Серия «Пришлые»

-Ну, не будем, так не будем.

Вид Никиты тронул председателя за сердце: полные серъёзности глаза под сдвинутыми в задумчивости бровями словно раскрывали для окружающих переживания его сердца – сейчас это был не тот молодой и симпатичный парень, гордость всей деревни: вот, какие у нас есть ребята! Теперь же перед ним стоял грубый и уставший мужик и в глазах блестели не прежние искорки молодого задора, а тяжёлые мужские слёзы.

Председатель сказал последние, прощальные слова, колхозный плотник – дядь Матвей, забил обухом топора по гвоздю в каждый угол гроба, приколотив крышку, молодые парни спустили его в яму, каждый бросил по горсти земли...

Уже все почти разошлись. Никита так и стоял чуть в стороне от могилки. К нему подошёл председатель:

-Я понимаю, Никита, что тебе тяжело сейчас, но..., твои слова о Боге, как бы это ни было понято неправильно. Ты ведь знаешь наших людей – ты их хлебом не корми – дай только кого-нибудь во врагов записать. А ты у них и так на языках чешешься из-за всех этих прогулок в Ручьи. По-моему, это как-то непонятно получилось...

-Что? – Внимательные глаза Никиты остановились на председателе.

-Ну, ты так выразился, что Бог как будто бы существует. - Председатель немного растерялся и отвёл взгляд.

-Если бы не существовал Он, то не существовали бы и мы, Владимир Сергеевич.

-Но разве ты не видишь, - председатель глазами показал на могилку Анны, - что творит религия с людьми.

-Религия, Владимир Сергеевич, а не Бог. А Бог любит человека, очень любит и мы это сможем понять, когда сможем в это поверить.

Председатель посмотрел на выпрямившегося Никиту и ничего не смог сказать в ответ – перед ним стоял человек взвесивший сказанное.

-Я вечером зайду к тебе, Никита. Ты уж, дождись меня. 

Никита, посмотрев ему признательно в глаза, кивнул и медленно пошёл домой. Когда он проходил по деревне, люди, собравшиеся местами в кучки и обсуждавшие похороны, смотрели ему в след и перешёптывались. Всем было интерессно, что ж теперь будет с этим парнем? Вернётся ли к нему рассудок?..

Машина остановилась перед какими-то воротами, которые через минуту, отворяемые выпрыгнувшим из кабины шофёром, заскрипели. Они въехали во двор и остановились. Длинный резко соскочил и открыл дверцу. Другой безразлично толкнул нерешающегося выходить Архипа в бок и, когда тот обернулся на него, кивнул на выход. Архип с трудом встал на ватные ноги и протиснулся к двери.

Это был двор полуразрушеного, но с оставшимися высокими стенами монастыря на окраине города. Они прошли между мрачными и заснеженными зданиями обители в самый её конец. Здесь находилось монашеское кладбище. Архип приблизительно знал устройство монастырей, да и заснеженные холмики говорили уже за себя. Помотавшись по тюрьмам, Архип был наслышан, о том, где часто находятся у властей места нешумных устранений неугодных им личностей.

Место ему приготовили прямо у стены – там стояли двое, опёршихся на лопаты заключённых, которые курили и были под присмотром двух, закутавшихся в тяжёлые тулупы, милиционеров. От них как раз отошёл еще один, интеллигентно одетый, мужчина и пошёл к ним навстречу.

-Ну, что ж, - сказал он, ёжась в модное пальто, - вам, Данилов, наверное, объяснять не нужно, зачем вас сюда привезли?

Архип только тупо посмотрел ему в глаза: «Что, что это? Неужто всё? Я не хочу! Слышите, вы, все? Я не хочу! Боже, где ты? Я ведь столько сделал для тебя! Неужели ты не вступишься?» - Он хотел всё это прокричать, обращаясь и к этому холодному и такому безучастному к нему небу и к этому жестокому человеку; но у него только вырвался хрип.

-Да, Данилов, здесь вам последнего слова не дадут. Поэтому можете не стараться, что-либо выговорить. А почему всё это так? - Интеллигент обвёл рукой, в театральном жесте, монастырскую запущенность. Ему, видать, нравились такие мероприятия, и он старался вытянуть из этого приятную для себя изюминку. – Так это потому, что подобные вам люди не заслуживают большего – суда, к примеру.

Архип опустил голову и заметил, как длинный, стоящий за его спиной, вытащил из кармана револьвер.

«Я не хочу умирать! Боже, я не для этого тебе служил, чтобы умереть вот так, как собака!»

-Пошёл. – Длинный больно ткнул его в спину, и они пошли к стене.

«Боже, где ты? – Внутри Архипа всё рычало и неистово билось. – В чём моя вина  перед тобою? Я верою служил тебе, а ты меня в смерть? Я не хочу туда! Нет, там не могила, там – ад!!!».

Его подвели к стене, рядом с ямой. Один заключённый остался стоять на месте, а другой, неловко чувствуя себя, отошёл в сторону и отвернулся. Архипа повернули спиной к стене. Перед ним находилось, в пяти шагах от него, бледное лицо длинного.

-Знаете, Данилов, мы не зря выбрали это место: покойнички вокруг вас будут все «святые» - ума разума, может, наберётесь за время, так сказать, тления своего, да и батюшку, для благословения на то свет, тревожить не надо, место-то и так уже «святое». - Интеллигент улыбнулся своей шутке, показав мелкие и острые зубки.

Длинный за это время ещё раз откинул барабан револьвёра и проверил наличие патронов. Архип, с полными ужаса глазами, посмотрел в могилу – там полыхал видимый только ему пожар ужасающей бездны. Алчущие языки преисподней поднимались всё выше и выше, доставая его ноги, а оттуда уже дальше впивались в его душу, которая начинала пылать в нём невыносимыми муками, заставив закашляться от ядовитых паров жжённой серы пекла. Он отшатнулся от неё, прижавшись спиной к стене. Ему хотелось, чтобы стена растворилась, и он мог бежать, бежать от этого места, бежать от себя. Нет, нет - ему надо вырвать этот огонь из себя. Вырвать и выкинуть свою душу - будь она проклята!

Архип принялся драть на своей груди одежду, не отрывая глаз от разверзшейся бездны перед собой.

-Что ж это вы, Данилов, там такого увидели? - Интеллигент удивлённо посмотрел на него. - Да, холодновато там вам будет, но не так ведь ужасаться-то.

Пистолет длинного был наведён Архипу на оголённую грудь, но он сейчас не слышал ни слов интеллигента, ни щёлкнувшегося на взводе револьвёра. Оттуда, из могильной ямы, вырывались ужасные стоны и крики пытаемых адом людей – их вопли разрывали даже воздух вокруг. «Боже, ты не посмеешь..., я… я проклинаю тебя!» - Архип в ярости рванулся вперёд на целющегося в него палача.

Интеллигент нервно вскрикнул: «Стреляй!»

Длинному пришлось расстреливать его почти уже в упор.

-В первый раз у меня такое – чтоб так дёргались, - удивлённо проговорил длинный, выковыривая стрелянные гильзы из револьвёра.

Но Архип этого уже не слышал, как и того, как меланхоличный напарник длинного подошёл к его телу и, не меняясь в лице, сделал для контроля выстрел в его, вопросительно запрокинутую к небу, голову. 

-А, ты уверен, что он покажет тебе, где скит? Даже если назавтра от него этого всё же добьёшься – это будет поздно, а ты уже знаешь, как бегать за Архипом. – Никита всё переминался у двери, торопя этим действовать и брата. - Давай, Павел, бери кого-нибудь и, как договорились, не теряй нас из виду, и вечером будешь у Архипа. Но, дай мне быть первым в этом скиту, а потом – делай, что хочешь, а я уже поехал – время, Павел.

