В прокат выходит новый фильм Анны Меликян «Чувства Анны» — драма с элементами фантастики о работнице пермской шоколадной фабрики, которая внезапно начала слышать инопланетные голоса.
Действие фильма разворачивается в нашем времени, но с легоньким уклоном в сторону антиутопии. Здесь все еще продолжается пандемия (не ковида, а некоего не названного вируса), над автобусной остановкой висит огромный экран со счетчиком заболевших и умерших, люди носят респираторы и при входе в общественный транспорт останавливаются в дверях для обработки антисептиком — правда, по ходу действия маски, как и в реальной жизни, все чаще съезжают под подбородок, а под конец фильма персонажи и вовсе про них почти забывают. По телевизору диктор Екатерина Андреева (в роли самой себя) рассказывает о готовящейся отправке добровольцев-колонистов на Марс: когда главная героиня приедет в Москву, ее там встретит баннер «Марс наш!» на кинотеатре «Октябрь». Едва ощутимый сдвиг по фазе подчеркивает черно-белое изображение, делающее все происходящее в фильме условным и безвременным ровно в той степени, в которой требуется его создателям.
В этой условности живет самая обычная семья: Анна (Анна Михалкова), чья работа на кондитерской фабрике состоит в том, чтобы сгребать шоколадную массу на конвейере, ее муж Сергей (Тимофей Трибунцев), который трудится на колбасном заводе, и двое их детей. Сын-подросток (Федор Бутин) мечтает стать популярным ютуб-стримером, дочка (Маргарита Зубарева) нужна в сюжете для подчеркивания родительских эмоциональных пертурбаций. Особой нежности родителей к детям не наблюдается, но у супругов отношения вполне любящие, а жизнь в целом хоть и скучная, но стабильная и комфортная. Она катится себе по привычной колее, пока однажды Анна, получив удар током от порвавшегося электропровода, не падает на улице, ударяется головой и перестает спать ночами — она становится «контактером» внеземных цивилизаций и записывает под их диктовку послания человечеству.
Послания эти не отличаются большой оригинальностью: инопланетяне призывают гомо сапиенсов срочно перестать увлекаться техническим прогрессом и начать любить друг друга, иначе через десять лет нам грозит полное уничтожение. Есть предсказания и помельче, которые сбываются сразу,— например, о побеге шимпанзе из московского зоопарка и крушении самолета над Средиземным морем. Выложенные в соцсети видео, где Анна все это зачитывает, делают ее звездой — сначала регионального масштаба. За ней гоняются журналисты местного ТВ, ее зовет на свои заседания клуб «Аномалия», участники которого верят в то, что инопланетяне уже посещали нашу планету, а там на нее кладет глаз писатель (Олег Ягодин), с которым у героини завязывается роман, хотя по его лицу сразу видно, что это проходимец. Зато он называет Анну «сладкой женщиной», перекидывая мостик от фильма Меликян к одноименной ленте Владимира Фетина (1976), где Наталья Гундарева тоже играла работницу кондитерской фабрики, которая просто хотела, чтобы ее любили.
Лучшие моменты в исполинском хронометраже картины — именно такие, бытовые, о столкновении простого обывателя с внезапной славой, которая открывает в душе главной героини бездонный колодец нереализованных и даже не вполне осознаваемых желаний. Покупка шубы, фотосессия для глянцевого журнала, высокомерные сотрудники которого прячут свежий макияж и укладку Анны под огромным шлемом, свидания с писателем — эти сцены, возможно, незатейливы, поверхностны и местами пошловаты, но по крайней мере актерски точны и убедительны.
Однако житейской трагикомедии Меликян мало, и прозаические эпизоды перебиваются то видами звездного неба, то глубокомысленными высказываниями, а то тем и другим вместе. Хотелось бы думать, что это такая ирония, но речь идет о режиссере, в чьих фильмах геймдизайнер становится инкарнацией Андрея Рублева («Фея», 2019), а бесплодная женщина беременела, сходив в паломничество к святой Матроне («Трое», 2020), и все это совершенно всерьез. И уж точно никакой тонкости нет в предшествующих финалу сценах, когда директриса кондитерской фабрики вдруг разражается пространным монологом о природе власти и жажде любви, а сама фабрика превращается в кафкианско-оруэлловский конвейер, только уже не шоколадный, а человеческий. С месседжем «занимайтесь любовью, а не войной» трудно не согласиться, но, когда тебе выкрикивают его в лицо спустя два с лишним черно-белых часа, задуманного эффекта он уже не производит.
