Hektorhouse

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.

- До конца августа. Родаки послали бабке помочь. Хворая она стала. Тяжело одной в огороде спину гнуть.
- Ну, эт правильно. Тогда порядки ты знаешь, - хитро улыбнулся он.
- Знаю, - вздохнул я. – Проставляюсь. Есть где мутного достать?
- К бабе Сане сгоняем, «слезинки» возьмем.
- Слезинки?
- Ага. Сэм у нее не чета остальным. Чистейший, вкусный, - ответил третий пацан, носивший погоняло Щука. Я кивнул и вытащил из кармана налик, который передал ему. – О, эт по-нашему. Гульнем. Чих еще к Кайгусю метнется, травы возьмет.
- Проверь только. А то с Кайгуся станется дички намешать, - поморщился Пеца.
- Чо, на огородах гудим? – спросил я, вызвав у деревенских смешки.
- Не, Макс, ты чо? Мы ж не малолетки, чтобы по кущерям шарахаться.
- В конце улицы синий дом есть. Двадцать девятый, - улыбнулась Галка. Она села рядом со мной на лавочку и, не стесняясь, прижалась ко мне загорелым бедром. – Соседка там моя жила, баба Лида, да преставилась уже полгода как.
- И вы, типа, в ее хате тусите? – удивился я.
- Ну а хули нет, Макс? Родни у бабки не было, дом пустой стоит и нахуй никому не нужон, - кивнул Чих. – Вот мы под себя и забрали. Да так многие делают. Тут хули, старики живут. Безродных много. Вот хаты после них и пустуют. Те, кто умные, на себя участки оформляют, дом сносят, а землю под огороды. Но мы тут подсуетились быстрее. Андрюха с Кайгусем хотели лапу наложить, да мы первыми были. Участковому на лапу дали, чтобы он не зверел. Вот и отдыхаем там, помаленьку.
- Удобно устроились, - рассмеялся я. – Ну, лады. Чо, во сколько подваливать?
- Давай к восьми, - чуть подумав, ответил Пеца. На этом и порешили. Я попрощался с пацанами, чмокнул Галку в щечку, отметив, как она порозовела, и отправился гулять дальше. После автобуса хотелось размяться и подышать свежим воздухом. Прогулка по деревне для этого подходила лучше всего.

Вечером я помог бабушке управиться по хозяйству, переоделся в чистое, сунул в карман две пачки сигарет, после чего сказал, что буду поздно. Бабушка сама понимала, что внук давно вырос, поэтому особо не ворчала. А потом, махнув рукой, дала мне ключ от дома и отправилась смотреть бразильский сериал по ящику.
До нужного дома пришлось идти почти полчаса, так как он находился почти в самом конце улицы. Но лишней прогулке я только порадовался, медленно идя по разбитой глиняной дороге и наслаждаясь прохладным ветерком. Порой меня обгоняли машины, которые обязательно притормаживали, увидев новое лицо. Впрочем, до доеба дело не дошло. То ли деревенские торопились по своим делам, то ли до одинокого пацана им не было дела. Ну а подойдя к двадцать девятому дому я мысленно присвистнул, увидев рядом с ним побитые жизнью «шестерки», мотоциклы и целую кучу пацанов и девчонок. Дом стоял в самом конце деревни, будто забытый — дальше уже только поле, а потом лес. Крыша покосилась, словно надорвалась от грома. В окнах — красные занавески, как кровь на бинтах, но в них горел свет, и во дворе кипела жизнь. Из окон дома грохотала музыка, слышались смешки и в воздухе витал особый дух летней свободы. Я кивнул знакомым и, обойдя, курящую компашку, потянул на себя калитку.

- От он, явился, - обрадованно воскликнул Пеца, сидящий на ступеньках крыльца и смолящий самокрутку. Я пожал протянутую руку и пристроился рядом. – На, дерни. Кайгусь отменную подогнал.
- Не, попозже, - помотал я головой. Пеца пожал плечами, мол, мне больше достанется и, затянувшись, тут же закашлялся. – Держи тягу.
- Не покашляешь, не покайфуешь, - хрипло ответил он, поднимаясь со ступенек. – Ладно, погнали в дом. Познакомлю тебя с нашими.
- Чо, много новых? – уточнил я, гадая, как скоро знакомство перейдет в доеб.
- Не особо. Большинство ты и так знаешь, а на счет остальных не бзди. Своих в обиду не даем.
- Ну, пусть рискнут, - паскудно усмехнулся я. Пеца одобрительно заворчал и, хлопнув меня по плечу, махнул рукой, приглашая следовать за собой.

В доме было шумно, накурено и пахло не только травой, но и перегаром. На загаженном столе стояли бутылки с самогоном и водкой, тарелки с нехитрой закусью в виде колбасы, дешевого сыра и обязательных овощей. Из старого магнитофона орала попса, а в центре гостиной ритмично двигались деревенские девчонки, одетые по случаю, довольно откровенно. Вписка, удивительно похожая на те вписки, которые я уже посещал. Даже на продавленном диване в единственной комнатке, под молчаливым и укоряющим взором портрета Ленина, изгаженного мухами, кто-то ебался. На стенах — выцветшие фотографии, где лица у всех одинаково строгие, как будто улыбка была вымученной. Тикают старые часы с медными шишками, стрелка отстаёт или бежит вперёд, хуй проссышь. Сколько времени они уже отсчитали? А сколько еще осталось? Запахи бьются между собой — перегар, сырость, капуста, мыло "Детское", и ещё что-то металлическое, будто ржавая кровь. Здесь давно никто не живет. Здесь медленно тонут. Каждый день, каждую ночь. Все глубже и глубже. Но никто не кричит. Все уже привыкли.
Я задумчиво обвел взглядом веселящихся людей и улыбнулся, увидев Галку. Она была одета в черное, облегающее платье, демонстрирующее все достоинства точеной фигурки. Порой деревня давала миру настоящих красавиц. А порой давала самых отъявленных блядей с ликами ангелов. Это я тоже знал.

- Макс! – Галка заметила меня и помахала рукой, подзывая к себе.
- Привет, - буркнул я, подходя ближе и беря из ее рук граненный стакан с самогоном. – Нормальное хоть пойло?
- Чистое, как слеза, - хохотнула она. Я невольно ей залюбовался. Было что-то в Галке особенное. Как и в Ленке Трофименко. Какая-то неприступность и особая, бурлящая нежность, когда твой взгляд пересекался с ее взглядом.
- Ну, будем, Галчонок.
- Только ты меня так называешь. Будем, - тепло улыбнулась Галка, чокаясь со мной. Мы выпили и мое горло тут же опалил жидкий огонь. Пеца не соврал. Самогон был хорошим. Лучшим, что я когда-либо пил. Не было в нем сивушности, горечи и желчи. Только огонь.
- А ты чо за парнишка? – спросила подошедшая к нам девчонка в светлом сарафане, прозрачном настолько, что я видел ареолы ее сосков. – Твой, Гал?
- Может и мой, - усмехнулась Галка, хитро на меня посмотрев. – Знакомьтесь.
- Макс, - представился я.
- А, бабы Раи унук? – просияла девчонка. Я так и не привык к тому, как деревенские проглатывали некоторые буквы и коверкали слова. Но была в этом своя, особенная прелесть. – Ксюша.
- Ну, будем знакомы, - кивнул я, пожимая протянутую ладошку. От девчонки приятно пахло свежестью, сеном и молоком. Она кокетливо мне подмигнула и многозначительно переглянулась с Галкой, которую весь этот короткий диалог явно веселил. Правда от разговора нас отвлек незнакомый мне пацан, который, пьяно шатаясь, подошел к нам и уставился на меня мутным, злым взглядом.
- А не много те двух баб-то? – с вызовом спросил он. Улыбка пропала с лица Галки. Вместо нее щеки залила бледность.
- А тебе какое дело до этого? – огрызнулся я. Подобные доебы начинали нервировать. Ну, ожидаемо. Многих я пока не знал, а вот для деревенских городской всегда был и будет красной тряпкой. Тут даже пить не надо, чтобы злоба полезла, как гнойные чирьи. – Не учили, что в чужой разговор лезть с предъявами не стоит, а?
- Отъебись, Комар, - рявкнул Пеца, подлетая к нам. Он пихнул пацана в плечо и тот неожиданно сник. Вот только злоба в мутных глазах никуда не делась.
- Чо, знакомец твой?
- Свой это. Бабки Райки унук, - пояснил пацану Пеца, но того объяснения явно не устроили. К тому же короткая потасовка привлекла внимание и других гостей. К нам подошли еще два стриженных пацана. Крепких, загорелых, пьяных и злых. Их городской в компании двух симпатичных девчонок тоже нихуя не радовал.
- А он чо сам ответить не может? – мрачно пробасил один из них. Лупоглазый, с перебитым носом.
- Могу, родной. Ты не втыкаешь, что Пеца вас от греха уберечь пытается, - паскудно улыбнулся я и мотнул головой. – Короче, чо доебались-то? Суть предъявите или свалите нахуй отсюда.
- Хочешь, бою дам? – осклабился тот, кого звали Комаром. Этот вопрос заставил меня улыбнуться. Все ж умели деревенские образно выражаться. Куда им до пацанов с Окурка. – Баб наших ебать удумал? А ну как бою дам, так рассыплешься.
- Все нормально, братка, - хлопнул я по плечу напрягшегося Пецу. – Разберусь.
- Да я и не сомневаюсь, - хмыкнул тот. – Дураков жалко.
- Дураков учить надо. Иначе кто их еще научит, - ответил я и повернулся к пацанам. – Ну, чо. Пошли на улицу, родные? Обоснуете за слова свои, да за то, что девчат оскорбили, ответите.
- Пошли, пошли, - согласился третий, куда шире в плечах остальных, с длинными, жилистыми руками, привыкшими к лопате и тяжелому труду.
- Максим, - попыталась вмешаться Галка, но я мотнул головой и улыбнулся ей.
- Все нормально, Галчонок. Вернусь сейчас и продолжим беседу.

Далеко идти не пришлось. Стоило выйти во двор, как пацаны, словно по команде, кинулись на меня, заходя сразу с трех сторон. Но меня это не смутило. Они были пьяны, я только-только выпил первый стакан, поэтому был кристально трезв и готов к любой хуйне.
Лупоглазый, подлетевший ко мне первым, глухо ойкнул, схватившись за бок, куда пришелся короткий, но хлесткий удар. Его жилистый дружок словил двоечку в бороду, но против моего ожидания, устоял. Только пошатнулся слегка. Комар попытался достать меня ногой, ударив в спину, но тут же рухнул на землю, когда я врезал ему под дых и добавил коленом по носу. На траву брызнула кровь, вызвав у наблюдавших за махачем ехидные смешки. Мелькнуло бледное лицо Галки, которая стояла на крыльце. Мелькнуло и пропало, когда я вновь вернулся к драке.
Пару раз меня все-таки достали. Но не сильно. Сначала жилистый, махнув наотмашь рукой, попал в бровь. Потом очухавшийся Комар добавил кулаком по скуле. Впрочем, переломить ход драки им это не помогло. Я перестал миндальничать с пацанами и начал бить в полную силу.
Они и сами поняли, что попали, когда первый же удар отправил в нокаут лупоглазого. Тот раскорячился на траве, смешно вытянув руки и ноги, словно судороги словил. Жилистому я сначала сбил дыхалку, а потом коротким кроссом отправил на землю к другу. Остался Комар, кому предстояло стать живым доказательством того, что к некоторым городским лучше не лезть. Когда я закончил, оба глаза Комара заплыли и больше походили на опухшие залупы. Перебитый коленом нос смотрел налево, а белая майка стала красной и липкой.
- Все! Хорош! – вклинился Пеца. – По делу ответил. Все видали?
- Видали, видали, - загалдели пацаны, посматривая на меня с уважением.
- Пошли, братка. Выпьем лучше, - схватил меня за руку Пеца и потащил в сторону дома. На скулящих избитых очень быстро все забили хуй. Деревенские слабину не любят. Но я знал, что так просто мне это не оставят. Рано или поздно найдутся еще желающие проверить удачу и наказать городского за унижение своих. Но сейчас можно было выдохнуть и вернуться к девчатам, которых махач определенно удивил.

- Ты где так руками махать научился? – спросила она, когда я вернулся в дом и, осушив стакан самогона, уселся на свободное кресло. Адреналин постепенно отпускал и в голове царила приятная легкость вкупе с усталостью.
- Да, в секции, - отмахнулся я. – На бокс ходил в детстве.
- Видать хорошие учителя были.
- Были, - согласился я. – Да и практики поле непаханое.
- Комар тебе этого так просто не оставит, - усмехнулась Ксюша. – Дурной он, а как выпьет, так вообще. Еще и на Галку слюни пускает.
- Оно и видно, - усмехнулся я, увидев, как Галка покраснела от смущения. – Ну, недельку точно отдохнуть сможешь.
- Радость-то какая, - съязвила она и, не сдержавшись, рассмеялась. Спиной я чувствовал колючие взгляды деревенских, исподтишка наблюдавших за нашей беседой, но желающих доебаться больше не было. Слишком уж красочным получилось представление во дворе.

Через пару часов, когда запасы алкоголя серьезно уменьшились, повысился градус веселья. Люди пили не ради того, чтобы напиться. А просто хотели залить глаза, убрать стыд и страх подальше. За последние полчаса кто-то поставил кассету на новый круг — опять заебавшие меня «Руки Вверх», плёнка шипела, голос был как будто из трубы. Деревенские танцевали, но это не были танцы. Просто телодвижения — тупые, медленные, как у людей, которые разучились чувствовать музыку, но помнят, что под неё надо как-то шевелиться.
У печки сидел красномордый пацан — кажется, Пеца назвал его Буркой. Смеялся громко, через кашель, с хрипом, как будто внутри у него сидит собака. Мне стало холодно. Не физически, скорее внутри. Было ощущение, что дом начинает тонуть. Не в воде, а в себе. В вонючем самогоне, в дыме, в этой тишине между песнями, где становится слышно, как гниёт пол под ногами. Пацаны разбирали визжащих девчонок и тащили, кто куда. Галка с Ксюшей отправились по девчачьим делам, оставив меня одного ненадолго. Но насладиться одиночеством мне не дал пьяный Пеца, бухнувшийся рядом на диван. Он заговорщицки мне подмигнул и вытащил из кармана мятую стопку дешевых гондонов.
- Чо это? – криво улыбнулся я. – Пец, ты пацан так-то ровный, но ты не попутал нахуй?
- Глохни, а, - рассмеялся тот. – Чо, нашел себе бабу уже?
- Не.
- Не дело, братка. Возьми пару гондонов, пригодятся.
- А чо, бабы ваши с собой не таскают?
- Таскают, да с сюрпризом, - усмехнулся Пеца. – Таким, который ты в натуре не забудешь.
- А, понял. Дырявые, типа?
- Сечешь. Им-то хули? Ща найдут невнимательного, пизду ему попробовать дадут, а утром предъявой обрадуют. В том году Лариска… Ну, из Андреевой свиты, ты ее не знаешь. Так вот, Лариска пацана залетного выебала, в себя гондон вылила, а потом калым с него стрясла хороший. А ты пацан видный. Городской. Такого наебать само просится.
- Ладно, уболтал, - зевнул я. – Давай пару резинок. «Гусарские»?
- Нормальные, не бзди. Который год использую, - заверил меня Пеца. Правда он отвлекся от разговора, приметив вошедшую в дом румяную девчонку в короткой юбочке. Настолько короткой, что становилась видна не только жопа, но и пизда, когда девчонка шла к столу с бухлом и закусью. – О, а вот моя королева на вечер.
- Давай, братка. Не опозорься только, - усмехнулся я, провожая Пецу взглядом.

Галка вернулась одна через десять минут и молча уселась рядом, прижавшись ко мне загорелым бедром. От нее тоже сладко пахло духами и потом, но был еще один запах, слаще которого нет на свете для любого пацана. Желание. Галка буквально сочилась им и скрыть это было невозможно.
Вздохнув, она положила мне голову на плечо, а потом принялась рассеяно поглаживать колено. Прикосновения сработали и в паху сладко заныло. Галка это, конечно же, заметила и тонко улыбнулась.
- Последний раз мы так сидели, когда нам двенадцать было, - тихо сказала она. Я положил ей ладонь на бедро и улыбнулся, почувствовав, как по ноге Галки побежали мурашки.
- Ага, - кивнул я. – На огороде твоей бабки. Картошку пекли в золе, на звезды смотрели. Тогда Пеца перепил и с голой жопой в крапиву полез.
- Точно, - рассмеялась Галка и неожиданно грустно хмыкнула. – А потом ты уехал. Надолго.
- Не без причины, Галчонок, - вздохнул я. – С баблом у родаков напряг тогда вышел. Хлеба купить не на что было, хули тут о поездках говорить.
- Понимаю, - задумчиво ответила она. – Деревенским в этом плане попроще было. Но тогда я даже обиделась на тебя.
- За что? – удивился я.
- За то, что пропал с концами. Ни писем не писал, ни звонил.
- Были причины, Галчонок.
- Да, знаю. Просто говорю, как есть, - кивнула Галка. Она мотнула головой и взяла меня за руку. – Пойдем, прогуляемся? Душно тут. Воздуха нет.
- Погнали, - согласился я, помогая ей встать с дивана. Как раз вовремя, потому что в гостиную ввалилась пьяная парочка, которая на этот самый диван тут же грохнулась, казалось, нас совсем не заметив.

Гуляли мы недолго. Галке просто нужен был предлог, чтобы выйти. Она взяла меня под руку и вышла на дорогу. Темень стояла такая, что хоть глаз коли, но Галка знала куда идти. К тому же, как оказалось, темнота позволила ей поднять одну непростую тему. Темнота скрывала и неловкость, и стыд. Оставляя только голос и эмоции.
- Знаешь, я хотела, чтобы моим первым был ты, - глухо сказала она, выплюнув слова так, словно они мозолили ей язык уже очень давно.
- Ну, жизнь порой решает иначе, - криво улыбнулся я, поблагодарив темноту, скрывшую мое смущение. Но Галка моих слов словно не заметила. В ее голосе прорезалась давняя боль.
- Кто знал, что первым будет мой дядя.
- Чего, блядь? – переспросил я, надеясь, что ослышался.
- Родители тогда в поле были. Работали допоздна, картошку убирали. А к нам дядька зашел. Мамкин брат. Пьяный. Бабушка тоже в огороде возилась, а я книжку читала. На улице жарко, а в хате прохладно. Мухи только жужжат, да вареньем пахнет, которое на плите томится. Не знаю, как так получилось… Вот вроде сидит он рядом, с улыбкой про приключения Гулливера слушает, а потом темнота. И боль. Ну, внизу, понимаешь. Навалился он, лапать начал. А потом случилось то, что случилось. Баба, когда с огорода вернулась, меня зареванную увидела. Увидела и простыню в крови.
- Гал, не надо может? – вздохнул я, сжимая легонько ее ладонь. В голосе снова послышалась улыбка. Грустная улыбка.
- Надо. Смирилась я уже как-то. Мне тогда четырнадцать было. Самый сок, как Пеца говорил. Тоже подкатывать пытался, а я тебя ждала. Не дождалась… Дядьку потом всей улицей лупили. И в лес увезли. Может выбрался он, а может так там и остался. С лешим и кикиморами жить. Он даже внятно сказать, зачем это сделал, не смог. Мычал только и плакал. Да слезам никто не верил, пока его кольями дуплили. Крепко так. Только вот мне легче не стало.
- Пидор, - коротко бросил я, заставив Галку улыбнуться.
- Говорят, что первый раз запоминается. Неловкостью, болью… А я вот забыть его хочу. Да проще смириться, чем забыть, - ответила она, потянув на себя калитку, ведущую в ее дворик. – Пошли. Мне родители летнюю кухонку отдали. Я там живу.
- Я не знал, - попытался объясниться я. Галка в ответ притянула меня к себе и нежно поцеловала.
- Если уж первым быть не довелось, будешь вторым. И единственным, - вздохнула она. – Пошли.