-Постой. - Павел встал из-за стола. - Мы тебе лошадь обменяем, а то загубишь свою.

Они вдвоём выскочили из дверей и побежали во двор. Время торопило. В сани Никиты запрягли свежего, из милицейской конюшни, жеребца, а за это время Павел приказал запрягать себе сани, тут же побежав искать Елисеева, чтобы взять его с собой на задержание Архипа. Так они потом и двинулись: спереди Никита, а сзади, на милицейских санях и на расстоянии видимости - Павел с оторванным от завтрака и ничего не понимающим Елисеевым.

-Ты, начальству хоть доложил, что я с тобой еду, а то искать будут. На целый день ведь, да?

Елисеев, говоря это, кутался в тулуп и обкладывал себя сеном, сгребая его со всех саней, но тут же спохватился:

-Стой, Павел, я того, обед свой в кабинете забыл, жена сегодня полкурицы отвалила.

Павел лишь обернулся на него и этого хватило, чтобы Елисееву начать оправдываться: 

-Да я ведь, того, подумал только – как это без обеда весь день. Говорят, и язву от этого заработать можно, не обедавши-то.

Елисеев парнем был толковым и Павлу нравилось работать с ним вместе. Когда советы давал, то всегда дельные, попусту никогда не советовал. Если не знал, что к чему, то просто молчал или вспоминал, что было вчера на ужин, и на какой обед в последний раз его приглашала тёща. Короче, если к его помощи прибегали по ходу дела, то от него можно было не ждать проблем и навязчивости. Что надо, Павел ему объяснил и теперь Елисееву оставалось только вслух размышлять под каким гарниром была курица и как, этот самый гарнир, готовила жена. Но это он рассказывал самому себе, Павел же правил лошадью и следил за далеко едущим Никитой, чтобы не потерять его из вида, и переживал, как всё будет. Архип для него не был простым убийцей, с которыми Павлу часто приходилось иметь дело, изучая его, знакомясь с ним по следственным бумагам, со слов знавших его людей, он представлялся для него чем-то злым, хищным для человеческой личности, что ли. Павел преследовал его ни как простого преступника, а как какой-то кошмар, чтобы вырвать его из нормальной человеческой жизни. Изо дня в день он становился почему-то его личным врагом. Ему пришлось встречаться с теми, которые вырвались из его рук или по своей воле, или когда раскрыли один его скит. Павел и сейчас задаётся этим вопросом: ну, почему эти люди так верили этому Архипу, учителю веры, что готовы были добровольно умереть для созданного им самим бога. Да не верит он тому, что Бог, пускай он даже и есть, хочет этого. Где такое может быть написано в Библии? Никита ведь прочитал её раз пять и ни где не вычитал подобного. Врёт, значит, Архип – ему нужны эти смерти, его религии, его гнустной душёнке. Он выжигает ложью волю людей, пользуясь их слабостями. Ведь нормальный человек просто рассмеётся этому мракобесию, да и только. Павел аж ёрзал на сене от распирающего его гнева, предвкушая тот момент, когда Архип попадётся ему в руки.

Когда Ручьи показались, Павел съехал в лес, наблюдая из-за деревьев за деревней. Там была видна некая возня, но выезжать ещё никто не собирался. Видать, ждали начало темноты - благо темнеть начинало рано. Темнота тоже была под руку милиционерам – следить было безопасней. Когда солнце начало заходить, с противоположной стороны в деревню въехали сани, за ними бежала большая собака. Скорее всего это и был тот человек, который должен был вести сектантов к скиту.

Ближе к темени редкий свет в избах стал гаснуть и по одним, или по двое саней, соблюдая дистанцию и так, чтобы не потерять друг друга из виду, стали выезжать из деревни люди.

-Ну, что, Володя, - обратился Павел к Елисееву, - готовь револьвер - скоро чёрт появится.

Ехать пришлось часа три, пока не въехали в самый лес и здесь пришлось держаться совсем близко, чтобы не потерять последние сани из вида. Хорошо, что под конец вся процессия плотно скучковалась, чтобы тоже не потерять друг друга. Здесь уже ехали медленно и осторожно – совсем узкая, между могучих сосен дорога, была тяжело проезжаема и петлява. В её конце лес отражал заревом многих костров. Они поняли, что цель достигнута и решили оставить лошадь с санями здесь, заведя их немного в лес.

-Волки не сожрут? Казённая всё-таки, - запереживал Елисеев.

-Да не сожрут, - успокоил его Павел, - огня близкого побоятся. Да и не долго мы там будем – концерта у них сегодня не получится.

Павел скинул на сани тулуп и остался в лёгком милицейском полушубке. Елисеев, чуть подумав, тулупа снимать не стал. Так они и пошли в сторону огней по свеженакатанной дороге...

Никита ехал в середине всей размеченной цепочки, и сколько не старался разглядеть, при ярком месяце, саней Павла, но кроме, иногда появляющихся вдали задних саней их процессии, ничего не видел. Но это его так не беспокоило – Павел был где-то сзади, и он это знал, но вот встреча с Анной – как вести себя? И Архип – узнает ли его среди других мужиков Павел? Когда они въехали в лес, его сердце стало биться ещё быстрее – что будет?

Костры, разложенные посреди огромного двора большим кругом, внесли в сердце Никиты беспокойство. А когда они все въехали на огромный двор и, сойдя с саней, вошли в этот освящённый огненный круг, из большого дома стали вереницей выходить какие-то женщины со странным унылым песнопением. У каждой в руке было по большой толстой свече, которые освящали их бледные лица. Никита понял, что это и есть скрытницы и тут он стал внимательно вглядываться в лицо каждой из них, ища Анну. Но вот вышла и последняя, а Анны среди них не было. Никита вытер рукавом испарину, выступившую у него от волнения на лбу.

«Где ж Анна, куда он дел её?» – пронеслось у него в голове и тут из дома вышел сам Архип. Он молча спустился с крыльца и прошёл между приехавшими из Ручьёв единоверцами, собравшимися в толпу, к самому большому, но в стороне ото всех и не в кругу других кострищев, костру. Все повернулись за ним. Чувствовалось нарпряжение каждого из стоящих рядом с Никитой. Женщины со свечами, легко одетые в черное, кончив пение, пристроились в стороне от Архипа, но лицом к приехавшим.

-Сердцу радостно моему видеть вас, братья и сестры, здесь, в этом святом месте, где заключается чудная общность человека с его создателем. Откуда многие души вознеслись к высотам, неизмеримыми никакой человеческой наукой. Я хочу рассказать вам сегодня о том мгновении, когда душа соприкасается с вечным. О сладостном мгновении отделения чистой души, от нашего зловонного от греха тела. Я расскажу вам о смерти и о начале новой жизни...

Жар от разложенных кругом костров начинал согревать тело. Люди с замиранием слушали Архипа. А тот говорил всё вкрадчивее и слаще... приглашая умереть. Какая-то энергичная женщина неустанно бегала и подбрасывала поленья в костры, но на неё никто не обращал внимания - все были увлечены проповедью. Но Никита, не переставающий осматриваться кругом, заметил, как она бросала какие-то порошки на уголья. «Спирт сухой?» – пронеслось в голове у Никиты. Потом Архип стал немного удаляться назад, но голос его не стих, а наоборот приобрёл ещё большую силу и уверенность. Он говорил об ангелах, о рае. Некоторые из собравшихся стали садиться прямо на снег, становилось всё жарче и тяжелее стоять. Сколько они уже здесь час, два, всю ночь? Никита снял шапку и расстегнул тулуп – дышать становилось тяжелее.

