Лига Писателей

В нашей деревне судью не любили, называли высокомерным жлобом. Впрочем, сам он почти никогда не появлялся, но иногда проезжал через Эмберли (очевидно по пути в Лондон), на своем черном ягуаре. Машина создавала резкий контраст с деревенской обстановкой и каждый раз притягивала любопытные взгляды. Раз в неделю к нам заезжал его мальчишка на побегушках, Эд Финч – славный малый, но немногословный –, закупался продуктами и всем необходимым, но отказывался развеять сплетни о хозяине. Судья же не чтил нас своим присутствием.

Случалось, бессонными ночами я долго сидел у окна и не раз наблюдал за черной машиной без горящих фар, что медленно и совсем бесшумно, словно дикая слепая кошка, пробирается вдоль дороги. Возможно, он так аккуратен, чтобы не беспокоить спящих жителей после тяжелых трудовых будней, думал я. Вы решили бы так же, правда ведь? Но теперь я думаю так: не стоит доверять тем, кто боится быть обнаруженным. В ночи они прячут самые страшные тайны.

Я всегда инстинктивно избегал его: скрывался в кустах, стоило издалека завидеть знакомый силуэт, отводил взгляд, чтобы не показать своего любопытства. Есть такие люди, что буквально дышат смертью, они извергают опасность с каждым выдохом. А суметь вовремя почуять хищника – это основа выживания в условиях дикой природы, именно такое ощущение у меня вызывал этот человек. Бежать. Замереть. Притвориться мертвым. Обойти за километр. Не попадаться.

В тот день, когда мы с ребятами играли, встреча с судьей стала для меня полной неожиданностью. Пока мы стояли лицом к лицу, я становился о нем самого отвратного мнения. Во-первых, он заставил страдать моего друга Тимми, во-вторых, он обращался к нам сверху вниз, будто это мы зашли на его территорию, а не наоборот, ну и в-третьих, он пугал девчонок. Да если честно, и меня тоже… Я даже боялся, что он посадит Тимми в тюрьму, если друг будет таким дерзким.

Во время слушания по делу Найджела прокурор настаивал на высшей мере – смертной казни, но именно Фред Пуч принял это решение. Легко и безжалостно. Несмотря на наличие только косвенных улик. Уверен, хороший адвокат смог бы выбить бедняге хотя бы пожизненное. Но везение покинуло Найджела, теперь уже навсегда. А человек, ответственный за его смерть, гордо разгуливал по нашей деревне.

Да, после смерти Найджела что-то изменилось. И в следующий раз я встретил судью, когда тот покидал церковь. Не знаю, что на него нашло, видимо, Фред возжелал стать ближе к Богу и посетить утреннюю мессу епископа. Должно быть, Рахель был в бешенстве, когда увидел судью в черной мантии, как у священника. Окружающие его избегали, поглядывая исподтишка, но судью это будто не беспокоило. Он улыбался. Затем сел в машину и поспешно уехал. Следом вышел озадаченный Рахель. На лице отразилось непонимание и… знаете, какие-то дьявольские огоньки промелькнули во взгляде. Природу их я тогда не понимал.

С тех пор судья частенько захаживал в гости к священнику. Люди видели, как он заходит в церковь и вскоре так же незаметно покидает ее, пожав руку Рахелю на прощание. Поговаривали, судья заимел много грешков, иначе зачем ему дважды в неделю наведываться к священнику. А Рахель стал другим: волосы полностью поседели, взгляд бегал из стороны в сторону, и вообще, он без конца оглядывался назад, страшась чего-то. При встрече со мной он стыдливо отводил глаза. Я вспомнил, как надо мной склонялось безумное лицо с острым лезвием, и тогда никакого стыда в нем не было…

На каждой мессе он советовал быть терпимее друг к другу и к людям, на которых снизошло божье озарение. Мы должны быть благосклонны к тем, кто повернулся к свету и захотел стать ближе к Богу. Да, Рахель сломался, превратился в маленькую цирковую обезьянку, выполняющую то, что говорят: прыгай на дерево и виси кверх ногами, высунь язык на потеху публики, а если дают банан, ешь его, пока не отняли. А Рахель получал много бананов. Только как любой зверь в клетке, он становился понурым и раздражительным, не то чтобы раньше епископ отличался доброжелательностью и жизнелюбием, но…

К нашему с ребятами сожалению, со временем судья обзавелся друзьями. Хотя это, конечно, громко сказано, однако люди определенно стали относится к нему теплее. В конце концов, он спас их от маньяка. Освободил. Чего не смог сделать Рахель, сколько ни обещал. Увы, я стал встречать судью чаще, и при виде меня он сверкал какой-то злобной улыбкой, похожей на оскал. Амалия ненавидела его.

– Он – плохой человек, Бобби. Я это чувствую. Знаю. То, что он делает, то, что есть в нем – все отдает чем-то злым. Его взгляд, его запах… Мне все это будто знакомо, ты понимаешь?

– Да, – я чувствовал то же самое.

– Держись от него подальше. Если он идет рядом – переходи на другую сторону улицы, если видишь его – отворачивайся, если слышишь – беги. Ты обещаешь мне, что так и сделаешь?

– Обещаю. Ты тоже не подходи к нему.

– Ни за что!

Вот так Фред Пуч занял свою ячейку в нашем обществе и стал частью наших жизней, в нем признали добропорядочного и религиозного человека, просто чуть-чуть одичалого. Даже бабушка прониклась к нему уважением: «Какой все–таки славный этот мистер Пуч», – говорила она после похода в церковь. «Он мне не нравится», – каждый раз отвечал я. «Не говори так, Робин, он ведь наказал убийцу твоей сестры. Теперь она спит спокойно».

А вот я спал отвратительно. Меня злило, что мир так быстро забыл о Робин, увлекся новым мнимым героем, кто получает славу за ее смерть. Предатели! Они гордились, что водят дружбу со столь важной особой. А я страдал.

Как-то ночью мне приснился жуткий сон.

Я стою на могиле родителей, а из-под земли раздается страшный гул, словно сейчас она взорвется, и я улечу в космос! Вместо этого вылазит Робин, ее полуразложившееся тело кишит личинками, пустые глазницы смотрят в небытие, беззубый рот издает невнятные звуки… Я хочу кричать, нет, вопить от ужаса, но ноги приросли к земле, горло сжимают чьи-то руки, а из кустов сверкают красные глаза… И Черный Шак говорит голосом моей сестры:

– ПОЧЕМУ ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ? ПОЧЕМУ ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ?? ПОЧЕМУ ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ!????

Затем слышу стук молоточка.

– ВИНОВЕН! – кричит Черный Шак голосом судьи, сестра присоединяется к нему. – ВИНОВЕН! ВИНОВЕН ВИНОВЕН!!!

Они идут в мою сторону, я не могу пошевелиться, только безмолвно молю о спасении.

«Прости меня, Робин, прости меня… я убил тебя. Я. Я. Закончи мои мучения…»

Ее ледяная рука касается моей, личинки перебираются ко мне, они кусаются, так больно… вгрызаются зубами, и тут я понимаю, что и сам давно мертвый…

Я ору во все горло, и цепи, что сжимали меня, разрываются. Темнота, бесконечная темнота вокруг и никого… И вот бабушка вбегает в комнату, в руке швабра, она готова биться до конца, но никого, кроме меня, не видит. Я сижу на кровати и плачу так отчаянно, как может лишь ребенок. В моих воплях отражается полная безнадежность и бездонная печаль. Бабушка садится рядом, гладит по плечу. Она говорит:

– Горесть – это цена, которую нам приходится платить за любовь, Робин.

