
Прощай, Джейк!
2 поста
2 поста
2 поста
2 поста
19 постов
7 постов
4 поста
3 поста
17 постов
6 постов
48 часов. Нет ничего важнее первых 48 часов. Я смотрю на стрелки, что обреченно несутся по кругу. Три минуты, и от надежды не останется и следа. Где же ты, братишка?
Поначалу я ждал его к шести. Он иногда задерживался после школы у своего друга Митьки. Мишка да Митька. M&M я их еще называл. Тот жил совсем рядом с нами, в соседнем доме. К себе брат Митьку звал редко. Еще бы! У Митьки дома бабушка, добрая да ласковая, и борщи, вкусные да горячие. А у нас что? Я до вечера в институте, а мама… Нет, мама у нас хорошая. Просто работает много, да еще и вахтой. В общем, я за старшего.
В шесть реклама по телевизору резко прервалась выпуском вечерних новостей. Это-то меня и отрезвило. Я оторвался от готовки. Оставил подгорать любимые Мишкины котлеты. Макароны к тому времени как раз уже разварились.
— Миш? — позвал я брата. Глупо, конечно, но так уж работает наш мозг. Старается избегать странность происходящего. Ищет, где бы срезать, как бы объяснить.
«Прячется?» — подумал я тогда. Он любил так делать. В этом мы были похожи. Помню, во втором классе я напугал родителей до смерти. Банальная история. Верхняя полка шкафа, полотенца, простыни. Уснул. Искали меня долго, в итоге так и не нашли. Пришлось помочь им, вылезти. Ух и отлупил же меня тогда отец! Это дело он любил. Я прятаться, а он после меня бить. Наверное, хорошо, что после рождения брата папка ретировался подальше от нас. Спасибо ему за это.
— Миш, вылазь! Есть пойдем, — я брата за прятки никогда не ругал. Наоборот, даже поощрял. Пыль за диваном и шкафом он протирал на отлично. А под кроватью и вовсе можно было не убираться.
— Миш? — я как раз туда заглянул. Пол блестел, почти сверкал. Только вот Мишки там не было.
Странное чувство — тревога. Она как эхо, как надвигающийся поезд, про который ты знаешь — он прибудет по расписанию. Остается только подождать.
— Миш, ну вылазь, блин! — я приправил голос щепоткой гнева. Верный способ отпугнуть тревогу — начать злиться.
Между холодильником и стеной расстояние было не больше двадцати сантиметров, но туда я тоже заглянул. Мишке хоть и исполнилось недавно семь, на вид больше пяти никто не давал. Маленький он был, крохотный. Ручки тоненькие, ножки худенькие. В этом мы отличались. И сейчас, и в детстве я выделялся упитанностью. Раскрашены мы тоже были по-разному. Мишка, он как солнышко: светленький, бледный, голубоглазый. А я вот «весь в отца», как говорила мама. Почему в отца, непонятно. Мама ведь тоже была кареглазая, смуглая.
«И что же это папка от нас ушел?» — думал я иногда с сарказмом.
Нет, за холодильником никто не прятался. На полках тоже. За диваном — пусто.
«Прибытие поезда ожидается через десять минут», — я не планировал впадать в панику так быстро. Какая ерунда! Подумаешь, задержался у Митьки на полчаса.
Котлетки на кухне совсем развонялись. Выключив под ними огонь, я схватил со стола сотовый.
«Сразу надо было ему звонить», — поругал я себя. Но так уж работает наш мозг.
Гудки раздавались с равными интервалами, но иногда мне казалось, что с последнего прошло слишком много времени, а следующего еще не было.
— Алло? — говорил я неуверенно, а в ответ все тот же гудок.
Набрал еще раз. Ноги от волнения понесли меня из кухни в гостиную. Ну или в зал, как называла ее мама.
«Поезд прибыл», — а вот и паника!
Левое ухо, то, что было свободно от моего гудящего мобильника, услышало другой. Мишкин. Из его комнаты.
Если бы я сначала позвонил, то, может, и не испугался бы в ту секунду так сильно. Подумал бы, что: «Ага, Мишка, прячешься!». Но эту стадию я уже прошел. Мишки не было дома. Не было его ботинок, его синей курточки. А сотовый был!
В комнату к брату я ворвался как ураган. Звук доносился из шкафа. Туда пятью минутами ранее я уже заглядывал и теперь не понимал, каким образом мне удалось не заметить Мишкин рюкзак. Может, из-за цвета? Этот портфель из темно-коричневой кожи мы с мамой купили ему на первое сентября в этом году.
— Как у шпионов! — восхищался Мишка.
До этого был сезон супергероев, а еще раньше — период динозавров. Но на шпионах Мишка застрял совсем надолго.
«Хочу как у Штирлица, хочу как у Штирлица!» — клянчил он.
Ну Штирлиц, так Штирлиц. Купили, подарили. И если бы только этим и закончилось! Дальше пошли шифры.
— Яка текабяка прикавекатствукаюка! — выводил Мишка сквозь смех.
— Чего? — я играл тупицу.
— Тыка дукаракак! — Мишка не останавливался.
— Сам ты дурак! — пришлось его приструнить.
Он тогда расстроился, что, оказывается, его супершпионский тайный шифр давно уже всем известен. Пришлось рассказать ему про азбуку Морзе. Я тогда не думал, что Мишка втянется. Надеялся, поиграется чуток да и бросит. А он — нет.
— Точка, точка, точка, тире, тире, тире… — когда слова еще ладно. Потом в ход пошли постукивания. Руками по столу, ногами по полу.
— Ну хватит, а! — я, конечно, возмущался, хоть и редко. Один раз — тогда в лифте, когда мы поднимались вместе с соседом сверху. Миша, увидев в его лице зрителя для своего нового таланта, принялся настукивать по панели лифта.
— И Вам добрый день! — ответил ему мужчина. А как звать его, я и не знал. Мы с соседями в целом не очень общались.
Я отключил вызов.
— Миша! — крикнул я зачем-то.
Страх — он как свет. Его нельзя потрогать, и сам по себе он не существует. Страх лишь излучается, а вот от чего именно — выбирать тебе. Кто-то боится темноты. Кто-то пауков. А кто-то — обычного школьного портфеля.
— Миша! — мой голос дрожал.
Я набрал другой номер. Митькин. Вернее, его бабушки.
— Миша у Вас? — в обычной ситуации я бы сначала поздоровался, но назвать ее такой язык не поворачивался. — Как нет?
Портфель, на который я смотрел, засмеялся.
— Миша! — закричал я уже в который раз, когда положил трубку.
В ответ лишь тишина — второй источник моего страха. Я оглядел Мишкину комнату. Больше ничего не глумилось надо мной. Разве что немного помятая постель. На столе валялись листки с морзянкой, но это обычное дело. А рядом… Рядом стоял стакан. Его я тоже не заметил, пока искал брата.
Ведь я искал брата, а не этот дурацкий стакан, который, в ту самую секунду, когда я его коснулся, был все еще слегка теплый. Теплый! Из института я вернулся в 17:30. Горячий чай остывает минут за 50. Значит, с Мишей мы разминулись на жалкие десять минут!