...-Одна из сестёр ваших уже в радости великой и в общении с небесами пребывает, но тело её, в назидание нам, ещё с нами.

Никита, мутными глазами, попытался разглядеть ту, которую или привели, или принесли - тот самый мужик, провёдший их в скит и женщина, жгущая костры. Они заскочили в круг костров и, небрежно сбросив с рук тело, вынырнули обратно из едкого, голубоватого дыма, наполнившего пространство с людьми, окружённых пляской огненных всполохов.

-...Вот она, сестра ваша Анна, подойдите, поприветствуйте её... – пригласил Архип, удаляясь всё дальше от набирающей силы ядовитой стены из жгучего полымя.

Но подойти или хотя бы сделать шаг никто не смог. Никита, собрав последние силы, заставил себя думать – где он, что с ним?!

Из оставшихся стоять он был последний, все уже сидели или лежали. Огонь, набирая силу, шипел всё сильнее порошком, распространяя ядовитый угар вокруг себя. «Анна, ведь это Анна! Что с ней?» – Никита, заставляя себя, делал неимоверно тяжёлые шаги, переступая и наступая на свалившихся в огненном кругу людей, в сторону Анны.

Вдруг в нём пронеслась чистая и ясная мысль, что Анна мертва. Вот она, лежит совсем рядом с ним, с неестественно широко раскрытыми глазами, в грязной накидке на худое измождённое тело, на растопленном и мёртвом снегу.

Женщина, суетившаяся с порошками, плотно прикрывая платком нос и рот, подскочила к Никите и позвала за собой:

-Пошли отсюда - Архип требует тебя к себе! – И тут же поспешила вон из бани огненной.

Оглянувшись на застывшего у тела Анна Никиты, она, выругавшись, снова устремилась к нему, схватила за рукав и попыталась утянуть прочь из дымного котла:

-Пошевеливайся, дурень! – взвизгнула она. – Архип милует тебя! Зелье и тебя скоро свалит, а огонь пожрёт!

Никита, из последних сил, оттолкнул злую тётку. Его сердце разрывалось от скорби, впитывая в себя застывшие в чертах лица Анны душевную боль и предсмертные муки.

-Да, и чёрт с тобой! – выкрикнула тётка. – Сгорай в этой геенне! – И, лихо перепрыгивая через детей и их родителей, помчалась вон от надвигающегося пламени.  

Голос Архипа давно уже затих, но слышались какие-то крики, прогремел выстрел, один, другой. А Никита хотел только одного – хотя бы прикоснуться ладонью к её щеке. Неожиданно кто-то влетел из темноты в огненный круг и, грубо схватив его, потащил за шиворот прочь от ядовитого дыма. У Никиты даже не было сил сопративляться, он только слышал знакомые голоса:

-Я говорил ведь тебе, Павел - не нравится мне эта вонь от костров! — Это был голос Елисеева. – А где этот гад?!

-Да вот, лежит, не видишь, что ли?

-Жив?

-Жив. Я ему ноги связал даже. Тащи Никиту дальше, и других давай – ни неба, ни ада сегодня никому не будет. А где лесничий?

-Нет его, он чуть пальнуть не успел, но я его вовремя догнал, не достал он ружья. А ведь какой мужик был – на дрова не скупился!

-Все они хорошие, когда не знаешь кому молятся. А что с девчёнкой той?

-Да мёртвая она, конечно! Видел ведь, как её из сарая волоком тащили! – Елисеев опустил Никиту на снег и побежал вытаскивать других.

-Смотри, не дыши там этой дрянью, - крикнул ему вслед Павел и присел над Никитой, растирая снег на его лице. – А ты, давай, дыши братишка, свободно дыши!

Никита, приходя в себя на свежем воздухе, тяжело дышал и еле слышно шептал брату:

-Анна..., Анна...

-Нет её, забрал её у тебя Архип. – Брат отечески хлопал его по щекам, почти гладил. - Но ты отходи, давай, быстрей - поможешь других спасать!

Павел резко встал и пошёл к кострам – там были люди, которых можно было ещё спасти. Он шёл и плакал, и крупные, толкаемые большим сердцем мужские слёзы катились по его щекам. Он прошёл рядом со связанным Архипом, лицо которого было всё в крови от схватки с милицей. Его глаза сейчас были подобны глазам загнанного зверька, быстро бегающие и отражающие огонь… Поверженный «пророк».

-Сатана, если он и есть – он твой бог! И ты, после суда, уже точно пойдешь к нему! –пообещал ему Павел.

Елисеев, волочащий за воротники сразу двух человек, удивлённо посмотрел на сослуживца... 

Архип, спрыгнув с задка саней и нагнав их перед, где сидел старик, подсел к нему.  –Не знаю я тебя старик, но спросить хочу: не тесен ли тебе этот мир?

-Да как он тесен может быть? Смотри – сколь места-то! - Старик улыбнулся и скрюченной рукой обвёл вокруг себя.

-Про мир духовный спрашиваю тебя, про мир тот, который глазами человеческими видеть невозможно.

-А как же ты его видишь?

-Сердцем, душою своею!

Старик прищурился и внимательно осмотрел Архипа:

-Ну, и что ты там видишь такого тесного?

-Тесного? – Глаза Архипа забегали по верхушкам сосен у дороги. - Всё тесно, старик, всё!

У развилки дорог он спрыгнул с саней и, даже не попрощавшись с глупым стариком, побрёл по несильно накатанному снегу, по направлению к заброшенному конезаводу.

«Вздорный старик, что, что он может знать о душе?! Да и кто сегодня способен здраво взглянуть на мир духовный? Все развратились под властью антихриста. Ну, ничего, господь не без милости к своим избранным и сколько ещё будет возможности – призовёт к себе. Ставил я скиты, в них и укроюсь на время; вот только бы парня того с собой прихватить. Видно, бог мне помощь в нём даёт. Давно я мечтал о подобной встрече, хороший из него ученик мог бы выйти – преданный и бесстрашный!».

Но все эти дни не оставляли его мысли и об Анне - она преследовала его всюду. Он злился на её малодушный поступок, на её предательство, а ведь именно на неё он возлагал большие надежды. Если бы на её месте была другая, он бы так не переживал, но вот Анна - её смерть его волновала больше всех других смертей. Где-то там, в глубине души, он даже жаждал именно её смерти. Да, другие смерти ему тоже приносили некую разрядку, ведь это была воля божья, и душа освободившаяся, и бог радовались встречи, а этому радовался и он. Но смерть Анны должна была принесть его нутру нечто большее — это он чувствовал, он это ощущал всем телом, всем своим сознанием. Он верил, что это высшее, божественное, его торопит заставить Анну совершить подвиг смерти и вырваться из мира антихриста. Сейчас, именно сейчас, он был горд тем, что несёт людям самую действительную веру, религию, которая в состоянии их освободить, освободить их души. Он так проникся мыслями к душе Анны, что чуть ли не бежал по почти заброшенной дороге, чтобы скорее рассказать ей, как бог ждёт её. Вот оно, общение с богом, его откровения ему, ради которых он ещё живёт и борется!

