
Славянская мифология. Крипи. Мара, Велес, Карачун.
9 постов
9 постов
3 поста
7 постов
13 постов
Автор Н. Сарыч. Повесть публикуется с разрешения автора.
Глава 14
Вальтер действительно был не такой, как все. Даже близкие друзья считали его, что называется, «не от мира сего». Прочие же и вовсе почитали ненормальным. Он обладал сказочной красотой, и девушки, которые сталкивались с ним волею судьбы, влюблялись в него с первого взгляда.
Однако, как только Вальтер решался произнести хоть слово, девушки утрачивали к нему всякий интерес. При особях женского пола он становился рассеянным, терялся и забывал разговорный язык. В светских разговорах он был полным профаном, развлечения сверстников с самых юных лет его не интересовали.
Мир природы привлекал всё его внимание ещё с детства, мир естественных наук был его зазеркальем. Когда в средней школе на уроке прекрасного очаровательная фрау Виндишгрец попросила детей принести частичку живой природы, которая вызывала бы у них восхищение и про которую они могли бы рассказать что-нибудь интересное, Вальтер Лаудон принёс препарированного таракана. Он, конечно же, хотел рассказать и показать, как совершенно поработала природа над этим уникальным созданием. Когда он положил его на стекло микроскопа, девочки завизжали, некоторых одноклассников тошнило, а сама фрау Виндишгрец стояла у доски с крепко сжатой в руках указкой и была не в состоянии вымолвить ни слова.
С тех пор, как Лаудон поступил в университет, он полностью отдался науке. Его жутковатая для других работа очень помогала ему в познании жизни. Наука подарила ему целый мир со своими откровениями и загадками, и он существовал в этом мире, и был счастлив, пока в его мир не ворвалась тайна, которую его любимая наука не смогла объяснить.
И ключом к этой тайне была женщина, сидящая сейчас перед ним. Поэтому Вальтер без обиняков начал разговор.
- Меня зовут Вальтер Лаудон. – Представился он.
- Вы предок знаменитого генерала? – Поинтересовалась собеседница.
- Генерала? – Не понял Вальтер.
- Историческая личность, про него даже сложена песенка. – Пояснила баронесса.
Вальтер пожал плечами.
- Я не интересовался семейной родословной.
Он задумался, решительное начало разговора было скомкано, и он не знал, как его возобновить.
Однако Лаудон был далёк от компромиссов, и, немного поразмыслив, сказал напрямик:
- Я знаю, что на вашем семейном кладбище захоронен прах Себастьяна Шлемера. Я выяснил это по фрагменту тканей, который привёз мне Карл Данкель.
- Ах, вот оно что! Карл, вездесущий Карл! – Баронесса откинулась на спинку стула. – Бедняжка, я слышала, что с ним случилось что-то нехорошее.
Вальтер поднял на неё глаза. Нет, ему не показалось, тон, которым была сказана фраза, и выражение лица собеседницы свидетельствовали о недвусмысленности сказанного.
- Вы убили его? – Медленно спросил Лаудон.
- Да, - ответила Инесс, - глядя на него своими удивительными глазами. – Его и второго вашего друга. Они сами виноваты, не стоило им быть такими настойчивыми.
Вальтер молчал, баронесса совсем выбила его из колеи, такая откровенность была черезмерной даже по его понятиям. Но, несмотря на известие о смерти Карла, он взял себя в руки. В конце концов, так было даже проще, не нужно было ничего доказывать, и Вальтер продолжил:
- ДНК останков принадлежит Себастьяну, это доказанный факт, компьютер не ошибается, он также показал, что возраст останков более ста лет. Я проверял много раз, ошибка исключена. Но Шлемеру было всего тридцать четыре. Объясните, что произошло с Себастьяном и как это возможно, и обещаю, я оставлю вас в покое.
Инесс продолжала рассматривать своего неожиданного гостя, и, чем дольше она смотрела, тем больше убеждалась в его уникальности. Она не совсем понимала, что с ней происходит, но одно она поняла точно: она не хочет, чтобы он оставил её в покое.
- Вы спрашиваете меня о том, - заговорила она после долгого молчания, - о чём я не слишком много знаю. Но кое-что я вам покажу. Подождите здесь.
С этими словами хозяйка поднялась и вышла из зала. Вернувшись, она положила на стол перед гостем большую книгу, такую старую, что невозможно было определить её возраст.
- Эту книгу оставил мне один человек. Этот человек смог бы дать ответы на все ваши вопросы.
Но, к сожалению, он давно умер.
- Магия, - прочитал Вальтер, - но я знаком с основоположениями Папюса, ничего подобного в них нет!
- Читал основоположения, - усмехнулась Инесса, - если бы вы были знакомы с основоположениями анатомии, смогли бы вы постигнуть тайну, скажем, этой вашей ДНК?
Йорген изучал это всю жизнь, он ушёл от мира, чтобы заниматься наукой.
- Значит, вы не можете объяснить мне того, что случилось?
- Я попытаюсь, но вряд ли тебе будет этого достаточно. Ты ведь не обидишься, если я буду говорить тебе «ты», ты ещё так молод. Скажи, ты знаешь, как достать мёд из сот, в которые он запечатан? Можно открыть соты, и положить их в блюдо. Мёд станет вытекать под действием земного притяжения, и, рано или поздно, вытечет в блюдо. Но можно извлечь мёд гораздо быстрее, способом, которым пользуются пасечники. Они помещают соты в центрифугу, которую начинают вращать, и центробежная сила в считанные минуты отжимает мёд и сминает соты. Вот что-то похожее произошло и с твоим другом.
- Но какая же сила сделала с ним это?
- Время!
- Время?
- Время, мальчик мой, самое неизученное явление, если человек сможет подчинить себе время, он станет богом.
- Ваш Йорген был богом?
- Почти, он был гением.
Повисло долгое молчание. Первым нарушил его Вальтер.
- Вы не могли бы дать мне на время эту книгу? – попросил он.
- Нет, - ответила баронесса, - но я могу позволить тебе остаться. Дом большой, тебе никто не будет мешать, ты можешь заниматься, сколько хочешь.
- Но вы, - замялся Лаудон, - я не стану для вас обузой?
- Нет, в свободное время ты будешь разнообразить мой досуг, это будет платой за моё приглашение. Согласен?
Лаудон открыл книгу, она была написана на латыни, между строками аккуратным почерком карандашом кто-то написал перевод. Вальтер задумался. Аспирантура, работа, в конце концов, всё можно будет уладить, книга стоит того, и он решительно сказал:
- Согласен.
Утром Инесс отправилась на кухню. Пришедший посмотреть, что происходит, Клаус с удивлением уставился на неё. Инесс улыбнулась – надо же теперь кому-то готовить. Она сама удивлялась себе, давно уже она не предполагала, что это занятие может доставить ей удовольствие. Она порхала по кухне, как будто на плечах её не лежал груз ста прожитых лет.
Когда завтрак был готов, хозяйка поднялась в комнату гостя и постучалась в дверь. Никто не ответил. Инесс толкнула дверь и вошла. Молодой человек спал, сидя за столом и уткнувшись лицом в книгу. Инесс позвала его, он не откликнулся. Тогда она подошла и потрепала его по волосам, но Лаудон не проснулся. Волосы были шелковистые и чёрные, как и у самой Инесс.
Женщина поймала себя на мысли, что ей доставляет удовольствие гладить эти волосы. Поддавшись внезапному порыву, она наклонилась и поцеловала спящего в макушку. Вальтер вздрогнул и поднял голову.
- Я не слышал, как вы вошли!
- Ты читал всю ночь, да?
- Я не знаю, я не заметил, как уснул.
- Будешь досыпать, или хочешь позавтракать?
- Пожалуй, не стоит утром ложиться.
- Тогда приводи себя в порядок, и спускайся в зал.
Через некоторое время Вальтер и Инесса сидели за столом в гостиной. У Вальтера не было аппетита, но он честно засовывал в рот всё, чем его угощали, рассеянно глядя на стол.
- Как тебе понравилась книга? – поинтересовалась Инесс.
Вальтер неопределённо пожал плечами.
- Скажите, - неожиданно произнёс он, - вчера мы говорили о смерти Себастьяна, но я не спроси вас – зачем?
Лицо Инесс стало суровым.
- Ты узнаешь об этом потом, сначала прочти книгу!
До конца завтрака они больше не разговаривали. После Лаудон поднялся к себе в комнату. А Инесс отправилась осматривать хозяйство с целью определить фронт необходимых работ. Дел наметилось много. Хозяйка слишком долго не интересовалась поместьем, и многое в нём пришло в упадок и запустение. Но баронесса была полна энтузиазма, внезапная жажда деятельности проснулась в ней. Она обсуждала с Клаусом необходимые дела, давала поручения и с нетерпением ждала вечера, когда Вальтер спустится в гостиную.
Вечером они ужинали при свечах, и Инесс пыталась расспросить гостя о его жизни. Правда, он оказался никудышным рассказчиком во всём, что касалось его лично. Зато о своей работе он мог говорить часами. В области судмедэкспертизы ему не было равных. Его собеседнице было интересно всё, она вспоминала те далёкие времена, когда в этом зале сидел Йорген и делился с ней своими удивительными познаниями. Она даже не приказала разжечь камин в обычное время, заметив, что не ощущает ставшего привычным для неё холода.
Прощаясь с Вальтером на ночь, Инесс предупредила: «Не разгуливай по дому ночью. В гостиной ночует собака, она не любит чужих».
Так стали проходить дни, Инесса занималась хозяйством, сама ездила за покупками и готовила. А когда Вальтер освобождался от чтения, они проводили время вместе. Инесс водила его в сад, на кладбище и к избушке Йоргена, рассказывала о прежней жизни поместья и его обитателях. Но чаще говорила о старике-лекаре, о его поразительных талантах и учёности, о его работе и опытах. Лаудон с удивлением понимал, что ему интересно слушать эту необыкновенную женщину, не понимал он только, откуда она так много знает. И ещё странен казался ему её материнский тон, на вид она была не старше его, но какое-то пятое чувство убеждало его, что хозяйка этого загадочного места имеет полное право на такое покровительство.
Между тем, по деревне распространился слух, что в поместье приехал родственник хозяйки по материнской линии. Инесса сама распространила этот слух, тем более что Вальтер действительно был похож на неё. На самом деле, она просто хотела пресечь иные досужие домыслы.
Шло время, Вальтер всё дальше углублялся в волшебный мир познаний, пришедший к нам из глубины веков, и собранный в этой уникальной книге, он остро ощущал недостаток своей лаборатории с современным оборудованием и доступом к всемирным знаниям, чтобы обработать полученные сведения. Но запрет был запрет, да Вальтеру и в голову бы не пришло бежать с украденной книгой, слишком он был бесхитростен. Кроме того, он начал ощущать действие непреодолимого притяжения хозяйки дома. Её несравненное обаяние пробило его защитную скорлупу, и очень скоро он стал испытывать потребность прерывать занятия не только для еды и сна. Сам того не замечая, он стал ждать момента, когда увидит Инесс, услышит её голос. Но это ещё не было любовью, это было только лёгким предчувствием, её неуловимым ароматом.
Однажды вечером, во время разговора в каминном зале, Инесс подошла к старинному серванту, чтобы показать семейную достопримечательность, о которой рассказывала. Её силуэт на фоне морёного дуба, точёный, творение Корбеллини, поразил воображение Лаудона. Её лицо, её поднятая рука казались полупрозрачными, и сквозь них своим синевато-свинцовым отсветом просвечивал фамильный хрусталь. Её волосы волшебными бликами играли в отблеске пламени свечей. Её глаза, смотревшие на гостя, сияли как две звезды.
Вальтер понял, что давно уже не слышит, что она говорит. Заметив это, женщина медленно подошла к нему и прикоснулась рукой к его щеке, он обеими руками обнял её стан и притянул к себе, утопая лицом в тепле её тела.
Дальше всё происходило как в волшебном сне, Лаудон не заметил, как начал целовать её лицо, шею и ладони. Она обвивала его своими руками, как волнами неземной нежности, лаская его волосы и плечи. И это наваждение длилось, длилось и длилось.
С того вечера Вальтер перестал заниматься книгой, а Инесс хозяйством. С утра и до утра они жили и любовались только друг другом, безумствуя во всех уголках дома. Время приостановило
для них свой бег. Они престали даже разговаривать, понимая желания друг друга с полувзгляда.
Сначала они вовсе не выходили из дома. Но их чувствам было тесно в четырёх стенах, и, забыв всякую осторожность, они вынесли свою любовь наружу, предаваясь нежным ласкам и в саду, и в лесу, сбивая с толку случайных прохожих, видевших ласкающуюся пару во владениях поместья, и недоумевающих, кто же это может быть.
По деревне поползли слухи, что в поместье творится что-то неладное. Предположения строились самые невероятные. Клаус попытался предупредить об этом хозяйку, но она только засмеялась в ответ, расцеловав Клауса. Впервые в жизни она не замечала времён года, ей казалось, что это будет длиться вечность.
А между тем, время безумств заканчивалось. Их чувства мало-помалу уравновешивались, становясь более спокойными и глубокими. Страсти улеглись, уступая место привязанности, более прочной. Они могли уже беседовать, оставаясь наедине. Радуясь жизни, Вальтер стал, однако, задумываться о заброшенных занятиях. А Инесс, пусть и нехотя, пришлось вспомнить о доме. Не желая ничего терять, они решили, что смогут совмещать одно и другое.
Странное наступило время. И Вальтер, и Инесс как будто заново открывали для себя жизнь, и в этой жизни было столько разнообразных сторон, что не хватило бы и трёхсот лет, чтобы насладиться каждой из них.
Такая простая и бесхитростная, такая мудрая и таинственная, жизнь стоила того, чтобы её прожить. Именно об этом думала Инесс однажды утром сидя на кухне. Ей стало совершенно очевидно, что надо было прожить сто с лишним лет, перенести все горести и лишения, чтобы, в конце концов, повстречать на своём пути того, ради кого стоило родиться. Впервые за столько лет она оценила радости простой жизни, когда хочется просыпаться утром и засыпать вечером уставшей, но полной надежд на грядущий день. Впервые за столько лет она стала строить планы на будущее. Она представляла, как Вальтер будет уезжать на работу и возвращаться вечером, как она будет ждать его. Шальная мысль метнулась в голове, может, она сможет родить ребёнка?
Эта мысль возродила воспоминание, чёрной тенью закрывшее все радужные мечты. У Инессы захолонуло сердце, какое-то горькое страшное предчувствие комом встало в горле. Она посмотрела в окно – светило Солнце, щебетали не улетевшие пташки. Тихо умирал на зиму сад. И это увядание добавило горечи и беспокойства в изменившиеся мысли Инесс. Она сидела, глядя в одну точку, пытаясь отогнать ощущение надвигающейся беды.
И в этот момент действительность разорвал звук. Он был чужой и одновременно до боли знакомый. С каждым ударом сердце её сжималось всё сильнее, пока не превратилось в атом. Неизбежность происходящего вдавила её в стул. Вдруг она совершенно отчётливо представила Вальтера, увидела его взгляд, услышала его голос. В глазах у неё потемнело. Нет, только не он! Инесса опрометью бросилась в мастерскую Клауса.
Вальтер стоял в гостиной перед беснующимся механизмом и пытался понять – эти часы всегда так били, или он слышит их впервые. За спиной послышались шаги. Он обернулся, это была Инесс. В руках у неё был топор, в глазах – бездна. Прежде, чем он успел что-то спросить, женщина оттолкнула его и бросилась к часам.
Топор вздымался и опускался, как будто им управляла не хрупкая женщина, а неистовая сила. Ничего не понимая, Вальтер смотрел на Инесс. Она была прекрасна даже в этой жуткой пантомиме. Однако что-то происходило с ней, она истончалась, как будто неведомая сила высасывала из неё жизнь.
Разбиваемые часы ревели, как раненый зверь. Треснувшее дерево корпуса стонало человеческим голосом. Зазвенело и посыпалось стекло, его осколки блестели в лучах осеннего Солнца как капающие слёзы.
В дверях появился испуганный Клаус. Инесс продолжала таять на глазах, окутываясь клубами зловещего тумана. Из часов, как будто стеная, сыпались стрелки, винты и пружины. Последний трагический высокий звук издала основная пружина, развинчиваясь и выталкивая циферблат. Бой прекратился, часы остановились.
Инесс обернулась, топор упал из её рук. Глядя на Вальтера полными слёз глазами, она, казалось, хотела навсегда вобрать в себя его образ. Между тем её уже почти не было видно за клубами тумана. Она пыталась что-то сказать, но только хриплое сипение вырвалось из её груди. Лицо её
страшно исказилось, и, прежде чем окончательно скрыться в тумане, она успела прошептать: «Книга – твоя!». Когда туман рассеялся, на полу в складках платья лежала только груда костей.
Через несколько дней Вальтер Лаудон ехал домой в своей машине. Выражение его лица было ещё более отрешённым, чем всегда. Рядом с ним на сидении лежала старая потрёпанная книга. На заднем сидении дремал Клаус.
ЭПИЛОГ
Учитывая необъяснимость произошедшего и предыдущие события, потрясшие Санкт-Петер, местные власти решили не давать ход расследованию происшествия. Деревенский врач, со всеобщего согласия, вынес заключение о естественной смерти последней представительницы рода Вейкингов, а именно Анны Вейкинг.
Баронетту поспешили похоронить на фамильном кладбище. На похоронах присутствовали представители местной власти и несколько жителей деревни. Большинство Санкт-Петерцев не пришло, слишком много пугающего было в последнее время, связанного с именем хозяйки поместья.
И только двое мужчин долго стояли у могилы, в надгробной надписи которой правдой была только дата смерти.
Инесс стала сама, без разрешения мужа, приглашать лекаря в дом. Герда была в ужасе, она неоднократно говорила хозяину, что это до добра не доведёт. Но Вейкинг только посмеивался, не видя дурного в визитах соседа, а ревновать свою молодую жену к древнему старику ему и вовсе не приходило в голову. Что же касается Софии, то она с нетерпением ждала, когда хозяйка освободится, чтобы послушать, что нового поведал «колдун», как София его называла. Она тоже ждала ребёнка, хотя об этом не говорили так много, как о будущем ребёнке хозяйки.
Однажды Рудольф Вейкинг должен был отлучиться по делу на несколько дней. Вечером, после его отъезда, Инесса разговаривая с Йоргеном, задала ему вопрос, который мучал её всё последнее время. Йорген улыбнулся своей таинственной улыбкой, а потом заговорил, он говорил долго. Он рассказал о том, что с незапамятных времён женщин волнует вопрос, как сохранить вечную молодость и красоту.
Он рассказал о царице Клеопатре, совершавшей омовения в молоке ослиц, поведал об одной японской императрице, которой удалось сохранить молодость при помощи мазей и отваров, составленных ей самой, а также упражнений для лица, которые она придумала и использовала.
В итоге, японка в свои шестьдесят выглядела как отроковица, за что и была казнена, объявленная ведьмой. Рассказал Йорген и о средневековой феодалке, которая в желании сохранить молодость и красоту, пошла ещё дальше, она принимала ванны из крови своих крепостных девушек. И ещё Йорген сказал, что начиная с Елены Прекрасной, ни одна женщина, желавшая посредством молодости и красоты получить власть над миром, не заканчивала свои дни счастливо.
Но Инессу не напугали его рассказы, она не вняла предостережению старика. Каким-то внутренним чутьём она поняла, старик сказал не всё.
- Может быть, современная наука знает иные способы, - не отступала она.
- Наука? – Переспросил лекарь и снова улыбнулся.
Инесса напряглась.
- Может быть, и знает, но меня никогда не интересовала эта тема.
Старик, кажется, собрался уходить. Инесса встала.
- Но, может быть, вы что-нибудь слышали об этом?
Йорген тоже поднялся, лицо его стало предельно серьёзным.
- Боюсь, мне нечем вас обнадёжить, госпожа.
- Но вы прочли столько книг! Молила Инесс.
- Думаю, мои книги слишком скучны для вас.
- Позвольте мне хотя бы взглянуть! – в голосе хозяйки послышалось отчаяние. Старик долго молча глядел на неё.
- Что ж, - произнёс он медленно, как будто взвешивая каждое слово, - попробую угодить вам. С этими словами он откланялся.
Всю ночь Инесса не спала, утром чуть свет она отправилась в избушку. Лекарь был сосредоточен, если не сказать озадачен. Он усадил женщину на деревянный табурет, сам сел напротив и снова долго смотрел на гостью. Вздохнув, он начал:
- Я знаю, что вы одержимы идеей, от которой я, к сожалению, не могу вас отговорить. Вы будете стремиться к желаемому как мотылёк к огню. Но будьте готовы обжечь крылья, так как это неизбежно. По крайней мере, вы не сможете сказать, что я не предупреждал вас. Я дам вам то, о чём вы просили, но прежде обещайте мне, что никто никогда не увидит эти книги и не узнает то, что узнаете вы.