Ее любимая цитата королевы. На втором месте была: «Ответы на все вопросы вы найдете в одной книге – Библии». Однако мне эта книга не смогла дать ни одного ответа, черт бы ее побрал.

Вы могли решить, что Мэри легко оправилась после смерти Робин и вернулась к прежней жизни, просто с одной маленькой причудой, но это только на первый взгляд. Она не могла пережить ее потерю и понемногу сходила с ума (тогда я этого не понимал), чаще путала меня и Робин, пока мы не стали для нее одним целым.

Я взял бабушку за руку, она тут же выдернула ее, но я все же успел почувствовать всю боль, что хранит ее сердце. Я узнал, что каждую ночь она молится за ее покой. Робин занимает почти сто процентов всех ее мыслей.

Время идет, а моя жизнь все больше напоминает кошмар.

Наступили зимние каникулы, близился день, которого я так боялся. Утром двадцать первого декабря бабушка зашла в комнату, она улыбалась. Достала из-за спины сверток, отдала мне.

– С днем рождения, Робин.

Я упал духом. В голове все смешалось. Я Бобби, Бобби, Бобби!

– Ба… мой день рождения был двадцать седьмого ав…

– Открой же, Робин, – прервала она.

Я открыл. За зеленой оберточной бумагой скрывалась упаковка масляной пастели. Я никогда не рисовал. Никогда.

– Тебе нравится?

– Конечно. Это прям класс.

Мэри расцвела от моих слов.

– Тогда спускайся скорее, будем кушать торт.

К нам заглянули Кэтрин, ее соседка Гвенет и Билли Боб. Они хотели поддержать бабушку, чтобы она не чувствовала себя одинокой в своем горе, но нашли ее практически счастливой: она праздновала, призывала всех поздравить меня. Сначала они недоумевали, затем увидели мое безразличное лицо и все поняли. Кое-как печально проговорили слова поздравления, отказались от чая и поспешно ушли. Дед присоединился к нам, чтобы выпить что-то очень крепкое и вонючее, и вскоре уснул прямо за столом.

Я понял бабушку. В тот момент Робин словно была там с нами. Я ощущал ее в себе: она радовалась мелкам, наслаждалась тортом и бабушкиными объятиями. Она жила. А я поменялся с ней местами и ушел в другой мир, там было сыро, холодно и тоскливо, как у меня на душе, так что разница оказалась незначительной.

«ВИНОВЕН!» – голос из моего сна, что снился почти каждую ночь, застрял в мыслях.

«ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ! ВИНОВЕН!».

Живи, Робин, пожалуйста. Говори, кричи, ори, громче, громче, громче, только не молчи, живи…»

…

– Значит, вы чувствовали Робин внутри себя?

– Это было нечто большим… Она словно была среди нас через меня. Думаете, я сумасшедший?

– Я этого не говорила.

– Вы не ответили на вопрос.

– По-моему, вы слишком много пережили для ребенка. И Мэри совершенно не помогала вам справиться с горем, а только усугубляла проблему.

– Не стоит ее винить. Бабушка сама не могла справиться, к тому же тогда у нее были первые признаки деменция, что выяснится гораздо позже. Хотя пройдет не один год, прежде чем болезнь разовьется по-настоящему.

– Мне очень жаль.

– Не нужно. Она дожила до моего поступления в колледж, правда не могла узнать об этом, так как не помнила, кто я такой. А вот дед помер всего через 4 года после печальных событий, про которые я рассказываю. Признаюсь, никто о нем не плакал. И мне не стыдно.

– Вы упомянули, что регулярно мучились от кошмаров. Это как-то связано с появлением судьи в жизни деревни?

– Безусловно, на мое чувство вины он оказывал пагубное влияние. Я постоянно слышал стук молоточка, что с каждым ударом отдается в душу: виновен-виновен-виновен... Так было до поры до времени.

– А потом?

– А потом…

…

II

Спустя два часа после приезда полиции в гостиной у камина всех гостей собрал знаменитый детектив-француз Луи Паскаль и ввёл в курс дела.

– Здравствуйте, господа, – он хотел сказать: «Добрый вечер!», но вовремя передумал, вспомнив, что причина, по которой его сюда позвали, была отнюдь не доброй. – Меня зовут Луи Паскаль, и я буду расследовать дело об убийстве Джеймса Бауэрса. Мне уже сообщили, что часа три назад он был отравлен цианистым калием. Поскольку на дворе зима, и сегодня вечером после шести выпал свежий снег, все следы были бы очень заметны. В связи с этим окрестности особняка были тщательно осмотрены сотрудниками полиции на предмет их наличия. Но нигде они обнаружены не были. А соответственно, убийца сейчас находится на территории поместья.

– Но как можно?! – возмутилась мать Беллы Николь. – Значит, вы подозреваете кого-то из нас в столь тяжком преступлении?

– Верно, я подозреваю каждого из вас, уж такая у меня работа, но будьте уверены, если вы не совершали убийства, вам нечего бояться. Кстати, до конца расследования никому из вас нельзя будет покидать пределы особняка Бауэрсов.

Гости ахнули.

– Что, уже и прогулка на свежем воздухе считается преступлением? – с иронией спросил брат Беллы Вильям Харт.

– Отчего же? Всем вам можно находиться вне дома, в том числе и гулять по поместью, но покидать его категорически запрещено, – ледяным голосом закончил детектив.

– И кто же нас здесь удержит? – поинтересовался Джон Эванс, друг семьи Бауэрсов.

– Супруга покойного наняла меня и доверила управление особняком на время следствия. Поверьте, я понимаю, что многим из вас это не нравится, но в ваших же интересах всячески помогать мне для скорейшей поимки преступника. На этом у меня всё. Завтра с утра я поговорю с вами по отдельности.

После этих слов детектив поднялся по лестнице на второй этаж.

Розалин, сестра Джеймса, всхлипнула:

– Какой ужас, мне так жаль бедную Беллу! А как жаль Джеймса!

– И правда! Не верится, что убийца среди нас, – грустно произнесла Катрин, служанка жены покойного.

– Я же говорил, мне нужно было остаться дома, – шестнадцатилетний Майкл обнял свою мать Дженни Дули.

Саманта, средний ребенок Бауэрсов, сказала:

– Да уж. Как же жалко родителей…

– Старшему поколению нужно пойти собраться с мыслями, – встала с кресла и Николь, мать Беллы.

Джим Уотсон, помощник Джеймса по управлению компанией, поморщился:

– Кажется, я слишком много выпил.

Постепенно гостиную покинули все без исключения. По указанию Луи Паскаля для гостей были подготовлены комнаты с фамильными табличками на двери. Сам он лёг глубокой ночью, когда записал все свои наблюдения и предварительные догадки в записную книжку.

