011. Абордаж.
В порту мы простояли не долго. Зачем мозолить глаза, когда столько вопросов и любопытно-настороженных глаз с ушами уже было со всех сторон. Да и трюмы были заполнены не только золотом и драгоценными камнями, но имелся ещё груз рабов и продовольствия, который надо было отвезти на остров. К тому же о ценностях почти наверняка знали много людей. И мы отправились в обратный путь к нашей базе.
Мы не торопились, т. к. в открытом море нам ничего не грозило. Вахтенные в «корзине» на самой верхушке мачты, вперёдсмотрящие, охранная электронная система, - всё это давало мне уверенность, что наша защита безукоризненна. Мы встали на отдых в удобном для нас месте и просто отсыпались. Спешить некуда, продовольствия и водных запасов хватит очень на долго, морской тёплый ветерок давал такое блаженство, что менять его на скучный и душный воздух комнат острова или кают просто не хотелось. Правда, сюда даже не долетали птицы, но от этого было как-то ни холодно, ни жарко.
Анжелика управляла командой очень даже строго, да они и подчинялись ей с большой радостью. Монашки обрели новый дом, свободу, нормальное снабжение всем необходимым, возможность тренироваться для новых боев и походов. Драили палубу. Точили и чистили оружие. Ежедневно по много часов они проводили на палубе, отрабатывая теперь ещё и незнакомые им приёмы и тактику боя на корабле, на мачтах, на снастях и в трюме. Ведь никто не знает, как сложатся завтрашние или послезавтрашние события, и потому нам надо быть готовыми и к этому.
Я с первых же дней тренировок присоединился к ним. Показывал приёмы из опыта своей подготовки, учил владению новым оружием. Конечно, очень уж «колдовское» оружие я им не давал, но кое-что раздал. Это вызвало неописуемый восторг. Пришлось объяснять, что я привёз его из ОЧЕНЬ далёкой страны, куда даже и доплыть сейчас не удастся. Лика сказала мне как-то наедине, что дамочки только утвердились во мнении, что я колдун, - но БЕЛЫЙ колдун. И что им с колдуном во главе и с моей силой в своих рядах стало очень комфортно и добавило уверенности и боевого духа. (Я думаю!) Вот только расспрашивать меня об этом моем свойстве они просто боятся, что ли… Да я и не хочу таких расспросов. Ну и что я им скажу?
«Помолодеть» они постарались все. Я предупредил, что не хочу командовать отрядом новорожденных деток, потому чары омоложения буду применять не ко всем и не всегда. Они и так почти сравнялись по возрасту и теперь представляли собой достаточно однородный отряд, - любо дорого посмотреть. Если вспомнить, как они выстроились передо мной в первый раз (помню, помню), - от 18 до 50 лет, - то теперь!…
Хороши чертовки? Ой, нет, монашки! Конечно, в миру они ходят в длинных чёрных рясах и с глубокими капюшонами, да ещё типа противомоскитную сетку на лице носят, а передо мной вот так и щеголяют на тренировках. Такие наряды даже под рясы не одевают. Договорились между собой, что никто, кто их такими увидит случайно, не должен остаться в живых.
Нет, ну те, кто захотел оставить себе более старший возраст, - как наша Первая Дама, - то так и сделали. Если ей приятнее, будучи наставницей, чувствовать себя чуть старше, то ничего в этом предосудительного нет, как я считаю. К тому же появляться на приёмах у официальных лиц с серьёзной дамой правильнее, чем с козочкой- соплявочкой.
Эх! Нет тут Олега!… Я ж воздушно-десантным отрядом командовал, а он именно морскими десантниками. (Ну, оба мы были десантниками, - по бумагам, - хотя предпочтение отдавалось больше диверсионным операциям.) Так в обучении бою на море и на морских судах ему было бы сподручнее преподавать. Ну да ладно! В любом случае приёмы боя, которым я учил своих подопечных, в этом мире и в этом времени неизвестны. Потому они положат на обе лопатки любого, кто…
Браслет на руке невидимо завибрировал, давая знать, что для меня есть важная информация. Я ушёл в каюту и проверил сообщение. К нам на всех парах приближался корабль Смоллетта. Маячок-то из его мачты я второпях не соизволил извлечь, да и случая такого не было. Ну и ладно. Ну и хорошо. Значит, наместник теперь в хорошем настроении, и можно будет с ним посидеть в неформальной обстановке. И обсудить будущее знакомство с королём.
