0 просмотренных постов скрыто
Одно лицо
Заезжал как-то к маме, забрать необходимые вещи, и она мне дала мытое яблоко. Ну а мне что с ним делать? Яблоко в зубы и сдаю задним ходом за рулем. Тут я глянул в зеркало и увидел толстую морду с яблоком в зубах, так на поросенка запечёного похож был.
Тормознул, проржался, аж хрюкнул. Осознал что хрюкнуло толстое лицо с яблоком в зубах. Заржал ещё сильней.
Котэ чилит
Показать полностью
1
Эй толстый
Прошло чуть больше года, и из этого бомжа, выросло вот такое, (за качество фото извиняюсь, работаю в малярке с высокотемперотурными красками, засыхают на лету, не успеваю вытирать, вся камера в брызгах) этот лось продолжает толстеть, пердеть, и сдвигать меня, с моего любимого дивана на пол, я ещё раз утвердился, коты это животные без совести. И да, молоток вам в придачу с работы, сам офигел, когда нашёл его на верстаке
Показать полностью
5
Эй, толстый! Пятый сезон. Серия 100Ё
Тем временем (если в подобном месте вообще может идти речь о времени) в сером лесу, который сторожила прабабка Вера Юрьевна, было сыро. Хрустели под ногами сучки и прутики. Шуршала какая-то неведомая живность. Вот – чу! – зайчик пробежал, а вот ёжик зафыркал. А вот неожиданный лучик солнца заблестел на паутине.
«Где же ты, толстый мальчик, любовь моя?» – думала Оксана. Она снова была восемнадцатилетней дурындой. Ей было любопытно. И теперь она знала, кого искала.
Вот раздались гулкие шаги. Это мог быть или медведь, или лось, или… толстый мальчик. Оксана, храбро щелкая ногами сучья, побежала на звук.
Из кустов ей навстречу шагнул Малахов.
– А вы что здесь делаете? – негодующе воскликнула Оксана.
– Тсс! – сказал один из Малаховых, прикладывая палец к губам.
– Я тебе дам «тсс»! – воскликнула Оксана.
Затем она подобрала шишку и залепила ею Малахова по лбу. Телеведущий вскрикнул и приложил ладонь к пострадавшему лбу.
Оксана захихикала. Но вскоре ей стало не до смеха, потому что из соседних кустов вынырнул еще один Малахов. Третий выглянул из-за дерева, четвертый – свесился с ветки.
Девушка вскрикнула и побежала прочь. От страха заложило уши. Оксана неслась, не разбирая дороги. Бежала до тех пор, пока не врезалась во что-то большое, мягкое, теплое.
Толстый мальчик!
Оксана раскрыла глаза. Да! Это был он! Он! Ее любовь!
– Как же долго я тебя искала! – тихо сказала Оксана.
Где-то сбоку захихикали.
Оксана в непонимании оглянулась. Рядом с одним толстым мальчиком стоял еще один – точно такой же. А за ними ковырялся в носу – третий толстый мальчик. А был еще и четвертый! Вот он – отливал под деревом!
– Привет, чувиха! – сказали толстяки.
«Это счастье? – задумалась Оксана. – Или надо спасаться?»
***
Мультисущество «Малахов» нисколько не сомневалось, что попало за горизонт событий дроч-континуума. Этот лес был черной дырой. Отсюда не было выхода. Или все-таки был?
Малаховы пытались идти в разные стороны. Всякий раз дорога выводила их к избушке, где жили девочки. Старшая из них Малаховых сначала не видела, а потом стала замечать, даже обкидала шишками и бросилась наутек. А младшая видела Малаховых всегда.
Как долго бы ни шли Малаховы, даже в восемь разных сторон, они всякий раз приходили к этому домику. Потом, если шли еще дальше, снова оказывались у домика. Где и встречались друг с другом.
Они уже вступили в контакт с девочкой, которая называла их как козлят из таджикской народной сказки – Улюль, Булюль и Хиштаки-Саритануль.
Посовещавшись, Малаховы постановили, что попытаться вырваться все-таки стоит.
– Я категорически против секса с малолетними девочками! – заявил один из Малаховых.
