Как раскладной атлас вокруг разворачивается в четырех измерениях моя земля: березовый лес с просеками под ЛЭП, домики на пригорках и церкви в низинах. Светлой ночью мимо поезда пробегают нежно-зеленые дачи, и туман, такой белый, лежит низко-низко, расслабленно, будто раскинувшись звездой на мелководье, весь прозрачный он смотрит в небо.
За дачами к поезду подбегает город Ковров. Мы с проводником, наоборот, отбегаем к пятому вагону, чтобы скинуть мне лестницу на платформу, так как после пятого вагона платформы не существует. Прыжок на деревянные мостки через рельсы, я поправляю съехавший носок, машу проводнику и убегаю в город.
Мой город пахнет холодной крапивой (она остыла за ночь) и сиренью. И ещё пахнет чем-то таким сладким, что щекочет сердце. Не могу вспомнить, чем.
Я поднимаюсь по пригорку с вокзала на торговую площадь. Слева взлетает лестница на другой пригорок - за ним наше с ребятами секретное место, оно называется "рыбалка". И можно пойти прямо, в старый город, в две мои школы, в сад купеческих двухэтажек с резными наличниками, но я иду направо - на яблоневый бульвар.
Давно замечено, что по этому бульвару приличные люди не ходят. Люди занятые и дельные идут по правой стороне улицы - если им надо на вокзал или от вокзала, и по левой стороне, если путь их лежит в старый город. По центральной узкой аллее меж облетающих яблонь идут исключительно праздношатающиеся. И я.
Сильнее пахнуло чем-то сладким, не могу вспомнить, чем.
На клумбы у монумента "Слава науке" завезли новую землю и вместо клумб теперь пирамиды. Юные учёные реют над пирамидами во вьюге из яблочных лепестков.
Я перехожу мост между городами.
За мостом стройный, изогнутый конструктивистский бывший отдел кадров ЗиДа - дом высокий, к нему ведут лестницы. Черные ломкие лестницы на бледно-розовом полукружии эркера. Теперь я вижу, какого цвета Ковров - он желто-розовый. На верхушках жёлтых домов розовая кромка восхода. И пахнет чем-то сладким, что щекочет сердце. Запах совсем из детства, как из детства растут лопухи в оградах между домами.
Дорогу налево обрамляет сирень, как всегда и бывает с дорогами налево. Я хочу свернуть, я хочу бродить, я боюсь, что меня прервут, что со мной заговорят, хочу вдыхать туман, сирень и что-то сладкое, от чего щекочет сердце. И все же я держусь проспекта.
Парни из машины на перекрестке машут мне распахнутыми ресницами.
На площади Победы Вечный огонь в торжественном обрамлении из трёх языков-стел, которое нравится мне до сих пор. Рядом шагают поющие призраки демонстрации, призрачные спортсмены под красными флажками разминаются перед забегом. Перебираю в руках прозрачные тюльпаны.
Кажется, что я иду по проспекту долго-долго, от вокзала до центра примерно тридцать лет, и все эти годы расходится туман, восходит солнце и отчаянно пахнет чем-то, от чего щекочет сердце. Я не хочу приходить, я боюсь дойти, я лучше буду рассматривать барельеф на углу. К сирени и крапиве добавился запах - прохладный и невозмутимый, с обработкой под старую пленку - так вроде пахнут камни родных стен. И что-то очень сладкое, я не могу понять, от этого щекочет сердце.
Я пришла на Ленина 31, я прошла почти весь проспект, такой короткий, всего в 33 года, и в две полосы обрамленный деревьями. Я поднимаю голову. От начала и до самого конца, в две полосы (а раньше были в три) высажены липы. И вот они - такие сладкие.
Я даю себе минуту. Тридцать три вечности и одну минуту перед тем, как войти в старый подъезд над Книжным. Скоро пять утра.
Я поднимаюсь по пригорку с вокзала на торговую площадь. Из-за мокрой травы взмывают надо мной свежевыбеленные барельефы жёлтых каменных домов.
