Серия «История ИГ "Фарбен"»

Автор: Алексей Котов.

1925 год, заседание руководителей компаний, вошедших в холдинг, на котором было подписано соглашение о создании «ИГ Фарбен». На переднем плане глава BASF Карл Бош, будущий генеральный директор концерна и глава Bayer Карл Дуйсберг — будущий глава наблюдательного совета. Картина называется «Совет богов».

Всем привет. Меня зовут Алексей Котов, и эта серия постов родилась у меня после того, как подписчики попросили разобрать довольно популярное видео с канала «Держать Курс», рассказывающее про историю немецкого концерна ИГ «Фарбен».

Посмотрев ролик, я был очень удивлен тем, как мало рассказывается в нем про историю самого большого европейского промышленного концерна первой половины двадцатого века. Я постараюсь восполнить этот пробел, так что большая часть моего выступления будет посвящена именно рассказу про историю появления и этапах существования ИГ «Фарбен». Я постараюсь объяснить, как же так получилось, что именно в Германии, испытавшей серьезные экономические и политические потрясения после поражения в Первой мировой войне, возник промышленный конгломерат, уступавший в своих масштабах только трем ведущим американским корпорациям, и рассказать про историю развития немецкого концерна в различных политико-экономических обстоятельствах. В своем рассказе я позволю себе воспользоваться форматом исходного ролика, который разбит на отдельные главы, посвященные различным аспектам рассказываемой истории. Сразу хотелось бы внести небольшое уточнение: я буду неоднократно использовать словосочетание "немецкая химическая промышленность" в отношении предмета моего рассказа, при том, что, разумеется, немецкая химия не была ограничена рамками одного, пусть и очень большого, концерна. Однако наиболее крупные немецкие химические предприятия, впоследствии объединившиеся в концерн ИГ «Фарбен», безусловно, составляли ее подавляющую часть. Наиболее характерным объединяющим признаком этих компаний являлось то, что все они так или иначе были связаны с рынком красителей. Недаром само название «Фарбениндустри» переводится с немецкого языка как «производство красителей».

Логотип концерна

Рассказ про историю ИГ «Фарбен» начинается с… событий Первой мировой войны. С одной стороны, это немного удивительно, так как, собственно, концерн был создан в 1925 году, спустя семь лет после ее окончания. С другой стороны, исторические явления невозможно понять вне контекста, да и возник немецкий концерн не на пустом месте, так что небольшой экскурс в историю не повредит. Итак, приступим.

В первой главе, именуемой «Германская химия», автор рассказывает про то, как в 1915 кайзеровская Германия на Западном фронте Первой мировой войны провела первую в истории войн химическую атаку, в результате которой погибло более 5000 человек. А затем заявляет, что на самом деле, данное ужасное деяние было полностью организовано руками германских предпринимателей-капиталистов, предоставивших немецкому государству специалистов, включая главного организатора газовой атаки, химика Фрица Габера, обученный персонал для проведения химической войны, необходимое техническое оборудование и газы, поскольку ничего этого у Германии не было. По моему скромному мнению, подобное начало рассказа является довольно дешевым полемическим приемом, призванным с самого начала вызвать у зрителя негативное отношение к «немецким промышленникам и предпринимателям». В конце концов в сражениях Первой мировой войны боевые химические вещества применялись с обеих сторон фронта, и решительно непонятно, почему надо выделять немецких химиков.

Подготовка православной газовой атаки.

Более того, разработкой и производством боевых отравляющих веществ занимались и в социалистическом СССР безо всяких капиталистов. Но вернемся к исходному ролику. В рассказе о событиях 1915 года автором допущены многочисленные огрехи, неточности и недосказанности, но все они нацелены на то, чтобы напрямую связать немецких промышленников и начало химической войны. Между тем, тема «химической» войны была актуальна задолго до начала Первой мировой, так, в частности, запрет на использование ядов и газов в боеприпасах был озвучен еще в Гаагской конвенции 1908 года. «Химические» отделы в военных ведомствах Германии и Франции появились еще в годы франко-прусской войны, например, в немецкой армии это был департамент А-10 военного министерства Пруссии.

Упомянутая в ролике газовая химическая школа была открыта практически сразу после начала военных действий при Институте кайзера Вильгельма по физической химии и электрохимии в Берлине. Разумеется, это научное заведение никоим образом не принадлежало немецким промышленникам. Там начали проводиться опыты по возможному использование окиси какодила и фосгена в качестве боевых отравляющих веществ. Школа была открыта военными властями Германии, сразу после формирования штатной структуры в ней числилось 1500 человек технического и командного персонала, в том числе более трехсот специалистов по химии, набранных не из лабораторий промышленных предприятий, а из профильных научных учреждений Германии. При школе имелось собственное производство, где работало несколько тысяч рабочих. В «химические» части, осуществившие вышеупомянутую газовую атаку, переквалифицировали два обычных саперных полка. При этом, надо отметить, что газовая атака под Ипром была далеко не первым применением химического оружия в годы Великой войны. Еще в 1914 году французы использовали снаряженные бромацетоном ружейные гранаты, состоявшие на вооружении армии задолго до начала войны. В октябре 1914 года уже немцы использовали 105-мм артиллерийские снаряды, снаряженные газами раздражающего действия в ходе отражения наступления союзников под Нев-Шапель, а в январе 1915 года химические боеприпасы применялись уже на Восточном фронте в ходе немецкого наступления под Болоховым. Во время боев под Болоховым немецкая артиллерия выстрелила более 18 000 газовых снарядов. Столь широкое использование раздражающих «химических» боеприпасов неизбежно вело к тому, что до применения смертельных газов оставался всего один шаг. Немцы сделали его первыми, но случилось это не в силу какой-то особенной кровожадности немецких военных и химиков и уж тем более промышленников, а просто потому, что в распоряжении Германии имелись значительные запасы хлора, получавшегося в качестве отходов химической промышленности при изготовлении красителей, в то время как французы пошли своим путем и разрабатывали методы промышленного синтеза специального боевого отравляющего вещества – фосгена.

Фриц Габер (второй слева) на фронте.

Идейный вдохновитель использования хлора – будущий нобелевский лауреат Фриц Габер – в описываемый период времени не являлся «высокопоставленным сотрудником компании BASF» - его карьера была связана с научной деятельностью и преподаванием в высших учебных заведениях Германии. С 1912 года он работал директором основанного по его же инициативе Института физической химии и электрохимии кайзера Вильгельма. С компанией BASF Габера связывал контракт, по которому он оказывал консультационные услуги в промышленном внедрении открытого им процесса каталитического образования аммиака из водорода и атмосферного азота. Габер был ярым патриотом Германии и в полном соответствии со своими убеждениями без колебаний и угрызений совести работал на поприще химической войны. Впоследствии он говорил, что смерть на войне – это всегда смерть, и неважно что послужило ее причиной. Тут хочется заметить, что оппонент Габера с французской стороны, также нобелевский лауреат, Виктор Гриньяр, сосредоточившийся на производстве и применении фосгена, аналогично не страдал никакими угрызениями совести по поводу характера своей деятельности после победы в Великой войне.

Надо сказать, что автор ролика не самостоятельно притягивает немецких предпринимателей за уши к причастности к развязыванию химической войны, а просто добросовестно цитирует книгу американского автора Ричарда Сэсюли «ИГ "Фарбениндустри"». В принципе, ничего плохого в добросовестном цитировании источников нет, однако стоит отметить, что труд этот был написан в 1946 американским журналистом, участником процесса против ИГ «Фарбен» со стороны обвинения. Вполне можно было бы допустить мысль о некоей пристрастности Сэсюли, и проверить полученную от него информацию. Ведь мы же не пропагандой здесь занимаемся, правда же? Однако автор ролика не только цитирует текст, не проверяя его на ошибки, но и, желая дополнительно очернить в глазах зрителей образ Фрица Габера, тут же напоминает о его роли в создании печально известного инсектицида «Циклон-Б», который использовался нацистами в массовых убийствах. Тут, конечно, можно только развести руками: приплетая к личности химика то, как нацисты использовали его изобретение спустя несколько лет после смерти Габера, автор еще раз демонстрирует свою пристрастность. При этом, изобретенный Габером инсектицид использовали по прямому назначению и до нацистов, и после окончания Второй мировой войны, более того, «Циклон-Б», правда, под другим названием выпускается и по сей день.

Да и, вообще говоря, делом жизни Фрица Габера было не создание разнообразных ядов, а изобретение процесса получения азотных удобрений из воздуха, который и по сей день обеспечивает больше половины производства продовольствия во всем мире. Каждый год по методу Габера-Боша производится более 100 миллионов тонн азотных удобрений. Именно за это достижение немецкий химик был удостоен Нобелевской премии сразу после окончания Первой мировой войны.

Но я немного отвлекся, поэтому вернусь ближе к теме непосредственно немецкой химии. Из исходного ролика совсем не понятно, что же представляла из себя немецкая химическая индустрия к Первой мировой войне. Автор просто перечисляет основные немецкие химические компании, сообщает, что они были организованы в экономические картели, и называет их будущей экономической основной гитлеровского режима. На этом рассказ про «немецкую химию» в первой главе окончен. Если рассматривать немецкую химическую промышленность через призму химической войны, то может показаться, что к началу Первой мировой войны она ничем особенным не выделялась на фоне своих конкурентов. В конце концов, между немцами и союзниками не было глобальной разницы в масштабах применения химического оружия. Между тем дело обстоит совершенно по-другому, просто автор не счел нужным рассказать о состоянии дел в немецкой химии к началу Первой мировой войны.

Постараюсь восполнить этот досадный пробел. На самом деле, не будет преувеличением сказать, что к 1914 году немецкая химическая промышленность, без каких-либо оговорок, с огромным отрывом лидировала в своем сегменте рынка во всем мире. Основу этой индустрии, ее фундамент, составили искусственные синтезированные красители, практически вытеснившие с мирового рынка свои «естественные» аналоги. Рост немецкой химической промышленности имел взрывной характер. Первое химическое производство в Германии было основано в 1863 году, работало на нем всего пять человек, а уже к 1877 году на долю страны приходилась половина мирового производства красителей, выпускаемых десятком компаний с сотнями промышленных рабочих. К концу века почти все новые варианты каменноугольных красителей были изобретены немецкими компаниями. Доля немецкого производства стремилась к 90% от мирового объема красителей, при этом 80% продаж приходилось на внешние рынки. Помимо красителей немецкие химические производства выпускали косметику, удобрения, пестициды и лекарства, химические продукты для кино- и фотоиндустрии. Каждая немецкая химическая компания обладала огромным пулом выпускаемой продукции, насчитывающим без преувеличения сотни наименований. Немецкая химическая промышленность была в значительной степени ориентирована на экспорт и стремилась достичь монопольного положения на мировом рынке. Поскольку промышленность красителей была очень капиталоемкой и требовала серьезных затрат, превышающих средства малых фирм, вскоре произошло укрупнение химических компаний. К началу 20 века шесть немецких компаний лидировали на рынке Германии и мира по производству и продаже химической продукции: BASF, Bayer, Hoechst (Хехст), Agfa, Cassella и Kalle AG. Все эти компании проделали путь от небольшого предприятия, где работало всего несколько человек в момент свое зарождения, до огромных заводов, персонал которых исчислялся тысячами специалистов. В структуре германского экспорта в 1913 году продажи продукции химической промышленности в денежном исчислении заняли твердую вторую позицию, уступая только тяжелому машиностроению. Химическая промышленность даже таких развитых в промышленном отношении государств как США, Великобритания или Франция до начала Первой мировой войны не могла успешно конкурировать с немцами даже на собственном внутреннем рынке.

Когда в 1916 году транспортная немецкая подводная лодка-блокадопрорыватель «Дойчланд» прибыла в США для закупки важных стратегических материалов, на борту субмарины помимо слитков золота и серебра находилась продукция немецкого химпрома – лекарственные препараты сальварсан и новокаин, которые не могли быть воспроизведены промышленностью США или Антанты.

Так в чем же крылся секрет немецкого успеха на химическом поприще? Наверное, нам расскажут об этом во второй главе, которая и называется «Секрет успеха». Увы, нет. Автор ролика по проторенной дорожке вновь сворачивает на Первую мировую войну, рассказывая нам про Вальтера Раттенау (не имевшего отношения ни к «Фарбен», ни к немецкой химической промышленности вообще), про концентрацию усилий в немецкой экономике во время войны, про централизованное распределение ресурсов, про процессы картелизации немецких компаний, умудряясь при этом вообще не слова не сказать конкретно про немецкую химическую промышленность. При этом, как я упомянул выше, немецкая химия достигла серьезных успехов до начала Первой мировой войны.

На самом деле начало войны было настоящей коммерческой катастрофой для немецких химических предприятий, в первую очередь ориентированных на экспорт. В 1913 году наиболее важными рынками сбыта продукции немецкого химпрома в порядке убывания были США, Россия, Китай, Великобритания и Франция. Начавшаяся война сделала все эти рынки недоступными для немецких товаров. Внутренний немецкий рынок не мог скомпенсировать внешние потери, особенно с учетом того, что в условиях войны красители или косметика не являлись предметами первой необходимости. Практически всем химическим компаниям Германии приходилось перестраивать свои технологические цепочки на выпуск продукции, необходимой для ведения войны. Счастливым исключением стала компания BASF которая, внезапно оказалась ключевым элементом германской экономики, без преувеличения, обеспечившим кайзеровскому государству принципиальную возможность ведения затяжной войны. Если Вторая мировая война была войной моторов, то Первая мировая, без сомнения, может называться войной снарядов.

Позиционная бойня на западном фронте отличалась огромным, просто титаническим расходом боеприпасов – так, например, в ходе битвы за Верден одна только 5-я немецкая армия израсходовала более 21 миллиона снарядов для тяжелой и сверхтяжелой артиллерии. Снаряды – это, в первую очередь, взрывчатка и порох, для производства которых необходима аммиачная селитра. В начале 20 века единственным источником этого сырья в промышленных масштабах была Чили, обладавшая естественными запасами этого дурно пахнущего ресурса. По понятным причинам Германия, блокированная английским флотом, в условиях войны не могла воспользоваться чилийской селитрой, и поэтому казалось, что она обречена на скорое поражение, после того как имеющиеся запасы пороха и компонентов для его производства будут истрачены. По немецким оценкам, запасов боеприпасов и компонентов для их производства, при соблюдении строжайшей экономии, хватало максимум на полгода ведения боевых действий. Однако, немцам очень сильно повезло, в период с 1908 по 1912 год Фриц Габер (на тот момент профессор химии в Техническом колледже Карлсруэ) и его коллега Карл Бош (будущий первый глава концерна «Фарбен») из BASF совместно разработали промышленный процесс синтеза аммиака из азота и водорода под высоким давлением, известный как процесс Габера-Боша. Это позволило компании освоить промышленное производство аммиака из воздуха, которое началось в 1913 году в Оппау, на заводе, расположенном рядом с основным заводом BASF в Людвигсхафене. Конечным продуктом завода в Оппау были азотные удобрения, включая в том числе аммиачную селитру, производимую тысячами тонн. Что интересно, после начала войны производство в Оппау было остановлено, так как большая часть рабочих была призвано в армию. В 1914 году, после того как стало ясно, что война становится затяжной, рабочих химической промышленности демобилизовали, а между немецким государством и компанией BASF был заключен так называемый «Селитровый контракт», по которому германское правительство гарантировало покупку всей выпускаемой заводом продукции и предоставляло ссуду в 35 миллионов марок для развития производства нитратов. В 1916 году компания BASF начала строительство второго химического завода по производству аммиака в Лойне, который, после постройки, должен был стать самым крупным химическим предприятием в мире. Работы по строительству предприятия под руководством Карла Боша продолжались всего 9 месяцев и в том же году «Лойнаверке» начал поставлять свою продукцию в рамках «Селитрового контракта». В результате расширения производства BASF треть всех нитратов в мире производились в Германии из воздуха. Карл Бош за свои достижения был назначен членом правления компании BASF, и это назначение открыло ему впоследствии путь в руководители концерна ИГ «Фарбен».

