— …Итак, Государь Император с Семьёй и со слугами были расстреляны в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Ипатьевском доме, — сказал учитель. — А вот этот дом.
Он вывел на умную доску изображение кривоватого двухэтажного каменного домишки. Выглядит не особо, но я бы себе на дачу такой поставила.
— В каком-каком доме? — переспросили с задней парты.
— В Ибатьевском, — шепнули за спиной.
Раздалось несколько похабных смешков.
— Не вижу в этом ничего смешного! — пафосно произнес учитель. — Чудовищное убийство помазанников Божьих произошло сто лет назад буквально в километре от нашей школы! Россия много веков будет искупать этот грех! Вы хоть понимаете, в каком городе вы живёте?! Екатеринбург — это русская Голгофа!
«Русская Голгофа», — записала я в тетрадь. Думаю, это фраза может понадобиться на контрольной. Учитель любит, когда мы говорим и пишем его словами.
Тут руку поднял Саня Пирогов. Он сидит на первой парте и обожает спорить с учителями, особенно по истории. Саня умный и всех этим бесит.
— А вот я считаю, что расстрел гражданина Романова был вполне целесообразным, — важно начал Саня. — Ведь еще Сен-Жюст говорил, что нельзя царствовать и быть невиновным. Тем более, девятое января, третье июня… Втягивание России в ненужную ей империалистическую войну… Вспомним хотя бы из Брюсова: «Кто начала царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот»…
— Ой, ну, понеслось, — сказала Алёна, моя соседка по парте.
— Сам кончай, Сань! — подтвердили её мнение с галёрки.
— Да-да. Мы все уже знаем, что ты дофига умный и никогда ни с кем не согласен.
— Вот! — сказал учитель. — Слышал? Широкие народные массы осуждают твои экстремистские высказывания. — Все нормальные люди согласны с тем, что убийство Государя императора было величайшим грехом! Все! Кроме Пирогова.
— Кроме Пирогова, — согласился Пирогов.
От дальнейшего развития их спора нас всех спас звонок.
— А может, Санёк не так уж и не прав, — сказала Алёна, когда мы встали и начали собирать вещи. — Кое в чём Николай заслужил. Надо было умнее вести себя, вот что. Сам довёл до революции, баран…
— Раз учитель говорит, что Николай хороший, значит, хороший, — ответила я. — Все наши беды за последний век это наказание за цареубийство. Вот меня классуха утром с сигаретой заловила… В дневнике, блин, написала, что курю. Думаю, это тоже наказание за то, что большевики расстреляли царя.
— Ты бы спасла его, если б могла? — улыбнулась Алёна.
— А то! Наверняка, судьба не наказывала бы меня тогда за всё подряд… Если б царь был жив, то и ЕГЭ, небось бы не было… И айфон мне бы новый купили… — ответила я, сама не зная, в шутку или всерьёз.
Мы вышли из кабинета. История была последним уроком, домой идти не хотелось. Погода стояла отличная. А кроме того, в моем дневнике красовалась теперь запись о курении, которую совершенно не хотелось показывать родакам. Алёна тоже не спешила к себе, поэтому мы с ней решили прогуляться немного.
Школа находилась в центре города, так что в нашем распоряжении были самые главные места Екатеринбурга. На Плотинке всё уже было исхожено-перехожено. На набережной у нас происходили уроки физкультуры, так что ассоциации с ней были не самые приятные. Поэтому мы решили пройтись немного в другом направлении. Дошли до перекрестка с Карла Либкнехта, углубились в «литературный квартал», немного побродили по парку с прудом, потом вышли оттуда и поняли, что притащились на то самое место, о котором говорили сегодня на истории.
— Завтра опять история, — вздохнула Алёна. — Надо выучить всю эту муть. По-любому будет спрашивать.