Столько же у меня ушло, чтобы одеться и выскочить на улицу. Еще за минут пятнадцать я успел обежать весь наш дом — старую пятиэтажку, и несколько соседних. Заглянул в ближайшие магазины. Пусто. Вернее, многолюдно, но Миши среди всех этих чужих лиц видно не было.
Я бежал, а когда останавливался, слышал биение сердца. Тогда я начинал идти, но удары не становились тише. Бывало в моей жизни такое, когда случалось сильно испугаться. А потом все налаживалось, проходило, и я думал: «Ну что же ты, балда, зачем?» Хотелось вернуться и не тратить время на пустые волнения. Теперь же, вспоминая эту мудрость, я не мог заставить себя ей следовать. Не мог и все!
Во дворе, где я в тот момент находился, зажглись фонари.
«Семь вечера!» — завопил я про себя. Почти час я потратил впустую. А дальше… Дальше все как всегда. Полиция, поиски, опросы. Пока патрулировали дворы, поймали парочку закладчиков. Плохие у нас дворы, нехорошие. А как Миша пропал, мне они стали видеться еще мрачнее и зловещее. И как я брата отпускал сюда гулять?
Всю первую ночь я провел на ногах.
— Отдохни, сынок, — советовал мне майор. Как он представлял себе это, я понятия не имел. Но в квартиру я несколько раз поднимался. Взять вещи брата для поисков. И себе для обогрева. Соседи, с которыми я пересекался в подъезде, мне сочувствовали. Кто-то словом, кто-то делом.
— Держись, — подбадривал меня тот, что жил сверху. Даже обнял. Крепко.
А за что держаться-то — не сказал. За надежду? А на что? Что Мишка просто убежал и скоро вернется? Он, конечно, мальчик со странностями. Чудно́й, как говорила мама. Взять хотя бы снова морзянку. Когда Миша научился ее не только воспроизводить, но и улавливать, мы все выдохнули. Прекратились постоянные постукивания. Зато начались те самые странности.
— Собака морзит! — разбудил меня брат посреди ночи. Было это неделю назад.
— Чего? — возмутился я.
Собачий лай нас тогда и вправду доконал. Взялся из ниоткуда, без предупреждения. Спать мешал жутко! И главное — непонятно из какой квартиры. То ли снизу, то ли сверху. Думал, встречу в подъезде кого-нибудь с собакой, так и узна́ю. Но этого не случилось. Обзванивать квартиры я тоже не решился. Мы с соседями в целом не очень общались.
— Собака морзит! — повторил брат, когда я поднялся.
— Миш, она лает просто. Иди спать. — ответил я.
Да, чудно́й он, Мишка. Придумал же такое! Но чтобы сбежать? Нет, это не про него.
В шесть утра, когда я наконец вернулся домой, было еще темно. На улице и в квартире. Только в комнате у Мишки горел свет. Ночник в виде беленькой у́точки, торчащей из розетки. Миша, он ведь темноты боялся очень. Мы с ним даже комнатами поменялись, чтобы только ему к ванной поближе быть. Бывало, засижусь до ночи, а из коридора топот — Мишка в туалет скачет, обгоняя страхи. Куда он такой сбежал бы, а?
Плакать мне в жизни приходилось редко. В детстве немного, в школе, когда случалось подраться. Над фильмами иногда. Но зайдя в то утро в комнату к брату, я разрыдался. Увидел ее пустую, и как полилось. Мысли, идеи и догадки, где же он может быть, что же с ним случилось, атаковали меня. Я же не первый год живу, многое знаю. Про мир, про гадость. И все это начало мне видеться вокруг Мишки. Будто поглотило его в моих фантазиях. Страшно.
А ведь я тогда еще ничего матери не сказал. Думал, может, все же убежал. Может, найдется. Не нашелся.
— Пропал? — было ее первое слово после моего признания.
— Да.
— Выезжаю, — второе, и мама бросила трубку.
Поезд, груженный тревогой, стоял на путях в моем сердце и не думал двигаться дальше. А тот, что вез маму, мчался где-то в тысячи километрах от нашего города.
На вторую ночь я все же поспал. И не только из-за неимоверной усталости. Собака перестала лаять. Спасибо ей за это. Снился мне, конечно же, Мишка. Во сне я тоже искал его, только там он, в конце концов, нашелся. В шкафу на верхней полке. Проснувшись, я первым делом заглянул туда, хоть и знал — бесполезно все это. Так и оказалось. Жестокая реальность!
И вот от бесценных 48 часов оставалась лишь минута. Если за следующие 60 секунд дверь не откроется, и за ней не окажется Мишки, то по статистике вероятность его нахождения упадет до звонкого нуля. 58… 59… 60. Все.
Я грохнулся на колени. Думал, только в фильмах так бывает — драматично. Но нет. Я заплакал. Тревогу уже всю разгрузили, и на ее место приехал поезд с безысходностью. Мне всегда казалось, что безысходность — зверь довольно безобидный. Я не знал, что у нее такие клыки.
Оттащив себя в комнату к Мишке, я сел за стол. Руки, меня не спрашивая, начали шарить по поверхности, ползать. Что они хотели отыскать, я не знаю. Но так уж работает наш мозг. Пытается занять себя, отвлечь от важного. Глаза тоже не отставали.
«СПАСИ», — зацепились они.
А сверху — точки и тире. Я взял в руки этот клочок бумаги, успокоил их наконец. Но прочитав следующую строчку, я вновь задрожал.
«МЕНЯ. СПАСИ МЕНЯ», — было написано дальше.
Я вскочил на ноги. Снова тревога. На этом текст заканчивался, оставались лишь тире да точки.
— Что за черт? — спросил я у листка. Он мне, естественно, не ответил.
Зато алфавит висел рядом, прямо перед столом.
— Тире, тире, тире — это О, — я вертел головой. То вверх, то вниз. Записывал буквы.
— Тире, точка — Н. Тире, тире — М. Точка — Е.
Чем дальше я продвигался, тем страшнее мне становилось.
— Тире, точка — Н. Точка, тире, точка, тире — Я. ОН МЕНЯ…
«Какая глупость! Это просто детские игры», — мысль крутилась в голове, но остановить меня она была уже не в силах.
— ОН МЕНЯ УБЬЕТ, — прочитал я. Букву Т я тоже расшифровал, хоть, итак, было понятно, что это за слово. Наверное, как и с шестьюдесятью секундами, я все еще пытался надеяться.
Я не верю в призраков. Я не верю в духов. И во все паранормальное, хоть и люблю книги и фильмы про всякое мистическое. Но тогда, впиваясь глазами в жуткие строки, на секунду я не сомневался — я верю. Да еще как!
— Миша! — закричал я снова. Начал оглядываться.
Наверное, поэтому никогда не иссякнет поток поклонников потустороннего. Армии ясновидящих и их обожателей. В моменты уязвимости мы все подвластны их влиянию. Разум и здравый смысл не может удержать нас от падения. Падения, вызванного горем. А горе — оно никогда не закончится.
Вот и я купился. Жуть проникала до самых костей. Как холод, как мороз. Я застучал зубами.
