Серия «Терапия восстановленных воспоминаний»

5

Что не так с регрессивным гипнозом?

Предыдущий пост

В прошлый раз мы закончили обсуждать терапию восстановленных воспоминаний из 80-90-х, и сегодня посмотрим технику регрессивного гипноза, которая до сих пор часто практикуется.

Гипнотерапевты повторяют все те же утверждения вспоминальщиков, которые мы смотрели:
- точно так же симптомы человека связаны с травмой прошлого,
- точно так же эта травма скрыта от сознания,
- точно так же эту травму надо обязательно вспомнить,
- и именно тогда наступит избавление от симптомов.

А мы посмотрим отличия, которые позволили технике дожить до сегодняшних дней.

Исследования

Сначала немного базы о гипнозе и его отношениях с памятью. (1, 2)

1. Гипноз позволяет больше вспомнить, но не открывает доступ к феноменальной памяти или недоступным воспоминаниям. С помощью гипноза человек вспомнит НЕ больше, чем при помощи других, сознательных стратегий припоминания (например, когнитивное интервью).
2. Гипноз создает ошибки памяти. То есть восстанавливается как больше истинных, так и больше ложных воспоминаний. Поэтому общая точность воспоминаний снижается.
3. Гипноз увеличивает уверенность в воспоминаниях, причем и истинных, и ложных. Человек сильнее поверит в любое пришедшее воспоминание под гипнозом, чем без него.
4. Гипноз повышает внушаемость. С помощью наводящих вопросов и внушений гипнотизер может искажать память и создавать полноценные ложные воспоминания.
5. Внушаемость и ошибки сильно зависят от гипнотизера. Если он будет говорить, что воспоминания в гипнозе истинные, то человек примет их за истинные. Если гипнотизер скажет подходить к воспоминаниям критически, количество ошибок и уверенность снизятся.
6. Гипноз мотивирует искать воспоминания «любой ценой, но бесплатно» ©. Если загипнотизированный человек сомневается в воспоминании или не имеет его, он все равно постарается вспомнить его или придумать.
7. Поэтому детские воспоминания под гипнозом наиболее подвержены ошибкам, наименее точны, сильнее поддаются внушению, потому что памяти о них мало, она смутная и неточная по сравнению со взрослыми воспоминаниями.

В современной гипнотерапии знают эти выводы и советуют быть осторожными. Посмотрим, помогает ли это.

Процедура гипнотической регрессии

Этап диагностики и введения в гипноз пропустим. Посмотрим самую главную часть: технику аффективного моста (3-5).

Она основана на том, что проблема или эмоция в настоящем указывает на ее причину в прошлом. С помощью гипноза мы можем вернуться туда, используя эмоцию как путеводную нить Ариадны, и найти ключевое событие.

Терапевт просит почувствовать эмоцию, которая составляет проблему, или которую вы чувствуете при мысли о проблеме.

Далее идет инструкция: Как бы опираясь на это чувство, вернитесь в самый ранний момент в прошлом, который является причиной проблемы или эмоции. Или когда проблема или эмоция в первый раз появились.

После этого идет уточнение и описание события.

- В некоторых вариантах техники терапевт склоняет клиента искать более ранние события (это косяк).
- Часто используется отреагирование эмоций с абреакцией и катарсисом (это тоже косяк).
- Потом идет работа с воспоминанием: или переписывание, или экспозиция, или прощение, или ресурсирование, или изменение убеждений. Тут уж кто во что горазд.

Особенности

1. Есть ли отличия этой техники от старой терапии восстановленной памяти?
Да, есть.
В современном гипнозе не советуют наводящие вопросы типа «Вы видите вашего отца?», «Где он вас трогает?», «Инопланетяне забирают вас в летающую тарелку?». Советуют более нейтральные вопросы: «Что вы видите?», «Есть ли еще кто-нибудь?».
К сожалению, если клиент ничего не помнит и не видит, уточняющие вопросы становятся довольно агрессивными. Это может провоцировать фантазирование и придумывание воспоминаний (см. п. 6 исследований). Это большой косяк.

Также советуют не наводить клиента на какое-то конкретное событие, которое терапевт подозревает в качестве причины. Это сильно отличает технику от старой терапии, где вспоминальщики целенаправленно внушали сексуальное насилие и инцест в детстве.

Хотя клиенту говорят, что будем искать настоящие события, современные терапевты меньше настаивают на том, что воспоминание обязательно правда. И это тоже плюс.

2. Значит ли это, что процедура полностью избавляет от риска ложных воспоминаний?
Нет.
Все влияния гипноза на память, которые мы смотрели, тут сохраняются.
Проблема в самом гипнотическом состоянии, от его эффектов никак не избавиться.

Это как на пачке сигарет пишут про риск заболеть раком. Но само предупреждение не спасает от рака, спасает отказ от курения.
Точно так же все предосторожности никак не спасают от ложных воспоминаний, спасает отказ от гипноза.

Даже от внушения терапевта мы не можем полностью избавиться. Потому что могут участвовать невербальные сигналы, например, радостный тон голоса, когда клиент нашел «то самое», и огорченный, когда не нашел.

3. И даже если терапевт весь из себя нейтральный, у самого клиента есть представления и гипотезы о причинах его проблем.
И в состоянии гипноза он может вообразить себе все эти подозрения и принять их за реальные воспоминания.

Например, гипнотерапевтов предупреждают, что восстановление ранних воспоминаний до 3 лет крайне маловероятно, потому что детская амнезия. Так же как и воспоминания в утробе матери, воспоминания о прошлых жизнях или жизнях своих предков.
Но вот проблема, клиенты все равно туда лезут и «восстанавливают» события из тех времен.
И приходится терапевту как-то выкручиваться. Обычно говорят: «достоверность сомнительна, но мы все равно можем с этим работать, как символическим материалом».

4. И это абсолютно та же риторика, что у старых вспоминальщиков: «Мы знаем риски, мы понимаем, что могут быть ложные воспоминания, но нам плевать. Нам важно отработать эмоцию или проблему, а на каком материале – неважно. Ничего страшного, что создаем ложные воспоминания, все равно всех вылечим».

Проблема та же – это риск навязать травму клиенту, внедрить ложь в его историю.
Люди могут подозревать у себя сексуальное насилие в детстве и искать его под гипнозом. Особенно если проблемы в настоящем как-то намекают на это (сексуальная дисфункция, проблемы с партнером, телесные симптомы).
Даже не обязательно насилие, любая придуманная травма может повлиять на отношения с людьми, на восприятие себя, на важные решения в жизни.

Человек будет работать с проблемой, которой у него никогда не было. А настоящие причины остаются нераскрытыми. Это уводит терапию в ложное русло.
И об этом следующая проблема.

5. Даже если воспоминание истинное, как мы определяем, что оно является причиной проблемы?
Гипнотерапевты утверждают, что когда мы опираемся на эмоцию и идем в прошлое, то мудрый бессознательный разум приводит нас за ручку именно к причине проблемы.

Так-то оно так, вот только в современной психологии нет идеи о «мудром бессознательном разуме», как отдельной сущности в виде гномика, живущей в нашей голове. Есть понятие автоматических процессов и реакций, которые не обладают своим сознанием и волей, а просто происходят под действием стимулов.

И воспоминания в технике аффективного моста – это просто ассоциативный материал в ответ на контекстный или эмоциональный стимул. Они не обязательно являются причиной проблемы. Это может быть ранним проявлением проблемы или просто событием, где вы испытали ту же эмоцию.
Именно клиент и терапевт сплетают причинно-следственные связи между воспоминанием и проблемой в настоящем.

Терапевты позиционируют технику как поиск реальных причин. Утверждают, что только найдя корень зла, можно решить проблему. Но они не могут найти. Это подрывает саму суть техники.

Итого

Если очень хочется работать с прошлым, лучше делать это без гипноза. Можно использовать другие методы, например, подробный сбор анамнеза.

Можно даже использовать абсолютно ту же технику аффективного моста. Задать тот же вопрос: вспомните самое раннее воспоминание, связанное с проблемой или эмоцией. Только без гипноза.

Я понимаю, что гипнотерапевты вряд ли откажутся от привычного инструмента и иллюзорной эффективности.
Но это классическая вилка: либо упустить травму, либо создать травму. Я считаю, что тут в первую очередь важен принцип «не навреди»

Источники:
1. Kihlstrom John F. (1997) Hypnosis, memory and amnesia.
2. Read, Lindsay. Recollections of Trauma. Scientific Evidence and Clinical Practice 1997. 12 глава.
3. Banyan Calvin, Kein Gerald. Hypnosis and Hypnotherapy Basic to Advanced Techniques for the Professional.
4. Хантер Рой, Эймер Брюс. Искусство гипнотической регрессивной терапии.
5. Авдеев Павел. Гипноз и регрессивная гипнотерапия.