Дородный Гюнтер не был женат и выглядел старше своего возраста. Глядя со стороны можно было уверенно сказать, что ему около тридцати. Светлая челка не скрывала высокого лба, упрямый подбородок выдавался вперед. Гюнтер всегда был улыбчив и громогласен, и Марта незаметно для себя увлеклась, когда случайно увидела, как он управляется с непокорной лошадью.

Марта подумала о свекрови, и ей тут же пришло в голову отправить Гретель к бабушке с гостинцами, часть которых придется испечь с обычной начинкой. Гюнтер собирался сегодня за дровами и обещал завезти часть Марте, и она подумала, что будет лучше, если девочки не будет дома. Марта окликнула Гретель, и велела ей набрать немного зелени в огороде.

– Сегодня суббота, а твоя бабушка Гертруда совсем одна, ты все равно ни чем не занята, через час пирожки будут готовы, и ты сможешь навестить ее.

– Но мама, я хотела пойти на речку, мы договорились с подружками погулять на берегу.

– Незачем бродить днем у воды, солнце слишком яркое, ты себе все лицо испортишь, а бабушке будет приятно, если ты принесешь горячих пирожков.

– Мне придется идти одной, да еще через рощу.

– А ты иди по дороге, пусть это немного подольше, но сегодня суббота, обязательно встретишь кого-нибудь по пути. И не забудь надеть свою компаньонку, чтобы не напекало голову.

Гретель недовольно поморщила лобик, ей совсем не нравился красный цвет чепчика:

– Ну вот, опять этот чепец, он мне совсем не идет!

– Ничего ты не понимаешь, в нем ты совсем не похожа на других.

К лету для Гретель сшили платье в мелкий голубой цветок, и она присмотрела на ярмарке синюю шляпку с голубой лентой. Такая шляпка отлично подошла бы к новому платью, но мать отказалась ее покупать.

– Рано тебе взрослые шляпки носить, да и денег лишних не много, через год еще подрастешь, тогда и выберешь себе, что нравится.

– Через год платье станет мало, и от шляпки не будет проку.

Марта весело рассмеялась:

– Запомни, Гретель, у тебя и платья будут другие и шляпки, тебе сильно повезло – ты очень красивая, и у тебя все будет хорошо, если не станешь торопиться.

Гретель поджала губы, сдержанно кивнула, и отправилась в огород. Ничего, подумала она, пусть мама напечет пирожков, да подушистее, может быть Гертруда будет сговорчивей.

Она звала нестарую еще бабушку по имени, и хотя Гертруда старалась держаться строго, но при ней всегда быстро оттаивала. Внучка унаследовала веселый нрав отца, и бабушка не могла сдержать улыбки, глядя на Гретель, и ласково гладила ее по голове или дарила что-нибудь напоследок, вроде шелкового платка или фарфоровой безделушки.

Через час подрумянились пирожки, и аромат свежей выпечки разлетелся по кухне. Марта вдруг вспомнила о наряде и прическе, и всполошилась. Неизвестно, когда появится Гюнтер, а у нее такой растрепанный вид. Она поспешила в комнату и принялась прихорашиваться, и скоро услышала громкий голос Гюнтера за окном. Он остановил телегу у калитки и звал ее по имени.

Марта открыла окно и прокричала:

– Да-да, Гюнтер, я дома, пока занеси дрова в сарай и потом заходи в дом!

Окно выходило на другую сторону, и Марта не видела, что происходит во дворе. Она вернулась на кухню, и принялась укладывать горячие пирожки на блюдо.

Гюнтер появился на кухне через несколько минут.

– Доброе утро, Марта, я уложил поленья в сарае. Как же у вас вкусно пахнет! – Его лицо раскраснелось на солнце, он был в тяжелых сапогах, а за пояс заткнул большие рукавицы.

– Здравствуй, Гюнтер, спасибо тебе за помощь. Сегодня суббота, и я решила напечь пирожков для свекрови, она ведь совсем одна живет. Гостинцы отнесет Гретель, она умеет быстро ходить, а ты пока умойся во дворе и возвращайся ко мне, я налью тебе холодного пива, заодно отведаешь свежей выпечки.

– Сегодня не могу, Марта, мне очень жаль, но я тороплюсь. Почтальон должен приехать из города на новом мотоцикле, а я таких совсем не видал, только в газете, хочу рассмотреть получше. Придется подождать его возле церкви, чтобы не пропустить.

– Вот как, – Марта немного растерялась, – ну что же, тогда я сложу пирожки в корзинку, попробуешь позже, ты очень добр и мне хочется тебя отблагодарить.

– Спасибо, Марта. Правда, не стоит беспокойства, все знают, как тебе непросто одной.

– Ты хороший человек, Гюнтер, присядь пока и передохни немного, – она тепло улыбнулась и опустила глаза. Потом взяла корзинку, уложила в нее чистое полотенце, и принялась перекладывать в него кругленькие пирожочки. Она нарочно слепила их поменьше, чтобы не перепутать. Подоткнув пирожочки свободным концом полотенца, она поставила корзинку на стол. Ей нужно было налить пива для Гюнтера и принести еще одну корзину, и Марта ушла в кладовую.

На кухне появилась Гретель в красном чепце.

– Доброе утро, Гюнтер, – поздоровалась она.

– Доброе утро, Гретель, какая у тебя чудная красная компаньонка.

Гретель нахмурилась и схватила корзинку с пирожками.

– Спасибо, я очень тороплюсь, мне нужно идти к бабушке. Пока-пока, еще увидимся, – с этими словами она выскользнула из дома. Поглядим, что скажет Гюнтер, когда у меня будет новая шляпка, думала она, пока быстрыми шагами бежала к роще.

***

Хуго поглаживал волка по жесткой упругой шерсти и не мог наглядеться на серые блестящие глаза. Почти как настоящие, даже слишком, приговаривал он про себя и думал, куда же пристроить чучело. У камина жарко – шерсть быстро иссохнет, а по углам столики для посетителей, тоже не подходит – вдруг с хмеля кому-нибудь что-то причудится, и не дай бог обольют пивом.

У Хуго была собственная таверна, его отец построил ее вблизи рощи – подальше от церкви и глаз пастора, чтобы усталые путники могли заглянуть вечером и отведать сладкого холодного пива. Теперь Хуго сам варил хмельной напиток по старинному рецепту, которым пользовался его отец. Время, точность и качество – вот и вся наука, поучал тот сына, – никогда не экономь на ингредиентах, приобретай только лучшие. Хуго и сам видел, какой популярностью пользуется отцовское пиво, и хорошенько все запоминал.

С недавних пор он загорелся идей украсить таверну и повесить над стойкой голову настоящего волка. Ему показалось это отличным способом придать солидности месту и привлечь посетителей. Охотиться в лесах княжества без специального разрешения давно запретили, ружья у Хуго не было, он откладывал понемногу деньги и ждал подходящего случая.

Однажды в таверну заглянул кузнец с соседнего селения, пиво пришлось ему по вкусу, он выпил три кружки за раз и решил познакомиться с хозяином. Они поболтали о том, о сем, и кузнец поделился с Хуго, что знаком с чучельником, у которого имеется подходящий товар, вот только покупателей нет. Ведь никому сейчас не нужны чучела, времена давно не те.