За разваливающимся и растаскивающимся по частям для личных хозяйств жителями окрестных деревень конезаводом, Архип свернул на еле приметную и блуждающую между деревьями накатанную на снегу колею, котрая вела к дому лесничего – Савелию. По ней надо было петлять версты три в глубь леса. Ночью, или даже если было тучно, с этой дороги можно было без труда сбиться, поэтому Архип и шёл днём. В какой-то мере это было опасно, потому что могло привлечь ненужное внимание к жизни всеми уважаемого в округе лесничего Савелия. Хотя тесной округой эти места можно было назвать с большой натяжкой – то ли уже Сибирь-тайга, то ли её начало. Близость поселений была относительной. Любые «гости» Савелия, имеющие с ним связь по вере, припровождались в его глухую обитатель обычно ночью, он их сам встречал на последней развилке дорог, где Архип и спрыгнул с телеги, и сам вёл их по лесной чащи.

-Здоров, Архип.

Савелий вышел из-за густой ёлки. Днём наврядли кто мог пройти этой дорогой незамеченный им. Скит, который был под прикрытием Савелия-лесничего, Архип считал самым надёжным.

-Привет, Савелий, привет. Ты так не знающего странника и до смерти напугать можешь.

-Заждались мы тебя, Архип, обещался в неделю вернуться, а так уже и снега давно пошли.

Савелий, придерживая за спиной ружьё, как всегда холодновато, облобызал гостя. Архипу всегда не нравился этот холодок в нём, но Савелий был одинаково недоверчив со всеми, даже к собственной жене он был по-своему чужд. Поэтому Архип старался этого не замечать – к делу, доверенному ему здесь, в глухомани, он относился добросовестно.

-Много, чего случилось, но больше не доброго. Дьявол огонь жжёт вокруг - как бы уберечься вовремя, Савелий, от него. Не то достанет и уже во веки не отпустит.

Они подошли к дому окружённому, словно стеной, высоким и массивным забором. На дворе было пусто, только в сараях было слышно, как кто-то работал. Здесь каждый день, чередуя друг друга, работали по две скитницы, чтобы многочисленностью не привлекать внимание. А на случай, если эти две будут замеченны, то всегда можно было сказать, что родственницы приехали помочь. А другие в это время постились, молились, перечитывали брошюрки учения и веры, наставлялись Агатой на добровольную смерть во спасение души.

-Что там с Анной? – Архип сбросил котомку у крыльца и с нетерпением посмотрел в сторону леса, скрывающего землянку.

-С утра жива ещё была.

-Говорит чего?

-После твоего ухода, кроме поскуливания по ночам, я от неё ничего не слыхал.

-А, Агата, что, беседует с ней?

-Бьёт, нет-нет, когда у меня время есть дверь посторожить, чтоб не убежала, а так, чтоб разговор с нею был – пусто - дальше молчания не идёт. Да и помрёт она скоро – не жрёт в последнее время ничего.

Архип хотел сперва, для приличия, войти в дом, но передумал и, вытащив из котомки Библию, и получив в молча протянутую руку ключи, поторопился к Анне.

-Слышь, Архип, бесполезно это всё, она уже дня два пластом лежит, да и не соображает совсем.

Но Архип даже не обернулся на эти слова, а, наоборот, ещё быстрее пошёл к лесу. Анна ему нужна была живая. Перед смертью.

-Ты дождалась меня, Анна. – Архип осторожно подошёл к скамье, на которой, вытянувшись на спине и завёрнутый в лохмотья, лежал живой скелет. В маленькое, зарешечённое оконце под удерживающим землю деревяным потолком, пробивая густой лес и закопчённое стекло, проникал тусклый свет в землянку. Куски тряпья на Анне время от времени приподнимались на груди, а из полуоткрытого рта доносился слабый хрип и при вдохе и при выдохе.

Глаза умирающей девушки были широко открыты и не закрывались, казалось никогда.

-Анна, Анна! - прошептал он, и по-отечески, с любовью проводя широкой ладонью по её лбу и наклонившись к уху, словно исповедь, зашептал: — Вот она, наша жизнь земная – нет в ней радости, ибо плоть мукою тяжкою одолевает нас, скребет там, где сердце!.. Надрывается, надрывается душа наша непосильною ношею греха и желает высвободиться, выпорхнуть из проклятой в прах плоти и улететь, вознестись к богу!.. В каждом члене нашем, в каждой частичке нашей засел грех и нету, нету исцеления от него человеческого, не найдено людьми лекарства от него и этим душа томится и этим губится она, если мы сами не захотим освободиться!.. Господь дал нам благо смерти добровольной, своим крестованием дал нам пример, он благословил этот подвиг веры, так возликуй с ним вместе на кресте!.. Взойди на Голгофу!

Из незакрывающихся глаз девушки показались слёзы. Архип, умилённо утирая рукавом свои глаза, вышел из землянки.

Снаружи ждала поклониться ему Агата - она заискивающе поцеловала его руку и торопливо затароторила:

-Ой заждались мы вас, запереживались - где вы, да и что с вами?! Неужто что случилось?!

-К Анне ступай! – твёрдо, но не повышая голоса, прервал её Архип. - Готова она крест принять. Лица не повреди только. Возьмёшь бабу Савелия – после тело обмоете и приоденете в чистое. А Савелий, если я его не увижу, пусть гроб получше приготовит – людей завтра будет много, чтоб всё по-человечески было.

Ему дышали в спину, его гнали все. Он знал, что и Савелий через пару дней возьмёт его на мушку своего ружья, с которым не расстаётся. Власть учуяла его след, старцы гонцов пустили авторитетных по всем местам, объявив его еретиком. Время антихриста и тьмы! Но у него ещё есть время, и власть божья собрать для неба жатвы. Завтра вечером он приоткроет, как никогда, путь к вечности, он донесёт ещё раз радость до ищущих близости бога душ. Он покажет тем, которые не в скитах, в какой благости уходят к богу пожелавшие и познавшие его! Завтра будет праздник, праздник желанной смерти! Завтра её будут желать многие!.. Не будет победы антихристу там, где он – посланник божий – Архип!..

-Я всегда говорил, что настоящий сыщик должен иметь нюх, вроде интуиции, сыщиком рождаются, а не становятся. - Здесь начальник поднял к верху указательный палец, что говорило о его глубоком убеждении в этом вопросе. – Ты прекрасно знаешь, что у соседей большая беготня с бандой, они просят помочь и мы собираем группу… Но ты сразу то не хохорись – тебя в группе этой нет! - сразу последовал ответ на реакцию Павла. - И не будет! Для тебя дело посерьёзней и тоже у соседей. В их районе, в посёлке Петровка, мальчишку по причине религии удавили, а кто удавил – ты, наверное, уже догадался.

-Архип?

-Он самый. Пацану одинадцать лет ... было. Родителей нет, а воспитывали бабка с дедом, дед-то тот совсем лежачий уже, а бабка нет-нет наведывалась на какие-то там посиделки, собрания богомольцев. Так бы и ходила грехи свои замаливать до встречи с богом, но на днях Архип заявился к ним, в вере подучить, а внук приболел. Бабка, мальчишку к этому... «апостолу» для исцеления, а он его придушил – в царстве, говорит, небесном лучше… Но это так, вкратце.

Короткая история закончилась, и он замолчал, рассматривая заглянувший в комнату лучик света, оставившего свой след на красном бархате стола.

-Сколько бабку не упрашивали сектанты молчать, а она в милицию всё-равно сразу заявила. Так вот и узнали о беглом Данилове, а вот как запрос о нём сделали, то соседям ответили, ко всему прочему, что про этого сумасшедшего интересовался ты; соседи тут же к нам. Короче, Паша, все свои дела сдаёшь Елисееву, а сам будешь заниматься этим тёмным делом. Обо всём разберёшься на месте, работать будешь с Карпатовым. Да, да, его сняли с банды, как видишь - лучший сыщик соседей тоже там. Это, я тебе скажу, похлеще чёртовой банды будет. В посёлке такое творится...