Показать полностью
4

Терапия восстановленных воспоминаний: последствия. 2 часть

Первая часть

Это вторая часть о последствиях терапии восстановленных воспоминаний из 80-90-х. В прошлый раз мы смотрели используемые тогда методы и вред, который они наносили.

Еще одним веселым методом были группы поддержки жертв (1-3). Там люди делились историями, поддерживали, помогали восстановить память.
Когда приходил новичок без воспоминаний, он чувствовал себя оторванным от коллектива. Поэтому воспоминания быстро появлялись, часто очень похожие на рассказы других в группе.

«На следующей неделе какая-нибудь другая девушка начинала кричать и истерить. Казалось, все они хотели участвовать в этом, становясь всё громче и истеричнее. Мы сидели, рвали телефонные книги, лупили по стульям битами, а Стив или Дейв кричали нам в уши, вслух читая ужасные вещи, которые мы написали о том, что "вспомнили".»

Иронично, что терапевты верили в сатанинские секты из рассказов пациентов, но сами создавали группы, имеющие черты деструктивных сект:
- харизматичный лидер со своей великой миссией по спасению,
- формирование зависимости и беспомощности,
- замена идентичности на «жертву после насилия»,
- изоляция от семьи и друзей, суррогатная семья в виде группы,
- своя сектантская литература и своя библия (Мужество исцеления),
- контроль информации, любое альтернативное мнение затыкается,
- черное-белое мышление «ты с нами или против нас», внешние враги,
- страх при выходе из группы: «тебя убьют сатанисты».

«Я забросила все, кроме своей группы. В группе все мы говорили об одних и тех же вещах: изнасилование в детстве, инцест, содомия, пытки. И мы все находили им подтверждение в словах друг друга. Мне всегда хотелось быть частью чего-то, и в группе я наконец обрела это чувство»

«Меня постоянно порицали и критиковали за то, что я жила рядом со своей семьей»

Для справедливости, была и другая часть пациентов, которым становилось лучше в терапии. Возможно терапевты более аккуратно искали травмы и вовремя останавливали конвейер воспоминаний. Критики считают, что людям становилось легче, потому что они находили причину всех своих проблем во вне и перекладывали ответственность.
Я считаю, что не только это. Некоторые терапевты все же лечили травмы, облегчали эмоции от воспоминаний. Неважно, ложных или истинных.

«Когда Элизабет спросили, как она чувствует себя после того, как вспомнила о сексуальном насилии, она ответила, что никогда не испытывала подобного облегчения. Оказалось, что в ее депрессии виновата не только она, но и ее отец»

«Может быть, поэтому я чувствую, что не управляю своей жизнью, страдаю от перепадов настроения, от депрессии и тревоги. Если я подвергалась насилию и если я сумею восстановить эти воспоминания, то, может быть, тогда все мои проблемы разрешатся, и я начну новую, более полноценную жизнь»

Суды

На основании восстановленных воспоминаний о насилии людей судили и сажали в тюрьму. Без доказательств, без подтверждения. При этом в некоторых случаях должны были остаться следы от пыток, насилия, абортов. Пахую, присаживайся, родной.

Позже, когда критики забили в гонг и показали риск ложных воспоминаний, судьи очухались и некоторых сидельцев по-тихому оправдали. Многие чалились до упора.

При этом терапевты говорили:
«Если месяцы или годы спустя вы выясните, что ошиблись в деталях, вы всегда сможете извиниться и исправить ошибку»

Ну вы знаете эти извинения: «Я обвинила тебя в педофилии и инцесте, из-за меня ты потерял работу, деньги, семью, доброе имя, тебя посадили в тюрьму, где тебя пытались убить и изнасиловать. Я сломала тебе жизнь. Ну извини, бывает».
Причем мне удивительно, что многие родители прощали детей и первые стремились воссоединиться.

«Они не винят меня в том, что случилось во время терапии, но я страдаю от ужасного чувства вины. На меня накатывают волны грусти и беспокойства, и мне часто кажется, что я потеряла контроль над своей жизнью»

«Все они жалеют о потерянном времени, о годах, проведенных в безуспешных попытках вспомнить прошлое, которого никогда не было. Они жалеют о том, что причинили страдания мужьям, детям, родителям и друзьям. Они с болью вспоминают о потерянной невинности и доверии, подаренном не тому человеку.»

Многие бывшие пациенты подавали в суд на терапевтов за нанесенный ущерб. И выигрывали. Покрывалось все это за счет страховки.
Поэтому к концу 90-х страховые компании начали отказываться страховать эту терапию.
Также суды перестали принимать показания на основе восстановленных воспоминаний и гипноза. Стали требовать других доказательств.

Терапевты-вспоминальщики не могли принять это. Психологически сложно отказаться от всего, чему ты посвятил пол жизни, понять, что вместо помощи ты вредил людям. Поэтому большинство терапевтов уходили в глухую оборону и перекладывали ответственность. Давили на своих пациентов, чтобы они продолжали лечение, обвиняли их в обмане и сутяжничестве.

«Доктор Деминг сказал мне, что если я оставлю его заботу и вернусь домой, то секта устроит убийство меня и моей семьи, либо отправив наемного убийцу, либо заставив меня сделать это самой. Я все еще изо всех сил пытаюсь преодолеть страх, посеянный этим внушением. Я редко выхожу на улицу и постоянно беспокоюсь, что предсказания доктора Деминга могут сбыться. Я нервничаю, просто говоря с вами о том, что произошло в больнице. Мне до сих пор снятся кошмары о том, что я там увидела и пережила»

Почему вообще возникла эта терапия?

Это то ли больше американское качество, то ли общечеловеческое – мы увлекаемся. Соблазняемся какими-то убеждениями и практиками, и не только забиваем на проверку, работает оно или нет, но и забиваем на отрицательные результаты.
Психиатрия в этом плане особенно любит танцевать на граблях: лоботомия, психоанализ, конверсионная терапия, френология...

В этическом кодексе написано, что психотерапевт должен работать в границах своей компетентности. Вот только терапевты часто не знают этих границ. Они искренне хотят помочь, они думают, что могут помочь, но они не могут.

Да, у нас вошла в моду доказательная терапия. Но все равно каждый может практиковать любые сомнительные методы, разрабатывать новые, не проверять их и применять на людях.

Кстати, в следующий раз посмотрим регрессивную гипнотерапию, которая до сих пор популярна и несет идеи восстановления памяти

Источники:
1. Ofshe Richard, Watters Ethan. Making Monsters. False Memories, Psychotherapy, and Sexual Hysteria. 1996.
2. Pendergrast Mark. The Repressed Memory Epidemic. How It Happened and What We Need to Learn from It. 2017.
3. Лофтус, Кетчем. Миф об утраченных воспоминаниях.

Показать полностью
2

Терапия восстановленных воспоминаний: последствия

Предыдущий пост

Сегодня завершаем тему терапии восстановленных воспоминаний из 80-90-х.

И сначала промежуточные итоги.
Из всех аргументов вспоминальщиков, которые мы смотрели, три наиболее сильно подрывают их терапию:
- Первый, что любой симптом, с которым вы приходите к терапевту – это обязательно следствие скрытого насилия в детстве. Это не так. Это создает риски брать в терапию людей, которым не нужна такая терапия.
- Второй, что многие люди забывают травмы. Это не так. Это опять создает риски лечить людей, у которых нет травм.
- Третий, что восстановленные воспоминания всегда истинны. Это не так. Это создает у людей, у которых нет травм, ложные воспоминания о травме.

Последний аргумент вспоминальщика: Ну и что. Ну пришел человек, ну создал я ему ложные воспоминания. Но я же его потом вылечу. Сам нагадил, сам приберу. Уйдет-то он от меня здоровым и просветленным.
Или другой вариант: Когда вы вспомните и интегрируете воспоминание, вы исцелитесь от симптомов.

Вот тут хорошо бы посмотреть исследования, изучающие последствия этой терапии, но их толком нет (1).