Инесса твёрдо кивнула, хотя её била дрожь то ли от нетерпения, то ли от страха. Старик достал из тайника старую книгу в истрёпанном переплёте и подошёл с ней к баронессе.
- Прочтите её внимательно и запомните: ничего не предпринимайте, пока не дочитаете до конца!
Инесса взяла книгу, руки у неё дрожали, она спрятала драгоценный дар под накидку и побежала домой. Дома, вбежав в свою комнату и закрыв дверь, она распахнула книгу. Женщину охватил непонятный трепет, был ли это восторг, или предчувствие чего-то, или книга сама внушала подобные чувства людям, прикоснувшимся к ней?
Теперь уже не важно, но с этого момента Инесса читала книгу и днём, при свете Солнца, и ночью, при мерцании свечей. Ей было интересно всё, что открывала для неё книга. Как устроен человек физически и духовно, чем отличается дух от души. Фрау Вейкинг буквально завораживали понятия - теология, атирмология, морфология. Она постигала тайны астрософии и психометрии. Постепенно Инесс добралась до таких столпов, как наука ауры и наука мантр. Научилась выстраивать небесные и лунные часы. Узнала о значении взаимного положения планет, часы механических операций. Особенно внимательно Инесс изучала магические травы и минералы.
Она узнала, что всё пространство вокруг наполнено духами. «Все стихии имеют душу и жизнь». (Парацельс). Надо только научиться существовать в контакте со стихиями. Днём и ночью её окружали элементалы, келиппоты и сефираты. Она научилась распознавать сигнатуры и составлять пантакли.
Инесс выходила из дома только для того, чтобы спросить у Йоргена то, что не могла понять сама, совершенно перестала общаться с Софией, стала привередлива в еде, с мужем общалась только короткими отговорками. Герда страшно злилась, плевалась и ругалась на кухне, постоянно зажигала церковные свечи и окуривала дом ладаном. Ей очень хотелось пригласить священника, но она не осмеливалась сказать об этом хозяину.
Однако со временем внешний вид хозяйки сильно изменился, и стал вызывать беспокойство мужа. Инесса почти не спала, щёки её ввалились, под глазами появились тёмные круги, нос заострился. Обеспокоенный муж пригласил в дом деревенского доктора. На все вопросы врача молодая жена отвечала, что всё в порядке, никаких ухудшений она не замечает и чувствует себя вполне сносно. Старый и опытный доктор не поверил женщине, и, прописав некоторые укрепляющие средства, посоветовал Вейкингу проследить за сном супруги.
Узнавший о визите врача, Йорген настоял, что бы Инесса прекратила чтение, и стала на время примерной женой, дабы не вызывать подозрений. Она ужасно расстроилась, но наказ старика выполнила, и в доме опять восстановился покой. А между тем, у Инессы приближались сроки родов.
В один из вечеров схватки начались у Софии, и, несмотря на все отговоры домашних, Инесс решила помогать повитухе. На самом деле, её толкала вовсе не человеческая добродетель. Просто Инесс было необходимо увидеть сам процесс родов, как проявление одного из высших таинств природы. Надо сказать, в восторг это её не привело, никаких чувств не вызвал и сам младенец – она приняла ребёнка из рук акушерки, и, передав счастливому Клаусу, отправилась мыть руки, даже забыв поздравить Софию.
Ещё некоторое время баронесса наблюдала за молодой матерью. Несмотря на несомненное счастье служанки, внешний вид её бесспорно ухудшился, лицо стало одутловатым, приобрело серый оттенок из-за бессонных ночей. Грудь сильно разбухла, София начала прибавлять в весе. Всё это укрепило Инесс в её намерениях, и она снова принялась за чтение. Теперь её подгоняла мысль, что она не успеет до собственных родов.
И вот однажды Рудольф Вейкинг проснулся среди ночи и не обнаружил жены в постели. Тогда он поднялся и отправился в её комнату в надежде, что супруга читает, спасаясь от бессонницы, но и в комнате её не было. Рудольф заглянул в зал и на кухню, всё было напрасно, он постучал в комнаты прислуги, но никто не знал, где находится хозяйка.
Тогда мужчины взяли лампы и вышли на улицу. Они осмотрели сад и уже хотели разделиться для поисков, как вдруг Отто заметил слабые отблески огня в конюшне. Все трое бросились туда. Когда они распахнули двери, взглядам их представилась такая картина: на полу конюшни был нарисован круг, разделённый линиями и исписанный непонятными знаками. По краям круга горели свечи, а в центре стояла обнажённая баронесса. Руки её были раскинуты в стороны, а голова неестественно запрокинута назад. Рудольф Вейкинг кинулся к жене, но женщина была в глубоком трансе, у её ног лежала старая книга в потёртом переплёте.
Инессу принесли в дом. Весь остаток ночи ушёл на то, чтобы привести бедняжку в чувства. Но и придя в себя она только дрожала и плакала. Герда торжествовала, теперь обоснованность её опасений была очевидна всем. Все же были взволнованы и испуганы, а хозяин просто взбешён. Утром он взял пресловутую книгу и отправился в избушку лекаря.
О
днако встреча со стариком состоялась на лужайке, и женщины видели из дома этот разговор. Хозяин был вне себя, его жестикуляция и мимика выдавали резкий и даже грубый тон произносимых им слов. Судя по его виду, он обвинял и негодовал. Йорген стоял прямо, глядя в лицо Вейкинга, кажется, он и не пытался отвечать. В конце разговора барон резко указал рукой в сторону большой дороги. Йогрен поклонился, и мужчины разошлись в разные стороны.
Благочестивая Герда ликовала – наконец-то они избавятся от ненавистного безбожника. А суеверная София увидела в этом недобрый знак; нельзя так поступать с колдуном.
Хозяин действительно выгнал старика, дав ему три дня на сборы. Всё это время Инесса находилась в своей комнате, под присмотром прислуги. На третий день назначенного срока Рудольфу неожиданно пришлось уехать из дома на ночь. Вечером того же дня Йорген пришёл к поместью проститься с баронессой. София тайком вывела хозяйку на улицу. Увидя старика, Инесса снова задрожала, она умоляюще глядела на него, а из глаз у неё капали слёзы.
То, что сказал ей в тот вечер колдун, надолго осталось тайной, даже для неё самой. «Я ухожу, но вы получите то, чего так желали. Вам придётся заплатить за это дорогую цену, быть может, слишком дорогую, и никогда, ни одной минуты вы не будете счастливы, но пройдёт много, много лет прежде, чем вы поймёте правоту старого Йоргена.» С этими словами он передал ей старый холщёвый мешок и ушёл навсегда.
Инесса спрятала мешок у себя в комнате, даже не взглянув на его содержимое. Странное предчувствие овладело ей, как будто она чего-то ждала, она просидела всю ночь, глядя в темноту.
Утром пришла София, она тоже была сама не своя. Даже Герда, готовя завтрак, была как-то необычно сосредоточена. С самого утра над поместьем повисли чёрные тучи, а после обеда небо прорвалось холодным проливным дождём.
И с этим ливнем в дом пришло известие, что, возвращаясь из поездки верхом, господин Вейкинг не совладал с лошадью, и она понесла. На полном скаку лошади барон вылетел из седла, и ударился головой о дерево. Когда Рудольфа Вейкинга принесли домой, он уже скончался.
Герда и Отто собрали вещи и ушли, не став дожидаться похорон хозяина. Как только люди, принесшие барона домой, ушли, выразив свои соболезнования супруге, Инесса и София бросились в комнату наверху и достали мешок, подаренный стариком. В нём оказался огромный нож, которым обычно закалывают свиней, и пергаментный свиток. Развернув свиток, женщины прочли вверху послание, написанное рукой Йоргена.
«Отныне и навечно ваши часы будут хранить вашу молодость. Вам же надлежит заботиться о том, чтобы часы не останавливались. Вы научитесь складывать дни и годы, вычисляя нужное время. Бой часов подскажет вам магические мгновения. Часы Меркурия – для вещей замечательных и вместе с тем самых тяжёлых. Часы Венеры – для любви и необыкновенных опытов».
Далее приводился чертёж планетарных магических часов с семиконечной звездой в центре. Рукой самого лекаря были отмечены места пересечений магических лучей с циферблатом часов.
Не успев ещё ничего понять, женщины услышали, как из гостиной, где лежало тело Рудольфа, раздался необыкновенно громкий бой часов. И в это мгновение Инесса почувствовала резкую боль внизу живота. Она скорчилась и упала на пол. Приступ не кончался, и София побежала за помощью, а часы всё били, заполняя своим звуком всё пространство.
Когда в каминном зале прощались с бывшим хозяином дома, наверху его вдова мучилась схватками. Вокруг неё суетилась повитуха, ей помогала София. Инесс казалось, что время умерло вместе с её мужем, осталась одна нескончаемая боль. Только проходила одна схватка, вслед за ней накатывала другая. Лица, мелькающие перед ней, расплывались, она почти перестала понимать, что происходит, какое-то липкое, тошнотворное чувство овладело ей.
Она не сразу поняла, когда сквозь полузабытьё до неё донеслись слова: «Младенец умер».
Неожиданно для неё самой, эта новость не сразила её наповал. Некоторое время она находилась будто бы в прострации, и первое, что она поняла приходя в себя – часы больше не бьют. Тогда Инесс позвала Софию. «Никто в деревне не должен знать, что наследник Вейкингов умер!»
В эту ночь повитуха не вернулась домой. Дождь так сильно размыл дороги, что поскользнувшись, она упала и разбила голову о камень.
Когда на следующее утро люди из деревни пришли поздравить молодую маму, им показали дочь Софии Марту. Ни у кого из присутствующих не вызвал удивления тот факт, что Марта была крупнее, чем только что родившийся младенец. Санкт-Петерцы привыкли гордиться статью своих земляков, и дородные младенцы были частью этой гордости.
Рудольфа Вейкинга похоронили на фамильном кладбище за особняком со всеми деревенскими почестями. Люди старались как могли утешить вдову, предлагали всевозможную помощь. Инесса вежливо и сдержанно благодарила. Когда хозяйка дома закрыла дверь за последним человеком, приходившим почтить память барона, она окончательно отгородила себя от жизни деревни. Правда, несколько последующих лет её приглашали по традиции открывать праздник урожая. Она являлась неизменно в чёрном, полуприкрыв лицо вуалью. Фрау Вейкинг сопровождала нарядно одетая дочь. Проходящие или проезжающие мимо поместья, часто видели двух девочек, играющих около дома, одну в простом платье, другую в богатом одеянии, но ни разу никто не заставал их вместе. Инесс почти не выезжала из дома, со всем хозяйством управлялись София и Клаус, оставшись верными своей госпоже.
Со временем, сославшись на болезнь, вдова отказалась от участия в праздниках. Когда же баронессе пришло время покинуть этот мир, её место заняла Вирджиния Вейкинг – так свету представили дочь Инессы.
Глава 13
Когда Вальтер узнал из газет о пропаже Карла, он серьёзно задумался. Не то, чтобы он верил в какую-нибудь мистику, но странное совпадение объяснить не мог. Вальтер вспоминал свою последнюю встречу с Карлом, весь тот бред, который нёс приятель, какой он был взвинченный, как просил его о помощи.
Да нет, Вальтер не проигнорировал его просьбу, просто был, как всегда, очень занят, а Данкель больше не объявился. Теперь Лаудон знал, почему. И на сердце у него скребли кошки, не оказать другу помощи в деле, которое, может быть, стоило тому жизни.
Вальтер встал, подошёл к рабочему столу и достал из верхнего ящика носовой платок Карла и перчатку Себастьяна. Пришло время заняться этим.
День давно завершился, Вальтер сидел в лаборатории, в который раз проверяя результат анализа. Компьютер упрямо повторял ответ, но в мозгу Лаудона это никак не укладывалось. Когда в сотый раз монитор выдал положительный результат, Вальтер уставился в одну точку, в голове его была путаница. Он думал всю ночь, мучительно взвешивал все за и против. Когда взошло Солнце, Вальтер точно знал, что не сможет прожить ни одного дня спокойно, если не узнает правды, пусть даже она разрушит все его прежние представления о жизни.
Проехав по самой широкой улице Санкт-Петера, Лаундон, конечно же, оказался на центральной площади. Выйдя из машины и оглядевшись, он направился к Якобу, который, как всегда, вышел к дверям, чтобы посмотреть, кто приехал.
После вопроса, заданного Вальтером, Якоб недовольно отвернулся, и сказал, глядя в сторону, как будто говорил сам собой: «Видимо, у этих городских и впрямь нет совести, никак не могут оставить людей в покое, даже когда у людей горе». После этого Якоб скрылся за дверями. Лаундону пришлось расспросить нескольких человек, прежде чем он узнал, как добраться до поместья, кроме того ему сообщили, что в доме умерла старая служанка.
Анна сидела в кухне на старом табурете, на котором обычно сидела Марта, когда чистила овощи. Человеческие переживания давно не беспокоили Анну, но Марта была не в счёт. Она была тем последним человеком, который имел для Анны значение. Много лет Марта постоянно была рядом, и Анна любила её как дочь. Ведь сколько раз она укладывала Марту спать, напевая ей цыганские песни, которые сама слышала в детстве от матери. Пока София занималась хозяйством, Анна рассказывала девочке сказки. Ведь это она научила Марту читать и писать.
Она придумывала и шила для неё одежду, она научила её разбираться в травах, вместе они собирали цветы и семена. Много вечеров скоротали вместе за вышивкой или вязанием. Как весело было всем, когда, окончив дела, к ним присоединялись София и Клаус. Сколько историй было рассказано, сколько игр придумано, сколько пережито невзгод и решено проблем.
На глазах Анны Марта из смешной девочки превратилась в цветущую девушку. И, когда пришло время, Анна приглядела, и, вместе с Софией, сосватала для Марты прекрасного парня. И это Анна сшила для Марты подвенечное платье.
Тогда Анну уже звали Вирджинией, и, как дочь Инессы, она могла выходить в мир, не пряча лица. Конечно, она стала подружкой невесты, и была очень взволнована и счастлива, когда несла шлейф фаты своей приёмной дочери. Когда же настал последний день Софии, она полностью передала Анне заботу о дочери, сказав: «У неё всегда было две матери, теперь ты остаёшься одна».
И вот Марты больше нет. Её погребли на кладбище позади поместья. Анна уже привыкла, что все вокруг только и делают, что умирают. Но сейчас она ощущала пустоту. Прошедшие годы нескончаемой чередой представали пред её мысленным взором. Что было в её жизни, кроме Марты? Лужайка, сад, кладбище, книги, и нескончаемые постояльцы. Анна не задумывалась, какой рок отдаёт их в её руки, но недостатка в гостях не было никогда, даже в годы войны. Некоторых она убивала сразу, некоторых придерживала, играя, как кошка с мышью, а кто-то даже поселялся в поместье на неопределённый срок.
Анна делила с ними ложе, одаряла вниманием и лаской, но, когда приходило время «боя часов», хладнокровно убивала. И ни разу за сотню лет жалость не шевельнулась в её душе. Так было и с тем офицером, что жил в поместье в войну. Марта как раз носила ребёнка, и Анна-Вирджиния решила использовать этот факт в своих целях. Офицер сыграл роль суррогатного отца, а ребёнка Марты представили как новорожденного Вейкинга.
Трудности возникли с крещением. Дело в том, что Марта родила сына, Вирджиния же нуждалась в дочери и только! Но и в этом случае, как это не было бы нелепо, помогла война. Церковь почти не отапливалась, и, по настоянию матери, ребёнка не стали окунать в купель, дабы не простудить. Ему полили головку святой водой, даже не сняв одеяльца. И вот Клаус, названный так в честь своего деда, был крещён дважды, только с разными именами, как в своё время и его мать. Так на свет появилась Анна.
Когда же Клаус подрос, и стал носить полоразличимую одежду, Вирджиния поняла, что пришло время отправить Анну на обучение в город, в закрытый пансион. Время возвращения Анны из пансиона как раз совпало с болезнью Вирджинии. Бедняжка слегла, и даже не смогла поехать за дочерью в город. Больше она не выходила из дома. Анна же напротив, нанесла визит вежливости в совет деревенской общины и посетила праздник урожая, на который была приглашена.
Юная, цветущая, она дарила улыбки всем вокруг. Тронутая вниманием деревня охала, как Анна похожа на покойную Инессу. Ну, да что же здесь невиданного – внучка похожа на бабушку.
Анна обвела взглядом осиротевшую кухню. Она никак не могла решить, что же больше принёс ей волшебный дар Йоргена – радости или… Мир вокруг стремительно изменялся. Двадцатый век открыл удивительные возможности. Анна-Инесса была в курсе всего происходящего. Она читала газеты, расспрашивала гостей. Кроме того, прогресс проникал и в их деревню, как ни как, они были расположены вблизи от важной трассы. Инесса даже приобрела телевизор, когда первые
смешные ящики появились в продаже. Но вскоре она разочаровалась в этом изобретении, с помощью магии она могла видеть больше, и ящик перекочевал в каморку Клауса.
Годы шли, Инесса стала замечать, что меняется только внешний мир, то, что составляет основу бытия, остаётся прежним. Также встаёт и заходит Солнце, также сменяют друг друга времена года, но, главное, тем же остаётся человек. Со своими чаяниями и обидами, пороками и достоинствами. Всё так же, как и тысячу лет назад, любят друг друга и ненавидят, также страдают от боли физической и духовной. И всё тот же первобытный страх в глазах (Инесса это видела много раз), появляется при неизбежной встрече со смертью. Всё также женщины лелеют свою красоту, для того, чтобы нравиться мужчинам, с которыми мечтают просто жить и вырастить детей.
Сотню лет Инесса наблюдала, как люди живут – ждут друг друга, делят друг с другом свои радости и горести, ссорятся, мирятся и снова ждут. Как за это время вырастают их дети. Как сморщивается кожа на их лицах и руках, как сгорбливаются их спины и какой удивительный свет появляется в их глазах.
Конечно, так было не всегда. Если годы не наделяли человека мудростью, то его глаза становились тусклыми и бессмысленными. Инесса видела и тех, и других и ни тем, ни другим, за краткостью их жизней, не надоедал этот круговорот однообразия, как надоел он Инессе. Да что там, она и сама себе надоела. Что толку быть вечно молодой и красивой, если являешься заложницей механического монстра, удерживающего тебя на одном месте.
Инесса давно думала, как интересна была бы её жизнь, если бы ей удалось увидеть мир. Для этого нужно было демонтировать часы. Современные технологии давали ей эту возможность. Конечно, путешествовать, возя с собой огромную конструкцию не так просто, но как славно было бы затеряться в огромном городе, где никто о тебе не знает. Сколько возможностей давала такая жизнь. А дальше, как знать, может быть, со временем, удастся уменьшить механизм часов.
Времени у Инессы было достаточно. Странно, но в последние годы она совсем потеряла интерес к этой идее. Мир за пределами деревни перестал привлекать её. Ей стало казаться, что любой крупный город – это только большой Санкт-Петер. Что ничего нового она всё равно не увидит. Но теперь, когда Марты не стало, и нужно было чем-то заполнить пустоту, может быть, стоило подумать о переезде.
Со стороны входной двери послышался шум и голоса, прервав ход её мыслей. Через некоторое время в кухню вошёл Клаус.
- Вас хочет видеть какой-то мужчина, он сказал, что у него важный разговор.
- Не сейчас, Клаус, скажи, что мы никого не принимаем.
Клаус ушёл, но скоро вернулся.
- Мужчина сказал, что имеет доказательства для полиции, и, если вы его не примете, он отправится к ним.
Инесс резко выпрямилась.
- Хорошо, - сказала она, - раз он так хочет, я его приму. – И сама направилась к двери.
Вид Вальтера обескуражил баронессу, она ожидала увидеть кого-то вроде Данкеля. Но в лице молодого человека не было ни наглости, ни самодовольства. Он смотрел на женщину, вышедшую к нему, открытым взглядом и в этом взгляде, кроме ожидания, присутствовало ещё что-то. По выражению его глаз можно было судить, что он тоже видит не то, что ожидал.
- Я не хотел вас шантажировать, - первым оправился от замешательства гость, - просто для меня очень, очень важен этот разговор.
Инесса молча указала рукой на зал. Она сама принесла выпивку.
- Выпейте в память о моей служанке.