-Что, с верхушки, Николай Фёдорович, тарабанят?

-Да, Паша, не к лицу митинги в нашей области. Архип-то этот исчез, а староверов местных народ сознательный жечь хочет. Уже вторые сутки милицией их охраняют. Поэтому мчись, Паша, пока след этой твари ещё не остыл. Не молчи смотри – если не будете справляться, сразу сообщай, будем снимать ребят с дел и - к вам.

Напряжение, охватившее Павла ещё в кабинете начальника при упоминании Архипа, не оставляло его до самого посёлка, куда он поехал на машине начальника. Здесь ему уже доводилось пару раз бывать, поэтому местность ему была знакома. Подъехали к дому староверов, окружённому высоким сплошным забором из массивного дерева. Через дорогу напротив, на куче угля, недавно видать привезённого, сидела ватага ребятни, стараясь заглянуть за забор. Здесь же уже прохаживался один милиционер. Когда они подъехали, он подошёл к ним и узнав, кто приехал, провёл их через ворота во двор, где как раз раскуривали махорку ещё двое милиционеров. Карпатов ещё не приехал был из города, поэтому Павел захотел сперва поговорить с сектантами, собравшимся вместе в небольшом доме. Они все вместе, несколькими семьями, так и ночевали здесь. Коротко расспросив милиционеров о новостях, Павел вошёл в дом. Во всех комнатах были люди, человек тридцать вместе с детьми, но детей было очень много. Напуган был даже, казалось, грудной младенец, которого держала уставшая от вынужденного бдения мать, прислонившись спиной к печи.

-А старший у вас, или что-то в этом роде, есть? – начальственно вопросил Павел

На какое-то мгновенье всё замерло вокруг, но тут от стола, где сидело четверо мужиков, встал один рыжий бородач и, повернувшись к нему всем массивным корпусом, глухо ответил:

-Ну, я.

-Ну, раз ты, то пойдём со мной, по снежку пройдёмся! – приказал незнакомый, но, по всей видимости, главный милиционер.

Мужик, не торопясь оделся, что было немного раздражающе для Павла и вышел за ним во двор.

-Моя фамилия Григорьев и я работаю вместе со следователем Карпатовым, которого ты уже знаешь. Ситуацию ты видишь сам – в посёлке серьёзные волнения насчёт вас. Вас охраняет только, понимаешь? - только три милиционера; ну, плюс я и шофёр. Пять. Так? Из города сюда ехать больше двух часов. Только мужского населения у вас в посёлке – триста человек, здоровых работающих мужиков. Сейчас ещё утро и день рабочий, но вечером здесь будет не 50–70 атеистов, как вчера, а 200–300! – Павел закурил. - Сколько у тебя детей?

-Шестеро.

-Милиционер не дурак, у него тоже дети дома, и он навряд ли будет совершать смертельный подвиг, охраняя подозреваемых. Детоубийц! – Павел говорил всё это обыденно и уверенно, словно оно всё так и будет и ни как по-другому.

Мужик старался сохранять спокойствие на лице, молча наблюдая за мирно прохаживающимися милиционерами. Чуяло ведь его сердце, что не всё ладно с Архипом, да и старцы уже с опаской поглядывали на него. Хотя и хорошее дело затеял было он - скрытников выискивая для убежищь духовных. Но вот зачем перебарщивать со смертями стал? Теперь вот и нас народом безбожным губит! А уговор ведь был: что мы не лезим дальше, чем мирные и тихие собрания, да денежная помощь в общий котёл… И старцы ведь ему, Архипу, не указ уже - сам править верой хочет! Бес, бес попутал этого Архипа, и он, дурак, тоже взял грех на душу, что не удержал его. Что ж теперь - гореть, гореть всем хороводом?! Нет уж - хоть он и старшим здесь поставлен, но огня он не поднесёт себе под ноги; да и кто с ним пойдёт? Гришка или Пётр с семьями? Да у них страх перед каждым собранием, не то, что жечь себя в избе. Вера, вера не та, как прежде: огня живого боятся более чем адского. Ой, Архип, неужто хочешь, чтоб мы горели, как и та банька в Чёлках, которую ты своими руками-то и запалил? Не хотели бабы тогда гореть, знаю, не хотели - без веры к богу пошли!

-Ну, что молчишь?! – Взгляд сурового милиционера упёрся в холодный омут глаз собеседника. - Ответил бы что.

-На что отвечать-то? Ты, кажется, до самых сих мест пугал только, - пробурчал старовер.

-Напервой расскажи мне всё, что ты рассказал Карпатову, а потом продолжишь дальше.

У Павла появилось чувство, что бородач будет говорить толк. Только бы суметь вытянуть нужное. Карпатову уже было известно о приблизительном направлении Архипа и о некоторых его далёких связях, эти данные он сейчас и прорабатывал в городе.

Слушая мужика, Павел получил более полную картину, окружающую жизненным пейзажем Архипа. Бородач осторожно валил всё на эту фигуру, выгораживая тех, кто находился в контакте с Архипом. Мужик не наврал, что Архип в Ручьях прежде был, а потом к ним пришёл. Под конец беседы Павел так ощущал убийцу, как будто тот был в этом же доме. В его голове прокручивалось одно действие за другим, как будто примеряясь, с какой ноги было бы лучше прыгнуть на эту бешенную собаку.

-Скажи, начальник, что будет с нами? - осторожно спросил бородач в конце разговора.

-Я ещё не знаю, но глупостей посоветовал бы не делать.

Павел пошёл к воротам, а мужик ещё долго стоял на крыльце, смотря на морозное солнце, пока замёрзшие милиционеры, идущие в дом погреться, не завели его с собой...

Следующую неделю Павлу пришлось помотаться по поездам и далёким селениям староверов, но Архип просто исчез - он нигде больше не появлялся и не давал о себе знать. Сроки преследования вышли, результатов - ноль, и он понимал, что предстоит долгая возня с этим делом.

Неожиданно он вспомнил рассказ Никиты о скитах и что Архип то хозяин им - как же он такое простое упустил? А это ведь самое важное и есть! Хозяин то ведь всегда при хозяйстве. Но где они? Рыжая Борода - он должен знать. Павел ринулся к соседям в город, даже не позвонив заранее. Борода и трое других мужиков были уже в изоляторе, а семьи их жили на станции в вагоне, со дня на день их должны были отправить на выселение в дальнюю часть Сибири. Из Сибири в Сибирь.

-Не догнать нам Архипа, - поделился он с рыжим борадочём.

-Так он ж не заяц, чтобы бегать за ним, - огрызнулся мужик.

-Вот и расскажи мне о скитах.

Мужик независимо посмотрел Павлу в глаза и с расстановкой ответил:

-Скит – дело божье, его, бога, жизнь среди нас и не можно это место знать тем, которые бога гонят.

-Да не бога я гоню, борода, а убийцу и зовут его – Архип.

Павел хотел было накричать на него и уже грозно надвинулся на отшатнувшегося мужика, но неожиданно вспомнил, какая страшная новость ждёт этого человека – разлука с семьёй. Нет тюрьма ему не светит, но вышлют этих троих совсем в другие места, чем жён их и детей. Но Павлу показалось это страшнее, чем каторга.

-Захочешь что сказать – зови. - Павел круто повернулся и пошёл к двери.

-Не знаю я, где он скиты прячет, - почти шёпотом сказал ему вслед борода. - Дьявол в сторожах у него

Ну вот и всё, начинать надо почти с нуля.

-Я уже жалею, что сообщил тебе про больницу. Недельку пролежал бы без посещений и без твоих наставлений. Мне бы с тобой поговорить о деле, посоветоваться... А ты....