— Где ты? — мы снова играли в прятки. Только теперь — если Мишку не найти, он не вылезет из-под тумбочки с радостным воплем победителя. Не выпрыгнет из за шторы. Не вернется обратно. Никогда.
Я медленно вздохнул и чуть быстрее выдохнул. Это еще не конец.
«ПОМОГИ МНЕ», — еще одна строчка.
В этом году декабрь не был суров, как мог бы. Топили тоже неплохо. Но пот, льющийся со лба, принадлежал лишь страху.
— Тире, тире — М. Точка, точка — И. Тире, тире, тире, тире — Ш.
Я боялся идти дальше. Не хотел поднимать головы. Но буква А уже встречалась раньше.
ПОМОГИ МНЕ МИША
Нет, это письмо предназначалось не мне. Его написал брат, и он же являлся получателем.
ОН БЬЕТ МЕНЯ И НЕ КОРМИТ УЖЕ НЕДЕЛЮ
МИША
ТЫ СПАСЕШЬ МЕНЯ?
Я чувствовал, что карандаш начинает исчезать в моих руках. Конечно, он был на месте. Просто мои пальцы совсем онемели.
ОН ОТРЕЗАЛ МОЙ ХВОСТ
ОН БЬЕТ МЕНЯ
КОГДА ТЫ СПАСЕШЬ МЕНЯ
МИША
ПРИХОДИ СЕЙЧАС
ПОКА НИКОГО НЕТ
Я ЗДЕСЬ…
Поверх слов я видел лицо моего брата. Моего маленького братика, который обожал котят, щенят и всех четвероногих. Который был как солнышко. Светлым и добрым.
НАВЕРХУ
Вот почему я не встретил его на улице. Вот почему мы не пересеклись во дворе. Миша даже не выходи́л из подъезда!
— Собака морзит… Собака морзит… — повторял я себе. Тому себе из прошлого, который как последний дурак проморгал все на свете. — Идиот!
В одних тапочках я выбежал на лестничную площадку. Десять ступенек — раз, десять ступенек — два. И вот я уже стою у двери. Преисполненный животным безумием я зачем-то звоню в звонок. Позволяю себе постучать кулаками, когда через секунд тридцать никто не открывает. Пинаю дверь ногами. Наконец, она сдается.
— Что? — выглядывает голова соседа. Того самого, который обнимал меня. Крепко. Того самого, который…
«Понял морзянку в лифте…» — вспоминаю я про себя, и от сомнений не остается и следа.
— Где Миша? — я дергаю дверь на себя, не позволяю ее захлопнуть. Сосед этот — всего лишь старик. Мерзкий, дряхлый и… В одном лишь халате.
— Проваливай! — кричит он мне. Тянет ручку двери. Огромное пузо обнажается, когда он начинает переступать из стороны в сторону. В бороде я вижу кусочки яичницы.
— Где Миша?! — мне страшно. Мне страшно, что я потерял так много времени. Что ничего уже не исправить.
Бью его по роже. Глупая мысль, но мне совсем не хочется касаться этого урода. Я замахиваюсь ногой и попадаю ему прямо в живот. Кажется, что моя стопа погрязнет в нем и застрянет. Но вместо этого мерзавец падает на пол. Я бью его дальше. Он стонет и кричит. Мне все равно.
«Только бы не было поздно…» — все мои мысли.
Я прохожу в квартиру. Она воняет. А может, мне все это просто кажется. И следы крови на полу. Может, это просто мое воображение.
— Пожалуйста… — я говорю уже вслух.
Может, и детский ботинок, который совсем как у брата, мне тоже мерещится. И курточка. Синяя. Может, это просто совпадение.
— Пожалуйста!
Я не верю в бога, но в тот момент мне хочется, чтобы он существовал. Чтобы он был таким, каким его описывают — защитником и благодетелем.
Дверь в спальню чуть приоткрыта. Свет в ней выключен. Только тьма, как черная дымка, пытается вылезти наружу.
— Он ведь боится темноты! — кричу я зачем-то, даже не замечая, что заикаюсь. Я не знаю, пот льется у меня по щекам или слезы?
Я захожу. Нащупываю на стене выключатель.
— Пожалуйста… — успевают прошептать мои губы, прежде чем закричать.
Мне 53, и я не убил ни одного человека. А ведь именно столько и было Великому и Ужасному Курту Лоско, который посетил нас однажды. Ну хорошо, то были земные 53 года. На нашей же планете время летит гораздо быстрее. Пока я писал эти строки, мне уже стукнуло 54.
Я не убил еще ни одного человека, ведь после Лоско ни одна из их жалких конечностей не касалась нашей выжженой напалмом красной почвы. А если бы такое и произошло, очередь, что выстроилась передо мною, обвила бы планету десятки раз. А ведь мне уже 55.
О да, ненависть наша не знает границ. Гора, что мы превратили в памятник его зверствам, не даст забыть моему поколению, также, как всем последующим, что есть наша цель. Даже в свои 56 я не перестаю думать об этом.
"СМЕРТЬ ЛЮДЯМ!" - высечено у ее подножия.
Эти же слова были последним, что сказал мой отец, когда покинул нас на 60 году жизни. В том же возрасте упокоилась и моя мать. Три года осталось, чтобы и мне постичь мудрость их лет.
Я пытался узнать, что же именно сотворил Лоско, но она лишь повторяла: "Смерть им, двуногим. Смерть!". Видимо, так оно и должно быть. Не мне с ней спорить в свои 58.
Сейчас я стою у камня, где высечен наш злейший враг, но кроме его злого лица разобрать уже ничего не получается. В 59 зрение уже не такое, что было в 53.
Я обернулся вокруг себя, взглянул на небо. Алый горизонт. Белое полотно. Как жаль умирать, но это то, что происходит с нами со всеми в 60. Может именно это и есть проклятие Лоско.
На глаза упала красная пыль - моя высохшая кожа. Из последних сил я закричал:
"СМЕРТЬ ЛЮДЯМ!"
Не хотелось выходить из дома в такую ночь. Слишком уж хороша была девка, что спала в моей постели. Теплая, мягкая. Бедра пышные, взбитые. И как только она умудрилась отрастить их на воде да хлебе? А кожа! Будь моя воля, содрал бы да и таскал везде с собою. Может в жены ее взять?
Капли били по крыше - звали меня. Я еще немного поигрался с рыжими кудрями, да пора было вставать. Дождь в наших краях - дело не частое. А уж если ему и приспичит, то будь добор - поднять свой зад, хоть в день, хоть в ночь.
Кольчуга заняла свое место на груди, обвила шею. Еще мой отец носил ее, покуда его не загрызли. Помню, как говорил: "Эти твари шею любят. Она для них все равно что медом намазана." А вот брюхо то он почти и не закрывал. А зря!
Меч я взял в этот раз легкий, из алюминия. Негоже тупить сталь об ползущих выродков. Даже среди чудовищ есть своя знать! Жаль, от дождя они научились прятаться.
Выйдя за дверь, я потушил фонарь.
— "Доброй ночи, бледноликая." - луна и без того светила, что надо.
Я припал к земле. Капли отплясывали от голой почвы, от камней, от уже набежавших глубоких луж.
