Александровская слобода, рисунок 16 века
В литературе встречается, что царский "побег" произошел спонтанно, под влиянием эмоций и чуть ли не безумия. На самом деле, факты показывают, что отъезд царя был тщательно им спланирован. Это доказывает сбор икон, который происходил не один день, то что войско подбиралось заранее, так как это были люди, отобранные из многих городов. То, что дворяне ехали с семьями, означает, что для них были уже заранее подготовлены места. Вряд ли женщин и детей собирались содержать зимой в палатках.
Известно, что в 1572 году казну вывозили на 450 подводах (телегах). Предположим, что восемь лет до этого казна была вдвое меньше, но и так получается 200 телег, не считая других, под вещи и припасы. Все это нужно было приготовить заранее.
(Кстати, можно дать оценку, сколько весила царская казна. Грузоподъемность средней телеги 750 кг. Умножаем на 200, получаем 150 тонн. Предположим, что только половина из этого драгоценные металлы. Получим 75 тонн. Предположим, что золото и серебро в казне было в соотношении 1:10, таким образом, там могло быть более 7 тонн золота и почти 70 серебра).
В общем, у нас получается картина, изображающая отъезд царя как точно рассчитанный тактический ход, предусматривающий сопротивление элиты следующим шагам царя. Уйти на безопасное расстояние, собрать силы, укрыть семьи и ценности. И все это в обстановке секретности, чтобы не дать противнику воспрепятствовать.
А “противник”, то есть столичная высшая знать был в полном недоумении. Все гадали, что означают действия царя и чем закончатся. Было только смутное ощущение, что назревает что-то значительное.
Тем временем царь Иван Васильевич перешел к следующим пунктам своего точно рассчитанного плана. И все его последующие действия выдают безукоризненный политический расчет.
3 января 1565 года царь отправляет в Москву две грамоты. В первой, обращенной к митрополиту Афанасию, говорилось, что “царь гнев свой положил” на все без исключения группы элиты, включая и ее низы. Бояре, воеводы и приказные люди растаскивали казну, изменяли и уклонялись от обязанности защищать государство, а духовенство их в этом покрывало. Когда же царь собирался вредителей наказать, то священники, бояре и дворяне вставали горой за преступников. Поэтому царь “от великие жалости сердца, не хотя их многих изменных дел терпети, оставил свое государьство и поехал где вселитися, иде же его, государя, бог наставит”, то есть, отрекся от престола. Я устал, я ухожу, короче, а вы е.. правьте, как хотите.
Казалось бы, почему боярам не принять “отставку” царя и начать весело пилить бюджет? Не все было так просто.
Первый, и самый очевидный из политических маневров Грозного состоял в том, что была отправлена вторая грамота, к простолюдинам столицы. Что было там в подробностях, мы не знаем, но известно, что было сказано «чтобы они себе никоторого сумления не держали, гневу и опалы на них никоторые нет».
Д. Альшиц утверждает, что все время отсутствия царя его агенты всячески разжигали антибоярские настроения простых горожан. Так, или иначе, известно, что москвичи собрались в разгоряченные, возможно, вооруженные толпы и обратились к митрополиту “чтобы били челом государю и великому князю, чтобы над ними милость показал, государства не оставлял, их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук силных избавлял, а хто будет государских лиходеев и изменников, и они за тех не стоят и сами тех потребят”. Таким образом, расчет царя был абсолютно верным, низы Москвы встали целиком на сторону Грозного. Видимо, в памяти торговцев и ремесленников были очень живы картины произвола над ними знати в пору малолетства Ивана. Вспоминая восстание 1547 года, легко представить поголовное истребление элиты московскими низами.
Были и другие расчеты. Царь выступал за ограничение прав узкой верхушки, вряд ли на их защиту боярам удалось бы поднять дворянское войско, да еще и на законного государя. Тем более, эти права, в отличие от Европы не были письменно зафиксированы и царь не давал присяги их защищать.
Еще дед Ивана Грозного объявил Московское государство последним оплотом православия, а себя его главным защитником. Его внук также любил на это напирать, скорее всего, искренне в это веря. Выступить против православного царя, покорителя мусульман, в условиях борьбы против иноверцев было для бояр психологически невозможно. И они капитулировали.
Уже 5 января в Александрово явилась делегация из думных бояр и духовенства. Слобода представляла из себя укрепленный лагерь, и поначалу бояр туда не пустили, только духовенство. Священники стали слезно упрашивать Ивана Васильевича вернуться на царство и переговорить с боярами. Царь «уступил». Бояре просили Грозного вернуться на его условиях.