— Выучу завтра на перемене, — отмахнулась я. — Мне больше интересно, какая всё-таки сволочь сдала нас классухе. Ведь ей же не было никакого резона просто так болтаться в сквере возле школы! Всяко нас искала…
— Я тебе скажу что-то… Ты только не волнуйся…
— Да не злись ты так сразу!
— «Не злись»? Да меня предки разорвут теперь! Ни нового айфона, ничего теперь не будет, только крики и скандалы! Я курю, блин! Ну, конечно, я курю! Один раз попробовала, а в дневнике написали так, как будто дую, блин, по пачке в день! И кому надо быть благодарной? Подружке Алёнушке!
— Да послушай ты, Полин! Я же не знала!
— Что ты там! И что ты куришь! Классуха спросила, где Прошкина. Я ее видела, и ну и ответила. Кто же знал, что ты там с Прошкиной тусуешься и что вы вместе курите…
— Ах, ну, конечно, не знала! Да мразь ты, Алёна!
— Полегче-шмалегче! Ты мне больше не подруга, вот и всё! Катись к чертям!
Я пошла, куда глаза глядят. Алёна устремилась за мной следом.
Но я лишь ускорила шаг. Хотелось как можно быстрее исчезнуть, убежать куда-нибудь подальше от этой предательницы. «Я всегда подозревала, что она такая, всегда подозревала…» — крутилось у меня в голове.
— Полина! — раздалось из-за спины.
Передо мной была церковь. Та самая церковь, где ловил покемонов какой-то скандально прославившийся пацан. Официально ее называют Храм-на-Крови, а в неофициально — Храм-на-Бюджете. Походами по таким заведениям лично я никогда не увлекалась, но в этот раз почему-то решила, что это хорошее место, чтоб скрыться от неприятной особы. Вроде бы Алёнка говорила, что она верующая, поэтому она не посмеет заходить в церковь без платочка и тем более ругаться там внутри. А я в бога не верю. Наверно. Не знаю. Плевать.
Я зашла. В нос ударили странные запахи, в уши — непривычная для центра города тишина. Впрочем, она продлилась не более нескольких секунд:
— Вон там юбки у входа лежат!
— Да отвалите вы все! — выкрикнула я, соображая, что спрятаться от одной-единственной предательницы среди кучи безумных бабулек было плохой идеей.
— Как ты смеешь кричать в Божьем доме?
— Девочка, это храм, а не притон!
— Оденься прилично немедленно!
— Вот молодёжь распоясалась!
Я попыталась вырваться из окружения бабок и бросилась вперед, к алтарной части. Куча мерзких голосов, последовавших за мной, заверещали, что и туда нельзя.
— Катитесь к чёрту!!! — закричала что есть мочи. — Ненавижу вас! И этот мир! И всех! И школу! И предателей! И сраные запреты эти все! Пойду, куда хочу, понятно вам?!
И с этими словами я рванула к маленькой дверце в уголке, за иконостасом. Я знала, что ходить туда нельзя, что там находится поповская подсобка или что-то в этом духе. Но настроение было такое, что хотелось отомстить всем вокруг. Хотелось перестать уже бояться: будущих экзаменов, родителей, директора, неясного будущего… Хотелось нарушить запрет.
В общем, я открыла дверь и вышла.
За дверью была не подсобка, а улица. При этом не улица Толмачева или Карла Либкнехта, как следовало ожидать, а какая-то незнакомая, каменно-деревянная, застроенная малоэтажными домами. С первых же секунд у меня возникло ощущение, что с этой улицей что-то не так: она неправильно выглядела, неправильно звучала, неправильно пахла… Казалось бы, это была обычная старая застройка центра города, но что-то показалось мне в ней угрожающим…
Я решила еще раз пройти через церковь и выйти из главного входа, чтоб вновь оказаться в знакомых местах.
На ее месте стоял кривоватый двухэтажный дом из камня.
Он был обнесен деревянным забором.
Но я всё равно его узнала.
Это был тот самый дом с неприличным названием, с урока истории.
Дом, снесенный сорок лет назад.