Пока Вальтер пил, хозяйка разглядывала его лицо. Он был красив, очень красив. За свою долгую жизнь Инесс видела много красивых мужчин, но впервые за столько лет ей показалось, что человек, сидящий перед ней, не такой, как все. Она мучительно пыталась понять, что же делает его таким особенным, и не могла найти подсказку, разве что глаза – этот взгляд, он напомнил ей что-то, на мгновение ей показалось, что она снова видит Йоргена.
Глава 5
Дело остановилось, погрязнув в топком болоте неопределённости. Но только не для Карла Данкеля. Достаточно пооббивав пороги полицейского участка и ничего не добившись, он решил предпринять собственное расследование. И, не откладывая дело в долгий ящик, направился прямиком по проторенному маршруту.
Данкель приехал в Санкт-Петер к концу всех дневных работ, ну, или почти всех. Когда большая часть мужчин деревни сидела в трактире или возле него, потягивая пиво, а женщины судачили на лавочках возле домов. Не особенно выбирая, с кого начать, Карл стал задавать вопросы.
Своей бесцеремонностью и настырством он сумел разозлить даже добряка Якоба: «Надо же спрашивать, сколько лет баронете? Неужели этого невежду не учили, что негоже спрашивать такие вещи?».
Надо заметить, что деревня сама толком не знала, сколько лет хозяйке поместья. Знали только, что она родилась во время последней войны от одного красавца-офицера, бывшего некоторое время на постое в поместье. Бедняжка так и не смог жениться на матери баронеты, он не вернулся с войны. Никто в деревне не подумал поставить незаконное дитя в укор Вирджинии (так звали матушку нынешней Вейкинг), в трудные времена люди умеют сочувствовать друг другу.
Между тем, Карл своими вопросами сумел вывести из себя всю местную публику. Самые внушительные мужчины уже стали чесать кулаки, всерьёз подумывая, не встать ли и не поучить приезжего выскочку хорошим манерам. «Нет, это надо же подумать, что в их Санкт-Петере могло совершиться преступление, да ещё где – в поместье! Видно, у этих городских совсем ничего святого нет!». И неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы обладающий природным чутьём Карл, вовремя не сообразил, что пора делать ноги, он сел в машину и поехал в поместье, решив лично проверить, насколько невинно последнее известное пристанище Себастьяна.
Когда Карл добрался до поместья, было уже совсем темно. Перед ним чёрным силуэтом на тёмном фоне леса выступил особняк Вейкингов, как огромный тролль из пещеры. Это зрелище вызвало бы дрожь в ногах не у одного любителя приключений, но только не у Данкеля. От природы лишённый воображения и охваченный праведным гневом, он был готов таскать «каштаны из огня».
Новоиспечённый детектив не стал долго думать и прибегнул к безотказному, как он уже знал, способу. А именно – попросился на ночлег. Суровая служанка отвела его в огромный зал, освещённый только огнём из камина, и велела ждать.
Глаза не сразу привыкли к полумраку, но как только Карл сумел оглядеться, он понял – этот дом сыграл свою роль в судьбе его друга. Данкель безошибочно оценил обстановку, всё, всё, что его окружало, не могло оставить равнодушным Себастьяна. Но главное – это часы, Карл сразу их заметил. Представить, что Шлемер согласился уехать без такой ценности?! Данкель слишком
хорошо знал своего друга. Когда тому было что-то нужно, он так умел уговаривать и убеждать. Он извивался как змей-искуситель, парил как птица, порхал как бабочка, особенно, если дело зависело от женщины, в этом искусстве ему не было равных. Он давал любые обещания, мог потратить любые деньги, если вещь его зацепила, он мог её украсть. Но ещё ни разу, ни разу он не уезжал с пустыми руками.
Карла охватил боевой задор, он был готов к схватке. Он ещё продолжал осматриваться, как вдруг раздавшийся совсем рядом женский голос заставил его вздрогнуть. Карла не так было легко смутить женщине. Он имел некоторый опыт общения с ними, не слишком удачный, надо сказать. Но зато теперь «он не даст кому бы то ни было одурачить себя, слишком хорошо он изучил их повадки и намерения. Все они строят тебе глазки и говорят, какой ты милый только затем, чтобы вытрясти из тебя деньги, силы и душу. Нет, теперь он не позволит женщине обвести себя вокруг пальца».
- Как тебя зовут? – уже второй раз повторила женщина.
- Карл Данкель, - сказал гость как-то неуверенно. – У вас здесь так темно. – Продолжал он говорить совсем не то, что хотел.
- Сейчас зажгу свечи.
- Свечи? Разве у вас нет электричества?
- В этом доме электричество проведено только на кухню и в подсобные помещения, что бы удобно было работать. Мне это не нужно.
- Но весь мир пользуется электричеством.
- И что же?
Карл не знал, что.
- Ты замёрз, Карл? Может, хочешь чего-нибудь выпить?
- Да, если честно, я выпил бы чего-нибудь.
Было странно, но Данкель на самом деле почувствовал, что замёрз. Хозяйка пошла зажигать свечи, крикнув на ходу куда-то в сумрак: «Марта, принеси грог!». Через некоторое время старая служанка принесла грог, гренки с сыром и кусок штрюделя.
- Извини, но ты приехал слишком поздно, – сказала женщина, подавая ему горячий бокал, - мы уже поужинали.
Карл выпил залпом.
- Ещё, - предложила баронета.
- Я, пожалуй, предпочёл бы шнапс.
Она засмеялась, но бутылка шнапса появилась на столе.
Карлом владело странное оцепенение, вроде гипноза. Он уже не мог вспомнить, сколько он выпил, когда хозяйка дома заговорила с ним.
- Ты ведь приехал не для того, чтобы пить? Причина твоего визита – пропавший молодой человек, не так ли? Расскажи мне, какое тебе до него дело?
- Видите ли, фрау… фройляйн, - Карл замялся.
- Зови меня Анной, мне нравится это имя.
- Видите ли, Анна, Себастьян – мой друг.
Данкель чувствовал, как шнапс ударил в голову, связывая язык, но, однако, придавая храбрости.
- И ты решил помочь полиции?
Упоминание о полиции и вовсе вернуло визитёру боевой дух, обругав всех известных ему полицейских ослами, он сообщил, что никто из них не в состоянии найти собственные носки у себя под кроватью, и уверенно пообещал, что он не оставит это дело, пока не докопается до правды.
- Что же ты хочешь узнать от меня? – так же спокойно, как и прежде, продолжала баронета.
- Многое. – Воскликнул гость в запале.
- Ну что же, спрашивай, это даже интересно.
Карл всё время пытался рассмотреть её лицо, но она сидела спиной к свету, постоянно оставаясь в тени. Это усилило его подозрительность.
- Скажите, Анна, Себастьян не просил вас продать ему что-нибудь из ваших фамильных вещей?
- О, я вижу, ты действительно знал своего друга! Конечно, он заговорил со мной об этом сразу. Но вещи в этом доме хранят слишком много воспоминаний, они не продаются.
Но неужели он так просто смирился с этим?
- Какой смысл говорить о том, что прошло, я сказала ему то, что повторяю тебе: эти вещи не продаются! Что-нибудь ещё?
В голосе баронеты зазвучала сталь, но Карла это не остановило.
- Вы разговаривали с Себастьяном в этом зале?
- Да.
- И он видел часы над камином?
- Да, если он не слепой.
- Значит, он видел их и не попытался купить?
- Эти часы находятся здесь более двухсот лет, - Анна усмехнулась, - и устроены так, что их нельзя изъять, для этого потребовалось бы разобрать часть стены. Но в этом случае часы перестанут идти. Я надеюсь, что ответила на твой вопрос?
- Можно мне посмотреть, - не унимался Данкель.
- Нет, эти часы слишком дорогая вещь, что бы я позволила прикасаться к ним чужим рукам!
Поза и голос женщины изменились, всё давало понять, что гость балансирует на грани её терпения.
- Если тебя ещё что-то интересует – спрашивай, уже поздно, я хочу спать.
- Что вы ели в тот вечер? – зачем-то спросил Карл.
Не ожидавшая такого вопроса хозяйка на минуту опешила.
- Что ели? Разве я могу это помнить? Должно быть, всё, что обычно – мясо, капусту, фасоль, картошку. Что-то ещё?
- Да, где ночевал Себастьян?
- В той комнате, в которой постелют тебе.
Анна встала, давая понять, что разговор окончен. Поднялся и весьма озадаченный Данкель.
- Марта тебя проводит, - сказала баронета и вышла из зала, так и не показав своего лица.
Марта шла впереди, держа в руке подсвечник с тремя свечами. Карл плёлся за ней. Усталость разом навалилась на него в этих тёмных коридорах. Боевой дух его окончательно покинул. Он вдруг реально ощутил возможную опасность. На самом деле, неизвестно было, чего ожидать – удара чем-то тяжёлым из-за угла или подушку, прижатую к лицу во время сна. Только теперь он понял, насколько пьян и слаб.
Служанка привела его в комнату и вышла, оставив подсвечник. Карл рухнул на кровать, не раздеваясь и последняя мысль, промелькнувшая в его пьяной голове перед тем, как он отключился, была о том, что неплохо было бы припереть чем-нибудь дверь.
Глава 6
Солнце светило в глаза. Свечи прогорели, и комната была окутана дымкой чада. Нестерпимо болела голова, во рту пересохло. «И всё-таки я жив» подумал Карл. Это вернуло ему утерянный было задор, и он решил испытать удачу ещё раз.
Весь помятый, в отвратительном состоянии, он вышел в коридор. Там никого не было. Дом оказался не очень большим, и сориентироваться было вполне реально. Карл спустился по лестнице.
Теперь, при свете Солнца, дом казался обжитым и уютным. Он совсем не напоминал тот мрачный склеп, которым казался вчерашним вечером. Лестница вела в холл, из которого было три выхода. Первый вёл прямиком на улицу, второй – в зал с камином, а третий – в хозяйственную часть дома.
Данкель повернул туда. Осторожно заглянув в кухню, он отпрянул, старая служанка возилась у плиты, улучив момент, когда она отвернулась, Карл шмыгнул дальше по коридору, там оказалась дверь в мастерскую, насколько можно было увидеть в приоткрытую щель. В мастерской никого не было.
Новоиспечённый сыщик протиснулся в приоткрытую дверь. Оглядевшись в помещении, он обернулся на окно, в которое был виден задний двор. Возле гаража, оборудованного в бывших конюшнях, суетился мужчина лет шестидесяти, очевидно, ещё один слуга – должно быть, это была его мастерская. Теперь Карлу стало понятно, как слабые женщины могли справиться с
Себастьяном. Но не может же быть, чтобы Шлемер сдался без борьбы. Вероятно, здесь, в мастерской, найдутся какие-нибудь следы. Не должно быть так, чтобы ничего не осталось.
Карл стал внимательно осматривать мастерскую. В помещении было два окна, и Солнце освещало каждый уголок. Сначала Данкель внимательно изучил все инструменты и орудия труда, которыми можно было нанести удар. И не обнаружил на них никаких следов. Ни засохшей крови, ни вмятин, похожих на последствие удара, ни других подозрительных отметин, хотя Карл с трудом представлял, как они могли бы выглядеть.
Тогда наш следователь стал искать взглядом хоть что-нибудь подозрительное, но на глаза не попадалась даже ничтожная мелочь, которую можно было бы отнести к уликам. Всё было слишком обычным для рабочей мастерской. Совершенно отчаявшись, он облокотился о столярный стол, и уставился в одну точку, казалось бы желая прожечь в ней дырку. Постояв так неопределённое количество времени, краем глаза Карл заметил небольшое темное пятно, привлёкшее его внимание некоторым несоответствием идеальному порядку мастерской.
Данкель взял предмет дрожащей рукой, это оказалась старая перчатка. Карл не сомневался – это автомобильная перчатка Шлемера. Будучи всегда внимательным к деталям, дотошный Данкель обычно запоминал подобные мелочи, тем более, что любивший особый шарм Шлемер купил эти перчатки на одном аукционе, кажется раньше они принадлежали какой-то знаменитости. Сердце Данкеля готово было вырваться из груди. Конечно, перчатка это не доказательство, Себастьян мог обронить её, но находка давала Карлу надежду, надо было искать дальше.
И вдруг со стороны двери послышались тяжёлые шаги. Медлить было некогда, и Данкель шмыгнул в кладовку, которую приметил ещё раньше в углу мастерской. Он догадался, что в комнату зашёл мужчина, который возился у гаража. Судя по звуку, мужчина что-то искал, он гремел инструментами, расхаживая по мастерской.
Незадачливый сыщик замер, ему совсем не хотелось быть обнаруженным. Шаги раздались совсем близко, от страха и растерянности Карл присел на корточки.
Если вы когда-нибудь пытались сесть на корточки в забитом хламом, тесном пространстве, вы должны знать, как это непросто. Данкель потерял равновесие и начал заваливаться на задницу.
Чтобы не упасть совсем, и не наделать много шума, Карл упёрся руками в какой-то хлам. Шаги замерли. Карл приготовился к худшему. Но за дверкой кладовки снова зашевелились, и шаги стали удаляться, пока не стихли совсем.
Данкелю страшно было выходить, но и медлить не имело смысла. Он потихоньку приоткрыл дверку и стал осторожно выбираться. Очевидно из-за напряжения, он ухватил то, на что опиралась его рука. Когда Карл Данкель рассмотрел предмет, который, волею судьбы, оказался у него, все сомнения отпали сами собой.
Теперь он был уверен, его подозрения были не напрасны – здесь, именно в поместье, было совершено преступление. И жертвой этого преступления был его друг – Себастьян Шлемер.
Карл мельком заглянул в кухню и сказал Марте, что уезжает.
- Передайте баронете, что я очень спешил и не смог попрощаться с ней. – После этого он выбежал из дома и бросился к своей машине.
Только оказавшись за пределами деревни он позволил себе остановиться, чтобы отдышаться и повнимательнее рассмотреть свой трофей. Это был органайзер в кожаном переплёте, куда Себастьян собственной рукой записывал всё, что было важно для его занятий: список именитых мастеров, фирм, каталоги ценных в этой сфере вещей, даты и места аукционов и прочее, что могло понадобиться человеку с подобным увлечением. Кроме всего вышеназванного, вещица была отнюдь не дешёвой, - иных Шлемер не признавал, – она всегда была при нём, и трудно было представить, что бы он её обронил или забыл. Себастьян даже не показывал органайзер посторонним.
Глава 7
Чем больше проходило времени, и чем дольше Ян Славичек освобождался от дурмана, тем яснее он понимал, что провёл расследование, мягко говоря, халатно, а если быть честным – преступно халатно. Поэтому визит Карла Данкеля не явился для детектива неожиданностью.
Он внимательно выслушал импульсивное заявление молодого человека, и единственное, что смог поставить тому в вину, это то, что Данкель забрал улику с предполагаемого места преступления. «Как вы теперь собираетесь доказать, что нашли органайзер именно там?».
На что Карл парировал, что искал всего двадцать минут, и нашёл улику, тогда как полиция не смогла ничего добиться за месяц.
Спорить было глупо, да Славичек и не хотел. Собравшись с духом, он пошёл к комиссару, поговорить о санкции на обыск.
Глава 8
Через день в Санкт-Петере было столько народа, сколько там не бывало за последние три года. Присутствовала областная полиция, члены городской власти, представители окружного начальства, эксперты-криминалисты, фотографы и даже корреспонденты. И среди всей этой толчеи сновал возбуждённый Данкель. Местное население собралось большой толпой за пределами ограждений и обсуждало небывалые в деревне дела.
Осмотр дома ничего не дал. Как и предполагал Славичек, опрошенные домочадцы в один голос заявили, что ничего не знают об органайзере и видят эту вещь впервые. Лейтенант боялся поднимать глаза на баронету. Ему уже начало казаться, что зря он снова вернулся сюда, но в это время его позвали на улицу.
За поместьем, в самом конце фамильного кладбища, была обнаружена могила с относительно свежим земляным покровом. Это известие быстро облетело всех присутствующих. Народная масса загудела как улей. На место была приглашена сама хозяйка дома. Она явилась укутанная чёрной шалью с головы до ног, и с вуалью на лице. На вопрос, чья это могила, она ответила, что не знает. В конце кладбища Вейкинги хоронили слуг, и она просто не может знать всех.
В подтверждение её слов, на дальних могилах были установлены только кресты, на многих из которых имена и даты практически стёрлись.
На второй вопрос: почему земля на могиле такая взрыхлённая? – баронета пожала плечами. «Наверное, бродячие собаки разрыли. В лесу их предостаточно». Она держалась необычайно прямо и была спокойна как египетская пирамида. Все, от местного населения и до приезжих полицейских пытались разглядеть эту загадочную женщину, но видели только тёмный силуэт на фоне серого неба, призрачную тень, явившуюся из самого прошлого.
Начались напряжённые переговоры по рациям и телефонам с местным и городским начальством, результатом которых стало разрешение на извлечение тела. В толпе заохали, но место действия никто не покинул. Раскопки начались, и как полагается, на нужной глубине лопаты ударились обо что-то твёрдое. Охи и восклицания в толпе усилились.
И тут в дело вмешались эксперты-криминалисты. Гроб, обнаруженный в могиле, давно развалился, и большей частью сгнил. А посему, после долгих и кропотливых стараний, на поверхность были извлечены останки, в принципе, целого человека. Проблема была в том, что умер бедняга лет сто назад. Эксперты в один голос доложили, что характер разрушений и состояние покровов и костей не оставляют сомнений. Что же касается причины смерти, то видимых невооружённым глазом повреждений на костях нет, и если покойник не был отравлен, то умер своей смертью. Большего без лабораторных исследований эксперты сказать не могли.
На какое-то время повисло тягостное молчание. А потом снова начались переговоры по рациям и телефонам. В конце концов, было решено, что у городского ведомства нет лишних средств для проведения дорогостоящего исследования столетних останков, и лишнего основания для подозрения в убийстве кого-либо из обитателей особняка.
Со всем возможным в таких обстоятельствах почтением, кости закопали обратно, а хозяйке поместья принесли официальные извинения, и поставили в известность фройляйн Вейкинг, что она имеет право подать жалобу на неправомерные действия властей.
Мало по малу, люди, кто смущённые, кто довольные, стали расходиться, решив, что пришёл конец этой чудовищной истории. И только один человек уезжал с места этого события в надежде, что ещё не всё потеряно.
Глава 9
Карл Данкель точно знал, кто ему нужен. В кармане у него была бесценная улика, а в голове безумный план. Он сам не заметил, как стал одержим этим делом.
В данный момент автомобиль Карла мчал его к старинному другу – Вальтеру Лаудону. Только Вальтер, Карл был уверен, мог помочь ему сейчас. Вальтер был аспирантом на кафедре судебно-медицинской экспертизы, два раза в неделю читал лекции в университете и время от времени брал ночные дежурства в судебном морге.
Данкель заявился к нему прямо в университет. Когда Вальтер вышел из аудитории, Карл подскочил к нему и заговорил возбуждённым шёпотом: «Дружище, только ты, только ты один можешь мне помочь». При этом он тряс друга за руку, ладони у него самого были горячими и влажными.
-
Ничего не понимаю, - пробубнил Вальтер, вырывая руки и вытирая их платком.
- Ты слышал о Себастьяне? – не унимался Карл, - Его убили! Да, да, я знаю точно, я был в этом доме, они все повязаны, они сказали, что не видели органайзер. Все полицейские ослы, к ним я больше ни ногой. А баронета? Ты её видел? Ей не больше тридцати, а должно быть шестьдесят!..
- Стой, - сказал наконец Лаудон, начавший понимать, что друг не в себе. – Через два с половиной часа я освобожусь, давай встретимся в том кафе, в конце улицы.
- Нет, - взволнованно ответил Карл, - лучше у тебя дома.
Когда вечером друзья встретились у Вальтера дома, Данкель немного успокоился. То ли он понял, что так ничего не добиться, то ли действительно остыл. Он во всех подробностях рассказал историю поисков Себастьяна, о которой Вальтер знал только из газет.
- Помнишь, - спросил Карл, - ты рассказывал мне, что по исследованию желудка ископаемого динозавра можно установить, что он ел незадолго до смерти?
- Ну да, - ответил приятель, - это известный факт.
- Так вот, - продолжал Данкель, - у меня есть кое-что.
И с этими словами он извлёк из кармана и положил на стол свой носовой платок. Лаудон осторожно развернул его. Неизвестно, каким образом неутомимый Карл оказался за ограждением, а, тем более, рядом с костями. Очевидно, это произошло, когда полиция растерялась, не зная, что делать с останками, но только на носовом платке перед Вальтером лежал кусочек чего-то серого и не аппетитного.
Разглядывая лежащий перед ним предмет, молодой человек поинтересовался:
- Это что, содержимое желудка?