Хуго узнал от кузнеца все что нужно и в субботу спозаранку, прихватив бочонок с пивом, отправился в путь. Через час он добрался до места, нашел нужный дом, и, когда мастер открыл перед ним дверь, Хуго представился и рассказал, что приехал по рекомендации кузнеца. Его впустили внутрь и проводили в мастерскую, где чучело волка стояло на рабочем верстаке у стены.

– Этот волк показался барону тощим, поэтому он отказался за него платить. Он позволил мне делать с чучелом все, что заблагорассудится.

К большему сожалению Хуго, забрать только голову не представлялось возможным, шкура уже ссохлась, и чучело придется оставить как есть, чтобы ничего не испортить. К тому же за переделку пришлось бы платить, а лишних денег Хуго не захватил. Он списал все на провидение и решил не испытывать судьбу. Пусть волк останется целиком, торопиться не обязательно, кто знает, может так будет и лучше.

Мастер закутал чучело в мешковину и объяснил, как с ним обращаться. Хуго положил покупку в запряженный возок, прикрыл парусиной и, понукая вожжами лошадь, быстро погнал возок к таверне. Уже почти полдень, а в субботу посетители могут заглянуть и пораньше.

Он добрался до рощи и, свернув с дороги, подогнал возок поближе к деревьям. Хуго торопился домой и все время подгонял лошадь. Солнце вовсю припекало, лошадь вся взмылилась, а полдень еще не наступил. Поэтому Хуго решил немного передохнуть. В тени рощи гораздо прохладнее, правда можно набрести на кого-то, кто ходит пешком и вдруг надумает срезать дорогу. Лучше укрыться в стороне, где никого нет и спокойно покурить трубку, потом у него не будет времени.

Оставлять волка у дороги Хуго не решился. Он положил сверток на плечо и пошел по широкой тропинке среди высоких сосен. Ему не терпелось удивить односельчан, и он старался быть осторожнее, чтобы никому не попасться на глаза.

Хуго свернул с тропинки к кустам и укрылся за стеной плотной листвы. Он поставил сверток на землю, размотал мешковину и провел рукой по серой голове и загривку. Несколько минут он любовался скроенным из густой шкуры творением мастера, которое еще живее смотрелось при дневном свете, потом достал трубку из кармана сюртука и расстегнул кисет с табаком.

Из чащи раздались звуки чьих-то шагов, Хуго тут же забрался в гущу кустов и прислушался. Кто-то быстро шел через рощу, но не по тропе, а сквозь заросли, с их стороны доносился треск сухих веток под ногами и шуршание травы.

***

Как-то бабушка показала Гретель неприметную тропинку, по которой можно было быстро добраться к дому. Гертруда сама ходила за хворостом и хорошо знала все закоулки и места, где полно сухих веток. Ее дом стоял на пригорке в стороне от дороги, огибающей рощу, к дому вела отдельная дорожка, а с заднего двора можно было попасть в самую чащу.

Гретель резво шагала среди покрытых темным, почти черным, мхом камней и поросших пеньков, стройные сосны откидывали узорчатые тени вокруг. Она выбралась к кустарнику и замерла в десяти шагах от серого зверя, на нее исподлобья косили волчьи глаза. Гретель не приходилось видеть живого волка, и она подумала, что чья-то собака сорвалась и убежала в лес.

Гретель шагнула вперед и остановилась. Зверь не шелохнулся. Тогда она медленно присела и подобрала кусок сухой ветки с земли. Ничего не произошло, и Гретель смелее подошла ближе.

Хуго смотрел на девочку из кустов круглыми глазами, он боялся ее напугать, мысли веретеном крутились в голове, и он просто решил поздороваться с ней, изображая волка. Хуго немного изменил голос, чтобы его не узнали, но в селе рано или поздно станет известно, что в роще видели зверя, и тогда чучело придется долго скрывать, пока история не позабудется. Он басисто поздоровался:

– Здравствуй, девочка!

Гретель сначала посмотрела по сторонам, потом на собаку, которая не шевелилась, и поняла, что ее кто-то разыгрывает.

– Здравствуй, Волчок. Я и не знала, что животные умеют разговаривать, – она сделала еще пару шагов.

– Куда ты идешь и что у тебя в корзинке?

– Я иду в гости к Гертруде, она живет за рощей. Она моя бабушка и я несу ей горячие пирожки.

– Какая замечательная у тебя красная шапочка, как тебя зовут?

– Это обычная компаньонка. Мое имя…

Она не успела договорить – Хуго понадеялся, что девочка не испугана и решил покинуть укрытие. К несчастью, он зацепился носком сапога за корень и кубарем выкатился из кустов перед Гретель. От неожиданности Гретель выронила корзинку и бросилась бежать через чащу.

Хуго чертыхнулся и принялся шарить в траве, его трубка вывалилась из рук, а гоняться за ошалелым от страха ребенком по кустам да еще девочкой он и не подумал – это испортило бы окончательно его блестящий план. Он быстро сообразил, что оставлять чучело неприкрытым в роще чревато, девчушку и ее бабушку он тоже припомнил. Гертруда – это та высокомерная шатенка, которую он изредка встречал на дороге у таверны, и хотя ее дом располагался неподалеку, она часто ходила в село через рощу, поэтому виделись они всего пару раз. Про нее-то он и забыл, когда надумал тащить волка в кусты.

Ладно, сейчас главное успокоить ребенка, наверняка она добежит до дороги и направится прямиком к Гертруде, чтобы все рассказать. Пусть чучело пока побудет в кустах, правда, возок с лошадью придется оставить у рощи, но дом Гертруды недалеко, туда и отнесу корзинку с пирожками, все им объясню, и они успокоятся.

Хуго вздохнул, и, быстро накинув мешковину на чучело, задвинул его подальше в листву, затем нашел в траве трубку и, подобрав с земли корзинку, быстрыми шагами направился к тропе.

***

Марта вернулась на кухню с кружкой пива и пустой корзиной. Она подала кружку Гюнтеру и только потом заметила, что корзинка с пирожочками куда-то подевалась.

– А где корзинка, Гюнтер?

– Ее взяла Гретель, он сказала, что отнесет ее бабушке.

– Почему ты не остановил ее, Гюнтер? О, святой боже, ты же не знаешь! Ты можешь ее догнать? Она должна пойти по дороге, ты еще успеешь.

– А что не так, Марта? У тебя еще полный противень стоит, пусть отнесет какие взяла, к тому же ты говорила она шустро бегает, а я в тяжелых сапогах.

– Ты не понимаешь, Гюнтер, те пирожки были особые, я так хотела, чтобы ты их попробовал. А что, если… – Марта не договорила, ее глаза потемнели, и она опустилась на стул.

– Марта, успокойся, ты же не собиралась меня отравить. Эти тоже выглядят аппетитно, – он протянул руку и взял пирожок с противня.

Марта побледнела, широко открытые глаза с растерянностью смотрели на Гюнтера.

– Гюнтер, пожалуйста…

– Да что с тобой, Марта, на тебе лица нет?

Марта опустила веки и внутренне собралась. Она понимала, что если дать волю чувствам, это окончательно все испортит. Ей надо успокоиться и что-то быстро придумать.