Домой я возвращался под утро. Уставшим от бессонной жаркой ночи и злым на пидораса, сломавшего Галке жизнь. Она любила меня жарко и как-то яростно. Словно и правда пыталась таким образом стереть дурные воспоминания, заменив их более счастливыми. Я оставил ее спящей и улыбающейся. Понимал, что родаки вряд ли будут рады какому-то мутному типу, переночевавшему у их дочки. Объясняться мне ни с кем не хотелось. В голове все еще прокручивался короткий монолог близкой мне девчонки, которую предал и изнасиловал родной человек. Вот только ничего с этим поделать я не мог. Не было врага, которому так легко дать пизды, восстановив справедливость. Нет наказания, которое было бы ему под стать. Была только Галка и ее боль, которая никуда не денется, как бы она ни пыталась об этом забыть.

Глава пятая. Есть маза.

Лето пролетело быстро. Да и как иначе, когда тебе всегда есть чем заняться. Днем я помогал бабушке по хозяйству, вечера проводил в компании деревенских пацанов и девчонок, а ночь почти всегда проходила у Галки. Та, словно понимая, что времени не так много, буквально выпивала из меня все оставшиеся силы, раз за разом набрасываясь на меня, как голодная. Уходил я от нее с пустыми яйцами и хмелем в голове. И чем ближе была дата отъезда, тем жарче становились наши ночи.
- Хотелось бы, конечно, чтобы ты остался, - задумчиво обронила она, когда мы, утомившись, лежали в кровати.
- Какой из меня колхозник, Галчонок? – улыбнулся я, поглаживая пальцами ее крепкую грудь и начавший твердеть сосок. – Правильные пацаны в говне не возятся.
- Знаю, поэтому и говорю, что хотелось бы, - грустно улыбнулась она в ответ. – Так бы домик купили. Или подождали, пока бы кто-то из соседей на погост не отъедет. Один черт их халупы никому кроме молодежи не нужны. Стоят копейки, да и то, поди продай их еще… Девчата наши мне всякое советовали.
- Резинку проткнуть? – усмехнулся я. Галка рассмеялась и кивнула.
- Не только. Приворожить можно… но я и так вижу, что тебя ко мне тянет. Иначе бы слился после первой же ночи. Катька Ермакова вон себе городского таким образом захапала, живет и радуется. Веревки из него вьет.
- Приворожила? – удивился я и, хмыкнув, закурил сигарету.
- Не, - мотнула головой Галка. – Кончить в себя дала и залетела быстренько. Там калым хороший предлагали, да она на свадьбе настояла. Сейчас в Ставрополе живет. Троих уже родила. Толстая, что бабушкина кошка. Ладно. Нехай живет. Кто я такая, чтоб судить ее. Ты-то другой, Максим. Сильный. Тебя такими шутками к себе не привяжешь, да и не хочется. Если свободного зверя в клетку посадить, он зачахнет быстро. Если не умрет, так в тень бесплотную превратится.
- А ты чо в город не переберешься? – спросил я в лоб. – Ты ж умная девчонка. Хваткая. Такая в жизни не пропадет.
- Город ломает, - чуть подумав, ответила она. – Всех ломает. Шумно там, грязно, подло.
- А тут?
- Иначе. Тише, спокойнее. Многие наши в город перебирались, да там же и ломались. Калеками возвращались. Кто с душой поломанной, кто с телом.
- И меня сломает? – криво усмехнулся я.
- Уже сломал, - кивнула Галка. – Просто ты пока не замечаешь. Потом поймешь. Потому знаю, что не останешься. Но может быть когда-нибудь вернешься. Я буду ждать. Как до этого ждала.
- Глупости не говори, - хмыкнул я. – Ты вот сказала, что люди ломаются. А еще люди меняются. Ты меня через пару лет вовсе забудешь. Влюбленность кончится, придет новая. Так всегда и бывает.
- Время покажет, - снова улыбнулась она и нежно меня поцеловала. – Ладно, не будем о плохом. Не так много ночей нам осталось.
Я не ответил. Только притянул ее к себе и ответил на поцелуй.

Тогда я не признался Галке, но зерна сомнений она во мне посеяла. Причем совершенно не те, которые хотела. Появилась другая маза, которая, побродив в моей голове, вызрела в неожиданную мысль. А виной всему слова Галки про бесхозные дома умерших стариков, не имевших наследников.
Понятно, что деревенские дома – это хуйня, никому не нужная. Стоили они и впрямь недорого, но для этого надо было изрядно поебаться с переоформлением, сунуть на лапу каждому власть имущему, а потом потратить хуеву тучу времени, чтобы этот дом продать. Идея была в другом, и я ее озвучил Афанасию сразу же, как только вернулся с каникул в деревне.

- Окрепли вы, Максим. На молочке-то и чистом питании, - усмехнулся Афанасий, когда увидел меня на пороге своей квартиры. – Судя по глазам, каникулы прошли хорошо?
- Маза есть, - коротко ответил я и теперь уже интерес загорелся в глазах моего соседа.
- Отрадно это слышать, - кивнул он и, посторонившись, пропустил меня в квартиру. – Чайку и пару партеек в шахматы?
- Само собой, - согласился я и, ойкнув, протянул Афанасию пакет. – Это вам. От души, так сказать. Там куры деревенские, закруток немного. Все свое, чистое.
- Пустое, - кивнул Афанасий, но пакет все-таки взял. – Но от грева только дураки отказываются. Ну, заходите, заходите. Нечего на пороге стоять. Я же вижу, что вам не терпится поговорить.

Первая партия прошла под праздные разговоры ни о чем и отметилась только тем, что из комнаты выбежала Машка в трусах и легкой маечке, после чего охнула и умчалась обратно, заставив Афанасия рассмеяться.
- Совсем стыд потеряла, - притворно пожаловался он. – Гуляет по квартире в чем мать родила. В голове ветер, в жопе дым. Но ничего, скоро институт начнется, глядишь посвободнее дома станет. Ну а вы, Максим, куда? Школа-то кончилась.
- В шарагу поступил. На электрика, - ответил я, расставляя фигуры на доске перед новой партией. – Чисто чтоб в армейку не забрили. Ну и родаки мозги не клинили доебами.
- Хорошее решение, - кивнул Афанасий, доливая в чашки кипяток. В лицо мне пахнуло ароматным паром. Что-что, но чай у соседа был отменным. – Ладно, теперь можно о делах. Мария, после своего дефиле, нам точно не помешает. Что за маза у вас?
- Прибыльная. Позволит поднять нормально.
- Незаконно, само собой?
- Ну, да. Технически, это наеб. Мошенничество. Ща обрисую быстро, в чем задумка. Смотрите, живет у нас в подъезде, к примеру, Одуванчик. Ну, та бабка, ебнутая, с пятого этажа.
- Угу. Душегубка, - кивнул Афанасий. – И что?
- У нее ж наследников нет? К ней только из дурки, да из соцпомощи ходят. А вот, опять же, к примеру, сдохнет она. Чо с квартирой будет?
- Государству отойдет.
- Вот! – просиял я. – И таких в нашем городе куча. Ханыги одинокие, ебанутые, как Одуванчик, просто старые. Наследников у них нет, а значит, хаты себе государство заберет. Потом либо с молотка пустит, либо своим раздаст, либо детдомовцев туда поселит. А это же деньги халявные, по сути. И деньги немалые. Всего-то надо попиздеть с хозяином, может подогреть малость, а потом хату на себя переписать. Люди сейчас, как мухи дохнут, сами знаете.
- Ага, - вздохнул Афанасий. Но я видел, что идея ему понравилась. Глаза блестели слишком уж ярко и жадно. – Экологическая обстановка такая.
- Вот нам и останется просто подождать, пока хозяева на тот свет не отправятся. Вступить в наследство и готово.
- Технически, можно и не ждать, - лукаво улыбнувшись, поправил меня Афанасий. – Лазеек много есть. В том числе и вполне законных.
- Поэтому-то нам нужен авторитетный человек. Со знакомцами там, - я поднял вверх палец. – Которые и глаза, если чо, закроют, и помогут, если придется. Само собой за определенную мзду.
- Этот авторитетный человек я? – рассмеялся Афанасий, склонив голову.
- Других не знаю, - честно ответил я.
- Соблазнительно, конечно. Да только я так под удар подставляюсь неплохо. А я свое, Максим, уже отсидел.
- Не, если все грамотно поставить, то опасности никакой не будет. Ваша помощь будет нужна только с чинушами, да если наедет кто серьезный. Все ж мы пацаны простые, уважением еще не обросли, как вы.
- Лесть хороша в небольших количествах, Максим.
- Так-то правда, а не лесть, - вздохнул я. – Без авторитетного человека нас быстро под колпак другие возьмут.
- Допустим, соглашусь я ваше предприятие крышевать. И человека нужного найду, чтобы это контролировал. Дальше что?
- Схема простая. Есть у меня пара друзей, хочу их в долю взять. Будем шукать по районам и по знакомым нужные хаты. Обрабатывать хозяев буду я и Зуб. Он так-то запиздит любого, дай ему волю только. С ханыгами проще всего. Подкормить их, напоить и на уши присесть грамотно. Сами побегут хату переписывать. С ебанашками сложнее. Они там на учете все поголовно. Тут нужны связи в дурке или больничке, чтобы на неожиданного наследника глаза закрыли.
- Авантюрную идею придумала ваша светлая голова, но идею хорошую, - похвалил меня Афанасий. – Правда тут мне придется своими деньгами вложиться, сами понимаете.
- Если все получится, затраты отобьются быстро, - ухмыльнулся я, делая глоток чая. – По первой, да, подмазать многих придется.
- И какую долю вы хотите с этого предприятия? – хитро подмигнул мне сосед.
- Сорок процентов. С учетом, что идея моя, да и пацанам, кто в теме, тоже я платить буду. На металле с промки сыт не будешь, а тут покрутиться придется.
- Деньги хорошие, - задумчиво кивнул Афанасий. – Тут многие головой рискуют. Обдумать все надо хорошенько. С нахрапа лезть не вариант. Кстати, о вариантах. Наверняка у вас уже есть кто-то на примете?
- Есть. Вариант хороший, беспроигрышный. В восьмом доме Ветеран живет. Слыхали о таком?
- Кто ж об этом блаженном не слыхал.
- Зуб у него летом откисал как-то. Ветеран, говорит, на синьку здорово подсел, как мамка его на тот свет отправилась год назад. Из дома все выносит помаленьку, чтобы на бухло хватило. Ну а пацаны и рады ему в этом помочь. Так вот Ветеран спизданул Зубу, что кроме друзей, у него нет больше никого. Ни отца, ни матери, ни сестер, ни братьев. Все мечтает хату продать и в Иностранный легион уйти. Ебанутый, конечно.
- И что за друзья у него? Не впрягутся в случае чего?
- Не. Там такие же халявщики, как Зуб. Шпань районная. Всем известно, какой Ветеран пиздабол, потому нормальные пацаны с ним не трутся. Западло. Нассать ему в уши можно легко, знай только водку подливай, да угукай, когда он сказки рассказывать начнет. А там и идею свою ему подкинуть можно. По синьке он совсем дурак. Запросто согласится. А хата у него козырная. Двушка. Ремонт приличный. Такую с руками оторвут, только объявление дай.
- Умеете вы заинтриговать, - благодушно рассмеялся Афанасий.
- А то, - хмыкнул я. – Мы с Зубом на выходных к нему собираемся. Выпьем, потрещим за жизнь. Прощупаю его получше, а там глядишь и обработать без проблем получится. Главное, чтобы потом оперативно хату на своего переписали.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.

Оставив Жмыха с девчатами, мы через полчаса поднялись по лестницам ко входу в дом культуры и обогнули грязно-голубое здание. За ним находился уютный закуток, в котором и отношения выяснять удобно, и вмазаться, и бабе на клыка дать по быстрому.
В закутке нас уже ждали семеро. Впереди, покачиваясь, стоял Сом. Не иначе еще загрузился бухлом, чтобы не так страшно было. За ним стояли незнакомые нам пацаны, которые напряглись, когда из-за угла появилась наша компашка. Напряглись не из-за желания тут же лезть в драку. Просто Бера мелочиться не стал и подорвал с дискотеки штук двадцать своих знакомых разной степени угашености, которым подраться похуй с кем было самое оно.

- Чо решать будем, пацаны? – паскудно улыбнувшись, спросил Бера. – Клоун ваш приличного человека оскорбил, еще и до девчонок наших доебался.
- А он сам говорить не умеет? – усмехнулся высокий пацан с крайней неприятной рожей. Бера прищурился и его рот снова растянулся в улыбке.
- Соленый, ты, что ли?
- Я, Бер, я, - кивнул тот. – Мы тут с Дьяком мимо проходили, пацаны сказали, что до нашего, с Блевотни, доебались. Решили тоже вписаться.
- Ну, эт вы зря, пацаны, - буркнул я. – Ваш-то по беспределу поступил. Мало того, что оскорбил, так еще и при девчонках.
- Или забыл, блядь, что на дискачах пацанов с телками не трогают? – с вызовом спросил Малой. В его мутных глазах полыхнула злоба. – Короче, пацаны. Мы ему сейчас пизды дадим. Ну и вам тоже, если вписаться за этого говноеда решите.
- Ну, ты не стращай-то, - рассмеялся тот, кого Бера назвал Соленым. Он с неприязнью посмотрел на бледного Сома. – Правду пацаны говорят? Хули тебе не плясалось.
- Хорош, Соленый. Какая разница? – перебил его низкорослый пацан с неровно подстриженной челкой. – Или мы своих всем на растерзание сливать будем?
- Если по понятиям поступил, то не будем. А если пацаны правду говорят, то Сом сам нарвался, - вставил молчащий до этого Дьяк. Он повернулся к Сому и с нажимом спросил. – Ну? Хули ты молчишь-то? Мы за тебя все решать будем?
- Нифер дело говорит, - согласился Малой. – Скажи пару слов. Уважь пацанов.

Но рот Сом так и не раскрыл. Среди его знакомых поползли ехидные смешки. Пацаны качали головами и с улыбкой смотрели на него. Вздохнув, я вышел вперед и посмотрел Сому прямо в глаза: мутные, растерянные, пьяные.
- Короче. За черта ты сейчас ответишь. Вписываться за тебя никто не будет, так как ты по беспределу поступил.
- Раз на раз честно, - согласился Соленый, почесав куцую бороденку. – За свои поступки надо отвечать. А мы рядом постоим, проследим, что все честно.
- Никто его гасить толпой не собирается, Кир, - поморщился Бера. – Он стрелу забил, мы и пришли. Хули тут тереть.
- Давай, Потап. Дай ему пизды, - кивнул Малой, сплевывая на землю.

Дрался пьяный Сом, как настоящий сом. То есть, никак. Удары у него выходили вялые, уходить от них было легко, но мне хотелось наказать лупоглазого. Показать тем, кто за него вписался, с каким чмом они водятся. Да и перед своими в грязь лицом нырять не хотелось. Поэтому Сома, после небольшого прощупывания, я начал избивать.
Пара двоечек по корпусу быстро сбили у него дыхалку. Хлесткие кроссы разбили нос и бровь. Я бил вполсилы, понимая, что сильный удар Сома вырубит, а гасить лежачего не хотелось. Хотелось хорошенько разукрасить лупоглазую рожу. И сделать это удалось без проблем.
Поначалу Сома поддерживали криками, но скоро забили на него хуй, когда стало понятно, что этот махач тот не вывезет. Мои пацаны без стеснения ржали, глядя, как Сом нелепо машет руками, пытаясь закрыться от жалящих ударов. Лупоглазый не понимал, что будь я по-настоящему пьян, разорвал бы его в первую же минуту.

- По делу ответил, - кивнул Соленый, когда Сом грохнулся на землю, размазывая кулаком юшку.
- Идите с миром, пацаны, - согласился Бера, сплюнув на скулящего Сома. – А говно это тут оставьте. Пусть полежит, подумает, и впредь языком своим молоть не будет.
- Потап, красавчик, - усмехнулся Малой. – Как он его треснул, а? Ща понимаю, что меня он щадил. Ладно, погнали пивка ебнем на радостях.
- Погнали, - хмыкнул я, рассматривая сбитые костяшки. От этого увлекательного занятия меня отвлекли два мента, идущие мимо. И они, и мы друг друга попросту проигнорировали. Подобные махачи на Окурке частенько случаются. Если в каждый лезть, так никаких нервов не хватит.

Дискач закончился далеко за полночь. Закончился, как и полагается, шумно: кого-то порезали в толпе ножом, кому-то разбили лицо в закутке за бабу, где случился махач с Сомом, кто-то чуть не захлебнулся своей блевотиной, перебрав с бухлом. Адекватные уходили на своих двоих. Не знающих меру несли товарищи, порой роняя головой об асфальт. Тут и там слышались сальные шутки и агрессивные выкрики тех, кому не хватило веселья.
Я шел домой в компании Зуба, Ленки и Маши. Остальные пацаны пошли бухать дальше в сарай Беры. Нас они тоже звали, но дискотека выпила все силы. Хотелось просто добраться до дома и упасть в теплые объятия кровати. Ленка шла рядом сама, а вот Машку пришлось поддерживать. Она хохотала и буквально повисла на мне, ничуть не смущаясь, что ее грудь оказалась в моей ладони. Ленка задумчиво улыбалась, слушая, как Зуб мурлыкает незатейливый мотивчик «Видели ночь, гуляли всю ночь до утра».
- Тебе пить противопоказано, - улыбнулся я, дотащив Машку до дверей ее квартиры. Открывший дверь Афанасий, казалось, ничуть не удивился. – Возвращаю блудную дочь в целости и сохранности.
- Благодарю, Максим, - улыбнулся в ответ Афанасий. Он поморщился, учуяв исходящий от Машки перегар. – Смотрю, погуляли вы хорошо. Да, молодежь?
- Ой, не то слово, - пьяно промурлыкала Машка. Она пошатнулась, но все-таки собрала остатки трезвости и сумела войти в квартиру.
- Доброй ночи, - хмыкнул я, пожимая руку Афанасия. Тот в ответ кивнул и закрыл дверь. Я повернулся к Ленке и, вздохнув, помотал головой. – Ну, пойдем и тебя до квартиры проводим.
- Да сама дойду, - улыбнулась она.
- Не, мне так спокойнее будет. Покурю как раз. Погнали.
- Ну, погнали.

Однако погода была хорошей, да и хмель еще кружился в голове, поэтому мы уселись на лавочке возле Ленкиного подъезда и попросту наслаждались прекрасной ночью. Ленка молчала, неловко теребя край своего платья. Молчал и я, глубоко затягиваясь и выпуская в темное, ночное небо кольца.
- Больно? – тихо спросила она, прикоснувшись к сбитым костяшкам.
- Жить буду, - улыбнулся я. – Бывало и хуже.
- Без драки нельзя было обойтись?
- Не, нельзя.
- Ох уж эта ваша мальчишечья честь, - негромко рассмеялась Ленка, взяв меня под руку. – Это из-за того, что он тебя чертом назвал?
- Не только, - мотнул я головой. Налетевший из ниоткуда прохладный ветерок, заставил Ленку поежиться. Она прижалась ко мне и вздохнула. – Он и вас оскорбил. А за такое спросить надо.
- Спасибо.
- За что? – удивился я, заставив ее покраснеть от смущения.
- Ну, за то, что заступился.
- Да, брось. Любой бы наш пацан так поступил.
- Но заступился именно ты.
- Ладно, не вгоняй в краску, - улыбнулся я, поддев ее плечом. Ленка неожиданно подалась вперед и коснулась своими губами моих губ. Неловко, влажно, нетерпеливо. В паху вновь забурлила теплая волна. Я ответил на поцелуй и притянул ее к себе. Однако Ленка напряглась и, виновато улыбнувшись, отстранилась. – Чо не так?
- Все нормально. Прости… само как-то вышло, - хмыкнула она. – Ты мне нравишься, Макс. Но родители будут против.
- А, типа нехер с босяком гулять? – широко улыбнулся я, вертя в пальцах окурок. Затем, запустив его в сторону урны, вытащил из пачки новую сигарету.
- Сложно объяснить.
- Но я прав, да?
- В целом, да. Больше всего они боятся, что улица меня испортит.
- Хуйня. Лохов, да, портит. А приличные люди становятся лучше. Ладно, дружить-то можно? Или родаки твои против этого тоже?
- Дружить можно, - робко улыбнулась Ленка. Затем посмотрела на часы и снова вздохнула. – Домой пора. Родители волноваться будут.
- Лады. Пошли, до квартиры доведу, а там уж сама как-нибудь.
Ленка не ответила. Молча кивнула и, поднявшись с лавочки, пошла в сторону подъезда.

