Вообще о ранних годах Чандрагупты известно не так много, да и то, что известно, подвергается сомнению. Неизвестно точно ни когда и где он родился, ни кто были его родители, ни из какой он варны и касты. Сведения противоречивы: одни утверждали, что он кшатрий из клана мория древней республики Пиппаливана, другие – что сын самого принца Нанда и некой Муры, которая была то ли его наложницей, то ли служанкой, то ли вообще рабыней. О том, кто такая была сама Мура, тоже перетерто немало, да факт остается фактом: достоверные факты (простите за каламбур) нам обо всём этом неизвестны.

Да и многое о пути прихода Чандрагупты к власти – тоже. Традиционно считается, что привёл на трон его брахман по имени Чанакья. Этого Чанакью отождествляют обычно с  автором политического трактата «Артхашастра» («Наука о пользе») по имени Каутилья, а его работу называют одной из первых в истории работ в области экономики, политической науки и секретной полиции. При этом с тем, кто он такой был на самом деле и подробностями его жизни, тоже много проблем. В античных западных источниках о нём, в отличие от его ученика, не говорится ничего. Однако в индийских источниках, а позже искусстве и литературе его образ был очень популярен и остается таковым и поныне.

Познакомились эти двое будто бы в Таксиле, где Чандрагупта учился, и там же разработали свой гениальный план. Первые попытки, правда, были неуспешны, тем более что приходилось вести борьбу не только против владык Магадхи, но и против греко-македонских гарнизонов, оставленных Александром под присмотром Пора и других надёжных (и не очень) людей. Однако время шло, Александр умер, а на окраинах его разваливающейся империи начался полнейший бедлам, Пор был убит, и Чандрагупта с наставником, естественно, всем этим воспользовались. Так что вскоре под контролем Чандрагупты оказался весь Пенджаб, а там уж его войско, наконец, приобрело достаточную мощь, чтобы тягаться с войсками Нандов.

Борьба была упорной, но по её итогу династия Нандов была свергнута, и в 317-м году до н.э. Чандрагупта стал новым царём Магадхи, основав новую династию – Маурьев, которая в скором времени создала одну из величайших империй (в плане размера и мощи) древности и впервые объединила территории практически всей Индии. Границы государства ещё во времена правления Чандрагупты отодвинулись так далеко на запад, что достигли границ государства Селевкидов, правивших в Персии после смерти Александра Македонского по итогам борьбы за его наследство. Слава о Чандрагупте разнеслась по всему эллинистическому миру, и послы к нему были направлены аж из Птолемеевского Египта и из Сирии.

Чандрагупта Маурья правил в итоге с 317 по 298-й годы до н.э., а после будто бы передал трон наследнику, а сам удалился от мира и предался аскезе, следуя указаниям джайнского учителя по имени Ачарья Бхадрабаху (да и умер вскоре от голода нафиг, доограничивался). Новым царём стал сын Биндусара (ок. 298-273 до н.э. Не путать с Бимбисарой), сыном Чандрагупты от его первой жены Дурдхары. Биндусара продолжил завоевания, и именно при нем территория государства Маурьев расширилась аж до границ нынешнего штата Карнатака. При этом против дружественных государств вроде Чола, Пандья и Чера он не воевал, а не завоёванным осталось лишь царство Калинга (Орисса) на востоке. С ним управился уже его сын.

Кстати, о сыне. Многие не знают о Чандрагупте, мало кто, наверное, слышал и о Биндусаре, но практически все знают царя Ашоку (правил ок. 373-232 до н.э.). Вообще о жизни Ашоки известно преимущественно из буддийских источников (и неслучайно), так что сведениям из них доверять особо не приходится, но доля истины в них наверняка есть. Так что передаю, как сама узнала, а там уж придется опираться на здравый смысл.

Ашока был младшим сыном Биндусары от младшей жены по имени Субхадранга. По легенде её отец, бедный брахман, сам отдал её в царский гарем, потому как получил предсказание, что сын его дочери станет великим правителем. При этом реальные шансы у Ашоки стать следующим царем империи Маурьев были, мягко говоря, невысоки. Но его личные качества помогли ему приобрести добрую славу и сторонников, поэтому отец направил его в Аванти в качестве наместника. Там Ашока впервые женился, на дочери богатого торговца, имя которой передают как Шакья Кумари или Сакьякумари. От неё он имел сына Махинду и дочь Сангхамитту. О них скажу чуть позже.