Гюнтер в два приема сжевал пирожок и отпил прохладного пива. Ему стало так хорошо рядом с этой чудесной женщиной, у которой такая веселая послушная дочь и такие вкусные пирожки. Но вот она сидит вся не своя, а он знай – как ни в чем не бывало жует пирожки и пьет пиво.

– Хорошо, Марта, к дьяволу почтальона! Я догоню ее босиком.

– Гюнтер, ты такой… – уголки ее глаз заблестели.

Но Гюнтер уже бросился к порогу, он быстро стянул сапоги и выскочил на дорогу.

***

Хуго добрался к дому Гертруды так скоро насколько позволял ему возраст. Ручка двери обломилась, и кто-то приспособил кусок толстой веревки вместо нее. Хуго громко постучал:

– Кто там? – раздался строгий голос.

– Фрау Шварц, это Хуго, хозяин таверны.

– Дверь не заперта, просто потяните за веревку.

Хуго потянул веревку на себя и тяжелая дверь бесшумно отворилась.

Когда он попал в дом, посреди комнаты, положив руку на спинку высокого стула, величественно стояла Гертруда.

– Добрый день, фрау Шварц, у меня корзинка вашей внучки, она обронила ее в роще.

– Добрый день, гер Хуго, разве мы знакомы?

– Не то чтобы знакомы – я покупал у вас цыплят пару раз, вы меня не помните? Моя таверна рядом, за изгибом дороги.

– Может быть и так, я плохо запоминаю лица. Что вы говорите у вас в корзинке?

– В корзинке пирожки, так сказала ваша внучка.

– А где она сама?

– Понимаете, я случайно напугал ее, и она обронила корзинку.

– Почему вы думаете, что она несла корзинку сюда?

– Она сама мне рассказала, хотя это трудно объяснить. Я стоял в кустах, она меня не видела и не знала – с кем разговаривает.

– Что может делать взрослый, даже зрелый, мужчина в кустах? – холодно спросила Гертруда.

– Понимаете, я не хотел, чтобы меня увидели, а корзинка, то есть девочка, шла сквозь заросли, а не по тропе.

– Как это странно, почему вы прятались в кустах?

– Со мной был волк, я не собирался никого пугать и укрылся в стороне от посторнних глаз. Но девочка заговорила с волком, а потом увидела меня и…

– Вы, что, простите, перебрали пива с утра? Как можно разговаривать с волками, да и откуда им тут взяться? Я надеюсь, вы не притащили зверя сюда?

– Нет-нет, волк не живой, он э-э-э… это просто чучело для таверны. Поймите, я лишь хотел, чтобы про него какое-то время никто не знал.

– Все это очень запутанно, гер Хуго. Я вам не верю – волк, чучело, кусты, корзинка. Видимо, мне придется расспросить Гретель, тогда и посмотрим, что с вами делать.

– Понимаете, я очень тороплюсь, мне необходимо…

– Ну уж нет. Пока я во всем не разберусь, вы останетесь здесь. Я налью вам молока, пиво не держу, так что присаживайтесь на стул и ничего больше не говорите. Давайте корзину.

Хуго отдал корзину и послушно сел. Он подумал, что Гретель появится с минуты на минуту и не стал спорить.

Гертруда принесла крынку с молоком и наполнила до половины большой стеклянный стакан. Она переложила пирожки на плетеную тарелку и пододвинула ее к Хуго.

– Ешьте, пить на голодный желудок опрометчиво. У вас нездоровый вид.

Хуго, не задумываясь, взял пирожок и откусил половину. Начинка была душистой и непривычной. Хуго не заметил, как проголодался за суматошное утро и, быстро покончив с первым пирожочком, протянул руку к тарелке еще раз. Его глаза встретили внимательный взгляд Гертруды. Взгляд полный задумчивой глубины и необъяснимого волшебства. Гертруда была чуть старше Хуго, может всего на пару лет, и он впервые в жизни посмотрел на женщину другими глазами. Как же просто и со вкусом она одета, какие у нее густые каштановые волосы и умный сдержанный взор, а в доме уютно и хорошо прибрано.

Гертруда заметила, что Хуго окоченел и уставился на нее, ее лицо окаменело. Она степенно взяла пирожок с тарелки и откусила кусочек. Кровь прилила ей к лицу, она понюхала начинку и откусила еще раз. В этот момент снаружи донеслись торопливые шаги, и кто-то постучал в дверь.

– Кто это там стучит?

– Гертруда, это Гретель, ручка куда-то подевалась…

– А ты потяни за веревку, и дверь откроется.

Гретель впорхнула в дом и с ходу принялась рассказывать про пирожки, тропинку, кусты и собаку, но осеклась, заметив Хуго и пирожки.

– Гретель, Гер Хуго говорит, что напугал тебя, и ты обронила корзинку.

– Не знаю, я его не видела, была только большая собака, и потом еще одна бросилась на меня из кустов. Я сразу же убежала.

– Почему ты не пошла по дороге?

Гретель насупилась и потупила глаза.

– Я не хотела, чтобы меня видели в этом ужасном детском чепце. Мама не хочет покупать мне шляпку, а я ведь уже взрослая.

– Простите, фрау Шварц, все произошло, как я вам и рассказывал, – вставил Хуго и решил задобрить ребенка, – если вы не возражаете, я отблагодарю Гретель и куплю для нее любую шляпку, которую она пожелает.

– В этом нет необходимости, хотя красный чепец слишком привлекает внимание. О чем думает Марта? С другой стороны, будет учтиво скрасить неприятность подарком, вы хорошо воспитаны, гер Хуго, – она улыбнулась и смутилась своего настроения. – Я никогда не пробовала вашего пива, говорят, что больно хмельное. Но загляну к вам как-нибудь, может оно сойдет для выпечки.

– Обязательно приходите, Гертруда. Или лучше я загляну к вам завтра и подумаю заодно, что можно сделать с дверью.

– Это замечательная идея, буду ждать с нетерпением, – Гертруда сама не поверила, что сказала это, да еще при Гретель, но та мяла чепец в руках и не обращала на разговоры внимания.

***

Гюнтер со всех маху распахнул калитку, и помчался мимо удивленной лошади в сторону околицы. Его охватило неизведанное до сих пор чувство, наконец-то он обрел свободу. Гюнтер вдруг осознал, как глубоко весеннее небо, как душисты цветущие вишни у домов, и как ласково светит миру солнце. У него будто выросли крылья. Если Марте захочется звезд, он закажет для нее звезды из серебра, даже из золота.

Гретель не было видно впереди, Гюнтер продолжал лететь как ястреб и добежал до таверны. У больших запертых ворот стоял мотоцикл с черным седлом и надутым бензобаком, возле железного аппарата с важным видом курил папиросу почтальон и с интересом посматривал на босоногого Гюнтера.

– Добрый день, вы случайно не встречали девочку в красном чепце на дороге? – обратился к нему Гюнтер.

– Здравствуйте, я только что остановился, и если бы увидел кого-то в красном чепце, обязательно заметил бы. Но, увы, я никого не встретил похожего.

– Она несла корзинку с пирожками.

– Вкусные должно быть пирожки, если вы так разогнались. Не знаете, куда мог подеваться хозяин таверны? Его работник говорит, что он уехал с утра и до сих пор не вернулся.