Но все же, что же стало секретом успеха немецкой химической индустрии?

Разумеется, одним из основополагающих факторов доминирования немецкой химической промышленности было то, что она опиралась на отлично подготовленные в высших учебных заведениях кадры химиков. Изучение химии в немецких университетах и институтах было поставлено очень хорошо, доказательством чему может служить следующий факт – из 17 нобелевских лауреатов по химии, выбранных с 1900 по 1918 год, семеро были немцами. Тенденция сохранилась и после ПМВ – из 23 нобелевских лауреатов межвоенного периода 10 были немцами. Однако собака была зарыта далеко не только в качестве образования – в конце концов, французские химики тоже были не лыком шиты, однако к началу Первой мировой войны французская химическая промышленность была несопоставима с немецкой.

Достижения немецкой науки с самого начала носили предельно практичный характер. В 1900 году непосредственно в штате шести крупнейших химических предприятий Германии работало более 650 профессиональных химиков, в то время как в Великобритании во всей химической промышленности работало не более 40-50 ученых. В условиях страны, бедной ресурсами, возможность синтеза полезных продуктов из угля, смол или из воздуха открывала поразительные коммерческие перспективы, поэтому научные открытия практически сразу получали практическое применение в промышленных масштабах. Классический пример уже упомянутый выше процесс Габера-Боша. Фриц Габер сам придумал способ синтеза аммиака из азота, содержащегося в воздухе, и водорода. Что же сделал в таком случае Карл Бош? Работая в компании BASF в 1907 году, Бош получил свою лабораторию, заточенную под изучение химических процессов под высокими давлениями и температурами. Перед ним поставили сложную задачу – сделать технологию Габера масштабируемой и не такой дорогой – ведь у Габера в числе катализаторов были не самые дешевые осмий и уран. Работа заняла четыре года – нужно было сделать оборудование, которое выдержит нужные давление и температуру, устранить диффузию водорода, который так и норовил «сбежать» сквозь стенки реактора, выбрать подходящие катализаторы. В результате изысканий Боша и под его непосредственным руководством к 1913 году лабораторная технология получила промышленное воплощение в виде установок, производящих конечный продукт тысячами тонн.

Бош и Габер

Важной особенностью немецких химических компаний являлось то, что их основатели и управляющие либо сами были известными химиками, либо привлекали в качестве управленцев людей с химическим образованием, которые в деталях понимали, чем занимается подчиненное им предприятие. Западные историки экономики зачастую отмечают, что немецкие химические предприятия были первыми образцами «профессионального управления компаниями». Один из безусловных лидеров немецкой химической промышленности – «Байер» – первым запустил проект «завода нового типа», созданного Карлом Дуйсбергом. Он выбрал для строительства завода маленькую рыбацкую деревушку Леверкузен-на-Рейне. Со свойственной ему педантичностью сначала он написал целый трактат о том, каким должен быть новый завод. Этот трактат, написанный в 1895 году, до сих пор является образцом для немецких предпринимателей. Основное значение Дуйсберг придавал человеку, то есть рабочим и служащим. Работники должны сознавать, что это их завод, где они будут трудиться всю жизнь. Прежде всего необходимо обеспечить химиков прекрасно оснащенной лабораторией, что поможет им объединить свои усилия. Он отказался от принятого порядка, когда каждый химик работал в отдельной маленькой лаборатории, и предложил для них общее помещение, где их будут разделять только лабораторные столы. Его идея состояла в том, что если каждый химик концерна будет заниматься своим конкретным заданием в общем помещении, то вскоре появится живой интерес к работе коллег. Неизбежно возникнут научные дискуссии, которые будут взаимно обогащать друг друга полезными предложениями.

Но он не забывал и о многих социальных аспектах, казавшихся революционными в то время: удобных и уютных домах для рабочих, построенных в специальном поселке, созданном при заводе. Подобно другим умным немецким промышленникам, он выстроил себе дом на этой же территории, чтобы рабочие, служащие и научные сотрудники понимали, что он действительно считает себя членом рабочего коллектива, а не «недоступным руководителем». Рассуждая о конкурентных преимуществах немецких химических предприятий, Дуйсберг постоянно подчеркивал высокую квалификацию и производительность немецкого рабочего, считая это одним из основных секретов успеха немецкой промышленности в целом.

Продукты немецких компаний разрабатывались в соответствии с насущными запросами рынка, одним из самых хороших примеров является целенаправленно найденное немецким химиком Паулем Эрлихом лекарство от сифилиса – сальварсан. Ситуация с мировым распространением этого заболевания обеспечивала запатентованному немецкому лекарству гарантированный сбыт. Еще один классический пример: в 1880 году компания BASF открыла специальную, отдельную лабораторию для получения искусственного красителя «индиго» - эта краска была наиболее востребованной и самой дорогой на рынке красителей. 17 (!) лет непрерывных изыскательских работ, проводимых с присущим немцам упорством в достижении результата дали свой результат – в 1897 году немцы наконец получили технологию изготовления искусственного «индиго», стоимость которого оказалась в десятки раз ниже цены натурального красителя. Обладая этим ноу-хау, немцы немедленно заняли огромный сектор рынка, вытеснив оттуда английских продавцов естественного продукта.

Карл Дуйсберг

Еще один важный фактор, предопределивший коммерческий успех немецкой химической промышленности, крылся в тщательной юридической защите прав на разрабатываемые технологии и процессы. Фиксируя свои права патентами, немецкие химики перекрывали своим возможным конкурентам путь к созданию аналогичного производства, не контролируемого германскими компаниями. Встречая на своем пути таможенные барьеры, немцы смело открывали промышленные производства на территории сопредельных стран, вкладывая в них серьезные средства. Так, например, когда в 1907 году Великобритания ввела собственные патентные права, распространяющиеся на территорию Британских островов, две ведущие немецкие компаний «Байер» и «БАСФ» немедленно приобрели там участки земли для строительства своих фабрик. Карл Дуйсберг, глава Байер, впоследствии писал: «Мы изучили условия и с удивлением узнали, что стоимость угля в Англии ниже, зарплаты рабочих и налоги меньше, чем в Германии, единственное что было дороже – это фрахт, но это было совершенно неважно». Немецкие химические компании проводили крайне агрессивную коммерческую политику и стремились давить возможную конкуренцию под корень. Тот же самый Дуйсберг, выступая в Лондоне перед представителями текстильной промышленности – главными покупателями красителей, прямо говорил о том, что рынок красителей уже распределен между крупными немецкими компаниями, и ни одна новая фирма, отважившаяся выйти на этот рынок, даже использовав немецкие патенты, уже не сможет на равных конкурировать с развитыми корпорациями. И, в принципе, до начала Первой мировой войны эта ситуация сохранялась. Единственной страной в Европе, игнорировавшей немецкое патентное право, была Швейцария, чьи красители даже попадали на внутренний немецкий рынок, однако размеры швейцарских компаний не позволяли им конкурировать с немецкими фирмами на равных.

При этом, довольно интересно то, что процесс картелизации в немецкой химической промышленности оказался довольно слабо развит к началу Первой мировой войны. И это при том, что одним из наиболее известных немецких идеологов картелей был уже упоминаемый ранее генеральный директор компании «Байер» (и впоследствии глава Наблюдательного совета ИГ «Фарбен») Карл Дуйсберг. Посетив в начале 20 века США, он был очень впечатлен результатами и достижениями трастовых американских компаний и всячески проповедовал идеи объединения и укрупнения промышленных фирм. Однако ряд особенностей, присущих немецким химическим компаниям, затруднял процессы их картелизации. Проблема заключалась в том, что каждая химическая фирма представляла собой фактически вертикально интегрированную компанию, самостоятельно занимавшуюся всеми стадиями производственного и коммерческого процесса, от добычи сырья, до продажи конечного продукта потребителю. При этом дела у компаний шли более чем хорошо, в силу специфики своей деятельности они мало зависели от внешних источников сырья и практически не испытывали негерманской конкуренции. Поэтому, после достижения уровня самодостаточности, немецкие химические компании договаривались о создании пула прибыли или Interessen-Gemeinschaft (сокр. IG, букв. «Сообщество интересов»), вместо слияния в единую компанию. Так, в октябре 1904 года было образовано малое Interessen-Gemeinschaft между Bayer, BASF и Agfa. Прибыли трех фирм были объединены: BASF и Bayer получали 43 процента, а Agfa - 14 процентов всей прибыли. При этом, юридически фирмы были обособлены друг от друга, а продуктовые линейки компаний во многом пересекались. Поскольку условия соглашения предусматривали возможность выхода любого участника из картеля, никаких мер по рационализации и специализации производств не предпринималось, ни одна компания не в таких обстоятельствах хотела терять коммерчески выгодные продукты. В 1905 году аналогичное партнерство оформили Hoechst (Хехст), Cassella, Kalle AG.

В 1916 году шесть крупнейших немецких химических производителей объединились в рамках общего картельного соглашения ИГ. Впоследствии, в 1916 и 1917 к картелю примкнули еще две химические компании, до того не входившие в картельные объединения. Причиной объединения стали откровенно печальные перспективы развития немецкого химического бизнеса после окончания войны (ну должна же она когда-нибудь закончиться?). Проблема немецкой химической промышленности заключалась в том, что страны-противники Германии (а по совместительству главные рынки сбыта продукции немецкой химии), во время войны похерили немецкое патентное право и начали развивать у себя свое собственное химическое производство по немецким рецептам. Зная о росте конкурирующих производств за рубежом, немцы понимали, что после войны немецкие красители, скорее всего, не смогут вернуть себе выдающееся положение в мире, которое они занимали до войны, поэтому стремились до минимума свести хотя бы внутреннюю конкуренцию. Однако этот новый картель все также был рыхлым аморфным образованием, построенном на принципах аналогичных довоенным объединениям. Несмотря на заявленный 50-летний период партнерства, соглашение позволяло любому участнику выйти из него в любой момент. Это вызывало неуверенность в планировании и делало невозможным принятие общих мер по рационализации производства. Соглашение установило общие принципы для входящих в картель компаний, но при этом каждая сохранила собственное производственное предприятие, менеджмент и сбытовую организацию. Как и предыдущие картели, эта «Interessen-Gemeinschaft» была в первую очередь средством распределения долей в общей прибыли, не более того.

Продолжение ИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Автор: Алексей Котов.

Читайте ранее: ИГ Фарбен. Часть I. Немецкая химия

В 1918 году кончилась Первая мировая война, и из третьей главы ролика мы узнаем про то, что… от Первой мировой войны промышленность химическая почти не пострадала: «ДА, ПРИШЛОСЬ ПОДЕЛИТЬСЯ ПАТЕНТАМИ И ПОТЕРЯТЬ МИРОВОЕ ГОСПОДСТВО».

Ну что ж, надо рассказать про очевидные негативные последствия поражения в войне для немецких компаний, с упором на химический сектор промышленности.

Довоенный триумф немецкой экономики базировался в основном на трех компонентах: монополизации продукции, патентной защите и мощи немецкого капитала. Все эти компоненты были в результате поражения в войне утрачены.

Победители в войне аннулировали патентную защиту немецких изобретений и технологий. Немецкие зарубежные предприятия, в том числе те, на которых были внедрены ключевые технологии производств, были реквизированы союзниками по Антанте. В Великобритании и США – основных мировых центрах текстильной промышленности и, соответственно главных потребителях красителей - теперь были свои производители, использующие немецкие технологии и рецепты. При этом, стоит отметить характерный момент, когда у американского химического концерна «Дюпон» возникли трудности с внедрением немецких технологий на новых производственных мощностях, он попросту переманил к себе хорошими контрактами четырех ключевых технологов компании Bayer. С учетом послевоенного состояния Германии сделать это было достаточно просто. Все это серьезнейшим образом ударило по основе химической промышленности Германии – производству красителей. Простые цифры: в 1913 году немецкая промышленность произвела 127 000 тонн красителей, из которых 109 000 тонн были реализованы на внешних рынках. В 1921 году производство упало более чем в 2 раза – до 52 000 тонн, из которых всего 21 000 тонн экспортировалась. К «довоенным» показателям производства ИГ «Фарбен» так и не сможет подобраться за всю историю своего существования.

Американский рынок – такой притягательный и недостижимый

Рынки государств-победителей, которые были основными потребителями продукции немецкой химии, и на которых теперь работало собственное производство, аналогичное немецкому, оказались закрыты от германской продукции таможенными барьерами, а немецкое государство после поражения утратило политический вес, с помощью которого ранее оно могло отстаивать интересы своих промышленников.

На месте Германской и Австро-Венгерской империй возникло множество новых государств, что привело к сужению внутреннего рынка для германских производителей и образованию новых таможенных преград на пути товаров к конечному потребителю. Потеря Германией части территорий также негативно сказалось на химической промышленности, утратившей часть необходимых в производстве ресурсов. К примеру, помимо потери угля из Саарского угольного бассейна, немцы утратили практически все источники цинка, находившиеся в Верхней Силезии, отошедшей к Польше.

Да, фактически военные действия обошли стороной Германию и, казалось бы, основные средства немецких химических предприятий не пострадали. Однако окончание Первой мировой войны сразу же поставило вопрос о физическом существовании значительной части химической промышленности Германии. Как известно, одна из задекларированных целей будущего Версальского мирного договора состояла в лишении возможности Германии вести завоевательные войны в будущем. В то же самое время, как было сказано ранее, способность Германии вести войну прямо и непосредственно зависела от производства пороха и взрывчатки, которая, в свою очередь, базировалась на продукции немецких химических заводов. Поэтому одним из основных требований Франции, предъявленных к Германии на мирных переговорах, было уничтожение заводов по производству аммиака в Оппау и Лойне без права восстановления. Для проведения переговоров о судьбе этих заводов в немецкую мирную делегацию был включен член правления BASF Карл Бош, создатель этих заводов. В ходе переговоров с союзниками Бош неоднократно указывал на жизненную необходимость Германии в заводах по производству азотных удобрений, которые должны были помочь избежать голода в стране. Его аргумент был косвенно поддержан комитетом по присуждению Нобелевской премии, поскольку создатель процесса синтеза аммиака Фриц Габер был удостоен Нобелевской премии по химии 1918 года. Несмотря на международные протесты, основанные на роли Габера в газовой войне, комитет заявил, что производство азотных удобрений имеет глобальное значение для увеличения производства продуктов питания и решения продовольственной проблемы в мировом масштабе. Во время переговоров Бош познакомился с Германом Шмитцем, который принимал участие в переговорах в качестве эксперта по нитратам и удобрениям. Бош нанял Шмитца в качестве финансового советника, в 1919 году он был назначен финансовым директором BASF, а позже занял эту должность в ИГ «Фарбен» , а в 1935 году Шмитц сменит Карла Боша на посту генерального директора концерна.

Путем переговоров с генеральным инспектором французского военного министерства генералом Патардом Бошу удалось отклонить требования французов об уничтожении немецких предприятий, синтезирующих аммиак. В качестве компенсации BASF должен был помочь построить нитратные заводы и предоставить необходимое оборудование для создания успешной французской азотной промышленности, создавая себе таким образом конкурента и попутно отрезая себя от французского рынка удобрений.