- Нет, - раздосадовался Карл, - у меня не было времени на подобное, это – палец.
- Ну да?
- За содержимым желудка надо ехать в деревню и выкапывать труп. Я думал, ты мне в этом поможешь.
- Я?!!
- Ну да, не бойся, всё очень просто, Я обо всём подумал. Кладбище находится у самого леса, на краю деревни, рядом никаких домов, кроме самого поместья. В поместье три человека, двое из них дряхлые старики. Могилу недавно раскапывали. Нам почти нечего делать! Покидаем в мешок, и убежим. Согласен?
Вальтер вытер холодный пот со лба, окончательно решив, что друг свихнулся. Однако он взял себя в руки и попытался придать разговору конструктивный ход.
- Карл, а зачем тебе содержимое желудка?
- Я знаю, что он ел вечером.
- Ты серьёзно полагаешь, что эта ископаемая древность и есть Себастьян?
- Да!
- Карл, я видел фотографии в вечерней газете, поверь мне, этому телу не меньше ста лет, я знаю толк в трупах.
- Ты ничего не понимаешь, если бы ты видел хозяйку дома, ты бы так не говорил.
- Хорошо, - использовал Вальтер последние доводы, - но что тебе даст это исследование, что Шлемер мог там есть – капусту, картошку, бобы? В этой деревне едят такую пищу веками, как и в любой другой.
Этот довод ошарашил Карла, как ведро холодной воды. Он глубоко задумался, в его «гениальном» плане оказался большой пробел. Он долго молчал, а потом сказал вставая:
- Ладно, разберись с тем, что я тебе принёс, а с остальным я разберусь сам.
- Что ты задумал? – забеспокоился Лаудон.
Но его друг уже шёл к выходу, так и не удосужившись ничего объяснить. Перед уходом он отдал приятелю перчатку Шлемера, сказав, что пусть она лучше валяется здесь, чем у этого олуха Славичека, и процедил сквозь зубы: «Я выведу эту тварь на чистую воду!».
Кого имел в виду Данкель, Вальтер так и не узнал, его друг стремительно ушёл, даже не попрощавшись.
Глава 10
О пропаже Карла Данкеля заявила его квартирная хозяйка. Но поиски его оказались ещё короче и закончились ещё более безнадёжно, чем поиски Шлемера.
Во-первых, Данкель сделал всё, чтобы его не нашли. По одному ему известной причине он не поехал на своём автомобиле, а взял машину напрокат, да ещё на чужое имя. Не сказав и слова ни одной живой душе, он отправился в Санкт-Петер вечером. Затем он завёз машину в лес и бросил её там, не оставив в ней ни единого отпечатка, так как заранее надел перчатки.
Во-вторых, не успел Ян Славичек оправится от газетной травли по поводу столетнего трупа, как его снова командировали в ненавистное поместье, не смотря на его протест. А если учесть взаимную «любовь» Данкеля и Славичека, то приходится ли удивляться, что детектив не нашёл очевидных доказательств причастности Анны Вейкинг к пропаже вышеупомянутого Карла Данкеля.
И, кроме всего, совет деревенской общины Санкт-Петера направил гневную петицию в мэрию округа об издевательстве полиции над жителями деревни, оскорблении чувства их собственного достоинства и откровенном глумлении над пожилыми людьми, проживающими в поместье и являющимися потомками исторически уважаемого рода.
По совести сказать, мнения в деревне разделились, мужчины горой стояли за баронету. Они не могли представить, как эта хрупкая женщина сумела причинить вред двум здоровым молодым парням, а главное, зачем ей это понадобилось. Что же касалось женщин, то, не решаясь заявлять об этом вслух, они всё же судачили между собой о том, что неизвестно, чего ожидать от особы, которая уже полвека не общалась ни с кем из деревни, и которую видели только за стеклом автомобиля, не считая случая на кладбище. Но доброе имя деревни было превыше всего, и Санкт-Петерцы были готовы отстаивать его.
Глава 11
Карл сидел в машине в чаще леса до тех пор, пока не стемнело настолько, чтобы человека, идущего среди деревьев, было непросто заметить.
Он вышел, захлопнул дверцу и направился в сторону поместья. В окнах особняка горел свет. Карл решил спрятаться в полуразвалившейся избушке на краю леса и подождать, когда домочадцы уснут. Его больше не интересовали трупы, он понял, что искать надо совсем в другом месте. И, если живые обитатели дома не захотели открыть ему тайну, то её откроет неодушевлённый предмет – старинные часы. Теперь он точно знал – всё дело в них! Недаром хозяйка накинулась на него как львица, когда он захотел посмотреть их. Что-то хранили эти часы, что-то преступное. Себастьян стал свидетелем этой тайны и поплатился жизнью.
Данкель достал из кармана дорожный фонарик и обмотал рукоять носовым платком. Сооружённым инструментом он аккуратно выбил стекло в кухонном окне, и, просунув руку, открыл створку. Пробравшись через кухню в холл, он обнаружил, что дверь в каминный зал открыта. Карлом на мгновение овладели сомнения, как будто лёгкий ветерок коснулся его волос.
Но теперь он уже не мог остановиться, он должен был выяснить всё до конца. Он сделал шаг в зал, огляделся, светя себе фонариком, и направился к часам. Вот они – огромные, старинные, что же они могут прятать, и как их открыть?
Карл долго рассматривал часы, светя себе фонариком, но никакого механизма, открывающего основную панель, так и не увидел. Должны же они как-то заводиться? Он занёс руку, чтобы поискать запор на ощупь, и в этот момент услышал сзади грозное рычание. Он медленно повернулся.
Прямо перед ним стояла огромная собака, готовая к прыжку, в темноте трудно было разобрать, но Карлу показалось, что это волк. Горе-сыщик сделал движение рукой, пытаясь отбросить фонарик, чтобы отвлечь страшного зверя, но в этот момент собака кинулась на него.
Когда Данкель пришёл в себя, он увидел Анну, в одной руке она держала подсвечник, а другой придерживала за ошейник страшного пса. В дверях зала стоял слуга с дробовиком в руках.
- Карл, Карл, - проговорила баронета без тени сожаления, - а я ведь дала тебе шанс.
Только сейчас несчастный почувствовал резкую боль в плече и руке. Приложив нечеловеческое усилие, он напряг окровавленную руку и включил диктофон под курткой.
- Теперь я знаю, - сказал он, - знаю, что произошло! Себастьян был одержим старинными часами, он не мог побороть искушение посмотреть на них вблизи. Он пришёл сюда ночью, как и я, и ваша собака убила его, а вы уничтожили следы.
Впервые Анна стояла перед ним с открытым лицом, свет свечей озарял его. Данкель смотрел на него, и не мог понять, какие чувства его одолевают. Видел её прекрасные черты, и не в состоянии был разобраться, почему у него по спине струится холодный пот. Анна была совсем молода и дивно хороша, но было в этой красоте что-то неправильное, отчего мурашки ползли по коже. На её щеках не было даже того лёгкого румянца, какой бывает у человека спросонок. Она не была взволнована, её лицо не выражало не гнева, ни досады, она была спокойна, как-то не по-человечески спокойна. Её прекрасные глаза, непроницаемые, как два глубоких колодца, остановились на Карле. После невыносимо долгого молчания, она произнесла:
- Собака только охраняет часы, твоего друга убила я.
Глава 12
Рудольф Вейкинг выполнил обещание, данное жене, и пригласил старика лекаря к обеду, несмотря на отчаянный протест Герды. Лекаря звали Йорген, он пришёл в дом в своём странном одеянии, но держался с таким достоинством, что никому и в голову не пришло бы посмеяться над ним. Весь вечер мужчины оживлённо разговаривали, то они вспоминали прошедшие годы, то Вейкинг задавал старику вопросы, совершенно не понятные для Инессы, а старик давал такие же не понятные объяснения.
Инесса молчала, ей не были интересны ни воспоминания давно минувших дней, ни научные рассуждения мужчин. И всё-таки она была совершенно счастлива. Она заворожено следила за Йоргеном, слушала его голос, разглядывала его лицо, и, при ярком свете свечей, её казалось, что глаза старика светятся своим необъяснимым светом.
На следующий день Инесс, гуляя по лужайке, подошла к самой опушке леса, но нерешительность опять взяла верх, и женщина не смогла сделать ни шага по направлению к жилищу лекаря. Тогда ей в голову пришла удачная мысль. Она вернулась в дом, взяла кусок пирога, оставшегося после завтрака, и вновь направилась к избушке. Держась за пирог, как за спасательный круг, она пересекла опушку леса и постучала в дверь. После долгого ожидания ей открыли.
Йорген стоял в проёме двери, и, как человек, которого оторвали от дела, долго смотрел на баронессу, не узнавая её. Прервав неловкое молчание, Инесса поздоровалась. Старик, наконец, поклонился гостье.
- Простите, - лепетала Инесс, - я, наверное, не вовремя...
- Ну что вы, госпожа, - улыбнулся лекарь, и ей показалось, что глаза его сверкнули.
Наконец пирог был вручён и с благодарностью принят, а баронесса всё никак не решалась уйти. Тогда хозяин заговорил сам:
- Вы хотите о чём-то спросить меня, госпожа?
Йорген испытывающе смотрел на неё. Но она так и не решилась сказать правду.
- Я испытываю недомогание из-за беременности, и подумала, может, вы посоветуете мне что-нибудь?
Домой Инесса вернулась с мешочком травяного сбора и подробным объяснением, как его принимать. Она была ужасно недовольна собой, расстроена и подавлена. Но, ложась спать, она снова пообещала себе, что пойдёт в дом к лекарю.
Наутро, вооружась очередным угощением, она действительно пошла к старику. В этот раз Инесса осмелилась попросить разрешения осмотреть жилище.
Избушка была полна всевозможных странных вещей, были в ней диковинные предметы, как видно сотворённые руками самого хозяина, были мешки и горшочки разных величин, были совсем необычные сосуды из глины или стекла. Под потолком, привязанные к балкам, сушились всевозможные травы и коренья. Было так много всего загадочного, что казалось невозможным охватить взглядом всё.
Инесса спросила, действительно ли можно излечиться травами от любых недугов. И Йорген загадочно ответил: «Смотря как лечиться». С этого дня между баронессой и стариком завязалась дружба. Женщина подолгу просиживала в его хижине, наблюдая за его опытами. Она задавала множество вопросов, и старик отвечал ей. Вскоре ей уже не казалось таким непонятным то, что он говорит. Она внимательно слушала, впитывала как губка и оказалась способной ученицей.
Повесть публикуется с разрешения автора.
Как вам такая классическая подача? Комментируйте, что нравится, что не очень - автору важно знать ваше мнение.
Моей подруге Инне посвящается.
«Висели над камином
Старинные часы…»
(Король и Шут)
ПРЕДИСЛОВИЕ
История эта имеет предысторию, или, если уже дотошно – постисторию. Но, так как для меня знакомство с теми удивительными событиями началось именно с данного момента, то буду следовать хронологии.
Так уж вышло, что лейтенант по расследованию уголовных дел Ян Славичек отслужил в полиции города, название которого никому не интересно, вполне приличный для выхода в отставку срок. Нововведения в полиции никак не работали в пользу лейтенанта, но совпали с его возрастной пенсией. И Славичек был этому рад.
Он купил себе небольшой домик с участком. Место это было скоплением крохотных деревушек, тихих, утопающих в зелени и милых, как на рождественских открытках.
Обладая простым нравом и жизнерадостностью, Славичек быстро подружился с соседями, довольно охотно был принят всем местным обществом и вскоре стал почтенно именоваться «герр Славичек», что весьма уважительно по отношению к иностранцу. Женой бывший следователь не обзавёлся, обстоятельства и специфика работы как-то не способствовали, и сейчас, достигнув философского возраста, отставной лейтенант не слишком удручался этим.
Он посвящал своё свободное теперь время разведению и выращиванию цветов. Нет, не на продажу, для души. И если соседи, восхищённые его садом просили семена или луковицы для посадки, никогда не отказывал.
Во второй половине дня он встречался с друзьями в местной пивной, где обсуждались, за кружкой-другой, последние новости, результаты матчей любимых команд и вспоминались истории из жизни. Была ещё рыбалка и коллективные поездки за крупными покупками, в общем, всё, что могла позволить привольная жизнь и лейтенантская пенсия.
Встретиться с этим человеком мне позволил случай, занёсший меня в эти живописные места по журналистским делам. Поездка оказалась неудачной, и, поняв, что почти два дня потрачены напрасно, мне неудержимо захотелось в пивную. Надо было компенсировать потраченные нервные клетки, да и дорога не была, прямо скажем, прогулкой.
Чего, я, собственно оправдываюсь? Кто, в конце концов, осудит?
Подойдя к стойке и сделав заказ, мне буквально затылком удалось почувствовать взгляд человека, профессиональная привычка которого заставляла его самым внимательным образом изучать каждого чужака. Уж если на то пошло, у меня тоже профессиональная привычка.
Получив две большие кружки успокоительного, и повернувшись к залу лицом, у меня без труда получилось обнаружить человека, который наблюдал за мной. Человек сидел за столиком у стены и имел самую типичную внешность. Круглолицый, краснощёкий, полный, если не сказать – толстый, со смешливым выражением лица и удивительно ясными голубыми глазами.
Внезапно у меня возникло желание познакомиться. Испросив позволения присесть и получив вежливое приглашение, мне повезло завести знакомство с человеком, посланным мне самой судьбой.
Лейтенант поинтересовался целью моего приезда. Скрывать мне было нечего, делать тоже. Я вообще человек откровенный и не люблю пускать пыль в глаза. Поэтому герр Славичек получил исчерпывающий ответ, и, выслушав моё нытьё о бесполезно потраченном времени, посмотрел на меня задумчиво, если не сказать странно.
Потом отхлебнул из своей кружки и забарабанил пальцами по столу, как будто обдумывая что-то. И, наконец, спросил, тороплюсь ли я в обратный путь. Услышав, что временем я располагаю, он ещё раз глубоко задумался. И, как будто, решился на что-то.
- Ваше путешествие, - сказал он, - может оказаться не таким уж никчёмным, если вы согласитесь выслушать историю, которую я, кажется, готов вам рассказать.
Вот так в моё распоряжение попал самый необычный рассказ в моей практике. Одно из давних расследований лейтенанта Славичека, которое, как мне стало понятно, не принесло ему ни славы, ни продвижения по службе, но которое он хранил в памяти много лет, хотя материалы дела были опечатаны и старательно забыты всеми остальными.
И так как повесть эта оказалась загадочной и полной неожиданностей, излагать её в формате журналистского расследования у меня нет никакого желания. Поэтому представляю историю, поведанную бывшим полицейским следователем, как художественное произведение свободного жанра. И уж конечно не ждите от меня настоящих имён участников событий и названий мест, где эти события происходили.
Когда вы прочтёте эту повесть, вы всё поймёте, если вы, конечно, до сих пор не думаете, что Ян Славичек – настоящее имя моего рассказчика.
Глава 1
Он ехал по лесной дороге довольно уже долго. Справа и слева от машины возвышались вековые дубы и вязы. Величественные великаны, казалось, охраняли дорогу.
Прошло уже около часа с тех пор, как он свернул с шоссе, надеясь сократить путь, но лес не кончался.
Совсем было, разочаровавшись в своей идее, он подумывал повернуть назад. Как раз в этот момент из-за верхушек деревьев показалась остроконечная крыша костёла, а если есть церковь, значит, поблизости немалое поселение, где можно отдохнуть, перекусить, а, может быть, и заночевать.
Он был из тех, кого называют авантюристами. И завистливо причмокивают языком им вслед, отчётливо понимая, что ни за какие деньги не решились бы даже на десятую долю их похождений. Он был везунчиком, обаятельным и бессовестным, постоянно балансирующим на лезвии ножа, как и все любимчики фортуны. Он не связывал себя чувством долга, равно как и иными человеческими добродетелями.
Дело он ценил превыше всего, и считал, что достижение цели оправдывает любые средства. В поле его деятельности попадали все населённые пункты, а особенно удалённые от большой дороги.
Однако, не успел показаться первый дом, как он уже понял – здесь нечем поживиться. Он знал эти селенья – аккуратные, как новогодние игрушки, домики, похожие друг на друга. Аккуратный и нехитрый скарб и домашнее убранство так схожее между собой, что не надо было ходить от дома к дому, достаточно побывать в одном из них.
Часы с кукушкой, фарфоровые статуэтки, которых навалом в любой лавке, торгующей старьём, корзины и посуда, вязаные салфетки и лоскутные одеяла, не представляющие никакой ценности.
Молодёжь же в подобных местах если и не уехала искать удачи в больших городах, то предпочитала строить дома по современнее и окружать себя всеми реалиями настоящей жизни, начиная от посуды и заканчивая самыми последними достижениями техники. Роскошь, в понятии коллекционеров, здесь никогда не приветствовали, а старые вещи и вовсе считали ненужным хламом и не обременяли себя рухлядью.
Целью же его поездки были старинные вещи, а особенно старинные часы. Такое дело для человека с его энергией и находчивостью было самым подходящим занятием, поэтому и сейчас везунчик не потерял надежду.
Во-первых, надо было, наконец, отдохнуть, а во-вторых, кто знает, где тебя ждёт удача? И, выехав на широкую площадь, он понял, что прибыл на нужное место.
В самом центре площади расположилось здание, приземистое, но обширное. Такие строения в небольших населённых пунктах заменяют гипермаркеты в городах. В них располагаются и почта с телеграфом, и галантерейные лавки, и необходимые услуги и, конечно же, трактир, заменяющий здесь и Макдональдс и пиццерию, но с гораздо более съедобным меню.
Авантюрист поставил машину и вошёл в трактир с той неподражаемой улыбкой рубахи-парня, обаяние которой обеспечивало ему радушный приём в любой точке мира.
-
Добрый день, - сказал он, - у вас так много солнца, как будто вы украли его у целого мира. Меня зовут Себастьян Шлемер. Могу я рассчитывать на порцию колбасок с айнтопфом? Я почувствовал запах ещё снаружи. И большую кружку пива, пожалуйста.
Якоб-трактирщик был весёлым и общительным человеком. Он от души покормил гостя и охотно рассказал всё, что того интересовало. Когда же солнце начало клониться к закату, Себастьян спросил о ночлеге, и Якоб подробно объяснил, как найти особняк барона.
Собственно говоря, это было не сложно. Особняк находился на самом конце деревни. С той стороны, где, если проехать деревню насквозь, можно было выехать на большую дорогу. Путешественники были здесь не в новость, и, если кому-то необходим был ночлег, гость обычно получал его в поместье.
Конечно, самого барона давно не было в живых. В доме жила его внучка. Она обладала нелюдимым нравом, и в жизни деревни не принимала участия. Но путешественникам в ночлеге не отказывала. Конечно, никому в деревне не приходили в голову скабрёзные мысли на этот счёт. Жильцы поместья, как и сто лет назад, вызывали почтительное уважение.
Когда Себастьян подъехал к большому дому, Солнце уже скрылось за верхушками деревьев. Но даже в полумраке он понял, что чутьё его не обмануло. Это был старинный особняк, наверняка хранящий своё наследие. А значит, будет чем поживиться. Надо только сразу расположить к себе баронету.
Дверь открыла служанка. В полумраке трудно было определить не только её возраст, но и внешний вид женщины. Она хмуро, если не сказать, сурово, спросила, что ему нужно. Себастьян снова пустил в ход своё неотразимое оружие. Но женщина, не дослушав его, велела идти за ней. Следуя за своей хмурой провожатой, Шлемер оказался в просторном зале с камином, который, не смотря на довольно тёплую погоду, был растоплен, и помещение освещалось только его пламенем.
Себастьян осмотрелся, да, он не ошибся! Каминные щипцы, статуэтки на полке, приборы на овальном столе. Но главное сокровище – часы над камином. Старинные, массивные, им было точно не меньше двухсот лет, а, может быть, и больше. И они шли минута в минуту.
Часы начали бить, как будто доказывая свои достоинства, и в это время в зал вошла женщина. Изящная, как статуэтка на каминной полке, она была одета в платье из чёрного атласа, тонкие и длинные, почти нереальные пальцы рук легли на спинку стула. Тёмные волосы чудесными кольцами ниспадающие на плечи, были слегка сколоты на затылке костяным гребнем, отделанным золотом, и, очевидно, принадлежавшем ещё бабушке баронеты. У Себастьяна сладко засосало под ложечкой.
Глава 2
Осенью 1901 года в деревне Санкт-Петер праздновали весёлую свадьбу. Только не путайте этот Санкт-Петер с тем, который обозначен на картах. Просто у кого-то из родоначальников деревни были свои виды на святого Петра.