— "Попался..." - а в одном месте и от пустого воздуха. Силуэт из брызг, прозрачный и длинный, двинулся в мою сторону.
Я занес меч над правым плечом, мельком вскинул голову к небу.
— "И хорошей нам с тобой охоты!"
В мире, где есть доступ к практически всем музыкальным произведениям, когда-либо созданным, слушать в сотый раз одно и то же, возможно, не лучшая идея. Но относительно Ayreon я так и поступаю.
Если еще не слышали об Ayreon, то советую скорее бежать в Интернет и вбивать это ИМЯ в гугл. Ayreon - здесь нужно выделить Arjen Anthony Lucassen - это, по моему скромному мнению, величайший музыкант и создатель музыки на Земле. Под его крылом было записано несколько великолепных альбомов с участием выдающихся музыкантов и исполнителей. Альбомы его - это не просто набор песен со схожей тематикой - это ОПЕРА, это ИСТОРИЯ!
The Human Equation - Роковая ошибка, и вот ты в коме! Взаимоотношение отцов и детей, дружба, любовь и предательство, обернутые в слова и музыку.
The Theory of Everything - мой фаворит. История о гении, его борьбе и поиске уравнения, способного объяснить всё! Не могу выделить какую-либо одну песню, поэтому вот вам милое видео с Марко Хиетала, который исполняет там роль Rival.
Into the Electric Castle - несколько человек из разных мест и времен оказываются в некотором новом для них измерении. Где они, и что их ждет? Да, это Дженсон! Аннеке и Марселла тоже навсегда в моем сердце!
Надеюсь, хотя бы эти три альбома кого-нибудь заинтересуют. А там еще есть! Очень советую посмотреть записи концертов. Мало того, что это просто напросто восхитительная музыка, так и еще РЕАЛЬНО качественно снятое и смонтированное произведение.
И последнее! Кроме невероятного таланта, Ayreon еще и самый милый человек на земле!
И фанат НФ! Что за смесь! Эх, я лох, не успела купить билеты на его концерт в 2023. Но может им он откроет сезон!
После того неудачного раза, когда “Игра Эндера” сыграла с ним злую шутку, они разговаривали лишь однажды. Марти все никак не мог найти подходящего момента, который, словно парад планет, требовал слаженности многих факторов.
Начать, хотя бы, с него самого. Не видя перед собой Венди, не ощущая ее присутствия, он не имел сомнений, что вступить с ней в разговор проще простого.
𑁋 “Привет! Хотел извиниться. В прошлый раз я тебя обманул.” - так он планировал начать.
𑁋 “Что?” - она его, конечно, тогда не запомнила, и теперь хмурила брови, пряча их за дужками круглых очков в синей оправе.
𑁋 “Игра Эндера. На самом деле она мне тоже не понравилась.” - отвечал ей Марти в своих фантазиях.
В них она - красивая и предсказуемая - не пугала его ни пристальным взглядом, ни столь желанной улыбкой. Чего нельзя сказать про страшную реальность, где даже еле различимые очертания ее пышных цветастых юбок где-то в конце коридора заставляли Марти поворачивать то влево, то вправо. Куда угодно, лишь бы не в объятья его дрожащих коленок и потных ладоней.
Прошли все выходные, понедельник и вторник, прежде чем Марти смог соорудить историю, достойную для пробы пера. В школе, почти на каждой перемене, ему приходилось запираться в кабинке туалета, чтобы творить там подальше от любопытных глаз. Вооружившись карандашом, ластиком и парой листов, вырванных из тетради по биологии, Марти выводил слово за слово, иногда полностью стирая написанное. Перекладывать текст из своей головы на бумагу оказалось труднее, чем он предполагал, но Марти и не думал останавливаться.
К четвергу его первый рассказ был готов. Он прочитал его, наверное, раз двадцать, прежде чем считать его таковым. Однако некоторые предложения не всегда звучали складно. Необходимо было правильно делать паузы и ставить ударения на определенные слова. На какие именно знал только Марти, поэтому свою дебютную историю он зачитал Дженни вслух:
𑁋 “Когда ядерная война наконец закончилась, на Земле не осталось ни победителей, ни побежденных. Остались лишь выжившие. Люди объединились против их нового врага - холода.” - Марти громко произнес слово “Люди”, сделав после этого короткую паузу, а затем еще одну, более длинную, сразу перед “холодом”.
𑁋 “На Антарктиду теперь был похож не только Северный полюс, но и весь остальной мир. Европа, Америка и даже Африка. Ресурсов становилось все меньше, а температура опускалась все ниже. Люди продолжали умирать, и оставалось так мало тех, кто мог бы решить эту проблему. Одного из таких звали доктор Фейнман. Он был не только гениальным изобретателем, но и безнадежным мечтателем. Когда другие начинали сдаваться, он продолжал идти вперед. Доктор Фейнман никогда не выходил из своей лаборатории. Она была организована в старом заброшенном ледоколе на Аляске. Там он пытался использовать атомный двигатель корабля как источник огромного количества энергии. Но по его расчетам, этого объема хватило бы только на несколько лет работы. То, что доктор Фейнман искал, была идея. Идея, как использовать запас энергии за один раз, но так, чтобы это могло согреть Землю. Он знал, что до того, как он ее найдет, двигатель нельзя было приводить в действие. Поэтому он продолжал свои исследования. В это время в остальном мире начинался твориться хаос. Люди дрались друг с другом за остатки еды и дров. Люди убивали. Бывшие друзья становились врагами, а родные люди чужаками. Постепенно они добрались бы и до Фейнмана. С помощью собственноручно разработанной системы оповещения, он знал, когда за ним придут. У него не осталось никого, кто мог бы его защитить. Но у него были все эти люди, которых необходимо было спасти. Все, что он хотел, - это время. Он не спал ночами, чтобы успеть, и через несколько дней его изобретение было готово. Это было устройство, состоящее в основном из усилителя микроволнового излучения и внутренностей обычных микроволновок. Доктор Фейнман потратил еще целый день, проверяя расчеты. Все должно было работать. Он собирался разом использовать энергию атомного аккумулятора, чтобы распространить микроволны в радиусе тысячи милей. Это растопило бы снег и лед, позволив Солнцу достигнуть земли и согреть ее. И это вызвало бы цепную реакцию, так как освободившаяся почва продолжала бы поглощать солнечные лучи и передавать тепло дальше. Что и хотел доктор Фейнман. Он также соорудил устройство дистанционного запуска двигателя, чтобы убраться подальше от источника микроволн и при этом иметь возможность управления. Он не хотел умирать. В его планы входило увидеть результат своих трудов. Однако, когда он наконец собирался покинуть свою лабораторию, на радарах он увидел людей. В тот момент они были в безопасности, в нескольких милях от границы радиуса действия. Времени не оставалось. Доктор Фейнман нажал на кнопку. Конец.”
P.S. Это не Баттхед! Это Ричард Фейнман!
Теперь он слушал внимательно, не пропуская мимо ушей ни единого слова.
𑁋 “Свою соломинку из телепортов он запустил прямо в центр Земли, в ту часть, которой она была повернута к Марсу…” - читал мужской голос.