Было одно исследование низкого качества (2). Выбрали 30 человек, восстановивших память. Все находились на терапии 3 и более лет.
Небольшая статистика до и после лечения:
- Попытки роскомнадзора: до – 10%, после – 67%
- Самоповреждения: до – 3%, после – 27%
- Госпитализации: до – 7%, после – 37%
Также многие лишились работы, семьи, опеки над детьми, но тут я хз, потому что не было контрольной группы.

В основном нам придется ориентироваться на описания случаев и судебные дела (3-5).

Процесс терапии

В начале терапевт преодолевает отрицание пациента. Приходится долго уговаривать, что его действительно изнасиловали в детстве, потому что человек просто не верит, сопротивляется гад такой. Нет у него воспоминаний. Это может продолжаться достаточно долго, порой годами, хотя некоторые люди верят сразу.

«Сомнения и скепсис – это признак того, что воспоминания на самом деле существуют. Игнорируйте сомнения. Доверьтесь чувствам. Перестаньте отрицать произошедшее. Не ищите внешних доказательств, потому что в большинстве случаев их просто нет»

«Примите теорию о том, что вас насиловали, в течение полугода живите, осознанно соглашаясь с этой идеей, помещая ее в контекст симптомов, наличие которых вы признаете, и посмотрите, не вернутся ли к вам какие-либо воспоминания»

«Я ходила и говорила: "Моя семья жестоко обращалась со мной". Мне пришлось много говорить, чтобы действительно в это поверить. Мои первые полтора года были потрачены на то, чтобы принять тот факт, что со мной жестоко обращались»

Чтобы найти воспоминания используют:
- Управляемое воображение, когда просят представить сцены насилия и потом утверждают, что это все было в реальности. Применяют гипноз, который усиливает веру в фантазии. Иногда используется амитал натрия, «сыворотка правды», которая тоже создает бредовые воспоминания.
- Просят на время принять мысль, что насилие действительно было, не сомневаться в приходящих образах, не искать доказательства, оставив проверку на потом. Это «потом» никогда не наступает.
«Разница между правдой и вымыслом не имеет значения в начале работы»
- Дают почитать книги типа «Мужество исцеления» с описаниями восстановления памяти и перечислением симптомов, чтобы человек мог все это примерить на себя.
- Советуют прислушиваться к дискомфортным ощущениям в теле, которые трактуются как телесная память о травме.
- Любые страхи, сомнения, сны психоаналитически трактуются в пользу сексуального насилия.

На самом деле происходит кое-что более страшное. Вера человека, что у него было счастливое детство, уничтожается, превращается в иллюзию, за которой выкапывается грязь.
Любая забота родителей и знаки любви объясняются их эгоистичными желаниями.
Отец посадил тебя на коленки или обнял? Педофил! Заботился о тебе, кормил, одевал? Грумил!
Весь негатив, который был в детстве, достается и превозносится. Человеку перекраивают всю историю жизни.

«Все, что она видела, что она получила от отношений с отцом: похвалу и привязанность, дополнительные привилегии, терпеливое обучение и общее доверие. Сложная задача, с которой я столкнулась в ближайшие недели, состояла в том, чтобы помочь Гвен увидеть негативные последствия этой чрезмерной преданности. Ей было бы не по себе, если бы она увидела, как ей навредили отношения с отцом, но осознание этого факта помогло бы ей понять свои загадочные эмоциональные проблемы»

«– Вы помните только то, что хотите помнить, – ответила психотерапевт. – Вполне вероятно, что вы перестроили ваши воспоминания так, чтобы они соответствовали тому самовосприятию, которое для вас комфортно.
– То есть вы полагаете, что стоит учитывать лишь те воспоминания, которых у меня нет? – спросил Даг. – Вы имеете в виду, что любые хорошие воспоминания о том времени, которое я проводил вместе со своими детьми, скорее всего ложны?
– Да, – ответила психотерапевт, – именно это я и имею в виду»

Инцест начинает пропитывать все детские воспоминания человека, встраивается в них, становится ведущей доминантой его жизни.

«Ее воспоминания, ее мнение о родителях, ее сексуальная и общественная жизнь, ее карьера и отношения с дочерью – все перестало иметь самостоятельный смысл и стало просто отражением травмы, которую она перенесла в детстве. Как только повествование было полностью навязано всем аспектам ее существования, она стала рассматривать свою жизнь до терапии как сплошную тьму»

Вред

В общем, это все не добавляло счастья, людям становилось хуже. Многие отправлялись в желтую больничку.
То есть представьте: вы приходите к терапевту с легким или средним расстройством (депрессией, тревогой, проблемами в семье или на работе), а в результате лечения отъезжаете в дурку, потому что у вас острый психоз и попытки роскомнадзора.

«Ее госпитализировали не менее пяти раз. У нее была передозировка, и она резала себя снова и снова. После 3 лет еженедельной, а иногда и двухразовой терапии с консультантом и психиатром у нее не наблюдается никаких признаков улучшения. Ее брак сейчас на грани развода, а двое ее сыновей устали от того, что их мама такая сумасшедшая. Они боятся ее и за нее»

Причем сами терапевты-вспоминальщики на голубом глазу утверждали, что на первых порах человеку должно стать хуже. Потому что травма вскрылась как гнойник.

«В процессе "вспоминания" и "описания" этих инцидентов пациентка эмоционально рухнула, и ее способность продолжать учебу или работу была утрачена. Ей потребовалось несколько госпитализаций из-за тяжелой депрессии и суицидальных мыслей. Терапевт интерпретировал эти ухудшающиеся симптомы как "естественные", учитывая то, что пациентка "осознала"»

Применялась концепция катарсиса, то есть в какой-то момент должно вылезти самое главное, самое страшное воспоминание и произойдет катарсис: пациент все поймет, просветлится, и наступит оргазмическое облегчение.
Но облегчения не происходило: чем больше люди вспоминали, как их насиловали, резали, убивали, тем эмоционально хуже им становилось. Удивительно, да?
Поэтому терапевт чесал бестолковку и говорил: «Наверное, мы ещё не докопались до дна. Надо продолжать искать».

Только дна не было. Это был порочный круг. Чем хуже симптомы, тем больше мерзких воспоминаний требовалось. А чем больше воспоминаний, тем хуже симптомы.
Человек все больше травмировался о свои бредовые фантазии. И это продолжалось годами.

«Я не знаю, что я здесь делаю, Джим. Я встречаюсь с тобой больше года, и моя жизнь не становится легче. Я пришла сюда не для того, чтобы чувствовать себя хуже! Я знаю, ты постоянно говоришь, что все чувства важны, но я устала от отчаяния»

«Тебе становится хуже, потому что ты недостаточно стараешься»

Более того, человек уже не мог остановить поток воспоминаний. Формировалось что-то вроде паранойи – способности видеть в обычных повседневных вещах триггеры для все новых страшных воспоминаний. Это входило в привычку и это не прекращалось.

«Спальни, ванные комнаты, подвалы и туалеты – обычные места, где происходит сексуальное насилие, поэтому будьте внимательны к реакции на эти места или предметы в них. Обычные предметы домашнего обихода, которые можно вводить вагинально или анально, часто используются во время жестокого обращения, например, бутылки, палочки, продукты или предметы в форме пениса»

«Мои психотерапевты подталкивали меня и заставляли “вспоминать” все больше и больше, несмотря на то что у меня начали появляться симптомы психоза во время сеансов. Я быстро теряла способность проводить грань между собственным воображением и реальными воспоминаниями»

Эта хуйня заразна. Становилось еще больше жертв: сестры, братья, мамы, дети тоже втягивались, шли по рукам терапевтов.
Становилось все больше насильников.

«Они обвинили моего дедушку, дядю, а затем и отца. Их заявления становились все более абсурдными и теперь уже затрагивали нашу мать, моего старшего брата, дядьев, теть, двоюродных братьев и сестер, друзей и соседей. Мои родители стояли и смотрели, как их семья рушится, словно карточный домик, и ничего не могли с этим поделать»

Разрушалось не только психологическое здоровье, но и все области жизни.

«На эту терапию безвозвратно потрачены годы, и все это время я эмоционально дистанцировалась от своей семьи. Мне сложно кому-либо доверять. Специалисты пугают меня до смерти. Наше с дочерью финансовое положение до сих пор шатко, мы практически потеряли дом. У меня нет машины. Я мать-одиночка и должна была эмоционально поддерживать свою дочь. Но я этого не делала. Вся моя энергия, вся моя жизнь были посвящены психотерапевту»

«Я потеряла работу, мой муж подал на развод, я лишилась семьи. Я чувствую себя лучше с тех пор, как бросила терапию. Но все еще беспокоюсь и недоумеваю: как это могло со мной случиться?»