Гюнтер покачал головой. Ему было совсем не до хозяев и их работников. Видимо, Гретель пошла через рощу, можно перехватить ее у дома, если она шла не так быстро. Гюнтер опять сорвался с места и побежал дальше, он немного запыхался и сбавил шаг.

Через пару сотен шагов за изгибом дороги он, наконец, увидел Гретель, она задумчиво катала ногой камешки около возка, в котором возился с Хуго. Корзинки в руках Гретель не было видно, но Гюнтер все равно решил удостовериться. Гретель заметила его и помахала рукой.

– Гретель, твоя мама беспокоится, что ты пошла одна и попросила меня догнать тебя. А где твоя корзинка?

– Я отдала ее бабушке. А сейчас мы с Хуго собираемся к портному. Ты где-то потерял сапоги, Гюнтер.

– Ну что ж, ничего не поделаешь. Кстати, гер Хуго, вас ждет почтальон у таверны.

– Почтальон? Наверное, привез газеты и письма. Хотите поехать с нами?

Гюнтер махнул рукой.

– Спасибо вам, гер Хуго, мне в другую сторону, и я совсем не тороплюсь. Я лучше срежу через рощу.

Гюнтер торопился вернуться к Марте, она осталась дома одна в неизвестности, и надо было ей все рассказать. К тому же он не прочь отведать свежих пирожков. А может ему это кажется и он думает совсем о другом?

Не оглядываясь, Гюнтер быстрым шагом направился к роще.

***

Гретель зашла в комнату и прикрыла за собой дверь. В углу возле кресла сверкнули серые глаза.

– А-а, гер Волк, здравствуйте!

– Здравствуй, Гретель.

– У вас огромные глазища, гер Волк, к чему вам такие?

– Чтобы получше разглядеть твою новую шляпку, Гретель.

– Тогда я подойду к вам поближе. У вас такие острые уши, и, наверное, очень острые клыки?

Гретель приблизилась вплотную к серому хищнику, сделала реверанс, чмокнула чучело в блестящий черный нос и повернулась к Хуго, развалившемуся в кресле с газетой и трубкой.

– Спасибо за новую шляпку, Хуго. Пожалуйста, не говори Гертруде, что я заходила, она опять будет ругаться, что мне не место в таверне, куда приходит неизвестно кто.

– Не переживай, Гретель, она скоро успокоится, пиво не самый серьезный порок. Будь осторожна, передавай привет Марте и Гюнтеру, и тебе лучше пойти домой по дороге, ты сама понимаешь.

– Хорошо, Хуго, до свидания.

Выскользнув через дверь, Гретель спустилась по лестнице, и, кокетливо приподняв подбородок, прошла через зал, ловя на себе восхищенные взгляды.

– Срежу через рощу, так будет намного быстрее, – подумала она, когда вышла наружу, и весело засмеялась.

и

«УБИЙЦА-ДУШИТЕЛЬ ДЕРЖАЛ СЕМЬЮ НА КОРОТКОМ ПОВОДКЕ».

Несмотря на суматоху, мы с Тимми все же смогли встретиться. Соседи избегали их семейство, особенно те, что сами пострадали. Официально Найджела обвиняли только в похищении и убийстве Робин, но по деревне прошелся слух, что пропажа других детей тоже его рук дело. В ночь после ареста кто-то даже поломал их забор. Линда и дети остались сами по себе. Мне надо было знать, что Тимми думает обо всем этом. Мы сидели на кровати в его комнате. Я не стал снимать ботинки, но он и не заметил.

– Ты же не думаешь, что папа это сделал, правда?

Какого ответа он ждал? «Конечно, нет, Тимми, дружбан, твой папаша регулярно тебя поколачивал и оставил шрам на щеке, который, судя по всему, никогда не исчезнет, но ни в коем случае он не мог причинить вред кому-то другому! Этого не может быть!». Что за абсурд?

– Не знаю… – промямлил я, – а почему вообще его обвиняют?

А это самое интересное: накануне ареста Найджел упился до такой степени, что едва волочил ноги, и тем не менее как-то добрался до дома, ну почти… Рухнул около забора и отрубился. И если бы его нашла Линда, то, вероятно, никакой беды бы не случилось, но злой рок решил, что мимо должна пройти Кэтрин. Она возвращалась домой и не сразу приметила тело, что валялось в траве. Подошла поближе, чтобы проверить, не труп ли это. Всего лишь Найджел! Да и хрен бы с ним, даже если б сдох… но что у него в руке? Пододвинься, пьянь, дай взглянуть! А это… маленько детское платьице. Но чье? Мишель? Кэтрин была уверена, что это желтое платье с бантами она неоднократно видела на Робин. Могло ли у Мишель быть такое же? Она заметила какой-то узор, напоминающий букву Р…

Интуиция подсказывала, что нужно вызвать полицию, так она и сделала. Они приехали через полчаса и, не разбираясь, повязали невменяемого Найджела, а на следующий день уже предъявили обвинения. Быстро? Наверно. Сейчас мы-то с вами знаем, что недалеко от кладбища полиция обнаружила лопату, запрятанную в кустах. Уж не знаю, что там с ней сделал Тимми, но отпечатков на ней не обнаружили. Найджел без задней мысли лопату свою узнал, да к тому же мучимый жутким похмельем вряд ли мог сообразить, чем это чревато. Заплаканная Мэри подтвердила, что платье, конечно же, принадлежало Робин, и теперь улик было более чем достаточно. Свое дело сыграли и показания Аманды о происхождении своего шрама на щеке. Оказывается, Найджелу не нравилось, что она «везде сует свой нос», и, разъяренный после моего чудесного спасения в церкви, он подкараулил Аманду и порезал ей лицо. Затем пригрозил, что убьет, если она кому-нибудь вякнет о произошедшем. Полицейские убедились, что он и есть тот психопат, что терроризирует деревню несколько месяцев.

– А ты сам что думаешь? – спросил я друга.

– Да что тут думать!? Ты же знаешь, кто настоящий убийца! Мы оба его видели.

Я медлил с ответом, Тимми со злобой в голосе:

– Черный Шак!

Он заметил мое недоверие.

– Тимми, а что если он вселился в твоего папу? – он тут же покачал головой и покрутил пальцем у виска.

– Послушай, Бобби. Папа тот еще кретин… и алкаш. Но я точно знаю, он не убивал твою сестру.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, – он помолчал, затем добавил: – Мама часто говорила, что без него нам было бы лучше. А теперь все время плачет.

– Ты тоже плачешь?

– Неа, – гордо ответил он, – мы справимся. Мама будет работать, а я… я тоже могу, если придется. А вот Мишель жалко… она… скучает по нему.

Я засмотрелся в окно. Тяжело было поверить, что отец моего друга мог убить Робин, это казалось полной чушью… Но самое главное: я ничего не чувствовал.

– Бобби, говорю тебе, он этого не делал, – убеждал Тимми, но не мог развеять моих сомнений.

Я молча кивнул, на этом тема была закрыта.

В общем, учебный год начался скверно, все только и говорили, что про отца Тимми, включая учителей, особенно после новости о том, что Найджел-таки признал вину. Я держался рядом, давая понять, что друг не виноват и плевать я хотел на их мнение, но ребята все равно подтрунивали над ним.

– Тимми, ну и как твоему папашке в тюрьме?