Еще одной, на первый взгляд неочевидной, проблемой, связанной с основными фондами немецкой промышленности, стала их избыточность. Немецкий химпром, обеспечивавший государство практически всем необходимым для жизнедеятельности и войны в условиях блокады, вкладывал значительные средства в расширение средств производства. Исчезновение главного заказчика – государства – потеря заграничных рынков сбыта, сужение внутреннего рынка – привело к тому, что эти мощности висели на владельцах бесполезным грузом. В ходе войны строительством промышленных предприятий, выпускавших в том числе химическую продукцию, необходимую для ведения боевых действий, помимо частных фирм занималось немецкое государство. После войны закрыть их не могли, поскольку эти заводы давали рабочие места, поэтому на базе государственных заводов была создана коммерческая корпорация ВИАН, создавшая дополнительную конкуренцию для химических предприятий.

Владельцы химических предприятий тоже могли строить такие пирамиды. Все их денежные капиталы превращались в пустые бумажки

А что же «горшочек инфляции», насколько он мог помочь немецкой промышленности? Да, немецкая гиперинфляция «обнуляла» внутренние германские долги и кредиты. Правда, помогало это, в первую очередь, государству, испарив колоссальный немецкий внутренний долг. В том числе и перед немецкими промышленниками, обнулив попутно все их довоенные и военные заработки. Попутно инфляция обнуляла покупательную способность внутреннего рынка Германии, на который немецкая промышленность должна была рассчитывать в первую очередь после того, как она была вытеснена с внешних рынков. Описанная автором ролика прекрасная схема продаж продукции за твердую валюту за рубежом, с исчезающими издержками внутри Германии могла бы сработать, если бы немецкие предприятия находились в сферическом вакууме, телепортируя свою продукцию за рубеж и таким же манером получая оттуда оплату. В реальности, в стране пораженной гиперинфляцией, нормальная экономическая жизнь была попросту невозможна. Забастовки рабочих негативно влияют на поставки сырья, логистику и производство. И это еще полбеды – весной 1921 года в Германии вспыхнуло так называемое мартовское вооруженное восстание. Против бастующих рабочих были направлены правительственные войска и полиция. В ходе подавления восстания ключевой завод BASF – «Лойнаверке» был … расстрелян артиллерией после того, как на именно на нем забаррикадировались вооруженные восставшие рабочие. Материальный ущерб, нанесенный заводу, оценивался в несколько десятков миллионов марок, на самом заводе в результате боев было убито 180 человек, включая 35 полицейских. Несколько тысяч рабочих, в основном работников завода было арестовано, работа предприятия оказалась парализована на несколько месяцев. Как будто этого было мало, в сентябре 1921 года произошел взрыв в Оппау, фактически уничтоживший второй завод концерна по производству аммиака.

Последствия взрыва в Оппау

На воздух взлетели около 450 тонн удобрений, оценочная мощность взрыва составила до двух килотонн в тротиловом эквиваленте. Взрыв был слышен в Мюнхене, на расстоянии 300 километров от Оппау, а на месте бункера с удобрениями образовалась огромная воронка шириной 90 на 125 метров и глубиной в 19 метров. На расстоянии четырёх километров от эпицентра было разрушено 80 процентов зданий, 6500 человек осталось без крова. Погибли 561 человек, ранения и ожоги получили более двух тысяч человек. По первоначальным оценкам, ущерб фабрике составил не менее 570 миллионов марок, из которых менее трети оказалось покрыто страховкой. Инженеры BASF подсчитали, что реконструкция завода в Оппау может занять до года и что потребуется до 10 000 рабочих. Карл Бош поручил руководство над работами Карлу Крауху. Завод в Оппау был реконструирован в рекордно короткие сроки, работы возобновились уже в первую неделю декабря 1921 года, а в феврале 1922 года завод вышел на полную мощность. Проявивший на этом поприще недюжинные организаторские способности Карл Краух был назначен членом правления BASF, а впоследствии он станет ключевой фигурой во взаимоотношениях между ИГ «Фарбен» и Третьим Рейхом.

По условиям Версальского мирного договора на Германию были наложены репарации. С учетом финансового состояния страны, репарации могли выплачиваться в «натуральном» виде, в том числе и продуктами химической промышленности. Львиная доля произведенных немецкими химиками продуктов уходила на эти цели. Хотя товары немецкой химической промышленности и реализовывались за границей, вырученные средства уходили на выплату репараций – а оплату за реализованную продукцию немецкие предприятия получали от государства в тех самых обесценивающихся марках. Как известно, Германия регулярно срывала репарационные выплаты и заменявшие эти выплаты поставки товаров – повторюсь, просто потому что нормальная экономическая жизнь в стране с галопирующей инфляцией была невозможна. После того, как в январе 1923 года Германия, в 34-й (!) раз объявила дефолт по поставкам, союзная Комиссия по возмещению проголосовала за оккупацию Рура, чтобы обеспечить выполнение обязательств Германии. 11 января 1923 года французские и бельгийские войска вошли на территорию Рурского промышленного района, в котором находилось ¾ промышленных предприятий химического сектора. На немецких предприятиях в оккупированной зоне было установлено внешнее управление, правительство Германии ответило на это политикой пассивного сопротивления, в результате чего все производство на химических заводах было остановлено до мая 1923 года. Все это, конечно сказывалось на экономическом состоянии компаний, входивших в ИГ. Да, гиперинфляция и имевшийся запас прочности позволял крупным немецким химическим предприятиям держаться на плаву даже в этих кризисных условиях с падающими продажами, забастовками и срывами производственных циклов, но долго так продолжаться не могло. На счастье немецкой экономики, введенная в 1923 году рентная марка и принятие плана Дауэса вернули Германию на рельсы нормального экономического развития.

В условиях высокого уровня зарубежной конкуренции, сложная внутренняя структура компаний картеля оказывалась серьезным препятствием для дальнейшего развития. Назрела необходимость в объединении финансовых и промышленных ресурсов и в конечном итоге к 1925 году встал вопрос о коренной реорганизации химической промышленности Германии. Инициаторами процесса слияния химических компаний в единую структуру были глава Байер Карл Дуйсберг и глава BASF Карл Бош. Создание единого концерна преследовало достижение двух основных целей: упорядочение и рационализация имеющейся бизнес-структуры компаний и концентрацию капитала необходимого для внедрения новых технологий, которые должны были обеспечить концерну технологическое преимущество на мировом рынке.

Акция ИГ «Фарбен»

Контракт о слиянии, в результате которого была создана Interessensgemeinschaft Farbenindustrie Aktiengesellschaft, был подписан представителями BASF, Bayer, Hoechst, Agfa , Weiler-ter-Meer и Griesheim-Elektron 2 декабря 1925 года. Название «сообщество интересов» было сохранено, но отныне партнеры составляли единое акционерное общество. Лидирующая позиция в трасте явно принадлежала «Верхней Рейнской группе», то есть предприятиям BASF, именно они были выбраны в качестве базового предприятия новой корпорации. 9 декабря 1925 года концерн официально принял название ИГ «Фарбен» industrie AG. Уставный капитал объединенных фирм состоял из 641,6 млн. Рейхсмарок (RM) в обыкновенных акциях и 4,4 млн. рейхсмарок в привилегированных акциях, распределенных между владельцами компаний, вошедших в состав концерна. В 1926 году уставный капитал концерна был увеличен до 1,1 млрд рейхсмарок.

После формальной консолидации ИГ «Фарбен» industrie AG в 1925 году изменилась структура концерна. Производственные предприятия были реорганизованы в четыре региональные группы: Верхний Рейн, Средний Рейн, Нижний Рейн и Центральная Германия / Берлин. Принадлежащие концерну угольные шахты управлялись отдельно от химических производств. Были созданы четыре отдельные продающие компании, разделенные по направлениям деятельности концерна: синдикат «анилиновые красители», «фармацевтические препараты и пестициды», «фото и кинопродукция», а также синдикат по продаже нитратов. В 1927 году была создана отдельная топливная компания Deutsche Gasolin AG, которая была в значительной степени независимой и отвечала за реализацию искусственного бензина, произведенного на заводе «Лойна». В составе каждой продающей компании были отделы, отвечающие за сбор статистики, коммерческой информации, а также за юридическое сопровождение продаж. Внутри отделов продаж были сформированы «национальные» комитеты, отвечающие за продажи в каждой отдельной стране мира. Статистические отделы продающих компаний фактически представляли из себя разведывательное агентство, активно занимающееся тем, что сегодня называется промышленных шпионажем.

Высшим административным органом ИГ «Фарбен» был исполнительный совет, на который возлагалась юридическая ответственность и выполнялись функции управления бизнесом. Первым директором концерна стал Карл Бош, а Карл Дуйсберг занял пост председателя Наблюдательного совета директоров, который отвечал за долгосрочное планирование и утверждал наиболее важные решения исполнительного совета.

Первоначальный громоздкий состав исполнительного совета из 83 человек оказался почти неспособным принимать быстрые решения. Поэтому с самого начала де-факто задачи правления были делегированы так называемому рабочему комитету, который был более эффективным, чем полный совет, благодаря меньшему количеству членов в 26 человек.

С момента образования ИГ «Фарбен» развивался быстрыми темпами и к 1928 году оказался самой важной производственной группой предприятий во всей немецкой промышленности. Общая стоимость его акций достигла рыночной стоимости в 3 миллиарда рейхсмарок в 1928 году, что составляло 2 процента национального продукта Германии в 150 миллиардов рейхсмарок. К июню 1929 года, накануне глобального экономического кризиса, в ИГ «Фарбен» работало 19 801 человек управленческого персонала и 65 592 промышленных рабочих.

Оптимизация структуры концерна продолжалась. После того как в 1929 году разразился мировой экономический кризис, все производственные мощности были сведены в три группы. Карл Краух отвечал за Подразделение I (нитраты, нефтеперерабатывающие заводы, горнодобывающая промышленность), Фриц тер Меер за Подразделение II (красители, химикаты, фармацевтические препараты) и Фриц Гаевски за Подразделение III (искусственные ткани, металлы и фотография). Управление концерном в 1930 году было делегировано центральному комитету из семи человек, заменившему «рабочий комитет», и отныне он принимал большинство ключевых решений. Председателем центрального комитета был Карл Бош. Постановления ЦК были обязательными для всех отделов. Система различных подчиненных целевых комитетов и комиссий следовала принципу «децентрализованной централизации», который придерживался Карл Дуйсберг. Идея заключалась в том, чтобы гибко сотрудничать и минимизировать бюрократию. Сам Бош возглавлял очень важную Техническую комиссию, руководившую исследованиями и разработками до 1933 года, прежде чем его сменил на этом посту Фриц тер Меер. Георг фон Шницлер возглавил комитет по продажам, который разрабатывал стратегии ИГ «Фарбен» для мирового рынка. Бош и Герман Шмитц руководили кадровым комитетом. Центральные административные единицы были расположены в Людвигсхафене (отдел кадров и логистика), Берлине (финансовая администрация) и Франкфурте-на-Майне (экономический, бухгалтерский и налоговый отдел). В 1928 году началось строительство комплекса штаб-квартиры концерна во Франкфурте-на-Майне, которое обошлось ИГ Фарбен в 16 миллионов марок. Монументальное девятиэтажное сооружение стало крупнейшим офисным зданием в Европе и символизировало мощь немецкого капитализма.

Но вернемся в 1925 год. После слияния IG последовала реструктуризация индустрии красителей, составляющих основу благосостояния концерна. На 1926 год, несмотря на широкую линейку продуктов, 75% производственных мощностей и научных лабораторий концерна все также были сосредоточены в секторе красителей. Количество производственных площадок было сокращено, чтобы добиться большей концентрации производственных мощностей и снижения производственных затрат. Были закрыты многочисленные дублирующие производства, оставшиеся производственные линии модернизировались. Закрытие производств сопровождалось конфликтами между партнерами, которые спорили о том, какое предприятие должно оставаться в том или ином секторе производства, однако авторитет исполнительного комитета помог разрулить эти споры. Процесс рационализации и реорганизации привел к сокращению персонала. Особое внимание было уделено планированию и координации внутри производственных групп с целью сокращения издержек, в первую очередь транспортных, которые катастрофически возросли с 1919 года. Было принято решение о том, что наиболее важные продуктовые позиции будут разрабатываться и производиться минимум на двух предприятиях концерна. Это было инициативой Карла Дуйсберга, направленной на сохранение принципов конкуренции внутри концерна. Была произведена оптимизация продуктовой линейки: если в 1927 году концерн выпускал 33 000 различных видов красителей под 55 000 бренднеймов, то к 1932 году продуктовая линейка в этой области была сокращена до 16 200 наименований.

Реорганизация и оптимизация внутренней структуры концерна очень скоро принесли свои первые ощутимые плоды, и благодаря снижению затрат оказалось, что успешный выход на международные рынки с немецкими продуктами вполне возможен, даже несмотря на возникшую конкуренцию с иностранными производителями.

Разумеется, в условиях возникшей конкуренции и протекционистских мер, принятых ведущими государствами Европы, Германия не могла рассчитывать на тотальное «довоенное» доминирование на рынках промышленно развитых государств. Однако с возможностями немецкого концерна приходилось считаться, и в конце 20-х годов между компаниями в Германии, Франции, Великобритании и Швейцарии возник трехсторонний «красительный» картель, который к 1929 году контролировал 61% мирового производства красителей. Картельные соглашения между этими компаниями регулировали цены и доли рынка, распределенные между участниками в Европе. С одной стороны, заключенные картельные соглашения гарантировали немецкому концерну сбыт своей продукции в промышленно развитых странах Европы, с другой стороны, они ограничивали возможности для расширения и развития немецкого химпрома. Рынки Европы оказались разделены между основными игроками. Оставались рынки стран третьего мира – Азии и Южной Америки, где очень скоро товары немецких производителей заняли вполне доминирующее положение, однако покупательная способность этих рынков была довольно ограничена.

Поэтому отдельным, стратегически важным вектором развития ИГ «Фарбен» стал возврат компании на рынок США, который, по понятным причинам, был в наибольшей степени интересным с точки зрения коммерческих перспектив.

Продолжение следует...

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть!

Автор: Алексей Котов.

Читайте ранее:

ИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы

ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика

Штаб-квартира концерна ИГ «Фарбен» в городе Франкфурт

Итак, в январе 1933 года, после череды политических кризисов Веймарской республики, которые последовательно привели к отставке фон Папена и Шлейхера с поста рейхсканцлера (главы правительства) Германии, этот пост получил (был назначен на него президентом Веймарской Республики Гиндебургом) глава НСДАП Адольф Гитлер.

Получив пост рейхсканцлера, Гитлер инициировал роспуск рейхстага и проведение очередных парламентских выборов, на которых он рассчитывал получить парламентское большинство, для проведения в жизнь необходимых для достижения полноты своей власти законов. Надо отметить, что на осенних выборах 1932 в Рейхстаг нацисты потерпели серьезную неудачу, потеряв 34 места в рейхстаге и получив всего 196 мест. При этом позиции коммунистов усилились – они увеличили свое представительство в парламенте до 100 депутатов. Нацистам требовалось провести серьезную предвыборную компанию, а с учетом плачевного финансового состояния партии на конец 1932 года, для этого срочно требовались деньги. Ставший соратником Гитлера бывший президент Рейхсбанка Ялмар Шахт организовал встречу Гитлера с представителями крупного капитала, на которую, по понятным причинам были приглашены руководители концерна ИГ «Фарбен». Первые лица химического концерна, однако, на встречу с рейхсканцлером не явились, откомандировав туда в качестве ответственного представителя концерна руководителя отдела внешней торговли Георга фон Шницлера.