Ашока неплохо управлял вверенными ему землями, а потому случилось так, что произошло восстание в Таксиле (причем уже не первое), и вначале разобраться с ним поручили принцу Сусиме, но тот облажался по полной. Тогда это дело перепоручили Ашоке, и тот оказался на коне, мол, так славно сработал, что при осаде им города жители Таксилы сами сдались, а ему устроили роскошный прием (как по мне, попахивает гоневом). Эта история будто бы и привела многих важных людей к мысли, что Сусима такой большой страной править не сможет, поэтому, когда умер законный царь, вестника, первым делом, отправили к Ашоке. Если совсем коротко – так вот Ашока и стал царём. Хотя недовольных было немало, и, пока с ними всеми разобрались, уже четыре года прошло, именно тогда, в 268-м году до н.э., официальная коронация и состоялась.

Спустя восемь лет после своего прихода к власти укрепивший свои позиции Ашока, как истинный царь, решил продолжить дело деда и отца и пошёл войной на Калингу, последнее непокоренное Маурьями государство в северной Индии. Калинга оказала серьёзное сопротивление, что привело к многочисленным жертвам с обеих сторон. Вот тут-то, если верить буддийским источникам, у Ашоки произошел личностный кризис и пересмотр жизненных ценностей и ориентиров, и будто бы после этого он больше войн не вёл, и вообще принял буддизм и стал править в соответствии с буддийскими принципами.

Если спросить, чем прославился Ашока, то точно скажут – своими колоннами и распространением буддизма. И действительно, встречается мнение, что никто не сделал больше, чем он, чтобы буддизм распространился и стал мировой религией. Те колонны известны своими знаменитыми Эдиктами Ашоки, в которых он повелевал уважать любое вероисповедание, запретить охоту ради забавы, принудительные работы и бесцельное выжигание лесов, предписывалось создание гостиниц и больниц, причем лечить предполагалось как для людей, так и животных. Также была обновлена и всеиндийская система дорог, построены новые каналы, ирригационные сооружения и колодцы, высажены деревья. И это далеко не всё. Ашока проявил себя как, пожалуй, один из самых (если не самый) прогрессивный правитель не только древности, но и более поздних периодов, поставив во главе угла благополучие всех живых существ, а не собственные интересы.

Буддизм, благодаря его стараниям, распространился не только на восток и на юг, в царство Анурадхапура на Шри-Ланке, но и далеко на запад, причем на территориях Пакистана и Афганистана буддизм удерживал сильные позиции вплоть до средневековья. Как минимум, двое детей Ашоки – Махинда и Сангхамитта стали буддийскими монахами и проповедниками, причем Сангхамитта, изначально выданная замуж, стала монахиней после того, как монахом стал её муж, и способствовала расширению возможностей для практикования именно среди женщин. И именно она была послана на пожизненную миссию в Анурадхапуру. Ашока не особо разделял энтузиазма дочери, но она его уговорила и отправилась на остров со своими сторонницами и отводком священного дерева Бодхи. По некоторым сведениям, фикус, выросший из того отводка, благополучно дожил до наших дней.

Всё это было круто и масштабно. Однако, если верить поздним буддистским писаниям, к концу своего правления царь Ашока, преподнося щедрые дары в пользу буддийской общины для процветания учения Будды, разорил государственную казну. В этот период внук Ашоки – Сампади (Самирати, Сампрати) стал наследником престола. И вскоре из-за волнений в стране (например, опять вспыхнуло восстание в Таксиле) царь был фактически отстранен от власти. А после его смерти империя, предположительно, раскололась на две части – восточную с центром в Паталипутре и западную с центром в Таксиле. Одной предположительно управлял внук Ашоки Дашаратха(232-224 до н.э.), а другой – Сампади (ок. 224-215 до н.э.). Впрочем, есть и версия о том, что сначала правил первый, а потом второй (отсюда и такие даты). Как бы то ни было, уже при этих правителях государство Маурьев начало ослабевать.