Домой я пошел не сразу. На душе было как-то стремно. Не из-за поведения Ленки, а из-за слов, ей сказанных. Конечно, я понимал, что я не сахар. Как и любой нормальный пацан на районе. Но мне и в голову не приходило, чтобы сделать из Ленки какой-нибудь аналог Ермолки или Соска. Да и сама она явно характером сиповки не обладала. Знала себе цену и жестко отбривала каждого, кто пытался к ней подкатить. Обиднее было то, что она мне и правда нравилась. Бойкая, умная. Такая будет красить любого пацана.
- Похуй, пляшем, - пробормотал я, с пинка открывая дверь в подъезд. Завтра будет новый день. Кто знает, что он принесет.

Глава четвертая. Билеты во взрослую жизнь.

В середине июня случился долгожданный для многих выпускной. Лохи выдохнули, что их больше никто не будет кошмарить, нормальные пацаны размышляли, куда идти после школы. Тут, на самом деле, выбор был невелик. Или в шарагу, или в армию, или от армии косить. Я решил поступить хоть куда-нибудь, потому что топтать плац в восемь утра и делать снег квадратным мне нихуя не улыбалось. Косить от армейки я тоже не хотел. Считал, что нормальный пацан пиздеть не должен. Поэтому, покумекав перед выпускным, было решено подать документы в ПТУ рядом с домом. На электрика. Со мной увязался Зуб и Малой, что не могло не радовать. Все же, учиться в компании своих веселее. А пока все наше внимание было поглощено предстоящим выпускным. Девчонки вовсю мерили наряды и обсуждали, кто и в чем пойдет, а пацаны гадали, как пронести на выпускной бухло и траву.

- Хуйня это все, - авторитетно заявил Бера, развалившись на диване в своей берлоге, куда мы забурились после очередного экзамена. – Наши в «Моряке» поляну накрывать решили. Помимо учителей будет и пара родаков из родительского комитета. Эти-то палить будут, так что надо незаметно.
- Там у «Моряка» же ниферы собираются, не? – спросил Малой.
- Ну, да. Патлы отрастить собрался? – гоготнул Бера, но Малой мотнул головой и подался вперед.
- Не. Я про то, что там заброшка. Чо если заранее там все спрятать, а потом пацанов попросить к черному ходу все притаранить? За пару часов учителя в говно будут и на всех им похуй станет.
- Нормальная тема, - кивнул я. – Вон, лохов подпрячь, что не пойдут. Один хуй дома сидеть будут, а так пользу принесут.
- Точняк, - согласился Зуб. – Скинемся и погудим нормально. Как приличные люди.
- Ладно. По сколько скидываемся? – сдался Бера.
- По пятихатке, - подсчитав, предложил я. – Плюс к Философу наведаться.
- Он мне косарь торчит. Можно в счет его затариться, - ухмыльнулся Малой.
- Ну, и заебись. Решили, - хлопнул ладонью по столу Бера.
- А кто какую бабу себе забивает? – жадно спросил Зуб, вызвав у всех присутствующих смешки. – Чо?
- Хуй в очо. Тебе даже Аристова не даст, - гоготнул Малой. Аристова была серой, уродливой мышкой, предпочитающей книги всему остальному. К тому же от нее постоянно воняло старостью и грязными носками.
- Хуй там плавал, - осклабился Зуб. – А ну как я Лаврухину завалю?
- А ну ша! – перебил его Бера. – Я к ней подкатывать буду.
- Чот сдается мне, хуй тебе что светит, - улыбнулся я. Лаврухину, классную красавицу, мечтал завалить каждый. Даже я пару раз передергивал ночью, представляя, как ее деру. Однако Лаврухина пацанов из нашего класса подчеркнуто не замечала, выбирая себе для общения парней постарше. Ну, как и многие, кто удался личиком и фигуркой.
- Все на мази, Потап. Вот увидишь, - загадочно подмигнул мне Бера. – А ты чо? С кем пойдешь?
- С Трофименко. К тому же там за Машкой следить надо. Герцог мне голову отвернет, если ее на выпускном кто-то выебет.
- Эт да. Незавидная у тебя участь. Мало того, что недотрога рядом будет, так еще и ребенком нагрузили, - вздохнул Бера. – Ну и хуй с тобой. Мы-то печалиться не будем, а, пацаны?
- А то, - гоготнул Малой. – Погуляем, как приличные люди. Бля буду.  

Четырнадцатого июня, вечером, наш класс в сопровождении учителей и трех родаков отправился к ресторану «Моряк». От девчонок сладко пахло духами и радостью, пацаны источали перегар, успев нагрузиться в школьном сортире, пока в актовом зале выдавали аттестаты под обязательную торжественную речь о значимости учебы. Музыка, шарики, училка в слезах, как будто мы ей дети. Да ей похуй было весь год, а теперь она "гордится". Чем, блядь? Что мы дожили до выпускного? Говорила, «взрослая жизнь начнётся». Как будто у кого-то детство было. Сразу — жри, выживай, не ной. Вот и живут, пацаны. День прошёл — уже победа. И если вдруг чего получится — ну, заебись. А если нет — тоже не новость.

Бера, Малой и Зуб уселись в самом конце автобуса и всю дорогу только и делали, что доебывали Гузно и Колокольчика, на свою беду решивших поехать на выпускной вместе со всеми. Я, Ленка и Машка сидели неподалеку от них и трещали о своем, не обращая внимания на жалобные стоны Гузна, которого Малой методично долбил в жирную спину кулаком.
- Макс, а у кого красивее платье, у меня или у Ленки? – кокетливо спросила Машка, выпячивая грудь.
- Ох, солнце. Вопрос-то не простой, - притворно вздохнул я, заставив девчонок заулыбаться. – Но все ж одно платье выделяется сильнее прочих.
- Ну, и? Чье? – нахмурилась Машка, сплетя руки. Два округлых холмика призывно колыхнулись, вызвав в моем паху очередную теплую волну.
- Аристовой, конечно, - буркнул я и, не стесняясь, заржал на весь автобус, когда лицо Машки вытянулось от удивления.
- Ну, да. Конечно, - фыркнула она, с неприязнью смотря на отличницу, которая даже на выпускной пошла во все той же застиранной, пожелтевшей блузке и мышиной юбке до колен.
- Ладно, ладно. У вас обеих прекрасные наряды. А теперь отвалите от меня с провокационными вопросами, - кивнул я. – Посраться с вами мне только не хватало.

В ресторан приехали ближе к семи вечера и оголодавшая толпа тут же ринулась к столам с закусками. Учителя и родители моментально забыли про учеников. Они откупорили две бутылки вина и погрузились в свои скучные разговоры. Для Беры это было сигналом. Он усмехнулся и, подозвав меня, пошел к черному входу, возле которого скучал на стульчике пузатый, краснощекий охранник с обвислыми усами.
- Куда? – грозно спросил он, поднимаясь со стула.
- Да, покурить хотим, - нагло улыбнулся Бера.
- Другой выход, - отрезал охранник. – Тута неча шастать.
- А если мы «тута» хотим? – передразнил я, делая шаг вперед. Охранник запнулся и испуганно посмотрел на меня.
- Ну, нельзя, ребят, - вздохнул он. – С меня ж три шкуры спустят, если вас там кто увидит.
- Не бзди, отец, - заверил его Бера. – Мы быстренько. Покурим, от пацанов грев заберем и все.
- Какой такой «грев»? – напрягся мужик.
- Да там пара ящиков, отец. Чисто чтоб скучно не было. Ты не бзди, мы о тебе ни слова не скажем, если чо.
- Ну, не знаю…
- Или пизды тебе дадим, - перебил его я. Охранник снова побледнел, вызвав у меня улыбку. – Расслабься, мужик. В положение войди, как человек. Ну какой выпускной да без водки. Ты чо, сам не учился что ли?
- Ладно, - сдался тот, отпирая дверь. – Быстро только.
- От души, отец, - улыбнулся Бера, проскальзывая в темень, где его уже ждал Жмых. Я хмыкнул и двинул за ним.

Через полчаса на рогах был весь ресторан. Бера не скупился, наливая каждому, кто хотел, а Малой неожиданно обнаружил в себе навыки бармена, мутя для девчат коктейли. Ну, если коктейлями можно назвать смесь водки и сока, но никто не был против.
В туалете ресторана воняло травой и мочой, а из кабинок доносился шакалий смех тех, кого уже накрыло. Тут уже не скупился Малой, честно поделив грев от Философа среди своих. В дальнем уголке туалета двое щемили Гузно, пьяно требуя лоха показать свои сиськи. Гузно плакал, упирался и бледнел, когда его хлопали по щекам веселья ради. Недалеко от подсобки, где стояли коробки с консервированными продуктами, за синей занавеской пьяный Зуб ебал пьяную Аристову. Отличница похотливо улыбалась и постанывала, когда Зуб ускорялся. За этим наблюдал Жмых, проскользнувший на выпускной вместе с водкой и травой. Охранник даже не пикнул, когда вместо двоих с улицы вернулись трое. Жмых задумчиво вертел в руках пластиковый стаканчик с водкой и, многозначительно хмыкая, наблюдал, как трясутся обвислые сиськи Аристовой.
Я же, вместе с Машкой, Ленкой и Малым, сидел рядом со сценой и поглощал салат оливье, пахнущий холодильником, пока девчата дергались под попсу, звучащую из больших колонок. На салат «Мимоза», больше похожий на кошачью блевотину, приправленную майонезом, никто не смотрел. Пьяный Малой пытался подпевать, но выходило не очень, поэтому он быстро переключился на еду. Чуть позднее к девчатам присоединилась и Лаврухина, наблюдать за танцами которой было одно удовольствие. Двигалась она очень уж сексуально, поневоле притягивая взгляды тех, кто еще не осоловел окончательно от водки и травы.
- Макс, иди к нам, - крикнула мне Ленка. Я не стал отказываться и очень скоро оказался в окружении трех красивых девчонок, пахнущих потом, духами и весельем. Машка без стеснения об меня терлась, как и, неожиданно, Лаврухина. Я чувствовал, как бьется ее сердце и как твердеют соски, когда она прижималась ко мне особенно сильно. Девчатам, казалось, доставляло удовольствие сводить меня с ума своими танцами и прикосновениями, а я не был против, гадая, получится ли утащить Светку Лаврухину в темный уголок, когда та окончательно натанцуется. Но вместо Светки тащить на себе пришлось Машку, которой приспичило в туалет, но на ногах она стояла еле-еле.
- Ща вернусь, - буркнул я Ленке. Та улыбнулась и кивнула, понимая, что одна Машка скорее куда-нибудь свалится, чем доберется до туалета. Ну а в туалете случилось и вовсе нечто невообразимое.

Машка, стоило ей оказаться внутри, схватила меня за рубашку и втолкнула в свободную кабинку, после чего буквально набросилась на меня, слепо тыкаясь губами куда попало. Я попытался отстраниться, но замер, когда ее руки скользнули вниз и ловко расстегнули мои брюки.
- Маш, ты хули делаешь? – шепотом поинтересовался я.
- Хочу любви. Ва-а-асемнадцать мне уже, - лукаво протянула она и указала пальцем вниз. – Ты тоже хочешь. Я зна-а-а-ю.
- Не глупи. Погнали, потанцуем… - однако я запнулся, увидев, как Машка опускается на корточки. Через мгновение меня захлестнула волна небывалого наслаждения и тепла. Я чувствовал ее губы, чувствовал ее язык, а скопившееся напряжение отчаянно искало выход и, ожидаемо, нашло. Кончил я быстро и бурно, повеселив Машку, которая утерла губы и нежно чмокнула меня в живот… чтобы через секунду позеленеть и, икнув, выблевать на пол туалета не только мою сперму, но и съеденное с выпитым. Каким-то чудом ее блевотина не попала на меня. Только носки туфлей чуть-чуть задело. – Блядь, Маш.
- Чот мне нехорошо, - буркнула она, опираясь на стенку кабинки.
- Пошли. Тебе водички попить надо.
- И коктейльчик?
- Коктейльчик потом, как протрезвеешь, - вздохнул я, беря ее под руку. И пусть в паху сладко ныло от короткой близости, настроение было поганым. Словно Машка наблевала не на пол, а мне в душу.

- С бухлом перебрала, - мрачно ответил я на молчаливый вопрос Ленки. Та все поняла и тут же окружила подругу заботой. Машка хихикала и отмахивалась от нее, а потом и вовсе прижала к своей груди и заплакала.
- От тебя блевотой несет, - поморщился Малой, скручивая косяк и не обращая внимания, что за соседним столиком сидят учителя.
- Такое бывает, когда рядом телка блюет, - кивнул я. – Ты в курсах, что рядом Мушкина сидит?
- Да и похуй. Чо она мне сделает? – усмехнулся Малой. – Чо, пыхнем, Потап?
- Давай. На улице только. Голова дуреет уже от этой музыки и вони.
- Ну, погнали.

Пока Малой занимался своей самокруткой, я закурил сигарету и выпустил в небо струйку сизого дыма. Из дверей ресторана вышел ухмыляющийся Бера, то и дело поправлявший яйца левой рукой. Вся его рожа буквально кричала о том, что ему наконец-то обломилась толика любви. И Малой не преминул поинтересоваться причинами радости.
- Чо, неужель Лавруху выебал?
- Не, там за ней пацан какой-то приехал, она и укатила, - мотнул он головой.
- А чо счастливый такой?
- Да Шевчуковой на клык дал.
- Лаборантке? – удивился я. Наталья Шевчукова работала лаборантом у нашей химички и была какой-то в три пизды родственницей директора школы, влюбленной в химию, опыты и свои пробирки. Рожа у нее была вполне обычной, а вот сиськи не давали спать всем пацанам школы. Большие, упругие, красивые. Я еще во время торжественной речи в актовом зале обратил внимание на ее декольте. Поэтому заявление Беры попахивало пиздежом. Схуяли вполне состоявшейся бабе отсасывать такому, как Бера. – Пиздишь ты все, Бер.
- Не, братан. Бля буду, - вновь усмехнулся он. – Она там винишком у толчка заправлялась, а я возьми да подкати. Наталь Ивановна, говорю, а давайте выпьем, хуе-мое. Она заартачилась поначалу, но я ее уболтал. Постояли, за жизнь потрещали, а потом я ей признался, что она мне пиздец, как нравится.
- Дон Жуан, блядь, - хрипло рассмеялся Малой. – И чо?
- Чо, чо. Короче, мы в подсобку нырнули, она мне там и оформила все, как надо. На сиськи я ей спустил.
- Ой, пиздшь ты, Бера. Пиздишь, как дышишь, а дышишь ты дохуя часто, - не удержался я от улыбки.
- Завидуете вы, вот и несете хуйню, - мечтательно улыбнулся в ответ Бера.
- Конечно, завидуем. Зуб вон Аристову отодрал, ты лаборантке на сиськи спустил, Потапа чуть не обблевали. Я, походу, самый ровный получается. Бухаю, курю, обществом наслаждаюсь. Так что, да. Завидуем, Бер. Пиздец как тебе завидуем.
- Ой, иди нахуй, - рассмеялся Бера, и мы присоединились к его смеху. Вот только мой смех отдавал горечью. Все еще чувствовалось тепло губ Машки. И забыть такое точно не получится.

Ранним утром все начали расползаться по домам. Бера с видом победителя ушел под ручку с шатающейся лаборанткой. Малой и Жмых, сгрузив в пакеты остатки бухла, отправились гулять, ну а я, Зуб, Машка и Ленка двинули домой пешком. На улице было прохладно и безлюдно, еле теплое солнце еще только-только разгоралось, поэтому прогулка была идеальным вариантом, чтобы проветриться и подышать свежим воздухом.
Поначалу я опасался, что протрезвевшая Машка припомнит тот минет в туалете, и мне придется объясняться с Афанасием, но, к счастью, она нихуя не помнила. Словно водка выборочно стерла ей воспоминания, убрав ненужные на дальнюю полку. Не хватало только терок с уважаемым человеком, который явно не обрадуется, что его падчерице спустили в рот на выпускном, как последней вафлерше.
- Голова гудит, - пожаловалась она, идя рядом с Ленкой. Я усмехнулся и, закурив, кивнул.
- Не удивительно. Ты столько выпила, что как вообще на ногах стоишь, - помотала головой Ленка. Она шла босиком по асфальту, держа туфельки в правой руке, как и Машка. Каблуки для мающихся похмельем явно противопоказаны. – Хорошо, что Макс тебя в туалете не бросил.
- Стыдоба, - покраснела Машка, посмотрев на меня. – Надеюсь, я ничего не исполняла?
- Не, - соврал я. – Блеванула только, но аккуратненько. Прям в унитаз.
- Стыдоба, - передразнила подругу Ленка. – Не помнишь ничего?
- Так, смутно. Синька – чмо, - поморщилась Машка. – И в рот будто насрали.
- Эт хорошо, что Бера водку не паленую достал, - кивнул Зуб. – С паленки вообще отъехать можно.
- Так, хорош девчат пугать, - перебил его я. – Ну, перебрали и перебрали. Дело молодое и правильное. Школа раз в жизни бывает, так что отпраздновать – эт святое. А ща все…
- Ага. Теперь все взрослые, - съязвила Ленка.
- И чо, кто куда? – спросил я, пытаясь перевести разговор с блевотины в туалете на другую тему. – Мы вон с Зубом в ПТУ пойдем.
- Я в мед поступать буду, - ответила Ленка, пихнув плечом Машку. – Эта вот оторва тоже, если еще не передумала.
- Не передумала, - поморщилась та. – Родители сказали, что подмажут кого надо, чтобы точно пролезть на бюджет.
- Заебись, - гоготнул Зуб. – Халявный доступ к спирту и колесам.
- Иди нахуй, - побледнела Машка, держась за живот.
- Злой ты, - зевнул я. – Потому что Аристову выебал. Вот в тебя ее бесы и вселились.
- Фу, - передернуло Ленку. Она с неприязнью посмотрела на Зуба, но тот в ответ широко улыбнулся.
- А чо такого? Зато у нее теперь хоть одно приятное воспоминание о школе будет, - хмыкнул он.
- Ага, - согласился я. – Как она золотую медаль получила…

Не договорив, я рассмеялся, и остальные без стеснения присоединились к моему смеху. Прогулка была и впрямь приятной. Пустые улицы, близкие рядом, пустая голова и никаких взрослых проблем. Только пьянящее чувство свободы и желание перевернуть мир. Наверное, так себя чувствовал каждый на следующее утро после выпускного. Уже завтра мы с Зубом и Малым пойдем в ПТУ и подадим документы, а через неделю я свалю в деревню к отцовской матери до конца лета. Родаки заранее меня предупредили, что лето придется провести в деревне. Бабе Рае помощь пригодится, да и мне полезно будет на свежем воздухе и молоке хоть какое-то время пожить. Но мои мысли были о другом. О темных ночах, дебелых деревенских девчонках, готовых на все с городскими, о самогоне и дрянной любви, которую он, без сомнений, принесет с собой. А там глядишь, и Машка отстанет, переключившись на кого-нибудь другого. Я искренне надеялся, что маленькое приключение в туалете так никогда и не всплывет. Но тогда все это казалось мне каким-то несущественным.

В шарагу удалось поступить без проблем. Туда, казалось, принимали всех с распростертыми объятьями. Даже экзаменов, как таковых, не было. Мы просто написали не сильно сложный диктант и контрольную по алгебре, после чего на следующий день на двери шараги вывесили результаты.
- Заебись тут, - с хрустом потянулся Малой, смотря на списки поступивших. – За шпоры никто не гонял, еще и на оценки всем похуй.
- Ну а хули. Тут половина отсеется в первые полгода, - хмыкнул я. – Им же надо хоть кого-то выпускать. Вот и гребут всех подряд. Даже Зуба, который в алгебре тупой, что пиздец.
- Ничо не тупой, - ухмыльнулся Зуб. – Да и нахуй она нужна, если я на электрика учиться буду. Там физика нужна.
- Угу. И хороший косяк, чтобы не ебнуться от всех этих напряжений, вольтов и амперов, - согласился Малой. – Ладно, похуй. Чо, по пивку на радостях?
- Погнали, - кивнул я, сплюнув на землю. – Теперь можно смело забить хуй на все до первого сентября.