– Это гадость! – поддержал второй.
– Немыслимо! – сказал третий.
– А что же нам делать? – спросил инициатор дискуссии.
– Секс с малолеткой не привел к хорошему результату, – сказала брюнетка Катя. – Он привел к катастрофе. Не надо повторять ошибок.
– Да, – согласились Малаховы. – Ебать детей – не наш путь.
– А давайте попробуем сделать это со старшей! – воскликнул Малахов-Улюль.
– Ну, да! Она же нас уже видит! – горячо поддержал инициативу Малахов-Булюль.
– И тогда все пойдет по иному! Мы не допустим катастрофы и захватим Вселенную. Пусть в другой вероятности, но и это тоже немало! – пылко отозвался Малахов-Хиштаки-Саритануль.
– Разочарую вас, Малаховы, – сказал четвертый, безымянный Малахов.
– Что? Что такое?
– Оксана тусуется с Жирным!
– Что? Как? Почему ты молчал?
– Хуже того, Малаховы! Этот Жирный – не один. Их примерно четверо.
– Ну, что ж! – воскликнул Малахов-Хиштаки-Саритануль. – Значит, будет битва. Так победим, Малаховы!
– Так победим! – воскликнули Малаховы и Катя.
***
У роддома бессмертный купил один из самых дорогих букетов. Жадничать не следовало. Не тот случай. Есть возможность привлечь к себе симпатии. И, наверное, заработать.
С роскошными цветами бывший Жирный направился прямо к съемочным группам, которые дежурили прямо под окнами роддома. Караулили Катю.
Кто-то из телевизионщиков спохватился, направил на толстяка камеру.
Тот мгновенно закрыл лицо букетом.
– Господа пресса, – сказал он, – давайте пока обойдемся без съемок, уберем камеры. Я скажу все, что вы хотите, дам вам интервью. Но сейчас выключите! Не бойтесь, я не убегу.
– Ну, хорошо! – сказали остроносые девочки, командовавшие съемочными группами.
– И пусть вот этот молодой человек гоу-про выключит, – указал толстяк на одного из операторов, который тихонько снимал на квадратную маленькую камеру. – И вы, пожалуйста, выключите айфон. Все? Теперь я скажу. Я, господа журналисты, пребываю в чудовищном положении. Просто в чудовищном. У меня нет денег. Вот этот букет стоил мне целое состояние. Но я не мог его не купить. Потому что это же – моя мать. Понимаете? Но я нищ. У меня тупо вообще нет денег, чтобы купить матери фруктов. А из вас же – никто не догадается передачку ей сделать. А мне же – еще отца в тюрьме поддерживать. Слишком много свалилось на эти плечи. А мне еще и двадцати лет нет. Мать в тюрьме, отец – в роддоме. То есть, наоборот, конечно.
Журналисты засмеялись. Бессмертный знал, что, конечно, не все они выключили камерой. Вон тот бородач, например, украдкой записывает все на айфон. И пусть! Гавриил Глебович, собственно, и рассчитывал на самых наглых и беспринципных. Им хорошо заплатят. И пусть.
– Так что, господа пресса, вы на мне зарабатываете, – продолжал бывший олигарх. – А я помираю с голода. И мать моя, и ребенок. Несправедливо.
Повисла пауза.
– Вы уже знаете, что у вас родился сын? – полезла с вопросом самая тупая из остроносых.
– У меня?
– То есть, у вашего отца… У мамы, не у отца… – путалась взволнованная юная хищница.
– Давайте договоримся так, я побеседую с каждым из вас, всем дам эксклюзив. Но и вы войдите в положение.
Журналисты стали скидываться в пластиковый пакет, который дал кто-то из операторов. Бессмертный цепко следил за тем, кто сколько кидает. Вот та овца, что кинула сотенную хуй получит, а не эксклюзив. Тебе, с Первого канала, десять тысяч кинувшей – особый эксклюзив, с душещипательными подробностями. Так, тебе, пятьсот рублей, хуй. О! А вот и целая пачка пятитысячных, и визитка. Ага. BBC! Бессмертный выразительно кивнул, люди с Первого канала поняли намек и стали выворачивать карманы.
