Теория абсолютного пространства Ньютона продержалась весьма длительное время в основном благодаря тому, что ей не было альтернативы, хотя ещё современник Ньютона, Готфрид Лейбниц, выдвигал свою теорию в противовес Ньютоновской. Лейбниц считал, что пространство — это лишь удобный способ определения местоположения материи относительно друг друга. Но если материи нет, то и говорить о пространстве не имеет смысла. Так же как и, например, нет смысла в алфавите без букв. Его теорию назвали реляционной, и в битве с теорией абсолютного пространства она проиграла. Но всё же оставались открытыми вопросы к теории Ньютона. К примеру, абсолютное пространство не давало возможности определить движение объектов с постоянной скоростью. Также многим учёным не понравилось, что по теории абсолютного пространства одна точка зрения считается более правильной, чем другая.

Научному миру требовалась новая теория, и в 19-м веке её дал Эрнст Мах. Его теорию также назвали реляционной и для её объяснения вернёмся к Ньютону.

Ньютон хотел понять, почему поверхность воды становится вогнутой. Для этого он стал искать точку отсчёта для определения движения воды и в итоге пришёл к абсолютному пространству. В своих исследованиях он допустил ошибку, рассмотрев лишь ведро в качестве точки отсчёта, хотя вокруг огромное количество объектов, начиная с простых предметов вроде стола или кружки и заканчивая звёздами и планетами. Благодаря другим объектам можно определить, движется объект или нет. Но тут появится вопрос по поводу веревки, ведь она вращалась именно в пустой вселенной, в которой нет точек отсчёта в виде посторонних объектов. Мах ответил на него другим вопросом: «А с чего Ньютон взял, что веревка в пустой вселенной станет растягиваться?» Ньютон скорее всего предположил это исходя из повседневного опыта, но в нашей вселенной полно другой материи. Исходя из всего этого Мах решил, что в пустой вселенной веревка не будет растягиваться при вращении и даже больше — в пустой вселенной в принципе не возможно определить вращение веревки. Но что если добавить в пустую вселенную какой-нибудь другой объект помимо веревки, к примеру звезду. Можно взять её в качестве ориентира и теперь станет возможным определение вращения веревки. А если она вращается, значит, и растягиваться будет. Простое добавление дополнительного объекта столь существенно изменило законы этой мысленной вселенной.

Но всё же хоть эта вселенная уже больше похожа на нашу, отличие у неё есть. Заключается оно в силе, растягивающей верёвку. Чтобы объяснить, как наличие или отсутствие другой материи влияет на объекты, Мах предположил, что вся материя во вселенной коллективно влияет на силу, действующую на объекты при движении. К примеру, при резком повороте автомобиля человек почувствует силу, вжимающую его в бок авто. И по теории Маха, будь материи во вселенной меньше, то сила вдавливания в бок будет слабее. Как именно материя во вселенной влияет на эту силу, Мах не смог ответить, хотя интуиция подсказывает, что в этом замешана гравитация.

Реляционная теория Маха понравилась учёным 19-го века больше, чем абсолютная теория Ньютона. Впоследствии Эйнштейн, вдохновившись ею, начал свою работу над специальной теорией относительности.

Источник информации книга Брайана Грина "Ткань вселенной".

Данная статья относится к Категории: Построение научных теорий

«1 марта 1897 г. Энгельмейер выступил на очередном заседании Психологического общества в Москве с докладом по теории познания Маха. В том же году его доклад был опубликован в журнале «Вопросы философии и психологии». Эту статью Энгельмейер заключает тезисами, дающими общую характеристику теории познания Маха (кроме того, по свидетельству самого Петра Климентьевича, они были напечатаны по-французски в отделе библиографии Revue philosophique в том же 1897 г.).

«Этих тезисов нигде у Маха нет, - отмечает П.К. Энгельмейер, - но когда они ему были предъявлены в немецком переводе, то он уведомил письмом пишущего эти строки, что тезисы верно передают его воззрения».

Приведём эти тезисы полностью.

«1. Конечная цель всякого мышления есть предсказание опыта.

2. Мышление есть умственный эксперимент, производимый над умственными частичными отражениями опыта.

3. Научное мышление отличается от житейского только большею экономиею мысли, т.е. большею производительностью умственного труда.

4. Таким образом, принцип науки есть экономия мысли.

5. То, что привычно, представляется нам естественным, простым, понятным и необходимым.

6. Объяснить - значит непривычному ряду опыта подыскать параллельный ряд привычных мыслей.