Через неделю родаки сунули мне в руку черную спортивную сумку с вещами и посадили на автобус, который через семь часов привез меня в деревню. Там я был последний раз, когда мне исполнилось тринадцать. Но даже в том возрасте я успел и самогона попробовать, и деревенских баб потискать, и пизды на дискаче от местных получить, на которых бокс не произвел впечатления по причине того, что к кулакам прибегали редко, предпочитая дуплить палками всех, кто под руку попадется. Сейчас же я гадал, как изменились деревенские друзья и не придется ли мне опять доказывать свой статус.
Бабушка моему приезду только порадовалась и сразу же усадила меня за стол поесть. Из-за стола я выбрался сытым и тяжелым, да и как иначе, если ополовиниваешь сковородку с жареной картошкой и запиваешь все это литром свежайшего молока. Покончив с едой, я вытащил сигареты и отправился прогуляться по улице. Летний зной пока еще не накрыл деревню, поэтому можно было не волноваться, что за полчаса обгоришь, как котлета на раскаленном противне. Ну а через два дома я встретил знакомые лица.
Трое пацанов моего возраста и фигуристая девчонка в шортиках и белой майке сидели на лавочке в тени тутовника, лузгали семки и болтали о чем-то своем. Правда они, как по команде, заткнулись, увидев меня, и в их глазах загорелся настороженный интерес.
- Э, пацан, - прищурился один из них, крепкий, с наголо обритой головой. – Ты чьих будешь?
- Чо, Пеца, ослеп, блядь? – рассмеялся я, подходя ближе. – Своих не узнаешь? Или забыл, как я тебя с пробитой башкой с дискача домой тащил?
- Бля, - широко улыбнулся тот. – Макс? Бабки Райки унук?
- Признал, гляди.
- Не узнал, братка, - усмехнулся Пеца, вставая с лавочки. – А мы уж предъявить тебе хотели.
- Здарова, пацаны, - кивнул я, пожимая протянутые руки. – Чих, ты, что ли?
- Ага, - пробасил жилистый, высокий пацан с кривым, давно перебитым носом.
- Хуя ты вымахал, - присвистнул я и, ехидно улыбнувшись, посмотрел на девчонку. – Привет, Галчонок. Или тоже не признала?
- Признала, признала, - улыбнулась она, обнимая меня. Я смущенно хмыкнул, почувствовав ее крепкую грудь. Последний раз, когда я тискал Галку на огородах, грудь у нее только-только обозначилась, да и сама Галка была угловатым подростком. А сейчас, вон, какая деваха вымахала.
- Чо, надолго ты к нам? – спросил Пеца, почесывая косой шрам на башке – подарок деревенских пацанов за доеб к девчонке одного из старшаков.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.

- А отец ваш что?
- А чо ему? Картины свои малюет. Когда дефолт в жопу клюнул, он в депрессию впал. На кухне до четырех утра стоял. Думал. Да так нихуя ничего и не придумал, пока я фуру с фруктами не обнес и деньги не появились. Мамка работу потом нашла, полегче стало. А сейчас ее с рынка турнули. Абрек тот, на которого она работала, родню свою за прилавок поставил, - выпалил я и, покраснев от смущения, помотал головой. – Ну, как-то так, в общем. Я, конечно, попытался денег достать. Да с залетных много не сострижешь. Умные стали. Или с копейками в кармане ходят, или вовсе без денег. Есть один вариант, да он времени требует.
- Сложности у всех бывают, - кивнул Афанасий. Он встал со стула и отправился в коридор, а вернувшись, положил на стол пачку налика. – Возьмите. На плаву продержитесь, пока все не образуется.
- Не, не могу взять. С чего я отдавать буду? – мотнул я головой, смотря на деньги.
- Сочтемся, Максим. Все ж мы соседи, не чужие друг другу люди, так? Так что берите, не кривляйтесь.
- Спасибо, - хмыкнул я, убирая наличность в карман. – Верну все. С процентами.
- Так что у вас за идея есть?
- Есть маза денег поднять. Сравнительно легко, если так подумать, - кивнул я, закуривая сигарету. Афанасий тоже не отказал себе в удовольствии и запалил самокрутку, наполнив кухню душистым дымом. – В общем, в чем смысл. У одноклассника моего бывшего, с Речки, братан в магазе электроники работает. Пацан нормальный, по понятиям живет. Так вот, у них недавно кредитную систему подключили. Хочешь, допустим, себе ящик новый, а денег нет. Заяву на кредит пишешь, и тебе вроде как в долг дают.
- Я в курсе, как работает кредитная система, - рассмеялся Афанасий и, заинтересованно склонив голову, кивнул. – Продолжайте.
- В чем, собственно, кидок, - понизил я голос и чуть подался вперед. – Если найти лоха какого или бича, к примеру, но при паспорте, то на них можно кредит взять. Этот пацан заявку слепит так, что банк не откажет. Дальше – просто. Получаем за него технику, толкаем ее в ближайшей скупке, делим деньги. За новый товар можно процентов восемьдесят от цены выручить. Бичам так-то похуй, они и так в долгах, как в шелках, в натуре. Копейка им на пузырь обломится и рады. Понятно, что брать надо не чайник или микроволновку, а то, что денег стоит. Ноут там, или ящик дорогой. Мобилу тоже можно. Народ пока неохотно в кредиты лезет. Так что шанс неплохой денег поднять.
- Хорошая идея, пусть и не без шероховатостей. Но в службе безопасности банков тертые калачи сидят. Без проблем на лидера всей цепочки выйдут, а там и на счетчик поставят, если повезет.
- Поэтому нам левый человек нужен, - кивнул я. – Чтоб самим не светиться. Мелочь какая-нибудь с Речки.
- А если до терок дойдет? Кто за вас впрягаться будет? – усмехнулся Афанасий, заставив меня помрачнеть.
- Если все чисто сработать, то не понадобится, - чуть подумав, ответил я. – Если не борзеть и за короткое время несколько кидков совершить, то можно в тень уйти и пусть ищут.
- Допустим, я впишусь, - вновь улыбнулся Афанасий. – Найду вам и левака, и людей с паспортами.
- Деньгами не обидим, - кивнул я.
- Само собой, Максим. Как иначе? Вопрос в том, кто и сколько получает в случае успеха.
- Пацану в магазе процентов двадцать отдать придется. Он не особо башкой рискует, но к нему первому придут с предъявой, хули он кредиты маргиналам давал. Отбрехаться, думаю, сможет. Процентов пять можно исполнителям дать.
- Я возьму сорок, остальное вы делите, как хотите, - перебил меня Афанасий, продолжая лучезарно улыбаться. – Борзеть не буду, но зато гарантирую вам поток желающих взять кредит. Этого добра в Окурке хватает.
- Годится, - чуть подумав, кивнул я. То, что Афанасий вписывается в дело, прибавило мне уверенности.
- Вот и славно, - ответил он, делая ход ферзем. – А теперь сосредоточьтесь на игре. Мне уже скучно разматывать вас раз за разом.

Первые кредиты удалось взять без проблем. Афанасий подогнал не только юркого пацаненка с погонялом Блоха, которому предстояло отыгрывать роль сына, но и трех бичей с Речки. Братан моего бывшего одноклассника, носящий погоняло Куль, тоже согласился поучаствовать в афере, соблазнившись легкими деньгами. Его удалось уговорить на пятнадцать процентов, чему я был только рад. Ну а дальше все пошло, как по маслу.
Бичей отмыли и приодели в ближайшем секонд-хэнде, Блоха изобразил роль их сына, которому позарез понадобился то новый компьютер, то телевизор, то мобильник. Куль оформил заявку на кредит и через полчаса представления выдал Блохе товар, который тут же был спущен в ближайшем ломбарде за семьдесят пять процентов от цены. Позднее пацаны из ломбарда выкупили идею и стали давать меньше, поэтому пришлось искать другие варианты сбыта. Что-то продавалось через газету объявлений, что-то оседало у приличных людей, что-то толкалось в других ломбардах и скупках. Деньги потекли рекой и мне, фактически, ничего не нужно было делать, кроме как получить налик от Блохи и поделить выручку со всеми вписавшимися в аферу.

Обманутых мне было не жаль. В нашем городе давно уже закрепилось правило: «Или ты, или тебя». Наебать банк – это святое, бичи, на чье имя брались кредиты, тоже получали свою долю, так хули переживать. Каждый сознательно в это вписался, а значит отдавал себе отчет в том, что делал. Афанасий хвалил меня за хорошую работу, что не могло не радовать. Когда тебя хвалит приличный человек, это само по себе награда.
Но ближе к концу апреля аферу пришлось прекратить. Банк понял, что слишком много кредитов оседают мертвым грузом и ввел правило делать фото человека, которому нужен кредит. Бичи, даже умытые и приодетые, оставались все теми же бичами, поэтому следовал ожидаемый отказ. В начале мая дело пришлось свернуть. Но я не слишком этому расстроился. За те успешные месяцы мне удалось не только с грехом пополам обставить хату, но и отложить некоторую сумму на черный день. Опять же по совету Афанасия, который понимал, что рано или поздно лавочку прикроют.
- Нужно уметь вовремя остановиться, Максим, - сказал он мне во время очередной шахматной партии вечером. – Каким бы прибыльным ни было дело, рано или поздно оно потянет всех на дно. Так что просто порадуйтесь, что ваша затея увенчалась успехом, пусть и кратковременным. Фортуна – дама капризная. Сегодня передом, завтра задом. Так или иначе, но вы заработали не только деньги, но и уважение приличных людей. Босоты, увы, много, а вот умные… умные подобны золотым самородкам. Поди найди такого в куче уродливых камней. Отрадно, что я в вас не ошибся. Кстати, вам шах.
- Ожидаемо, - хмыкнул я, оценивая положение фигур на доске. Мне грозил мат в три хода, но лазеек пока хватало. Отдав коня, я улыбнулся, когда Афанасий на это купился. Этот ход давал мне жить, что не могло не радовать. – Но у меня проблема в другом. К деньгам быстро привыкаешь.
- Ожидаемо, - передразнил меня сосед и, усмехнувшись, подпер подбородок кулаком. – Я понимаю, о чем вы. Легкие деньги туманят голову. Их всегда мало. Или вас посетила еще одна занятная идея?
- Пока нет, - честно ответил я. – Сейчас выпускной на носу, потом надо решить, куда идти.
- Друзья вам нужны, Максим, - буркнул Афанасий, склонившись над доской. – Друзья, к которым спиной не стыдно повернуться. С такими и дела споро делаются, и дружба крепнет. Берите пример с Пельменя. Конечно, его выбор сомнителен, но у него есть те, кто за него впряжется без раздумий. А за вас кто впряжется, если меня рядом не будет?
- Бера, - чуть подумав, ответил я. – Пацаны со школы.
- Птенчики. Еще перьями не обросли, чтобы летать высоко, - усмехнулся он. – Но рано или поздно детский пух слезает и перья появляются. И тут вы встаете перед выбором. Вписаться в чью-нибудь кодлу или же свою кодлу собрать.
- Если и ходить под кем, так только под вами, - хмыкнул я, заставив Афанасия вновь рассмеяться.
- О, это право еще заслужить надо. Но вы на правильной дорожке. Тут можете быть спокойны.
- Советуете свой кодляк собрать? – спросил я. Афанасий тут же кивнул. – Ну, есть на примете нормальные пацаны.
- Поделитесь?
- Конечно. Интересно ваше мнение. Например, Жмых. Пацан ровный, хоть и малой еще. Говорит мало, себя задевать не дает.
- Знаю его, - прищурился Афанасий. – И отчима его знаю. Беспредельщик тот еще.
- Ну, не родная же кровь. Жмых адекватный и верный к тем, кто себя ничем сомнительным не запятнал. Бера вон раз слился, когда надо было за своего вступиться, а Жмых не зассал. С тремя пацанами на стрелку пошел, пизды получил, но не зассал. С того момента к Бере у него доверия особо нет. Брезгливости прибавилось.
- Один – это еще не кодляк. Или еще на примете кто есть?
- Есть. Двое одноклассников моих. Зуб и Малой.
- Ага. Саша Зубарев, - чуть подумав, ответил Афанасий. Он, казалось, все про всех знал. Но я этому не удивлялся. – А Малой?
- Артем Тарасов. Тоже со мной учится. Хотел вписаться в тему с кредитами, да в лишнем рте нужды не было.
- Тарасов, Тарасов. С его отцом я тоже знаком, - вздохнул Афанасий. – Комерс, так?
- Ага. На рынке мясом барыжит. Но Малой к коммерции холодно относится. Больше по понятиям живет.
- Ну, выбор за вами, Максим. Вам с этими людьми дела вести. И тут я, пожалуй, хочу вас кое о чем попросить.
- Конечно, Афанасий, базара болт. Что надо? – кивнул я, вызвав у соседа улыбку.
- Не торопитесь соглашаться наперед, не узнав всех условий, - пожурил меня он. – Вера, конечно, хорошо, но слепая вера – путь к ошибкам.
- Запомню, спасибо, - снова кивнул я, двигая ладью вперед. – Вам шах.
- Ох, шельмец, - рассмеялся Афанасий, двигая короля на свободную клетку. – Но я знал, что вы так и пойдете… Так, просьба. Просьба моя простой будет, Максим. Есть у меня предприятие небольшое. Разгрузка вагонов. Мне нужны на завтра, на ночь, крепкие парни. Приедет состав, надо пару вагонов разгрузить. Ну и проследить, чтобы левые не присосались. Крыс там много, так и норовят кусок свой ухватить.
- Сколько пацанов надо?
- Три-четыре человека. Бригада у меня есть. Вот им помощники и нужны, - улыбнулся Афанасий. Но в его глазах улыбки не было. Он внимательно следил за моей реакцией. – Деньгами не обижу, если разгрузка без проблем пройдет.
- Не вопрос. С пацанами перетру.
- Заодно и проверите, кто готов вписаться, а кто словами спор разбрасываться, - кивнул Афанасий. – Шах и мат, Максим.
- Да, блин! – рассмеялся я, почесав голову. – Отыграться дадите?
- Конечно, конечно. Я же не зверь какой.

Пацаны вписались без проблем. Малой только чуть покочевряжился, но тут же согласился. Бера, ожидаемо, слился, сказав, что грузалем пахать не подписывался. Я сознательно умолчал, что работать предстоит на Афанасия, как сосед и советовал, поэтому лишь порадовался, что те, кого я выбрал, согласились без проблем. Жмых, посетив после уроков сарай Беры, тоже согласился. Я удивленно осмотрел его опухшее лицо и начавший желтеть синяк под глазом.
- По делу или по беспределу? – коротко спросил я его.
- По делу, - коротко ответил тот, слегка покраснев от смущения.
- Ну, если чо, говори, братан. Впряжемся, - вздохнул я. Жмых слабо улыбнулся и кивнул. – Короче, маза есть. Хорошие люди попросили с разгрузкой вагонов ночью сегодня помочь. Деньгами не обидят.
- Вписываюсь, - без промедлений ответил Жмых, потерев обкусанным ногтем синяк. – Лавэ лишним не будет. Поистратился малость.
- Куда ты их тратишь, бля? – рассмеялся Бера. Жмых напрягся, но промолчал, не рискуя грубить старшаку. Впрочем, Бера быстро о нем забыл, сосредоточившись на Ермолке, которая к нему ластилась.

Тем же вечером мы отправились на центральный вокзал, одетые в старое шмотье, которое засрать не жалко. На месте был найден знакомый Афанасия – мрачный мужик, представившийся Степаном. Он, выпустив в воздух струю вонючего дыма от папиросы, кивнул в сторону состава, возле которого уже суетились грузчики.
- Шестой и седьмой вагоны, - сказал он, взглянув на часы. – Надо, пацаны, часа за три управиться. Там коробки, не сильно тяжелые. Машины рядом уже стоят.
- Ну, погнали, хули, - хмыкнул я, натягивая перчатки.
- Погнали, - кивнул Зуб, стреляя окурком в сторону. Работа закипела.

На мутных личностей, которые терлись рядом с составом никто внимания не обращал. Мало ли желающих заработать. Хватало там и моих ровесников, работавших молча и с небывалым усердием. Порой они подходили к нам, чтобы стрельнуть сигарету или спросить, с кем мы работаем. Правда тут же нарисовывался Степан и отгонял любопытных, не забывая многозначительно посматривать на часы. Но в этом нужды не было. Работали мы на совесть и за три с половиной часа почти закончили разгрузку. Осталась одна машина и примерно пятьдесят коробок, которые Малой уже переложил, чтобы удобнее было таскать.
- А чо, заебись работенка, - усмехнулся Зуб, наблюдая, как водила закрывает кузов и кивает Степану. – Еще б лавэ солидно подкинули, вообще малина будет.
- Губу-то закатай, - осадил его я. – Ща Степан придет и рассчитаемся.

Афанасий не соврал. За разгрузку каждый из нас получил по четыре косаря. Хорошие деньги по тем временам. Еще и по пятихатке накинули сверху за то, что никто не ебланил. Пожав шершавую ладонь Степана, я кивнул пацанам и, сунув перчатки в карман, пошел вдоль путей к выходу с вокзала.
- Чо, может по пиву, парни? – предложил Малой.
- А хули нет. Погнали, - согласился я. – Тут на вокзале ларек круглосуточный есть. Там и затаримся.
- На ментов бы не нарваться, - высказал опасения Зуб, но на него тут же зашикали, чтобы не накликал ненароком.
- Не нарвемся, - со знанием дела ответил Жмых. – Дворами пойдем. Там темно и спокойно.
- А доебется кто, пизды дадим, - улыбнулся Малой.

Вокзал ночью — не место, а состояние. Просторное, холодное нутро, набитое усталыми людьми и их грязными сумками. Потолок высокий, облупленный, лампы моргают, как глаза у загнанной лошади. Запах тут особенный, где сдохло что-то мокрое: старый пот, моча, сигареты, хлебный квас, пережеванные пирожки и креозот. Пол — серый, заляпанный, словно по нему прошёлся мокрый пес. Тут не убирают, тут просто дожидаются утра, когда чужие ноги сами унесут всю грязь. Кафель трещит под тележками, в углах спят бомжи, прикрывшись задубевшими, засаленными куртками, будто щитами. Скамейки железные, холодные, с облезшей краской. На них сидят: кто с отвалившейся душой, кто с ребёнком, завернутым в спортивную куртку, кто с чаем в пластиковом стакане, в котором плавают хлебные крошки. Кто-то просто тупит в пустоту. Люди на вокзале ночью не говорят — они шевелятся, как тараканы под светом. Снаружи все по-другому. Только темнота и ветер. Фонари освещают не путь, а чью-то обречённость. Где-то дальше пацаны, как мы ранее, разгружают вагоны и слышатся шальные крики заблудившихся бродяг. На вокзале отсыпаются между поездами, доживают ночь, пытаются не замёрзнуть или просто думают о своей нелегкой судьбе. Вокзал ночью — это как гнилой зуб в теле города. Не болит, но постоянно о себе напоминает.

Через неделю Афанасий снова попросил помочь. В этот раз поработать желающих было больше. Даже Бера соизволил, но ему был дан поворот. Если выебнулся первый раз, так не удивляйся, что тебя больше звать не станут. Отказ Бере повеселил Жмыха, который последнее время смотрел на старшака, как на говно, и порой не стеснялся даже залупаться, если его просили сгонять за бухлом или сигаретами в ларек. Согласился он только тогда, когда я его попросил об этом. На нахмурившегося Беру я не стал обращать внимания.

