Серия «СССР»

С Горбачёвым я пила шампанское. Ну, как: я пила, он пил, стояли практически рядом. Но, конечно, не общались и не знакомились. Это была церемония ТЭФИ. Году, может, в 2007-м, точно я не помню. Никакого интереса к бывшему генсеку тогда не заметила. Появление какого-нибудь Диброва вызывало больший всплеск внимания. Читаю сейчас, как было благожелательно воспринято появление Горбачева в качестве главы страны. Как этому радовались.

Всё-таки какая разница между восприятиями. Московских интеллигентов и моим. Не помню ни одного доброго слова в адрес нового генсека от моих родственников. Самое мягкое: "балабол". Пустозвон. Сразу вызывал брезгливое презрение. Надо понимать, что в Новосибирске талоны (или карточки на продукты, как хотите называйте) появились ещё при Брежневе - до Горбачева. Но при Горбачеве все только ухудшилось. Поколение наших родителей воспринимало борьбу с алкоголем как унижение взрослых и самодостаточных людей. Ровно так, как и сегодня мы воспринимаем запреты нашей любезной Думы. Борьбу с курением и проч. Не ваше собачье дело, в общем, лезть в мою частную жизнь. Регулируйте, да не заходите за красную черту.

А пока тут люди глотки грызут друг другу. Какие памятники ставить. Да никаких. Нет никакой платформы. Пустота. Даже Чапаева рядом нет.

Владимир Мамонтов, президент «Известий»:

О противоречивом Михаиле Горбачёве написаны толстенные книги. Для оценки его роли в гибели Советского Союза найдены самые стопудовые, самые чугунные слова. Но немало и искренних благодарностей за то, что вывел на свободу. Надо ли их повторять? Попробую сформулировать то, чему Горбачёв и его время научили меня (и моё поколение, хотя никто от поколения меня не уполномочивал).

Первое и, возможно, главное: самовлюблённый мужик в политике - страшная разрушительная сила. Он и в жизни в целом не цемент, не соль земли, но во власти… Когда мы с нынешним главредом «Родины» в 1986 году со всё возрастающим изумлением бегали за Горбачёвым по Дальнему Востоку (мы там собкорили, а он совершал историческую поездку), самыми диковинными были его незапланированные остановки и беседы с людьми. Люди были потрясены: не сон ли это? «Я приехал услышать вас, узнать о ваших чаяниях, посоветоваться, как нам лучше ускоряться и перестраиваться» - так всякий раз обволакивающе, южнорусски говорил Горбачёв. А у народа на лицах замирало простодушное выражение героя Савелия Крамарова: о, генсек, живой, обаятельный, ходит, говорит без бумажки, смеётся; его при желании можно даже потрогать. Или получить от охраны по рукам.

Но уже во Владивостоке, где я научился пробиваться сквозь толпу поближе к генсеку, чтобы услышать его толки с народом и вставить в репортаж (задача, самой постановки которой я ещё пару лет назад и представить не мог), стало ясно, что слушать он никого не собирался, для Горбачёва это его личный театр, где амплуа, словечки, приёмчики должны показывать, как стране и людям наконец-то повезло с руководителем. Он ждал похвалы и аплодисментов.

Ну, за Горбачёва?

Нет, не могу. Скажу, почему. После посещения Байконура. Именно там, мне рассказали, как преисполненный надежд космодром ждал Михаила Сергеевича: он должен был увидеть старт «Энергии», которая вознесла «Буран». Горбачёв приехал, был прекрасен. Он, свежий и перестроечный, говорил с инженерами у стапелей. Он трогал обшивку. Он рисовал перспективы. Ценности будут теперь общечеловеческие, а СССР все любят. И пошЁл к выходу. «Как, Михал Сергеич, а старт? Не посмотрите?» «Нет, тут, понимаете, политика: нам с американцами договор подписывать, а я смотрю, как «Буран» взлетает? Они из-за этого страшно нервничают». Главный конструктор сказал тогда ошеломлённым инженерам и рабочим в белых халатах: «Это всё, братцы». Горбачёв уехал. «Буран» взлетел, триумфально вернулся. Программу закрыли. Как называется тот договор, который мы там с кем-то подписали? Какова его судьба и роль? Челнок лежал в ангаре, пока на него крыша сгнившая не упала. Тяжёлой ракеты у нас нет до сих пор.

А была.