Потом правили такие малоизвестные цари как Шалишука (215-202 до н.э.), Деваварман (202-195 до н.э.) и Шатадхану (195-187 до н.э.), а потом в течение семи лет Брихадратха (187-180 до н.э.), известный как последний правитель из Маурьев, убитый своим главнокомандующим – Пушьямитрой Шунга, основателем династии Шунга. Но это совсем иная история. А сегодня будет о временах взлета и расцвета империи Маурьев, что нашло своё отражение в книгах:

«Чандрагупта» Х. Н. Апте и «Добрый царь Ашока» Б.И. Галимова

Время действия: IV-III века до н.э., ок. 340-298 до н.э. и ок. 260-232 до н.э.

Место действия: государство Нандов, затем государство Маурьев и некоторые другие индийские государства того периода (территории современных Индии и Бангладеш).

Интересное из истории создания:

Хари Нараян Апте (1864-1919) – индийский писатель из Махараштры, писавший, соответственно, на языке маратхи. Причем он считается родоначальником литературы на маратхи, т.к. до него на этом языке мало кто писал.

Родился и поначалу жил будущий писатель в маленьком городке, потом с семьей переехал в Бомбей (ныне это Мумбаи), а потом в Пуну (небольшой город неподалеку), где и прожил всю оставшуюся жизнь. Рано женился по настоянию родителей, но при этом с детства увлекался английской литературой и, будучи выходцем из варны брахманов, закономерно получил хорошее образование (в 1883 году поступил в колледж Деккана, в 1885 перешёл в созданный колледж Фергюссона). В 1890-м году молодой Хари Нараян Апте основал собственную газету Karamanuk (рус. Развлечение), но свой первый роман, Madhali Sthiti (на русский это переводится примерно как «Срединное положение», поскольку ни контекста, ни маратхи я не знаю, точнее перевести не могу. Могу лишь сказать, что иногда это переводят как «Посередине», но я сомневаюсь в точности такого перевода) написал пятью годами ранее. Всего на его счету 21 произведение, 11 из которых – на темы национальной истории. Считается первым романистом на маратхи, отражавшим в своих произведениях проблемы современного ему общества.

В его произведениях, в частности, поднимаются темы низкого статуса и ущемленного положения женщин в индийском общества того периода, детских браков и их последствий. При этом он обращался также к теме патриотизма и индийской истории. Интерес к славному прошлому, очевидно, и привёл его к написанию романа «Чандрагупта» об основателе империи Маурья. Это произведение было им написано в 1904-м году.

При написании своего романа Апте использовал индийские предания (пураны) и драму на санскрите «Мудраракшаса» Вишакхадатты, писателя VI–VII веков. В них рассказывалось о том, как брахман Чанакья, или Каутилья, из города Такшашилы с помощью искусных политических интриг возвел на престол княжества Магадхи Чандратупту Маурью и привлек на свою сторону лучших советников убитого царя Нанды. Как я и говорила выше, в преданиях отражаются самые разные версии событий, причем иногда противоречащие друг другу, и не всегда они отражают действительность, т.к. им присуща обыкновенная в таких случаях мифологизация. Тем не менее, когда записей в достоверных исторических источниках нет, приходится довольствоваться малым.

Что касается творчества Брячеслава Ивановича Галимова, то…трампампам, кроме того, что это современный русскоязычный автор, мне о нём сказать нечего. Никакой информации о нем я не нашла, хотя в Сети в свободном доступе произведений его предостаточно, в том числе на самиздате. Повесть «Добрый царь Ашока» была впервые размещена предположительно в 2016-м году. Поняв, как обстоят дела, я даже с некоторой опаской взялась это читать, но…Пожалуй, оно того стоило. Я редко обращаюсь к творчеству современных писателей (а уж тем более малоизвестных), но тут решила всё-таки сделать исключение. Подробнее расскажу дальше.

