сюда, в лапы отъявленных садистов, сластолюбцев-изуверов и убийц в одном флаконе почти голую девушку и добротную выпивку, или их верховод тот ещё гений стратегии многоходовок?! Уверен – второе, и пока что у него всё шло по плану, с бонусами на везение: главврач, прекрасная дева, алкоголь… Ну, и я, в том числе.
-Остынь, Хлыст. – Голос спокойный, отчасти учительский - на свет, исходящий из архива за моей спиной, вышел и его обладатель.
На одёрнутого своим авторитетом раба страстей вождь душегубов даже не взглянул – его холодные глаза мёртвой рыбы упёрлись в меня. Залысина Ильича, слегка выдающиеся скулы, немного миндалевидные глаза и широковатое лицо – ни дать ни взять – чуваш!
Одна из моих отдушин, когда необходимо терпеть нового человека при встрече с ним, это - прослеживать в нём его национальную и этническую принадлежность. Моему интересу понимать людей ещё и со стороны их этноса способствовало то, что Узбекистан, во время последней войны и сразу после неё, благодаря и эвакуации граждан и заводов, и принудительным переселениям народов, плюс грандиозной индустриализации, стал поистине многонациональной республикой. Что ни говори, но основа мышления внушительной части населения планеты завязана на его племенной принадлежности, куда входят язык, культура, религия, менталитет, внешность и прочие признаки его идентичности для осознания себя как личности. Так уж устроен человек современный, но всё ещё примитивный, и поэтому навряд ли узбек, в момент эмоционального потрясения, будет неистово креститься, а заядлый людоед из дикого племени на краю света уж точно не сверится с компасом в поисках Мекки, чтобы воздать благодарность своим богам за сытный ужин, как и более «прогрессивный» человек Запада непременно донесёт на вас за неправильную парковку!
-Я так понимаю, что в этой дурке, всё-таки, нашёлся свой дурик? – поинтересовался у архива за моей спиной неприметный серийный убийца – на фоне его колоритных злодеев-подопечных это было особенно заметно. – И даже не один – как вам показалось? – спросил он теперь со своего садист-авангарда.
-Шаланга, - возразил ему бычара, - ты не так уж и долго отсутствовал. Дверь открыта, мы все в сборе, архив в твоём распоряжении. – Ответственность за дальнейшие действия банды была элегантно перекинута на вожака. – Что, нам замочить этого ханурика? – Огрызок чугунной койки в его крепкой руке указал на меня.
-Кто он? – поинтересовался главный злодей у главврача.
-Какой-то военный, - доложил тот дрожащим голосом, смазав слова жидкими соплями, и тут же оправдавшись за свою некомпетентность: – Он не мой пациент, поэтому мало что знаю о нём.
Время поджимало, следовательно от более детального знакомства пришлось всё же отказаться.
-Валите его, - совсем уж тускло, но бесспорно настойчиво распорядился чувашский Чикатило.
Человек убивавший, и не раз, с каждым следующим разом делает это более качественнее и эффективнее – особый опыт и жгучее желание создают из усердного неофита мастера в любом приглянувшемуся ему деле. И вот, адепт воскрешения мёртвых, вырвавшийся вперёд из небольшой группы единомышленников по вере, на полном ходу и с чудовищной силой всадил некий острый предмет в шею злодею, удерживавшего девушку. Скорее всего его орудие убийства разъединило шейные позвонки ближайшей к нему жертвы, парализовав его и бревном обрушив на пол.
Увидев выскочившие на свет из архива лица последователей поклонника небесной трубы, я бы никогда не заподозрил в них тех, кто так легко даст совратит себя с пути массового побега, ступив на скользкий путь религиозных рвений. Одним из примчавшихся мне на помощь был бывший председатель совхоза, впавший пару лет назад в глубокую депрессию по поводу развала Союза и лишившийся потока бюджетной халявы, после чего публично завещавший похоронить себя с бронзовым бюстом Ильича; другим воином ангела-воскресителя был усердно косящий от Армии сын свадебных музыкантов, с самого детства переодеваемый для праздничных танцулек родителями в платья, и так оставшимся в образе оголённого живота; о двух же других, нацеленных на райские кущи, я почти ничего не знал, кроме того, что они были из «тихих».
Но… Чугунная труба, целившаяся всего секунду назад в меня, одним верным ударом размозжила череп тому, кто следующим наскочил на группу противников всеобщего воскрешения – самому «тихому», предварительно заявившему о своей атаке похлеще самого горластого индейца. Захватит моих оппонентов врасплох было задачей почти невозможной. На мгновение я был буквально поражён их сплочённой и выверенной работой прирождённых убийц. Со стороны их командное противостояние неожиданной и смертельной агрессии выглядело так, будто они годами тренировались на самых элитных полигонах, оттачивая затем своё мастерство на бесчисленных боевых заданиях. Хотя познакомились они, понятное дело, только здесь и не так давно. И понятное дело, что эта смертельная схватка и в дальнейшем обещала быть зрелищной, но, увы, недолгой. Поэтому я, предельно благодарный отряду непредумышленных самоубийц, со спокойной совестью за их искреннюю жертвенность, стал отступать в лоно архива. Медсестричка, отрезанная от просторов коридора битвой титанов психоза, рванула в мою сторону. Параллельно ей в мою сторону метнулся и главврач - также оставленный в пылу боя без надлежащего надзора. То ли плещущиеся тяжёлыми волнами груди девушки, то ли долг перед товарищами, развернул от поля битвы громилу Хлыста в нашу сторону. Его утробный рык то ли страсти, то ли чести перебил на время захлёбывающиеся потуги воплей тревоги. Главврач, нисколько не задумываясь, отбросил со своего пути молодую любовницу в разгорячённые и вожделением, и кровью противников руки маньяка. Оба получили то, что хотели: один – плоть, а другой – пару секунд форы к своему спасению.
-За мной! - взмолился дипломированный медик, наскочив на меня. – Там ещё одна дверь!
А, что?! Психи тоже любят сюрпризы и подарки!
Таким образом в моей медицинской карте моё полное и окончательное выздоровление было расписано не моей рукой, как задумывалось, а твёрдым росчерком самого главврача – его щедрая мне благодарность за спасение и за моё молчание (ведь сами мёртвые медсёстры мало чего могут рассказать). Ну, а деньги за меня, в эти «жёлтые» стены, уверенно нагнетающих депрессию на лишённых ума, и вправду заносились. Главврач лично брал их из рук деда и всех его трёх сыновей – плата за то, чтобы придержать меня здесь нп неопределённое время. Мои заботливые родственнички же, увидев меня на свободе, были уверенны в том, что моя маман в сговоре дядей Лёней перебили их ставку.