Тут сделаем паузу и посмотрим остальные последствия в следующий раз

Источники:
1. Stocks J. T. (1998) Recovered Memory Therapy: A Dubious Practice Technique – несколько исследований низкого качества.
2. Loftus, E. F. (1997). Dispatch from the (un)civil memory wars. In J. D. Read & D. S. Lindsay (Eds.), Recollections of trauma: Scientific evidence and clinical practice.
3. Ofshe Richard, Watters Ethan. Making Monsters. False Memories, Psychotherapy, and Sexual Hysteria. 1996.
4. Pendergrast Mark. The Repressed Memory Epidemic. How It Happened and What We Need to Learn from It. 2017.
5. Лофтус, Кетчем. Миф об утраченных воспоминаниях.

Показать полностью
2

Разделяй и властвуй: расстройство множественной личности. 3 часть

Первая часть

Вторая часть

Сегодня завершаем тему расстройства множественной личности (РМЛ).

В прошлый раз мы говорили о таких методах лечения, как выявление сатанинских культов, гипноз и группы. И это все весело конечно же, но самая вкуснятина – это собственная клиника. В тот период открывались новые отделения по лечению РМЛ, и терапевты приглашали туда своих пациентов. Там начиналась настоящая жопа работа (1-3). Терапевт обретал полную власть над пациентом и мог делать все, что хотел.

«Терапевт превратилась в "монстра – жестокого, враждебного, допрашивающего, обвиняющего"»

«Поскольку доктор Деминг сказал большинству из нас, что это будет что-то вроде отеля, мы переименовали это подразделение в "Адский отель"»

Пациентов изолировали от внешнего мира, не давали видеться с родными, проверяли письма.
Неподчинение или сопротивление наказывались.

«Если мы не сотрудничали – не раскрывали новых альтеров, не говорили о сатанизме – или сопротивлялись тому, что нам говорили о нас самих или наших семьях, нас считали "небезопасными" и часто ограничивали центральным вестибюлем» (под постоянным наблюдением)

«Меня не пускали в мою комнату и держали в центральном вестибюле. Мне не разрешалось пользоваться телефоном или выходить на улицу. Вот тогда я и начала курить, чтобы хоть ненадолго выйти на улицу. Я спала на полу или на диване. После того как я повредила спину на сеансах абреакции, они позволили мне достать матрас»

Терапевтические сеансы иногда длились по 10-15 часов. На них вызывали новых альтер-личностей и новые воспоминания о травмах. С обязательными отреагированиями и абреакциями.

«На наших сеансах он был враждебен. Он продолжал настаивать на том, чтобы я закрыла глаза и представила свое насилие. Я пыталась сотрудничать, но моих усилий всегда было недостаточно. Он сказал мне, что я была в сатанинском культе и что я отделила все эти альтеры, чтобы справиться с этим... Он так интерпретировал все мои действия и слова, хотя я говорила ему, что не состою в секте и не склонна к суициду. Его ответ всегда указывал на то, что я просто не знаю правды о себе»

Пациентов сковывали наручниками или связывали на несколько часов, когда они отказывались давать «правильные» ответы.

«Один молодой пациент был помещен в девятиточечные механические ограничители на три дня, не потому, что он представлял угрозу для себя или других… а потому, что эти 3 дня совпали с каким-то сатанинским событием»

Если выяснялось, что в сатанинских ритуалах участвовали дети пациентов, детей отнимали и подвергали такому же лечению.

«Питерсон задавала ребенку вопросы, а один из помощников отвечал за него. Ребенок не сказал ни слова. В конце Питерсон похвалила ребенка, сказав: "Ты действительно хорошо поработал на этом занятии". На вопрос, почему пациент не ответил за себя, Питерсон ответила: "Его альтеры были немыми".»

Часто критики утверждают, что пациентов накачивали наркотиками, чтобы они становились более внушаемыми. Это не совсем так. Пациенты в клинике были очень нестабильны, суицидальны и в постоянном стрессе из-за лечения, поэтому им прописывали успокаивающие препараты, часто сразу несколько и в больших дозах. Поэтому они большую часть времени ходили «обдолбанные». А так как применялись бензодиазепины, которые вызывают привыкание, после них бывали ломки и синдром отмены. Так что это не наркотики, нет.

Медсестры и другой персонал охуевали переживали за пациентов, но ничего не могли сделать. Их заставляли подделывать медицинские записи, угрожали увольнением и судом, если они пожалуются.

На еженедельных собраниях персонала медсестры умоляли о менее строгих условиях, прося дать ребенку "свободу передвижения, общение со сверстниками, свежий воздух, физические упражнения и кровать для сна", но Питерсон отказала. Девушка стала бледной, худой и подавленной.

Пациенты хотели уже уползти оттуда, но не могли этого сделать. Они боялись своих терапевтов и при этом зависели от них.

«Я начала понимать, что проблемы, с которыми я первоначально обращалась за консультацией, были тривиальными по сравнению с тем, что происходило со мной в больнице»

После лечения

Пациенты освобождались, когда заканчивалась их страховка, только тогда их выпинывали на улицу. И это, наверное, к лучшему, потому что они могли получить нормальное лечение. С ломкой от бензодиазепинов, с расхреначенной психикой они лечились в обычных гос. клиниках, где у них не находили никакого РМЛ.

И вот же сюрприз: когда врачи не обращали внимания на альтеров, когда не копались в прошлом, а говорили: «давайте сфокусируемся на текущих симптомах и проблемах и будем решать их шаг за шагом», именно тогда люди быстренько пошли на поправку. Все их симптомы куда-то пропали.

Тогда же люди стали обращаться в суды из-за некачественного лечения. И выигрывали. Опять же все за счет страховых, которые вынуждены были платить миллионы долларов.

В какой-то момент страховым компаниям это надоело, и они отказались покрывать лечение РМЛ.
Некоторые отделения тогда закрыли, у некоторых терапевтов отозвали лицензии.

Терапевты конечно же плакались, говорили, что это все виноваты коварные пациенты, они психопаты, они предали и обманули их. А терапевты тут конечно же самые невинные зайки.

Итого

Это все были практики 80-90-х. Сейчас многое изменилось.

Эксперты (4) рекомендуют аккуратно искать альтеров и воспоминания, без наводящих вопросов. Проводить стандартизированную диагностику.

Но отголоски старой практики все еще остаются:
- Например, предупреждают, что гипноз может вызвать ошибки, но по-прежнему поддерживают его использование для доступа к альтерам и восстановления воспоминаний.
- По-прежнему не отрицают организованное сатанинское насилие.
- По-прежнему считают, что это скрытое расстройство, и нужно обращать внимание на тонкие проявления

Источники:
1. Ofshe Richard, Watters Ethan. Making Monsters. False Memories, Psychotherapy, and Sexual Hysteria. 1996.
2. Pendergrast Mark. The Repressed Memory Epidemic. How It Happened and What We Need to Learn from It. 2017.
3. McHugh Paul. Try to Remember. Psychiatry's Clash over Meaning, Memory, and Mind. 2008.
4. ISSTD. Guidelines for Treating Dissociative Identity Disorder in Adults.

Показать полностью
3

Разделяй и властвуй: расстройство множественной личности. 2 часть

Первая часть

В прошлый раз мы говорили о диагнозе расстройства множественной личности (РМЛ) и остановились на применении гипноза для поиска новых личностей (альтеров).

Но чаще гипноз применялся для поиска скрытых детских травм (1-3), потому что считается, что именно они ответственны за разделение на части. И поэтому, если основная личность ничего травматичного не помнит, если пациент отрицает сексуальное насилие в детстве – это тоже надежное доказательство, что у него РМЛ.
Чтобы достать воспоминание, надо вызвать травмированные детские части и допросить их. Использовались наводящие вопросы, воображение и прочие классические методы, о которых мы говорили. Под гипнозом все это делалось гораздо легче.

Также были популярны «абреактивные сеансы», когда пациента заставляли вспомнить травматическое событие и полностью погрузиться в него, как будто оно происходит прямо сейчас.
Нужно заново испытать все эмоции, которые там были. Очень желательно выть, рыдать, кататься по полу, биться головой, чтобы полностью выплеснуть все чувства, «зазернить в катарсисе» ©.
Сейчас этот метод считается не сильно полезным.

Обязательно нужно найти какую-то жесть: изнасилования, инцест. Искать нужно много и долго, одним воспоминанием терапевт сыт не будет.