– Каково быть отпрыском убийцы, а, Тимми?

– Мою сестру он тоже похитил, да-да, надеюсь, он сгорит в аду!

– Ты такой же, как папка!

– П-п-п-порченный!

– Щенок!

– Выр-р-р-родок!

– Маньячье отродье! Шавка-маньявка!

И как я ни старался его успокоить, Тимми постоянно вступал в драки. Он разбил нос Биллу, брату Кристи, которая, кстати говоря, больше с нами не водилась, поставил фингал Заике-Майку, да и сам словил пару оплеух, пинков под зад и разбитую губу. В итоге его отстранили от занятий, и я стал новым мальчиком для битья. Меня дразнили «подстилкой убийцы», намекали, что я помог Тимми разобраться с Робин (Тимми уже ассоциировали с его отцом).

– Ман-н-н-ньячья шавк-к-ка, – плюнул мне в лицо Заика-Майк, зная, что я не отвечу. Миссис Даунс была свидетелем этой выходки, но предпочла опустить взгляд и не вмешиваться. Уверен, потом она хорошенько помучилась от чувства вины, и мне нисколько не жаль старую каргу.

Амалия… избегала меня. Я не понимал причины такого поведения, и это меня сильно расстраивало. Почему она не поддерживает меня? Неужели тоже винит, как и другие? Нет, полный бред.

Вскоре Тимми вернулся на занятия и снова занял место изгоя и лузера. Что ж, хотя бы меня оставили в покое. Спустя время жизнь вошла в привычное русло, и мало-помалу от Тимми отстали. Правда и общаться с ним никто не спешил.

О, я не упомянул о Мишель… да, ее первый класс начался весьма неплохо. Ее не обижали, наоборот, она была такой скромной и тихой, что одноклассники быстро полюбили эту милую девочку. К тому же они побаивались ее большого, страшного брата!.. что исколотил полшколы. Ну, такие были слухи. Тимми иногда заглядывал к ней, но убедившись, что все хорошо и что Мишель довольно неловко от его появления, он перестал заходить. Линда вышла на работу, она устроилась швеей на ткацкую фабрику и теперь каждое утро проделывала путь в 30 километров по направлению к Лондону, а по выходным помогала Билли Бобу в баре: мыла стаканы, тарелки, полы и выполняла прочую ерунду. Кстати, Билли Боб один из немногих, кто не отвернулся от нее, но платил он мало. Тимми и Мишель пришлось стать очень самостоятельными.

Мы с бабушкой отдалились, она всегда была скупа на чувства, а сейчас не дарила и тех мимолетных крупиц тепла. Дед почти все время валялся пьяным на диване в гостиной, мучимый то артритом, то похмельем. Плюс ко всему Амалия избегала меня, и я страдал от одиночества, как выброшенный на улицу котенок.

И вот снова новость, как снег на голову: бах! Не прошло и трех месяцев с ареста, как Найджела приговорили к смертной казни без права обжалования. После выступления прокурора, где он старательно, не брезгуя громкими словечками, описал заключенного, как кровожадного и неисправимого убийцу детей и пропащего человека, суд присяжных единогласно решил, что такому безумному преступнику не следует жить. Судья с таким решением согласился.

Семья Найджела восприняла эту новость тяжело. Даже Тимми, строивший из себя бессердечного циника, оказался не готов к таким последствиям. Бабушка заключила, что «видимо, сам Господь желает Найджелу смерти, тогда так ему и надо». Я же испытывал смешанные чувства. Да, мы жили спокойно, монстр покинул наши земли, но история не казалась мне законченной.

Все произошло так быстро: арест, суд, приговор и, наконец, казнь. И никто не вступился за бедного пьяницу. В декабре 1974 года Найджел был казнен на электрическом стуле, и за процессом наблюдали родители всех пострадавших девочек, включая Кэтрин. Говорят, он плакал, как младенец, пока его усаживали на стул и пристегивали. Он потерял килограмм 15 в весе, а лицо его осунулось, опухло, к тому же было синим, как труп с первыми признаками разложения. Значит, обращались с ним не очень нежно. Тело семье не выдали, власти сами захоронили его где-то, а место мы так и не узнали. Вот так прервалась его судьба…

Вскоре у нас выпал снег и ездить на велосипеде стало невозможно, мне приходилось топать пешком до школы более семи километров. Учился я слабо и к тому же потерял интерес ко многим вещам – да ко всем, раз уж на то пошло! Жизнь казалась мне противной и кислой, как лимон, который я надкусил по ошибке, перепутав с апельсином…

Однажды Амалия сама заговорила со мной после школы.

– Привет.

– Привет, – неуверенно ответил я.

– Пойдем вместе?

– Лады.

Какое-то время мы шли молча. Она ртом ловила снежинки и топала по подтаявшему снегу. По-моему, Амалия чувствовала себя вполне комфортно, будто ничего не случилось.

– Я хочу извиниться.

– За что? – пренебрежительно бросил я, играя в игру «не понимаю что происходит».

– Я перестала общаться с вами, ребята, ничего не объяснила.

– А где ты видишь ребят? Наш клан давно распался.

– Грустно…

– Ага.

Она ждала, что дальше я поведу беседу, спрошу, в чем причина, но из моего рта не вырвалось ни звука.

– Короче, мне было очень тяжело это время… – оправдывалась она, и тут мне нашлось, что сказать.

– Ах, это тебе было тяжело…

– Что?

– Это же тебя все бросили, твоего отца приговорили к смертной казни и от тебя отвернулись…

– Заткнись. Ты не знаешь, каково мне было.

– Я слушаю, – сказал я и со злобой пнул сугроб, под ним оказался камень, и острая боль пронзила ногу от кончиков пальцев до самого колена. Выругнулся, запрыгал на одной ноге.

Амалия проигнорировала мой танец.

– Я ненавижу этого человека, он разрушил мою жизнь, я так сильно ненавижу его…!

В ее глазах вспыхнули огоньки ярости.

– А еще я ненавижу полицейских, потому что они всех убедили, что дядя Найджел это и есть тот самый человек!

Она привлекла мое внимание, я остановился.

– Это не он?

«Конечно, нет, идиот, это Черный Шак, мы оба его видели!» – прозвучал в голове голос Тимми.

– Бобби, я знаю его… не полностью, но… как он говорит, как пахнет … двигается… Хоть и спала почти все время… но я помню.

Наш поцелуй у озера, чувства Амалии сливаются с моими, я ощущаю страх, боль, вижу образ чудовища…

– Я не могла тебя видеть, понимаешь? Я так злилась, мне хотелось крушить все вокруг… Полицейские не отстали, пока я не сказала то, что им было нужно… и я соврала.

Теперь я уже не понимал, о чем она говорит. Причем тут они? Что сказала?

Мы снова двинулись в путь, холодный ветер буквально бил по ушам. Потер их руками – не помогло. Как же сегодня холодно.

– Ты осуждаешь меня?

– Нет. Да и как я могу, если даже не знаю за что? – недоумевал я.

– А вдруг ты узнаешь и больше не захочешь дружить…

– Если ты поэтому бегала от меня, то ты дура. Никакое говно не заставит меня отвернуться от тебя.

Как ни странно, она не оскорбилась.

– Честно-честно?

