«Даже выйди я против стрыги, чувствовал бы себя увереннее!» — мелькнуло в голове, но он тут же отогнал эту мысль сжимая и разжимая кулаки. Он знал, как ломаются те, кто впервые переступает через чужую жизнь. Знал, как их трясёт потом, как мерещатся убитые в каждом углу.
«Что, если с ней что-то не так?» - думал он, глядя на закрытую дверь, - «Если это уже не та Зэрин, которую я знаю? Ведь произошедшее могло вызвать у неё шок, но что, если последствия окажутся глубже?»
«Что, если всё-таки придётся вторгнуться к ней в разум?» - мысль эта была неприятна, но он решил пока оставить её при себе, списав все переживания на навалившуюся на него усталость.
Марагвейн поднял руку и уже собрался постучать, но остановился: кто-то вёл тихий диалог с Зэрин.
«Эдвард?.. Нет, кажется, ещё один женский голос. Трудно разобрать…»
Он тихо постучал, будто взвешивая каждый удар и не дожидаясь ответа толкнул дверь. Та бесшумно отворилась. В маленькой комнатушке на кровати сидела Зэрин. На ней была красивая сорочка, расшитая на ресакский манер: подол был украшен замысловатыми узорами, также как и рукава с горловиной. Эта ночная рубашка была одной из тех вещей, что он давеча купил для неё на рынке.
Девушка по началу не заметила его, она молча расчёсывала свои короткие, мокрые волосы гребнем. На мгновение замерев, она приподняла голову и слегка повернув голову странно посмотрела в его сторону. Её взгляд был холодным, почти чужим. Затем лёгким кивком головы она дала ему понять, что он может войти.
Инквизитор вошёл в комнату и осторожно обошёл кровать. Каждый шаг давался с неимоверным трудом — он страшился увидеть её рану. Травница молча наблюдала за ним, и ему казалось, что в её взгляде было что-то не так.
Наконец, в какой-то момент он увидел аккуратно, насколько это было возможно зашитый шрам на левой щеке девушки. Рана была свежей, но хорошо обработанной.
Заметив его взгляд, Зэрин произнесла: — У госпожи Риссы золотые руки…
Он выглядел весьма удивлённым, так как действительно, было стойкое ощущение, что этому шраму уже несколько лет.
— Она целитель? — удивлённо спросил Дум.
— Нет, я и сама не поверила своим глазам. Просто у Риссы много целебных мазей, думаю даже господин Книжник позавидовал бы.
Его широкие губы тронула слабая улыбка, она вела себя, как прежде: — При должном уходе быстро заживёт, и практически не останется следов.
Девушка кивнула: — Я даже не знаю, как её отблагодарить…
Опустив взгляд, она вновь сделалась какой-то грустной и отстранённой, и заново принялась расчёсывать волосы. Дум заметил, как её движения стали более резкими, нервными.
Бегло осмотревшись, он заметил столик, на котором стояла небольшая ваза с цветами. Взяв стоявший возле него табурет, он поставил его перед подругой и сев неловко положил руку ей на колено. Зэрин вздрогнула, и он тут же убрал её. Девушка выпустила гребень и поймала его руку. Гребень упал на пол. Она подняла на него алые глаза и произнесла: — Ты же ведь знаешь, что в Ресакие короткие волосы для девушки означают, что она опозорена и обесчещена? Я же всю жизнь стригла волосы на асестский манер…
Её голос дрожал, и она отвела взгляд в сторону. Это взволновало его.
— Ещё будучи ребёнком, когда Градимир привёл меня в Пучай, соседские дети смеялись надо мной из-за моих волос и глаз. Только Радим и Пустимир защищали меня, а я всем забиякам говорила, что сожгу их… И спустя столько лет всё так и случилось. Иронично, да?
Одинокая слезинка скатилась по её щеке.
— Я… я… — её полные губы дрожали, — всё ещё чувствую запах сожжённой плоти, я чувствую его пепел на своей коже…
Он обнял её, и девушка вновь вздрогнула. Затем, вцепившись в него своими маленькими руками, она заревела горячими слезами.
— Дум, я не хотела этого, но мне было так страшно! — голос её дрогнул, но было слышно, что она пыталась держать себя в руках.
Он ничего не говорил, лишь гладил её прямые волосы. Она всё сильнее сжимала его.
— Ты впервые кого-то убила?
Девушка молча кивнула. И они какое-то время сидели вот так, пока Зэрин наконец не успокоилась.
Утерев покрасневшие от слёз глаза, она спросила его: — Ты помнишь своё первое убийство?
— Я его прекрасно помню. Боюсь, что не смогу никогда забыть его.
Его ответ слегка удивил девушку.
Инквизитор устало улыбнулся и откинулся назад, уперевшись спиной в стену. Растрепав волосы, он запрокинул голову, насколько это было возможно, вновь странно улыбнулся и расстегнув несколько пуговиц куртки, наконец произнёс: — Первым, кого я убил, был мой старший брат. Да, не делай такое лицо, ты не ослышалась — я убил своего старшего брата.