Георг фон Шницлер

Надо сказать, что предстоящей тема встречи «дайте денег на выборы» не озвучивалась перед приглашенными заранее. Неформальный «председательствующий» среди приглашенных промышленников Густав Крупп фон Болен подготовил список вопросов, касающихся экономической политики новой власти, однако озвучить и получить ответы на них ему так и не удалось. Гитлер не предлагал слушателям задавать ему вопросы и не объяснял, что именно он ожидает от лидеров бизнеса. Выступление рейхсканцлера было посвящено исключительно политическим вопросам – борьбе с коммунистами. Согласно уцелевшим стенограммам встречи, конфликт между левыми и правыми служил 20 февраля единственной темой выступления Гитлера. Он не упоминал ни об антиеврейской политике, ни о каких-либо завоевательных планах Германии, ни о планах выхода страны из экономического кризиса. Гитлер ограничился заявлением о том, что только сильная власть может обеспечить процветание Германии и ликвидировать коммунистическую угрозу частным капиталам. В конечном итоге, Ялмар Шахт объявил о том, что нацистской партии на проведение предвыборной кампании требуется 3 миллиона рейхсмарок, и предложил присутствующим принять участие в финансировании НСДАП. Оценив ситуацию, руководство концерна ИГ «Фарбен» приняло решение выплатить в партийные кассы НСДАП (400 тысяч марок) и фон Папена (100 тысяч марок), что и было сделано 28 февраля 1933 года. Эти платежи были первым подтвержденным финансовым взаимодействием между концерном и нацистами.

Резиденция главы Рейхстага (на тот момент Геринга) в которой прошла секретная встреча

Что хотелось бы отметить. Несмотря на то, что запрос на финансирование делался от лица рейхсканцлера и лидера самой представительной партии рейхстага, нацистам не удалось собрать всей желаемой суммы – вместо ожидаемых 3 миллионов рейхсмарок они получили всего 2 071 000 миллиона, причем 150 000 рейхсмарок поступили непосредственно от организатора встречи – Ялмара Шахта. Взнос от ИГ «Фарбен» был вторым по значимости, уступая лишь выплатам союза сталелитейщиков и угольщиков «Bergbauverein». Однако для сравнения стоит отметить, что годом ранее концерн без каких-либо колебаний выделил на «политические» выплаты втрое большую сумму: в 1932 году «политические» расходы ИГ «Фарбен» составили 1,5 миллиона рейхсмарок, включая 1 млн. рейхсмарок выделенный на предвыборную кампанию будущему рейхспрезиденту Гиндебургу. К слову, выигравшему выборы как раз у Гитлера. Довольно часто встречается утверждение, что выплаты нацистам в феврале 1933 года были сделаны без ведома непосредственного руководителя концерна, Карла Боша, однако, с учетом дотошности директора концерна, это является крайне сомнительным предположением. Впрочем, буржуазные партии, которые ранее поддерживались ИГ «Фарбен» и являлись проводником интересов концерна в рейхстаге и правительстве, к 1933 году полностью утратили популярность в массах и свое политическое влияние, обратившись в ничтожество, так что что особой альтернативы у Боша не было.

Несмотря на полученные средства, развернутую активную предвыборную кампанию, и откровенно террористические, непарламентские меры, применяемые к основным конкурентам на выборах – коммунистам и социал-демократам, на парламентских выборах в марте 1933 года нацисты так не смогли получить требуемого для решения поставленной задачи количества голосов. Поэтому полноту власти Гитлер захватил «неспортивными» политическими методами: провокацией с поджогом Рейхстага, запретом компартии Германии и аннулированием ее представительства в парламенте. После этого задача получения 2/3 голосов в парламенте была решена перетягиванием на свою сторону депутатов партии католического центра. Нацисты получили возможность проводить через парламент законы нарушающие отдельные положения конституции Веймарской республики. После принятия закона об особых полномочиях рейхсканцлера от 24 марта 1933, упразднения федеративных структур Веймарской республики, запрета СДПГ 22 июня 1933 года, закона о запрете политических партий от 14 июля 1933 г., и закона об обеспечении единства партии и государства от 1 декабря 1933 года Германия окончательно превратилась из в Веймарской республики в Третий рейх. (Впрочем, Гитлер объявил об этом превращении еще в сентябре 1933 года.) Граждане Германии, организации, компании, в том числе и ИГ «Фарбен» в течение буквально одного года стали существовать в принципиально отличном от Веймарской республики государстве.

Закон «об особых полномочиях»

Одной из наиболее сложных проблем во взаимоотношении между ИГ «Фарбен» и нацистами стал, как ни странно, еврейский вопрос. Так получилось, что значительное число немецких ученых-химиков, а также функционеров и учредителей концерна имели неправильную, с точки зрения нацистов, национальность. В двух из шести образующих компаниях концерна, «Агфа» и «Кассела», евреи играли ключевые роли в менеджменте и производственных подразделениях. Первой ласточкой для концерна оказалась судьба уже упоминавшегося мной ранее Фрица Габера. С момента образования ИГ «Фарбен» выдающийся немецкий химик, Нобелевский лауреат и патриот Германии, ветеран Первой мировой войны входил в состав Наблюдательного совета концерна, совмещая этот пост с руководством Институтом физической химии и электрохимии кайзера Вильгельма. 7 апреля 1933 года Гитлер подписал закон о восстановлении профессиональной государственной службы. Этот первый расовый закон нацистского режима требовал увольнения государственных служащих не арийского происхождения. В соответствии с этим законом были уволены все еврейские служащие в институтах кайзера Вильгельма, включая тех, кто работал под началом Габера. Габер не смог предотвратить увольнения коллег, и в знак протеста подал в отставку и вышел на пенсию в мае 1933 года. Осенью этого же года Габер покинул Германию, ведя переговоры о получении английского гражданства. Параллельно он прорабатывал проект создания в Палестине научного учреждения, которое могло бы принять изгнанных из Германии ученых-евреев. В тоже самое время на фоне преследовавших Габера потрясений, здоровье его начало ухудшаться, и в конце концов, немецкий химик умер в Швейцарии 29 января 1934 года в возрасте 65 лет, от сердечного приступа. В первую годовщину его смерти глава концерна Карл Бош, не считаясь с нацистами, заказал панихиду усопшему. Он разослал приглашения видным ученым и деятелям в области просвещения, членам руководства ИГ «Фарбен» и государственным чиновникам, в прошлом поддерживавшим отношения с Габером. Когда нацистский министр просвещения узнал, что некоторые его подчиненные приглашены участвовать в церемонии, он запретил им это. «Намерение... организовать панихиду по случаю первой годовщины смерти Габера следует... расценивать как вызов национал-социалистскому государству... Это подтверждается и тем фактом, что организаторы, не колеблясь, призвали приглашенных на эту церемонию явиться в форменной одежде». Церемонию поминовения памяти знаменитого химика посетили более 500 человек, в том числе многие высокопоставленные сотрудники ИГ «Фарбен».

Иррациональный антисемитизм Гитлера был тем камнем преткновения, который не позволил в конечном итоге главе ИГ «Фарбен» Карлу Бошу сойтись с нацистским режимом. Многие знают про крылатое выражение Геринга «В моем ведомстве я решаю, кто еврей, а кто нет», касающееся судьбы будущего фельдмаршала Мильха, на тот момент кандидата на пост главы министерства авиации. Карл Бош, используя свое положение, пытался в ходе личной аудиенции донести до фюрера, что патриотизм, полезность и верность Германии не определяется национальностью. «Потеря еврейских ученых отбросит Германию на сто лет назад в области химии и физики» – говорил глава химического концерна. «Ну что ж, Германия проживет без этих наук» - ответствовал Гитлер, после чего немедленно прервал встречу, в довольно хамском ключе, вызвав секретаря и заявив – «Тайный советник хочет уйти». Впоследствии Гитлер демонстративно игнорировал Карла Боша, в частности, покидая совещания в случае присутствия на них главы концерна. Понятное дело такая ситуация не могла устроить руководство ИГ «Фарбен», «почетный выход» из ситуации был найден в 1935 году, когда скончался сооснователь концерна и глава Наблюдательного совета Карл Дуйсберг. Бош вынужден был покинуть пост главы ИГ «Фарбен», заняв освободившуюся должность. Главой концерна был назначен Герман Шмитц, пользовавшийся большим доверием у нацистов. Чистки евреев в концерне продолжились. Личный секретарь Боша, Эрнст Шварц, был переведен в Соединенные Штаты, где фактически получил повышение и стал ведущим менеджером американской холдинговой компании «ИГ Фарбен Американ». Курт Ганс Майер, полноправный член правления, решил предотвратить предсказуемое давление на концерн, добровольно уйдя в отставку и эмигрировав в Швейцарию. Банкир Макс М. Варбург также освободил свой директорский пост «по собственному желанию». В 1935 и 1936 годах трое уважаемых соучредителей ИГ «Фарбен», Артур фон Вайнберг, Карл фон Вайнберг и Эрнст фон Симсон были вынуждены оставить свои руководящие посты. Затем они были исключены из совета директоров в 1937 году вместе с Отто фон Мендельсон-Бартольди. Последним топ-менеджером, получившим клеймо «неариец» и изгнанным из управления концерном, был Ричард Мертон после того, как Центральный комитет на заседании 25 апреля 1938 года, проводимом «без протокола», решил уволить весь «еврейский персонал концерна». Карл Бош вынужден был смириться с этими решениями. В личных выступлениях он критиковал антисемитскую политику НСДАП, однако по понятным причинам на положение евреев в Германии это никак не влияло. В конечном итоге, знаменитый химик, отстраненный от практической деятельности, впал депрессию и алкоголизм, предпринял неудачную попытку самоубийства и в 1940 году скончался от болезни.

К 1933 году в составе правления концерна ИГ «Фарбен» не было ни одного человека, состоявшего в рядах НСДАП. После прихода к власти, Гитлер объявил мораторий на прием новых членов партии, не желая привлекать в состав НСДАП «случайных попутчиков». Поэтому на первых порах у представителей концерна не было возможности «примазаться» к власти, насколько бы это ни было выгодно для бизнеса, хотя заместителя Карла Боша и будущего директора ИГ «Фарбен» Германа Шмица в 1933 году ввели в состав Рейхстага как почетного депутата от НСДАП. Один из членов совета директоров, Генрих Гаттино, вспомнил, что в молодости числился в отрядах штурмовиков и вступил в ряды СА, за счет своего положения быстро взлетев по карьерной лестнице до советника Э. Рема по экономике. Это едва не вышло ему боком, ибо уже в 1934 году произошла известная «Ночь длинных ножей», во время которой Гаттино был арестован, как высокопоставленный член СА, но вскоре выпущен на свободу. В 1935 году прием членов в НСДАП был восстановлен и к концу 1936 г. восемь членов правления концерна вступили в нацистскую партию. Впоследствии минимум двое из них стали членами СС. На высшем и среднем уровнях управления началась гонка за получением нового статуса в виде партийной книжки. Персонал подвергался насильственной организации через Немецкий трудовой фронт (Deutsche Arbeitsfront, DAF). Результатом стала полная самонацификация рабочих мест ИГ «Фарбен», где менеджеры и персонал стремились воплотить «принцип лидера и подчинения», закрепленный в «Законе об организации национального труда» 1934 года. Эти преобразования получили восторженное освещение в газете компании «Von Werk zu Werk». К 1937 и 1938 годам почти все члены правления и Центрального комитета, все ведущие менеджеры берлинских офисов и все ведущие менеджеры ИГ, вовлеченные в исполнительные органы четырехлетнего плана, были членами НСДАП.

Хейнрих Бьютерфиш, директор завода Лойна. Стал оберштурмфюрером СС

Как и прочие предприятия Германии, ИГ "Фарбен" регулярно проводил отчисления в казну нацистов. Согласно картотекам, хранившимся в ЦК ИГ до 1945 г., самые большие суммы были выплачены под прикрытием мероприятий по координации производства в два фонда: 12.7 миллионов рейхсмарок в «Фонд Адольфа Гитлера для немецкой экономики» и 16 миллионов рейхсмарок на «Зимнюю благотворительную кампанию» (Winterhilfswerk). Надо, однако, заметить, что с 1934 года эти выплаты уже не носили «добровольного характера», а являлись фиксированными и обязательными для любых предприятий.

Кроме этого, значительные выплаты шли руководящим группам НСДАП, СС и СА, а также большинству массовых и профессиональных организаций нацистского движения. Централизованно подсчитанные выплаты и взятки к концу войны составили 39,6 миллиона рейхсмарок. Однако, если брать абсолютные цифры взносов, которые в период с 1933 по 1944 год составляли от 1 млн 367 тыс. до 3 млн 968 тыс. марок, они кажутся огромными, однако на деле они представляли лишь 0,42 % от оборота концерна в 1933 году, 0,24 % – в 1934 и 0,1 % в 1944 году.

Надо отметить, что в области экономики нацистское правительство всячески поддерживало частное предпринимательство. Во-первых, следует иметь в виду, что нацистская идеология высоко ценила предпринимательство. Частная собственность считалась необходимым условием для развития творческих способностей представителей немецкой расы в интересах народа. Вторая причина связана с убежденностью даже в высших эшелонах нацистской элиты в том, что частная собственность сама по себе обеспечивала важные стимулы для достижения большей экономии, повышения эффективности и технический прогресс.

Адольф Гитлер неоднократно подчеркивал, что он против бюрократического вмешательства в экономику государства и всячески приветствует «естественный отбор в экономических вопросах».

Тем не менее у государственных структур Третьего Рейха хватало инструментов для осуществления контроля над экономикой и для того, чтобы направлять энергию частного предпринимательства в нужное русло. В первые годы существования нацистского режима, экономическая политика руководства Германии была объединена так называемым «Новым планом» Ялмара Шахта. Вся внешнеторговая деятельность Германии и всех немецких компаний попала под жесткий контроль государственных комиссий, утверждавших финансирование любых внешнеэкономических сделок. Государственные структуры контролировали поставки практически всех видов сырья, необходимого для осуществления деятельности промышленного производства, а также распределяла по квотам сталь, производимую в Германии. Нацисты немедленно подняли налоги на прибыль юридических лиц, ввели прогрессивный налог на оборот, приняли закон об ограничении прибыли корпораций. Все это было сделано для аккумулирования ресурсов в руках государства, которое направляло эти средства на решение необходимых для режима задач: борьбу с безработицей, субсидирование экспорта, и, разумеется, перевооружение Вермахта.

При этом, до определенного момента нацисты могли решать свои задачи без прямого принуждения частных компаний. Как правило государство выступало в роли заказчика и инвестора и финансировало нужные ему проекты. Нацисты прекрасно понимали, что фактически единственным стимулом для предпринимателей является прибыль, и условия государственных контрактов гарантировали эту прибыль. Более того, в высокорискованных проектах государство официально выступало гарантом получения минимальной прибыли, даже в случае убыточности производства. Стоит отметить, что в ряде случаев частные компании отказывались от участия в проектах. Так, например, концерн ИГ «Фарбен» отказался увеличивать свое производство искусственного волокна, считая это нерентабельным, и предоставив возможность участия в государственном проекте своему конкуренту – компании VGF.

Лишь в самом крайнем случае государство шло на жесткие меры, такие как создание государственной корпорации «Герман Геринг Рейхсверке» или отъем бизнеса у Гуго Юнкерса.