𑁋 “Соломинка… Значит мне не показалось…” - подумал Тони, чувствуя подступающую к вискам боль. Такое порой случалось в моменты особого напряжения. Но сформулировать точно, что же его так задело, он не мог. Единственно, что Тони ощущал наверняка, был Марти, который будучи так далеко и неизвестно где, вдруг дотронулся до его плеча, и от этого прикосновения кровь в его жилах заледенела.
Тони слушал, и чем дальше, тем больше ему хотелось увидеть того, кто это читал. Он продвинулся ближе, дойдя почти до края книжной полки, но рассказчика все еще не было видно.
𑁋 “Да это просто совпадение…” - убеждал он себя, дыша все быстрее и заходя все дальше.
Наконец он полностью вышел из укрытия, показавшись в проходе между полок во всей своей красе: высоко вздымающаяся грудь, красное лицо и круглые, широко раскрытые веки, полные удивления и не скрываемого интереса. И Тони не просто увидел читающего - он встретился с ним взглядом, на долгие секунды уставившись в его зеленые, испуганные, глаза.
Глаза человека, которого застали врасплох.
Марти все еще летал в облаках, когда его окликнули. Услышав свое имя, он лишь ускорил шаг, так как быстро понял, кому принадлежит голос. Звук скрежета колес доносился все ближе, пока наконец он не догнал его за спиной, при этом резко оборвавшись. Марти пришлось остановиться и, принимая неизбежное, повернуться назад.
В детстве они часто играли в прятки. В их разные вариации. Иногда папа просто отворачивался к стенке, прикрывая глаза, и считал до тридцати. Как только он произносил громкое “Раз”, Марти и Дженни бежали искать, куда бы им юркнуть. Первое попавшееся место отводилось сестре, и уже затем в одиночку Марти прятал себя. Стоило больших усилий научить Дженни не кричать Давай я залезу за диван! или Вот сюда, в шкаф!.
𑁋 “Тише, дурочка!” - шипел он на нее, в то время как отец прерывал свой счет и извещал их громко сквозь смех - “Я все слышал!”.
Еще какое-то время ушло на то, чтобы донести до Дженни, что хихикать при звуке приближающихся шагов - это плохая идея. Здесь уже отец преподавал ей урок всякий раз, когда такое происходило.
𑁋 “Дженни, я же тебя слышу!” - говорил он, отодвигая занавески или заглядывая под стол, где она сидела - “Ах ты любишь посмеяться? Сейчас я тебе дам много посмеяться!” - и его руки прыгали ей на живот и ребра, зарываясь в них пальцами.
𑁋 “Хватит! Пап, хватит! Ахахаха!” - давясь смехом, верещала она. Даже когда он прекращал свои щекоточные пытки, Дженни хохотала еще минуту или две, катаясь по полу и держась за бока.
Да, тогда они много смеялись. Вспоминая раннее детство, когда они с отцом проводили так много времени вместе, снимки тех дней представали перед глазами у Марти в светлых тонах и ярких красках. Будто лето длилось весь год, и солнце никогда не переставало светить.
Отец читал им на ночь, готовил свой знаменитый омлет с сахаром, собирал с ними пазлы и катал на спине. Его в их жизни порой было даже больше, чем матери. Конечно, она тоже им готовила, целовала в щечку и желала сладких снов, но от нее не исходило той ауры, которую излучал отец. Будто его намерения шли от любви, чистой и искренней, в то время как ее от обязательств.
Но однажды пришла зима, и все изменилось. Она наступила, и с тех пор над их домом не переставал идти снег, грязный и мокрый, с проморзглыми ветрами и стужами. В тот год на своем седьмом дне рождении, сидя в гостинной и окруженный отцовской заботой, Марти не мог и представить даже в самом худшем кошмаре, что в свой восьмой он будет прятаться от отца, еле сдерживая вовсе не смех, а слезы. Он знал и помнил точную дату, после которой их жизнь наполнилась страхом и серостью. Восемнадцатого декабря, 1992. За неделю до Рождества.
Отец тогда еще работал риелтором, продавая в их медленно растущем городке новые и старые дома. Приходилось частенько мотаться в соседние, но зато иногда он мог позволить себе вернуться домой пораньше или вообще никуда не уезжать. Так и в тот день он не упустил шанса и собственнолично приехал забрать сына из школы. Марти так обрадовался, увидев отца и его Форд Торэс, что даже позабыл попрощаться с Тони, помахав ему уже с заднего сидения.
В целом Марти хватило бы и этой поездки домой, но к его восторгу отец завернул в сторону центральной улицы, где перед Рождеством каждое здание и почти каждое дерево украшались гирляндами и цветной мишурой. Инсталляции с оленьей упряжкой, еще пахнущие лесом еловые ветки и стеклянные шары, расписанные картинками по библейским мотивам, вскружили мальчику голову, и он, сам не свой, скакал вокруг отца, держа его то за левую, то за правую руку. Они вышли прогуляться и может быть купить что-нибудь вкусное домой. Марти глазел на все подряд, иногда бросая взгляд на отцовское лицо, которое не переставало улыбаться, когда бы он этого не делал.
Уже на обратном пути, сжимая в одной ладони отцовскую руку, а в другой прозрачный пакетик со сладостями, среди которых кроме всего прочего затесалась лакрица, Марти почувствовал, как его папа резко остановился. Сам он ничего не замечал, так как на ходу разглядывал эти странные черные полоски, свернутые в тугие спиральки, и все пытался понять, как взрослые их вообще едят. Наверное, думал он, это единственные конфеты, за которые им не приходится драться с детьми.
То, что заставило отца замереть на месте, был другой мужчина, судя по виду преклонных лет. Седины на его редких волосах почти не наблюдалось, но глубокие морщины и свисающие как у шарпея дряблости на шее вполне выдавали его возраст. Молочно-голубые глаза казались потухшими и безжизненными, как у мертвеца, а высокий рост, в котором когда-то, возможно, заключалась сила и стать, теперь выражал лишь хрупкость высохшего тела.
𑁋 “Здравствуй, Бенджамин.” - обратился мужчина к его отцу. На этих словах он сложил на груди руки и, широко расставив стопы, выпрямился, перестав выглядеть таким уж немощным. Отец же, наоборот, будто ужался, втянув в себя шею и придвинув поближе плечи.
𑁋 “Папа?” - голос его дрожал - “Что… ты тут делаешь?”
Марти поднял голову и посмотрел на отца. Увиденное напугало его. Раньше, когда ему случалось чего-то бояться, он всегда мог довериться смелости папы, его бесстрашию. Но теперь у него у самого на лице был написан страх, почти ужас, и Марти не знал, что делать в такой ситуации.
𑁋 “Вот. Тебя приехал навестить, сынок. Еле отыскал.” - продолжал говорить мужчина - “Хорошо выглядишь.”
Отец открывал и закрывал рот, не в силах что-либо ответить. Слова срывались с его губ в виде шумных вдохов и выдохов, застревали в горле и снова проглатывались.
𑁋 “А это должно быть мой внук?” - спросил мужчина, переведя взгляд на Марти. Он поздоровался - “Ну привет! Как тебя зовут?”