– Да.

Амалия все еще сомневалась, говорить или нет. Я терпеливо ждал.

– Когда папу Тимми арестовали, нас с мамой отвезли в полицейский участок. Она долго с ними разговаривала, а потом они захотели побеседовать со мной… Двое полицейских, они были ужасны… Все время повышали голос, хотели, чтобы я сказала, что это он меня похитил… Я отвечала, что не знаю, но вроде не он… А они все кричали и убеждали, что я не в себе, но как я могу быть не в себе… где же я тогда?

Мимо проехала машина, окатив меня водой из лужи. Майки Маус, мой одноклассник, высунулся в окно с пассажирского сидения и показал язык.

– В конце концов мама накричала на них, и нас отправили домой. Но они приходили снова и снова, говорили одно и то же… Я должна была узнать его, вспомнить, и маму уже не пускали ко мне, а наедине они становились такими страшными… Они так долго убеждали меня, что я сама поверила… Но больше всего мне хотелось, чтобы меня просто оставили в покое.

– Вот уроды!

– Да… мне пришлось сказать им, Бобби. Я не хотела, но пришлось. Да и мама сказала, его все равно посадят, так что какая разница? Я не знала, что его убьют…

– Ты не виновата.

– Это он убил твою сестру?

– Нет.

– Я так и знала!

Амалия заплакала, закрыв лицо руками. Честно говоря, мне тоже хотелось, ком уже подступал к горлу, но я сдерживался.

– Не плачь. Его бы все равно убили. Ты ничего плохого не сделала.

– Думаешь? Я ведь врала!

– Тебя обманули.

– И что теперь будем делать?

– Не знаю. Просто жить… Нужно восстановить клан.

– Тимми меня не простит.

– Простит. А вообще… не надо ему знать, Амалия. Уже неважно. Забудь.

Мы старались как могли, чтобы воссоздать нашу дружбу из пепла. Тимми, Мишель постепенно подпускали нас… а вот с Кристи не позволяли увидеться. Возможно, она и сама не хотела. Ну и черт с ней, решил я. Четверо даже лучше, никто не останется без пары во время игр.

Снежные дни быстро закончились, да и в целом, снег зимой у нас редкость. Видимо, силы природы просто решили отразить мрачную погоду моей души.

В один прекрасный выходной день светило солнце, и мы выбрались поразвлечься на воздухе. Тимми оторвал толстую ветку и вызвал меня на дуэль, ткнув под ребра. Я схватил конец ветки и постарался выдернуть из рук друга, но тот оказался сильнее. Я плюхнулся на зад, ударил копчик. Девчонки игриво захихикали. Боль прошла через весь позвоночник и застряла в горле.

– Ай, – тихо выговорил я.

– Что вы делаете, дети? – раздался грозный с холодными нотками голос за спиной. По коже пробежали мурашки. Представьте, как вам слегка дуют в затылок, ощутите, как каждый волосок встает дыбом... Омерзительно! Ох, этот голос будто скрежет железа по стеклу…

Из черного затонированного ягуара вышел высокий тучный мужчина. Сразу видно, один из тех, кто пренебрегает физической активностью: заплывшее жиром лицо, лысый череп, впалые маленькие глаза, как у крота, и короткая толстая шея. Он напоминал огромного английского бульдога, короче говоря, мерзкий тип. Поверх толстого тела надета черная мантия (боже, спит он тоже в ней!?). Человек направился в нашу сторону. Мы все сжались, как будто пристыженные, забавно, ведь для стыда совсем не было причин. Он навис над нами, как скала, такой страшный, суровый…

– Я спросил: что вы делаете? – повторил голос, я понял, что не произнесу ни слова: горло больно сжалось. Когда-то Рахель внушал в меня подобный ужас.

Как хорошо, что Тимми сам ответил:

– Мы играем в пиратов, сэр.

Казалось, Тимми ничего не боится, но голос его предательски дрогнул. Тем не менее он смотрел четко в глаза подошедшему мужчине.

Внезапно суровое лицо стало насмешливо-презрительным.

– Зачем вы это делаете, дети? Разве не знаете, что пираты – злые? Вы что, хотите быть такими же? Злые парни заканчивают жизнь в тюрьме.

Он склонился над Мишель, хотел потрепать ее по щеке или типа того, но Амалия резко встала между ними, загородив собой Мишель. Ее злобный взгляд говорил сам за себя: «не трогай, не то я порву тебя на куски». Думаю, она могла бы, да. Правда силы ее не хватило бы одолеть даже пятку человека в черной мантии. Когда он наклонялся, я заметил уродливый темный шрам на голове и вздрогнул от отвращения.

– Я не слышу ответа, – снова тон сменился на грозный.

– Сэр… – начал Тимми. Я знал, что он хотел сказать: «Мы добрые пираты. Воруем у богатых, отдаем бедным. Как Робин Гуд». Но его прервали.

– Эй, я знаю тебя, – сказал мужчина, обращаясь ко мне. Я обомлел от страха. За свои 9 лет не помню, чтобы он хоть раз заговорил со мной. Для меня он был тенью, незаметной, почти невидимой, призраком, скрывающимся во мраке.

– Бедный мальчик, – с наигранным сочувствием сказал он. Вероятно, так человек изображает незнакомую для него эмоцию. – Бобби, ты, должно быть, очень рад, что убийцу твоей сестры нашли?

– Да… – еле слышно промямлил я и запаниковал: «Откуда он знает мое имя!?». Сам же ответил: «Успокойся. Конечно же, знает, не тупи».

– Это огромная удача! – продолжал он. – Если бы негодяй не напился вусмерть, мы никогда бы его не поймали.

Тимми закричал:

– Мой папа этого не делал! Вы совершили ошибку!!!

Мужчина обернулся на детский визг, изобразил недоумение.

– Видимо, ты сын убийцы. Ох, мне очень жаль, юноша. Думаю, это было большим ударом для вашей семьи.

По тону с каким он произнес свою речь, я понял, что он отлично знает, кто такой Тимми, но зачем-то играет в игру: «прости, я не знал». Меня выворачивало от него, друг готов был взорваться от злости, Амалия сгорала от нетерпения треснуть его по яйцам, а Мишель держалась за спиной подруги. В таком напряжении мы простояли целую минуту, пока мужчина вновь не заговорил:

– Запомни, юноша: каждый человек – преступник. Пусть он ещё не совершил преступление, но может совершить![1] – затем развернулся, сел в ягуар и быстро уехал. Будто призрак: был он вообще или только привиделся? В тот день настроение у нас было испорчено безвозвратно.

Что ж… наконец, пришло время рассказать вам пару слов об этом человеке поподробнее. История сама привела нас к нему. Речь пойдет о судье, что приговорил отца Тимми к смертной казни…»

…

– Какое место занимает этот человек в механизме вашей истории?

– Хотите услышать, что он тоже важный винтик? Нет. Вовсе нет. Он… непреодолимая сила, которая все разрушила.

…

[1]Автор цитаты – Жавнерович Михаил Кузьмич – советский белорусский следователь по особо важным делам, был известен стопроцентной раскрываемостью дел, но в дальнейшем признан виновным в превышении должностных полномочий, сокрытии преступлений (изнасилований и убийств) и пытках.