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Алексей Котов.

Читайте ранее:

ИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы

ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика

ИГ Фарбен. Часть IV. Концерн и нацистские власти

Заправка «Лойны» — подчеркивается — немецкий бензин!

Надо сказать, что государственная важность концерна ИГ «Фарбен» в Третьем рейхе многократно выросла в сравнении с Веймарской республикой. Во многом это было связано с незаменимостью продукции концерна в случае начала новой войны, которая, как известно, была конечной целью главы государства. Производство компонентов пороха и взрывчатки не утратило своей актуальности, а новые проекты немецких химиков – синтез топлива и каучука, которые замысливались как международные, по иронии судьбы давали возможность Третьему рейху существовать в отрыве от мировой экономики во время войны. Но и для недолгой «мирной» жизни Германии под управлением нацистов, с 1933 по 1939 года, деятельность ИГ «Фарбен» имела, без преувеличения, жизненно важное значение. Это определялось тем, что продукция концерна, производимая из «отечественных» материалов, могла реализовываться за границей, обеспечивая Германии приток жизненно важной валюты.

Тем не менее, сближение концерна с нацистским режимом происходило довольно плавно. У руководства ИГ «Фарбен» попросту не было налаженных связей с руководством нацистов, а руководству нацистов в 1933 году было не до промышленности. Первой ласточкой непосредственных взаимоотношений ИГ «Фарбен» и Третьего рейха стало соглашение Федера-Боша, более известное как «Бензиновый контракт». Напомню предысторию, изложенную в предыдущей части. В 1927 году на заводе ИГ «Фарбен» в Лойне была открыта первая промышленная установка по гидрогенизации угля, производившая 100 000 тонн автомобильного бензина. В 1928-1929 годах производство бензина расширялось и доходы концерна от реализации синтетического топлива составили 6 и 14 миллионов рейхсмарок соответственно. Однако на фоне мирового экономического кризиса цены на топливо катастрофически рухнули – в 1931 году цена на литр импортного бензина составляла всего 5,2 пфенинга за литр, в то время как себестоимость производства синтетического бензина составляла 23 пфенинга за литр. Правительство Брюннинга с целью защиты ИГ «Фарбен» ввело протекционистские меры, повысив ввозные пошлины на топливо. В 1932 году цена продажи бензина в Германии почти в шесть раз превышала цену закупки, за счет пошлин, сборов и налогов. Тем не менее, значительная часть руководства ИГ выступала за закрытие проекта «Бензин Лойна», который в обозримом будущем, по их мнению, станет убыточным. Одним из самых активных сторонников проекта был Карл Бош, генеральный директор IG Фарбен. Он видел в строительстве гидрогенизационных заводов возможность сократить расходы иностранной валюты на закупку топлива, и снизить зависимость Германии от импорта нефти.

В 1932 году представитель концерна ИГ «Фарбен», директор завода Лойна Г. Бютерфиш встретился с Гитлером, который на тот момент еще не являлся канцлером Германии, обсудив с ним вопрос производства искусственного топлива. Несмотря на «взаимопонимание» и высказанную лидером НСДАП заинтересованность, эта встреча не вылилась в конкретные действия после прихода нацистов к власти.

А. Феглер (слева) с Гитлером, до прихода фюрера к власти.

Идея привлечь власти Третьего Рейха к решению топливного вопроса родилась вообще «на стороне». Инициатором переговоров между государством и ИГ «Фарбен» стал Альберт Феглер – генеральный директор гигантского стального и угольного конгломерата Вестадж. Он был кровно заинтересован в расширении угольного рынка и в налаживании новых связей с химической промышленностью. Реализация проекта на заводе «Лойна» обеспечивала угольному магнату гарантированный сбыт сотен тысяч тонн угля, используемого в качестве сырья и энергоносителя при производстве синтетического бензина. Феглер давно уже был близок к НСДАП, председателем наблюдательного совета руководимого им конгломерата был Фриц Тиссен – идейный и последовательный сторонник Гитлера. Феглер знал о стремлении Гитлера добиться автаркии для Германии, и понимал, насколько важны в этом разрезе перспективы синтеза жидкого топлива из угля. Играя на заинтересованности Гитлера в автаркии, он предложил фюреру план по производству нескольких миллионов тонн синтетического топлива. 10 августа 1933 г. Феглер получил возможность уведомить профессора Карла Крауха, заведовавшего технологической частью в рамках программы IG по синтезу топлива, о том, что министерство экономики Рейха готово провести переговоры по поддержке программы производства искусственного бензина.

Переговоры по заключению так называемого "Бензинового контракта" шли довольно долго, и условия были сформулированы лишь к концу 1933 года. Дело в том, что Готфрид Федер, ведущий экономист НСДАП, занявший после назначения Гитлера рейхсканцлером должность ответственного статс-секретаря в имперском министерстве экономики, был сторонником плана по использованию низких цен на нефть в интересах экономики Рейха вместо того, чтобы вкладывать значительные средства в строительство инфраструктуры производства искусственного бензина. Он предлагал значительно увеличить нефтеперерабатывающие мощности Германии, чтобы перерабатывать импортируемую из-за границы сырую нефть. Этот вариант был, по его мнению, значительно более экономичным по сравнению с субсидированием производства искусственного бензина. Кроме этого, нефтеперерабатывающие мощности можно было использовать для использования собственной нефти. В 1933 году в Германии была запущена программа «Рейхсбурение», целью которой был поиск нефтяных месторождений на территории Рейха. За короткое время были открыты многочисленные новые нефтяные месторождения в районе Ганновера, в Эмсланде, в земле Шлезвиг-Гольштейн и в долине Верхнего Рейна. С 1928 по 1935 год добыча нефти в Германии выросла со 103 000 до 427 000 тонн в год и достигла пика в 1,1 миллиона тонн в 1940 году. Кроме этого, после аншлюса Австрии немцы начали разработку богатых месторождений нефти в Венском бассейне, увеличив добычу нефти с 57 000 тонн в 1938 до 1,2 миллиона тонн в год в 1944 году.

В свою очередь руководство ИГ «Фарбен» предоставило меморандум, согласно которому развитие индустрии синтетического топлива позволило бы государству экономить дефицитную валюту и, что было крайне важно в условиях 1933 года, стимулировало бы рынок труда внутри Германии. Именно эта, экономическая, а не «военная» аргументация привела к подписанию 14 декабря 1933 года соглашения Федера – Боша.

Заправка Лойны в разрушенном Дрездене

Договор министерства экономики был заключен непосредственно с заводом «Лойна», и его условия не распространялись на другие предприятия ИГ «Фарбен», кроме этого условия контракта ограничивались объемом топлива в размере 350 000 тонн в год. Десятилетний контракт вступил в силу 1 июля 1934 года. Согласно контракту «Лойна Верке» обязалась увеличить производство к 31 декабря 1935 года до 350 000 тонн бензина в год, и не допускать снижения годового производства бензина ниже 300 000 тонн, а также обеспечивать дальнейшее развитие технического процесса гидрогенизации, например, через повышение товарного качества бензина. Бензин, произведенный заводом, реализовывался через сеть заправочных станций дочернего предприятия ИГ «Фарбен», а нереализованные остатки выкупались государством. Минимальная цена покупки топлива, гарантируемая государством, должна была обеспечить все затраты завода, включая налоги и амортизацию, и пятипроцентную прибыль. Если выручка от продаж бензина не покрывала эти условия, государство доплачивало заводу разницу, однако если прибыль от продаж топлива была больше 5% от оборота, разница уходила государству. Для этого проводился ежегодный аудит себестоимости производства топлива с правом государства проверять бухгалтерию завода. В конечном итоге контракт оказался выгоден для Третьего рейха, в 1934-35 годах завод получил в качестве субсидий 4,8 млн рейхсмарок, но впоследствии рыночные цены на топливо выросли и за счет этого, а также из-за сокращения издержек на производство топлива прибыль выросла, и до 1944 года завод, в рамках Бензинового контракта, выплатил министерству финансов рейха более 90 млн. рейхсмарок.

Надо сказать, что с одной стороны, заключение «Бензинового контракта» не имело какого-то решающего значения для обеспечения топливом Третьего Рейха – в 1934 году потребление топлива Германией составило 3,5 млн. тонн, на фоне чего 350 тыс. тонн бензина особой роли не играли. С другой стороны, государственные гарантии позволили ИГ «Фарбен» продолжать работы над технологиями гидрогенизации угля, не неся при этом экономических убытков. Уже через год после заключения контракта технологи концерна добились двухкратного снижения себестоимости производства топлива по методу Бергиуса.

Вообще вся история довоенной экономики Третьего Рейха скакала от кризиса к кризису, и следующий шаг на пути развития индустрии синтетического топлива был сделан вследствие валютного кризиса 1934 года. Валютные резервы Германии были исчерпаны, к июню 1934 г. запасы валюты в Рейхсбанке составляли менее 100 млн. рейхсмарок, чего едва хватало для оплаты недельного импорта, даже находившегося на минимальном уровне. Импорт нефти и нефтепродуктов, даже с учетом низких мировых цен на топливо, обходился Германии в 200 млн рейхсмарок ежегодно. Путем объявления дефолта по внешним долгам и введением системы непосредственного регулирования импорта специальными комиссиями немцы смогли стабилизировать ситуацию с валютой, однако для продолжения экономической деятельности государства требовалось как можно быстрее уменьшить объемы импорта ресурсов. 21 сентября 1934 рейхсминистр экономики Германии Шахт провел в Берлине совещание ведущих промышленников в области производства угля и минерального топлива и сообщил им, что сложившаяся в стране ситуация с иностранной валютой требует резкого расширения отечественных мощностей по производству топлива.

Десяти ведущим угледобывающим корпорациям 25 октября 1934 г. было предписано «объединиться» в Braunkohlenbenzin AG (Brabag) (Буроугольная бензиновая компания). Каждая из них должна была выписать чек не менее чем на 1 млн рейхсмарок, доступных для немедленного использования, составив тем самым базовый капитал новой корпорации. Надо сказать, что угледобыча Германии была наиболее «зарегулированной» государством отраслью промышленности, поскольку она эксплуатировала «народное достояние» в виде залежей полезных ископаемых. Еще в 1919 году вступил в силу Закон об угольной промышленности, который обязывал компании образовывать так называемые угольные синдикаты. Хотя угледобывающие компании оставались в частной собственности, синдикаты находились под общим контролем государства. На практике это означало, что с начала 1920-х годов министерство экономики Рейха в лице Имперского угольного совета устанавливало цены, условия поставок, региональное распределение рынков сбыта, заработную плату в угольной промышленности. В то же время этот закон закреплял возможность принудительного слияния горнодобывающих компаний с отдельными сбытовыми и производственными организациями, так что руководство Третьего Рейха действовало вполне в рамках действующего законодательства.

В принципе, угольные магнаты были не против принятия участия в проекте. Это было связано с увеличением объемов добычи на рудниках компаний, что могло привести только к увеличению прибыли, тем более что государство гарантировало объемы закупки по фиксированным ценам. В то время для производства 1000 кг бензина по методу Бергиуса требовалось 3600 кг лигнита (бурого угля). В связи с этим при производительности 200 000 т/год (тонн топлива в год) на одну установку гидрогенизации требовалось около 720 000 т сырого угля. Кроме того, заводами были востребованы тысячи тонн угля для выработки электроэнергии и тепла. Фактически, только в 1943 году завод в Шварцхайде, например, закупил 1,3 миллиона тонн бурого угля. С помощью синтеза Фишера-Тропша из 1000 кг угля можно было получить 600 кг, а чуть позже 950 кг бензина.

Единственной проблемой с точки зрения угольщиков было «чужое счастье» - им очень не нравились высокие отчисления за произведенное топливо в пользу ИГ «Фарбен», владевшего патентными правами на метод Бергиуса. С целью достижения компромисса, один из четырех заводов корпорации «БРАБАГ», которые планировали возвести по первоначальному плану, должен был функционировать по методу «Фишера-Тропша», права на который были безвозмездно переданы ИГ «Фарбен» в компанию «Рурчеми». Надо сказать, что метод «Фишера-Тропша» в целом был более затратным, в сравнении с методом Бергиуса, с его помощью нельзя было получать высокооктановое топливо, и, в целом к 1934 году технология промышленного производства бензина по «Фишеру-Тропшу» не была отработана, но перспектива не платить отчисления ИГ «Фарбен» перевешивала в глазах большей части инвесторов все эти недостатки.

Корпорация «БРАБАГ» представляла из себя сплав государственных и частных структур. Компания напрямую подчинялась Министерству экономики Рейха, представленному рейхскомиссаром, возглавлявшим исполнительный комитет «Брабаг». Эту функцию взял на себя директор Рейхсбанка Роберт Деумер. Акционеры остались бенефициарными владельцами компании. Соответственно, в наблюдательном совете доминировали представители буроугольных компаний. Государственный служащий Вильгельм Кепплер был назначен председателем наблюдательного совета. За техническую часть проекта отвечал представитель ИГ «Фарбен», директор завода «Лойна» Генрих Бьютерфиш.

Расположение заводов было, разумеется, основным предметом споров между учредителями компании – было абсолютно понятно, что заводы надо размещать по соседству с угольными шахтами, которые будут обеспечивать производство ресурсами, и, соответственно, будут иметь гарантированный сбыт своей продукции. Шахты учредителей располагались в разных районах страны, так что вопрос размещения производств был принципиальным. Собственно, именно по причине заинтересованности поставщиков сырья было принято решение о строительстве нескольких относительно небольших (с производительностью до 200 тысяч тонн бензина в год) заводов вместо одного большого предприятия, аналогичного, например «Лойна-Верке».

В конечном итоге, в 1935 году корпорацией «БРАБАГ» были заложены три завода по производству искусственного топлива, два (Белен и Магдебург) должны были работать по методу Бергиуса, третий завод – в районе Шварцхайде – использовал синтез Фишера-Тропша. Расчетная производительность заводов составляла 200 – 240 тысяч тонн в год. Что интересно – на стадии разработки проектов заводов, высказывалась идея сделать их подземными, на случай возможной войны и атак с воздуха. Специалисты ИГ «Фарбен» заявили, что подобные методы сильно усложнят строительство предприятий, и от идеи отказались, хотя уже в 1943 году сильно об этом пожалели. Строительство велось в несколько этапов, первые установки в Белене и Магдебурге включились в работу уже в 1936 году, с 1938 г. до конца 1942 г. на обоих заводах последовали еще три этапа расширения производства. Лицензионные сборы, которые ИГ «Фарбен» получила за продукцию завода в Бёлене, только за первый год превысили один миллион рейхсмарок. На заводе в Шварцхайде, в связи с тем, что технологии производства по Фишеру-Тропшу требовали обкатку при внедрении, возникли значительные трудности при запуске. После официального ввода в эксплуатацию большие части завода пришлось снова снести. В первые два года здесь смогли получить только 5000 тонн дизельного топлива и бензина. Однако фактически этот завод представлял собой, так сказать, масштабную испытательную площадку, на которой предстояло набраться опыта масштабного внедрения новых установок Фишера-Тропша по производству бензина. Для поддержки развития производства министерство финансов Рейха списало 3,6 миллионов рейхсмарок на амортизацию фондов завода.

Заводы по методу Бергиуса, распределенные по типу сырья. Оранжевый — бурый уголь, красный буроугольная смола, черный — каменный уголь, голубой — другое сырье (мазут, сланцы и т.д.)