Все еще держал сына за руку и, услышав эти слова, отец потянул Марти себе за спину, обретя наконец дар речи.
𑁋 “Не… не разговаривай с ним! Даже не смотри на него!” - воскликнул он, чем привлек внимание нескольких пар глаз из толпы. Марти послушно спрятался за ним, вытягивая вперед голову и таращась на незнакомца. Тот выглядел спокойным и, казалось, нисколько не удивился такой бурной реакции.
𑁋 “Вылитый ты в детстве.” - улыбнулся он. Несмотря на уличный шум, Марти услышал, как громко сглотнул его отец.
𑁋 “Что тебе нужно?” - спросил он - “Какого черта ты здесь?”
𑁋 “Не злись, Бен. Я просто хотел тебя увидеть. Узнать, как ты живешь.” - мужчина подмигнул Марти - “Познакомиться с твоей семье.”
Отец заставил себя двигаться дальше и начал обходить его по кругу, направляя за собой сына.
До их автомобиля оставалось совсем ничего, и он намеревался поскорее до него добраться.
𑁋 “Нет! Уходи!” - крикнул он старику - “И не приближайся к моей семье!”
𑁋 “Бен… послушай… Нам нужно поговорить.” - мужчина поворачивался следом за нами - “Что если я навещу вас на Рождество?”.
Отец остановился.
𑁋 “ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ!” - он завопил во весь голос - “Когда ты уже сдохнешь?”
Мужчина покачал головой, громко цокнув. Он достал пачку сигарет из кармана черного драпового пальто, свисающего до пола, и подцепив одну их них, направил к себе в рот. Правая сторона губ продолжала сжимать сигарету, когда он заговорил, так что у Марти создалось впечатление, что перед ними никто иной как представитель итальянской мафии. Разве что шляпы при нем не было.
𑁋 “Ты все еще дуешься, Бен?” - спросил он сочувственно - “Не нужно, сынок. Все это в прошлом.”
Только что пятящийся назад, теперь отец порывался вперед, как цепной пес, скалясь и выкрикивая проклятия.
𑁋 “Ты больной ублюдок! Ты все мне испортил! Знаешь сколько сил я потратил… чтобы забыть? Зачем ты опять появился?”
На этот раз незнакомец извлек из недр своего пальто металлическую зажигалку, которой сразу же воспользовался. Обхватив пальцами тлеющую сигарету, он крепко затянулся, а затем выдохнул тонкую струйку дыма в их с отцом сторону.
𑁋 “А ты не изменился, Бенни. Все такая же истеричка.” - усмехнулся он.
𑁋 “Садись в машину, Марти.” - не глядя на сына, скомандовал отец - “Живо!”. Тот сжал покрепче кулек со сладостями и бросился в сторону.
𑁋 “Приятно было познакомиться, Марти!” - услышал он в след.
Тогда Марти еще не знал, что все происходящее круто изменит его дальнейшую жизнь. Он даже немного расстроился, что его прогнали так быстро, но с заднего сидения открывался отличный вид на то место, где стоял его отец. Марти вздрогнул, увидев, как тот набросился на мужчину, схватив его за воротник и как следует встряхнув. Он что-то кричал, но что именно, Марти не слышал. Мужчина же продолжал быть спокойным, растопырив руки в стороны и лишь изредка пуская густые клубы дыма прямо в отцовское лицо. Иногда он посмеивался. Наконец отец отпустил его, отойдя немного назад, но лишь чтобы замахнуться как следует и врезать кулаком ему по челюсти. Со своего зрительского места Марти приглушенно охнул, закрыв ладонями рот. Отец сказал что-то еще и двинулся в его сторону. Даже отсюда Марти заметил, как тяжело он дышал.
Мужчина удержался на ногах и в это время вытирал рот тыльной стороной ладони. Сигареты в зубах у него уже не было. Он не спускал глаз с отцовской спины и через несколько секунд, резко сорвавшись с места, последовал за ним. От увиденного, Марти сначала закричал в закрытое стекло, но после догадался его опустить:
𑁋 “Пап, сзади!”
Отец повернулся, заставив незнакомца замедлить шаг, а затем и вовсе остановиться. Через открытое окно до Марти донесся его разъяренный, но все еще полный издевательской насмешки, голос:
𑁋 “Вы с Марти также близки, как были мы с тобой?”
Ответа на это не последовало. Отец просто отвернулся от него и буквально побежал к машине, обогнув ее спереди. Плюхнувшись на водительское сидение, он не сразу смог попасть ключами в замок. Ему пришлось придерживать дрожащую руку, чтобы наконец завести автомобиль и тронуться с месте.
𑁋 “Кто это был, пап?” - спросил его Марти, когда они немного отъехали.
𑁋 “Никто!” - прикрикнул на него отец.
По дороге домой они еще раз остановились, но не у булочной или кондитерской. Из магазина отец вышел с черным пакетом, содержимое которого звонко полязгивало при каждом его шаге, а после на переднем сидение, куда он его положил.
Когда наконец они добрались до дома и припарковались у гаража, отец не спешил выходить. Марти тоже ждал, но скудное детское терпение быстро закончилось, и он не нашел ничего лучше, чем протянуть отцу лакричную пастилку.
𑁋 “Иди домой.” - ответил ему тот. Марти не видел его лица, поэтому решил, что папа просто не заметил его руку. Он придвинул ладошку поближе, почти касаясь руля, но отец продолжал игнорировать ее существование.
𑁋 “Иди в дом, Марти!” - повторил отец и отшвырнул его руку. Лакрица упала на пол.
𑁋 “Ты чего, пап?” - заволновался Марти. На сей раз тот обернулся.
𑁋 “ИДИ! ДОМОЙ!” - прокричал он. Но мальчик даже не пошевелился, с изумлением уставившись на его глаза, где на нижних веках скапливалась блестящая влага. Когда одна из капель, ставшей совсем тяжелой, соскользнула по отцовской щеке, Марти очнулся и выскочил на улицу.
Весь вечер отец провел в машине, опустошая содержимое черного пакета и периодически ругаясь с женой. Она то возвращалась, громко хлопая входной дверью, то снова уходила к отцу. Ужинать им с Дженни тоже пришлось в одиночестве.
𑁋 “Почему мама с папой не с нами?” - спрашивала она его, на что Марти лишь пожимал плечами. В ту ночь отец в первый раз спал в гостинной.
Постепенно звук звенящих бутылок стал привычным в их доме и больше не привлекал внимание. Сначала он напивался исключительно в машине, после работы, заваливаясь на диван уже в бездыханном состоянии. Иногда у него не получалось доползти, а может он просто забывал, в какую сторону открывается входная дверь, так что поутру его спящее тело подпирало ее снаружи. Марти даже умудрялся находить это забавным.
Но совсем скоро ему стало не до смеха. В январе отец начал пить сразу в доме, так сказать не вставая с дивана, и всякий раз, попадаясь ему на глаза, Марти все больше знакомился с его новой личностью. А уже в феврале она, полностью раскрывшаяся, вовсю порола его ремнем.