7. Покуда данному ряду опыта параллелен ряд мыслей, мы говорим, что такое-то явление совершается по такому-то закону.

8. Как только расширяющийся опыт нарушает эту параллельность, сейчас же в ряд мыслей вносится наименьшее из возможных видоизменений, но такое, которое необходимо и достаточно для параллелизации.

9. Этот процесс параллелизации основан на принципе сплошности, т.е. на том допущении, что если данная мысль соответствует данному факту, то небольшому изменению в факте должно соответствовать небольшое же изменение в мысли.

10. Только тогда, когда частичное изменение недостаточно для параллелизации, вся мысль (понятие, закон) отбрасывается и заменяется новою.

11. Всякая наука увеличивает производительность умственной работы двояким путем: во-первых, предоставляя к нашим услугам испытанные методы мышления и, во-вторых, давая нам в руки объединяющие категории и данные опыта, т.е. согласуя как форму, так и содержание мысли с широким и все расширяющимся опытом.

12. Аналогия есть основная функция всякого мышления.

13. Такое сознание, которому было бы доступно явление во всей его сложности, не видело бы никакой другой причинности, кроме последовательности.

14. Точно так же в природе нет никакой другой зависимости, кроме сосуществования и последовательности, а потому законы, устанавливаемые наукой, не могут быть ничем больше, как возможно краткими описаниями.

15. То, что называется причиною и следствием, суть только отдельные частности, выделяемые из общего комплекса (явлений) для тото, чтобы легче воспроизводить в мыслях комплекс. Здесь всё зависит от привычки мысли (Denkgewohnheit), и с изменением последней изменяются в наших глазах причины и следствия в данном явлении.

16. Прогресс в науке есть постепенное приспособление мысли к возрастающему опыту, и эволюция науки есть только часть общей эволюции животного мира». Последний тезис следует пояснить особо. Мах понимал прогресс науки эволюционно, как никогда не завершаемый процесс перестройки и приспособления мысли. В этом смысле наука всегда не закончена и изменяема, причём для Маха она всегда была не личным делом, а социальным предприятием. Эта критичность по отношению к научным достижениям и есть главная заслуга Маха, который раскачал господствующий в течение XVIII и XIX столетий догматизм в основаниях физики.

Свою статью о Махе Энгельмейер начинает словами: «Одной из особенностей нашего времени является воссоединение философии с естествознанием». Этому способствует преодоление изолированности отдельных отраслей естествознания, невозможное без философского мышления, благодаря основополагающим открытиям Мейером принципа единства всех сил природы и Дарвином принципа эволюции.

Особое место в этом движении, по мнению Энгельмейера, принадлежит Маху, который с первых лет своей научной деятельности обратился к пограничной области между физикой и психофизиологией».

Горохов В.Г., Техника и культура: возникновение философии техники и теории технического творчества в России и Германии в конце XIX – начале XX cтолетия, М., «Логос», 2010 г., с. 97-98.

Источник — портал VIKENT.RU

Изображения в статье

Эрнст Мах — австрийский физик, механик и философ-позитивист / No restrictions

Image by Gordon Johnson from Pixabay

Однажды австрийский физик Эрнст Мах (1838–1916) объяснял слушателям суть «нулевого начала термодинамики»: две системы A и B находящиеся в термическом равновесии с третьей — C находятся в термическом равновесии между собой.

— Но, господин профессор, — недоуменно спросил один слушатель, — это же тавтология, сказанное вами само по себе очевидно!

— Не так уж и очевидно! — возразил Мах, — Например, женщина A любит мужчину C, женщина B тоже любит мужчину C. Но значит ли это, что женщина A любит женщину B?

Как-то раз, читая лекцию по акустике в светском обществе, австрийский физик Эрнст Мах (1838–1916) стал рассказывать о том, что звучащие тела вроде камертона хорошо «откликаются» только на тот звук, который могут издавать сами. Совсем иначе ведут себя незвучащие тела: они «отзываются» почти на каждый тон, но очень слабо. Заметив, что неподготовленная аудитория плохо поняла эту важную зависимость, лектор поспешил проиллюстрировать ее примером из повседневной жизни:

— А происходит это так же, как и у нас, у людей, — пояснил он. — Кто может сам задавать тон, тот мало заботится о том, что говорят другие. Человек же бесхарактерный ко всему присоединяется, всему сочувствует; его можно обнаружить и в пьяной компании, и в обществе трезвости!