Если в случае с созданием BRABAG немецкому государству приходилось преодолевать некоторое сопротивление немецких промышленников, то дальше дело пошло по накатанной. Как я уже упоминал, повышение цен на топливо сделало рентабельным бизнес по производству искусственного топлива, и промышленники начали вкладываться в него. Как правило инициаторами постройки завода выступали компании владельцы ресурсной базы – залежей угля. В частности, свои заводы по производству топлива имелись в корпорации Круппа и «Рейхсверке Герман Геринг». Специалисты ИГ «Фарбен» возводили и вводили в эксплуатацию установки по гидрогенизации угля, после чего концерн зарабатывал на отчислениях с производимого на заводе топлива. Однако и сам концерн вложился в создание еще двух заводов по синтезу ГСМ, отдельно стоит отметить завод, построенный в городе Пелитц, который, впоследствии стал самым большим предприятием по производству синтетического бензина в Третьем рейхе: в конечном итоге завод производил 15% от всего объема производства синтетического топлива в Германии. История создания этого завода, помимо прочего, любопытна тем, что в его строительство вложился не к ночи будь помянутый «Стандарт Ойл». Причины участия американцев в проекте были очевидны, во-первых, как я уже отмечал, производство синтетического топлива в Германии стало коммерчески выгодным, а во-вторых, в качестве сырья для получения бензина завод, отчасти, должен был использовать отходы нефтеперегонного завода «Стандарт Ойла» в Гамбурге. Вообще надо отметить, что производство синтетического топлива очень сильно подстраивалось под конкретные производственные условия – характеристики местного сырья, воды и т.п. поэтому вклад технических специалистов ИГ «Фарбен» был очень важным в каждом предприятии.

На пике производства, в 1943 году в Германии функционировали 12 заводов, работавших по методу Бергиуса, производительностью от 50 000 до 700 000 тонн в год, суммарно к середине 1944 года производившие 4 230 000 тонн нефтепродуктов в год. Их дополняли 9 заводов синтеза по Фишеру-Тропшу, которые могли производить дополнительно 620 000 тонн в год. Средняя производительность заводов по Ф-Т была значительно ниже, чем у заводов, работавших по методу Бергиуса.

Заводы по методу Фишера-Тропша

Имеет смысл зафиксировать некоторые моменты, касающиеся синтетического топлива Германии. Во-первых, немецкие заводы могли синтезировать как бензин, так и дизельное топливо и смазочные материалы. Так, например, в 1943 году продукция всех 21 гидрогенизационных заводов составила около 3 млн т бензина (автомобильного и авиационного), 770 тыс. т смазочного масла и 430 тыс. т дизельного топлива.

Во-вторых, непосредственно на заводах синтетического топлива производился только автомобильный бензин. Авиабензин получали либо из натуральной нефти, либо повышая октановое число автомобильного топлива добавками тетраэтилсвинца. К слову, в любое немецкое топливо в обязательном порядке добавлялся картофельный спирт – это было государственное требование, минимальное содержание спирта составляла 2,5% от веса топлива. Был и особый тип топлива – «монополин», содержавший 25% спирта.

На немецких заправках не было разделения бензина на синтетический/натуральный, классификация бензинов велась по октановому числу (Разделение топлива на С-2 и С-3, т.е. натуральный и синтетический, шло по американской классификации).

Продолжение следует...

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Алексей Котов.

Читайте ранее:

ИГ Фарбен. Часть I. Немецкая химия

ИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы

ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика

ИГ Фарбен. Часть IV. Концерн и нацистские власти

ИГ Фарбен. Часть V. Арийский бензин

В 1935 году Германия пошла на прямое нарушение Версальского договора и объявила о создании Вермахта, открыто сообщив о возрождении военной мощи государства. Разумеется, в этом процессе должны были принять участие промышленники Германии, и, надо сказать, делали они это с большим энтузиазмом. Однако, есть один очень важный нюанс. Тот факт, что производство в оборонной промышленности стало расти после того, как в 1935 году Гитлер начал перевооружение, промышленники рассматривали не как подготовку к агрессивной войне, а как естественный результат восстановления полной независимости Германии. Генерал Томас из военно-экономического управления Вермахта утверждал: «Было бы несправедливо не согласиться с лидерами германской индустрии в том, что у них были все основания верить обещаниям Гитлера, что они понимали перевооружение только как меры для защиты отечества и считали своим патриотическим долгом помогать этой цели». На самом деле в первые годы своего правления Гитлер отличался довольно-таки миролюбивой внешнеполитической риторикой. Надо сказать, что наиболее верные соратники фюрера из финансово-промышленных кругов Германии, Ялмар Шахт и Фриц Тиссен, которые на самом деле способствовали приходу нацистов к власти, рассматривали программу перевооружения и восстановления военной мощи в первую очередь как средство для политического достижения внешних целей Германии. Это доказывается тем, что, когда в воздухе реально запахло войной, они приложили все усилия для того, чтобы остановить Гитлера и в результате были вычищены из нацистской государственной пирамиды в 1938 и 1939 годах.

Ну а в 1935 году немецкие промышленники с должным патриотизмом воспринимали перевооружение страны. ИГ «Фарбен», разумеется, не оставался в стороне. Еще в 1934 году по просьбе правительства концерн создал подставную компанию Wifo, которая занималась постройкой сети нефтехранилищ по всей Германии. Предполагалось разместить в них стратегические военные запасы до миллиона тонн авиабензина на случай войны. Постройка нефтехранилищ от лица ИГ «Фарбен» велась с целью маскировки, в 1935 году, когда необходимость скрывать действия по повышению боеготовности отпала, компания Wifo была продана государству.

Ведущим представителем концерна области контактов с военными стал Карл Краух, занимавший в структуре ИГ должность руководителя направления синтетического топлива и каучука. В начале 1935 года он возглавил еще один, новый комитет в управлении концерна, комитет по связям с Вермахтом (Vermittlungsstelle W[ehrmacht]). На самом деле связь поддерживалась не непосредственно с вооруженными силами, а с консультационным советом Вермахта и гражданской промышленности. Краух воспользовался возможностью, чтобы представить в марте 1935 года комплексный доклад, в котором сравнивались текущие вопросы перевооружения Германии с историческим опытом менеджеров ИГ, полученным во время Первой мировой войны. В своей докладе Краух предлагал централизацию всех аспектов экономического перевооружения. Его видение заключалось в объединении высшего руководящего органа с промышленностью. Всем менеджерам в секторах, имеющих отношение к перевооружению, должно было быть присвоено звание «Офицеры военной экономики» («Wehrwirtschafts-Offiziere»), если использовать термины Крауха. Они выполняли функции военных командиров на своих заводах и готовились к мобилизации личного состава и производственных мощностей на случай войны. Параллельно с этой «новой организацией военной экономики» Краух призывал к ускоренному расширению базы ресурсов и синтетических ресурсов: вискозы, пластмасс, легких металлов, синтетического каучука, топлива и масел. Его идеи заключались в том, чтобы стимулировать продажу и использованию этих материалов в гражданской экономике за счет ценовых субсидий и требований к их использованию (например, за счет коэффициента использования синтетических ресурсов).

Тут надо особо заострить внимание, что эти предложения ИГ «Фарбен» в 1935 году были отвергнуты руководством Третьего Рейха. «Уполномоченным по вопросам военной экономики» был назначен Ялмар Шахт, который не был сторонником резких перекосов экономики в военную сферу. То есть он, конечно, был за перевооружение, и, в частности, именно Шахт изобрел знаменитые векселя МЕФО, давшие возможность скрыто оплачивать военные потребности Германии, однако он никогда не забывал о том, что экономика должна функционировать, обеспечивая жизнедеятельность государства.

1936 год стал переломным моментом в недолгой истории экономики Третьего рейха. В сентябре Гитлер озвучил «Меморандум о Четырехлетнем плане». Официально план был призван «улучшить качество жизни германского народа», однако сутью этого плана (которая была предельно секретной) была установка срока готовности Германии к войне. Причем к войне в условиях экономической изоляции. Полный вариант Меморандума в 1936 году (написанный от руки самим Гитлером) получили только назначенный ответственным за выполнение плана Герман Геринг и военный министр фон Бломберг. Формальной целью плана, озвученная для широких масс, заключалась в том, чтобы вдвое снизить стоимость германского импорта путем создания мощностей по производству сырья на сумму порядка 2,3 млрд. рейхсмарок в год, или примерно 5 % от всего германского промышленного производства. На реализацию плана был запланирован государственный бюджет в 10 миллиардов рейхсмарок. Для ИГ «Фарбен» реализация Четырехлетнего плана была крайне выгодна так как в его основе, помимо резкого увеличения производства стали, лежало создание мощностей по производству синтетического сырья: топлива, каучука, волокон. Во всех этих областях ИГ «Фарбен» обладала фактической монополией на владение необходимыми технологиями. Более того, отвечавший за данный сектор производства ИГ Фарбен Карл Краух был назначен на государственную должность руководителя научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими работами в отделе сырья. Все старшие советники Крауха в сфере топлива, каучука, взрывчатки и прочей продукции химического производства были его коллегами по ИГ. По настоянию главы концерна, Карла Боша, Краух сохранил свои посты в ИГ «Фарбен», поэтому не удивительно, что концерн в широких масштабах привлекали к выполнению этих проектов. Надо сказать, что положение ИГ «Фарбен» в Третьем рейхе было абсолютно уникальным в сравнении, например, со сталеплавильными компаниями – концерн обладал эксклюзивными технологиями и возможностями, являясь фактически монополистом. Карл Краух оставался активным действующим лицом в промышленной политике нацистской Германии с 1933 по 1945 г.

В условиях «нормальной» экономики перед развитием производственных мощностей ИГ «Фарбен» имелись бы «сдерживающие» факторы такие как экономическая целесообразность и ограниченность в финансировании. Однако гитлеровский режим решительно убирал эти препоны: «наполеоновские планы» ставились перед Фарбен государством, и обеспечивалось финансирование этих проектов государством, гарантировавшим концерну, как минимум, безубыточность. Ежегодные инвестиции ИГ возрастали почти неконтролируемыми темпами: составляя в разгар депрессии не более 10-12 млн рейхсмарок в год, к началу 1940-х гг. они увеличились до 500 млн рейхсмарок в год. «Планы, которые не могли быть реализованы, пока существовала нормальная экономика, стали реализуемыми, и впереди как будто бы замаячили самые потрясающие перспективы».

Все это привело к тому, что руководство ИГ «Фарбен» по большей части оказалось отодвинуто от оперативного управления значительной частью концерна, которое фактически перешло в руки государства, хотя и в лице функционеров «Фарбен», в первую очередь Карла Крауха.

«Блестящая на первый взгляд ситуация с платежным балансом ИГ ослабила центральное руководство. Такие молодые и активные технические сотрудники, как Амброс [синтетический каучук], Бютефиш [синтетическое топливо]», работавшие на Крауха с его программами в рамках Четырехлетнего плана, «…несли независимую ответственность за проблемы величайшего значения и брали на себя все более широкие обязательства. При просьбе обосновать их действия они обычно ссылались на „инструкции [,Auflage“], полученные от некоего управления в составе вермахта“».

Если в секторе искусственного топлива и искусственного волокна немцы могли опираться на работающие в промышленном масштабе технологии, то в сфере производства искусственного каучука ИГ «Фарбен» предстояло совершить как производственный, так и технологический рывок.

Попытки получить искусственный каучук стартовали с момента начала промышленного использования резины и, вообще говоря, они имели вполне экономическую подоплеку. Толчком для получения синтетического каучука послужил прежде всего недостаток натурального каучука в условиях массовой автомобилизации начала 20 века. Проблема заключалась в том, что бразильские плантации истощались, а великий перенос каучуконосов в ЮВА находился «в процессе». В 1906 году в условиях дефицита каучука на рынке его стоимость резко выросла, до 3 американских доллара за фунт (26 немецких марок). Компания Bayer объявила конкурс на создание заменителя каучука, цена которого не превышала бы 20 марок за фунт. В 1909 году группа химиков, руководимая Фрицем Хофманом открыла способ получения синтетического каучука на основе метил-изопрена. Полученный синтетический каучук полимеризовывался при различных температурах и в различных по химическому составу емкостях, в результате чего конечный продукт обладал различными свойствами, условно делясь на мягкий и твердый каучуки. Однако в результате стабилизации поставок натурального каучука в 1910 году (были введены в эксплуатацию новые плантации «перенесенные» из Бразилии в ЮВА и Конго), цены на сырье упали настолько, что производство синтетики стало нерентабельным. В годы ПМВ производство метил-изопренового каучука в Германии было возобновлено, так как блокада союзников лишила немцев источников натуральной резины. Однако эксплуатация синтетического метил-изопренового каучука выявило существенные недостатки: каучук разлагался под воздействием кислорода и солнечных лучей, цельнолитые шины были крайне чувствительны к температурным перепадам, разрушаясь на морозе, резина разъедалась при контакте с топливом и маслами. Еще одной проблемой был длительный срок полимеризации каучука, составлявший до 6 месяцев. Тем не менее немцы были вынуждены использовать то, что у них было, и производство метил-изопренового каучука в годы войны достигало уровня 150 тонн в месяц, всего до конца боевых действий немцы успели произвести 2500 тонн искусственного сырья.

После окончания войны сотрудники ИГ Фарбен продолжили свои изыскания в области искусственных каучуков. К началу 30-х годов был разработан метод получения синтетического каучука из бутадиена методом его полимеризации в присутствии натрия в углекислом газе. Полученное вещество было названо БУНА (от первых букв — БУтадиен и НАтрий). Что характерно, этот способ был изобретен русским ученым Лебедевым и запатентован в СССР значительно раньше открытий немцев, но те положили болт на советские патенты. Однако этот метод был слишком дорогим и при наличии относительно дешевого натурального каучука производить БУНУ для коммерческого использования не было смысла. В начале тридцатых годов на фоне великой Депрессии потребление каучука резко сократилось, в то время как поставки с плантаций оставались на прежнем уровне, что привело к рекордно низкому уровню цен на натуральную резину.

ИГ «Фарбен» продолжала экспериментальные работы по производству искусственных каучуков на небольшом заводе в Шкопау, однако те не имели коммерческого и промышленного значения. Впрочем, с качественной точки зрения немецкие химики смогли добиться улучшения конечного продукта. В 1933 году В. Бок и Э. Чункур заменили в составе БУНЫ 25% на полимер стирол, получив БУНУ-С. Новый каучук имел гораздо лучшую износостойкость, чем натуральный каучук даже самого высокого качества, однако он плохо вулканизировался и компаундировался. Требовалось добавлять в резину размягчители, что приводило к снижению износостойкости. В 1934 году Э. Чункур и Э. Конрад использовали акрилонитрил вместо стирола. В результате получен новый каучук БУНА-Н, который помимо всего прочего, обладал устойчивостью к бензину и прочим подобным жидкостям, размягчающим и, в конце концов, растворяющим обычный каучук. С технической точки зрения искусственные каучуки уже как минимум не уступали натуральному продукту, а по ряду параметров даже превосходили его, однако основной проблемой была стоимость – в 1934 году БУНА-Н стоила в 10 раз дороже натуральной резины, поэтому ИГ «Фарбен» не собиралась начинать производство буны в промышленных масштабах.

Между тем вопрос производства искусственного каучука из чисто промышленной плоскости перешел в политическую. 11 сентября 1935 года сам Гитлер на съезде партии заявил, что «технические проблемы с производством искусственного каучука можно считать решенными».