О чём:

История о Чандрагупте начинается ещё во времена Индийского похода Александра Македонского (что, конечно, выглядит как гонево, если считать, что Чандрагупта родился около 340-го года до н.э.) или примерно тогда, что становится ясно из рассказов пастухов. Один из пастухов, участвующих в обсуждении, в ночи у костра получил весть о том, что пропал счастливый теленок из его стада, и пошёл его искать. Теленка он не нашёл, зато нашёл брошенного младенца, завернутого в дорогие ткани, и с дорогим защитным браслетом. Мальчика этого он забрал себе и стал растить как собственного сына. Так бы, наверное, тот и прозябал бы в глуши, кабы спустя лет десять-пятнадцать не обидел царь Магадхи Дханананда одного злопамятного брахмана.

Звали того брахмана Вишнушарма, и жил он в бедной хижине в Такшашиле с матерью, и был очень умён и сведущ во многих вещах. Хочется, конечно, спросить – «Если ты такой умный, то почему ты в таком дерьме… незавидном положении?». Вот брахман, походу, тоже не раз задавался этим вопросом. Поначалу он всё сваливал на поганых завоевателей, потом у него заболела мать, и он, будучи почтительным сыном, все силы бросал на заботу о ней. Когда же она умерла, отмазы у Вишнушармы, походу, закончилось, и он задал себе уже другой вопрос – «Ну-ка, тварь я дрожащая или право имею?».

Решив, что всё-таки право имеет, он, уладив свои немногочисленные дела, отправился прямиком к владыке Магадхи в Паталипутру, где, наплевав на все местные обычаи, зашёл во дворец как к себе домой и предстал пред самим царем, ошарашив всех собравшихся.

Не могу тут удержаться и не процитировать отрывок из повести Галимова)) Простите.

« ….Придётся рассказать ещё одну притчу, –  Питимбар взглянул на Ашоку, тот махнул рукой.

– Однажды святой вошёл во дворец и присел отдохнуть. Спустя некоторое время мимо проходил царь и, удивившись непрошеному гостю, спросил:

– Знаешь ли ты, где сидишь?

Святой ответил:

– Я отдыхаю в гостинице для путешественников.

Царь сердито закричал:

–  Разве ты не можешь отличить обычную гостиницу от царского дворца?

Тогда святой спросил у царя, кто жил во дворце до него.

– Мой отец, а до него – мой дедушка, и мой сын будет жить после меня.

– Так что же это, как не гостиница для путников? – спросил святой, – закончил свой рассказ Питимбар…».

Вот брахман проявил себя схожим образом, решив, что, если он действительно достоин, то сумеет завоевать милости и почести вот прям так, без всяких церемоний. А потому как был он человеком всё-таки действительно харизматичным и умным, задумка неожиданно ему удалась. Правда, наполовину. Изумленный царь приветствовал его, усадил рядом с собой и выслушал завороженно историю его жизни и то, зачем он пришёл. А пришёл он будто бы для того, чтоб сподвигнуть царя на изгнание чужеземных вторженцев. Но не учёл Вишнушарма, что и Дханананде, и его приближенным и так неплохо жилось, а последних он ещё и выбесил своей выходкой. Тогда они толсто намекнули своему правителю, что тот поступает нелогично, приближая к себе каких-то никому неизвестным чуваков с вражеских территорий, мол, а вдруг он лазутчик.

Дханананда подумал: «А правда, а чё это я?» и с извинениями попросил своего гостя удалиться и прибегать позже, когда обрастет кругом приличных знакомых, которые подтвердят, что он свой и не кусается. Причем, справедливости ради, он был вежлив, а подобные опасения были вполне уместны, и Дханананда в этой ситуации как раз проявил себя, с моей точки зрения, хорошим осторожным правителем, который здраво оценивает риски и печется о безопасности своей страны. Однако он при этом нарушил законы гостеприимства и продемонстрировал, что, во-первых, сам он соображает туго, а, во-вторых, непозволительно сильно полагается на мнение своего окружения. Короче, брахман оскорбился по полной, разорался и, пообещав, что изведет весь род Нандов, потому что таких царей никому не надо, ушёл.