Олды, помните замечательную рекламу банка «Империал» (покойся с миром), эпизод про Грозного? Царь толкает речь перед народом, обвиняет бояр и заявляет, что устанавливает самодержавие. Когда мужичок из народа спрашивает, на каких условиях, Иван Васильевич эпично отвечает вполголоса: «После узнаете».
Хотя некоторые слова Грозного переданы вполне точно, но последняя фраза придумана для пущего драматизму. Потому что царь Иван свои условия тогда, в Александрово, изложил вполне прямолинейно.
Главных было два. Первое, по своему усмотрению налагать опалу и казнить изменников и непослушников. Второе – учредить опричнину.
Чтобы лучше понять значение опричнины, нужно хотя бы кратко рассмотреть, как же осуществлялась власть государя до того.
Хотя великий князь, затем царь обладал высшей властью, он всегда управлял совместно с Боярской думой, высшим совещательным органом. Дума и царь действовали вместе, составляя единую государственную власть. Это было выражено в формуле «Государь указал и бояре приговорили».
Мы обычно употребляем термин бояре в неформальном смысле, как неопределенную верхушку знати. Но официально «боярин» было званием, которым жаловал государь, и которое давало право находиться, собственно, в Думе. По прочной традиции, в это звание жаловали как раз из верхушки знати, самых сильных родов, которых было где-то два десятка.
Полномочия думы: объявление войны, заключение мира, сбор налогов,принятие законов, обсуждение наиболее важных жалоб, контроль дипломатической переписки, принятие иностранных послов, выполняла контрольные функции надзора за наместниками, позднее – за волостелями, принимала участие в судебных разбирательствах.
В Думу, кроме бояр, входили также окольничие, думные дворяне и думные дьяки. Членов думы царь часто назначал на высшие военные и административные посты. Таким образом, бояре были политической элитой, ниже находился госаппарат, разделенный на приказы, условно, министерства и местные власти во главе с воеводами.
Отношения царя и бояр были запутанными и управлялись не правом, а обычаем. Государь мог наказать боярина за проступок, но обязательно в присутствии остальных и дав возможность оправдаться. Стандартным наказанием была опала. Утверждение опалы было в форме ритуала. Царь бил боярина по губам, затем думный дьяк выщипывал ему бороду. Виновнику запрещали приближаться к государю, он должен был ездить в черной одежде и снимать шапку перед всеми.
Опалу могли позже снять. Здесь большую роль играл механизм поручительства. Митрополит и епископы могли «печаловаться» за опального. Если правитель его прощал, то виновный давал новую клятву верности. Если он снова совершал проступок, его отлучали от церкви.
Бояре тоже могли просить за опального, но поручались деньгами, вносили за него залог. Суммы были солидными, и если прощенный, например, сбегал, то деньги переходили в казну.
Вот это поручительство было неким механизмом обратной связи между царем, церковью и боярством. Если за опального просило очень много народа, значит, верхушка была недовольна государем, и ему следовало изменить политику.
Вот этот механизм и пытался сломать Иван Грозный, вытребовав себе право карать по своему произволу, без всякого противодействия верхушки.
Обычно опричнину сводят к казням, террору. Казни были действительно важным признаком опричнины как политического явления, и о них будет еще много сказано. Но террором опричнина далеко не ограничивалась, это было глубокое социально-политическое изменение. В чем же оно заключалось?
Название опричнина происходит от древнерусского “опричь”, кроме. Это позволило князю Курбскому придумать каламбур, назвав опричников кромешниками. Выражение “тьма кромешная” буквально означает тьма внешняя, за пределами любого света. Согласно религиозным представлением, такая тьма стоит в аду. Соответственно, опричники это адские слуги.
Но в слове опричнина не было ничего адского. До Ивана Грозного оно использовалось для обозначения “вдовьего удела”. После смерти князя все его владение делилось между сыновьями кроме (опричь) удела вдовы, на ее прожитье до конца жизни.
Согласно указу от февраля 1565 года вся территория страны делилась на опричнину и земщину. Земщина это те области, где сохранялся старый порядок, управление Боярской думой. А вот опричные земли становились личным уделом царя, где его власть была абсолютной.