-Посоветоваться? Это хорошо, если вовремя. И это время пришло, я советую тебе – дай возможность мне действовать, или завтра я тебя ни то, что в больнице, вообще нигде не найду. Скажи Никита, кто это был? Архип?

Хоть и не хотел Никита сейчас ничего говорить ему, но знал, что Павел отходчивый и может ему ещё уступить один шаг.

-Нет это был не Архип... Зато в Архипа метились...

Он рассказал ему про свою поездку к староверам, про знакомство с Архипом, про мужика с вилами и как эти вилы продырявили ему его толстый тулуп и проткнули грудь до рёбер, но дальше не пошли.

-...Мужик этот, Семён, сам и привёз меня в город до больницы. Сильно он переживал за то, что сделал. А я много от него узнал, пока ехал с ним, очень много. Воспользовался, так сказать, его расстройством. Но не винить же мне его, Павел, что я закрыл того, который, наверное, заслуживает наказания?

-А, что Архип, где он сейчас?

-Он должен был уйти, как и хотел. Николай, наверно, навестит меня, и я от него узнаю. А переживал Архип сильно, обещал на обратном пути заехать, а я уже знаю, что буду делать – в скит проситься буду. Доверие его я заслужил полнейшее, ты бы видел, как он восторженно на меня смотрел. Думаю я, что мужик этот мне хорошо помог..., с вилами. - Никита криво усмехнулся, дотрагиваясь до груди.

Павел устало посмотрел на него – ему уже давно надоели братишкины догонялки, перерастающие в серьёзное дело, участие в котором его, Никиты, было совсем неудобно для него. Но он оставался единственной зацепкой в поимке Архипа.

-Теперь, Никита, послушай, что узнал я: правда, беглый этот Архип – Архип Данилов. За религию он сидел. Стрельнуть его тогда надо было, а не на нары. Получил я письмо с тех мест, где он «истине» учил и где судили его по причине двух смертей, но отбрехался он тогда от вышки, да и шума наделали его почитатели: заседания суда каждый раз пытались срывать, чуть ли ни демонстрацию устроили там, так что он червонцем отделался. А смерти ведь были. И не две, а пишут, что больше. Хороший там милиционер мне попался, на мой запрос даже больше, чем я ожидал, ответил. Но вот дело они не смогли раскрутить - не было прямых доказательств. Но я теперь его возьму, Никита, я обязан это сделать.

-Но сперва найдём Анну, а уже потом он будет твоим.

Они посмотрели друг другу в глаза и так замерли на несколько секунд. Никита боялся, что если Архипа возьмут прежде, нежели он найдёт Анну, то он не сможет уже никогда её найти.

Павел начал потихоньку закипать: подобное происходило с ним всегда, когда что-то намечалось к разрушению его задуманых планов.

-Скажи, было ли в тот раз, с Архипом, что нашли были скиты, или ещё что-нибудь в этом роде? - спросил Никита и машинально притянул ладонь к груди – от напряжения болезненно потянули повреждённые мышцы. Павел мог уже сейчас начать гонки за Архипом и разрушить этим всё.

-Угадал, братишка, даже трупов не нашли, были только пропавшие, которых мёртвыми видел один единственный свидетель, но против него нашлось намного больше свидетелей. - Павел понял, к чему клонит Никита и стал немного успокаиваться. - Но не нравится мне, Никита, что ты делаешь. Даже этот мужик - ты простил его, не простишь ли ты и Архипа как-нибудь. А то, больно ты начитаный стал, может и церковь скоро начнёшь посещать? - За всё это время Павел позволил себе немного улыбнуться, показывая, что смягчается.

-Архип – это совсем другое дело, да и вера его хоть и из Библии, но что-то с ней не вяжется. Толкует он её на свой лад, по своим фантазиям.

-Ну-ну, ты мне ещё про боженьку расскажи с ангелочками.

Никита проигнорировал его насмешку и, как ещё когда-то в детстве, имея нужду в помощи старшего брата, сказал, испытывая его любовь и доверие: 

-Я прошу тебя, Павел, не предпринимай сам ничего, осталось совсем чуть-чуть, а потом ты с Архипом делай, что хочешь. Я прошу тебя.

-Это ты без меня больше не делай ничего.

Тут в палату вошли двое больных, обсуждающих скудное обеденное меню и братьям пришлось выйти в коридор. Там они ещё некоторое время оценивали сложившуюся ситуацию, каждый выдерживая давление друг друга, но Павел всё же уступил, не переставая внутри себя удивляться, на какую великую глупость он идёт…

Дома он весь вечер мерил зал своими большими шагами и, отправив детей предварительно к тёще, на повышенных тонах объяснял и себе и жене, молча наблюдавшей за ним, о своей и о братишкиной дури. Жена уже привыкла к его не столь частым, но бурным обсуждениям затруднительных ситуаций, экстренному отсутствию детей и неспокойной ночи. Раньше она ещё пыталась ему советовать, думая, что он в этом как раз и нуждается, рассказывая ей всё и размышляя вслух о происходящем, но сразу поняла, что подобных мыслей - о её участии в его делах, у него совсем и не было, он был не из тех, кто нуждается в советах, используя её всего лишь как слушательницу. Со временем она привыкла к этому и, оставляя все дела, набираясь терпения и ниток, сидела, вязала и молча слушала его.

Но когда всё это приключилось с Никитой, подобное стало происходить чаще. Брат Павла ей очень нравился и за его судьбу она переживала не меньше мужа, и здесь она находила силы высказывать мужу свои мысли. Но Павла это ещё больше горячило, он уже почти не закрывал окно на улицу, впуская колкий морозный воздух в комнату, который всё никак не мог его остудить.

-...Сколько я ещё могу наблюдать за этой дурью? Слушая его, я и сам себя веду как мальчишка, как пацан! А ты его ещё защищать хочешь... – Он хотел ещё что-то сказать, но, смерив кутавшуюся в большой платок от холода жену строгим взглядом, пошёл закрывать окно, громко выдыхая уже собирающийся в пар воздух.

-Паша, не всегда ведь можно решить проблему милицейской указкой. Ты сам знаешь, что Никитка далеко не глупый парень..., – это всё она успела выпалить, пока он закрывал окно и задёргивал штору.

-Не глупый – да, но эта его любовь - она высушила его мозги, он потерял реальность, он играет в какого-то... – Павел потряс перед собой рукою, не находя уже нового обидного на Никиту слова... – Любовь – это самая большая глупость в мире. Да, это - глупость. Неужели нельзя реальнее смотреть на жизнь, на свои чувства; ты посмотри, сколько девчат вокруг. – Он обвёл по комнате рукой, словно кроме его жены в зале находилось много, даже очень много, девчат, к тому же и без чувств, и в должной реальности.

-Паш, а ты вспомни нас, вспомни себя, - тихо и мягко промолвила Света, стараясь уловить своими, по-детски широко раскрытыми глазами, его беспокойный взор. -Никита поделился с тобой своими трудностями, расчитывая на твою помощь как от брата, как от друга, надеясь, что ты будешь помогать, а не препятствовать.

Суровый милиционер Павел, который был грозой не только рецедевистов и грабителей, но и некоторых не очень радивых подчинённых, имеющий уже два служебных ранения и ещё множество противоречивых слухов о своей грубой натуре, оказывается, когда-то тоже любил. Он подсел к Свете и обнял её, уткнувшись лицом в её шею...

-Никита, это – я, - произнёс испуганный голос.

Он сразу узнал голос Николая, сына старшего у староверов, его, не подозревающего в оказываемой ему помощи, союзника. Никита почувствовал, что парень пришёл неспроста. Но как он нашёл его, его дом?