В этот раз на вокзале нас встретил зевающий Емеля, которому я неслабо удивился. Он указал в сторону трех вагонов и озвучил время, за которое их надо разгрузить. С разгрузкой проблем тоже не возникло. Пацаны понимали, что платят хорошие деньги, рвали спины, как не в себя, и за четыре часа все очень быстро раскидали.
Правда не обошлось и без сюрпризов. В три ночи к вагонам подъехала черная иномарка, из которой выбрались трое мутных кавказцев. Один из них вразвалочку подошел к курящему Емеле и, гнусно усмехнувшись, спросил:
- Чо грузите, пацаны?
- Чо надо, то и грузим, - мрачно ответил Емеля. – Ты с какой целью интересуешься?
- Так у нас тоже тут груз. Вот и интересуюсь, чтобы левые на него лапу не наложили, - кавказца грубость Емели, кажется, не смутила, но я увидел, как в черных глазах загорелась злоба. Этого было достаточно, чтобы я кивнул пацанам. Они побросали коробки и схватили лежащие у колес вагона арматуры. Кавказцам это не понравилось, и они синхронно помотали головами. – Не кипишуйте зря, пацаны.
- Ну, так ты не провоцируй, и никто кипиш поднимать не будет, - отрезал Емеля. Он держался уверенно и его уверенность передалась и нам. - Седьмой, восьмой и девятый – наши вагоны. Вот и ступайте, пацаны, с Богом. Не мешайте работать.
- Под кем ходите? – с вызовом спросил второй кавказец. Здоровый, мрачный, с длинным, орлиным носом.
- Под приличными людьми, - кивнул Емеля. – А именами приличных людей без нужды не принято разбрасываться.
- Вокзал за Зурабом, если ты не в курсах.
- В курсах, родной, в курсах. И разрешение у нас есть. А если тебе неймется, так у Герцога за нас спроси. Тебе по порядку обоснуют, кто мы и чем тут занимаемся, - прибегнул к козырю Емеля. Кавказцев его ответ удовлетворил.
- Ладно, спросим. Ну, бывайте.
- Ага. И тебе не хворать, родной, - лучезарно улыбнулся Емеля. Только лед в его глазах говорил о том, что он готов к любому развитию событий. Проследив за отъезжающей машиной, Емеля презрительно сплюнул на землю и повернулся к нам. – Чайки ебаные. Давай, пацаны. Заканчивайте тут.
- Кончай перекур, - скомандовал я, кидая арматуру рядом с рельсами.
- Молодцы, не зассали, - похвалил нас Емеля. – Залетные это. Зурабом прикрывались, но я их в его свите не видал. На шару приезжают, нужным именем козыряют и часть груза себе забирают. Ща найдут терпил и их разведут.
- Пидоры, - ругнулся Малой, хватая коробку.
- Это да, - хмыкнул Емеля, закуривая сигарету и смотря в ту сторону, куда уехали кавказцы.

После разгрузки Емеля с нами расплатился и отчалил. Ну а мы привычно пошли в ларек за пивом и уже оттуда двинули домой. В школу утром никто не пошел. Всем уже было глубоко похуй. Через месяц выпускной, на оценки плевать, а вот деньги и отдых лишними не бывают.
- Благодарю, Максим, выручили, - улыбнулся Афанасий, когда я вечером забежал к нему на партию в шахматы. Он налил чая в кружку себе, а потом и мне.
- Не вопрос, - кивнул я, расставляя фигуры на доске. – Хорошему человеку не грех помочь.
- Сложностей не было? – поинтересовался он, заставив меня усмехнуться. Наверняка Емеля ему все рассказал, но Афанасию нужно было и другое мнение.
- Не. Залетные под конец нарисовались, но Емеля их отшил. Зурабом прикрывались, да забздели, когда мы за арматуры взялись.
- Это правильно. Зверей давить надо, - согласился Афанасий. – Силы они боятся.
- Да там без махача обошлось. Прощупывали походу. Но как ваше имя услыхали, сразу слились.
- Не самая хорошая привычка, чужим именем прикрываться, - помотал головой Афанасий.
- У Емели выбора особо не было. К тому же мы почти разгрузку закончили.
- Хорошо то, что хорошо кончается. Но я благодарен вам, Максим. Помогли старику. Не забуду.
- Бросьте, - улыбнулся я, забирая пешкой коня Афанасия. – Вы нас тоже хорошо подогрели. Деньги сейчас многим явно не лишние.
- Это мелочь, - кивнул Афанасий, раздумывая над следующим ходом. – Есть у меня к вам еще одна просьба.
- Разгрузка?
- Нет. К человечку одному съездить. Задолжал он крупно, да, видимо, позабыл об этом. Напомнить ему надо.
- Не вопрос. Пацанов брать?
- В этот раз без них. С вами Емеля поедет и его близкие. Не кипишуйте, Максим. Там без крови. Просто поговорить.
- Да я и не сливаюсь. Чего б не помочь, - улыбнулся я. – Когда надо?
- Емеля вам сам расскажет. Шах.
- Как обычно, - рассмеялся я. – Но в этот раз ваш гамбит не сработает.
- На шахматной доске, как и в жизни, всякое случается, - парировал Афанасий, внимательно следя за моим ходом. – Шах.
- Не поспоришь. Разве что кровь тут не льется, да время подумать есть, - согласился я, уводя своего короля из-под удара.

Признаюсь, внимание и отношения Афанасия мне льстило. Не с каждым пиздюком такой уважаемый человек на равных общаться будет. Понимал я и, кажущиеся на первый взгляд простыми, просьбы Афанасия. Старый вор попросту искал себе достойных близких, смотрел, как они себя ведут, что говорят, как мыслят. На районе абы кому не доверишься. Только своим. Только близким, прошедшим и проверку временем, и проверку делами своими. На районе многие знали, что я веду дела с Афанасием, потому относились уважительно. Можно было спокойно и ночью по бульвару пройтись, и в дом культуры на дискотеку заглянуть, не рискуя красотой лица.

- Потап у нас уважаемым человеком становится, - хохотнул Зуб, когда мы втроем, я, он и Жмых, отправились на дискотеку пятничным вечером.
- Хуйню-то не неси, - поморщился я.
- Не, я про то, что знакомствами нужными обрастаешь. Пацаны тебя уважают.
- А… ну, хули тут. Я по справедливости живу, - отмахнулся я. Поравнявшись с двумя симпатичными девчонками, сидящими на лавочке, я улыбнулся им и поймал улыбку в ответ. До нас доносилось гудение басов с дискотеки, которая, с приходом тепла, всегда проходила на улице.
- Не то, что некоторые, - процедил Жмых, провожая настороженным взглядом двух пьяных пацанов. – Потап, там подработок не планируется?
- Пока нет. Как будут, дам знать. А ты уже все слил? – удивился я, заставив Жмыха покраснеть.
- Да я мамке деньги отдал, - отмахнулся он. – Ей нужнее ща.
- Могу подогреть, - чуть подумав, ответил я. – Вернешь, как сможешь.
- Не, пока терпимо.
- Лады, - кивнул я, сворачивая за угол дома культуры.

В воздухе весна. Но весна в этом городе — не про цветы. Тут она пахнет сырой плесенью, куртками, которые не стирали с осени, и собачьим говном, раскрошенным под ногами. Возле дома культуры "Маяк" — уличная дискотека. Каждую субботу. Площадь перед «Маяком» уже была заполнена молодежью всех возрастов. Пацаны и девчонки самозабвенно дергались под популярную попсу, все лавочки были заняты, а в воздухе пахло весной, пивом и травой. Музыка хрипит через пластмассовые динамики — сначала «Руки вверх», потом «Сектор Газа». Кто-то кричит «погромче!», кто-то блюёт за кустом сирени, которая ещё не расцвела, но земля там вся в окурках. Скучающие менты, перегородившие дорогу, угрюмо смотрели на танцующих, витая в одних им понятных мыслях. Поначалу могло бы показаться, что танцующая толпа беспорядочная, но это было не так. И пацаны, и девчонки делились на группки. По школам, по улицам, не рискуя сталкиваться с другими. Деление было важной частью не только Окурка, но и других районов. Ты можешь тереться только со своими. К чужим хода нет, пока тебя не признают за своего.

Мы решили не лезть в толпу и принялись искать знакомые лица. Они нашлись слева от диджея, яростно дергающегося возле своего пульта. Мелькнули рыжие волосы Ленки, послышался смех Машки и Веры. Возле них потягивали пиво Бера, Пельмень и Малой. Творожное лицо Пельменя раскраснелось, и он без стеснения ебал глазами фигуристых девчонок, одетых в слишком уж откровенные наряды.
- О, а вот и четкие подтянулись, - усмехнулся Бера, поднимая руку.
- Ну, главное, что не мутные, - кивнул я, подходя к ним. – Здарова, пацаны.
- Здарова.
- Привет, девчат.
- Привет, Макс, - откликнулись те. Раскрасневшаяся Ленка мне подмигнула, заставив улыбнуться.
- Пивчанский есть? – спросил Зуб. Малой утвердительно кивнул и указал рукой на закрытую сиську пива, стоящую возле его ног. – О, эт заебись.
- Макс, пошли потанцуем! – крикнула Машка, помахав мне рукой. Улыбнувшись, я кивнул и, сделав глоток пива, отправился к девчонкам. Бера, рядом с которым терлась Ермолка, мрачно вздохнул, но мне на его пиздострадания было похуй. Последнее время Бера вел себя странно. Часто дерзил, даже своим. Мог и в рожу дать, если ему казалось, что кто-то посмотрел на него не так. О причинах он не распространялся, ну а мы и не настаивали. Мало ли у человека проблем может быть. Захочет, поделится.

Танцами наши кривляния сложно было назвать. Пацаны обычно топтались на месте, пока девчата ритмично извивались рядом с ними. Этот раз исключением не стал, разве что вместо одной девчонки, рядом со мной танцевали две. Ленка танцевала очень уж близко ко мне и пару раз задела бедро своей задницей, вызвав мурашки и теплую волну, разлившуюся в паху. Смутившись, я поправил джинсы и взял ее за руку, чтобы немного покружить. Ну а когда зазвучала следующая песня, Ленка и Машка буквально прилипли ко мне. С медляками так обычно и бывает.
На музыку мне было похуй. Но оно и неудивительно. Когда об тебя трутся упругие сиськи одноклассниц, на музыку попросту перестаешь обращать внимание. Ленка с Машкой же, никого не смущаясь, поочередно обвивали руками мою шею, а я не отказывал себе в удовольствии прижать их к себе покрепче. От девчат пахло потом и духами. Сладкий запах, забыть который и противиться которому невозможно. Кровь сама начинает бурлить, а голову посещают слишком уж откровенные мысли. Соски под обтягивающей маечкой Ленки стали твердыми, когда она прижалась к моей груди, а губы, словно невзначай, коснулись моей шеи.
- Осторожно, родная, - усмехнулся я, вновь одергивая джинсы.
- А то чо? – рассмеялась она.
- А то не сдержусь и утащу тебя в ближайшие кусты, - улыбнулся я. Мурашки вновь побежали по спине, когда сзади ко мне прижалась Машка. Девчат явно забавляло сводить меня с ума своими танцами, чем они успешно пользовались.
- А вдруг я не против? – игриво спросила Ленка, тряхнув влажными волосами перед моим лицом.
- Ох, не искушай, родная, - настал мой черед смеяться.

Правда от танца меня отвлек тычок в плечо. Повернувшись, я увидел усмехающуюся рожу какого-то пацана. От того разило водкой, потом и злобой. Он икнул и указал пальцем на девчонок.
- Красивые.
- Лучшие, - поправил я, вызвав у девчат смех.
- А не жирно тебе двух баб-то?
- Не, не жирно. А тебе не похуй ли?
Пацан засопел и сжал кулаки. Ну, классика. Доебаться на дискаче до кого-то, милое дело. Если не получилось спустить в какую-нибудь красотку, надо дать кому-нибудь пизды. Враз полегчает. Лена и Машка тут же отошли в сторонку, с неприязнью смотря на пацана. Я лишь равнодушно хмыкнул.
- Ты чо такой дерзкий, черт?
- За черта ответишь, - кивнул я. Рожа пацана раскраснелась еще сильнее, из-за чего неприятно выделились жирные прыщи на подбородке. – Хуль ты доебался, а? Вздрочни, пойди. Спусти в кулачок и полегчает.
- Слышь, ты за Сома любого спроси…
- Сом на дне живет и говно жрет, - перебил я. Пацан резко пихнул меня в грудь и угрожающе мотнул головой. Правда тут же стушевался, когда ко мне подскочил Жмых и Зуб.
- Слышь, ты кто такой? Ты чо тут руки распускаешь? – процедил Жмых. Маленького росточка, он вызвал у пацана одну лишь улыбку.
- Тихо, пацаны, - хмыкнул я. – Сам порешаю. Ну, чо, смотри, какой расклад. Сом, блядь. Раз на раз через полчаса. За этим вот домом.
- Ты, блядь, кто такой, чтобы я с тобой раз на раз месился? – рассмеялся пацан, дыхнув мне в лицо перегаром. Позади него нарисовались трое и уверенности у Сома явно прибавилось. - За черта тебе ответить, черт? Ладно, отвечу.
- Гаси его, Потап. Борзеет, чмо, - хрипло ответил Зуб.
- Лады. Зови своих, - согласился Сом. – Через полчаса за тем домом. Обоснуем тебе по понятиям, а потом и телок твоих оприходуем.
- Ты, блядь, руку свою оприходовать не можешь, - вздохнул я, вызвав у своих пацанов смешки. Девчат это тоже повеселило. – Забились, короче. Через полчаса. Не опоздай, родной.

- Без приключений никуда? – тихо спросила меня Ленка, когда мы вернулись к Бере и остальным.
- Расслабься. Говно решило кулаки почесать. Сама знаешь, что дальше будет.
- Не дело же все проблемы кулаками решать?
- Некоторые только так и понимают. Ладно, не кисни. Мы быстренько, - подбодрил ее я. – Вернемся к медлячку.
- А тебе понравилось, да? – съязвила она.
- Нескоро смогу это забыть.
- Кто бы сомневался, - пропела Машка, вешаясь мне на шею. Я почувствовал, как напряглись ее соски и смущенно покраснел.
- Чо там за рамсы, Потап? – спросил Бера, выдувая остатки пива из бутылки.
- Да норм все. Стрелу забили. Босота какая-то местная походу.
- Как кличут?
- Там один только представился. Сом, вроде.
- Не слыхал за такого.
- Да, забей. Говноед перепил и теперь пиздюлей ищет, - отмахнулся я.
- Не, ну залупаться на наших не дело. Ща пацанов знакомых подпрягу, - мотнул головой Бера, оглядывая танцующую толпу. – Раз на раз-то ты любому пизды дашь, а вот если замес случится, там уже мы пригодимся. Погнали, Малой. Знакомцев поищем.
- А погнали, - рыгнул тот и паскудно усмехнулся. Стоит Малому выпить, как доебется он даже до мертвого. Куда уж там какому-то Сому.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.

- Здарова, Потап, - поприветствовал меня Пельмень и махнул рукой в сторону вешалки. – Гнидник не советую тут бросать. Сопрут нахуй.
- Гнидник? – переспросил я. Пельмень сморщил лицо и мелко закивал.
- Ну, куртку, блядь. Хорошую кожанку хуй достанешь, а твоя тут многим понравится.
- Ну, пусть рискнут, - вздохнул я, заставив Пельменя рассмеяться.
- Ладно, не бзди. Закинь в кладовку. Мы свою одежку там побросали.
- Лады.
- Раз лады, погнали, с парнями тебя познакомлю.

Пельмень повел меня к троице, сидящей на диване. Так уж сложилось на районе, что представляли сначала старшим, и потом всем остальным. Без старшаков ничего не решалось, и вес они имели большой во всем: от споров, до серьезных предъяв. Пельмень дождался паузы в разговоре пацанов и кашлянул, привлекая внимание. Сидящий по центру жилистый парень нахмурился и оценивающе осмотрел меня, после чего кивнул, разрешая Пельменю говорить.

- Эт новенький, - сразу перешел к делу Пельмень. – Свой пацан. Ровный. Раньше на Речке жил, теперь в Окурок перебрался.
- Как зовут? – коротко спросил жилистый. Руку он протягивать не спешил. Не дело старшим краба наперед подавать, не рассказав о себе.
- Потап, - представился я.
- Меня Флаконом кличут. Братана моего ты уже знаешь.
- Мук?
- Ага. Это, - палец описал полукруг и указал на здоровяка слева, - Штангист.
- Здарова, - прогудел тот, смотря на меня исподлобья.
- А это, Емеля.
Блондин, сидящий справа, кивнул. Крепкий, можно даже сказать красивый. По таким бабы текут обильнее всего.
- Где на Речке жил? – спросил Штангист.
- Васильева восемь.
- Кого знаешь оттуда?
- Толика Спортсмена, Мафона, Дрона…
- Достаточно, - перебил меня он. – Где с Толиком пересекался?
- В секцию одну ходили. Я в младшей группе был.
- К Гончаренко?
- Ага. К Владимиру Ивановичу.
- Боксер от бога, - улыбнулся Штангист. У него явно недоставало зубов, а те, что остались были неровными и гнилыми. – Ну, будем знакомы, Потап. Спросим за тебя у пацанов.
- А уж они расскажут, кто ты по жизни и надо ли тебя уважать, – усмехнувшись, спросил Емеля, выпуская в сторону сизый дым. Кашлянув, он передал косяк Флакону и протянул мне руку. – Падай пока. Пельмень, притащи нам холодненькой из морозилки, не в падлу.
- Ща сделаем, - откликнулся Пельмень и умчался на кухню, оставив меня в компании старшаков.

Поначалу казалось, что они обо мне забыли, но это было не так. К нам подозвали еще одного пацана, здорово так налакавшегося водки, и завели беседу уже с ним. Тот отвечал невпопад, чем откровенно веселил Емелю, хохотавшего в полный голос. Однако пацан этого веселья не разделил и, заткнувшись, с неприязнью посмотрел на блондина.
- Чо ты ржешь-то? Я правду говорю, - обидевшись, буркнул он. Веселье с Емели, как ветром сдуло.
- А ты не дерзи, Гусь. Статью не вышел, - жестко ответил тот. – Ты на свое ебало посмотри, а потом сам подумай, кто тебе поверит-то? Трех баб он у Гонтаря на вписке выебал. Как же.
- Факт, - задумчиво протянул Флакон. В холодных черных глазах блеснула хитреца. – Сиповки у Гонтаря не водятся. Только приличные бабы. А приличные бабы абы кому не дают. Давай вон Потапа спросим. Чо думаешь? Брешет Гусь или нет?
- Хуй его знает, - честно ответил я. – Обычно, кто о делах своих амурных трещит без умолку, чаще всего брешет. Нормальные пацаны в детали не вдаются.
- Чо, пиздаболом меня выставить решили? – взбеленился Гусь. По ленивой улыбке Емели я понял, что именно этого старшаки и добивались.
- Хочешь сказать, Потап неправду озвучил? – поинтересовался Емеля. – Я вот думаю правду. Есть еще правда. Жмых видел, как ты с Ермолкой сосался.
- Пиздит он. Не было такого, - покраснел то ли от злости, то ли от смущения Гусь. Но и дураку становилось понятно, что он брешет, как сивый мерин.
- Не, ну это зашквар, - покачал головой Штангист. – Ебать можно, на клыка дать можно. А чтоб в губы… Зашквар. Чо думаешь, Потап?
- Согласен, - меня передернуло от отвращения. Я вспомнил, как Ермолку драли в сарае Беры все, кому не лень.
- Может и пизду ейную лизал? – елейно улыбнулся Емеля. Этого Гусь не стерпел. Вскочив, он сжал кулаки и с ненавистью посмотрел на старшака.
- Ты перья-то пригладь, - холодно бросил Флакон. – На кого залупнуться решил?
- А чо он меня пиздолизом называет? – пытаясь оправдаться, воскликнул Гусь.
- Тогда уж хуесосом. Рот Ермолки, что двор проходной, - кивнул Штангист. Гусь еще не понимал, что его ведут на убой. Стоит ему сознаться, как все… Уважения к нему больше не будет.
- Приличные люди за косяки свои отвечают, Гусь. А ты ерепенишься. Пиздишь вот. Выкручиваешься, - продолжил Флакон. – Ну, сосался-то с сиповкой? Ебарь-террорист.
- Бля, да по синьке перемкнуло, - попытался оправдаться Гусь. Старшакам этого было достаточно.
- О, как, - присвистнул Емеля. – Гусь-то у нас и не Гусь, получается. А Гусыня.
- Глохни, пидор, - жарко выдохнул Гусь, сжимая кулаки. Голубые глаза Емели затянул морозец.
- За пидора ответить придется.
- Чо сам или за Флакона спрячешься? – зло спросил Гусь. Он искоса посмотрел на меня. – Или фраера этого спустите.
- Ты за базаром следи, а? – нахмурился я. – Я с тобой не пил, чтобы ты меня перед приличными людьми опускал, хуесос.
- Чо?
- Хуй в очо, - вздохнул я, вставая с дивана. Флакон одобрительно хмыкнул. – Емель, давай я?
- А давай, - благодушно разрешил тот, с интересом посматривая на кипящего Гуся.