В палату постучалась Соня, - наша юнга, дочь управляющего покинутой колонии, а по совместительству послушница «Монастыря», - и передала мне сообщение Анжелики, что, согласно наблюдений вахтенных, к нам приближается уже известный мне корабль.
Мы не стали даже и сдвигаться с места, поднимать паруса, - только развесили на верхушках мачт приветственные сигналы. Девушки быстренько надели поверх тренировочных костюмов свои рясы и замерли вдоль борта, приветствуя.
Корабль Смоллетта не прошёл мимо, остановился и спустил баркас. Я удивился тому, что в подзорную трубу увидел, что сам капитан Смоллетт сошёл на баркас с большим количеством солдат. Ох, уже и почётный караул мне готовят для поездки к наместнику?! Занятно! И приятно!
- Сандр, что они делают? - спросила удивлённая Анжелика, когда увидела, как открываются пушечные порты корабля.
- Наверно, салют хотят дать в нашу честь, - ответил я, улыбаясь.
- Ну, тогда я на всякий случай уберу от края своих девушек.
- Не возражаю, хотя считаю, что осторожность излишняя. Просто предупреди, чтобы с солдатами были приветливы, но вольностей не допускали.
- Об этом монашек можно и не предупреждать. Для вольностей у нас есть только ты, - улыбнулась Первая Дама и пошла к своим подчиненным.
Когда капитан Смоллетт со своими солдатами вышел из баркаса на палубу, я пошёл к нему навстречу, чтобы приветствовать. Он ответил лёгким поклоном, на моё приглашение в каюту согласился, и в сопровождении двух матросов спустился вниз.
В каюте он, не садясь на стул, объявил, что я арестован и приказал выдать ему все те ценности, которые я получил от промышленников и банкиров перед отплытием из порта.
- Вы же понимаете, что я следил за Вами всё время, - торжественно улыбался он. - Вы надули наместника, но не меня. И потому я потоплю Ваш корабль, а все эти награбленные богатства пойдут короне.
Я услышал выстрел из орудия и понимал теперь, что это не салют. В дверь ворвалась и упала от подножки солдата одна из монашек в разорванном и почти сорванном с неё монашеском наряде. Капитан с удивлением увидел под рясой бесовский костюм из кожи без рукавов и … У него пропал дар речи. Когда он поднял на меня глаза, то получил сильный нокаутирующий удар в лицо. С разворота я быстро уложил на пол обоих сопровождавших его солдат и побежал на палубу. Дурак! Какой же я дурак! Скорее, скорее!…
Удар ядра пришёлся на нос «Монастыря», но не повредил его. А Джуля - милая нежная Джульетта - лежала на палубе в окружении пригнувшихся в сторону солдат, словно приготовившихся к прыжку, девушек. С почти оторванной левой рукой, ряса разорвана полностью, в луже крови. Солдаты выставили перед собой ружья, капрал с округлившимися от ужаса глазами истошным криком командовал монашкам ложиться на пол…
- Монастырь! Ату их! - проревел я, первый кинулся на капрала и разрубил его голову саблей пополам. Потом я подбежал к Джуле, чтобы наложить ей жгут, но, уже бросившись перед ней на колени, понял, что «живая» вода ей уже не нужна, а «мёртвой» воды у меня нет. Джуля была мертва. Совсем мертва. Соня, держа голову подруги, умоляюще смотрела на меня.
Когда я поднял взгляд от Джули, на палубе шла рубка. Девушки смяли отряд солдат и просто зарубили своими саблями и их же штыками. Такого ожесточения я не видел никогда. Хотя…
Увлекательно смотреть, как в кинематографе дерутся мужчины. Тяжело, жестоко, методично убивают друг друга с помощью оружия или просто голыми руками. Если показывают, как дерутся женщины, то они, в принципе, дерутся по мужским законам. Только фигурки привлекательнее, позы сексуальнее. Но тот, кто не видел драку по настоящему озверевших женщин, даже без оружия, - тот настоящего женского боя никогда не видел.
В давней студенческой молодости я попал на одну большую танцплощадку в парке труда и отдыха, где не поделили мальчиков девушки камвольного и меланжевого комбинатов, - ткачихи. Начало боя я не увидел, но стало понятно, что сошлись «стенка на стенку» человек по тридцать-сорок с каждой стороны. Если мужики дерутся молча или с матом, то на этот раз с воздухе стоял просто сплошной отборный мат, перекрываемый непрерывным женским визгом. Клубок тел, - просто трудно понять, как они там в в этом клубке разбирают, кто свой, а кто чужой. Туфли летят, париками душат, выдернутыми из волос заколками колют с размаха в глаза противницы. Я впервые узнал, что обольстительная женская туфелька на длинной шпильке — на самом деле очень опасное калечащее оружие, если туфельку умело взять в руку и рубить этой шпилькой по темечку, по лицу, по плечам и рукам. Если мужик ударил в лицо пару раз и доволен, то дама, взяв противницу за волосы и уши, молотит её лицом о свою коленку или асфальт, пока лицо не превращается в «гоголь-моголь».