Чтобы наглядно показать достоверность воспоминаний, восстановленных такими способами, нам никак не обойтись без новой щепотки шизы.

Щепотка шизы

В прошлый раз я писал про сатанинские культы, правящие миром. Теории заговоров не обошли и РМЛ-щиков.

Шизотерапевты утверждали, что альтер-личности создаются с помощью ритуального насилия и программ контроля сознания.

ЦРУ заказывает у сатанинских культов тысячи детей-шпионов с промытыми мозгами и скрытыми альтерами. Они становятся «спящими агентами», убивающими неугодных людей по всему миру.
Воспитание таких детей начинается еще с детских садов, в которых поголовно процветает сатанинское насилие.

Программы подчинения закодированы в греческом алфавите:
Альфа – общее программирование.
Бета – сексуальные программы.
Дельта – убийцы.
Тета – психические убийцы, экстрасенсы.
Омега – программы самоуничтожения.

Естественно, сатанинские культы тесно повязаны с ку-клукс-кланом, нацистами, сутенерами, священниками, мафией, наркоторговцами, корпорациями и чиновниками на всех уровнях.

Естественно, были жертвоприношения Сатане, секс с Сатаной, свадьбы с Сатаной, дети от Сатаны.
Естественно, все улики уничтожены, потому что сатанисты проникли в полицию.

Естественно, за шизотерапевтами, несущими свет истины, охотятся силы зла. Пациентов подсылают, чтобы убить их. Все их критики – агенты ЦРУ.

Члены культа передают тайные послания пациентам:

«Красные розы или белая гипсофила означают кровавое самоубийство. Розовые розы – повешение. Синий – смерть от удушья. Желтый – тишина или огонь»

«Люди могут контролировать (пациентку), передавая ей по телефону последовательности сигналов»

Расшифровка записки терапевтом: «Дорогая сестричка, мы с мамой думали о тебе. Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя снова. А пока береги себя. С любовью, сестричка».
«Мы с мамой думали о тебе» означает, что они могут читать ее мысли. «Неважно, где ты находишься или что делаешь, мы узнаем, если ты расскажешь».
«Мы не можем дождаться, чтобы увидеть тебя снова». – «Эта клиент – женщина, которая скрывается от своей семьи и группы преступников… Она знает, что если она вернется, с ней произойдет что-то ужасное».
«А пока береги себя». Это, конечно, был приказ убить себя. Это послужило толчком к внедренной культом программе контроля над разумом.

Была и другая крайность. Так как множественность личности очень похожа на одержимость дьяволом, некоторые терапевты пытались заказать ритуал экзорцизма у священников. Когда святые отцы говорили «ну нахер», терапевты пытались изгнать бесов самостоятельно.

«Доктор Олсон приносил с собой огнетушитель во время этих экзорцизмов, поскольку он думал, что при изгнании демонов пациент может загореться»

«Нормальные» РМЛ-терапевты конечно же критиковали эту теорию одержимости, считая это культурной обусловленностью и внушением терапевта. Свой диагноз РМЛ они, естественно, таковым не считали.

«Я думаю, что один из самых страшных моментов для меня был, когда я поняла, что дикое воображение моего врача становится моей реальностью. Я боролась за то, чтобы удержать хоть какое-то подобие истины, которую когда-то знала»

Группы

Еще одним эффективным способом обучения упрямых пациентов было помещение их в терапевтические группы с другими РМЛ-щиками. Там они могли наглядно увидеть, как надо правильно демонстрировать нужные симптомы.
В группах процветало соперничество и борьба за внимание терапевта. Любимыми играми были: у кого больше всего альтеров, кто покажет наиболее ебанутые красивые симптомы, у кого больше всего самоповреждений и попыток роскомнадзора.

«Если один вспомнит о животной личности, то и остальные скоро вспомнят. Если кто-то вспоминает детскую личность, то лучше закажите ящик детского питания»

«На записи Росс окружен десятью взрослыми женщинами, сидящими на полу и изображающими свои детские личности. Они выпячивают губы, когда говорят, и их голоса высокие и шепелявые... Позже Росс спрашивает одну из пациенток, может ли она поговорить с Дьяволом внутри неё.... В ответ на его просьбу выражение её глаз меняется с широко раскрытых до прищуренных, спина и плечи напрягаются. "Кто смеет призывать меня?" – произносит она уже низким, гневным голосом. Личность Дьявола осматривает комнату, где остальные женщины продолжают изображать своих детских альтер-эго. Некоторые из них начинают плакать от страха. Вскоре они все истерически плачут»

«В этой группе не было ни одной женщины, которая не навредила бы себе. Часто мы выглядели как жертвы войны. Не было ничего необычного в том, чтобы появиться с ожогами на теле или порезами от ножей или бритвенных лезвий»

«Началось настоящее соревнование: кто вспомнит больше ужасов.
Андреа вспоминала свечи, которые вставляли в разные части тела, проколотых мечами детей и каннибальские пиршества. Кэти рассказывала, как убила трех младенцев – своих собственных детей, а потом вырезала им печень. Тереза утверждала, что ее отец был вождем культа, практиковавшего сатанизм... Незадолго до этого он изнасиловал ее, надеясь, что она забеременеет, и он сможет принести новорожденного ребенка в жертву Сатане.
Воспоминания Донны блекли на фоне этих рассказов.
"Господи, – позже говорила она. – Люди, которых насиловали в сатанинских культах. Кто после такого захочет слушать про то, как папа ругал меня за неправильно выполненное домашнее задание?"
"Прошлой ночью мне приснился сон, – сказала она. – Сон об инцесте." Она казалась спокойной, будто испытывала облегчение...»

Тут мы опять прервемся и посмотрим остальные методы в следующий раз

Источники:
1. Ofshe Richard, Watters Ethan. Making Monsters. False Memories, Psychotherapy, and Sexual Hysteria. 1996.
2. Pendergrast Mark. The Repressed Memory Epidemic. How It Happened and What We Need to Learn from It. 2017.
3. McHugh Paul. Try to Remember. Psychiatry's Clash over Meaning, Memory, and Mind. 2008.

Показать полностью
4

Разделяй и властвуй: расстройство множественной личности

Предыдущий пост

  • Раньше я говорил, что в 80-90-х с появлением терапии восстановленных воспоминаний параллельно и по чисто случайному совпадению появились многочисленные случаи сатанинского насилия.

  • Так вот, в тот же период, и чисто случайно конечно же, стал резко распространяться диагноз расстройства множественной личности (РМЛ).

  • И вот же сука эти случайные совпадения, все три проблемы (воспоминания, сатанизм и РМЛ) стали диагностироваться у одних и тех же людей одними и теми же терапевтами.

Посмотрим, как оно было (1-4)

Пациент приходит к такому терапевту с симптомами депрессии или тревоги, или проблемами в жизни. И терапевт начинает с невинных вопросов о потере времени:
- Были ли у вас необъяснимые пробелы в памяти? Например, замечтались и потеряли счет времени.
- Или пробелы в детстве. Например, помните ли вы основные события по годам обучения в школе?
- Какие-то важные события, которые помнят другие, а вы нет?
- Кошмары или навязчивые образы?
- А странные переключения настроения бывают?

Иногда это могут быть нормальные проявления работы памяти и психики, иногда на большую часть вопросов человек ответит «нет», но терапевт все равно заподозрит диагноз РМЛ.

Дальше нужно рассказать о диагнозе:
- Есть такое расстройство множественной личности, когда наша личность делится на части. Обычно в детстве, когда происходит какая-то серьезная травма. Эти части (альтеры) живут в вас своей жизнью.

Часто пациенты отрицают диагноз. Это нормально, это ничего, работа только начата.
Терапевт объясняет:
- Давайте вы на время забудете о скептицизме и примерите этот диагноз как костюмчик. Может разносится. Вот вам задание: возьмите блокнотик и записывайте в него все эти симптомы РМЛ. Начните отслеживать их в жизни.

Пока вроде ничего криминального.

Поиск альтеров

Это самое любимое занятие терапевтов. Опять же первые вопросы могут быть безобидными:
- Чувствовали ли вы себя как другой человек?
- Есть ли часть вас, которая иногда говорит/делает то, что вы бы никогда не сказали и не сделали?
- Внутренние голоса и диалоги есть? А если найду?

Постепенно давление усиливается. Появляются намеки:
- Вы иногда злитесь или любите гулять по выходным? Это ваши альтер-личности.
- Могу ли я поговорить с вашим альтером, который злится?
- Есть ли у этого чувства имя?