В моменты трезвости и просветления, что случались все реже, отец вел себя с Марти вполне нормально, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что было до той странной встречи с незнакомцем. Они больше не держались за руки, не обнимались после долгой разлуки и не смотрели телевизор, прижавшись друг к другу, как это бывало раньше. Отец отстранился от сына, стараясь вообще его не касаться, кроме как ремнем, и Марти не понимал почему. После каждой следующей взбучки он ругал себя за то, что досаждает отцу, честно ища в себе причину, но с каждым следующим разом все меньше улавливал связь. Наконец Марти просто смирился.
На работе себе такого позволить не могли. Регулярные опоздания, стычки с коллегами и жалобы от клиентов сделали свое дело, и к началу следующего года отец превратился в безработного. Еще какое-то время у него ушло на поиски новой, пока он окончательно не остепенился на заправочной станции.
Жену и дочь он почти не кошмарил, разве что иногда мог облить их звонкой бранью, выбирая слова поострее да похлеще. Марти же это блюдо доставалось всегда и только на первое. Поначалу он все ждал, когда мама вступится за него и прекратит отцовские злодеяния, но та лишь стыдливо отворачивалась и уходила в другую комнату. Должно быть, думал Марти, она что-то знает. Объяснение, почему все должно быть так и никак иначе.
Через два года такой жизни Марти совсем к ней привык, лишь изредка вспоминая былые времена. В мыслях о них он всегда обращался к вопросу, кто же в итоге виноват? Могла ли беда обойти их стороной, и что для этого нужно было сделать? Может быть маме стоило быть по-настойчивее, и не дать отцу оступиться, упав в эту бездонную яму под названием алкоголизм. Может быть тогда спящие внутри него демоны никогда бы не проснулись, обнажая свои клыки, готовые к бойне.
Все так или иначе сводилось к тому дню. Минуя свое двенадцатилетие, Марти знал от мире достаточно, чтобы начать выдвигать собственные теории. Люди мечтали о космосе, о далеких планетах, они писали о путешествиях, прыжках во времени, порталах и невероятных технологиях, способных победить любую болезнь. Многое человечество уже воплотило в реальность, наполнив мир чудесными открытиями и изобретениями, в которые порой сложно было поверить. Чего стоит уже ставший таким привычным и обыденным самолет. Многотонная махина из стали и груды человеческих тел, летящая где-нибудь над океаном и поддерживаемая лишь воздухом и молитвами особо пугливых. Это лишь малая часть из того прекрасного, что сотворили люди, и о чем успел узнать Марти.
Но на другом конце, во мраке и зловонии, хранились вещи, о которых не принято говорить. О них он тоже был осведомлен. И вовсе не из книг, пропитанных фантазиями авторов, не со страниц с вымышленными рассказами. О таком люди не мечтают. Из новостей и обрывок фраз, из разговоров и сплетен, из реальных историй, Марти знал, что иногда люди совершают чудовищные поступки, после которых раны на душе никогда не затягиваются. На душе у тех, кого они изувечили.
“Вы с Марти также близки, как были мы с тобой?” - вспоминал он, и ужасные догадки о том, что подобное случилось и с его отцом, навязчиво лезли к нему в голову. То, от чего тот так старательно убегал всю свою жизнь, и что все таки догнало его в тот злополучный день, положив на плечо гниющую руку и заставив обернуться. Порой Марти ненавидел свое яркое воображение, годами оттачиваемое за непрерывным чтением книг.
Незнакомец в пальто, вот кто всему виной. Вот кто осквернил их любовь. Кто поджег хлопковое поле, в конце концов спалив его до тла. Вот кто украл у него папу. Возможно, рассуждал Марти, по его милости он сидит сейчас в подвале, окруженный тьмой и безнадегой. Когда-то давно, еще задолго до его рождения, этот человек толкнул фигурку домино, и она упала сначала на его отца, а позже и на самого Марти.
В детстве они часто играли в прятки. В их разные вариации. Иногда отец завязывал себе глаза плотным льняным шарфом и сразу же начинал их искать, шаря руками по воздуху. Марти помнил, что лучшая его стратегия заключалась в том, чтобы прижаться посильнее к стенке и не издавать ни звука. Обычно отцу требовалось немало времени на его поиски, в то время как хохочущая и бегающая туда-сюда Дженни ловилась практически мгновенно.
Вот и сейчас Марти снова собирался поиграть в прятки. На сей раз с Честером. Вряд ли бы тот согласился обвязать глаза шарфом, поэтому Марти придумал кое-что получше. Стоя перед одной из ламп и сжимая в руке простынь, свернутую в длинную мягкую трубку, он долго не решался сделать этот опасный шаг, пути назад после которого уже бы не было.
Как и в шахматах, здесь не существовало гарантированно выигрышной партии, и успех в значительной степени зависел от тупости противника. Догадается ли Честер, войдя во мрак комнаты, что свет погас не просто так? Как быстро он это поймет? Как скоро отреагирует? И хватит ли у Марти времени?
Ответы на эти вопросы скрывались за гранью между настоящим и будущим, и Марти ничего не оставалось, кроме как собрать все свое мужество в кулак, а лучше в два, и накинув простынь на лампу, с силой потянуть ее вниз. Та упала, но не с грохотом и звоном бьющегося стекла, а тихо и гулко, попав ровно в центр заботно подложенной подушки. Наполовину подвал погрузился во тьму. Еще через несколько минут уже полностью.
Марти подошел к бетонной двери, расположение которой помнил наизусть. Прижавшись к стене с той ее стороны, где в первую очередь возникал просвет открывающейся двери, он принялся выжидать. Шел пятый день недели, вроде бы как вечер, поэтому Марти был уверен, что Честер вот-вот появится. Что делать после, он тоже продумал, но план этот состоял из сплошных сучков и задоринок. Пару раз им овладевала паника. Он обхватывал себя за плечи и по стенке сползал вниз, тихо скуля и причитая. В тишине ему казалось, что дверь дрогнула, и он вскакивал обратно.
Наконец, она и вправду открылась. Полоска света упала на пол, становясь все шире и обличая тень Честера. Марти перестал дышать.
𑁋 “Марти?” - позвал его тот.
Дверь распахнулась еще немного, но достаточно, чтобы позволить Честеру без проблем потискнуться в подвал.
𑁋 “Ты где?” - он сделал еще пару шагов - “Я что, забыл включить тебе свет?”
Ладони у Марти так всоптели, что он почувствовал бегущие вниз по коже дорожки. Он уже мог видеть хорошо освещенную спину Честера и ручку, с обратной стороны двери.
“Сейчас!” - скомандовал он себе и бросился к ней. В прыжке Марти шагнул раз, потом другой, и через секунду уже стоял там, где еще не ступала его нога. По другую сторону от двери. Пальцы сгребли продолговатую рукоять и потянули ее на себя. Марти все еще видел затылок Честер, когда дверь скрыла его за собой.
“Как-то слишко просто.” - промелькнуло у него в голове, но ликование, пусть и с примесью первобытного страха, вытолкнуло эту мысль.
Марти захлопнул дверь до характерного звука, который слышал так много раз, но плотно сжатые ладони все никак не хотели отпускать ручку. Он потянул ее так сильно, упершись ногами в пол, что сомнений в закрытости двери совсем не осталось. Наконец пальцы разжались, и он смог повернуться назад.