Драться Гусь не умел, и, пропустив двоечку по подбородку, упал на пол, после чего заскулил. Флакон презрительно рассмеялся, а Емеля и вовсе плюнул в лежащего.
- Хорошо приложил, - похвалил Штангист. – Узнаю школу дяди Вовы. Чисто Толик в молодости.
- Тебе тут не рады, Гусь. Ковыляй отсюда, - тихо добавил Емеля. Остальные гости, не стесняясь, посмеивались, будто подобное на вписках случалось не раз. Может так оно и было. Кто его знает.
- Чо за беспредел, пацаны? – простонал Гусь, тщетно пытаясь подняться.
- Никакого беспредела, - мотнул головой Флакон. – По делам своим и получил. А теперь… Емелю ты слышал. Чеши отсюда, баклан. Увижу еще раз в обществе приличных людей, сам с тебя спрошу.

Когда Гуся выгнали с квартиры, веселье продолжилось, словно всего этого и не было. Фалкон забил еще один косяк и, сделав пару напасов, протянул мне. Отказываться я не стал, после чего вернул самокрутку в руку Флакона.
- Это ты правильно сделал, что за хорошего человека вступился. Не дело Емеле руки об такого, как Гусь, марать, - обронил он, делая еще одну затяжку. – Чтоб ты не думал, Гусь наш с гнильцой оказался. Ладно бы сиповку облизал. На это глаза закрыть можно. А вот то, что язык у него болтается без удержу, уже проблемка.
- Факт, - туманно добавил Емеля. – Любитель он потрепаться кому не надо. А так, новое место ему указали, и хороших людей он не подставит. Кто с ним теперь дела вести будет, раз он не только пиздабол, но и пиздолиз. Ладно, Потап, беги, развлекайся. Нам потрещать по делу надо.
- Ага. Удачи, парни, - я пожал протянутые руки и, встав с дивана, отправился на кухню. После такого не грех выпить.

На кухне было многолюдно. И если знакомых лиц хватало, то были и те, кого я еще не знал. Особенно выделялся высокий пацан в засаленной кофте с всклокоченными волосами. В пальцах у него была зажата самокрутка, а глаза обильно подернулись дурманом. Увидев Ленку, я улыбнулся ей и кивнул. Та улыбнулась в ответ и подозвала меня поближе.
- А, Потап, - пробасил Бера. – Здарова.
- Привет, - ответил я. – Чо трете?
- Да Философа опять накрыло. Рассказывает, как он в третьем измерении на оленя охотился, - хохотнул Бера.
- Тот самый Философ? – уточнил я. Взъерошенный пацан неожиданно заткнулся и, посмотрев на меня, кивнул.
- Единственный в этом приличном, без сомнений, кодляке, - гордо ответил он. – Вторая ипостась Шеймуса Древознатка, урожденного друида в этом убогом теле.
- Лихо тебя накрыло, братан, - рассмеялся я, опираясь жопой на подоконник. Философ быстро потерял ко мне интерес и возобновил свой рассказ, уделяя особое внимание поиску некоего оленя по его дерьму.
- Философ у нас человек мира, - добавил Пельмень, наливая в стакан водки. Стакан он протянул мне. – Будем, Потап.
- Будем, - кивнул я и залпом осушил водку. В живот ухнула теплая волна и в голове приятно зашумело. – А человек мира – это как?
- Каждое создание я искренне люблю и уважаю, - ответил за Пельменя Философ, яростно тряся рукой с зажатым в ней стаканом, и не обращая внимания, что половина содержимого стакана уже вылилась на его изгаженную кофту.
- Прям уж всех, - усомнился я, вызвав у Ленки улыбку.
- Ну, тут я лиха дал, твоя правда, - кивнул Философ. – Каждое создание, что живет по понятиям человеческим и понятиям матери Природы. Чертей ебаных вот не уважаю. Не след помазаннику Гаэля Великого с хуйней тереться.
- Нам-то не гони, помазанник, - перебил его с улыбкой Бера. – Что-то я сомневаюсь, что друиды у соседей с балконов яйца и мясо пиздили.
- То великая охота, ибо потребны телу моему только чистые продукты, - парировал Философ.
- Угу, - согласился Пельмень. – И пизды ты получил не просто так?
- Увы, но вороги числом меня одолели. Кручинился я долго, отварами и мазями питаясь, покуда дух мой в норму не пришел.
- Он как-то раз на соседский балкон залез и сумку с продуктами, которая там лежала украл, - шепнула мне Ленка, обдав ухо жарким и сладким дыханием. – А сосед его за этим делом поймал и пизды дал. Еще и с балкона сбросил.
- Истинно так. Сверзся я, как сокол, чуть крылы свои не поломал. Но явился мне в видениях сам Лесной король и одарил своей милостью, - Философ, запнувшись, вытащил из кармана горсть чего-то бледного и склизкого. – Волшебными грибами, что сознание расширяют и помогают покидать его, стоит только пальцами щелкнуть.
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересованно поддел я. – Продемонстрируй, как они работают.
- Узришь ты сейчас силу Лесного короля, который помазал меня в избранные свои, - пробормотал Философ и закинул горсть склизких грибов себе в рот. – Сейчас случится волшебство.
- Ох, блядь, - заржал Пельмень. – Ща веселуха начнется.
- И чо случится? – спросил я и осекся, когда Философ неожиданно начал раздеваться. – Хули он делает?
- Видишь? – громким голосом произнес тот. – Видишь, как сгорают на мне одеяния? Как исчезает кожа и теряется в третьем измерении мое тело?! Видишь?
- В натуре, - подтвердил Бера. – Одна голова осталась. Смотрите, пацаны! Не пиздел он оказывается.
- Факт. Исчез! – кивнула Вера, подруга Ленки, давясь смехом. Философ на раздевании не остановился. Он с тихим шипением начал скользить между людьми, но скользил осторожно, стараясь никого не касаться. Ехидные, сдавленные смешки его, казалось, не волновали совсем.
- Нет боле моего тела, - прошептал он. – Только незримый дух, который видит тайны природы, как вам никогда не увидеть.
- Бля, - подыграл Пельмень. – Откуда голос, пацаны? Куда он делся?
- Могу я печень вырвать, и никто не заметит, покуда я не захочу, - пробормотал Философ. – Могу тела младого отведать и ночью в постель прокрасться.
- В натуре, волшебник, - просипел пунцовый Бера. – Чудится мне, что рядом он, но я его не вижу.
- Вот, вот, - согласился я. Философ довольно засопел и вернулся к своей вонючей груде тряпья, после чего быстро оделся. – О, смотрите, пацаны! Воплотился обратно.
- Лишь малое это из искусств, коими я владею, - скромно ответил Философ, пытаясь пригладить торчащие волосы. Его глаза лихорадочно горели. То ли от водки, то ли от грибов, которыми он закинулся. – Могу душу из тела одним пальцем выгнать. Могу и стену этим же пальцем проломить.
- Не, братан. Калечить хату Мука не надо, - встрял Пельмень. – Прошлый раз ему бабка пизды дала за то, что ты кучу в ванной навалил.
- То скверна из меня вышла. Не след помазаннику Лесного короля скверну в себе держать.
- Твоя правда, мимо унитаза каждый промахнуться может, - вновь согласился я. – Ну, давай выпьем. Восстановим тебе силы, а то аура у тебя какая-то бледная.
- Факт, - кивнула Ленка. – Зеленая какая-то. Дрожит так слабо.
- Ваша правда, други, - вздохнул Философ. – Третье измерение силы точит изрядно. Только сильные духом могут там находиться.
- Ой, ебанат, - заржал Бера, утирая слезящиеся глаза. – Первостатейный, блядь, ебанат.

Заправившись на кухне водкой и покурив, мы отправились в гостиную и, рассевшись на полу, принялись резаться в «очко». Лесной король в этот раз Философу помогать не хотел и тот раз за разом то недобирал, то наоборот хапал слишком много. За проигрыш ему давали разные задания. То в третье измерение снова войти, то какую-нибудь бабу соблазнить. За последним наблюдать было особенно весело, потому что Философ надувал впалую грудь и грозным голосом начинал вещать о своей второй ипостаси, забитых им в астральном плане оленей и кабанов, а заканчивал тем, что начинал перечислять имена своих сыновей, рожденных от богинь третьего измерения. На мой вопрос, почему у него нет ни одной дочки, Философ побледнел и чуть было не кинулся на меня с кулаками, но по итогу простил дремучего дурака, пояснив, что у помазанника богов рождаются только сыновья. На подъеб Пельменя, что ему делать, когда бабы в третьем измерении кончатся, Философ промолчал и сосредоточился на картах, пытаясь обуздать и эту магию. Впрочем, это ему не помогло, потому что сдающим был Бера, ничуть не стеснявшийся подкидывать Философу не те карты, что ему были нужны.

Остальные отдыхающие постепенно тоже накидывались водкой и начали меняться. Емеля о чем-то тер с смуглой, красивой девчонкой, моей одноклассницей, попутно запуская пальцы ей в волосы. Флакон растекся на диване, как медуза, лениво наблюдая за возней других людей. Накурившийся Зуб за каким-то хуем заинтересовался коллекцией фарфоровых фигурок в шкафу бабки Мукалтина, а сам Мукалтин давно заперся в единственной комнате с Ермолкой и Соском. До нас то и дело доносились скотские звуки ебли. Мук, судя по всему, развлекался на всю катушку, выебывая из сиповок душу. Философ отправился на балкон, чтобы погадать Верке и Ленке по звездам. Бера отправился с ним. Следить, чтобы друиду не пришло в голову доебаться до девчонок. Их места в картах заняли Дэн, Кот и Штангист. «Очко» надоело, и мы принялись резаться в обычного «дурака».

- Чо, Потап, на Машку заглядываешься? – ухмыльнулся Пельмень, проследив направление моего взгляда. Я помотал головой и рассеянно улыбнулся. В голове шумело от водки и курева, но способность трезво мыслить я не потерял.
- Не, чо ты, - ответил я, искоса посмотрев на смуглую, которая заразительно смеялась над Емелиными шутками. – Думаешь, я не в курсе, кто ее отчим?
- Это факт, брат, - согласился Пельмень. – Кажись, Машка единственная, кто по району может одна ходить и нихуя ей никто не сделает. Герцог спор на расправу, тут без пизды. Тут за Машкой один из бригады Сала вздумал ухаживать. Цветы под дверь подбрасывал, в кафешку зазывал. Афанасию одного взгляда хватило, чтобы того нахуй сдуло.
- А Емеля?
- А чо Емеля? Емеля – пацан ровный. Порядочный. Просто беседы беседует, - встрял Штангист. – Ты вон лучше за своей следи. Глаз с тебя не сводит.
- Ага, - ухмыльнулся Зуб. – Ленка у нас баба гордая, а тебе вон улыбается.
- Хуйню не неси, - улыбнулся я и тут же вспыхнул. – Хули ты девятку восьмеркой кроешь? Запиздеть меня решил?
- Ну, не проканало, - рассмеялся Зуб, выкидывая козырь. – На, подавись.
- Да, не. Ты подавишься, - парировал я, накидывая Зубу оставшиеся у меня карты. – Трижды дурак. Так глядишь и рекорд Философа побьешь.
- Чо, давай желание, Потап, - хмыкнул Кот.
- Чо, может приказать ему Ермолку засосать? – ехидно прогудел я. Зуб побледнел и чуть было не схватился за сердце. Штангист каркающе рассмеялся. – Да, не трясись ты так, мудило. Чо я, зверь что ли. Ладно, что-то фантазия у меня иссякла. Притащи пацанам водочки из холодоса и свободен.
- Фух, - выдохнул Зуб. – Легко.
- Ну, так чеши давай, - приказал Штангист, забирая засаленные карты и передавая их мне. – Раскидай, Потап.

Игра продолжилась и очень скоро Зуб побил рекорд Философа и отправился кричать в форточку, чтобы ему дали новое погоняло. Погоняло он не получил, а вот посылов нахуй от недовольных соседей было много. От карт меня отвлекла Ленка, которая присела рядом и пихнула меня плечом.
- Ну, провожать пойдешь? – тихо шепнула она и, зевнув, рассмеялась.
- А ты уже все? – удивился я и посмотрел на старые часы, висевшие на стене. – О, бля. Второй час ночи.
- Ага. Спать уже хочется. Верка тут еще останется, а мы с Машкой по домам. – Так что?
- Провожу, ясен хуй, - ухмыльнулся я, скидывая карты. – Ладно, пацаны. Тут я вас оставлю.
- Давай, вали, Казанова, - пробормотал Бера. Нахмурив лоб, он изучал свои карты.
- Дело швах, - подтвердил я. – Сливай.
- А то я без тебя не знаю, - огрызнулся он, но в итоге вздохнул и сдался. – Ладно. Признаю поражение.
- Надо вкусить тебе печени оленьей… - начал было Философ, но Бера его перебил.
- Я тебе сейчас твою печень скормлю, друид ебучий, - ругнулся он, кидая Философу карты. – Тасуй, давай, помазанник Тараса Хуеглота. И ладно тасуй. Увижу, как в третье измерение сбежать надумаешь, сразу пизды дам.
- Маш, ты идешь? – спросила Ленка. Машка, оторвавшись от разговора с Емелей, кивнула. – Пошли, нас Макс проводит. По пути всем.
- Ой, Потап, каким цветником обзавелся, - рассмеялся Емеля, не без сожаления отпуская руку Машки. – Смотри там за девчонками.
- Само собой, - кивнул я и, попрощавшись с пацанами, отправился в коридор, не забыв захватить из кладовки свою кожанку.

На улице было холодно и тихо. Непривычно для Окурка, но то ли все смутьяны уже разошлись по домам, то ли погода не располагала к посиделкам на лавочках, однако улицы были безлюдны. Впрочем, на одного прохожего мы все-таки нарвались. Не успел я напрячься, как Машка улыбнулась и помахала тому рукой. Когда фонарь осветил лицо человека, я тоже улыбнулся, увидев Афанасия собственной персоной.
- Ой, дядя Афанасий, - вздохнула Ленка. – Напугали.
- Будет вам, - миролюбиво улыбнулся тот. – Неужели я такой страшный?
- Ничего не страшный, - рассмеялась Машка. – А ты чего не спишь?
- Да сон не идет, - ответил Афанасий. – Решил прогуляться, вас встретить и домой проводить. Да смотрю провожатого уже нашли.
- Может тогда по большому кругу пройдемся? – предложила Машка. – Погода хорошая, хоть проветримся немного.
- Чего бы и нет, - согласился я.
- Ну раз провожатый так решил, то кто я такой, чтобы перечить, - улыбнулся Афанасий.

Вместо короткой дороги домой, мы решили пойти по окружной, через парк. Нормальный человек ночью туда бы точно не совался, но водка стирала страхи, к тому же мне не хотелось показывать слабину перед Афанасием и девчонками. Да и прогулка точно бы не помешала. Я осоловел и от водки, и от сигарет, поэтому молча наслаждался холодным, свежим воздухом и ночной тишиной, изредка прерываемой шумом одинокой машины или лаем заблудившейся шавки. Маша и Лена шли впереди, на достаточном отдалении от нас и о чем-то негромко разговаривали, изредка нарушая тишину ночи своим заливистым смехом. Афанасий, как и я, молчал. Только порой таинственно улыбался, ежась от холодного ветерка.

- Порой молчание куда важнее пустых слов, - тихо произнес он, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. – Благодарю, что решили проводить Машу.
- Ну, времена неспокойные. Кто знает, что ждет за углом, - вздохнул я, вытаскивая из кармана пачку сигарет. Афанасий помотал головой, когда я протянул пачку ему, и вытащил из кармана портсигар.
- Свои предпочитаю. Сам табак выращиваю, сам сушу, сам кручу, - улыбнулся он. – Но от огня не откажусь.
- Это запросто, - кивнул я, чиркая зажигалкой. Афанасий, выпустив в черное небо струйку дыма, благодушно вздохнул. Я тоже закурил, но дым горчил и саднил горло, поэтому со своей сигаретой я быстро расправился и стрельнул окурком в сторону урны. Девчонки отдалились от нас на достаточное расстояние, но Афанасия это как будто не волновало. Он неспеша шел по гравийной дорожке и наслаждался своей самокруткой.
- Следующий год и уже выпускной, да? – вновь нарушил молчание Афанасий. Я кивнул, понимая, что вопрос чисто риторический. Мы с Машкой были ровесниками и учились в одном и том же классе. – И куда вы после школы, Максим? Кем будете по жизни?
- Пока не знаю, - честно ответил я. – Мамка уговаривает в институт поступать. Ну или в шарагу, на крайний случай. Типа слесарь или сантехник всегда копейку найдет. Даже в самые тугие времена.
- Не самые престижные профессии, - поморщился Афанасий. – В чужом дерьме копаться так уж и вовсе.
- Это да, согласен, - вздохнул я. – Поэтому и не решил пока, куда. Батя на юриста советует пойти учиться.
- Те же суки, только в профиль, - усмехнулся мой сосед. – Есть среди них приличные люди, конечно, но их преступно мало. Но и денег больших не заработаешь. Их брата, что грязи. Сами понимаете.
- Понимаю. У меня разве есть выбор?
- Выбор есть всегда, пусть вы его и не видите сейчас, - улыбнулся Афанасий. – Я навел о вас справки, Максим. На Речке о вас говорят исключительно уважительно. А уж как вы аферу с фруктами провернули… мое почтение.
- Откуда вы узнали? – нахмурился я. Афанасий в ответ рассмеялся тихим, шелестящим смехом. Будто листья зашуршали по гравию.
- Хорошие люди рассказали. Прикинуться грузчиками и ополовинить фуру, да так, чтобы не попасться, к этому талант должен быть.
- В деньгах нуждался, - вздохнул я. – Предки все накопления из-за дефолта потеряли. Пришлось выкручиваться.
- Не виню вас. Там, где чмо безродное сдается, приличные люди с колен встают. И, пожалуй… если вам вдруг будет нужна работа, обращайтесь. Подкину вам пару вариантов.
- Ну, деньги лишними не будут. Чо делать надо? – ухмыльнулся я.
- По мелочи. А если сами что придумаете, тоже поделитесь, - отмахнулся Афанасий. – Это мы после обсудим, за чаем, в тепле и сытости. Сейчас не о делах гутарить надо, а наслаждаться тихой и свободной ночью. Редко такое тут бывает.
- Эй, девчата! – нарушил шелест Афанасия чей-то визгливый выкрик. – А чего такие красивые, да одни гуляют?
- А кто сказал, что одни, - весело ответила Ленка. Я нахмурился, увидев, что возле одной лавочки стоят пятеро пацанов, на вид постарше меня. Афанасий, словно задумавшись о чем-то, сбавил шаг и остался в тени. Пацаны, увидев, что я один, синхронно рассмеялись. Ехидно и жестко. Так смеются сильные, когда видят того, кто слабее них.
- А не жирно одному да двух таких сосочек? – с нажимом спросил самый крупный. – Чо, друг, может поделишься?
- Сказал бы я, что у тебя губа треснет, да была одна баба, которая тот же вопрос задала. Так у нее губа аж на пизде треснула, - мрачно ответил я, нащупывая в кармане кастет. Девчонки, когда до них дошел смысл сказанного, синхронно рассмеялись. – Не по понятиям поступаете. Зашквар до пацана с девчонкой доебываться.
- Ты с какого района, где такую хуйню выдумали? – усмехнулся старшой.
- С Речки, - честно ответил я. – Теперь тут живу. На Лесной.
- Ишь, пацаны. С Лесной к нам черта занесло. Говорливого, - гоготнул он. Кастет скользнул на пальцы, как влитой, добавив уверенности. Дело явно пахло махачем. На Афанасия я внимания не обращал. Если решил не вмешиваться, значит так надо. – Ну и хули ты Ленинке забыл?
- Да, так, - улыбнулся я. – Воздухом подышать решили. Кто ж знал, что на босоту нарвемся.
- Ну, за босоту ты ответишь.
- Раз на раз? – парировал я с вызовом. – Или ссышь?
- Чот дохуя ты дерзкий, паря, - сплюнул на асфальт короткостриженый пацан, сидящий возле лавочки на корточках. – Ты кто, блядь, такой, чтобы с тобой по понятиям поступали?
- Ну, спроси за Потапа. Тебе ответят, - кивнул я, подходя ближе. Лену и Машку я оттер плечом назад и лениво повел плечами, радуясь тому, как бурлит кровь и ноют мышцы, истосковавшиеся по драке. – А девчонок я в обиду не дам. Со мной они пришли, со мной уйдут, если сами к таким опездолам присоединиться не захотят.
- Ты чо буровишь, гондон? – нахмурился старшой. – Мы тебе ща пизды дадим.
- А она у вас есть? – широко улыбнулся я. – Пардон, бабоньки. Не признал вас.
- Не, фраер в натуре нарывается, - тут уже не стерпели и остальные. – Мы за тебя спросим. И с тебя спросим. Поглядим потом, кто за тебя впряжется?
- Допустим, я, - тихо ответил Афанасий, подходя ближе. Пацаны тут же поперхнулись, а старшой побледнел и, вжав голову в плечи, подбежал к моему соседу с протянутой рукой.
- Герцог, бля буду, не признали. Думали, пацан один идет.
- И что? – холодно ответил Афанасий. – Это дает вам право беспределить? Вам же обосновали, что по зашквару поступаете? Так чего ерепениться начали, молодежь?
- Да синькой глаза залили. Попутали малость, - виновато вздохнул старшой.
- Впредь внимательнее будьте. А лица эти молодые запомните. Как бы вам еще раз не ошибиться, - в голосе Афанасия прозвучала явная угроза. И пусть все сказано было максимально нейтральным тоном, пацаны побледнели. Афанасия это устроило. Он холодно улыбнулся и добавил. – Доброй ночи, молодежь.
- Доброй ночи, Афанасий Андреич, - нестройно протянули те, расступаясь в стороны.
- Пойдемте. Холодает, - скупо обронил Афанасий, обращаясь уже к нам. Он вновь улыбнулся, когда Машка взяла его под руку, а Ленка присоединилась ко мне.
- Попутали, друг, - виновато прогудел старшой. Я в ответ паскудно ухмыльнулся.
- Попутали. Но за гондона ты ответишь. Друг. Найдемся.
- Найдемся, - кивнул пацан, почесав вспотевший лоб.