Женился самый видный человек в Санкт-Петере, помещик и глава деревенской общины Рудольф Вейкинг, которого, по старой цыганской привычке, почему-то прижившейся здесь, называли Бароном. Впрочем, так называли ещё его отца и деда.
Дело в том, что когда-то через эту землю часто проходили венгерские цыгане, было время, когда они обжили это место. Однако, бесконечные военные конфликты, в которые то и дело вступали потомки Габсбургов, заставили цыган искать более спокойное пристанище. Но, как это обычно бывает, кто-то создал смешанные семьи и остался. Поэтому в деревне до сих пор жили потомки «детей дорог». И невеста была самой очаровательной представительницей своего народа.
Рудольф Вейкинг был для неё очень подходящей партией. Он был не беден – доход с капитала плюс плата за земли, которые он сдавал внаём. У него был прекрасный дом, и Барон ещё никогда не был женат. Конечно, жених был не молод, но Инесс (так звали невесту), это не волновало.
Было несколько причин. Вейкинг был образованным и тактичным человеком, прекрасным собеседником. Он нежно ухаживал за девушкой, был очень заботлив и щедр.
Были и более негативные поводы для такого выбора. Несмотря на долгое и мирное сосуществование, к потомкам цыган в деревне всё ещё относились с некоторым суеверным опасением. И такая невестка, не гласно, конечно, была неугодна местным матронам.
Деревенские парни боялись поднять на неё глаза, и, хотя они не могли не признавать её удивительной красоты, посвататься к ней не решился бы ни один, дабы не нажить на свою голову кару в виде всеобщего неодобрения и откровенного проклятия родни. Кроме того, многих молодых людей призвали в то время в армию. Что же касалось жениха, он был свободен от предрассудков, влюблён и абсолютно счастлив.
Праздновали прямо на лужайке перед домом. Погода была тёплая и солнечная. Традиционная церемония была позади, все торжественные речи и поздравления были произнесены, необходимые почести оказаны, и свадьба перешла в ту стадию безудержного веселья, какой обычно отличаются деревенские свадьбы.
Молодёжь весело танцевала, их родители не уступали своим детям в прыти, успевая на ходу выпить чарочку за здоровье молодых. А старики сидели за столами, расставленными по всей лужайке, и обсуждали и свадьбу, и свою жизнь.
Жених уже давно вышел из-за стола и присоединился к группе своих товарищей по охоте. Они увлечённо обсуждали что-то. А Инесса тихо ходила между гостей, принимая поздравления и излияния, проснувшихся под воздействием излишней выпивки чувств.
Недалеко от столов, у самого края лужайки, установили две больших жаровни. Желающие могли получить порцию бифштекса, шпикачек или свиных рёбрышек, что называется «с пылу-жару». Тут же рядом были выкачены две большие бочки пива, что бы можно было утолить жажду.
Возле обеих жаровен суетилась дородная женщина с красным лицом. Она с лёгкостью и проворством управлялась с делом. Помогала ей совсем молоденькая девушка, которая разливала пиво и подавала толстухе тарелки.
Когда Инесса подошла поближе к этой парочке, она услышала их разговор. «Ну и хорошенькая же новая баронесса, - восхищалась молоденькая. – Красавица, а стройная, что твоя балерина из шкатулки». «Тоже мне, невидаль, - отвечала толстуха, - все мы были хорошенькие, ничего, вот родит одного-второго, куда что денется. Будет ещё бегать, следить за Бароном, что бы не волочился за другими».
Инессу возмутила и обеспокоила эта мысль, но ненадолго, кто-то увлёк её в весёлом танце.
Свадьба продолжалась три дня. Затем столы разобрали и растащили, а лужайку привели в порядок, тщательно убрав весь мусор. Жизнь в деревне пошла своим чередом. Молодожёны проводили время вместе, как два голубка.
Рудольф показывал молодой жене её новый дом, все его уголки и остальные строения. Это не был замок, и у предков Вейкинга не было дворянских титулов. Но были они достойные и всегда уважаемые люди. И дом они построили достойный уважения. Добротный и красивый он радовал глаз. А своевременный ремонт и неустанная забота хозяев дома позволяли ему до сих пор выглядеть так, как будто он только что отстроен, хотя стоял уже более ста лет.
Молодожёны много гуляли. Рудольф брал Инессу на конные прогулки, во время которых показывал ей их земли и рассказывал историю этих мест. По вечерам Вейкинги сидели в зале у камина, и муж снова рассказывал жене свои интересные истории.
Инесса была довольно замкнутой девушкой, и бурная, шумная жизнь была не по ней. Поэтому, она была довольна всем, что имела, и наслаждалась своей новой жизнью. Ей нравилось, как смотрели им вслед люди, когда они с мужем проезжали по деревне. Как блестели глаза у деревенских мужчин, когда те приветствовали новую баронессу. Барона в деревне уважали, любили и всегда прислушивались к его мнению. Полюбили в деревне и Инессу.
Так прошёл медовый месяц. Начались долгие осенние вечера и холодные ночи. Начались повседневные заботы и у молодожёна. Инесса стала подолгу оставаться дома одна.
В доме не держали много прислуги. Была кухарка с мужем, который выполнял роль истопника и конюха. И ещё одна служанка – София. Муж Софии был весёлым малым и мастером на все руки, и для него находилось много разной работы по всему поместью. Кроме того, он был прекрасным садовником. Кухарка была угрюма и неразговорчива. Не приходится удивляться, что Инесса сдружилась с Софией. Подходили друг другу они и по возрасту.
Инесса выросла в простой семье и охотно помогала Софии в её работе по дому. Они находили несметное количество тем для разговоров. Кроме того, София знала множество деревенских историй, из тех, которые любят рассказывать зимними вечерами у камина.
Рудольф Вейкинг упивался своим счастьем. Казалось, ему не о чем больше мечтать, но чуть меньше, чем через год, новая радость сама свалилась на голову. Стало понятно, Что Инесс ждёт ребёнка.
Всё поместье ликовало. Деревня не умолкая говорила о будущем Вейкинге. И только у будущей счастливой матери сквозняком по спине пронеслись странные сомнения. Она никак не могла найти этому объяснения, как вдруг однажды взгляд её упал на руки кухарки. Они были грубыми и красными, с толстыми, как сосиски, пальцами.
И тогда Инесс вспомнила разговор двух женщин на свадьбе. Ей стало не по себе. Неужели толстуха была права, и за семейное счастье надо платить такую цену?
С тех пор госпожа Вейкинг замкнулась, стала реже общаться с Софией. Взяла привычку гулять одна по саду и лужайке. Муж не увидел в этом ничего дурного, ведь дышать свежим воздухом полезно, что и подтверждал деревенский врач.
Но Инесса стала уходить дальше. Она подолгу не возвращалась в дом. София несколько раз ходила искать её, но баронессе это не понравилось, и Софии ничего не оставалось, как подчиниться.
А между тем Инесс открывала для себя имение, не то имение, показанное ей мужем – другое, имение её потаённых мыслей. Она обнаружила в отдалении за домом старое кладбище, где род Вейкингов хоронил своих усопших. Женщина испытала на этом месте странное волнение, но это не было страхом, скорее наоборот, она почувствовала необыкновенное умиротворение и прилив сил. С тех пор Инесса стала чаще бывать у могил, сгребать палую листву с надгробий, бродить между ними и читать эпитафии.
Но и кладбищем её прогулки не ограничивались. Странное желание вело её дальше, туда, где заканчивалась территория поместья и начинался лес. Большая часть леса так же принадлежала Вейкингам, но гулять там не было принято. Причину этого молодая хозяйка не знала.
Может быть, это табу восходило к тем временам, когда лес был полон диким зверьём. Рассказывали, что в голодные зимы звери даже подходили к жилищам. Говорили, что даже сейчас можно найти очевидца, который натерпелся страху, отгоняя от дома волка или дикого кабана. Но волки и кабаны не пугали Инессу, как, в общем, и не привлекали её.
За зарослями кустарника она часто видела огонёк. А подойдя поближе, можно было разглядеть крышу, из трубы которой шёл дым. Инесс знала, кто жил в этом доме, это не было для неё тайной, как, впрочем, и для всей деревни. София рассказала хозяйке о, в некотором роде, постояльце.
Дело было в том, что человек, о котором идёт речь, жил на земле барона, и барон этому не препятствовал, несмотря на то, что репутация жильца была, мягко говоря, сомнительной. Чем точно занимался «сомнительный» постоялец не знал никто, но слухи ходили самые неимоверные. Кто говорил, что старик торгует травами. Некоторые приписывали незнакомцу занятие алхимией и поиск философского камня. А находились и такие, которые утверждали, что таинственный жилец слуга дьявола и занимается его тёмными делами. Однако было известно доподлинно, что иногда, под страшной тайной, некоторые жители обращаются к колдуну за помощью, и он даёт им какие-то снадобья. Но, так или иначе, в деревне старика звали лекарем.
Каждый раз во время прогулки, обходя лужайку, Инесса подходила всё ближе и ближе к тому кустарнику, за которым находилась поляна с домом лекаря. Ей уже был виден сам дом, и устройство двора. Собственно, ничего во дворе не было, кроме сложенной по-походному печки, на которой то и дело дымился какой-нибудь сосуд. Множество сосудов стояло вдоль стен избушки. В такой посуде не готовили еду, и Инессе было очень интересно, что же хранит хотя бы один из них. Интриговала её и сама избушка.
Здесь так не строили, да и ветхое состояние вызывало сомнения относительно возраста постройки. Она вся была чем-то увешана и утыкана. На стрехах болтались загадочные предметы непонятного назначения. Некоторые из них издавали звук, когда дул ветер. Некоторые, начиная кружиться, напоминали птиц и зверей. На притолоке и ставнях висели мешочки непонятного
назначения, пучки трав и особым образом связанные корешки, палочки и сучки. От запаха, который доносил ветер, кружилась голова.
Однажды Инесс удалось увидеть старика. Она замерла на ходу, как будто боялась спугнуть видение. Он мешал что-то в своём горшочке и не поворачивался к ней лицом. Его одежда, также как и избушка, не имела возраста и была похожа и на лохмотья нищего и на пёструю одежду цыган, которые проходили здесь когда-то. Женщина испытала странную робость в то раз, и ушла, стараясь остаться незамеченной.
Однако, придя домой, она твёрдо решила, что подойдёт к старику, как бы страшно ей не было. Но не завтра, не послезавтра случая ей не представилось. Напрасно весь следующий день Инесс провела на лужайке – таинственный старик не показался. А в день, следующий за этим, Рудольф Вейкинг оказался совершенно свободен от дел, и повёз жену на ярмарку, которая развернулась у большой дороги.
Такие ярмарки частенько устраивались в те времена. Дорога была проезжей, и жителям окрестных деревень удобно было продавать свои товары недалеко от дома. Чете же Вейкингов предстояло совершить серьёзные покупки, вскоре их ждали радостные перемены. Поэтому семейство отправилось целым поездом. Супруги заняли коляску для поездок, которой управлял Клаус – муж Софии. А София и Герда – так звали кухарку – отправились в фургоне для провизии. Во главе фургона восседал Отто, это был муж Герды.
Путь до большой дороги был не близок. К тому же день выдался на удивление жаркий. Молодую госпожу всё время тошнило. Приходилось то и дело останавливаться. Сама ярмарка тоже не привела Инессу в восторг. Её мутило от толкотни, от резких голосов торговок, абсолютно не занимали рулоны яркой ткани. Не приводили в восторг кипы кружева, которыми были завалены прилавки. И, как не старалась София, ей не удалось восхитить хозяйку прелестными корзинами для младенцев, отделанными цветными лентами.
Но покупки, конечно же, были сделаны с равнодушного одобрения хозяйки или без оного. Сам господин Рудольф то и дело встречал на ярмарке своих близких и дальних знакомых. Он постоянно останавливался, чтобы пожать руку и перекинуться с ними парой фраз, и вообще, был так увлечён и оживлён, что толком и не заметил состояния жены. А если и заметил, то списал его на естественное недомогание, которое можно понять, когда женщина в таком положении. Инесс была еле жива.
Однако дорога домой преподнесла настоящий подарок. Жара спала. А когда они проезжали довольно глухой участок леса, цыган сам вышел им навстречу, как по мановению волшебной палочки. Что он делал так далеко от дома? Тоже побывал на ярмарке, или искал одному ему известные коренья? Инессу даже не заинтересовало, она была удивлена и обрадована так, что боялась, что возбуждение её станет заметно мужу.
Лекарь снял головной убор и поклонился, приветствуя барона. Рудольф охотно поклонился в ответ. Из этого Инесс поняла, что неприязни между мужем и цыганом не существует. Осторожно, чтобы не выдать свой интерес, она стала расспрашивать супруга, что за человека они встретили.
И он рассказал ей, что много лет назад этот человек пришёл и попросил разрешения поселиться в заброшенном охотничьем домике. Что гость был странствующим учёным и решил остановиться в их местах. Вейкинг рассказал, что не раз беседовал с лекарем, и учёность старика восхитила и удивила его, что знания его настолько разносторонни и поразительны, что выдают в цыгане человека, который не только много учился, но и совершенствовался в своих познаниях. Поэтому сам барон смеётся над глупыми суеверными страхами и не намерен прекращать общение с постояльцем.
Умирая от нетерпения и сославшись на скуку по вечерам, Инесс добилась от мужа обещания пригласить старика в дом.
Глава 3
Ранним утром Карл Данкель шёл по улице в твёрдом намерении застать друга врасплох. Нет, ему не удастся выкрутиться так просто! Только не сегодня! Сколько раз Карл попадался в его ловушку! Подумать только, как этому аферисту удавалось уговаривать его. Сколько раз Карл давал себе
слово не поддаваться на эти подначки. Но как только этот плут наседал на Карла, со своими увещеваниями, Карл не выдерживал и сдавался.
А дальше происходило всё по одному и тому же сценарию. Он занимал у Карла деньги, клялся, что отдаст через пару дней, и исчезал. Он пропадал неделями, без каких-либо известий о себе. Потом сваливался на голову, как Санта Клаус в Рождество, а на все вопросы выдумывал душераздирающие истории и обвинял Карла же в скупердяйстве.
Но сегодня так не будет! Сегодня терпение Карла кончилось, и он готов выбить дверь, чтобы получить ответ. Сегодня он припрёт друга к стенке, пусть для этого ему даже придётся связаться с полицией.
Подойдя к дому Себастьяна Шлемера, Карл прежде всего обратил внимание на опавшую листву, скопившуюся у порога. Карл позвонил, ему никто не ответил. Подождав, он позвонил ещё. Результат оказался прежним. В итоге Карл звонил так долго, как позволила ему природная настырность. А настырность у Карла была завидной. После того, как и это полезное качество не возымело действия, Карл Данкель решил обратиться в полицию. Но, подумав немного, он понял, что неплохо было бы вначале выяснить всё, что в этой ситуации можно было выяснить.
И Карл позвонил в дверь соседки Себастьяна.
- Я друг Себастьяна Шлемера, - доложил он дверному глазку. – Не мог бы я поговорить с вами?
Лицо соседки Шлемера, фрау Линдеманн, как она представилась, было не просто взволнованно, оно было испугано!
- Слава богу! – воскликнула она. – Вы знаете что-нибудь о Себастьяне?
После этого вопроса все вопросы Карла отпали сами собой. Фрау Линдеманн рассказала, что Себастьян обычно просил её следить за почтой и оставлял ей на постой свою кошечку. Но не было ещё случая, что бы он отлучался из дома на столь долгий срок.
Корм у кошечки давно закончился, внушительная пачка корреспонденции говорила сама за себя, а недавно господину Шлемеру пришло уведомление из телефонной компании о неоплаченном счёте и угроза прекратить обслуживание его номера телефона. Соседка была крайне растеряна, а Карл убедился в необходимости обратиться в полицию.
И вот, после нескольких устных объяснений и заявлений, письменного заявления Карла, нескольких допросов и письменного заявления фрау Линдеманн, обыска в квартире Себастьяна и нажима со стороны начальства, было начато официальное расследование.
Дорожной полиции не составило труда установить путь следования машины Шлемера уже через неделю после начала расследования. Ещё через две недели в участке зафигурировало название «Санкт-Петер».
Глава 4
И вот, в один обычный день, пыльный по причине открытого авто и потный по причине лишнего веса и душной погоды детектив Ян Славичек вкатил на центральную площадь Санкт-Петера.
Якоб-трактирщик сразу оценил такого заметного гостя, он недаром проработал на своём месте столько лет, и умел распознать человека, которого надо особо уважить. Якоб накормил детектива свиными рёбрышками с брюквой, брюссельской капустой с сыром и солянкой из квашеной капусты с горячими сардельками. Как раз столько времени потребовалось лейтенанту, чтобы узнать всё, что его интересовало. И, так как, судя по всему, след Шлемера вёл в поместье, то детектив направился по следу.
Когда Ян Славичек добрался до особняка, его окончательно разморило. Он стал зол, раздражителен и уже вполне склонялся к версии подозрительности, а может, даже причастности этого загадочного поместья. Но, будучи встречен самой хозяйкой дома, быстро поубавил спесь, размяк, а вскоре и вовсе потерял связь причин и следствий. Обворожительная баронета приняла его в затемнённом старинном зале. Угостив лейтенанта прохладительным напитком из фамильного хрусталя, она окончательно вернула его в благостное состояние.
Правда, хозяйка носила вуаль, полускрывающую её лицо, но её голос, её облик и манеры, аромат, который она источала, туманил глаза и дурманил голову. Время летело незаметно,
Славичек нежился в волнах блаженства. Где-то рядом журчал волшебный голос фройляйн Вейкинг.
Да, конечно же, она помнит, этот молодой человек, он просил ночлега… Да, конечно, она согласилась… Все проезжающие через их деревню незнакомцы для неё – часть внешнего мира. Она предоставляет им ночлег, они рассказывают ей о той жизни, которая спрятана за густым лесом и которая так пугает её и одновременно интересует. Разве это не справедливо? Куда он делся? Ах, боже мой, куда же ему деться? Конечно, уехал, как и все они – в свою жизнь за лесом, в сторону большой дороги.
Вдруг что-то неприятно защекотало нос. Откуда-то сбоку появился неуютно будоражащий запах кофе. Славичек напряг зрение – из сгустившихся сумерек возникло отвратительное видение – древняя старуха, державшая в руках поднос с двумя дымящимися чашками. И в этот момент неожиданно звонкий голос баронеты окончательно оборвал его дремоту. «Кофе, лейтенант?». Что тут можно было ещё спросить? Детектив поцеловал фройляйн руку на прощание.
Искать следы и улики, когда прошло столько времени, практически не имело смысла. А через несколько дней, вблизи одного населённого пункта, прилично удалённого от Санкт-Петера, была обнаружена машина Шлемера. Она была заброшена в безлюдном месте и не принесла полиции ожидаемых зацепок. Дело остановилось, погрязнув в топком болоте неопределённости.
Продолжение следует. Часть вторая.
Повесть публикуется с согласия автора.
Ребят, повесть длинная, но интересная, на мой взгляд.
Это моя кошка Ириска, последний подобрыш с улицы. Пятый, и точно последний. У нас хоть и семья жалостливых идиотов, но маленькое кошачье стадо в трешке ( хоть и большой) - это напряжно финансово. Ириске еще года нет, кошка очень активная и больше похожа на хорька строением тела - у нее все длинное.) Хвост, тело, лапы и мордочка. Гоняет остальных котов, как тренер - бегунов, с 6 утра стабильные забеги, в результате которых спринтеры получают приз - хлопки по одеялу и радостные, подбадривающие крики: "Да что ж такое-то, а?!!" Так и живем... Готовимся к посевной...)))
Забавные фото получились, захотелось поделиться не только страшными историями, но и милотой.)
На апрельский конкурс по теме "Подземелье". Авторы @Koldyr , @MoranDzhurich
Гоп стоп и дедовские письмена - 1 ч. ( Победитель конкурса за март)
Май в этом году выдался жарким. Клейкие тополиные почки уже осыпались, прилипая к асфальту, крышам машин, хвостам дворовых котов.
Распахнув двери старой "тойоты", два парня в спортивных костюмах пили пиво и перетирали за свои дела, лениво провожая взглядами проходящих мимо девушек в коротких шортиках. Магнитола разносила по двору басы, старый хит Леди Гаги про покер фейс, в воздухе витали проклятия старух, выползших на балконы. Рядом с "тойотой" рухнул горшок с геранью, но парни этого не заметили.
— Я те говорю, в этот раз вынесем хаты на счет три! Я ствол возьму!