Если ничего не вылазит, значит какая-то сильная альтер-личность скрывает диагноз, и надо продолжать давить:

«Возможно, придется проводить большую часть дня с некоторыми очень скрытными пациентами с РМЛ. Во время этого интервью, которое утомительно и напряженно для обеих сторон, важно продолжать агрессивное расследование»

«[Др. Блисс] называла мои способы сходить с ума множественными личностями, я обнаружил, что в это почти невозможно поверить... Я не называл себя разными именами, у меня не было разных гардеробов и я не терял памяти о том, что делал в течение дня или целой недели. Я воевал с [Др. Блисс] много раз по этому поводу»

Одна из уникальных особенностей РМЛ – это то, что симптомы множественной личности, заразы такие, не появляются почему-то сразу. С этим расстройством все не как у людей. У депрессии симптомы видны сразу, у тревоги сразу, у всех сразу, а РМЛ приходится долго лечить, прежде чем появятся нормальные проявления. Пациент не хочет выделять части, давать им имена, вспоминать травмы. Ну всему учить приходится буквально с нуля.
Но после нормальной терапии симптомы раскрываются во всей красе: эффектные переключения личностей по щелчку пальцев, театральные представления со множеством ролей, суицидальные наклонности, воспоминания о травмах текут рекой. Услада для глаз терапевта.

«Врач не обнаружит РМЛ, если он или она не желает его искать»

«Альтер не появляется с первого раза, когда терапевт спрашивает. Часто приходится повторять запрос много раз»

«Она упрекала меня за то, что у меня нет имен для эмоциональных аспектов, которые, по ее мнению, были альтерами. Я продолжал говорить ей, что меня не устраивает весь контекст "альтеров" и их имен, и она заявила, что для того, чтобы у нас были рабочие отношения, нам нужны альтеры с именами. Иногда я отчаянно нуждался в них только для того, чтобы доставить ей удовольствие»

Но сначала пациент должен поверить в свой диагноз и выделить первого альтера. Но не надейтесь, что единственного. Терапевт будет искать все больше новых частей.
Альтеры хорошо скрываются, они проявляются в незаметных изменениях поведения или речи. И терапевт должен параноидально искать эти тонкие изменения. Любые колебания в настроении или поведении, в выражении лица подозреваются как новая часть.

Пациент приходит на прием в грустном настроении. Терапевт:
- Кто ты? Ты выглядишь таким грустным… Как тебя зовут?… Я думаю, что не говорил с тобой раньше.

Каждый альтер нуждается в отдельной индивидуальной терапии.
Также важно взаимодействие альтеров: пациент должен составить карту своих личностей и записать все связи и отношения между ними. Терапевт проводит «групповую терапию» всей общаге личностей и обучает, как регулярно устраивать собрания частей в своей голове и давать им общаться друг с другом.

Терапевты назначают долгое лечение, в течение которого будут искать, давить, уговаривать и внушать новых и новых альтеров.
Мне кажется, Оккам бы их своей бритвой по горлу полоснул за то, как они множат сущности.

«Я встречал демонов, ангелов, мудрецов, омаров, цыплят, тигров, гориллу, единорога и "Бога"»

Со временем пациент учится создавать новые личности автоматически и самостоятельно, поэтому у «хороших» пациентов количество альтеров разрастается до сотен и тысяч.

Часть людей убегают с такой терапии роняя тапки. Часть людей не принимают диагноз.
Вот тут сделаем небольшое отступление и посмотрим, кто же остается.

Особенности личности

Пациенты с диагнозом РМЛ отличаются повышенной внушаемостью, мечтательностью, доверием к терапевту, жаждой поддержки и внимания. Как сказал бы психиатр старой закалки: «грандиозные истерички».

Люди с таки особенностями уже проявляли себя в прошлом, на гипнотических сеансах Месмера и Шарко, например. Под гипнозом они демонстрировали полное послушание воле терапевта и любые эффекты, которые от них ожидались.

И уже тогда исследователи задавались вопросом: эти люди впадали в эпилептический припадок от магнитика, потому что у них такая тонкая душевная организация? Или это внушение от гипноза?
И правильный ответ...

Гипноз

У пациентов с РМЛ отличная гипнабельность. Настолько хорошая, что такие люди могут самопроизвольно проваливаться в транс. Возможно отсюда возникают симптомы потери времени, диссоциации и прочее.

Положение усугубляют и сами терапевты, активно используя гипноз в поиске альтеров. В трансе пациенты гораздо бодрей вызывают и отыгрывают любых альтеров, которых попросит терапевт.

Тут мы прервемся, потому что многабукаф, и продолжим в следующий раз

Источники:
1. Ofshe Richard, Watters Ethan. Making Monsters. False Memories, Psychotherapy, and Sexual Hysteria. 1996.
2. Pendergrast Mark. The Repressed Memory Epidemic. How It Happened and What We Need to Learn from It. 2017.
3. McHugh Paul. Try to Remember. Psychiatry's Clash over Meaning, Memory, and Mind. 2008.
4. Патнем. Диагностика и лечение расстройства множественной личности.

Показать полностью
11

Допросы детей. 2 часть

Первая часть

Продолжаем разговор о методах допроса детей из 80-90-х. Мы остановились на вопросе: есть ли доказательства, что дети под воздействием таких допросов могут давать ложные показания? Или может дети действительно отрицают и подавляют воспоминания о насилии, и только так их можно достать?

Эксперименты по внушаемости детей ставились еще с начала 20 века и давали однозначные результаты: дети внушаемы (1, 2).

Например, в ходе одного эксперимента человек пришел в детский сад, познакомился с детьми, и ушел, ничего не сделав, без скандалов и интриг. Но потом в течение нескольких недель исследователи намекали детям, что этот подонок испачкал мишку и порвал книжку. И в последующем опросе 46% младших детей сразу заложили его, а 72% – стуканули, когда их прямо спросили об инциденте. 44% утверждали, что видели вандализм своими глазами.

Проверяли влияние авторитета. С детьми играла няня. Потом к половине детей пришел грозный полицейский и всячески намекал, что няня сделала что-то нехорошее. Позже «полицейские» дети давали менее точные показания и всячески поносили няню: «Я думаю, у няни был пистолет, и она собиралась убить меня»

Изучали предвзятость экспертов. Интервьюер перед опросом получал ложную информацию о событии и потом именно эту информацию доставал из детей. (34%)

Проверяли, как воображение сказывается на ложных воспоминаниях. В течение нескольких недель детей просили представлять различные события, некоторые из которых были ложными. В итоге 30% поверили в ложное событие.

Проверяли кучу других методов: повторение вопросов, подкрепление, давление и угрозы, внедрение стереотипов о подозреваемом, полицейские приемы про показания сверстников и доказательства, «я твой друг».
Во всех случаях дети давали больше ложных ответов.

Когда детям объясняли, что все эти события ложные, треть детей продолжали настаивать, что это правда, то есть скорее всего развили полноценную ложную память. Впрочем, это не особо важно, потому что показания для суда получены на все 100. Детей уже не слушали, когда они пытались отказаться от показаний.

На самом деле ребенку даже не обязательно внушать что-то. Можно просто задать вопрос, и часть детей без всякого давления и манипуляций ответит неправильно. В большинстве исследований 5-10% детей в любом случае давали неправильные ответы.

Отсюда вопрос: насколько точно специалисты могут отличить ложные истории от правды?
Ни хрена не точно. В некоторых исследованиях эксперты показывали результат хуже, чем случайное подбрасывание монетки. Но при этом на их мнении строилось обвинение в судах.

Особняком рассмотрим анатомические куклы (с гениталиями). Если ребенок начинает играть с ними в «секс», сразу возникают подозрения. Вот только как отличить просто игру от реальных воспоминаний?
Многие здоровые дети начинают играться с писюнами и дырочками, потому что не видели такого срама у обычных кукол. Часто психологи сами предлагают поиграть с гениталиями, задавая наводящие вопросы: он тебя здесь трогал?
Непонятно, какое взаимодействие с куклой считается однозначным маркером насилия. Если ребенок избегает куклу или, наоборот, слишком интересуется ей, это все интерпретируется как насилие.
Эксперты по игре с куклами не могут отличить детей, подвергшихся насилию от неподвергшихся. Но до сих пор этих кукол используют.

Две ошибки

Посмотрев исследования, возникает невольный вопрос: это что же получается, рядом с ребенком даже кашлянуть нельзя, чтобы не получить ложные показания?
Проблема гораздо хуже.