И вот он-то оказался человеком слова, сказано – сделано. По пути домой он увидел, как на лугу играли мальчишки, дети пастухов, и среди них один изображал царя, да так, что брахмана проняло по полной. Он погадал парню по руке и решил, что тот не может быть простым пастухом, и ему уготовано быть царем. А потом ещё от пастуха, приёмного отца паренька, выяснил, что тот его подобрал (ну вы сложили 2+2, ага). Так что брахман уговорил пастуха отпустить юношу с ним, и, когда тот согласился, эта парочка удалилась в горы, где брахман основал обитель, стал набирать учеников, но любимым оставался тот, первый, которого он назвал Чандрагуптой, а самого себя стал звать Чанакьей, поклявшись, что пока не отдаст трон Магадхи своего ученику, прежнее имя не вернет. Когда пришло время, он вновь воротился в Паталипутру, но уже не для подталкивания Дханананды к подвигам, а ради его свержения. Короче, «да начнется игра». И игра то была долгая и грязная.

Чем закончилось, я уже поведала, но, кому интересно, советую непременно прочитать. События повести Галимова отсылают нас ко временам правления внука Чандрагупты – Ашоки. История начинается с того, что он покорил царство Калинга (оно же Орисса), отправил гонца к жене, а сам занялся хозяйствованием при помощи своего министра и шута (который по совместительству был его доверенным лицом). Именно в ходе обсуждения последствий войны с этими двоими и дальнейших действий царь впервые услышал тихий ропот своей совести. Возможно, отчасти именно по этой причине, чтобы успокоить себя, он отправился в поездку по стране с тем, чтоб проинспектировать свои владения. И в ходе этой поездки попал в песчаную бурю, а после увидел, что остался в пустыне один, конь его погиб, а сам он потерялся. Блуждания привели его к местному сумасшедшему отшельнику, который всю ночь травил ему байки, а наутро указал путь, которым он смог бы выбраться из пустыни и продолжить следовать туда, куда и собирался. Так царь вернулся домой. Но вернулся уже другим. Вот тут-то и начинается самое интересное…Но я об этом, как обычно, не расскажу)

Отрывки:

«…«Мудрый сначала рисует общий план, а о трудностях думает по мере того, как они возникают», — решил Чанакья и с тем вошел в Паталипутру.

Первой трудностью оказался для него вопрос — где остановиться? Хорошо было бы у какого-нибудь брахмана, но он никого здесь не знает. Решив долго не раздумывать и остановиться где придется, Чанакья пошел вдоль берега Сона, и тут его увидел шедший ему навстречу буддийский монах. По виду Чанакьи монах сразу догадался, что брахман чужой в этом городе и ищет пристанища.

В то время буддизм еще едва-едва находил приверженцев в Магадхе, и буддийские монахи всячески старались обратить в свою веру брахманов и кшатриев. Эти попытки не приняли пока широких размеров и не вызывали опасений. Однако верные поклонники брахманской религия всей душой презирали буддистов. Поэтому, увидав буддийского монаха. Чанакья нахмурился, а когда тот с улыбкой подошел и приветствовал его, брахман принял высокомерный и презрительный вид. В ответ монах заулыбался еще больше и сказал:

— Благородный брахман! Я нижу, ты презираешь меня. Но святой Будда велит нам служить и тому, кто нас презирает. По твоему поведению видно, что ты чужой в этом городе. Если хочешь, пойдем со мной. Я могу устроить тебя в храме Кайласанатха, который рядом с моим монастырем. Поверь, кроме желания помочь тебе, никакой другой мысли нет в моем уме.

Монах был стар, и речь его звучала весьма доброжелательно. Чанакье же необходимо было какое-то подходящее место, где можно было бы приклонить голову. Поэтому он решил забыть на время о своем презрении к буддистам и согласиться на предложение монаха.

Монах повел его в храм, который находился по соседству с его монастырем. Чанакья с большой неохотой поручил себя заботам буддиста. Недовольство собой и раскаяние грызли его душу. Но в тот же вечер случилось такое чудо, что он забыл о своем прегрешении и, напротив, был несказанно рад, что согласился принять помощь монаха.