- Отрадно, что за моей спиной не стали прятаться, Максим, - произнес Афанасий, когда мы миновали компашку дерзких пацанов. – Сами ответили. По правде. Сильно.
Я молча кивнул. Ответа здесь и не требовалось.
- Макс у нас прямо рыцарь, - рассмеялась Машка. – Я уж подумала, что он тому рябому в морду даст.
- Дам, не переживай. В другой раз обязательно, - усмехнулся я. Ленка покрепче сжала мою руку и улыбнулась. – Кто ж таких красавиц в обиду даст? Тут не грех и с десяток ристалищ кровью залить.
- О, какие ты умные слова знаешь, - съязвила Ленка.
- Ну, а хули. Я ж не дурак какой, - парировал я. Афанасий, молча наблюдавший за нашим разговором, тонко улыбнулся.
- Дураком вас точно не назовешь, Максим. Знаете что, забегайте завтра, молодежь, на чай. Часиков в шесть, - ответил он. – Чайку попьем, погутарим о всяком.
- О, мы с радостью, дядь Афанасий, - кивнула Ленка. – Я тортик захвачу.
- Вот и славно. Вы, как Максим, шахматы уважаете? - благодушно улыбнулся мой сосед, увидев мой кивок. – Пока девчата поболтают, мы партеечку-другую сыграем.

Что-то мне подсказывало, что интерес у Афанасия точно не в желании попить с пиздюками чая или поиграть в шахматы. Я знал, что он не просто так остался в стороне, когда на меня наехали те пацаны. Он проверял, как я буду держаться, что буду говорить, и не дам ли заднюю там, где спасовали бы многие. О том, как вербуют молодняк, я был знаком не понаслышке. Приличным людям не с руки окружать себя неадекватами и долбоебами. Потому то и берут себе под крыло самых смышленых. Делятся мудростью, а там, глядишь, и дорогу в жизнь покажут. Тогда я еще понятия не имел, к чему приведет знакомство или даже дружба с Афанасием. Просто радовался, что такой уважаемый человек на районе обратил на меня свое внимание.

Глава третья. Шабашка.

Я сам не заметил, как прописался на квартире Афанасия вместе с Ленкой. Пока девчата болтали в комнате и резались в компьютер, мы с Афанасием пили крепкий чай и задумчиво сидели над шахматной доской. Играл мой сосед отлично, частенько лепя мне мат один за другим. Еще и посмеивался, если я умудрялся просрать пару фигур, как растыка последний. Но все его стратегии я очень быстро выучил и очень скоро начал сам посмеиваться, загоняя короля Афанасия в угол, из которого тому было не суждено выбраться.

В конце декабря девяносто девятого, за несколько дней до наступления нового года, я, как обычно, забежал к Афанасию после школы, чтобы сыграть пару партеек в шахматы. Правда мой сосед сразу смекнул, что что-то не так, когда в очевиднейшей ситуации я сначала просрал ферзя, а потом и вовсе сам загнал своего короля в тупую ловушку.
- Сдается мне, что вы витаете где угодно, но только не на шахматной доске, - тонко улыбнулся Афанасий, передвигая белую ладью. – Шах и мат.
- Красиво, - вздохнул я, откидываясь на стуле. Затем взял в руки эмалированную кружку с терпким чаем и, поморщившись, глотнул ароматной, вязкой жидкости.
- Поделитесь причинами рассеянности? – вновь улыбнулся Афанасий, расставляя фигуры в изначальное положение.
- Да, дома сложности, - хмыкнул я, наблюдая, как Афанасий выводит коня за пешек. – Ага! Атаку Ланге разыграть хотите? Ожидаемо.
- Не увиливайте от ответа, Максим, - покачал головой Афанасий. Я снова вздохнул и вывел вперед пешку, ставя коня под удар.
- Да мамку с работы поперли, - ответил я. – Денег и так не особо было, а теперь кушаки затянуть придется.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.

- Ща, Жмых водки принесет, отметим, как полагается, - задумчиво обронил Бакин. – Так. Я – Бера, а это мои близкие. Ну, с Малым ты уже знаком.
- Знаком, - кивнул я, смотря на зеленого коротышку, который медленно отходил от махача, откисая на диване рядом со старшаком. – Бера – это типа медведь?
- Типа того. Тот, что залупался на тебя, это Зуб, - продолжил Бакин. – Ты уж его не вини. Проверить тебя надо было.
- Понимаю, - снова кивнул я, пожимая протянутую ладонь зубастого. – Повезло, что за тебя впряглись.
- Эт точно, - хохотнул он, кажется, преуменьшая опасность, которая над ним нависала. – Иначе б, как Малой, блевал.
- Так, рядом с шкафом… А, Жмых, - обрадованно воскликнул Бакин, когда дверь открылась в комнатушку вошел уже знакомый мне пацан. На вид ему было лет пятнадцать.
- Жмых, - коротко представился тот, протягивая руку. Голос у пацана был бесцветным и каким-то холодным, а глаза, как у зверька – черные и колючие. Такой и укусить может, если приспичит.
- Рядом с шкафом… а, хули. Сами пусть представятся, - рассмеялся Бакин, доставая из пакета бутылку водки. – Жмых, стаканы дай. Чистые.
- Ща, - откликнулся пацан и умчался к шкафу, рядом с которым стояли еще двое.
- Туз, - хрипло представился высокий, с длинными, нескладными руками.
- Бисер, - кивнул второй – тонкий в кости, похожий на грязного хорька.
- Ладно, - перебил его Бакин, беря граненый стакан в руку. – Давай, пацаны. За знакомство.
- Погодь, Бер, а пыгу ему дать? – усмехнулся Зуб. Бакин понимающе улыбнулся.
- И правда. Не дело честному человеку без погоняла гонять. Кто по жизни будешь, Макс?
- Ровный пацан. В зашкваре замечен не был, - повторил я то, что уже ранее говорил Афанасию.
- Это понятно. Иначе бы сюда не пригласили, - мотнул головой Бакин. – Как тебя на Речке величали?
- По-разному, - пожал я плечами. – Чаще всего Потапом.
- Ха! – рассмеялся Зуб. – В натуре, Потап. Еще один медведь. Чуть Малого не задавил, блядь.
- Иди нахуй, - простонал тот. – Что б я за тебя, суку, еще раз впрягся…
- Глохни, Малой, - отрезал Бакин и задумчиво на меня посмотрел. – Не, а чо. Нормальное погоняло так-то. Потапом будешь.
- Потап, так Потап, - согласился я, беря стакан с водкой. Затем, чокнувшись с Бакиным, выпил. Водка была теплой и отдавала сивухой. Хуй его знает, где Жмых ее достал. Но вряд ли он поил бы пацанов слишком уж голимой хуйней. В голове приятно зашумело, да и горло сладко обожгло.
- Ну, за знакомство…

Домой я возвращался поздно. Провожать меня вызвался Зуб, который жил в соседнем доме. К счастью, Зуба на районе знали. С ним здоровались не только бомжи, но и мутные личности, в чьих холодных глазах вспыхивал интерес при виде двух шатающихся пацанов. Водки было выпито много, отчего меня мутило. О какой-то драке даже думать не хотелось, так что компании Зуба я был отчасти благодарен. Даже былая злость исчезла.

- Не, район у нас нормальный. Это все гости пиздеть любят, - тараторил Зуб, дымя подстреленной сигаретой. – Типа, окурковские ебанутые на всю башку. Но мы по справедливости живем. Ровных пацанов не трогаем. Только чушек, да залетных.
- А кто районом правит? – спросил я, тщетно борясь с заплетающимся языком.
- Игорь Моисеич, - охотно ответил Зуб. – Гарри Козырной. Слыхал, не? Но он там, высоко. А мы тут. Окурок так-то тоже на зоны поделен. От Лесной до Ленинцев за Фиксой территория. Но это так, для видимости. Все знают, что тут Герцог заправляет.
- Герцог?
- Ага. Сосед наш. Афанасий Андреич. В седьмом доме живет.
- Кажись, знаю его.
- Ну, знать мало, - загадочно улыбнулся Зуб. – А вот, чтобы он тебя уважал, тут постараться надо. Герцог – личность знаковая, Потап. Просто так его именем не принято разбрасываться. Говорят, он на малолетку залетел, да сразу авторитетом обзавелся. Его в сучью камеру кинули, а он трех сук порезал, но не прогнулся. Из наших он только Бера уважает. Подкидывает ему порой наводки, да долю свою скромную за это берет. Под ним еще пацаны ходят. Наши, дворовые. Пельмень, Мук, Гвоздь. Ты с ними еще познакомишься. Нормальные пацаны, справедливые. Жить в Окурке не сахар, но приспособиться можно. А если знакомствами нужными обрастешь, так в разы легче станет. О, за болтовней до дома дошли.
- Ага. Тебя будто совсем не раскумарило.
- Да мне что, - рассмеялся Зуб. – Привык уже, хули. А тебя неслабо развезло, смотрю.
- Нормально, - зевнул я. – Душ приму и полегчает. Так-то не любитель водки, но за знакомство выпить – это святое.
- Точняк. Ладно. Сам до дома дойдешь или проводить?
- Я тебе, чо, девица, блядь? – фыркнул я, заставив Зуба снова рассмеяться.
- Лан, давай. До завтра.
- Пока.

Попрощавшись, я отправился к своему подъезду. Кое-как поднялся на третий и, согнувшись, наблевал на площадке между этажами. Это меня почему-то развеселило. А вот родителям было не до веселья. Мамка само собой устроила выволочку, но я махнул рукой и заперся в туалете, пока не привел себя в относительный порядок. Немного полегчало, но выпитая водка все еще шумела в голове, да пустой желудок ходил волнами. Горячий суп, которым меня накормили, принес сытость и сонливость. Кое-как вымыв посуду, я, шатаясь, добрался до своей комнаты и упал на кровать. Во рту было солоно, голова гудела, да слабо ныли сбитые об Малого костяшки. Всего один день, а эмоций, как на новую жизнь. Тогда я еще не представлял, что таких дней у меня будет много. Будут и новые знакомства, и махачи, и бухло.
Окурок принял меня, как родного. Сжал в своих вонючих, пахнущих блевотиной и дешевой водкой объятьях. В мыслях мелькали лица: Бакина, Зуба, рыжей Лены, Афанасия. А потом они слились в одну большую разноцветную кляксу, которая принялась кружиться, как лопасти вертолета. Это вызвало тошноту и я, перегнувшись через край кровати, снова проблевался. На этот раз в заботливо поставленный мамкой эмалированный тазик.

Глава вторая. Вписка.

Зуб не соврал. Жизнь в Окурке была не сахар, но приспособиться можно. За пару недель я окончательно влился в компашку Беры и познакомился со всеми старшаками школы из параллельных классов. Знакомство с районными пацанами случилось позже, когда я возвращался домой после уроков в компании Зуба.
Зуб довольно улыбался, подстрелив у пиздюков из восьмого класса не только пачку сигарет, но и сотку, которая осела в его кармане. Поэтому трещал без умолку, вызывая у меня улыбку. Однако, когда мы шли мимо промки, то услышали резкий голос, окликнувший Зуба по фамилии. У ржавого забора, вдоль которого земля была усеяна битым шифером и бутылками, стоял улыбающийся пацан в коричневой кожанке. Он махнул рукой, подзывая Зуба поближе. Тот кивнул и тронул меня за руку.

- Это Пельмень. С нашего двора, - пояснил Зуб. – Пошли, познакомишься.
- Ну, хули. Пошли, - хмыкнул я и, сунув пакет с тетрадками под мышку, направился за Зубом к ржавому забору. Тот, кого звали Пельменем, и правда походил на пельмень. Бледнокожий, с дряблыми сметанными щечками. Холодные серые глаза оценивающе блеснули, когда Пельмень посмотрел на меня.
- Здарова, пацаны. Чо, как жизнь?
- Заебись, - ответил Зуб. – Грызем гранит науки.
- Ну, хули, как и все, - широко улыбнулся Пельмень. – А ты новенький? С третьего подъезда?
- Ага, - кивнул я и протянул руку. – Макс.
- Тоха. Меня Пельменем кличут.
- Потап.
- Ну, заебись, - рассмеялся пацан. – Не Окурок, а зоопарк, блядь. Вся фауна собралась. Я чо тормознул, пацаны… Лавэ есть?
- Сотка, - кивнул Зуб, вытаскивая отжатую у пиздюков купюру.
- Ништяк. На коробок не хватает как раз. Чо, присоединитесь?
- А хули нет, - ответил я за Зуба. Если тебя приглашают к столу, то грех отказываться. Можно обидеть хороших людей. Этому учишься еще в детстве.

Идти пришлось недолго, к тому же вдалеке виднелась будка Беры, где он с пацанами зависал после уроков. Пельмень и дворовые пацаны обитали в менее удобном помещении, расположенном в подвале заброшенного цеха. Но там тоже нашлось место и железной двери с замком, и дивану, и даже холодильнику. Усмехнувшись, я осмотрел стены, на которых висели плакаты с героями боевиков и голые бабы, после чего обратил внимание на пацанов, сидящих на диване. Одного я уже знал. Им оказался вездесущий Жмых из девятого «Г». Его частенько использовали в качестве посыльного, а тот не был против помочь старшакам. С двумя другими я пока не был знаком, но Пельмень, как только мы вошли, тут же их представил.

- Свои, расслабьтесь. Эт новенький, с третьего подъезда, - буркнул он, указав на меня пальцем. – Потапом кличут.
- Эт он Малому пизды дал? – уточнил высокий и тощий пацан с наголо обритой головой. Он был одет в черный спортивный костюм по моде того времени и кеды-манежки.
- Он, - подтвердил я, улыбнувшись тощему и пожал протянутую руку.
- Гвоздь, - коротко представился тот. Второй, желтушный неприятный тип с лисьими глазками, оценивающе меня осмотрел и, чуть подумав, тоже протянул ладонь.
- Мукалтин.
- Кашляешь?
- Было дело, - поддержал он шутку. – Чо, падайте, пацаны.
- Жмых, сгоняй к Философу, - скомандовал Пельмень, протягивая Жмыху несколько мятых и грязных купюр.
- «Афганку»? – спросил пацан.
- Ага. Коробок. И пусть щедро сыпет, а то пизды дадим, - добавил Пельмень. Жмых кивнул и, сунув деньги в карман треников, умчался за заказом. Гвоздь вытащил из холодильника начатую сиську «Регира» и поставил на стол.
- Угощайтесь, пацаны.
- Не, я пас, - поморщился я, когда Зуб протянул бутылку мне.
- Спортсмен? – улыбнулся Пельмень.
- Не. Мамка опять голову выебет, если с запашиной приду.
- Ну, хозяин-барин, - кивнул Зуб. – Короче, в десятый пацан один перевелся. При деньгах…

Пока Зуб рассказывал об очередном лошке, которого можно потрясти на деньги, я слушал молча. Пока я был здесь на птичьих правах. Да, пацаны повели себя гостеприимно, но для них я так же был пока никем. Уважение еще следовало заслужить. Это каждый понимал прекрасно. Одно дело дать пизды однокласснику и отстоять честь, и другое, вписаться во что-то мутное, показав, что ты свой. Поэтому и приходилось помалкивать.
Жмых вернулся через пятнадцать минут, принеся не только траву, но и две сиськи пива. Правда вернулся он не один. С ним пришла незнакомая мне темноволосая девчонка, тут же вызвав оживление у Пельменя и Мукалтина. Последний, никого не стесняясь, схватил девчонку за руку и притянул к себе.

- Мара, - шепнул мне Зуб, с завистью глядя, как Мук тискает грудь девчонки. – Сиповка местная.
- Оно и видно, - кивнул я. Сиповками на районах называли тех, кто давно уже разменял невинность, позволив копошиться в мохнатом сейфе всем, кому хочется. В жопу ебать они тоже позволяли, из-за чего ценились в каждой компашке. Я к таким близко не подходил. Сказывалось и воспитание, и брезгливость. Кто знает, сколько хуев перепробовала Мара до нашего знакомства. Интуиция подсказывала, что много.
- А это кто? – спросила она, оторвавшись от похотливого Мукалтина и посмотрев на меня.
- Новенький. Ровный пацан, - пояснил Пельмень, готовя траву.
- Симпатичный, - манерно протянула Мара, скользнув по мне слишком уж откровенным взглядом.
- Глохни, а? На малолеток потянуло? – рассмеялся Гвоздь, помогавший Пельменю. – Он, поди, пизды еще не нюхал.
- Не-а, не нюхал, - осклабился я. – Там отовсюду твоя рожа торчит…

Гвоздь, изменившись в лице, поперхнулся и заржал так громко, что в ушах зазвенело. Мукалтин и вовсе покатился по дивану, хватаясь за живот. Только Пельмень позволил выдавить ехидную улыбку, а в глазах его блеснула сталь.
- Ну, кусаться он, смотри, горазд, - ответил он. – Да и кулаками помахать не против. Но это ты правильно сделал, Потап, что на Гвоздя залупился. А то хули он, тебя тут в краску вгоняет. Так, ладно… Чо, пыхнем?
- А, давай, - согласился я, понимая, что повторного отказа Пельмень не потерпит.