— Ты меня на мокруху не подписывай, Шмыга! — высокий парень в синем “адидасе” подтянул носки и подергал молнию на олимпийке, — в прошлый раз я чуть в штаны не ссыканул!
— Мля-я-я-я, ты мне всю жизнь это поминать будешь?
— Дебилод ты. Не, хватит с меня, я лучше в таксисты пойду!
— Отвечаю, последнее дело. Поедем до Сени, тряхнём записи его деда, полюбас ещё что-то есть. Или по этим пройдёмся. Братан! Последнее дело! Я ж на условке ещё!
Дылда закурил и посмотрел другу в глаза.
— А там твоя условка чё, кого-то волнует?! Вдруг нас завалят насовсем? Да может лавочку того, всё, прикрыли?
Шмыга отпил пива и задумался. Прошлое путешествие в параллельный мир закончилось в целом успешно, если бы их знатно не отмудохали.
— Ствол возьмём. Прорвёмся, братан! Последний раз, отвечаю!
— Ну не зна-а-а-аю, — промычал Дылда, — вот только если прям беспалевное что-то найдём…
— Не ссы ты! Че как не родной. Ну чего там будет?
Месяц назад, завладев артефактом умершего архитектора, парни смогли прорваться в одно из зданий параллельного мира. Согласно записям старика, некоторые объекты других миров изредка перемещались сюда, пока какая-то неведомая сила, или служба, не устраняла эти аномалии. Тогда гопники, проникнув в пятиэтажку мира, где был все еще Советский Союз, вынесли оттуда ювелирных изделий из золота на двести тысяч рублей. Но закончилось дело потерей сознания и выносом их тел за пределы того дома, а в последствии, и мира. Очнувшись, парни ещё несколько суток приходили в себя. И радовались, что не лишились награбленного и своих драгоценных шкурок.
— Че будет? Опять полезем в другой мир и нам пистон вставят.
— Ну не, братан, не! Сеня — наш мозг! Весь технарь его за учёбу парит, вывозит же!
— А-а-а-а, — Дылда набросом закинул пивную банку в урну, — Трехочковый! Ну, если он мозговать станет, то давай.
Включив музыку на максимум, Шмыга выкинул окурок и подпалил очередную сигарету. Затем, затянувшись мажорским “Парламентом”, кивнул другу: трогай.
Круто развернувшись, поддержанный "Марк-2" понесся по улицам Заводского района, щедро раздавая ритм, биты, энергичный женский вокал. Га-га, у-ла-ла...
***
Сеня вышел из шараги и закурил, жмурясь от тёплого весеннего солнца. Оглядевшись - нет ли преподов поблизости, достал из пакета бутылку пива и направился во дворы. Теперь, когда у него есть собственная квартира, можно наконец-то расслабиться.
За первой бутылкой последовала вторая. Третья и четвёртая ждали своего часа в пакете под лавочкой. Сама благодать заливалась прохладой в горло измученного студента.
Интересно, если Ксюху вечером позвать, она даст? Или Даша… А, нет, Дашка — страшила, придётся за водкой идти! Задумавшись о досуге, Сеня не услышал, как к нему подошли двое.
— Старший сержант Хорошкин! Распиваем, молодой человек?
Юноша неуклюже подскочил, выронив из рук пиво. За его спиной громко заржали. Обернувшись, Сеня увидел своих приятелей, которых он сейчас вообще вот не хотел видеть. Да и не только сейчас.
— Да пошли вы в жопу с такими приколами!
— Не ссы, пиво мы тебе возместим, — проржавшись, ответил Дылда, — покупку обмывать будем.
Сеня закурил и осуждающе посмотрел на одногруппника.
— Чё купил?
— А ты ща заценишь, братан, заодно дело к тебе, — Шмыга приобнял приятеля за плечи и повёл в сторону парковки.
— Э, я там пиво ост…
— Не ссы, купим тебе! Так вот…
Тем временем Дылда снял машину с сигнализации и открыл перед Сеней заднюю дверь.
— Прошу вас, сэр. Бутылки ток не побей!
Сеня удивленно посмотрел на машину. Старая, конечно, но даже такая стоит не меньше ста тысяч. Где они взяли деньги?
— Хотели тебя у технаря поймать, в итоге полчаса пробегали, ну вот кто ты после этого, Сеня? — обернулся к нему Шмыга, — Чё там с хатой твоей?
Машина резко тронулась, на заднем сидении загремели бутылки. Парень на всякий случай придержал пакет. Заметив это, Шмыга улыбнулся:
— Бери, не стесняйся.
— Так это, в Вотсапе вас забанили? Написать никак? А хата… вечером что ли хотите бухнуть?
"Тойота", миновав несколько дворов, выехала на пригородную трассу, в сторону дач.
— Да че бухнуть-то сразу. Тебе помочь старьё выкинуть, или чё там от деда осталось? Царствие ему небесное, хороший был человек, — внезапно проявил участие Дылда и даже неумело перекрестился , — протягиваем тебе руку помощи, так сказать.
Сеня на минуту завис. Такого от одногруппников он не ожидал. Тем более, квартиру от вещей покойного деда он очистил ещё две недели назад.
— Не, я закончил уже.
— Чё, прям всё выкинул? — всполошился Шмыга, — Ничего не забыл?
— Ну, мать его дневники и фотоальбомы сказала оставить, я на балкон закинул, — открыв пиво,
Сеня выжидающе посмотрел в водительское зеркало.
Дылда, открыв пиво прям за рулём, ненадолго задумался, будто подбирая слова.
— Видал, какой у нас товарищ хозяйственный, фотоальбомы оставил! — поддел товарища гопник, и обратился к Сене, — Я фотокарточки собираю старые, хобби. Посмотреть бы. Ща покатаемся и давай до тебя?
— Без проблем, — почему-то юноше казалось, что его приятели не примут отказа, — а тачку на какие шиши взял?
— Ох, братан. Ты сначала ещё прибухни, — ухмыльнулся Шмыга, — в такое по трезвяку не поверишь!
***
Розыгрыш явно затягивался. Гопники присели на уши Сене, рассказывая о параллельных мирах.
—... и кто-то нас вырубил по итогу, из хрущёвки на улицу выкинули, такие дела, — развёл руками Шмыга, — будешь пива ещё?
— Вы...это... Тоже кукуха съехала? От деда моего подхватили?
— Ну, сам же всё знаешь. Видел дедок твой параллельные миры, и знал, как туда попасть. Было такое?
— Нууу, он постоянно рассказывал о зданиях каких-то, но их не видел никто…
— Потому что они из параллельного мира, и твой дед знал, как в них попасть. И мы хотим там вынести несколько... эм-м… раритетных вещей. А ты нам в этом поможешь. — Дылда въехал в какую-то деревню.
— Братан, у почты направо, там в гаражи, — Шмыга показал другу путь, — Сеня, сколько было партийных съездов в СССР?
Услышав этот вопрос, Дылда заржал. Несколько недель назад его друг показал календарь со свежим партийным съездом, которых в их мире не было с развала СССР. Это доказательство не убедило гопника, но когда Шмыга показал невесть откуда появившуюся пятиэтажку, парень убедился — это не бред.
— Блин… Вроде двадцать восемь! А что?
Шмыга покопался в бардачке и достал оттуда свежий календарь с фотографией членов тридцать девятого съезда и датой 28 февраля 2043 г. Сверстать такой и заказать печать в типографии — плёвое дело. Но вряд ли его одногруппники могли до такого додуматься.
Парень потянулся за пивом, но тойота резко остановилась. Едва не влетев носом в переднее сиденье, Сеня выругался.
— Ща буду, — Шмыга выскочил из машины и быстро направился в сторону гаражей.
Дылда с сочувствием посмотрел на приятеля. Тот усиленно переваривал услышанное.
— А Шмыга куда пошёл?
— Говорит, к следующей вылазке подготовиться надо. Твой дед не говорил о каких-то местах, которых нет в записях? Может, какой-нибудь банк? — с надеждой спросил гопник.
Если это не розыгрыш, расклад получался интересным и прибыльным. Если совершить преступление в другом мире и вовремя оттуда свинтить…
Сеня всегда был осторожен и не лез в сомнительные дела, но алкоголь добавлял храбрости. Тем более, квартира, доставшаяся по наследству, просила ремонта.
— Бомбоубежище у нас заброшенное есть. Деда артрит скрючил, он просил меня записать, а я и забыл, — Сеня грустно вздохнул, — он говорил, там шахта, где золото добывают. А! Вход в неё, во!
Дылда присвистнул. На такое дело он подпишется с радостью. Да и остальные записи деда тоже стоило посмотреть.
Шмыга не заставил себя долго ждать. Он вернулся, держа в руках чехол для удочек. Парни с удивлением уставились на него.
— Ты че, порыбачить решил? — Дылда от удивления чуть не выронил сигарету, — Шмыга, чё за балет?
— Я тебе про ствол говорил? — кинув быстрый взгляд на Сеню, Шмыга расстегнул молнию и показал другу спрятанное в чехле ружьё, — у местного алконавта купил.
— Ты как там с мозгами, на развод подал?— Дылда трясущимися руками достал бутылку пива, — Нахера нам оно надо?
— Да не ссы! У отчима в гараже станок и напильник, я обрез сделаю, беспалевно будет всё.
Тем временем Сеня, выхлебавший уже несколько литров, тихо посапывал на заднем сиденье.
Решив не будить его, Дылда знаками попросил Шмыгу спрятать ружьё в багажнике.
Дома у Сени, сгрузив все пиво на кухне, а Арсения - в санузел, парни ринулись на балкон, перетащив коробки с фото, бумагами, и вещами в комнату, где устроили такой бардак, распотрошив все наследство безумного архитектора, что Сеня, выползший из ванной, снова впал в ступор.
— Эээ.. парни, вы чего тут?
— Да вот, ищем интересное. Дед все же великий человек у тебя был, Сеня.
— У великого человека с головой не в порядке было. Он все про двери в бомбоубежище перед смертью твердил. Три двери слева, пропускаем, поворот направо, восемь дверей справа, идем мимо, слева дверь -заходим. Я даже наизусть этот бред выучил. Он записать просил, но я и так запомнил.
— Ну давай, вещай, Сеня, а то тут чет одни фотки с похорон каких-то бабок, да чертежи. Ничего интересного. — Шмыга покосился на Вована, который разложил уже пасьянс из фотографий мертвых родственников Арсения.
Шмыга всегда побаивался своего друга, превосходившего его в росте. Вовка еще лет в 12 получил погоняло Дылда, и к своим годам на все сто его оправдывал. Высокий и здоровый, Вован был неуязвим, как голем, в драках он был в числе тех, на ком ни царапины,а вот Шмыга всегда был в числе тех, кто огребал до синевы.
Умом Вовка не блистал, и Шмыга этим успешно пользовался. Хороший друг Вован. Всегда на стреме. Настоящий пацан.
— Эта... Вова, хватит всю эту некрофилию разглядывать. Сень, давай- ка еще раз. И помедленнее. Я записываю.
Шмыга включил телефон на запись и положил поближе к хозяину квартиры. Выяснилось, что дверь № 9 ведет в пустое помещение, с выходом на противоположной стороне. Проход в СССР 2043 года откроется 28 мая, после 22.30.
— Так это же завтра! — Дылда подскочил, и заходил по комнате, топча несвежими носками по лицам на фото. — А куда дверь откроется, в шахту? Даже если там есть золото, мне че, кайлом махать? Нет уж, я пас.
— Да дед уже чего только не говорил. И про шахту с золотом, и про бункер правительственный, и что там видел странные тени, бесконечные лестницы, ведущие вверх и вниз. Одно ясно - если это работает, то дверь куда-то ведет. И там небезопасно. Мож ну его нахер, бро?
— Да, в хер не свиристело такое приключение. Шмыга, мы и так при бабле. Ну чего лезть в такой блудняк?
Шмыга поддержал приятеля в его благоразумном решении, они допили пиво, пересыпали бумажки обратно в коробки, и отбыли в родные пенаты, вежливо попрощавшись с гостеприимным хозяином дома.
— Во пидарасы, — Сеня потирал плечо, ушибленное дружеским ударом Дылды на прощание. —
Завтра дверь закрою и на звонки отвечать не буду. Пусть в своей колымаге бухают.
И завалился спать, не раздеваясь.
28 мая, около десяти часов вечера, перед входом в бомбоубежище завода “ Звезда”, не работающего уже лет 15, топтались три тени. Сам завод стоял на холме, а вот вход в убежище был ниже, и вел прямо в холм. Нестерпимо воняло мочой, налобные фонари то и дело выхватывали кучи дерьма на бетонном полу, и Дылда уже успел вляпаться. Шмыга отжимал и так покореженную железную дверь ломиком, с двери сыпалась ржавчина, выгоревшая до белизны краска, все скрипело, шаталось, за спинами парней шепталась тьма, Сеня то и дело бегал к краю бетонного козырька, закрывающего вход , и чутко прислушивался. Ему выдали так и необрезанную Сайгу, и сказали стоять на стреме. Стремно было так, что противные, ледяные мурашки табунами бегали по Сениной спине, вызывая чувство, что ему необходимо срочно отлить. “Надо было дверь им не открывать.” — думал он раз в минуту, и наглаживал ствол ружья. Это придавало ему спокойствия.
В двери что-то затрещало, парни громко заматерились, наконец-то вход был вскрыт. Сеня подскакал на рысях, почему-то радуясь, что все закончилось. Хотя, оно еще и не думало начинаться.
— Сеня, блять, хватит ствол надрачивать. Чего его как свой наглаживаешь? Пошли! — Шмыга смело шагнул в темный проем. — Кто последний - тот пидар.
Вован заржал и протиснулся в дверь, оттолкнув Арсения.
Бомбоубежище было немного подтоплено, но в целом неплохо сохранилось. Шмыга уже приметил толстые кабели, тянущиеся по стенам, и решил, что даже если там никакого прохода не откроется, то медяшку можно срезать и сдать на приличную сумму. Жаль, болгарку не взяли. Ну, да вернемся.
Затхлый воздух давил на легкие, вентиляция, видно, давно уже была забита. Шмыга достал из рюкзака респираторы и раздал приятелям, за одно ткнув в Сенин клапан пальцем:
— Пятачок, неси ружье!
Парни заржали, их смех глухим эхом прокатился по сводам тоннеля. Откуда-то издалека в ответ донесся протяжный стон. Вдоль стенки прошмыгнуло что-то маленькое серое. С потолка посыпались куски штукатурки. Три фигуры застыли, покрывшись холодным потом.
— Да это сквозняк гуляет… — неуверенно прошептал Сенька, перехватив Сайгу покрепче. Его налобный фонарь выхватил из сумрака перепуганное лицо Шмыги.
— Главное - не ссать! Вперед! — выдохнул тот, включил ручной фонарь и стало посветлее и поспокойней.
Они шли, сосредоточенно считая. Три двери слева, пропускаем, поворот направо, восемь дверей справа, идем мимо, слева дверь -заходим. В пустом помещении не было ничего. Только осыпавшаяся краска с потолка устилала пол желтыми хлопьями. Никакой двери, кроме той, через которую они вошли, не было.
—Сеня, братан, скажи-ка мне. Ты точно хорошо запомнил, куда идти? — ласково сделал запрос Шмыга. — И про дверь, что будет на той стороне комнаты? А?
— Ты че, ты че! Меня ночью подними, я как пройти к девятой двери расскажу! Я таблицу умножения так не помню. Должна быть дверь, дед так говорил. А сколько время?
— 22. 23. — Вован вытащил телефон, — Ля, тут даже на три палки ловит.
В стене что-то треснуло, Дылда вздрогнул и уронил телефон. На потрескавшейся краске проступал контур круглой двери, из бетона выдавилась ручка - штурвал, какая-то табличка со стертой надписью и нарисованным черепом на перекрещенных костях. Через 5 минут дверь проявилась так, что даже проеденные коррозией ржавые пятна стали видны. Ручка поддалась ровно в 22.30.
С той стороны все оказалось гораздо прозаичней, чем представлялось парням. Никаких шахт, гномов, добывающих золото, лабиринтов и прочего таинственного. За дверью просто было еще одно такое же помещение и дверь, ведущая в такой же тоннель с кусками штукатурки, свисающей с потолка. Единственное что - здесь работало освещение. Правда, большинство лампочек, видимо, перегорели, и поэтому света было мало. Шмыге пришло в голову, что это убежище может вообще еще действующее, или недавно покинутое. Воздух был свежий, чуть с запахом плесени, парни сняли респираторы. Двери все были нараспашку, и заглядывая в них, парни шли по коридору. Где-то было пусто, в двух комнатах стояли стеллажи с книгами, на полу раскиданы папки с бумагами, перевернутые стулья , какие-то странные предметы, напоминающие детали механизмов. По стенам тянулись медные трубы, то ли для воды, то ли еще для чего, под потолком шла здоровая гофра из какого-то золотистого металла.
— Ахринеть… Это сколько отсюда можно вынести только в чермет. Трубы. Медные. Вован, ты видел? Вот что значит забота о качестве.
Сеня тем временем листал папки с бумагами, лежавшими на столе пыльной стопкой.
“Отчет о количестве эвакуированных”, “Отчет по остаткам продовольствия на март 2033 года”, отчеты, отчеты , отчеты… Попалось “Дело № 22” с печатью “строго секретно” на сером картоне. Сенька развязал тесемки.
“ Приказ.
В связи с нарушением законодательства, принятого при чрезвычайных обстоятельствах, в отдельном, изолированном сообществе, от 25 февраля 2033 года, связистом бомбоубежища № 457/2, при мануфактуре имени товарища Ельцина, выношу постановление.
Связиста бомбоубежища №457/2, Прытько Давыда Игоревича, 1995 г.р. удостоверение личности 56009 3345, выдано в Пермской автономной области, г. Сталинск, как совершившего нарушение статьи 228 и 13, а именно - порча имущества и предательство Родины, приговорить к высшей мере наказания - расстрел.
Доказано, что Прытько являлся иностранным шпионом, засланным Китайской Демократической Республикой, чтобы пользуясь своим положением, передать бывшему союзнику секретные данные и после этого испортить передающее устройство.”
Дальше еще два листа обвинений и - привести приказ в действие. “Бред какой-то. Бедный Прытько, — подумал Сеня, — может, и ни за что расстреляли.”
Пока Шмыга собирал в рюкзак то, что казалось ему возможным к продаже, Дылда бегал вдоль стеллажей, перебирая книги, папки, проверяя ящики столов, выбегал в коридор, шарился по другим комнатам. Принес пару бронзовых бюстиков: один отдаленно напоминал Сталина, второй был неопознаваем. Все это запихали в рюкзаки.
При обыске очередного помещения Вовану приспичило. Там тоже стояли стеллажи, только на них хранились стопки истлевшего постельного белья и одеял. Черная плесень пушилась на одеялах похлеще ангорской шерсти. Дылда забежал в уголок за полками, с облегчением расстегнул ширинку, и пялясь в облезлый потолок, принялся орошать стенку убежища.
За его спиной хлопнула дверь.
— Я ща, сек! — Дылда обернулся на звук.
У дальней стены, под плакатом, изображающим красноармейца в буденовке и респираторе с двумя клапанами, стоял стол. Струя у Вована стала бить пунктиром. Потому что за столом сидел черный человек, сотканный из самой тьмы. Клубящейся, перемещающейся в прозрачной оболочке, которая раньше была кожей, сгустившейся там, где были кости, крутящейся смерчами в глазных впадинах. И белые, выпирающие наружу зубы. “Зубы- губы… Зубы -губы...” — пронеслось в голове Дылды невесть откуда взявшееся. Со свистом втянув слюну из приоткрытого рта, не застегнув ширинку, он ломанулся на выход. Дверь не открывалась, Вован долбился в нее так остервенело, что оторвал ручку. Позади него скрипнул стул. От страха Вован заорал, еще раз навалился на дверь плечом и вывалился в тускло освещенный коридор.
И тут же захотел обратно, к тому, кто сидит за стеллажами с гнилым бельем. Дверь за ним захлопнулась, словно черный кладовщик вытолкнул его из своих владений.
Прямо посередине коридора стояло существо. Горбатая спина подпирала потолок, голова в белой слизи таращила на Дыдлу узкие прорези глаз, из раскрытой пасти капала прозрачная, зеленоватая, тягучая слюна, похожая на желе. Передние трехпалые конечности скребли мусор на полу, постукивали белесыми когтями. Серая кожа монстра бликовала, слизь, что стекала с нее, капала на бетон, приглушенно шлепая по пыли.
Дылда заорал и припустил по коридору. Это была его фатальная ошибка.
Существо загудело, словно трансформатор, и ринулось вдогонку, стуча когтями.