Читатель уже знает, что в то время на севере Индии буддизм был еще слабо распространен: среди брахманов в новую веру переходили какие-нибудь единицы, буддисты — кшатрии и вайшьи[44] встречались тоже не часто; заметно начали склоняться к буддизму только шудры. Поэтому решительной борьбы против него никто не вел. Это не значит, конечно, что буддийские монахи не стремились распространить свою доктрину; однако до сих пор они не отваживались в открытую склонять на свою сторону раджей — приверженцев брахманской религии или являться на глаза самим брахманам — жрецам, наставникам и проповедникам. Последние выражали буддистам полное презрение, считали для себя грехом даже вспоминать о них и не снисходили до того, чтобы препятствовать их деятельности. Чанакье было, конечно, совсем не по вкусу, что первый встречный в Паталипутре оказался буддийским монахом, который к тому же взял его, брахмана, под свое покровительство. Но Чанакья утешил себя тем, что если он хочет устроиться в городе, не привлекая ничьего внимания, чтобы в тайне вершить то дело, ради которого пришел сюда, то мало пользы размышлять, от кого можно принять помощь, а от кого нельзя. «А кроме того, — сказал он себе, — этот человек не предлагает мне приют в своем монастыре, а отведет меня в храм Шивы. Так что же мешает мне пойти с ним?» С такими мыслями Чанакья отправился следом за монахом…»

(Х.Н. Апте. «Чандрагупта»)

«…

– Это точно, – усмехнулся Ашока. – Ладно, скажи-ка мне лучше, удастся ли мне установить законы дхармы в моём царстве? Почему сделанное мною не приносит результатов? Грустно, когда не видишь плодов своей деятельности.

– Я бы рассказал тебе притчу, но боюсь, ты опять рассердишься.

– Да уж говори, мало ли притч я наслушался, – разрешил Ашока.

– «У одного человека, носящего воду, было два больших горшка, висевших на конце шеста, который он носил на плечах, – начал Питимбар. – В одном из горшков была трещина, в то время как другой горшок был безупречен и всегда доставлял полную порцию воды. Треснувший же горшок доносил только половину. Конечно, безупречный горшок гордился своими достижениями. А бедный треснувший горшок страшно стыдился своего несовершенства.

В один день он заговорил с переносчиком воды возле источника:

– Я стыжусь себя и хочу извиниться перед тобой.

– Почему? Чего ты стыдишься?

– Вот уж сколько времени я способен донести только половину моей ноши из-за трещины в боку, – сказал горшок.

Переносчик воды почувствовал жалость к старому треснувшему горшку, и ответил:

– Поскольку мы возвращаемся к дому, я хочу, чтобы ты посмотрел на свою сторону дороги.

Когда они поднялись на холм, треснувший горшок обратил внимание на превосходные цветы на своей стороне пути. Тут водонос сказал горшку:

– Ты заметил, что цветы растут только на твоей стороне пути, но не на стороне другого горшка? Он сохранил свою воду, но на его стороне не выросло ни одного цветка. А ты каждый день поливал землю, так что на ней взошли прекрасные цветы. Без тебя, такого, как ты есть, не было бы этой красоты!»…».

(Б.И. Галимов. «Добрый царь Ашока»)

Почему-то, когда прочитала притчу про горшок, захотелось закончить её иначе: «Поскольку мы возвращаемся к дому, я хочу, чтобы ты посмотрел на свою сторону дороги», а дальше было бы так: «Горшок посмотрел на свою сторону, а там всё в больших валунах и деревьях, а со стороны другого горшка ничего этого нет. И тогда водонос сказал: «Вот видишь. Несу-то тебя я. Так чего же тебе себя виноватить и извиняться? Радуйся, что до сих пор хотя бы цел остался». Так что я тоже своего рода создатель притч))))

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле с исторической точки зрения хватает лапши и в первом, и во втором произведении, но тут важно принимать во внимание, что достоверная историческая инфа по тем временам в том месте довольно скудна (главные источники – это записи на колоннах Ашоки и труды античных авторов, живших, мягко говоря, далеко от Индии), и обе книги написаны на основе преданий, легенд и более ранних художественных произведений. К тому же многие вещи даже так они передают верно.

