История эта из таких далёких времён, что и не вспомнить уже. Мне ее дед рассказал, а ему — его дед. А тому деду — самый первый дед. А тогда врать ещё и не умели.
Как только появились море и суша, сразу возникли небесные и подземные шептуны.
Появились в море первые нерпы, на суше первые олени, а над ними всеми — первые птицы. Было их две. Чернопёрую звали Тун, что значит “Мрак”, а белопёрую — Куун, что значит “День”. Вместе никак они не могли небо поделить, и потому летали они по очереди.
Над сушей и морем Куун белыми крыльями махала, и все вокруг радовались свету. Когда Тун на смену ей взмывала в высь, жизнь на суше и море успокаивалась, все засыпали и ждали следующего дня.
Небесные шептуны говорили Куун: “Посмотри, как тебе радуются все вокруг! Рыба резвится в волне, оленята ягель ищут, нерпы на льдинах греются”. И не было им дела до мышей, леммингов и пеструшек. Слишком они мелкие, незаметные. Да и разве они в тундре главные?
Подземные шептуны говорили Тун: “Никому ты не нужна. Всякий, кто тебя встречает — норовит глаза закрыть и спать улечься”. Слышала Тун, как приказывает ошкуй своему сыночку: “Ночь холодна, но коротка. Пока спишь — растешь. Светлым утром сил наберешься, самым грозным в тундре будешь”. И шептуны подземные о мышках не думали. Кто их сосчитает? Видимо-невидимо их в тундре, да и что они могут? Слабые да никчёмные.
Куун радуется, а Тун злобу вынашивает. А пеструшка в норке хихикает.
Стала Тун думать, как свою соперницу извести. Подземные шептуны, чье сердце в вечной мерзлоте стало твёрже камня, а совесть жиже воды, стали подсказывать: “Пока ты летать будешь, мы так Куун заморозим, что сил у неё подняться в вышину уже не будет. Только обещай нам, что вместе с тобой мы царить на земле станем. И даже если солнце будет тебя упрашивать, не изменишь ты своего слова!”
Тун была не против, потому что встали за неё горой Метель, Мороз и Студеный Ветер. А на стороне Куун было только Солнце. А оно в тундре светит не ярко и греет не жарко.
И вот один раз сменился день ночью, легла Куун в свое гнездо на сопке, а Тун вверх взвилась. Началась ночь непроглядная, даже звезды побоялись светить, в тучах спрятались. Подземные силы: Метель, Мороз, Студёный Ветер вступили в свои права. И вскоре замерзла трава, ягель скрылся под снегом, рыба заснула во льдах. Радовались своей силе Метель, Мороз и Студёный ветер, и птица Тун радовалась с ними.
“Будет вечный мрак!” — кричала она и реяла над притихшей землей и замерзшим Белым морем.
День летала, второй день летала, неделя прошла, месяц истёк.
Куун спала и не просыпалась, всё её гнездо засыпало снегом, завалило сугробом.
Но как подземные силы не радовались, а тундра не погибла. Пушистые шубки медведей и лис спасали от стужи. Толстая шкура касаток и нерп не давала замерзнуть в ледяной воде. Густые перья полярных сов охраняли их от мороза.
А те, кто слабее были — в тёплые края подались, или в спячку в уютные норы спрятались.
А Куун всё спала. И некому было разбудить её. Солнце что в одиночку может? За метельным пологом укрылось, и лучи его никак не пробьются.
Не родился ещё первый шаман, не появился первый человек. А птицы и звери боялись перечить подземным коварным силам.
Только маленькая пеструшка так от голода в своей норке измучилась, что стала пропитания себе искать. Бегала, бегала, пряталась от хитрых воронов и всевидящих сов. Нет ни ягод, ни корешков, ни травки! Нашла пеструшка большой сугроб и в снег зарылась. В тот сугроб, где было гнездо птицы Куун.
“Ей, небось, хорошо. В тепле да в сухости. А мне ох как непросто!” — шуршала пеструшка. Всё одно помирать, от того и не боялась всесильной Куун.
Все веточки и травку сухую пеструшка подъела, а потом увидала горстку белых перьев и за них принялась.
Проснулась Куун, потянулась сладко: “Кто меня тут тревожит?” А пеструшка от страха слово не смогла вымолвить.
Встряхнула Куун крыльями, шею распрямила, сугроб над ней рассыпался, и непроглядная ночь предстала во всей своей суровой силе.
“Как же долго я спала! И как позволила Тун царствовать?” Поднялась Куун над тундрой, покружила, мрак разгоняя. Солнце пошло от горизонта вверх, заиграло Северное Сияние на небесных струнах. Проснулся Тёплый Ветер. Настало веселье. Много для евражек ягод, для медведей — рыбки. Все день славят и просят Куун не уходить больше. Никто о чернокрылой Тун вспоминать не хочет.
Струхнула птица Мрака и вниз ринулась, в самую глубокую нору забилась, чтобы переждать там гнев Куун. Видно, знала, что недолго будет соперница злиться, через полгода устанет и снова спать ляжет. Вот тогда и Тун время придет, и назовут его Полярной ночью.
Полгода день длился. Кто уставал — в норе устраивался, кто был бодр — делом занимался. И никто не жалел, что время мрака ушло. И не хотели верить, что вернется.
Но пеструшка была не так проста, как с виду казалось. Днем в тундре светло, всё как на ладони, и спинка её серая с желтой полосой ох как видна была. И ворону, и лисе, и полярной сове. И песцу и даже росомахе.
“Угомонитесь вы когда-нибудь или нет, ненасытные?” — злилась пеструшка. Стала она примечать что Куун ослабевает, от долгого полёта птицу белопёрую в сон клонит. Тогда пеструшка залезла в самую глубокую расщелину гор Бырранги и разбудила спящую Тун своим неугомонным шуршанием.
Встрепенулась птица мрака, поняла, что её черед настал. Пора возвращаться в поднебесье! Так отдохнувшая Тун усталую Куун спать прогнала.
Пока не родился первый человек, не появился первый шаман, была пеструшка в тундре главной и решала, кому царить на небесах над сушей и морем.
Такую сказку мне дед рассказал, а ему — его дед. А тому деду — самый первый дед.
А откуда он знал — мне про то неведомо. Может, ему пеструшка нашептала?
Автор: Ирина Соляная
Оригинальная публикация ВК