В тот же момент активировалось радиооповещение. Из динамиков, натыканных под сводами тонелля, долбил механический голос:
— Внимание, внимание! Замечен объект SCP -2456, класс Евклид, потенциально опасный. Повторяю, потенциально опасный. Не выходите из своих помещений, заприте двери. Объект реагирует на движение. Внимание… Скоро опасность будет ликвидирована.
— Бляаааать! — заорал Дылда еще громче, и понесся по тоннелю, потряхивая незаправленным членом, болтающимся в расстегнутой ширинке
***
Кабинет замминистра пребывал в полумраке. Тот не любил свет: после войны ужасно болели глаза. Налив коньяка, мужчина заговорил.
— Опять разрыв. Больно участились они. В Earth — в том числе. Бери коммунальщиков, дуй устранять. Если что важное, сразу доклад на стол, понял?
Ордей молча кивнул. Спорить с Семеном Ильсаховичем ему не хотелось. Дневник архитектора миров того, конечно, порадовал, но предыдущие косяки оперативника давали о себе знать.
“Быстрее бы на пенсию” — думал Ордей — “задолбался ради этого ишака в поле работать”.
Закрыв дверь, опер позвонил коммунальщикам:
— Бери своих, готовься, Михалыч. Через час машину пришлю. Поедем до бункера.
— Есть, — быстро ответил тот и закончил звонок.
Собираясь, Ордей бросил взгляд на поношенный бронежилет. Вспомнил фильмы про милиционеров, которые гибли за день-два до пенсии. “Всё-таки защиту надо надеть. Мало ли чё.” — подумал мужчина, затем прихватил стирающий память бластер и пистолет. Всё лучше, чем руками работать, всякую гопоту вырубать.
Подскакивая на кочках, грузовик остановился у бункера. Михалыч со своими ребятами начали вытаскивать снаряжение. Несколько приборов, похожих на нивелиры, какие-то датчики, прочий хлам. Ордей закурил и проверил рацию: связь ловит, уже хорошо.
— Открывай! — скомандовал он, — первым — я, остальные за мной!
Направил пистолет на тёмный проём, оперативник проскользнул внутрь. Сработали датчики движения: несколько раз мигнув, заработало освещение. “Пока никого, хорошо”. Да и кому теперь тут ходить? Архитектор не был треплом, тайна параллельных миров ушла вместе с ним.
— Заходите, народ! — крикнул опер Михалычу и команде, — всё чисто!
— Ну, ещё бы, ебать, — отрыгнул коммунальщик и припал в термокружке, — мы развернемся у входа, управимся за час-два.
Его коллеги занесли оборудование. Сейчас, в замкнутом помещении, Ордей почувствовал, как от тех несёт перегаром. Некритично, лишь бы работу выполнили и всё.
Оставив техников, опер, почёсывая затылок, спустился вглубь бункера.
***
—... а-а-а-ть! — мимо Ордея пронесся парень с расстегнутыми штанами. Оперативник, бесшумно закрыв за собой дверь, покрепче сжал пистолет и последовал по коридору за гопником. “Неужели тот самый? Какого хера он тут?!”
Через несколько поворотов оперативник столкнулся нос к носу со знакомой компанией. В этот раз гопников сопровождал какой-то дрыщавый юнец.
— Э! Чё тут забыли?
Дрищонок, развернувшись, направил на Ордея ружье:
— А ты ещё кто?!
— Тот, кто вам пиздюлей тогда дал! Руки за головы быстро! Едальники в пол!
Выстрел заставил оперативника замолчать: поймав грудью дробь, он отлетел к стене и, ударившись головой, плюхнулся на пол.
— Сеня! Дебил!Че творишь?! -- накинулся на друга Дылда, застегивая ремень и тяжело дыша.
— Ну, а чё это он?! Ты пистолет-то видел?!
— Да нас сейчас тварь сожрёт! Уходим быстрее! Хватаем вещи, придурки, и сматываемся!
Шмыга доверял другу. Если тот так напуган, значит, в недрах этого бункера что-то не так.
— Внимание, внимание! Замечен объект SCP… — раздавалось в динамиках.
Через минуту все трое безуспешно долбились в закрытую дверь. Видимо, сработала какая-то охранная система или типа того.
— Там такая серая гадина! Горбатая, здоровенная! Пацаны, нам пизда-а-а-а, — завыл гопник.
— Соберись, мля! — Шмыга влепил другу пощечину, — у меня ружьё есть! Сеня, отдай, а то еще нас пристрелишь.
За поворотом послышался звук, похожие на гудение трансформатора. Иногда его прерывал скрежет, будто кто-то на ходу царапал стену ножом.
— Нам конец, бля, конец! Не надо было с тобой идти, идиот! — выл Дылда, обессиленно сев на пол и закрыв руками глаза.
— Да чём там, мать его, за тварина такая? — не выдержал Сеня, — и что за мужик там был?
Ответ на первый вопрос не заставил себя долго ждать. Высокое горбатое существо вышло из-за поворота и направилось к ним, царапая пол когтями.
— У-у-у-у-у-у-у, — в ужасе выл Дылда, из динамиков на потолке раздавалось предупреждение о каком-то там SCP, а Сеня, лишившись дара речи, обмочился в штаны.
Лишь Шмыга сохранил контроль над собой. Направив на существо ствол, он выстрелил. Щёлк! Щёлк! Щёлк! Раз за разом повторяло оружие. “Патроны. Я забыл, мля, патроны!” — с ужасом понял гопник и закрыл глаза, чтобы не видеть пасть жуткого чудища.
— Все вниз! Пригнитесь, дебилы! — раздалось откуда-то из коридора.
Схватив Сеню, гопник принял горизонтальное положение, зачем-то закрыв болящие после выстрелов уши.
Раздался грохот и низкий рык чудища. Затем, что-то со свистом отрикошетило в каких-то паре сантиметров от Дылды.
— Давай, тварина, за мной! — орал неизвестный из коридора.
Всё закончилось так же внезапно, как началось. Крики и рык существа прекратились. Теперь в помещении слышался лишь вой гопника.
— Съёбываемся быстрее! — воспользовавшись моментом, что есть мочи закричал Шмыга, хватая рюкзак.
Его спутников уговаривать не пришлось. На этот раз тяжёлая дверь бомбоубежища, скрипя, поддалась. Не разбирая дороги, троица побежала. Не важно куда — лишь прочь из этого места.
— Давай, тварина, сюда! — уводил монстра от ребят опер, — На, сожри!
Несколько пуль попали в пасть чудища, выбив клыки. То оглушающе заревело и, подобно быку, начало разбег для тарана. Раненный Ордей с трудом дышал: бронежилет спас от дроби, но ушиба грудной клетки и сломанных рёбер это не отменяло. Убегать от чудовища было бессмысленно. Пришлось достать бластер: тот, осветив коридор яркой вспышкой, обездвижил существо и на несколько часов стёр тому память.
“Ну, хотя бы так на первое время” — устало подумал Ордей и достал рацию.
— Запрашиваю подкрепление и группу зачистки Фонда. Неопознанное создание, вероятно — объект. Повторяю, — вероятно — объект. Обездвижено бластером, ждёт “упаковки”.
Получив краткий и четкий ответ, оперативник продолжил:
— Выполняю преследование второй твари в мире Earth, повторяю, как слышно? — врать ему было не впервой. Но уж лучше соврать, чем долго объясняться с начальством о том, каким образом на секретный объект проникли посторонние. Тоже твари.
— Не будете дожидаться подмоги?
— Нет, существо неопасное. Необходимо устранить его, чтобы не наводить у там них панику. Выполняю задачу.
— Принято. Действуйте, старший дозорный.
Сняв продырявленную рубашку, оперативник скинул ставший бесполезным бронежилет.. Затем, всё еще опираясь на стену, последовал к выходу. Что-то он упустил с теми гопниками, только вот что? Откуда те узнали про бункер? В любом случае, теперь ему предстоит поработать в том мире. И, похоже, в этот раз визитерам не сдобровать.
Старший оперуполномоченный по надзору за межпространственными перемещениями Ордей Мечников наорал на Михалыча, курившего возле входа в бункер, припомнив тому все его косяки по работе, и, выпустив пар, поковылял к грузовику. Да что ж за работа такая у него — что ни день, то тварины. Что люди, что не люди.
С не людьми все же проще.
Ребят, накидайте побыстрее оценок, эта защита автора идиотская только нервничать заставляет. Писали вдвоем c @Koldyr , это было интересно)
Мой паблик в ВК, приходите - Черные истории от Моран Джурич.
Оценивайте, комментируйте, мне это важно.
Обнимаю, ваша Джурич.)
Пост для подписчиков сообщества @CreepyStory и тех, кто подписан на авторов @MoranDzhurich , @WarhammerWasea , @Koldyr .
Ребят, мы сегодня приглашаем вас немного поболтать на тему страшных историй, авторского права на рассказы, о том, что будет нового публиковаться в сообществе от нас, о ежемесячном конкурсе, и стоит ли его продолжать, и о темах, на которые вам хотелось бы прочесть истории.
Приходите сегодня, 11.04 в 20.00 по этой ссылке, задавайте вопросы, предлагайте улучшения, что стоит провести в сообществе CreepyStory , и вообще можете спрашивать все, что давно хотелось узнать. Это первое публичное собрание адмодеров сообщества, будем делать умные лица стараться ответить на все вопросы.
Проснулась от запаха выпечки. Ооо, что это был за запах… Нежный, домашний, чуть с дымком, и баба Поля что-то напевала. Где-то орали петухи, лаяли собаки, в окно задувал свежий ветерок, качая занавеску, и так было хорошо, так уютно. Захотелось просыпаться вот так каждый день. И гори оно все огнем - диплом, работа, которую еще предстояло найти. Ну серьезно, кому сейчас нужны филологи? А здесь, может, буду детишек учить в школе. Есть же здесь школа? Наверняка.
В дверь дома постучали, потом кто-то зашаркал в коридоре, и старушечьий голос громко взвыл:
— Поля, Поля, примай гостей, косицы доставай! Хвастай своими, а мы тебе лучша принесли! Наши румяны, духмяны, а твои жидки, да тошши!
В комнате раздалась ругань, я подскочила и, напяливая штаны, успела посмотреть время - 9 часов утра. Пока шнуровала ботинки, в доме явно назревал скандал.
— Не, ты посмотри на нее! — орала баба Поля, — Ты, Михалева, совсем обнаглела! Я ж вижу, что это Лидкина работа. Вы ее специально взяли, шоб у вас лучше тесто взошло! Я ж ее заговорку слышу!
В комнате стояли две старушки - баба Стеша, и вторая, мне не знакомая. В нарядных платьях и платочках с люрексом. На столе, на вышитом полотенце лежали длинные булочки из сплетенного косичкой теста, румяные, вкусно пахнущие. А на стуле еще была корзинка, в которой светились янтарем наложенные горкой такие же, только более пухлые, что ли, косицы. Баба Поля выхватила из корзинки одну, и прижав ее к уху, как телефон, завопила:
— Але, але, Михалева, операция провалена, прием! Степанида, брехать нехорошо! Не ваши это косицы, у вас таких отродясь не получалось! Это ваши всегда бледны да тошши! Тьфу!
Бабка бросила булку обратно в корзину и велела убираться подружкам. Увидав меня, стоящей в коридоре, она пригладила волосы и цыкнула зубом.
— От ты смотри на них, Настасья, каждый год пытаются меня уести, то изюму в косицы напихают, то маком посыпят. А теперь заговоркой тесто пышнее сделали.
— Читерят бабки. — ляпнула я первое, что пришло в голову.
— Чертенят да, чертенят вечером гонять будем, и они тоже, да. — сказала непонятное старушка, и пригласила пить чай. С косицами. Это были булки божественного вкуса. Не знаю, что там подружки ее напекли, но навряд ли переплюнули эти райские дары. Нежнейшие, с хрустящей корочкой, пахнущие ванилью и сливками, я съела три, и если бы чай в кружке не закончился, может, и еще одну.
— Баб Поль, а где умыться у вас можно?
— Да где, в ванной. Вона, рядом с твоей комнатой дверь.
Я достала мыльно-рыльные, полотенце и приготовилась встретиться с мойдодыром, ковшиком и тазиком с холодной водой. Открыв дверь, я застыла в изумлении. Вообще-то это, на минуточку, очень современная ванная комната. В зеленом кафеле, с хорошей раковиной, белой акриловой ванной и стиральной машинкой. Как выяснилось, и с горячей водой. Как же так? Ванная есть, а туалет на улице?
Да и ладно. Залезла в ванну и включила душ. Вот сейчас приведу себя в порядок, и начну опрашивать бабулек, песни там, обряды, надо Стешину песенку про медведя записать… Может вечером чего интересного будет.
В ванной что-то брякнуло. Испуганно выглянув из-за занавески, я узрела того здоровенного кота. Котище сидел на стиралке и пялился на меня зелеными глазищами. Когда успел просочиться, дверь же закрывала.
— Не переживай, не утону. — зачем-то сказала коту и намылила голову шампунем.
— Мрряху не рразбей… — послышалось из-за занавески, я дернулась выглянуть, кто зашел, пена попала в глаз, ноги заскользили и я чуть не грохнулась на задницу.
Лихорадочно промыв глаза, я сквозь слезы оглядела ванную. Никого. Только кот на стиралке сидит. Вода что ли в уши залилась? Кажется всякое. Хотя… Было уже такое. При коте как раз. Вроде как он муркнул что-то такое… Я еще раз выглянула из-за занавески, зыркнув на кота, но тот сидел, как изваяние и молчал. Ну, все, Мамонтова, приехали. Дома к врачу надо. То ли уши, то ли мозги пусть полечит. Пока я вытиралась, кот запросился из ванной и был выпущен наружу.
Пока я переодевалась в своей комнатке, баба Поля не переставая что-то бубнила, чем-то гремела, хлопала дверцами буфета. Когда я появилась в большой комнате, то оказалось, что бабка разговаривает с котом, складывая свои косицы в большой медный тазик, и между делом отпивает из рюмки, которая ловила солнечные зайчики на столе.
— Не, ну каки врушки, а? Видал? Пришла эта, расшаперилась тут, аж жопа косяки посшибала! У меня-то косицы тошши, а?! У кого-то сиськи тошши! — крикнула бабка куда-то в сторону улицы, а я подумала, что Полина Степановна крышкой поехала. По третьему разу возмущается. Да перед кем? С котом говорит.
— Мррязи, млять… Мряязи.. — ответил ей кот, и тут у меня сложилось четкое впечатление, что крышкой еду я.
Глядя в мои выпученные глаза, баба Поля, нисколько не смутившись, замахнула остатки прозрачной жидкости в рюмке, и, подхватив тазик с булками, сунула его мне в руки.
— Ща по гостям пойдем. Познакомишься со всеми.
— Ээээ.. — выдавила я, — баб Поля, а у вас кот вроде только что сказал “мрази” или мне послышалось?
От собственной храброй глупости стало немного самой противно. А вдруг послышалось опять? Бабка сумасшедшей меня признает.
— А, Додик у меня такой. Говорящий.
— Как, простите, его зовут?
— Как мово бывшего. Дормидонт. — бабка хихикнула, — Додик кот умный, токо матершинник страшный. Весь в мужа покойного.
Я покосилась на кота, мирно сидящего на стуле и намывающего лапой усы. Кот - матершинник? И кто из нас сумасшедший?
То есть и я, и бабка слышим ругань кота. Прелестно, прелестно… Что дальше? Птички - рэп певички?
— Ты, Настасья, глаза-то не пучь. Мы тут рядом с дыркой живем. Поэтому и с нами, и котами разно-всяко происходит. Меняемся мы. У кого чего. Ну, да поймешь все скоро. Майка у тебя хороша. И волоса тож. Ща к Морошкиным пойдем, буш бабку ихню пугать. Скажу, что из дырки навьи раньше времени полезли. Ты подыграй, если что.
Ни хрена было непонятно, но очень интересно.
Баба Поля причесала волосы, накинула теплую кофту на цветастое кримпленовое платье, явно считавшееся парадно-выходным, и мы пошли.
Весь день мы обходили дома в деревне, угощая косицами хозяек, а хозяйки угощали нас. От чая, варенья, выпечки и подносимых “румочек” с фирменными семейными настойками кружилась голова и хотелось петь. С бабой Полей оказалось весело. У Морошкиных она раскланялась с пожилой дамой в байковом халате, они обменялись булками, а потом, пошушукавшись, позвали из дальней комнаты еще одну старушку. Та вышла, шаркая тапками и подслеповато щурясь. На вид ей было лет сто.
— Катерина, Катерина, слышь?! Навью отловили на твоем огороде! — заорала баба Поля старушке в ухо. — Гляди, волоса зелены, на одеже вон, Чернобог зенки таращит!
И ткнула пальцем прям в мою майку с Мерилин Менсоном на груди.
Я так и застыла, обняв тазик с булками. Чёе ващще?..
Старушка, еще раз прищурившись, глянула на меня, испуганно приоткрыв рот, и с неожиданной силой свистнув, всплеснула руками. С корявых артритных пальцев потянулись синие светящиеся нити, прочно меня опутав, тазик больно впился краем в живот, дышать стало нечем. В глазах посинело, умирать не хотелось, очень.
— Ну, ну, пусти… Пошутила я. — хлопнула старушку по рукам баба Поля. — Иди вона, косицы мы принесли, чай пить давай.
От таких шуточек бабы Поли у меня дыхание так и не восстановилось, хотя синие нитки исчезли. Тазик пришлось вырывать из моих рук, и бабки справились только вдвоем. Хотелось взять и приземлить тару для чудесных косиц бабе Поле прям на голову. А еще встал большой вопрос. Что, блять, в этой деревне происходит?
Собственно, происходило вот что.
— А косицы - это знак триединства. — вещала баба Поля, шагая по деревянному тротуару, пустой тазик торчал у нее из подмышки и сверкал в лучах заходящего солнца. — Наш мир - Явь, Навь и Правь так переплетены. Оторви одну часть - разрушится все. Да вот иногда, между этими частями мира, как в выпеченном тесте, возникают дырки. Если дырка между Правью и нашей Явью - то оно не страшно, там уже и нет никого, кто хотел -тот уже в нашем мире живет. А вот если из Нави дыра появилась, то тут пиши - пропало. Они ж лезут сюда как оглашенные. Кто жрать, кто убивать, кто похоть свою ублажать. Козлы-то все это разом делают.
— Что за козлы? — блаженно щурясь на закатное солнце, я тащилась за бабкой, специально приминая доски тротуара, чтоб они подскакивали, пружиня. В голове приятно расположился золотистый туман, на душе было легко и весело.
— Да, может, увидишь вечером. Они не каждый год лезут, в том году не было дырки.
На перекрестке улиц, у колонки с водой собралась небольшая компания пожилых женщин. Кто-то с ведром, кто-то просто так стоял. Они что-то радостно обсуждали. Завидев их, баба Поля что-то забурчала себе под нос, зашаркала туфлями шустрее. Но, просто так пройти мимо нам не дали.
— Поля, Поля, поди! Да поди, чего ты ! — крикнула одна из женщин, — Михалева всем трындит, что ты с пустым тазом по гостям шалаешься, мол, стыдно тебе за свои косицы!
— Чёее? — баб Поля резко развернулась и ринулась к колонке , как ураган. — Да она, да тварюка она…
— Ой, чей-та, у нас молодая нова? — пропела одна из бабулек, ставя полное ведро воды на землю, — Твоя чтоль, Поль?
Оглядывая меня с ног до головы, женское общество щурилось, натянув фальшивые улыбки. Они улыбались, а мне почему-то мерещились клыки в растянутых ртах, вместо платьев какие-то серые робы, а когда они стали окружать нас и трогать меня за плечи, как-то резко выветрился хмель и приятное расположение духа. Бабки, словно стая волков, кружила вокруг, принюхивалась, оттирая гневно распинавшуюся бабу Полю от меня подальше.
— Ну, молодая, как тебе у нас?
— Все ли нравится? Остаешься?
— Иди ко мне, я тебя научу…
— Нет, Боровиха, она ко мне пойдет, моя, чую…
— Ко мне иди... Ко мне иди... — эхом отдавались голоса в голове.
Чем больше бабки говорили, тем хуже мне становилось. Слабость в коленках появилась, захотелось спать, да просто лечь тут, у вот этого забора, в лопухах, и свернуться калачиком. Перед каждой из женщин, на уровне бедер стали закручиваться темные вихри, поползли щупальцами, извиваясь, подтягивась все ближе и ближе…
— Эй! А ну хватит, суки голодные! — раздался крик бабы Поли, и все прекратилось.
Она схватила меня за руку и потащила за собой.
— Ой, прости дуру! Зацепили на слабо, а я и потащилась. Ты как, Настасья?