Иногда дети не очень разговорчивы, и если задавать НЕнаводящие вопросы, например, «Что произошло в школе?» или «Что вы делали с папой?», то можно получить невнятные ответы «Ничего» или «Мы играли».

Поэтому во время работы с детьми мы можем совершить 2 вида ошибок:
1. Мы уже видели, что дети могут соврать, что подвергались насилию – это ложноположительные результаты.
2. Но также дети могут соврать, что НЕ подвергались насилию – это ложноотрицательные результаты.

Допросы детей. 2 часть Психология, Критика, Исследования, Дети, Травма, Длиннопост

Психологи частично правы в том, что дети могут не сообщать о насилии, например, из-за стыда или страха, или скрытности. Тогда наводящие вопросы и другие методы действительно могли бы помочь.

Было бы очень хорошо узнать, каких ошибок больше, ложноположительных или ложноотрицательных, чтобы скорректировать методы дознания и суда.
К сожалению, большой разброс результатов не дает однозначного ответа.

Например, было несколько экспериментов, когда одной половине детей проводили генитальный осмотр, а второй половине – обычный.
- Без наводящих вопросов до 90% детей НЕ сообщали о генитальном осмотре. Это ложноотрицательные результаты.
- Но когда детям задавали прямой вопрос, сообщили уже от 50 до 80%. Часть ложноотрицательных сообщений осталась.
- Когда опрашивали группу с обычным осмотром, часть детей сообщали о генитальном осмотре. Это ложноположительные сообщения. Разброс результатов от 3% (без наводящих вопросов) до 50% и выше (наводящие вопросы и анатомические куклы).
А судя по историям допросов из прошлой части, психолог и следователь могли выбить 100% показаний из любого ребенка, будь у них время и желание.

У нас патовое положение. Если ребенка кошмарить, он наговорит ерунды. Если ребенка беречь, не вскроется важная травма. И в любом случае есть риск ложных ответов.

Единственный выход – не строить обвинение только на показаниях ребенка. К чему и пришли постепенно в США:
- Дети все еще могут быть свидетелями.
- Но суды стали требовать дополнительных доказательств.
- Стали использовать стандартизированные протоколы допроса, в которых сократили наводящие вопросы и прочие манипуляции.

Хэппи энд, наверное

Источники:
1. Ceci. Jeopardy in the courtroom. A scientific analysis of children's testimony.
2. McNally Richard. Remembering Trauma. 2005. Глава 8.

Показать полностью 1
9

Допросы детей

Предыдущий пост

Предупреждение. Тема триггерная и несмешная: насилие и дети.

Продолжаем говорить о ложных воспоминаниях. Волна сатанинской истерии и терапии вытесненных воспоминаний докатилась и до детей.

- В США до 70-х показания детей в судах рассматривались как ненадежные. Считается, что было широко распространено скрытое сексуальное насилие в семьях, а в обществе старались замолчать проблему.

- В 70-х феминистки подняли эту тему (1). Общество и правовая система стали активно искать насилие в семьях. Детей начали привлекать в судах, причем как ключевых свидетелей. СМИ тоже раздули панику, появились громкие дела о целых педофильских детсадах и сатанинских культах.

- И тут не обошлось без терапевтов-вспоминальщиков. Стали считать, что дети часто боятся сказать правду о насилии. Появились новые стандарты допроса детей: вместе с полицейскими их начали опрашивать соцработники и психологи. И они отказывались слышать «нет» от ребенка.
Стали распространяться практики задавать детям наводящие вопросы и оказывать жесткое давление, чтобы выбить правду из мелких засранцев. Причем без каких-либо научных обоснований и опыта в этой области.

«Я не поверила ни одному из этих детей, когда они говорили мне, что этого не было»
Психолог Барбара Сноу

Парадоксальная вещь: с одной стороны, если жеребенок говорит, что его НЕ насиловали, это значит, что он отрицает и его надо разговорить.
А с другой стороны, стоит ребенку только намекнуть на какую-то недопустимую близость – ЭТО ВСЕГДА ПРАВДА, ДЕТИ ВРАТЬ НЕ МОГУТ! Тогда даже распространились наклейки на машину: «Дети не врут», «Верьте детям».
Но верьте только тогда, когда они говорят о насилии.

Посмотрим методы допроса детей (2-5)

Наводящие вопросы, в которых уже заложен желаемый ответ, подразумевающие вину преступника. Такие вопросы повторялись многократно в разных интервью, пока ребенок не ломался:

Интервьюер: Можешь сказать Эрни?
Ребенок: Нет.
Интервьюер: Да ладно [умоляющим тоном]. Пожалуйста, скажи Эрни. Скажи мне, пожалуйста. Скажи мне, пожалуйста. Чтобы мы могли помочь тебе. Пожалуйста... Ты шепни это Эрни... Кто-нибудь когда-нибудь трогал тебя прямо здесь [указывая на влагалище куклы]?
Ребенок: Нет.
Интервьюер: [указывая на зад куклы] Кто-нибудь трогал твою задницу?
Ребенок: Нет…
Интервьюер: Можешь сказать Берту?
Ребенок: Они не трогали меня!
Интервьюер: Кто тебя не трогал?
Ребенок: Не мой учитель. Никто.
Интервьюер: Какие-нибудь крупные люди, взрослые, трогали твою задницу там?
Ребенок: Нет.

Интервьюер: Ты думаешь, что Келли была плохой, когда причиняла вам всем боль?
Ребенок: Она мне не причиняла боль. Мне она нравится.
Интервьюер: Я не слышу тебя, смотри на меня, когда говоришь. А когда Келли беспокоила детей в музыкальной комнате...
Ребенок: Я снял носки...
Интервьюер: Она заставляла кого-нибудь еще снимать одежду в музыкальной комнате?
Ребенок: Нет.
Интервьюер: Да?
Ребенок: Нет...
Интервьюер: Келли когда-нибудь заставляла тебя целовать ей попу?
Ребенок: Нет.
Интервьюер: Когда Келли произносила эти слова: "Моча, дерьмо, сахар"?
Ребенок: "Моча, дерьмо, сахар"?
Интервьюер: Да, когда она это говорила, что ты должен был сделать?
Ребенок: Я этого не говорил.
Интервьюер: Я знаю, это она говорила, но что ты должен был сделать?

Полицейские отчеты, обобщающие эти интервью, имеют мало отношения к записям. Отчет Фреденбурга вкладывает в уста ребенка длинные, беглые рассказы о насилии, но на самом деле Байрон давал односложные ответы на наводящие вопросы и менял «нет» на «да» только после того, как его неустанно допрашивали. Ничего из этого не отмечено в отчете Фреденбурга, как и ни одно из отрицаний мальчика.

С аудио-видеофиксацией допросов такая проблема: когда записи начали предъявлять в судах, все увидели насколько скомпрометированными и навязчивыми они были. По сути эти записи были свидетельством в пользу защиты.

«Интервьюеры задавали вопросы в такой наводящей манере, что мы так и не услышали рассказы детей их собственными словами»

Когда записей не было, обвиняемых осуждали чаще. Поэтому прокуроры и следователи уничтожали или скрывали от суда эти материалы.

Многочисленные допросы: суды могли длиться месяцами и годами, и все это время с ребенком велась работа, практически каждый день:

Ребенок, которого интенсивно допрашивали 3 месяца, позже дал интервью:
Энди: Я наконец просто сказал (следователям) «хорошо, да, это было».
Журналист: Почему вы сказали «да» в тот день?
Энди: Понятия не имею. Вероятно, потому что мне просто надоело, что меня травят. Я не думал, что когда-нибудь вернусь домой. Я имею в виду, я подумал, что если жизнь будет такой, то я могу сделать ее немного более терпимой для себя.

Допрос заканчивался тогда, когда захочет следователь, дети не могли просто так прервать работу. Иногда допросы длились до 8 часов. Но взрослые обещали, что все прекратится, как только ребенок признается:

- Я хочу остановиться, я голоден, я хочу выбраться отсюда.
- Я дам тебе поесть, я принесу эскимо, но только после того, как ты скажешь мне то, что я хочу услышать. Я знаю, что ты знаешь. Не говори мне, что ты не знаешь. Я знаю, что ты знаешь.
- Нет, я не знаю, я никогда не видел, чтобы она делала такие вещи.