Несмотря на заявление фюрера, синтетический каучук концерна не находил себе применения ни в военной, ни в гражданской сферах Германии. Ялмар Шахт отказывался поддерживать программу производства искусственного каучука, считая, что на фоне низких цен на натуральную резину подобная экономия валюты будет стоить неоправданно дорого. Артиллерийское управление Вермахта, которое пытались убедить использовать БУНУ, после проведения испытаний пришло к выводу, что искусственный каучук непригоден для использования в военных целях, и предложило вместо развития программы создать стратегические запасы резины.

Тем не менее, рейхскомиссар Кепплер убедил руководство ИГ «Фарбен» в необходимости открытия хотя бы небольшого производства, поскольку сама идея одобрена Гитлером. Концерн начал строительство в Шкопау экспериментального завода по производству каучука годовой мощностью в 2500 тонн.

Все изменило введение «Четырехлетнего плана», в рамках которого «цена производимого сырья имело второстепенное значение». Протестовавший против подобного подхода Ялмар Шахт был снят с поста министра экономики. За экономические вопросы в Третьем рейхе начал отвечать Герман Геринг, для которого вопросы экономики были несущественными. Не надо думать, что Геринг был тупым – он просто знал то, чего не знал Ялмар Шахт – что война начнется максимум через четыре года, что это уже решено лидером государства бесповоротно.

В рамках реализации программы замены натурального каучука, государство гарантировало концерну компенсацию эксплуатационных расходов, амортизацию и прибыль по реализации продукции в размере 5%, по аналогии с «Бензиновым контрактом». Для расширения производства в Шкопау, концерн получил инвестиционный кредит в размере 90 млн. рейхсмарок. После заключения в сентябре 1937 года первого «Буна-Контракта», правление IG Фарбен дало зеленый свет менеджеру соответствующего производственного подразделения Фрицу тер Мееру, на расширение производства в Шкопау до 30 000 тонн в год. К весне 1939 года фабрика начала приносить прибыль. В рамках Четырехлетнего плана было запланировано строительство четырех заводов по производству искусственного каучука суммарной производительностью 100 000 тонн в год. В конце апреля 1938 года стороны договорились о строительстве завода «Буна II» в городе Хюльц годовой мощностью 15 000 тонн. Это предприятие начало производство в августе 1940 года, примерно через год после начала войны. Третий завод был построен на комплексе BASF в Людвигсхафене, причем ИГ «Фарбен» самостоятельно вела этот проект, не заключая контракта на гарантированную прибыль. Строительство четвертого завода в городе Ратвиц, недалеко от Бреслау началось незадолго до начала Второй мировой войны и вскоре после нападения на Польшу было заморожено. О том, почему в 1941 году было принято решение о строительстве нового завода около Освенцима, я напишу в одной из следующих частей.

По мере течения времени, потребные объемы производственных мощностей, заложенных в четырехлетнем плане, росли. Раскручивающаяся военными заказами экономика Третьего Рейха росла, увеличивая потребление ресурсов. Вложения в инфраструктуру в рамках развития производства сырья съедали драгоценные ресурсы, не давая мгновенной отдачи.

Между тем в 1938, на фоне обострения международной обстановки, в воздухе очевидно запахло войной. Важной составляющей готовности к войне было производство пороха и взрывчатки. В 1918 г. заводы Германской империи производили 13600 тонн взрывчатки и 13250 тонн пороха в месяц. Летом 1938 г. Третий рейх не мог произвести более 5400 тонн того или другого в месяц. С тем чтобы решить эту проблему, Геринг 12 июля 1938 г. одобрил новый вариант Четырехлетнего плана, известный как «Новый план военно-экономического производства» (Wehrwirtschaftliche Neuer Erzeugungsplan). К середине 1941 г. Краух намеревался достичь ежемесячных объемов производства взрывчатки в 17100 тонн и пороха в 18100 тонн. К 1942–1943 гг. объемы производства синтетического топлива планировалось довести до 8,3 млн тонн, а к 1944 г. – до 11 млн тонн. Но в августе 1938 г., когда до войны за Судеты, возможно, оставалось всего несколько недель, даже этого было недостаточно. Для того чтобы к концу 1939 г. достичь уровня Первой мировой войны, Краух выдвинул Schnellplan (Быстрый план) – краткосрочную чрезвычайную программу, имевшую абсолютный приоритет над всеми прочими многочисленными программами вермахта. С тем чтобы Краух получил необходимые ему ресурсы, Геринг наделил его специальным статусом генерального уполномоченного по особым вопросам химического производства (GB Chem), и этот статус позволил Крауху до самого конца войны оставаться главной фигурой в германской химической промышленности. В рамках быстрого плана значительные инвестиции были получены концерном ИГ «Фарбен» для расширения производства компонентов и сырья для пороха и взрывчатки.

1936 год был ознаменован прямым конфликтом между ИГ «Фарбен» и государством – не надо думать, что все шло как по маслу. Дело в том, что у Рейха опять случилась неприятность в виде валютного кризиса. Экспорт из страны не покрывал даже весьма сокращенный импорт, кредитная история Германии была испорчена дефолтами, и для реализации программ перевооружения и четырехлетнего плана требовалось изыскать валюту. Валюту государство изымало у граждан (в виде золота) и у предприятий (в виде зарубежных активов, предназначенных на продажу). Разумеется, как мы помним у ИГ «Фарбен» хватало зарубежных активов, которые, в принципе могли быть проданы за хорошие деньги. Но несмотря на то, что лично Гитлер требовал смертной казни, для любого, кто утаит хоть пфенинг, концерн отказывался декларировать все то, чем владел за границей. Эта ситуация продолжалась вплоть до конца Третьего Рейха, хотя с заграничными активами произошли интересные вещи, о которых я напишу чуть ниже.

Хотя ранее я писал о том, что в вопросах, касавшихся выполнения «Четырехлетнего плана», руководство ИГ «Фарбен» оказалось задвинуто на второй план в сравнении с непосредственными исполнителями, в остальном оно продолжало руководить концерном. В том числе и в таком интересном вопросе, как расширение ИГ «Фарбен» за счет поглощения компаний, находившихся на территории сопредельных с Германией стран. «Процесс пошел» в 1938 году, когда состоялся аншлюс Австрии. К слову, о предстоящей внезапной операции руководство концерна узнало одним из первых - компания Deutsche Gasoline AG [филиал ИГ] получила приказ дозаправить все бензоколонки в Баварии и прочих районах Южной Германии вблизи чешской и австрийской границ, что было вполне однозначным указанием на подготовку вторжения. Надо сказать перспектива грядущей войны сильно волновала руководство концерна, которое начиная с 1938 года разрабатывало программы «маскировки» зарубежных активов, для того чтобы они не были конфискованы после начала боевых действий.

Австрия была аннексирована в марте 1938 г., в октябре немецкие войска вошли в чешскую Судетскую область, а в марте 1939 г. были оккупированы Богемия и Моравия. В Австрии ИГ «Фарбен» закрепила свое присутствие путем быстрого поглощения завода по производству нитратов «Шкода Ветцлер» и его дочерних компаний. ИГ «Фарбен» впервые купила акции «Шкода Ветцлер» в январе 1938 года, еще до аншлюса Австрии; остальные акции концерн приобрел у банка «КредитАнстальт» в июне, через несколько месяцев после аншлюса. Руководители-евреи Исидор Поллак и Франц Роттенберг (оба уже были арестованы нацистами) и весь остальной «неарийский» персонал были немедленно уволены. Ханс Кюне, директор группы «Нижний Рейн» в ИГ, был назначен новым генеральным директором заводов «Шкода Ветцлер». Четыре месяца спустя ИГ «Фарбен» приобрела австрийские активы словацкого производителя боеприпасов «Динамит Нобель Братислава». Они были объединены со «Шкода Ветцлер» и образовали новую дочернюю компанию ИГ «Фарбен», «Донау Хеми».

Все эти сделки сопровождались беспощадным изгнанием евреев с экспроприированных предприятий. В отличие от методов, использовавшихся в Германии до 1938 года, весь персонал, идентифицированный как «еврейский», просто увольнялся и выбрасывался на улицу без выходного пособия. Менеджеры ИГ и пальцем не пошевелили, чтобы предотвратить антисемитское насилие, которое часто следовало за тем, что они называли «переговорами о покупке», такими как жестокое убийство Исидора Поллака эсэсовцами. Целью концерна было как можно быстрее завладеть австрийскими предприятиями по производству удобрений и взрывчатых веществ, мощности которых были немедленно интегрированы в текущие программы Имперского агентства экономического роста – то есть в «Быстрый план». ИГ «Фарбен» получил от государства 192 миллиона рейхсмарок для скорейшей интеграции предприятий, причем финансирование в основном поступало от Вермахта и Люфтваффе. Еще до того, как был завершен официальное создание «Донау Хеми» начала строительство новых производственных комплексов по производству авиационного топлива, смазочных материалов, магния и жизненно важных в военном отношении нитратов.

Аннексия Судетской области Германским рейхом в октябре 1938 года дала ИГ доступ к химическим и металлургическим заводам «Ауссигер Веррейн» в Фалькенау и Ауссиге/Усти-над-Лабем. Центральный комитет ИГ нацелился на это предприятие еще в апреле 1938 года. Однако, помимо ИГ «Фарбен» на эти заводы претендовал концерн «Хемише Верке Хейден». Посредником в заключении контракта выступило министерство экономики Рейха, который был подписан 7 декабря 1938 года. В итоге компании совместно купили «Аусигер Веррейн» за 32,4 миллиона рейхсмарок, хотя она была оценена в 120 миллионов рейхсмарок. «Аусигер Веррейн» была реорганизована в «Хемише Верке Ауссиге Фалькенау» GmbH, при этом каждый из двух партнеров внес половину уставного капитала в размере 10 миллионов рейхсмарок.

Все было замечательно, если бы не одно «но»: Германия стремительно катилась к войне, это было понятно в 1938 году, когда Европа чудом прошла по краю, а в 1939 году на фоне нарушения Гитлером Мюнхенских соглашений и продолжения территориальной экспансии Германии, стало понятно, что рано или поздно полыхнет.

В этих условиях ИГ «Фарбен» приступила к «маскировке» своих заграничных активов. Делалось это довольно просто: как правило концерн субсидировал приобретение своей заграничной собственности доверенной компании из третьей страны. Например, все американские активы были официально проданы «ИГ Хеми». Немцы выходили из состава директоров компаний, зачастую фирмы переименовывались, убирая из названия «ИГ». Делалось все это на основании личных договоренностей, какова была бы судьба фирм в случае победы немцев мы не знаем, но юридически продажи оформлялись честь по чести (что, впрочем, не помешало американцам наложить лапу на собственность концерна в США).

Важным событием для концерна оказался разрыв соглашений с корпорацией «Стандарт Ойл оф Нью Джерси», случившийся в сентябре 1939 года, практически сразу после начала Второй мировой войны.

В предыдущей части статьи я уже упоминал о сотрудничестве ИГ «Фарбен» с американским концерном «Стандарт Ойл» в разрезе синтетического топлива. На самом деле сотрудничество компаний было гораздо более широким. В коммерческом плане сотрудничество между ИГ «Фарбен» и «Стандарт Ойл» трудно назвать сильно значимым, в первую очередь потому, что у них не было очень широкого пересечения плоскостей интересов – если «Стандарт Ойл» был сосредоточен на топливной сфере, то у ИГ «Фарбен» интересы были гораздо шире.

Коммерческие отношения заключались в участии капитала компаний в совместных проектах и в немецких закупках топлива и нефти через ИГ «Фарбен» у «Стандарт Ойл» по выгодным ценам. Однако американская и немецкая компании «нашли друг друга» в научно-технической сфере – недаром, со стороны американского концерна отношения с ИГ «Фарбен» строились в основном через руководителя научно-технического отдела Ф. Говарда. Американцы были традиционно сильны в нефтехимии и в топливной химии, немцы – были мировыми лидерами в вопросах синтеза. Концерны решили объединить свои научно-технические достижения, и для этой цели была создана компания JASCO - Joint American Study Company, в качестве площадки для получения патентов на совместные проекты. Создатели новых технологий имели 5/8 доли в новом патенте, а вторая сторона — 3/8 доли. Эта схема оказалась на удивление рабочей, и в ее рамках американцы и немцы вели совместные работы над технологиями, ради общего блага. Приведу два примера подобного сотрудничества.

Хотя сегодня мы знаем, что «Четырехлетний» план, в рамках которого бурно развивалась синтетическая топливная промышленность Германии, имел своей целью подготовку к войне, но главный потребитель топлива – Люфтваффе – до 1940 года не использовали синтетические бензины, поскольку получаемое гидрогенизацией топливо имело недостаточное октановое число. Немецкие авиабензины получали путем переработки нефти. Американские химики разработали технологию повышения октанового числа топлива путем добавления тетраэтилсвинца. ИГ «Фарбен» будучи заинтересованным в поставках авиабензинов Люфтваффе приобрел эту технологию у «Стандарт Ойл», завод по производству добавок в Германии начали строить в 1939 году, закончено строительство было уже в 1940, но еще до начала военных действий ИГ «Фарбен» приобрел у партнеров 500 тонн тетраэтилсвинца, который можно было использовать для производства авиабензина до введения завода по производству добавок в эксплуатацию. К слову, власти США пытались предотвратить эту сделку, однако в рамках действующих соглашений американский концерн не видел причин отступать от принципов работы.

С другой стороны, немцы передали «Стандарт Ойл» технологию полимеризации изобутилена, на основании которой американцы сделали загуститель для моторных и трансмиссионных масел Vistanex, пользовавшийся огромным спросом. Новые масла благодаря немецкому изобретению стали морозоустойчивыми, что сильно способствовало их продажам.

Надо сказать, что с «немецкой» стороны контакты ИГ «Фарбен» с «Стандарт Ойл» курировались военными и государством гораздо плотнее, нежели с американской. В частности, от концерна требовали не передавать американцам технологические секреты производства искусственного каучука. При этом представители концерна понимали, что «одностороннего обмена» с американцами не будет, и настаивали на том, что надо выполнять условия контракта.

«Было бы, конечно, просто настаивать на секретности в интересах национальной обороны во всех случаях, когда имеются какие-то сомнения. Но такие действия имели бы крайне серьезные последствия... Прежде всего это означало бы, что другие страны не стали бы больше делиться с нами своими техническими знаниями. Но и для нас такие технические знания других стран имеют иногда решающее значение».

При этом, ситуация была довольно странной. Производство «Буны» в США не имело никакого коммерческого смысла, поскольку налаженные поставки натурального каучука по низкой цене делала промышленное производство абсолютно нерентабельным. Поэтому немцы вполне резонно недоумевали, зачем американцы просят технологическую документацию на производство. С другой стороны, отношения между США и Германией портились на глазах, и в этих условиях совместная деятельность могла вызвать сложности с государственными властями. В 1939 году начались переговоры по разрыву отношений, которые не были закончены к началу Второй мировой войны. В итоге оформлять расторжение пришлось в нейтральной Гааге. ИГ «Фарбен» получал права на патенты ДЖАСКО в Германии, «Стандарт ойл» - во всем мире. Немцы так и не передали полной технической информации по производству «Буны» американцами, но и американцы не дали немцам технологии производства бутилкаучука. По иронии судьбы в 1943 году именно американцы сделали технологический прорыв и разработали реакторы непрерывного процесса, что сделало производство бутилкаучука дешевым и массовым. Бутилкаучук удерживает воздух в 13 раз лучше, чем натуральный каучук, и обладает отличной стойкостью к старению, атмосферным воздействиям, химическим веществам, влаге, озону, экстремальным температурам и разрывам. И что самое приятное, сырье для него было доступно в изобилии и дешево.