-Какое-то дело, Николай? - строго, но в полном спокойствии, спросил он юношу.

-Новость есть, Никита. Отец сказать послал, - ответил парень не решаясь входить вовнутрь.

-Да ты заходи, заходи, не чужой ведь. - Никита толкнул плечом дверь в комнату, пропуская гостя вовнутрь.

Войдя, парень сразу разрумянился в тепле, снял шапку и, переступая с ноги на ногу, стал ждать, пока Никита сложит поленья у печи.

-Проходи, к столу проходи, - подбодрил хозяин нерешительного гостя. - Усаживайся.

Из-за борьбы с волнением Никита сам тянул время, не оборачиваясь лицом к юноше. Он ещё некоторое время повозился с печкой, шевеля отгорающие поленья и подбрасывая новые. Наконец, переборов себя и внутри, и снаружи, он подсел к нежданному гостю.

-Ну, давай, Николай, рассказывай. Но, только сперва, поведай, как ты мой дом отыскал?

Лицо юноши залилось краской, а глаза виновато потупились на крутящуюся в руках шапку.

-Мне интересно было, Никита, где ты живёшь, и я один раз посмотрел за тобой, что бы знать, если что.

Отцу, отцу его это было интересно, а не ему. Но Никита уже пожалел, что задал этот вопрос, потому что подобное любопытство могло основательно насторожить этих людей.

-Ах ты, сыщик, - шутя пожурил он напрягшегося парня, стараясь его расслабить. - Что ж за новость-то такая важная у тебя для меня?

Юноша как будто этого и ждал, чтобы поскорее удалиться от неловкой ситуации и оживлённо заговорил, время от времени переходя на шёпот:

-Помнишь, я тебе про одного человека рассказывал – его власти гонят, ищут всюду, а он всё-равно про бога говорит всем?

У Никиты будто внутри что-то оборвалось и сильно там всё зажгло. Но, найдя ещё в себе сил сохранять спокойствие, он, словно не понимая о ком идёт речь, вопросительно посмотрел на парня.

-Ну, это, он ещё с тюрьмы сбежал, дядя Архип. Сильно уважают его за веру.

-А-а-а, этот Архип, что скиты организовывает?

-Да, тот самый! - радостно подтвердил юноша и доверительно улыбнулся Никите, но тут же шёпотом продолжил: - Так он, сегодня вечером, никого заранее не предупредив из-за конспирации (это слово парень проговорил почти по слогам), к нам заехал, проездом. Завтра утром он едет уже дальше...

-Знаешь, Николай, я бы хотел увидеть этого человека. - Никита сам удивился, сколько уважения было в его словах, понимая для чего был послан юноша.

-Вот, вот, Никита, все собираются послушать его, а я за тобой приехал. Ты ведь поедешь, да?

Сборы были недолгими – Никита ловко запряг своего жеребца в сани и поехал за санями Николая. Юноша гнал свою кобылу, что было мочи, желая вдоволь наслушаться гонимого проповедника. Конь Никиты, выгнанный из тёплого стойла на мороз, всё никак не хотел поспевать за впереди идущими санями и ему приходилось первое время разогревать его плетью и окриком так, что бурные мысли ещё сдерживались какое-то время. Но только он присел на сено, как всё разом ухнуло на него. Что делать? Как вести себя?.. Архип здесь... Сейчас он его уже увидит. Желание тут же схватить его и всё выпытать, отступило назад, когда он подумал о его возможной упёртости фанатичного героя. Да и как он его схватит, если там столько людей? Проследить? Но как? Подиграть? Разыграть доверчивую душу? Но эти люди не так легко верят. Обмануть можно этого парня, но не даже его отца. Да и Никита этого не сможет сделать, он может притвориться любопытным, как и делает это уже второй месяц, но изображать подобных религиозных фанатиков – это противно его нутру и поэтому просто невозможно.

Они въехали в деревню. Сейчас, как заселили её староверы, здесь всё было тихо и мрачно. Ни из одного дома не доносилось ни музыки, ни смеха. Эти люди были всегда сдержанны на улыбку и радость. Их мысли должны были быть не в мире сём.

Подъехали к дому старшего, где обычно собиралась вся деревня. Его дом был значительно больше, чем у других – чтобы вместить достаточное количество людей. Управившись с лошадьми, они вошли вовнутрь. В занимающей почти весь дом комнате собрались все – от мала до велика: где-то похлипывали младнцы, где-то вздыхали в согласии старики, шушукались дети и женщины, мужики неторопливо, со значением переговаривались.

За ними зашли ещё несколько семей, потолкались вместе с ними, снимая шубы и, как Никита с Николаем, прошли на свои места. Николай, когда они сели, стал осторожно показывать на человека, сидящего у стены к ним в профиль – это был Архип. Он был такой же бородатый, как и все собравшиеся мужчины, что и делало их всех одинаковыми, но он всё-равно выделялся среди них: в нём было что-то притягивающее, что-то стремительное, казалось, что он может знать всё обо всех.

Ещё минут пять всё вокруг было в движении, как в одно мгновение наступила тишина, даже грудных детей не стало слышно. От первых рядов пение пошло до задних и, достигнув последних, могучим хором наполнило дом. Никита, следуя своей роли, уже мог в полголоса подпевать в знакомых местах.

Последние слова песни словно врезались в тишину. Архип встал со своего места и выйдя совсем чуть-чуть наперёд, утёр по-мужицки рукавом свои крупные слёзы и его мощный голос потряс тишину:

-Я люблю вас всех. За вашу веру и преданность господу. За вашу силу в противлении власти антихриста. Вы, вы и только вы достойны сегодня неба. В чём разница ваша с ангелами перед богом?.. Ни в чём!.. Ибо и вы сегодня воинство христа, достойное его славы. Вы собрались сегодня видеть и слышать меня. А что могу я, человек? Только единым духом мы можем порадоваться о величии и славе творца! Сегодня я не буду говорить, что вы делаете меньшее, чем ваши братья и сёстры, скрывшие себя в далёких скитах и обрёкшие себя на затворничество или добровольную смерть – лишая сатану власти над душою живою...

«Смерть!» - от этого слова у Никиты мурашки пробежали по коже. Он уже раньше стал понимать о предназначении скитов, слыша то от одного, то от другого старовера о жизни этих страшных сообществ, а теперь он слышал открытую речь. Но, не заметил ли кто, как он дёрнулся? Он осторожно посмотрел по сторонам, но Николай и другие с разинутыми в напряжении ртами слушали этого «ангела», который стал теперь ещё большим для Никиты врагом. Он тоже не хотел пропустить ни одного слова этого человека.

...-Нет, вы приносите богу то, что как раз от вас и требуется: ваша помощь деньгами и продуктами для скрывших себя братьев и сестёр, а также, конечно, и странникам, один из которых – я. Потому, что и я живу на ваши деньги, на вашу помощь. И вы знаете не мало странников, останавливающихся в своём пути у вас. На них огромная работа в распространении веры среди не знающих и служащих в своём заблуждении антихристу людей. А это и ваше служение...

Сколько говорил Архип? Час, два? А может и всю ночь - Никита, к концу его речи уже не смог бы этого сказать. Он услышал многое, он в полной мере понял жизнь этих людей, их страшный фанатизм. В прежнии свои посещения он больше уделял внимания себе самому, своей роли, не задумываясь глубоко над их жизнью. Но сейчас было вынесенно всё их существование, неприятное и отталкивающее. Под конец Архиповой речи Никита, не скрываясь, оборачивался на собравшихся людей и смотрел в их не замечающие никого и ничего, кроме Архипа, лица. Ещё он не мог смириться с их глупостью: Архип читал какое-нибудь место из библии, а потом объяснял это им на свой лад. Никита уже два раза прочитал Новый Завет, и, пускай он мало что понимал из написанного, но он мог точно сказать, что подобных дурных мыслей он там не находил. Его мучило возмущение – ведь эти люди тоже читают, почему же они слушают размышления и мысли этого, лишённого нормального разума, человека? И это ведь он обманул Анну, воспользовавшись её тяжёлым положением раненой души. 