В опричнину вошли преимущественно северные и северо-западные земли Московского государства. Кроме не совсем ясных политических расчетов были вполне прозрачные экономические. Были взяты под царский контроль все районы добычи соли. Это был стратегический товар того времени, приносивший большой и стабильный доход. Территории, примыкавшие к Белому морю были также очень важны как торговые. Также опричными становились земли вокруг Александровой слободы, неофициальной столицы опричнины, а также часть районов Москвы. Царь оставил за собой право забирать в опричнину и другие земли и города, чем потом и пользовался.
Для управления опричниной были созданы особый двор и особая Боярская дума, приказные люди и войско. Неофициальной столицей опричнины была Александрова слобода. На расходы по созданию опричнины царь взял с земщины налог в 100 тысяч рублей. Стоимость средней деревни тогда 100-200 рублей, годовой(!) оклад придворного невысокого ранга 5-6 рублей, наивысший боярский 400 рублей.
Разделение на опричнину и земщину было далеко не только территориальным, но, в первую очередь, социальным. Дело в том, что из опричной территории выводили всех знатных людей, которых царь не хотел там видеть, и наоборот, заселяли в опричнину специально подобранных туда людей. Соответственно, у выводимых людей отбирали землевладение и заменяли его другим. В этой политике не было ничего принципиально нового. Так, например, вывел новгородских бояр Иван III, когда усомнился в их благонадежности. Новым было то, что теперь выводилась и знать коренных московских территорий.
У тех, кто отбирался в опричнину, тщательно проверялась родословная на предмет связи с родами, которые вызвали недовольство Грозного. Естественно и сами они проверялись на лояльность. Опричная знать давала клятву верности царю и, по некоторым свидетельствам, обязывалась под страхом тяжелого наказания не иметь никаких дел с земской.
Конечная цель опричнины остается до сих пор спорной, но промежуточная, кажется, ясна. Это раскол знати на две части, так же как и раздел территории. Старое доброе “разделяй и властвуй”. Конфискация владений коснулась тысяч людей, причем они были совершенно разных слоев, от высшей аристократии до захудалого дворянства. Почему же знать не взбунтовалась?
И здесь царь Иван показал себя блестящим политическим тактиком. Опричной знати давался ряд преимуществ. При переселениях опричники наделялись землей гораздо щедрее, чем земские, освобождались от ряда налогов, давался и ряд других привилегий.
Кроме чисто материальных были и карьерные соображения. Напомню, что все военные и гражданские должности в государстве распределялись согласно знатности. Это называлось местничество.
Часто встречается утверждение, что в опричнину брали худородных, простолюдинов. Частично это верно, но простолюдины никогда не занимали в опричнине важных постов. Другое дело аристократия “второго эшелона”. До опричнины ей самых важных постов не светило, но теперь открывались самые блестящие перспективы.
Возвысившиеся опричники готовы были зубами и ногтями защищать полученное, а для этого нужно было защищать царя и новые порядки. Расчет Грозного полностью оправдался.
За опричными переселениями стояли тысячи бытовых трагедий. Хотя вывод не был опалой, а тем более казнью, и положено было владение компенсировать, можно представить, каково было людям, владевшим вотчиной (личным землевладением) поколениями, покидать родовые гнезда и переселяться неведомо куда. Да и помещики, хотя и жили на землях, данных князьями, тоже частенько жили на них поколениями. Не зря их называли “служилые люди по отечеству”.
Кроме того, приходилось месяцами обивать пороги приказов, занимаясь волокитой. Подавать челобитные, проходить верстание, получать грамоты, часто самому искать подходящее поместье. На примере нескольких дворянских семей по писцовым книгам выяснили, что в среднем между выселением и устройством в новом поместье проходило полтора года.
Все же были исключения. Некий ловкий земский дворянин, Андрей Михалков, умудрился оставить за собой владение в опричнине, хотя это вроде бы было строго запрещено.
Так как опричников наделяли землей по повышенной норме, то государству приходилось наделять выселенных земских “черными”, то есть государственными землями. Вряд ли это радовало “черных” крестьян, ведь до этого над ними стоял только князь. Сплошь и рядом наделения были неравноценными, а если и были справедливыми, то часто вотчина заменялась поместьем, то есть теперь хозяин становился обязан за него служить.
Одно из долгосрочных последствий опричных переселений было то, что рвались социальные связи между соседями, утрачивалась сплоченность дворян на местах, а стало быть и способность к сопротивлению. Видимо, на это и был расчет.