Что же касается остального, то в книге Апте мне не очень понравилась манера повествования. Она имитирует именно что рассказ у костерка или что-то такое, и автор постоянно срывается на все эти «А сейчас я вам расскажу, дорогие читатели…» и т.п. По-моему, это знатно ломает атмосферу. Плюс некоторые поведенческие моменты персонажей вызывают неоднозначные реакции. Мура-деви бьется головой об землю в белых одеяниях, когда наследник царя вернулся в Паталипутру с невестой…Но почему именно это её стриггерило? И о чём она в самом деле сожалеет? О потере сына или о потере власти? Или вот монах, который так не хочет говорить о столь деликатном деле при посторонних, что сам же в своих ответах всё выболтал. Ну и всё в таком духе. Это не то что бы всё портит, но зависнуть заставляет изрядно.

Отдельная тема – выбор главных героев. Точнее их представление. Можно восхищаться умом, хитростью и смекалкой Чанакьи, но я не могу отделаться от мысли: «Какой же он, щука, мерзкий», ну) Ну реально, его не оценили по достоинству, и вот он уже готов стереть весь род с лица земли за сомнительные косяки одного из его представителей, он готов сделать ставку на одного мальчишку, которому ещё двадцати пяти лет даже нет, и неясно, в сущности, что он из себя представляет, и, стало быть, результат авантюры остается непредсказуем. Он готов погрузить всё вокруг в хаос и гражданскую войну. И всё из-за задетого самолюбия, из-за тщеславия, из-за того, что кто-то не оправдал его ожиданий.

Да ё моё, с такими брахманами врагов не надо, неудивительно, что потом местные так увлеклись буддизмом. В то же время такая постановка вопроса делает книгу живой, яркой и настраивает на интересное чтение об интригах и политических играх, где участники порой не гнушаются ничем, и ставит перед давним вопросом – а были ли вообще хорошие в этой истории? Лично я такое люблю. Тем, кто тоже любит, наверняка тоже будет интересно.

Что касается повести Галимова, то я перед этим увидела резко-негативные коммы на другое произведение автора и уже приготовилась выкинуть очередное чтиво из списка. Но…книга внезапно меня увлекла и заставляла то улыбаться, то согласно кивать. По своей манере изложения она напоминает многие классические произведения, ту же «Тысячу и одну ночь». Поверенный царя Ашоки Питимбар на протяжении всего повествования сыпет притчами, которые и сами по себе интересны и хороши, но в сюжетной канве смотрятся особенно выигрышно, объясняя о сути происходящего то, что не до конца мог объяснить сам главный герой. И, читая это всё, я с изумлением увидела на страницах этой повести себя, свои и житейские, и экзистенциальные проблемы и трудности, и свои мысли и переживания на этот счёт, и свои попытки со всем этим совладать и…прогнозируемые и реальные результаты) Это было подобно взгляду в зеркало, который далеко не всегда бывает приятен. Да и некоторые мелочи у меня вызвали легкое возмущение тоже, правда по иной причине.

И всё же эта повесть оставила у меня хорошее чувство после прочтения (даже несмотря на опечатки и пропуски слов в тексте,ха-ха, а я такой псих в этом плане)), и, как поётся, «какое-то чувство, что-то вроде надежды». Поэтому тем, кто со мной на одной волне, оно наверняка понравится целиком. Всем остальным советую прочитать хотя бы ради «притч».

Кстати, об этих царях династии Маурья снято немало фильмов и сериалов. Пока готовила эту заметку, я прочитала интересный обзор на один сериал о Чандрагупте, автор которого, судя по всему, покопалась-таки в доступных ей исторических источниках и написала кое-что интересное про семью Нанда, и про то, как и что могло быть в этой мутной истории на самом деле. Не реклама, но ссылку всё же оставлю: https://dzen.ru/a/XtmTFTDWvgSN4aE4

Вот, сегодня как-то так.

Список прошлых постов, как обычно, вот:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей от 1 до 16 в конце:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

Перечень частей от 17 до 30:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 30. «Царь Давид»

Перечень частей от 31 до 44:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 44. «Обесчещенная Лукреция»

Часть 45: История нашего мира в художественной литературе. Часть 45. «Турмс, бессмертный»

Часть 46: История нашего мира в художественной литературе. Часть 46. «Сотворение мира»

Часть 47: История нашего мира в художественной литературе. Часть 47. «Пламя с небес», «Персидский мальчик» и «Погребальные игры»