— Да вроде ничего…
— Ничего… А могли бы все выпить. — пробормотала старушка. — Они не плохие, ты не думай.
Просто... Просто бабы. Несчастные. Отмотали свое уж, жизнь у них так сложилась. Мы их не судим, раз живут здесь, то и воюют так же, как мы. Но, держаться от них лучше подальше.
Сквозь вату в мозгах пробилось воспоминание, как баба Стеша говорит, что к
таким бабкам лучше не подходить, а то мандой своей сжуют. Ну, теперь-то все стало яснее. И как-то сразу захотелось домой очень. Я, конечно, все понимаю про женские коллективы, но там как-то лайтовей все. Хотя… В принципе, все то же самое. Выжрут всю энергию, весь мозг, да еще и насрут в душу. С самыми добрыми намерениями. Эти хоть научить чему-то хотели.
Дома нас встретил мурчащий Додик, закрутился у ног.
— Жрать хочет. — с неудовольствием сказала баба Поля.
— Мама, млять… — кот вспрыгнул на стул и воззрился зелеными прожекторами на стол, где, видимо, должна была появиться еда.
Я тоже присела, тупо пялясь на скатерть. Понемногу мне легчало, и тоже захотелось есть. Так вдвоем мы и просидели, пока, баба Поля не появилась откуда-то со двора, хлопнув дверью.
— А вот кому пельмешек, да щщей наваристых? Сметаны с погреба достала.
Когда она успела все это приготовить, я не поняла. Ночью, что ли? Под носом оказалась тарелка со щщами, в миске исходили паром кругленькие, пузатые пельмени в масляных каплях. Я ела и чувствовала, как ко мне возвращается желание двигаться, а баба Поля что-то приговаривала, поочередно гладя по голове то меня, то кота. Ему положили на блюдце сметаны, и Додик, заляпав усы, во всю метал языком.
Объелась. Навалилось сонное безразличие, устала, дело же к вечеру уже. Солнце так и не зашло еще, вися над горизонтом, просвечивало сквозь макушки деревьев в лесу, который было видно из окна. Надо бы поблагодарить хозяйку за вкусный ужин, да она вышла куда-то. Внезапно я услышала знакомый звук, которого, по моим соображениям, быть здесь вообще не должно. Звук звонка по скайпу. Доносился он откуда-то из глубины дома, вроде как из спальни бабы Поли. Звонок все не умолкал.
Я пошла на звук, и это было, наверное, самое большое мое удивление, за все время пребывания в деревне Райки.
В комнате бабы Поли, между шкафом и кроватью стоял стол с монитором на 27 дюймов, под столом светился синим навороченный комп. На экране долбился скайп, вызывал контакт “ уеба кгбшник”. А-хре-неть.
Откуда-то сзади налетела бабка, грузно приземлившись в компьютерное кресло с высокой спинкой, ткнула в прием вызова и пригладила волосы. На мониторе возник пожилой мужчина в форме, сидел он явно в кабинете, так как за ним на стене был виден чей-то портрет и стеклянная витрина с модельками кораблей.
— Ааа.. — протянул мужик, узрев нас вместе, — вы там уже в сборе все? Новичок у вас, Полина Степановна? Это хорошо. Надежный контакт?
— Да, Илья Викторович, вводим потихоньку в дело. — заюлила бабка, вертясь на стуле.
— Так вот. По оперативным данным, межпространственное окно, именуемое в простонародье “дырка”, откроется сегодня в 23 часа 44 минуты. Всему гарнизону объявляется боевая готовность с 23.00 до 6.00 утра. Обзваниваю всех поочередно, но, по своим каналам связи передать еще раз. В прошлый раз до Морошкиных не смог дозвониться, это непорядок. Задача для вас, как для командира отряда: подавление нашествия инородных вторженцев любыми способами. Даю добро на устранение нежелательных элементов при помощи оружия и любой тактики. Отлов на этот раз не нужен, экземпляры, доставленные ранее, изучены и утилизированы.
— Дык че, Илья Викторович, и пострелять можно? А то дубинами их хрен добьешь.
— Приказом свыше дано добро на отстрел. Теперь можно.
— Ну, наконец-то. Надоело уже вручную.
— Выполняйте приказ. — на погонах сверкнули большие звезды, мужчина отключил вызов.
Полина Степановна нервно барабанила по столу пальцами.
— Ну, девка, раз уж ты тут в самое пекло влезла, то и вопросы задавай. А то вижу, аж помрешь щас от любопытства.
Ага. А мне помереть и хотелось. Только от страха. Это получается, я тут вляпалась в историю с бабками, имеющими паранормальные способности, живущих в деревне, которая типа военного гарнизона что-то. Охраняют они какую-то дырку, через которую раз в год лезут из ада черти или хер там знает кто еще. А еще тут все странные, и кот говорящий. Только руганью, правда, но говорит. Это вам не тот, который “ идет налево песнь заводит, направо - сказку говорит”. Это такой кот, который всех мразотами может обозвать и за столом ест. А еще меня могут закрыть где-нибудь в дурке, если болтать стану о таком чудесной фольклорной экспедиции. Может, лучше сразу в бега податься? В лесу ночь пережду, а утром автобус в Вельск идет.
— Настена, ты не робей, знаю, что сто вопросов в голове трещат и непонятно тебе все. Я-то сюда приехала, дак знала почему и зачем. Давно это было, я уж все как данность принимаю. Тебе-то ясно дело, в диковинку все.
— Ээээ.. И как же вот это вот все у вас? — я обвела рукой монитор и комп, уже понимая, что тупее вопроса в жизни не задавала.
— Пф, детка, ты что думала, мы тут старухи серые, мозгами обделенные, живем как как при императоре Николае втором? — в речи бабы Поли произошли изменения, исчез местный говор, оканье, и устаревшие обороты. Со мной словно заговорила моя учительница русского и литературы. — Мы здесь на рубеже миров живем, защищаем наш мир, как можем. И ты, я надеюсь, станешь частью нашей защиты. У тебя есть все, чтобы стать вместе с нами в ряд. Ум, упорство, смелость, желание выделиться и способность задать жару всем, кто против тебя. Мы это по запаху чуем. Ты знаешь, что безумие имеет запах? Приезжают иногда к нам такие, высокодуховные и просвещенные где-нибудь в Индии или в инстаграме. Думают, тут будет им место силы, вековые обряды, благость и умиротворение. Экзальтированные дамочки в широких штанах, как у персидских наложниц и травяной едой. Ты бы видела тот цирк, что они на берегу Кокшеньги устраивают. Падают, катаются по земле, поют невесть что, руками странно машут, мол, приобщились к обрядам нашим. А на самом деле - пахнут безумием. Кто-то только начинающимся, кто-то в самом цвете. Нормальных, как ты - мало, очень мало. Ценный ты кадр, то-то тебя сиделицы к себе потянуть хотели.
— Какие сиделицы? — я все еще ничего не понимала.
— Те, кто у колонки стояли. Эти женщины приехали сюда потому что некуда идти им в родных местах. Не ждет их там никто. Из колонии вышли, поскитались, да если мозги на место встали, то сюда иногда таких прибивает, как щепку к берегу. Ну да мы их принимаем, да втолковываем как им жить. Не всегда получается, но защитники из них хорошие.
— А мужчины ваши где? Ни одного не видела, и детей тоже. Дети тут есть?
— Детей никто из нас иметь не может. Да и опасно сюда с детьми приезжать. Они у козлов первые жертвы. А мужчины тут чахнут, да умирают. Место такое. Знаю, что есть деревни у других разломов между мирами, где только мужчины живут, а женщины не приживаются. Каждый несет свою долю. Ну, да это даже хорошо. Еще раздоров из-за мужиков нам не хватало.
Ну да, ну да, если они из-за булок так ругаются, что ж из-за мужчины будет? Клочки по закоулочкам полетят от вязаных кофточек. Ах, да, вот еще назрел вопрос.
— Баб Поль, а почему вы всегда в теплом? На улице жарища же. У всех кофты, а ваша подруга Лида Беркина в салопе плюшевом, не жарко вам?
— Да кровь не греет уже. Многие из нас так давно живут на этом свете, что и счет потеряли. А у Лидки салоп - естественная принадлежность, так сказать. — засмеялась старушка.
Не очень понятно, но хотелось спросить еще.
— А вот этот человек в форме, он кто?
— Начальство наше. Ты что думаешь, про такие места никто, кроме живущих здесь и просвещенных ебанашек, которые слышали звон, не знает? Здесь тебе не Шамбала. У нас все под контролем. Специальная организация нам помогает. Обеспечивает. Договор у нас.
— А вот еще хотела спросить… — открыла рот я, но баба Поля резко меня перебила.
— Так, время сбора. Наши там уже балаган для пришлых закрыли и ждут. Пошли. Надень потеплее чего, ночи прохладные.
— А можно еще спросить? В доме ванная, а туалет на улице. Как так? Зимой же холодно.
— А это, Настасья, традиция. А потом у нас тут есть умелицы, волну на говне поднять. Уж лучше не в доме.
На улице было светло, почти как днем, за краем леса пряталась вечерняя заря, крася небо в розоватый цвет. Улицы деревни были пусты, и только иногда из дворов выходили старухи, кивали моей спутнице и пристраивались рядом с нами. В руках они несли длинные дубины, утыканные гвоздями-десятками со срезанными шляпками. Молча вышли на окраину деревни небольшим женским отрядом.
До берега реки Кокшеньга было всего ничего. А там уже горел высокий костер, сбоку от него стояли старушки в два ряда и, пригорюнившись, пели какую-то заунывную песню.
— Все ли собрались? — внезапно зычно крикнула баба Поля. — Все ли готовы?
— Морошкиных ждем еще. — откликнулся кто-то из старушек.
— Да чтоб их. Уже одиннадцать. Чертим круг!
От толпы отделились три женщины и пошли вокруг костра, волоча за собой те самые палки, утыканные гвоздями, вспахивая землю. Борозда получилась довольно глубокая. Потом вышли Поля и Стеша, стали класть в бороздку пучки трав, напевая при этом. А когда остальные женщины подхватили песню, меня мороз по коже продрал. Высокие голоса подхватили мелодию, слова вплетались в вечерний воздух, в завороженно качающими листвой деревья, возносились к небесам, плавно нисходя до примятой десятками ног травы.
На вечерней зоре, на высокой горе
Стоит дуб вековой, под ним гроб золотой
У том гробе мертвец, в домовине жилец
Вокруг ведьма ходит, речи заводит:
Пойду по кругу, позову подругу
На веселье, на здраво, на зелены дубравы
Кто костей хотел, два мешка съел,
да чтоб подавился, мертвечиной травился.
Чтоб его загнуло, кишки завернуло,
Не исти, не истись, по земле не нестись.
Земля наша, дай плоти́, нас защити.
Слово мое крепче камня, крепче железа
Отныне и до века. Гой!
Пока травки закидывали в канавку, бабульки собрались у костра, встали у круга, не заступая в него. Как припевка закончилась, они тоже заголосили: “Гой, гой!” От их боевых кличей аж уши заложило. А потом началось интересное.
Все повернулись к бабе Лиде, словно ожидая чего-то. Та взмахнула руками, коричневый плюшевый салоп сверкнул стеклянными пуговицами, а огонь в костре загудел, взметнулся почти до вершин елей, что росли неподалеку. Видать, не только тесто у бабки высоко всходило.
Огонь облизывал жаркими языками розоватое небо, белая ночь накрыла берег реки тишиной, словно саваном. Потрескивали поленья в костре. В этой дикой тишине, где даже птицы перестали вести вечернюю перекличку, женщины стали входить в круг по одной, преображаясь на глазах и молодея. Шаг в круг, и на одной из них появилась форменная юбка, сапоги, и зеленая гимнастерка с красным, растекающимся пятном на груди, на ком-то появилась серая арестантская роба с нашивкой на кармане, кто-то входил в круг в мятой льняной рубахе, длинной юбке и лаптях, но бабка Лида поразила меня больше всего.
Когда Лида Беркина вступила в круг, сгорбленная спина ее распрямилась, а потом ее сложило пополам. Бабку стало выворачивать, изгибать под немыслимыми углами, а плюшевый салоп, казалось, врастал в кожу. Через пару секунд в круге у костра обнаружилась огромная матерая медведица, которая гулко рыкнув, заняла свое место за кругом.
В голове заорал Руби Род: “ Омайгат, омайгат… Корбен, Корбен! Омайгат!” В районе задницы ощутился холодок, но тут стоящая рядом баба Поля сказала:
— А теперь Аглашка.
Это была та женщина, у которой я изначально должна была остановиться. Аглая Ивлева. А вот она, войдя в круг, обратилась здоровенной волчицей. Дальше все поплыло, как в тумане. Бабки Морошкины в вышиванках, баба Поля стала молодой женщиной в форме летчицы второй мировой, и я, вступившая в круг, но на мне ничего не поменялось. Как это работает? Кто каким пришел, таким и остается?
Когда бабье войско было было приведено в полную боевую готовность, все встали полукругом возле берега реки. Шелестели камыши, на песок накатывала мелкая волна, где-то плескалась рыба… И ничего… Только застывшие на берегу женские фигуры с дубинами в руках напоминали игроков в бейсбол, приготовившиеся отбить мяч. Баб Поля вроде говорила, что козлы какие-то лезут. Зачем животных-то уби…
А они как полезли!!!
Возле реки, на самом краю берега, в воздухе засверкали мелкие молнии, вода заискрилась, забурлила, вспенилась волной, и на траву из воды выскочил натуральный черт. Существо, передвигающееся на двух задних, с копытами, покрытое черным мехом. Жуткое, искореженное лицо, отдаленно напоминающее человеческое, длинные рога, прижатые к груди руки, в которых был зажат мешок с чем-то.
Больше всего существо напоминало фавна из легенд и фильмов. Но, если в кино они еще более-менее приемлемо выглядят, то вот этот, в реале напоминал жертву зоофила, если бы биология немного попустилась принципами. И этот сраный козлина, выскочивший, как черт из табакерки, стал метаться между женщинами, замахивающимися на него дубинами. Недолго он мельтешил, медведица придавила его через пару минут.
И началось нашествие.
Из воды полезли разные твари. Пара белесых червей с рыбьими хвостами были прибиты сразу же, как выползли. По одному вылетали “козлы”, тряся исполинскими мудями, и мешочками, трепетно прижимаемыми к мохнатой груди. Они пытались прорваться по одному, парами и тройками. Атаковали рогами, мерзко верещали, прорываясь за окруживших их женщин. Медведица и волчица метались, заваливали бьющих копытами существ, рвали зубами глотки, вспарывали когтями животы. Кого не достали оборотни, метко доставали дубинами женщины в робах и гимнастерках. Мозги и рога летели по всему бережку.
Баба Поля пока стояла рядом со мной и руководила, выкрикивая команды типа “ Нина, справа!”, “ Ольша, новый! По ногам бей!”
В какой-то момент из воды выскочило сразу несколько рогатых и помчались врассыпную. Кого волчица успела схватить, кого дубиной приголубили, а вот один пошел на таран, и побежал прямо на меня. А мне ничего не дали. Ни палки с гвоздями, ни чурки для топки. Ничего у меня для обороны нет. Эта страшная морда будет снится мне еще долго потом. Я там все деталях рассмотрела. Еще пока он ко мне бежал, между ног у него стало красное и длинное что-то болтаться, заблеял что-то на своем, да мешок свой ко мне протянул.
Тут-то и расцвела у него во лбу красная звезда. Вокруг дырки. Рядом стояла баба Поля и деловито запихивала в кобуру, что скрывалась под кофтой, черный ТТ.
— Че? Илья отстрел разрешил. Патроны казенные. Выдано восемь - отстреляем восемь. — таков был ответ на мое вытянутое от ужаса лицо. — Главное, своих не ранить. Ты, стань-ка за меня, а то их на молодых запах ведет.
К утру вроде все затихло. За ночь из воды вылезло еще штук десять непонятных тварей, которых бабки называли русалками. Кровь у них, оказывается, зеленая, цвета тины. Козлы перестали выскакивать уже к восходу солнца, часа в четыре утра. Мне стало интересно, что там эти существа тащили такого ценного, в своих мешках? Ведь у каждого был свой мешочек, нежно прижатый к груди. Пока бабульки таскали дохлых козлоногих в костер, я открыла один из мешков, который валялся неподалеку. В нем обнаружились свернутые в трубочку бумажки, что-то типа паспорта, наверное, с рисунком существа в рамочке, и строчками справа, наполненные странными закорючками, похожими на арабскую вязь. Бусы из черных камней, красные круглые туфельки, и пара колокольчиков с петлями, чтобы их цеплять. На рога, наверное. Если трясти рогами, то звук будет оглушающий.
К шести утра берег был чист, пахло шашлыком и паленой шерстью, только в траве еще кое-где сверкали красные лужицы. Бабка Лида уже ковыляла в своем коричневом плюшевом салопе, Ивлева волчицей еще умчалась, как только солнце стало всходить, а остальные женщины приняли свой ежедневный вид. Теплые кофты, цветастые безвкусные платья времен СССР, седые волосы, стриженные и убранные в пучки на макушке. Такие типичные бабульки, что стоят в магазине, в очереди за сахаром.
Я сидела у воды, слушая шелест волн, тихие переговоры бабулек, и решала, вернусь ли я сюда еще? Вроде как и место мне уже выделено. Позади затопало и кто-то погладил меня по голове.
— Ота, Настёна, так и живем. — баба Стеша тоже сменила свою гимнастерку на то цветастое платьице, в котором была утром. — Напужалася? Ты не боися, мы тут друг за друга горой.
— Баб Стеша, а споете еще песню про медведя? Я ее записать хотела. — вдруг вспомнила я.
— Дак чего сегодня дожж нагонять? Если жарко будет сильно, завтре спою, ты приходи. И тебя научу. Мне не жалко. А ты Полю-то слушай, она травница знатная, от любой болезни как лечить знает, учись у нее. Она хорошая, хоть и командовать любит.
— А козлы эти, они чем опасны? Почему их надо не пускать в наш мир?
— Да как почему? — воззрилась на меня старушка, — Эти навьи весь наш род выкосят, им только волю дай. Детей они воруют, молодых девок насильничают, да убивают потом, портят все, гадят, ломают. Ты чего думаешь, девушки пропадают бесследно в деревнях просто так? Одного такого упусти, так он пол-области за неделю окучит. И девочек и девушек, ему все равно. Только по черной шерсти его след и ищем. Русалки по реке расплываются, парней завлекают. У них дар морок наводить. Червяк червяком, а парню кажется что красавица брюнетистая, сиськи вывалила, да в воду его, играть зовет. Ну и сожрут его там. А, вон, давай, иди, Поля зовет.
К чести бабы Поли, вопросов она не задавала. Дошли до дома и увалились спать.
Пару раз будил Додик, мурча в ухо что-то про “жрать не дали, твари, мля”, но видать, во сне я ему ответила в том же духе и кот больше не приходил.
С Полиной Степановной у нас состоялся серьезный разговор наутро. Предложение бабьего гарнизона я приняла. Теперь ежегодно приезжаю к Полине на обучение, заранее, за неделю до Ведовок. Потом мы держим оборону и я еще недельку отдыхаю, да хожу по гостям. И к бабе Стеше - я уже умею собирать тучи, и к бабе Лиде - она учит меня как сделать мелкое крупным, да и к сиделицам тоже захожу, но ненадолго. Интересные женщины.
Преподша моя, Дрожкина-Тырц, даже не в курсе, что упустила. Это ее зазывали бабки, думали, она к ним переедет. Праздника Ведовки-то по сути и нет никакого, старые ведьмы выдумали все, чтоб молодую кровь завлекать. Ну, да я не в обиде. Хотя диплом пришлось писать на готовом материале, чтоб не загреметь в дурку. Просто хочу рассказать, чтоб вы знали, что есть такая деревня, где женщины защищают от нашествия навьих наш мир, как могут. Живут, сражаются с русалками, спорят и ссорятся, поддерживают друг друга в горе и в радости, готовятся к следующей “дырке” и лупят инородцев дубинами по рогатой башке.
А еще там есть кот Додик, матерщинник пушистый. Кто смелый, приезжайте, девочки.
Фото Марчин Награб
Мой паблик в ВК, приходите - Черные истории от Моран Джурич.
Оценивайте, комментируйте, мне это важно.
Обнимаю, ваша Джурич.)
Для тех, кто считает что я пишу медленно. Ребят, я не писатель, сидящий за столом с пером за ушком и кропающим при свечке нетленку каждый день. У меня работа 5/2, семья, дела домашние и прочее, как у всех. Как могу, стараюсь вас радовать. Понять и простить) Эй, не забывайте ставить плюс, если понравилось!