Впрочем, расколоть знать тогда особого труда не составляло. Многие получили дворянское звание буквально накануне. При присоединении Новгорода, Рязани и других земель на рубеже 15-16 века поместьями там наделялись некие “псарь Данилко”, “дьяк Ермола” и даже “истопник Антон”.
Основная масса помещиков была довольно бедна, в середине 16 века средний новгородский дворянин имел 20-25 крестьянских дворов. Если происходили голод или эпидемия, и крестьяне вымирали, нередко помещикам приходилось пахать землю своими руками. Они являлись на воинские смотры в лаптях и слезно жаловались, что служить “невмочь”.
Так что если бы кто-то сказал какому-нибудь боярину Шуйскому, хозяину тысяч гектар и сотен деревень, что он относится к одному классу с помещиком Ивашкой-Вострой саблей, тот бы возмутился, как его, представителя благородного рода можно сравнивать с безвестным служилым человеком, может быть, вчерашним холопом. А для Ивашки боярин - “богатина”, виновник его бедствий и тяжести службы. Так что натравить его на бояр особого труда не составляло, тем более, бедный дворянин мог очень серьезно поправить в опричнине свое благосостояние.
В первые дни опричнины было казнено несколько человек: князь Александр Горбатый, его сын Петр и тесть Головин. Самый видный из них был, конечно же, князь Александр. Он был героем взятия Казани, блестящим полководцем, но ко времени Ливонской войны впал в немилость, возможно, за то, что перечил царю.
Князь С. Ростовский лет десять до того пытался бежать в Литву, но его схватили. Тогда он отговорился тем, что по малому уму заблудился (со свитой в 200 человек) по дороге в свое поместье. Царь тогда его простил, теперь припомнил. Князей И. Кашина и Д. Шевырева также казнили, причем последнего посадили на кол. По легенде, сидя на колу Шевырев распевал религиозные гимны, но это не точно.
Еще несколько бояр постригли в монахи. Судя по всему, масштаб казней в первые два года опричнины был не особенно высок. Гораздо больше в первый год подвергли опале и ссылке. Около 180 человек были сосланы в Казань. В основном это были князья ярославские и ростовские. Их огромные землевладения были конфискованы, взамен были даны поместья в казанских землях.
В 1566 году опричная политика сильно смягчилась. Казни прекратились, в мае большей части казанских ссыльных разрешили вернуться домой и даже вернули поместья. Правда, самые влиятельные князья остались в Казани.
Затихла война с Литвой, в Москву прибыло польско-литовское посольство, начались переговоры. Литовцы предлагали оставить все как есть, поделить Ливонию по захваченным сторонами территориям. Русское правительство требовало Ригу. Переговоры зашли в тупик. Тогда царем в конце июня 1566 был созван земский собор. На нем, кроме бояр и дворян присутствовали купцы. Собор принял решение продолжать войну.
Пожалуй, это был один из наибольших провалов дипломатии Грозного. Возможно, что Ливонскую войну удалось бы закончить уже в том году, получив удобный выход в Балтику.
Значение Земского собора 1566 года не ограничивается внешней политикой. Это был вообще первый достоверный собор, с известными составом и повестками обсуждения. Удивительное дело, что в разгар опричнины, которая у большинства ассоциируется только с репрессиями, произошел шаг к общественному представительству. Этот собор показывает, что Грозный был достаточно гибким политиком, и когда хотел (или мог), то не ограничивался одними репрессиями.
Но если царь планировал примириться с знатью, то он просчитался. Прекращение казней и уступки наоборот дали надежду аристократической оппозиции, что удастся вовсе отменить опричнину. Сначала боярские кланы начали действовать через церковь.
19 мая оставил пост митрополит Афанасий, и нужно было выбрать нового. Царь сам предложил кандидатуру архиепископа Казанского Германа Полева. Вопрос, казалось, был решен, и Полев уже въехал в митрополитские покои. Но тут же начал поучать царя, грозить ему страшным судом и требовать отменить опричнину.
Грозный разозлился, заявил, что ты, мол, еще не выбран, а уже вые пытаешься управлять царем и изгнал Полева обратно в Казань.
Новым кандидатом стал человек совершенно неожиданный. Обычной практикой были выборы из московских или подмосковных епископов, хорошо известных царю. На этот же раз кандидатом стал мало кому известный настоятель Соловецкого монастыря Филипп (Федор) Колычев.