Ольга Рязанова, филолог

(дочь Эльдара Рязанова):

Анекдот помните? Далеко за горизонт, насколько видит глаз, уходит огромная масса полусонных людей, стоящих по подбородок в дерьме. Вдруг один приходит в себя и восклицает: «Ну, сколько можно! Надо уже отсюда как-то выбираться!» А сосед цедит сквозь зубы: «Не гони волну, падла».

Горбачев разворошил стоячее болото. Как Пётр I Россию поднял на дыбы, так Горбачев поднял на дыбы Советский Союз. Какое это было охренительное время! Какой обвал невероятной информации! Смотрели ли вы когда-нибудь что-либо более захватывающее, чем съезды народных депутатов?

Может быть, если бы не Горбачев, у нас до сих проходили бы съезды КПСС, пятилетки якобы выполнялись как бы в четыре года, мы бы сидели за железным занавесом в своих Сыроежках и завидовали тем, кому посчастливилось попасть за границу с 30 долларами, кипятильниками и тушенкой. Мы бы изнывали от скуки на открытых партийных собраниях. В статьях и диссертациях мы были бы вынуждены обязательно вставлять цитаты из Ленина и очередного доклада Генерального Секретаря ЦК КПСС. Жены неверных мужей писали бы жалобы в партком, и их персональные дела под названием «аморалка» разбирались бы на закрытых партсобраниях. Как у Галича в «Товарищ Парамоновой»:

- Ты людЯм все расскажи на собрании.

- Ну, так что тут говорить, что тут спрашивать. Вот стою я перед вами, словно голенький.

Но за несколько лет мы разочаровались в Горбачеве, мы смеялись над его говорком, нас сильно раздражала его жена, не очень радовала борьба за трезвость, то тут, то там вспыхивали национальные конфликты, да и жрать было нечего. А сегодня мы вспоминаем годы перестройки, как лучшее, что с нами было. Таковы свойства памяти. Лично я отношусь к Михаилу Сергеевичу с огромной симпатией. Он не цеплялся за власть, не выворачивался наизнанку ради ее сохранения, ушел спокойно и достойно, сохранив о себе добрую память. Здоровья ему!

Евгений Стаховский, «Объект 22»:

России с правителями искренне повезло дважды: Годунов и Горбачёв. Можно было бы ничего не добавлять к уже сказанному, но сегодня я скажу, чему научил меня Горбачёв. Именно он научил меня миру, стремлении к дружбе и понимаю разнообразия культур, или даже больше — интересу к ним. А ещё — попытке диалога даже с самыми большими мудаками. Не то, чтоб я в этом преуспел, но мне есть на кого равняться.

Максим Кантор, художник:

Вовсе не понимаю, почему человек должен испытывать благодарность к правителю/царю/президенту. Это он к вам должен испытывать благодарность: за то что платите налоги, которые идут на его жилье/стражу/поваров/ детей/ роскошь. За то, что служите в армии или рожаете солдат. За то, что терпите его пустые фантазии.

Испытывать благодарность к Путину, Горбачёву, Сталину, Ельцину, Николаю Второму, Трампу, Байдену, Джонсону или Черчиллю - это свидетельство, на мой взгляд, интеллектуальной неполноценности. Все равно что испытывать благодарность к истории, которая течет, или к канализации или к погоде.

Надо быть благодарным родителям, любимым женщинам, друзьям и детям. Философам и мудрым художникам. Богу, если в него верите. Врачам, которые лечат. Учителям, если учат хорошему. И хватит.

От себя добавлю пару абзацев. Псевдоконцептуальное. Заведомо непопулярное. Но мне не привыкать к негативной реакции.

Итак. Лучшее в мире образование, сильнейшая наука, мощный ВПК – все это было положено на алтарь инерции, тотального неприятия перемен, которые уже произошли и/или намечались: медийке почти никто не верил, многие внимали «вражеским голосам», а уж об эстетическом проигрыше советской модели даже и дискутировать не приходится.

Постараюсь примитивно, на пальцах, что называется, объяснить почему именно Брежнев, а не Горбачев развалил СССР. В отличии от Сталина, допустим, или того же Михал-Сергеича, Леонид Ильич не был «хозяином дискурса». Он не рефлексировал на тему о том, как должен быть устроен мир. Ему хватало догматов предшественников, а которые он особо и не вдумывался.

В отличии от Карла Маркса, Владимира Ленина и/или Иосифа Сталина он не являлся и… журналистом (здесь ставим смайлик), то есть даже отвлеченно порассуждать на эти темы ему не хотелось, будучи всего лишь первым среди равных, он предпочитал быструю езду на красивых автомобилях. А Горбачев предпочитал благосклонность «западных партнеров».