Я не жаловал траву. Голова становилась тяжелой, а если в траве было чего понамешано, то и приходы были донельзя странными и даже пугающими. Был у меня на Речке знакомец. Илюха с погонялом Широкий. Мать — медсестра, вечно на смене. Батя — сбежал в девяносто четвёртом с новой бабой, больше его никто не видел. Сам Илюха был нормальный пацан — высокий, плечистый, в школе дрался редко, но метко, мяч гонять любил, байки такие тер, что заслушаться можно было. Пока в классе седьмом не начал курить траву. Кто-то притащил в школу «чёрный пластилин», сказали — попробуй. Ну, он и попробовал. Понравилось. Потом стал по выходным курить. Потом — каждый день. Отбрехиваться пытался: «Она же не как «хмурый». Просто расслабляет». Ну и нехило он так расслабился. Аж за собой следить перестал, зато пробовал все, что ему «на покурить» тащили. Волосы вечно слипшиеся, воняет застарелым, кислым потом. Вечно с пустым взглядом, смеется, как дурак. В один момент бросил школу. Все по подвалам шкерился, дозняк искал. Деньги тырил у матери, потом начал сдавать её вещи в ломбард. Обычная трава его больше не торкала и Широкий на другую перешел. Злую. Погасившую его, как свечку на амвоне. Лицо у него распухло, зубы начали крошиться. Пальцы вечно жёлтые, ногти в грязи, из носа текло, то сопли, то кровь. Кожа — серая, будто его мариновали в дешёвом рассоле. Не человек… Животное. Девчонки шарахались, малые прикалывались, менты просто проходили мимо. Ни будущего, ни прошлого — просто пустой труп с пульсом. Умер Илюха не сразу. Жил ещё два года — то в общаге, то у дружков по подвалам, то под лестницей. Сдох на вокзале. Один. Вонючий. Обоссанный. С кокетливо зажатым в сведенных судорогой пальцах косячком. В целлофановом пакете у него нашли банку шпротов, гондон использованный и обгрызенный кусок мыла. Никакой романтики. Был человек и нет его.

Но тут пару тяг сделать пришлось, чтобы пацаны не подумали, что я выебываюсь и не ценю гостеприимство. В воздухе завоняло паленой пластмассой, когда Пельмень пустил самокрутку по кругу.
- Ништяк, а? – пробасил он, выпуская струю сизого, вонючего дыма.
- Ништяк, - согласился я.
- Ща, дед на плечи упадет и вообще охуеешь, - со знанием дела добавил Пельмень, забирая самокрутку у Гвоздя. Маре, само собой, затянуться даже не предложили. Дать ей затянуться то же самое, что поцеловать. А целовать сиповку в губы – это зашквар. Но Пельмень оставил ей окурок на пару затяжек и, блаженно вздохнув, сплел толстые пальцы на животе.

Пары тяг мне хватило, чтобы неплохо так загрузиться. Рядом хохотал над какой-то хуйней Мукалтин, запустив руку под юбку Мары. Пельмень, загадочно улыбаясь, шевелил губами, словно прокручивал в своей голове какой-то монолог, а Гвоздь… Гвоздь ругался с углом. Причем ругался яростно, словно там и правда кто-то был. Я не сомневался, что больной разум Гвоздя рисует себе достойного соперника, что подтвердил удар кулаком по стене. Но Гвоздь даже не обратил внимания на сбитые костяшки и боль. Только глумливо засмеялся и упал на диван к Мукалтину. Трава – вещь дурная. Может смех подарить, а может и боль. На Речке были и другие любители травы. Мафон и его компашка. Правда травы им тоже со временем стало мало. И пошли вещи в разы хуже. Клей, колеса, «хмурый», погасивший не одну жизнь. Поэтому-то я траву не жаловал. Если водка убивала печень, то дурь убивала разум, превращая тебя в животное.

- Философ отменную толкает, - вздохнул Пельмень, которого растащило на попиздеть. – Хули ему, друиду ебаному.
- Друиду? – удивился я.
- Ага. Типа он – это перевоплощение друида или какая-то такая хуйня. В соседнем дворе живет. Ну, познакомишься с ним еще. Только голову не дай засрать. Философ, блядь, любитель всяких «Тайн ХХ века» и «Скандалов». Всю пенсию мамкину на макулатуру эту спустил. Как накурится, так давай ритуалы всякие совершать, ебанат. Один раз на участкового с ножом прыгнул. Типа печень зверя ему нужна была для призыва Лесного короля. Ох, и поржали мы тогда.
- И чо, добыл печень?
- Хуй там плавал, - махнул рукой Пельмень. – Так, побегал пару минут, а потом его попустило. Ну и в дурку забрали сразу. Вернулся спокойный, как удав. Только цитатами все сыпал, да НЛО в небе высматривал. Так-то он ебанат тот еще. Но если трава нужна, или что покрепче, то это определенно к нему. Кстати, кстати… Мук!
- А?
- Хуй на! Когда там у тебя бабка на дачу дергает?
- На выходные.
- Чо, может у тебя тогда?
- Ага. С вас бухич и остальное, - промычал Мук, больше занятый не разговором, а ощупыванием сисек Мары, развалившейся на диване в очень откровенной позе, что заставляло Зуба краснеть и сводить ноги вместе.
- Говно вопрос, - согласился Пельмень и, прищурившись, на меня посмотрел. – Ну, а ты чо? С нами?
- О чем речь вообще? – вздохнул я. – Проясните темному.
- Да, так. Вписка у Мука на хате. Так-то бабка ему хату отписала уже, да на тот свет пока не торопится. Все жопой кверху на даче. Ну а мы, когда она сваливает, у Мука откисаем. Чисто своими пацанами. Туфту не зовем.
- Хуй знает. Родаки могут припрячь.
- Да хуй бы с ним. Если зовут, так зовут один раз. Потом за жопу не хватайся, - жестко отрезал Пельмень. Он был прав. Не принято отказываться, если нормальные пацаны к себе погудеть зовут.
- Ладно. Чо с меня? – сдался я.
- Чем богат. Борзеть не будем, - великодушно разрешил Пельмень. – Все всё понимают. Но ты не ссы. Окупится твое вложение. Бухнешь нормально, бабу, может, снимешь. Покурим, потрещим за жизнь. С людьми приличными познакомишься. Не последнего веса на районе. Ну, Зуб тебе сам все объяснит.
- Ага, - отмахнулся тот и, облизнув губы, шумно выдохнул. Мук, уже никого не стесняясь, почти раздел Мару и елозил у нее между ног пальцами.

На подобных вписках я уже бывал не раз. Там, как сказал Пельмень, можно и бабу подснять, и закинуться хорошенько. Чму безродному туда дорога была закрыта. Звали только своих или же заслуживших особое приглашение. И хорошее расположение Пельменя ко мне было вполне объяснимо. Нормальные пацаны всегда ценили силу, и сильных предпочитали держать возле себя. На всякий случай. Про махач с Малым, естественно, все уже знали. Кто-то, как Зуб, не смущался нагонять красок в рассказах, а я отмалчивался, пока он не начинал гнать слишком уж откровенную хуйню. Беру приглашение Пельменя тоже не удивило. Он, как и остальные, прекрасно все понимал. И втайне гордился, что первым успел со мной скорешиться. Ну а я с нетерпением ждал выходных, чтобы, так сказать, подать себя в правильном свете приличному обществу. Сэкономленную на школьных обедах сотку я с чистой совестью отдал Зубу, чтобы тот вложился в общак на предстоящую вписку. На сигареты деньги найти всегда можно. Либо у мамки стрельнуть, либо пару пиздюков из школы развести. Так что я не волновался малость поистрепавшейся казне.

- Ты к Муку на выходных пойдешь? – шепотом спросила меня Ленка на уроке физики. Как-то так получилось, что мы продолжили сидеть вместе почти на всех уроках.
- Ага. А ты?
- Тоже. Мы с Верой собираемся, - кивнула она в сторону Васнецовой, делившей с ней парту на алгебре, геометрии и географии. – Вписки у Мука чаще всего цивильные. Без долбоебов, конечно, не обходится, но в целом нормально.
- И чо, серьезное что-то случается? – криво улыбнулся я. Ленка чуть подумала и тряхнула рыжими косичками.
- Не, не особо. Философ, если накурится, чудит. Да пара знакомых Гвоздя могут подраться за какую-нибудь сиповку.
Ленка к сиповкам, само собой, не относилась. Ее уважали, а сама она не торопилась греть постель всяким идиотам. Уважали ее не просто так. Ленкин отец был комерсом. Держал на центральном рынке пару палаток с видеокассетами. Отсюда и погоняло Ленкино пошло. Кассета. Кассетами она исправно снабжала всех желающих. Не за бесплатно, конечно. Потому как бесплатно работают только работяги, да пидорасы. А Ленка ни к тем, ни к другим не относилась. Старшаки тоже быстро приняли рыжую в свою компашку. Человек, способный подогнать пару кассет порнухи, определенно ценился на районе.
- К тому же к Муку на вписки обычно брат захаживает, - продолжила она. – С друзьями. А при них желающих рыпаться нет.
- Серьезные пацаны?
- Ага. Сам скоро познакомишься. Брат Мука… ну, он сидел, понимаешь?
- Понимаю, - улыбнулся я. – И?
- Да нет никакого «и», - улыбнулась в ответ Ленка. – Этого хватает обычно, если кто бузить начинает. Еще у него друг есть. Из бригады Толика Спортсмена.
- А, слышал о таком. С Речки пацан. Приличный.
- Отморозков он к себе не берет. Ну и на вписках запросто можно увидеть, как вместе пьют старшаки из разных районов.
- Угу. Типа нейтральная территория.
- Именно, - снова улыбнулась она. – Плюс большинство и так друг друга знают. Если не с детства, так все равно долго. Многие росли вместе, пока не разбежались кто куда.
- Слушай… А может тогда вместе пойдем? Ну. Я могу за тобой зайти.
- Не надо. Я с Верой приду. А вот обратно… посмотрим. Можешь и проводить, - Ленку определенно позабавило, как я покраснел. – Если других желающих не будет.
- Каких это «других»? – напрягся я, заставив Ленку тихо рассмеяться. Она тут же уткнулась в учебник, когда Лягушка, учительница физики, резко развернулась в нашу сторону.
- Потапов, Трофименко!
- Мы тему обсуждали, - пояснил я.
- Тему на перемене обсуждать будете, а сейчас слушайте учителя, - перебила меня Лягушка, вытаращив и без того огромные зеленые глаза. Бера и Зуб, сидящие на задней парте, синхронно прыснули. Я тоже не удержался от улыбки. Хули Лягушка сделать сможет? Класс занят чем угодно, но только не физикой. Вон, Малой, никого не стесняясь, доебывает лошка по прозвищу Гузно. Гузном его назвали не из-за излишней тучности, а из-за огромной жопы, размерами которой он мог запросто помериться с завучем и директором. Малой частенько грозился выебать Гузно в гузно, чем веселил остальных пацанов и пугал лошка.
- Ладно, потом поболтаем, - улыбнулась Ленка, возвращаясь к уроку и оставляя меня терзаться догадками, о каких это «других» шла речь.

После уроков мы с Берой, Зубом и Малым отправились в промку. По пути удалось развести пару пиздюков на деньги, а Малой до кучи отжал шапку с радужным помпоном. Эту шапку он очень скоро выкинул, когда Бера сказал ему, что тот похож на пидора. Поэтому мозжечок Малого вновь принялась покрывать обычная черная пидорка.
В сарае Беры, как и положено, выпили вина и до вечера резались в карты, да пиздели ни о чем, пока не пришли две сиповки с параллельного класса – Ермолка и Сосок. Ермолку тут же утащил в другую комнату Бера и до нас то и дело доносился их стон и ритмичное постукивание чем-то железным об стену. Сосок ебать не стали. Только Малой дал той отсосать, пока напряженно думал над тем, какие карты выбросить, чтобы снова не остаться в дураках. В дураках остался Зуб, который больше пялился на минет, чем в карты, и поэтому был отправлен в ларек за пивом и закусью, чему Жмых, разомлевший в кресле, только порадовался.

В субботу я предупредил родителей, что пойду с ночевкой к одноклассникам, праздновать день рождения одного из них. Мамка, конечно, поворчала немного, но поняла, что удержать меня не сможет, а папке было похуй. Он рисовал очередную картину, которая скоро осядет в подвале, как и остальное его «творчество». То, что его картины нахуй никому не нужны, он как-то не принимал во внимание, пачкая холсты один за другим. Мамка вздыхала, но поделать ничего не могла. «Хотя бы не пьет», говорила она, раскладывая получку по кучкам и понимая, что часть денег придется потратить на краски и прочую художественную херню.
Дождавшись вечера, я переоделся в чистое, отдав предпочтение уже привычному стилю. Синие джинсы, однотонная футболка и папкина кожаная куртка. В кармане пачка сигарет и мелочевка на всякий пожарный. А еще кастет, с которым я с шестого класса не расставался. Его мне выплавил из аккумуляторного свинца старшой с моего двора на Речке, и несколько раз вещице приходилось вступать в дело, пока я не окреп настолько, чтобы обходиться без кастета. Таскал я его по старой привычке. Кто знает, когда он может пригодиться. Лучше уж быть готовым, чем потом проклинать себя за излишнюю самоуверенность.

Хата Мука находилась через два двора от моего, поэтому идти пришлось недолго. Осень уже вступила в свои права. Было сыро, прохладно и как-то особенно тоскливо. Но я, мотнув головой, прогнал тоскливые мысли и, запахнув куртку, ускорил шаг. И так уже опоздал на час, помогая мамке разобрать кладовку. Дернул ее черт этим заниматься именно в субботу вечером.
У подъезда сидели незнакомые мне пацаны. Один заливисто смеялся, слушая историю другого. Правда они, как по команде, умолкли, когда я нарисовался в поле их зрения. В воздухе чувствовалось напряжение, колючие глаза оценивали, а в бритых головах крутились разные, не слишком уж законные мысли. Усмехнувшись, я оттер одного из пацанов плечом и взялся за ручку двери, ведущей в подъезд.
- Слышь, тебя здороваться не учили? – в голосе одного из них, весьма толстого, прозвучала угроза. Само собой. Раз ты один, так доебаться можно. В лицо они меня еще не знали.
- А ты, блядь, знаменитость, чтобы я с тобой первым здоровался? – ответил я, поворачиваясь к пацанам лицом. Пальцы нащупали в кармане кастет и холодный металл приятно скользнул в руку.
- А ты чо дерзишь? Мы тебе чо, шныри какие-то?
- А хуй вас знает. Первый раз ваши рожи вижу, - усмехнулся я. Улыбка у меня была паскудной. Иногда ее хватало, чтобы погасить конфликт. Но эти пацаны уже глотнули бухла, о чем говорил перегар, и определенно нарывались. И кто знает, чем бы закончился вечер, кабы не Малой, вынырнувший из-за угла дома.
- О, Потап. Здарова, - прогудел он, подходя ко мне и крепко пожимая протянутую руку. – Здарова, пацаны.
- Кент твой, Малой?
- Ага. Свой пацан. Ровный.
- Дерзит дохуя, - покачал головой крепкий пацан. Одет он был куда лучше своих дружков и, судя по голосу, являлся старшим в этой компашке.
- Первыми доебались, - парировал я. – Ладно. Чо решать будем?
- Ты к Мукалтину?
- Ага.
- Ладно, непонятка случилась, - сдался старшак и, встав с лавочки, протянул мне руку. – Дэн.
- Потап.
- Это Зяба, Кот и Глаза.
- Здарова, пацаны.
- Сразу бы так, - осклабился толстый, откликавшийся на Кота. – Погодь… Малой, эт он тебе пизды дал?
- Он, он, - улыбнулся Малой. – Так что спасибо скажи, что я вовремя нарисовался. А ну как отпиздил бы вас.
- Охуеть, как благодарны, - глумливо захихикал второй. Зяба. Неприятный тип. Мне он сразу не понравился. Как и Кот. Только Дэн в их компашке производил приятное впечатление сильного человека, с которым стоит считаться. Глаза с момента перепалки так и не открыл рот. Только задумчиво следил за событиями, вертя в руках самодельные четки.
- А вы чо тут третесь? – спросил Малой, ежась от холодного ветерка.
- Да покурить вышли. Воздухом подышать. А тут кент твой, - ответил ему Кот. – Чо, погнали? А то там всю водку выжрут. Нам хуй останется.
- Погнали, - разрешил Дэн, стрельнув окурком мимо урны.

Квартира — трёшка, но выглядит как коммуналка после взрыва и затяжного похмелья. Воняет так, будто тут неделю назад сдохла бабка Мука, ее не нашли, а теперь кто-то просто открыл окна и решил «погнали»… На вешалке — две куртки, остальные просто на полу в куче. Пахнет ботинками, потом, тухлым мясом. В углу стоит велосипед «Школьник» без колёс — как памятник детству, которое отрезало себе ноги. Может на нем гонял по улице маленький Мук, а может транспорт просто отжали и забыли про него. Грохотал на всю старенький магнитофон, выводя очередную нетленку из сборника «Союз». На кухне курили, открыв окно и харкая вязкой слюной вниз. У холодильника сидел на полу мой одноклассник Матроскин. Его так звали, потому что он носил усы и полосатую шапочку. Матроскин жует сосиску без хлеба и улыбается, смотря в пустоту. В гостиной резались в карты, причем накал был нешуточным. То и дело слышались угрозы, которые затем сменял смех. На стареньком диване сидели трое, причем их позы и поведение сразу говорили о том, что это серьезные пацаны. Они, не обращая внимания на шум, негромко о чем-то говорили и передавали друг другу дымящийся косяк. У двери на балкон тощий тип зажимал повизгивавшую девчонку, но пищала та негромко. Только делала вид, что сопротивляется. Тощий это понимал и налегал на примитивные ласки с двойным усердием. Малой, только переступив порог, тут же приметил знакомого и, не разуваясь, кинулся к нему обниматься. Все свои. Шум, запах, мерзость — привычные. Разговоры ни о чём, время течёт, как капля из крана в раковине — медленно, без цели, без звона.

- Пиздишь? – со злостью вопрошает воротничок.

- Да, - снова машинально отвечаю я и, не сбавляя шаг, огибаю просящего.

В глазах воротничка ошибка 404, а до меня доходит, что я сказал, уже дома.

* * *

Рабочее совещание перед новогодними праздниками. Все работают 24\7, заебались так, что стали похожи на зомби. Дядя Гектор, спавший последний раз суток трое назад, начинает давиться чаем и гнусно хихикает. Начальство замолкает и в удивлении смотрит на него.

- Поделишься весельем? – вопрошает босс Сережа. Так-то Сережа нормальный босс, но в заебанности очень злой.

- Ага, - рассеянно отвечаю я. – Знаете баскетболиста Шакила О’Нила?

- Ну? – хмурится Сережа.

- Если все гласные поменять на «А», получится Шакал Анал… - не договорив, дядя Гектор начинает смеяться и плакать, как ебанутый.

- Пиздец, - качает головой Сережа. – Этого в отпуск первым.

* * *

Морозный вечер, иду по улице, курю, задумался о своем. Путь снова преграждает тело.

- Мелочи не подкинешь, брат? – хрипит «тело», источая вонь немытого тела, перегара, чеснока и капусты.

- Ага, - рассеянно отвечаю я. Роюсь в карманах и вытаскиваю пивную крышку. Да, хуй его знает, что у меня в кармане делала пивная крышка, но она там была. Крышка вручается телу, которое тоже ловит ошибку 404. Добивает беднягу моя широкая улыбка и последующие слова. – Удачки, дружище.

Осознание приходит дома, когда дядя Гектор вертит в руках пивную крышку от только что открытого пива.

Мораль сих историй такова. Не забывайте отдыхать, малята. Ебанько в ваших головах не дремлет. Едрить вас, по традиции. Приобнял.

Источник - Гектор Шульц

P.S.: размещаю сюда с разрешения Гектора Шульца. Я просил его опубликовать это, но его аккаунт на Пикабу не для таких историй