Отпрыск боярского рода, он с детства тяготел к молитве и книгам. Хотя и нес воинскую службу, но то, что Федор не женился до тридцати лет, говорит о его желании уйти в монахи. Когда ему было тридцать, Федор вынужден был бежать из Москвы в связи с участием своих родственников в мятеже Андрея Старицкого. Он пешком дошел до Соловков, постригся там в монахи под именем Филиппа. Молодой боярин стойко переносил тягости монастырского житья наравне со всеми.
Всего через восемь лет престарелый игумен (настоятель) Алексий предложил монастырскому собору Филиппа как своего преемника, и тот был избран.
Новый игумен показал себя как блестящий администратор, да еще и с инженерным уклоном. При его руководстве началось большое строительство. Озера острова были соединены каналами, на них были поставлены мельницы, было построено множество хозяйственных сооружений, стали применяться механические приспособления. Монастырь стал центром процветающего хозяйства. Игумен в миру мог бы сделать неплохую чиновную или коммерческую карьеру, ни до, ни после него такого предприимчивого настоятеля на Соловках не было.
Игумен Филипп наблюдает за строительством, фото в цвете, 1564
В Москве Филипп быстро стал одним из виднейших вождей оппозиции. Он поставил царю условием своего согласия на сан отмену опричнины. Царь, вместо того, чтобы отправить Филиппа вслед за Германом, почему-то стал его уговаривать, и Колычев все же согласился стать митрополитом, не вмешиваясь в политику.
Оппозиция на этом не остановилась, и во время Земского собора 1566 или сразу после него, 300 крупнейших знатных людей подали царю челобитную с жалобами на опричников, и, возможно, с просьбой отмены опричнины. Царь разгневался и приказал всех челобитчиков бросить в тюрьму. Большинство через несколько дней выпустили, но пятьдесят были признаны зачинщиками и биты палками, троим урезали языки, а троих обезглавили. Видимо, с этого момента Грозный отказался от политики компромиссов.
Вместе с тем, царь, судя по всему, чувствовал себя очень неуверенно. Он забрал в опричнину Кострому и так увеличил опричное войско, заодно разгромив оппозиционно настроенных тамошних дворян, построил в Москве, а затем в Вологде мощные укрепленные резиденции. В Кирилловском монастыре он тайно вел переговоры с настоятелем о возможном своем там пострижении, и даже подобрал себе келью.
Тем временем русско-литовские переговоры окончательно зашли в тупик и стороны начали готовиться к новому раунду войны. В Литве прекрасно знали о том, что русская знать очень недовольна царем и решили это использовать.
Литовское правительство отправило письма самым могущественным боярам с предложением перейти к себе на службу или организовать заговор против царя. В числе прочих письмо получил и Иван Челяднин-Федоров.
Совсем недавно боярин был конюшим. Это был один из самых престижных чинов при московском дворце. (Аналоги на Западе - лорд-констебль, коннетабль, шталмейстер). Его уважал и ему доверял царь. И не зря. Челяднин обладал редким для тогдашнего чиновника качеством - он был исключительно честен и никогда не брал взяток. Кроме того, судил всегда справедливо и был очень популярен среди жителей столицы.
Судя по всему, он участвовал в оппозиционном движении 1566 года и впал в немилость. Грозный отправил его воеводой в Полоцк, что было сильным понижением. Несмотря на это, воевода не откликнулся на предложение литовцев, а показал их письмо царю. Грозный произвел сыск и тогда поверил в невиновность бояр.
По его приказу бояре даже написали издевательские ответы литовскому правительству. Но осенью 1567 года царь снова почувствовал страх свержения и провел секретные переговоры с англичанами о возможности получить в Англии убежище.
Тем не менее, Грозный подготовил поход в Литву, но, едва начав его, отменил и помчался в Москву. Царь узнал о боярском заговоре.
Князь Владимир Старицкий, кузен царя и первый после него претендент на трон, рассказал брату о том, что бояре предлагают ему престол. Доказательств заговора у Грозного не было, поэтому он приказал брату поговорить с Челядниным и попросить его назвать людей, которые его поддержат на случай заговора. Старицкий так и сделал, и Грозный, получив список, приступил к репрессиям.
Был ли заговор реальным, или просто бояре вели крамольные разговоры, типа “если свергнем царя, кого на престол поставим”, мы не знаем, и наверное никогда не узнаем. Но этот заговор дал повод Ивану Грозному перейти уже к широким репрессиям.
@acethelittle, спасибо за донат!
Альшиц Д. Начало самодержавия в России
Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским
Скрынников Р. Иван Грозный