Ну а пока мы вернемся к ИГ «Фарбен», и в продолжении я расскажу про историю концерна во время Второй мировой войны и после её окончания.

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Алексей Котов.

Читайте ранее:

ИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы

ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика

ИГ Фарбен. Часть IV. Концерн и нацистские власти

ИГ Фарбен. Часть V. Арийский бензин

ИГ Фарбен. Часть VI. Концерн на пути к войне

Заправка «Лойна» в разрушенном немецком городе

Начало Второй мировой войны для концерна ИГ «Фарбен» не было неожиданным, руководство государства прямо намекало промышленникам, что боевые действия вот-вот начнутся. С одной стороны, начало войны означало резкое увеличение заказов на военную продукцию со стороны государства. С другой стороны, война означала значительные проблемы для ИГ «Фарбен»: закрытие заграничных рынков сбыта, в том числе и из-за блокады союзников, мобилизацию части рабочего персонала в армию, угроза потери предприятий, размещенных в нейтральных странах.

ИГ «Фарбен» еще до начала войны предпринял серьезную программу «маскировки» своих заграничных активов, с тем, чтобы избежать их возможной конфискации Великобританией и ее союзниками. Маскировка заключалась в продаже заграничных активов дружественным резидентам стран пребывания, причем зачастую концерн финансировал сделку из своих средств. Продажи проходили абсолютно легально и компании переходили «в руки наших надежных партнеров, которые будут употреблять их на расширение и развитие бизнеса на пользу отделения концерна». Какова была бы послевоенная стратегия ИГ «Фарбен» по возвращению своих активов нам неизвестна, но можно смело предположить, что, в случае победы Германии в войне, в Европе нашлось бы мало желающих «кинуть» немецкую компанию. Таким образом были «замаскированы» предприятия ИГ в Нидерландах и в США. Правда, с учетом того, что Нидерланды в 1940 году были оккупированы Германией, маскировка голландских активов оказалась излишней мерой.

Американские долговые обязательства ИГ «Фарбен». Подчеркнуто американские

Американские активы являлись наиболее дорогими и масштабными среди всей иностранной собственности ИГ «Фарбен». Хотя США подчеркивали свое стремление сохранить нейтралитет, концерн счел еще до войны необходимым перевести всю свою американскую собственность во владение компании ИГ «Хеми», совместное немецко-швейцарское предприятие, созданное на территории Швейцарии, под швейцарской юрисдикцией. В 1940 году после того, как США четко обозначили свою антинемецкую позицию, ИГ «Хеми» был переформатирован, таким образом, чтобы превратиться в швейцарскую компанию с минимальным участием немецкого капитала. Компания получила новое название: «Интерхендл». При этом, внутренние соглашения позволяли ИГ «Фарбен» использовать практически всю полученную от американских подразделений прибыль в своих интересах. Тем не менее, принятые меры не защитили американские активы «Фарбен» – в 1942 году они, несмотря на протесты швейцарской компании, были арестованы и переданы под управление Правительства США. «Вражеской» собственностью руководило Управление по хранению имущества иностранцев. Главным активом управления стало General Aniline and Film Corporation с объемом продаж 58 800 000 долларов в 1943 году и активами в размере 77 900 000 долларов на по состоянию 30 июня 1944 года. Отдельно хочется отметить то, что с законной точки зрения у США не было обоснованных претензий к швейцарской компании и арест её имущества обосновывался влиянием общественного мнения. Официально США заявляли о том, что владение швейцарцев является лишь прикрытием для немецкого управления. К слову говоря, после капитуляции Германии, американцы пытались найти доказательства этому в документах концерна, но безуспешно. На основании этого был сделан вывод, что такие документы, несомненно, есть, но они просто утрачены или оказались недоступны.

Предприятия ИГ «Фарбен» на американской территории сыграли значимую роль в военной промышленности США: так предприятие по производству фотоаппаратов Ангфа-Анско за годы войны выпустило более 2 млн. прицелов, а заводы по производству взрывчатки получили четыре персональные благодарности от Армии и Флота США за качественное производство продукции. В 1948 году швейцарская компания подала иск к правительству США с требованием вернуть захваченные активы. Судебный процесс зашел в тупик, поскольку суд требовал от швейцарцев предоставить документы, удостоверяющие выход немецких компаний из состава акционеров, однако эти документы не могли быть представлены в американский суд по швейцарским законам. Компания развивалась под контролем правительства США в течении 23-х лет. В 1965 году правительство США и швейцарская компания заключили между собой внесудебное мировое соглашение, согласно которому акции General Aniline and Film Corporation были проданы на открытом рынке, прибыль с продажи была разделена в отношении 60:40 между США и швейцарской компанией. Интересы Германии сделка не учитывала.

Дело «Интерхендел» изучается в американском праве как один из интересных случаев

Но, разумеется, захватнический характер войны со стороны Германии доложен был приносить не только проблемы, но и дивиденды немецким компаниям.

Политика руководства концерна ИГ «Фарбен» в ходе войны преследовала главную стратегическую цель: укрепление конкурентных позиций своей фирмы в послевоенном мире. Это четкое и долгосрочное видение будущего отделяло их от многих нацистских чиновников, для которых сиюминутные приоритеты были более важными.

Как бы это ни казалось удивительным, но к началу Второй мировой войны производство красителей все еще занимало значительную долю бизнеса «ИГ Фарбен» и было стратегически важным для концерна. Производства красителей были практически самортизированы, имели самую высокую рентабельность из всей линейки продукции концерна. К началу войны чуть более половины (54%) объема производства красителей приходилось на экспорт, обеспечивая 49% экспортной прибыли ИГ «Фарбен». Если рассматривать вопрос шире – экспортная выручка обеспечивала импорт жизненно важный не только для концерна, но и для Рейха в целом. При этом, производство красителей было сбалансированным бизнесом, который не испытывал вынужденного экстенсивного роста в военное время и обещало быть стабильной «дойной коровой» ИГ «Фарбен» в будущем. В ходе «расширения» Третьего рейха, интересы концерна на оккупированных или присоединенных территориях других государств лежали в первую очередь в «красительном» сегменте – фирма довольствовалась этими приобретениями отчасти потому, что подобная стратегия представляла наименьшие проблемы. Более амбициозные желания могли породить конфликты с государственными компаниями, такими как «Рейхсверке Герман Геринг», или с частными интересами крупных германских концернов, тогда как в области красителей у ИГ «Фарбен» не было немецких конкурентов.

Вторжение вермахта в Польшу означало для немецкой промышленности возможность использовать захваченные польские ресурсы и промышленные предприятия. Наибольший интерес для концерна ИГ «Фарбен» представляли четыре польских красительных предприятия, расположенные в Польше. Это были заводы в Боруте, Воле, Виннице и Пабьянице. Завод в Боруте был госпредприятием; Воля принадлежала еврейской семье Шпильфогелей, завод в Виннице находился в совместном владении ИГ «Фарбен» и французской корпорации, Пабьяница принадлежала швейцарской компании.

Теперь вспомним, что ИГ «Фарбен» является крупнейшим концерном Третьего Рейха, тесно интегрированным с властными структурами государства. Казалось бы, у подобной компании не могло возникнуть каких-либо проблем с реализацией своих замыслов. Но нет.

Член правления концерна Георг фон Шницлер в обращении к армейской администрации, назначенной управлять захваченными территориями на первом этапе, указал, что "Борута" и "Воля" полностью принадлежали польским интересам и были членами картеля "Красители". Он обратил внимание на значительные и ценные запасы предварительной, промежуточной и конечной продукции на заводах и заявил: "Хотя мы и не хотим занимать позицию по дальнейшей эксплуатации, мы считаем крайне важным, чтобы вышеупомянутые запасы использовались экспертами в интересах немецкого национальной экономики. Только ИГ «Фарбен» в состоянии предоставить экспертов, компетентных в области эксплуатации захваченного". 14 сентября 1939 года, фон Шницлер направил письмо в Министерство экономики в котором предлагалось назначить ИГ «Фарбен» доверенным лицом для управления "Борутой", "Волей" и "Винницей", чтобы продолжать их эксплуатацию или закрыть, чтобы использовать их оборудование, запасы и конечные продукты.

Отвечая на письмо фон Шницлера, имперское министерство экономики сообщило, что оно решило принять предложение «Фарбен» и передать Боруту, Волю и Винницу, расположенные на бывших польских территориях, ныне оккупированных немецкими войсками, под временное управление. Было получено согласие назначить рекомендованных «Фарбен» сотрудников временными управляющими, однако, в письме подчеркивалось, что все это не создает для концерна никаких приоритетных прав на покупку вышеуказанных предприятий. Впоследствии управляющие «Фарбен» добились демонтажа и переноса оборудования фабрики Воля в Боруту, но получить право собственности на польский завод концерн смог только 27 ноября 1941 года. К этому моменту ИГ «Фарбен» смог «уговорить» французских владельцев продать акции завода в Виннице. Швейцарский завод в Пабьянице был попросту закрыт, с него вывезли все ценное оборудование и запасы сырья на завод «Фарбен» в Боруте.

Однако настоящий «чад и угар кутежа» стартовал тогда, когда под немецкими ударами пала Франция. В этот момент немцы считали, что поймали жар-птицу за хвост, и уже начинали делить шкуру неубитого медведя. В июне 1940 года управление концерна ИГ «Фарбен» получило внезапное поручение от правительства Третьего рейха.

Новый порядок глазами ИГ «Фарбен»

Команде концерна поручили разработать документ, озаглавленный "Подготовка к изменению экономических отношений в послевоенной Европе" в части химической промышленности. Документ касался реорганизации экономики следующих стран: (a) Франция, (b) Бельгия и Люксембург, (c) Голландия, (d) Норвегия, (e) Дания, (f) Польша, (g) Протекторат, (h) Англия и Имперские владения. В качестве подопытного «котика» была выбрана Франция, как наиболее враждебная Германии страна, попавшая в оккупационную зависимость.

Надо сказать, что поставленная задача привела руководство концерна в легкое замешательство, поскольку у него не было достаточно вводных данных: не было понимания, каким будет «новый мировой порядок», на какие условия будут готовы пойти французы и каковы интересы во Франции других немецких конкурентов ИГ «Фарбен». На позицию «Фарбен» повлиял скандал, который разгорался между МИД, военной администрацией и Германом Герингом, по поводу одобрения рейхсмаршалом «оргии грабежей» в Нидерландах, где немецкие компании весьма агрессивно начали отжимать чужую собственность в свою пользу, разрушая налаженные промышленные цепочки и создавая напряженность, вредную для послевоенного урегулирования мирных соглашений.

В августе 1940 года Георг Фон Шницлер предоставил в министерство экономики первые две части предложений концерна: вводную и раздел по Франции. По мнению концерна, «Новый порядок» должен был обеспечивать экономическую независимость от Европы, и военно-экономические потребности Германии. В качестве рецепта решения этих проблем ИГ «Фарбен» предлагал закрытие мелких «национальных» химических производителей, ликвидацию предприятий, принадлежащих иностранным владельцам, и заключение с оставшимися крупными компаниями долгосрочных картельных соглашений, которые ограничивали бы возможности по экспорту товаров, произведенных во Франции, за рубеж и гарантировали ИГ «Фарбен» существенную долю внутреннего рынка. В отношении Франции ИГ «Фарбен» считал подобные меры оправданными ввиду того, что, по мнению концерна, французская химическая промышленность появилась в результате Версальских соглашений паразитируя на немецком фундаменте. Министерство экономики, в общих чертах одобрило проект, однако порекомендовало подождать с его реализацией до тех пор, пока не появится результаты воздушного нападения на Великобританию. В октябре 1940 года, после того как стало понятно, что Битва за Британию проиграна, статс-секретарь министерства экономики предупредил немецких предпринимателей, чтобы те «с уважением относились к интересам французских коллег». Однако это не было строгой установкой – например руководитель «химического» отдела министерства экономики Клаус Унгевиттер, считал, что в условиях войны, да и после нее все химические предприятия Европы должны управляться непосредственно немецкими владельцами. Его позиция, без сомнения, повлияла на аппетиты ИГ «Фарбен», потому что на непосредственных переговорах с представителями французских химических предприятий немецкие представители концерна вели себя значительно более агрессивно, чем это предполагалось по предложенному выше варианту.

Буквально сразу после капитуляции Франции ИГ «Фарбен» приобрела французские химические заводы в Эльзасе и Лотарингии, выплатив их владельцам рыночную стоимость предприятий. Поскольку вопрос присоединения этих территорий к Германии считался практически решенным, французские владельцы сами были заинтересованы в продаже своих активов, полагая, что в противном случае они могут быть конфискованы вообще без какой-либо компенсации.

В ноябре 1940 года состоялись первые переговоры с представителями французов. Немцы выкатили довольно серьезные условия. Французские химические предприятия по производству красителей должны были объединиться в один национальный холдинг, «Франколор». Холдинг мог осуществлять продажи красителей на территории Франции и Бельгии. Немцы требовали себе 51% акций холдинга, соглашаясь, однако, на то, что президентом компании будет француз. Французы были довольно сильно шокированы подобными предложениями, им не нравилось, что контроль над холдингом после войны будет принадлежать немцам, без возможности как-то повлиять на ситуацию с французской стороны. Первый раунд переговоров прошел безрезультатно, французы потребовали время для проведения консультаций. Дожимать их немцы стали только в марте 1941 года, использовав, помимо прочего угрозу того, что в случае, если контрагенты не подпишут соглашение, французские компании могут быть подвержены ариизации, так как имеют в управляющем составе евреев. Французы, в свою очередь, разработали устав нового общества, существенно расширив полномочия президента и ограничив возможности акционеров по его снятию с должности. Немцы пошли на эти условия. Французы были удовлетворены тем, что руководящем менеджменте нового концерна не было немцев, и тем, что соглашение закрепило объемы производства и продаж продукции на приемлемом для них уровне. В свою очередь, немцы получили свои 51% акций, контроль над французской красительной промышленностью, обеспечили себе доступ на ранее закрытый для них французский рынок и устранили серьезного конкурента в экспортной торговле. При этом ИГ «Фарбен» не заплатил ни пфенинга из своих средств – по соглашению с французами оплата за 51% немецкий пакет акций осуществлялась постепенно из дивидендов на акции нового концерна. Аналогичным образом был получен контроль над французской фармакологической промышленностью, немцы закрыли наиболее конкурентоспособные предприятия французов и объединили оставшиеся в крупный холдинг, под своим контролем.

Нью-Йорк Таймс сообщает о том, что ИГ «Фарбен» получает 51% акций «Франколор». Война войной, а экономические новости важнее

Надо отметить, что до 1942 года ИГ «Фарбен» старался загружать французские химические предприятия немецкими заказами, поддерживая их на плаву. Однако по мере ухудшения экономической ситуации, французские активы стали страдать. В первую очередь это касалось поставок сырья и использования рабочей силы. Немецкие предприятия, расположенные в Германии, начали испытывать серьезный недостаток квалифицированных специалистов, по причине мобилизации мужского населения в Вермахт. ИГ «Фарбен» изначально решал проблему, путем автоматизации производства, что позволяло помимо прочего широко использовать женский труд – женщины составляли до 30% работников концерна, в отличии от 10-12% в среднем по Германии. Однако и этот источник кадров быстро иссяк, что вынудило концерн прибегнуть к широкому использованию подневольного труда, а также к перетаскиванию квалифицированных кадров из промышленности оккупированных стран в Германию. К 1944 году французская химическая промышленность фактически остановилась из-за отсутствия рабочих рук и сырья. Взаимовыгодного сотрудничества с оккупантами не получилось.

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!