Его взору открылось помещение, длинное и узкое. Так же как и в месте его недавнего заточения, стены в нем не достигали в высоту и семи футов. Как и пол, они были покрыты темно-серым бетоном. Потолок, возможно тоже, но из-за ярких и частых ламп, расположенных по всей его длине, Марти не мог сказать точно. Где-то в конце этого длинного коридора виднелась еще одна дверь.
Спустя всего лишь пары биений сердца, он, дрожа всем своим телом, обернулся назад, вспомнив о своем продуманном плане. У Честера была его магнитная ручка, с помощью которой он в любую секунду мог бы отворить дверь и выйти к нему. И Марти в первую очередь собирался это предотвратить.
“Снаружи она должна чем-то запираться. Да, точно должна. Наверное…” - размышлял он днем ранее, когда планировал свой побег.
Теперь же он шарил глазами по всему ее периметру, ища что-то похожее на засов или замок. Его зрачки бешено вращались, проходя по кругу уже не в первый раз, но все никак не могли найти спасительной детали. Секунды длились медленно, а может, думал Марти, он и в самом деле мешкается здесь слишком долго, и Честер уже достал свою ручку, чтобы приложить ее к двери. Звуков за ней не издавалось, но это лишь сильнее накаляло бушующую в нем тревогу. Когда он осознал, что найти ничего не получится, так как ничего и не было, его легкие принялись усиленной сокращаться, как поршни выпуская горячий воздух. Вместе с ним выходил и его сдавленный крик.
𑁋 “Ааа… нет… ааа… ну как так… Ааа…”
Марти попятился назад, продолжая глядеть на дверь, но та все не открывалась.
“Почему он не выходит?” - снова спросил его мозг, и какая-то его часть уже готова была сдаться, чувствуя подвох и тщетность всех дальнейших действия. Но его другая отчаянно сопротивлялась.
Марти развернулся и бросился в противоположный конец коридора, все время оборачиваясь и иногда ударяясь плечом о стену. У двери на крючке висела одежда. Брюки, рубашка и кожаный ремень. На полу стояла пара черных лакированных ботинок.
Марти посмотрел на дверь, тоже бетонную, и ему показалось, что он все еще сидит в своем подвале. Она была абсолютно пуста, без единой ручки или замка. Без надежды на то, что он мог бы ее открыть. Он еще какое-то время бессильно пялился на нее, все шире раздвигая веки, а затем, истошно закричав, принялся лупить руками по ее шершавой поверхности. Плечо, которым Марти, словно тараном, со всей силы набрасывался на дверь, уже начало ныть, когда он услышал скрип в петлях. Дверь отворилась, но вовсе не та, что была нужна ему.
Звук этот донесся сзади. Марти не хотел, но все же обернулся. От страха он немного наклонился вперед, высоко подняв плечи и согнувшись в коленях. Челюсть его ходила ходуном, будто от лютого мороза, и он с трудом заговорил.
𑁋 “Я должен был попытаться.” - сказал он Честеру и самому себе.
𑁋 “Конечно, Марти.” - ответил мужчина с пониманием - “Ты должен был.”
Он стоял в дверном проеме, а за его спиной клубилась тьма. Тьма, в которую Марти совсем скоро придется вернуться. Он тоже не двигался, лишь дрожал, судорожно втягивая воздух в возникшую внутри него пустоту. Будь у него машина времени, Марти возвратился бы не на четыре недели назад, а к тому моменту, когда обе лампы в его подземелье все еще горели. Так сильно он жалел о том, что сделал.
𑁋 “Давай поговорим, Марти. Сегодня пятница, время клуба.” - вновь заговорил Честер мягким, почти ласковым голосом - “Хорошо?”
Марти опустил взгляд на пол, словно нашкодничащий щенок, и слегка потряс головой. Честер не смог обмануть его благодушными речами, и страх никуда не делся. Лишь смешался с безысходностью.
𑁋 “У меня есть для тебя история. Это никак не связано с тем, что ты тут учудил. Я планировал ее рассказать.” - большим и указательным пальцем он потер свой подбородок - “Однажды, когда мне было лет пятнадцать, отец заметил на дорожке у дома цветок. Простой такой, я уже и не помню… кажется обычный одуванчик. Но он рос прямо на асфальте. Как-то умудрился пробиться сквозь него. Понимаешь, прямо раздвинул его собой. Ты слушаешь?”
Марти вновь кивнул, но эта была ложь. Волна понимания, что ему снова приходится слышать этот треп, очерствевший ему не меньше, чем отсутствие свободы, только достигла его сознания. Он плакал, тихо всхлипывая, сквозь слезы представляя, что все могло бы получиться. Что он мог бы быть сейчас на воле и бежать, громко зовя на помощь.
𑁋 “Так вот…” - продолжал заливать Честер - “мой отец этот цветок приметил и…” - он усмехнулся - “...прямо помешался на нем. Все время, когда мы проходили мимо, он останавливался и начинал… Смотрите, это настоящее чудо! Сила природы! Красота жизни! Мой брат, конечно же, ему подпевал. Как вспомню, ну и бред.” - он замотал головой, а затем изменил голос на детский лад - “Это как с людьми, папочка. Кто-то также пробивается через невзгоды и становится сильным. Бла-бла-бла.”
Честер открыл рот и высунул наружу коричневый от сигарет язык. Он поднял к нему два пальца, изображая тошноту, и снова продолжил.
𑁋 “Я думал, отец помрет от восторга. Марти, как верно ты сказал. Бла-бла. Отец любил такое.” - он резко улыбнулся - “Но они не долго радовались. Однажды утром мы нашли цветок раздавленным. Кто-то впечатал его ботинков прямо в асфальт.”
“Кто бы это мог быть?” - с сарказмом подумал Марти.
𑁋 “Ну да, это был я.” - со скромным хвастовством подтвердил его догадки Честер - “И знаешь, мне стало ТАК хорошо. Ты не представляешь, насколько! Словно камень с души. Тогда то я и понял, что так и нужно поступать. Так я и делал и продолжаю делать, понимаешь, Марти? Все эти слова о том, что просто пройди мимо, не обращай внимание… Все это пустой звук. Зачем тебе что-то терпеть, если можно просто взять и устранить все то, что тебе мешает? Понимаешь? Взять и уничтожить.”
Марти поднял на него свой взгляд и удивился, что не замечал раньше, насколько его лицо уродливое и отталкивающее. Как он мог не видеть этого раньше? Как его угораздило сесть к нему в машину, когда у того большими красными буквами на лбу написано Безумец.
𑁋 “Ладно…” - вздохнул Честер - “...пора тебе вернуться назад.”
Марти покорно двинулся в его сторону, размышляя о том, как бы ему протиснуться мимо Честера в этом узком коридоре. И немного, где-то на заднем фоне, о том, что с ним будет дальше. Сделав всего лишь пару вялых шагов, ему пришлось остановиться.
𑁋 “Стой!” - приказал ему Честер - “Возьми там, на вешалке. Ты знаешь.”
Марти не знал, но снова взглянув на крючок, быстро догадался, что его вряд ли интересуют брюки или рубашка.