Зэрин замерла на мгновение.
— Что ты помнишь об Асесе? О наших традициях? – опустив голову, продолжил Дум.
— К сожалению, совсем мало. Ведь меня забрали оттуда, когда мне не было и пяти лет.
— Помнишь ли ты о Пяти правящих династиях?
Она отрицательно замотала головой: — Очень смутно, практически ничего.
Похоже, у него получилось отвлечь её от дурных мыслей. Хотя бы на время.
— Я так и думал. Как я уже говорил, я из Принцев крови. Мой род входит в одну из правящих династий.
Травница внимательно слушала, ведь Дум редко бывал столь разговорчив.
— Однако я не был прямым наследником. Им был мой старший брат. И так получилось, что я убил его.
— Как… как это случилось?
Он какое-то время молча смотрел на неё, словно не решаясь продолжать. Зарина впервые видела его таким неуверенным.
— В моём поступке нет чести или доблести. Мой брат был редкостным мерзавцем, который упивался своей властью. Но даже он не заслужил такой смерти.
Дум на мгновение замолчал, после чего продолжил: — Его звали Зено, Зено Марагвейн. Он был на два года старше меня. Зено должен был стать наследником Дома Марагвейн. Меня обучали как его защитника. Лучший мастер меча Асеса был моим наставником.
Зарина была поражена услышанным.
— А твой брат? Как так получилось, что ты убил его?
Он какое-то время молчал, собираясь с мыслями.
— Я… я должен был быть его защитником, оберегать его от несчастий. Вместо этого мне пришлось стать его тенью. Тенью, что скрывала грязь. Зено позорил наш род: постоянные пьянки, драки, долги… — его пальцы сжались в кулак, ногти впились в ладонь. — Отец и мать закрывали на это глаза и мне приходилось терпеть. Но, однажды он пересёк черту. Дочь местного кузнеца… Она была дорога мне. Когда я узнал, что он опорочил её… — Дум осёкся, вспоминая, дрожавшую девчонку с разорванным платьем и мертвецким взглядом — Именно тогда я решил, что убью его.
Зэрин напряглась, её рука дёрнулась, будто хотела коснуться его, но передумала.
— Он любил хвастаться, стоя на краю оврага - Змеиного Кряжа. И я заманил его в то место... Помню, какой в тот вечер на горизонте горел закат. - Дум криво усмехнулся.
— В тот день братец перепил даже себя. Отливая на самом краю обрыва, Зено бормотал, как «заслужил право наслаждаться жизнью», как «слабаки» позорят Асес. - он замолчал, вспоминая, как ветер трепал накидку брата.
- Я подошёл сзади. Не думал. Просто… толкнул.
- К моему сожалению, там оказалось не так высоко, как я рассчитывал. Клянусь Создателем, его можно было бы назвать счастливчиком, если бы при посадке он не напоролся на древесный сук. Скорее всего, он выжил бы…
— А как ты собирался сказать родным, что он погиб?
— Я бы просто сказал, что в пьяном угаре он не удержался, верхом пустив коня в карьер и сорвался вниз.
Марагвейн невесело усмехнулся:
— Я спустился. Не сразу, но всё-таки спустился. Я стоял возле него, наблюдая, как жизнь постепенно покидает это слабое тело, как кровь пенилась на его губах, а из брюха торчал здоровенный кусок осины. И его чёрные глаза сперва смотрели пьяно, как у тупой скотины. Потом в них вспыхнула злоба. Он понял, что это был я. А в конце… - он невольно сглотнул и Зэрин впервые увидела, как дрогнула его рука — В конце в них было… некое подобие смирения. Будто он ждал этого.
— Но ты не знал про сук, — тихо сказала она.
— Нет, — выдохнул он. — Я думал, он разобьётся. А вышло…
— Ты жалеешь о содеянном?
Её рука скользнула по его щеке, и только в этот момент он понял, что плачет. Тихо, беззвучно, горячие редкие слезы стекали по его лицу.
Положив свою руку поверх её, он грустно улыбнулся:
— Не надо меня жалеть, милая Зэрин. Ведь самое паршивое, что это не слёзы сожаления, а слёзы от осознания того, что в каждой из жизней я бы поступил также…
Девушка нежно улыбнулась ему. Её глаза загадочно блеснули и в какой-то момент их губы слились в внезапном, страстном поцелуе. Этот поцелуй был жадным, горячим и в нём содержалась вся боль и тяжесть пережитых событий.
Дум страстно прижал её к себе, чувствуя, как её тело дрожит. Он понимал, что сейчас им обоим нужно забыться, хотя бы на время. Забыть о страхе, о боли, о потере. Их объятия становились всё крепче, а дыхание — тяжелее. В этом моменте не было места словам. Только тепло их тел и биение сердец.
Даже спустя время, он так и не смог вспомнить, кто сделал первый шаг.