Не хочу описывать все другие зверства, которые я в этот вечер насмотрелся. Толпа милиции и пожарников дружно окружила место потасовки, но внутрь влезть или не смогла, или не рискнула. Вот когда три четверти или больше участниц полегли или обессилили, тогда их и растащили: кого в «воронки», кого в «скорые». Я на всю жизнь усвоил для себя, что воюющая разъярённая женщина может быть страшнее десантника. И это в мирное время, без оружия, на танцевальной площадке!
Так вот такими разъярёнными женщинами и оказались мои монашки. Солдаты были просто убиты своими же штыками. Потом мы подняли паруса и стали вплотную к борту противника. Начался «абордаж», когда монашки прыгали на корабль противника даже не дождавшись полного сближения. Кошмарный бой продолжался до тех пор, пока основная масса противника не корчилась в лужах собственной крови, а остальные плыли лицом вниз по волнам.
УЧАСТВОВАЛИ ВСЕ. Даже Соня приняла участие, хотя и не такое умелое и интенсивное, - но посильное. Плакала — и колола, ревела — и стреляла. За подругу… И сама добивала раненых.
- Притащите сюда Смоллетта! - приказал я. - ЖИВОГО! - заревел я вслед рванувшейся Лике и нескольким помощницам.
- Ты видишь? ВИДИШЬ, что ты сделал? - орал я ему в лицо, поставив его на колени перед мёртвой Джулей. А он оглядывался вокруг и видел только трупы своих солдат и ни одного живого. - ТЫ УБИЛ ДЖУЛИ! - орал я, нисколько не стыдясь своих слез. И сдерживал тех, кто пытался его ударить саблей. - Где наместник? Куда он мог спрятаться? Дай его мне!
- Его здесь нет, - Смоллетт плакал и вытирал лицо руками, испачканными в крови его же солдат. Размазывал сопли пополам с кровью по одежде. - Он ушёл раньше, на другом, скоростном корабле. Мы вышли позднее.
- Это он сам приказал нас догнать? Когда? - я схватил его за воротник, рванул к себе, но воротник разорвался и почти весь остался у меня в кулаке. Смоллетт упал лицом на палубу в лужу крови.
- Он не знал ничего о ваших погрузках и скомандовал мне только вернуться в столицу, - рыдал он в голос, просто в ужасе от происходящего. - Это я сам решил попиратствовать. Для семьи, для своих детей! Простите меня! Богом прошу! Я сожале….
- На рею его! - заревел опять я, - других мыслей у меня уже не было и быть не могло.
Его и двух оглушённых мной ранее в моей каюте солдат, - последних живых из всего экипажа целого корабля, - мы казнили прямо на его же корабле. Повесили на рее.
Мы не стали отходить от вражеского корабля, - просто он мне ещё был нужен. Мы сначала оплакали и отпели Джулю, потом опустили её в воды океана и дали прощальный залп.
Я долго копался, выгребая бумаги капитана Смоллетта и его помощников, перенёс их к себе в каюту. В трюме мы обнаружили большое количество рабынь и женских нарядов, которых Смоллетт вёз в столицу. Дамочки вместе с вызволенными рабынями перегружали запасы и оружие, - а последнего на хорошо вооружённом военном корабле хватало, - наряды и все материалы, снимали части корабля, и всё, что нам самим могло пригодиться. Ну, раз уж мы пираты, то надо следовать их привычкам. Трофеи — дело святое. Рабыням предложили плыть с нами. Или прыгать за борт. Свидетели мне не нужны.
Я долго думал, оставить ли захваченный военный корабль в своём корабельном хранилище, но потом подумал, что это слишком большая и бросающаяся в глаза улика. Потому…
Вражеский корабль горел ярко и красиво, но уж очень удушливо чадил. «Труп врага всегда пахнет приятно», - говорил какой-то кино-герой. Ну, туда ему и дорога, военному пирату. Его даже не перекрестил никто.
...В моей каюте крепко спала заплаканная Соня. Я упал рядом с ней и тоже крепко заснул.
