Yoklmn1

В самом начале 90-х довелось мне работать с ветераном-фронтовиком. Он часто рассказывал о произошедших с ним на войне историях. Оснований не верить ему у меня не было, он не хвастался подвигами, а скорее описывал военную рутину. Звали мы его Фёдорович. На фронт он попал осенью 1944-го восемнадцатилетним пареньком и к окончанию войны был уже опытным солдатом. Одна из историй, рассказанных им, произошла или непосредственно в День Победы, или через день-два после него. Я за давностью лет запамятовал. Их подразделение расположилось тогда в немецкой деревне. Утром несколько солдат отрядили в находившуюся неподалёку рощу на заготовку дров. Взяв пилы, топоры и, само собой, стрелковое оружие, они не спеша пошли к ней по дороге. Когда до рощи оставалось несколько сот метров, оттуда неожиданно выскочили несколько немецких танкеток и на полной скорости помчались прямо на них. Танкетки, так он их назвал. Может быть бронетранспортёры или лёгкие танки. Естественно, Фёдорович и его сослуживцы побежали от них. Противотанковых средств у них не было, а стрелковка в чистом поле против бронетехники бесполезна. Немцы не стреляли. Необходимости не было, а стрелять по бегущим русским солдатам из куража был не 41-й год. Очевидно, немцы остановились в роще, чтобы дождаться ночи и попытаться под покровом темноты уйти к союзникам, чтобы сдаться им, а когда поняли, что их вот-вот обнаружат, решились на отчаянный прорыв. В Германии населённые пункты часто располагаются на расстоянии видимости друг от друга. В считанные секунды из всех окрестных селений начался шквальный артиллерийский огонь и танкетки были мгновенно уничтожены. Поскольку Фёдорович с товарищами были ближе всех к подбитой технике, то они первыми и оказались около неё. Живых не было. Из люка одной танкетки свешивался немецкий полковник, а из его кармана вывалились золотые часы на цепочке, которые и стали трофеем Фёдоровича. Правда, часы очень приглянулись командиру полка и он предложил обмен, от которого Фёдорович, будучи рядовым, естественно, не мог отказаться.

Только спустя годы, вспоминая этот рассказ, я осознал ту оперативность, с которой отреагировали советские танкисты и артиллеристы на появление немецкой бронетехники. Те несколько сотен метров, что разделяли немцев и наших солдат, мчащаяся на полной скорости лёгкая бронетехника должна была преодолеть максимум за полминуты. Но советские отцы командиры умели грамотно расставлять боевое охранение. Боевое охранение не расслаблялось, а соблюдало бдительность, не поддаваясь победной эйфории. Умеющие воевать наблюдатели и наводчики среагировали мгновенно и не дали немцам ни единого шанса преодолеть эти несколько сотен метров, при этом стреляя по стремительно движущимся целям с расстояния, видимо, не меньше километра. Из этого мелкого эпизода, рассказанного простым пехотинцем, я узнал больше, чем из мемуаров военачальников, какую мощь в конце войны представляла из себя Красная Армия. По-видимому, это и была главная причина, почему наши "союзники" не решились на операцию "Немыслимое".

Регулярно какой- нибудь упоротый, как правило из соседней недостраны, в своём желании подчеркнуть звериную бесчеловечную суть советского режима обязательно упомянет как заградотряды безжалостно расстреливали красноармейцев, пытающихся под вражеским натиском покинуть свои позиции, заставляя их вернуться обратно. На попытки возразить, что контролировать на поле боя ведущих бой вооружённых мужчин, тыча им в спины стволами пулемётов, нет никакой возможности, следует утверждение, что оппоненты лично общались с чудом выжившими жертвами расстрелов войск пулемётами заградотрядов. Оставим эти утверждения на их совести.

Как это могло быть в реальности, будь это правдой, что на передовой сытые лощёные НКВДшники огнём заставляли пехоту возвращаться в окопы? Присылают молоденького лейтенанта из училища в батальон НКВД в ближнем тылу. Командир батальона матерится, у него за последнюю неделю восемь лейтенантов на передовой выбило, а прислали только одного. Лейтенанту в спешке дают пару солдат с пулемётом, посылают их в стрелковый полк, а оттуда в батальон с требованием выделить им роту, которую они будут контролировать. Командир пехотного батальона тоже матерится, в который раз придурков присылают вместо выбитых, у него взводных не хватает, а НКВДшники офицеров почём зря изводят, выделяет посыльного и они сытые лощёные отправляются на передовую. Перед отбытием командир напутствует:
Лейтенант, третьего дня в соседнем батальоне ваши связиста свинцом нашпиговали. Решили, что дезертир. Так их той же ночью кто-то гранатами забросал, немецкая разведка, не иначе. Вы там поаккуратней."

К переднему краю ползут по грязи в красивых мундирах НКВД, всё простреливается. Кое-как добираются, если повезёт. Командир роты, узнав цель визита, не высовываясь из окопа, машет рукой назад. Там, говорит, в пятистах метрах окоп ваших артиллерия накрыла, они там и лежат, нам не до них. Ночью можете обустраиваться. Лопаты? Какие лопаты? Нет, у нас разжиться нельзя. Ночью они ползут, прячась от ракет, к своему окопчику, из которого должны будут расстреливать отступающую роту. По быстрому забросав своих тонким слоем земли, чтобы не так сильно воняло, к утру роют рядом окопчик единственной выпрошенной у пехоты сапёрной лопаткой, наспех маскируя его. Окопа хватает, чтобы только согнувшись пересидеть в нём день, не привлекая внимания немецких корректировщиков. Чумазые и выхлебавшие всю воду из фляжек, по нужде только под себя. Ночью лейтенант посылает бойца сползать к подопечной роте с просьбой дать воды для попить и помыться. Командир роты с ухмылкой говорит, что воды чуть только для своих и советует ползти в батальон. Присутствующие пехотинцы ухмыляются. По какой-то непонятной причине не любят здесь этих из заградотряда. Под утро боец с водой в лоханке, выпрошенной в батальоне, наконец добирается до своих. Под утро, поскольку заблудился и полночи искал свой окопчик, который высохшие от жажды лейтенант со вторым бойцом немного расширили. Помыться воды не хватит, слишком мало.

Так проходит несколько дней. По ночам вокруг ползают пехотинцы, кто в тыл, кто обратно, может кто-то из них дезертирует, а кто-то решил к немцам податься, но лейтенант помнит совет быть аккуратнее и не торопится выполнять инструкцию, выданную на этот случай. Заканчивается выданный сухпаёк. Лейтенант сам отправляется в батальон в надежде связаться со своими и узнать, почему не присылают обещанную смену или хотя бы продукты. Грязного и оборванного его приводят в блиндаж комбата, где собравшиеся офицеры начинают ржать над его видом. Присутствующий там командир подопечной роты ржёт громче всех: Вот это чучело должно будет нас расстреливать. Отсмеявшись, комбат говорит лейтенанту, что машину снабжения батальона НКВД вместе со сменщиками разбомбили немцы и чтобы в ближайшие дни не ждал. Потом приказывает отвести лейтенанта к хозяйственникам помыться и дать ему хлеб и консервы, всё-таки ещё пацан, что с него взять.

А утром после артподготовки немцы наконец начинают наступление, вокруг всё грохочет, лейтенант впервые за все эти дни при свете дня выглядывает из окопа, чтобы понять, что происходит. И тут же получает пулю в глаз, то ли шальную, то ли снайперскую. Через два дня в батальон НКВД в ближнем тылу, потерявший на передовой десять офицеров за последнюю неделю, присылают выпустившегося из училища молоденького лейтенанта...