Aрхип давно сел и собрание затянуло следующую песню, а Никита всё пристально смотрел в его глаза, терзаемый всевозможными мыслями и чувствами. К нему придвинулся Николай и шепча в ухо, восторженно спросил:

-Ну как? Скажи - какая сила божья?!

-Да, сильно, - Никита чуть слышно пропустил сквозь зубы.

-Тебе тоже, очень понравилось?

«Играй, Никита, играй!!!» – боролся внутри него разум с гневом.

-Было очень... интересно, - прошептал он ему в ответ.

-Я знал, что тебе понравится... Мы с отцом говорили этому человеку о тебе, и он говорил, что может даже с тобой побеседовать. - Николай потупил глаза на руки Никиты, как будто говорил с ними.

-Да, это очень хорошо, я уже сам думал попросить тебя об этом. А что вы ему говорили обо мне?

-Ну, что ты серьёзно интересуешься верой и так, просто о тебе - какой ты.

После общей молитвы они остались сидеть на своих местах, дожидаясь пока все разойдутся. Многие подходили к Архпу и приветствовали его лично. Наконец все разошлись, а Архип остался сидеть с отцом Николая и ещё с двумя мужчинами обсуждая, вероятно, какие-то проблемы.

-Пойдём, Никита, я познакомлю вас. - Николай встал и легонько потянул его за рукав.

Архип сразу обратил на них внимание, когда отец Николая что-то шепнул ему, указывая на Никиту. Он встал им на встречу и поздоровался с Никитой за руку.

-Наслышан о тебе, молодой человек, бог тебе в помощь.

-Я тоже о вас.

-Время у нас мало, а мне говорят, что у тебя много вопросов о вере. Душновато здесь, пойдём на улицу, на морозец, да там и побеседуем перед сном.

Они оделись и вышли во двор. Никита молчал, не зная, что и говорить по роли, опасаясь, как бы не вырвалось всё, что у него накипело на этого человека.

-Вижу, что не знаешь, с чего начать - ново всё для тебя. Но так просто человек не устремляет сердце своё к вере, к богу. Печаль какая, или горе-боль заставляют его искать лица господнего. Все мы, люди, творения его, но радости мира и веселие суетное отвращает нас от его близости, и, чтобы обратить нас к себе, даёт он трудности житейские, дабы дух проснулся в нас и возжелал его общности...

Говорил Архип, словно елеем мазал, но пах его елей Никите зловонием могильным. Но он уже знал, уже чувствовал, как этот человек входит в его сети, поэтому ему оставалось свою роль терпеть дальше.

...-И твою внутренность, наверное, что-то тревожит, Никита?

Он не заметил того мгновения, когда взгляд Архипа вцепился в его глаза. Он словно ковырял в нём, испытывая его изнутри... И всё-таки слово и понятие «артист» не всегда совместимо с театром в городах. Суметь играть роль, о действиях которой не знаешь наперёд, для этого нужно большее, нежели талант развлекать публику.

-Да, у меня большое несчастье, - скорее глазами ответил ему Никита.

«Но, что дальше?», - судорожно неслось у него в голове. Ему вдруг показалось, что всё прямо сейчас может закончиться - он не был готов так далеко врать.

Во дворе стояли распряжённые сани, гружённые большим стогом сена и упёршиеся оглоблями в снесённую со всего двора высокую кучу снега. Они как раз остановились около них, когда им навстречу из-за сена вышел незнакомый Никите человек. Он молча встал перед ними, перегородив им дорогу.

-Здравия тебе, Семён, - вглядевшись в его лицо, поприветствовал Архип мужчину.

-Да здоров я, Архип, но вот, сестра моя, Клавдия, жива ли она ещё?

-Пускай бог всё это знает, а мы помолимся за неё. Ты же, Семён, иди, иди домой, - мягко и кротко ответствовал ему Архип.

-Пусти её домой, Архип. - Этот человек был решителен и сделал шаг к ним ближе.

Елей в словах Архипа не возымел ожидаемых действий, и он жёстко обронил ему:

-По-твоему, Семён, всё равно не будет, иди стороной.

-Я хочу, что бы она детей воспитывала своих. Война у них отца забрала, а ты – мать.

-Имей страх божий, еретик. Противник ты богу, раз в дело его вмешиваешься. Тебе он доверил воспитание детей скрытницы, внушая им её подвиг, а ты брезгуешь славой божьей.

-Не верю я тебе, Архип. Знаю ведь, что не очень она хотела в скит идти...

-Что ты знаешь? - оборвал его Архип. - Как можешь ты знать душу человека? Забудь её – нет её больше, ни для вас, ни для мира этого. Всё, конец разговору.

Архип хотел обойти его, сделав шаг в сторону.

-Стой, Архип. Я долго думал – и ты её вернёшь.

Но последний, не слушая его и взяв за рукав Никиту, твёрдо пошёл прочь.

-Стой, говорю!

Мужик снова преградил им дорогу, выхватив из сена вилы. Сейчас он как-раз попал на тусклый свет из дома, и Никита смог разглядеть отчётливей его, покрытое бородой, лицо. Крупные и резкие черты лица, решительный взгляд - Никита понял, что сейчас произойдёт что-то серьёзное.

-Догадывался я, Семён, что нечист ты душой – теперь же вижу это. Но брось, брось вилы и иди с миром домой, а я не буду говорить о тебе никому.

-Это ты душу свою изморал о жизни людей, Архип. В тебе нет ничего человеческого. Тебе рабы нужны, отдающие жизни и души твоим бредням.

-Бога, Семён, бога ругаешь!

-Да не Бога - тебя я ругаю! Не тебе одному за Бога то говорить.

Никита, за рукав которого держал Архип, почувствовал, как тот дернулся при последних словах.

-Ах ты, грязь бесовская, - сквозь зубы процедил Архип. – Может, ты меня и вере учить будешь?

Он отпустил Никитин рукав и стал против мужика.

-Ты, Архип, выбирай слова то. Я тебе не простачок-дурачок и разговор с тобой веду не о трёх копейках. Верни Клавдию! – Мужчина был далеко не из пугливых. Чего он может и боялся, так это фанатичных идей, но сейчас они, видно, были ему мало важны.

Архип оглянулся на Никиту и, мотнув головой, позвал:

-Пошли отсюда.

Оттолкнув мужика рукой, он прошел мимо, но остановился, ожидая не трогающегося с места Никиту. Тот, не зная, что делать, медленно пошел за ним.

-Архип, - тихо сказал мужик, повернувшись к нему всем корпусом. – Архип, стой.

Архип, видя, что Никита идёт за ним, повернулся и пошел дальше.

-Архип, стой! - теперь уже возбуждённо крикнул ему вооружённый вилами человек.

Но тот, не оборачиваясь, шёл дальше. Никита уже догнал был Архипа и в замешательстве шел за ним.

-Ах, ты ... На!..

Никита резко повернулся и увидел, как мужчина замахнулся вилами, целясь Архипу в спину. Никита как раз оказался между ними, но не совсем на прямой, чуть в стороне, так как обошел был стороной мужика. Что толкнуло его загородить собой того, которого готов был сам...?