Интервьюер: Она колола твою попку вилкой? Да или нет?
Ребенок: Я не знаю, я забыл.
Интервьюер: Ну давай же; как только ты ответишь, я тебя отпущу.
Ребенок: Я ненавижу тебя.
Интервьюер: Не может быть.
Ребенок: Я ненавижу.
Интервьюер: Нет, ты меня любишь, говорю я тебе. Это все, что она с тобой делала? Что она делала с твоей попкой?
Второй интервьюер: Да, что она делала с твоей попкой? Потом ты можешь идти.
Ребенок: Я забыл.
Второй интервьюер: Скажи мне, что Келли делала с твоей попкой, и тогда можешь идти. Если ты мне скажешь, что она делала с твоей попкой, мы тебя отпустим.
Ребенок: Нет.
Интервьюер: Пожалуйста.
Ребенок: Ладно, ладно, ладно.
Интервьюер: Теперь скажи мне, что Келли делала с твоей попкой?
Ребенок: Я попробую вспомнить.
Интервьюер: Чем она колола твою попку?
Ребенок: Вилкой.

Детей часто вознаграждали за правильные ответы, хвалили, предлагали конфеты и другие стимулы:

Интервьюер: Я дам тебе значок (полицейского), если ты поможешь нам получить эту информацию.

Ребенок: Я тебя ненавижу.
Интервьюер: Нет, не ненавидишь… Тебе просто не нравится говорить об этом, но ты не ненавидишь меня.
Ребенок: Да, я тебя ненавижу.
Интервьюер: Мы можем закончить это очень быстро, если ты просто покажешь мне то, что показывал в прошлый раз.
Ребенок: Нет.
Интервьюер: Я дам тебе поиграть с моим магнитофоном… Давай, хочешь нам помочь? Хочешь помочь нам оставить её в тюрьме, а?.. Расскажи мне, что происходит, когда... Расскажи, что с ними случилось. Давай…
...
Ребенок: Я хочу к маме.
Интервьюер: Давай закончим это быстро, и мы пойдём в Kings за мороженым…

И наоборот, если ребенок упорствовал, то его запугивали, оскорбляли, давили на чувство вины и стыда. Были единичные случаи, когда следователи били детей:

Интервьюер: Ты собираешься быть глупой или собираешься быть умной и помогать нам? Ты, должно быть, тупая.

Адвокат: Она упоминала, что если ты не признаешься... упоминала ли она когда-нибудь органы ювенальной юстиции?
Ребенок: Да, она сказала, что если я буду продолжать лгать, то это создаст ещё больше проблем, и она упомянула про суды для несовершеннолетних. И она просто сказала, что будет лучше, если я признаюсь прямо сейчас.

Также классические приемы следователей: «твои друзья уже всё рассказали» и «у нас есть все доказательства»:

Интервьюер: Все остальные друзья, с которыми я говорил, рассказали мне все, что произошло. Рэнди рассказал мне. Чарли рассказал мне, Конни рассказала мне... А теперь твоя очередь рассказать. Ты ведь не хочешь остаться в стороне, не так ли?
Боже, мне бы не хотелось говорить твоим друзьям, что ты не хочешь им помогать.

Интервьюер: Мы уже поговорили со всеми детьми. Они рассказали о комнате для сна, ванной, музыке, и ничто меня больше не удивляет.
Ребенок: (молчит)
Интервьюер: Ну же, помоги нам. Мы ведь друзья, да?
Ребенок: Я не твой друг.
Интервьюер: Ты же не хочешь быть монстром, правда?
Ребенок: (молчит)
Интервьюер: Хорошо, давай начнем сначала. Что Келли сделала с тобой в ванной?
Ребенок: Я забыл.
Интервьюер: Нет, ты не забыл. Я знаю, что ты не забыл.

На абсурдные заявления детей не обращали внимания или считали их искаженными воспоминаниями о реальном насилии. Что еще больше подкрепляло обвинения:

Затем шестилетняя Нэнси рассказала судье Долану, как ее бабушка и дедушка засовывали свои руки и головы ей во влагалище, где они шевелили ими. Они также издевались над ней, по ее словам, огромной разноцветной машиной, размером с комнату, которая хранилась в подвале. Никакой клетки она не помнила, а Синди не упоминала никакой машины.

Интервьюер: А (друг) тоже вставлял свой пенис в её пенис?
Ребенок: Да, в то же время.
Интервьюер: В то же время? Как вы это сделали?
Ребенок: Мы отрубили наши пенисы.
Интервьюер: Значит, она кровоточила в своём пенисе, и у тебя и твоего друга пенисы были внутри её пениса.
Ребенок: В то же время.

И еще несколько методов

- Воображение и ролевые игры. Детям предлагали притвориться, что насилие действительно произошло, и описать его. Предлагали стать полицейским и арестовать преступника.
- Не рассматривались альтернативные объяснения этим историям: сны, рассказы взрослых, фильмы и СМИ.
- Детям давали задание «Нарисуй человека» и по рисункам определяли насилие.
- Давали наводящие игрушки: веревки, монстров, оружие, шприцы, мясорубки. «Кошечка отправляется в мясорубку вместе с рыбками!» – трактовалось как сатанинский ритуал, в котором людей и животных измельчали и съедали.
- Детей просили делать домашние задания: усиленно представлять себе то, о чем они не хотели говорить, и вести дневники.
- Применяли анатомически правильных кукол (с гениталиями). Их посмотрим позже.
- Родители часто помогали следователям получать показания. Когда ребенок говорил: «Мама сказала мне, что папа связал меня», упоминания о влиянии родителя игнорировались.
- Ребенку, скучающему по родителям (которых обвиняли в насилии), обещали, что родители вернутся, как только ребенок обвинит их.

Еще раз повторюсь, все эти творческие методы применялись без какого-либо образования в этой области, без проверки показаний на правду-ложь. Правда была не нужна.

Были перегибы и в медицинских осмотрах. Врач вставлял пальцы в анус или влагалище, чтобы ребенок сравнил ощущения, так его насиловали или не так? Или определяли насилие по тому, как легко входят пальцы.
Естественно, детей насильно заставляли проходить такие процедуры, несмотря на боль.
Любые индивидуальные особенности гениталий воспринимались как признаки насилия. Даже отрицательные результаты обследования иногда трактовались как возможное насилие.

Были и курьёзы. В одном случае детишки увлеклись и обвинили в растлении прокурора, заместителя шерифа и соцработника, которые их допрашивали.
– Упс, главное – не выйти на самих себя, – подумали чиновники и прикрыли дело.

В чем проблема этих методов?

Во-первых, дети страдали. Через некоторое время у них появлялись реальные симптомы стрессового расстройства и сексуализированного поведения. И психологи радовались: ну вот и симптомчики травмы подъехали.
Вот только появлялись они после допросов и вследствие допросов, потому что психологи фактически внедряли воспоминания о насилии, изолировали детей от родителей, держали их в атмосфере давления и безнадежности. Если кто и трахал детей в мозг, то это психологи и следователи.

Во-вторых, на этих показаниях строилось все обвинение. В суде было достаточно невнятного «да» от ребенка, чтобы посадить человека. Порой не нужно было ни других свидетелей, ни улик, ни следов насилия.
И даже если ребенок молчал, считали, что он просто запуган, а значит это тоже доказательство насилия. Психологи могли вывернуть любой симптом ребенка (замкнутость, кошмары, недержание мочи, нежелание идти в школу) в свою пользу.
А уж если обвиняемый отрицал насилие – ну это 100% доказательство вины, злостное отрицание и предательство ребенка. Нужно было активно доказывать, что ты не совершал насилие.

Поэтому от 80% таких дел заканчивались сделкой со следствием. Адвокаты советовали даже не трепыхаться и сразу признавать вину. Таковы особенности судебной системы в США. Обвиняемые просто не имели выбора: утонуть в судебных дрязгах, разориться, ославиться на весь мир и все равно сесть на долгосрок. Против «мягкого» наказания в случае сделки: отберут детей и запишут в реестр сексуальных преступников.
Кстати, возможно отсюда всплеск подтвержденных изнасилований в те годы. Такие вот подтверждения.

Можно ли доказать, что такие методы действительно вызывали ложные показания?
Да, можно, и об этом в следующий раз

Источники:
1. Snedeker, Nathan. Satan's silence. Ritual abuse and the making of a modern American witch hunt. 2001.
2. Ceci. Jeopardy in the courtroom. A scientific analysis of children's testimony.
3. Underwager Ralph. The real world of child interrogations. 1990.
4. Pendergrast Mark. The Repressed Memory Epidemic. How It Happened and What We Need to Learn from It. 2017.
5. Underwager Ralph. The real world of child interrogations. 1990.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!