– Спасибо! – сказал Гавриил Глебович, забирая пакет, через края которого переваливались деньги. – Я с каждым из вас поговорю. Но давайте потом! Мне очень надо увидеть маму! И братика!
Он пошел к воротам. За ним устремились Первый канал и BBC. Пусть идут.
Охранник пытался визитеров не пустить.
– Не положено, понимаете? Только родила.
– Ну, пожалуйста! – расчетливо нюнил бывший Жирный. – Ей же, как никому, нужна моя поддержка! Я на последние деньги цветы купил. А вы меня не пускаете?
Появилась женщина в очень чистом белом халате. По осанке – главврач. Она широко улыбалась и плавно шла навстречу.
– Ой, вы – тот самый мальчик? – сказала она. – Конечно, пойдемте, я провожу вас к вашей маме. Только бахилы наденьте.
Мама, конечно, была рада. Она плакала от радости.
– Сашка! – сказала она. – Что с тобой? Ты похудел? Ты же больше был?
– Я плохо питаюсь, мама! – сказал толстяк. – Прости меня, я был неправ перед тобой! Я буду тебя поддерживать. Я уже взрослый. Я и к папе схожу.
– Сашка! – плакала мама. – Спасибо тебе! Я-то считала тебя, прости, конченым ублюдком. А ты – человек!
– И ты меня, мама, прости!
Всхлипывала главврачица, вытирала глаза, спасая тушь, одна из журналисток.
Мама показала бессмертному ребенка.
– Вылитый я, – сказал бывший Жирный.
– Не дай Бог, Саша! – шутливо возразила мама. – Второго тебя я не переживу. Ты придумал, как мы его назовем?
В голове олигарха быстро-быстро зашевелилась мысль.
– Мама! У нас очень плохо с деньгами, – сказал он, следя, чтобы каждое слово долетало до микрофонов-швабр. – Давай не торопиться называть ребенка. Пусть телезрители сделают нам подарок. Мы им продиктуем номер карточки. А тот, кто пожертвует больше всех, подарит свое имя моему брату. Как тебе мысль?
– Саша, ты такой умный! – сказала мама. – Я прямо тобой горжусь!
– Теперь давай скажем журналистам номер карточки, – прошептал Кате олигарх.
– Где де я ее найду?
– В телефоне, мама.
И точно! Мама достала из кармана больничного халата телефон и стала диктовать на камеры цифры.
«Йес! – подумал бессмертный. – Дела идут даже лучше, чем я мог предположить».
Олигарх был доволен всем. Без глистов в черепушке он ощущал себя очень даже хорошо. Был готов к свершениям.
***
Когда бессмертный говорил про ребенка слова «вылитый я», память Жирного зачем-то открыла перед ним файл с совершенно ненужным воспоминанием. Вот Саша Жирный с другом, потом врагом, потом братом Глистом идут в банк спермы. Они хотят стать донорами спермы и на этом зарабатывать. Оказалось, что для того, чтобы приняли в доноры, надо сдать кучу анализов и подписать кучу документов. Глист тогда приуныл, а Жирный решил передернуть типа для анализа.
Он отдал пробирку со своим семенем медсестре, зная, что никогда сюда не вернется.
«Ну, и зачем это мне?» – думал бессмертный.
К сожалению или к счастью, он не был всеведущим. Он не знал, что медсестра вовсе не выкинула семя толстого мальчика, а поместила его в жидкий азот в тоненьком контейнере, сделав на нем особую метку. Это было неучтенное семя.
В это же время Катя решила забеременеть. Но в ее жизни была проблема. У нее с Сергеем не могло быть детей. У нее – могли. А у Сергея – нет. Сам муж об этом не знал. А ребенок был нужен позарез. Надо было возродить распадающуюся семью. К тому же, то, что получилось с первой попытки, Кате не нравилось.
Но Сережа был бесплоден. Он не мог быть отцом. С этим надо было что-то делать. Секс между ними случался редко. Если так пойдет и дальше, они потеряют друг друга, может быть, даже станут врагами. Отношения во что бы то ни стало требовалось спасать. После того, как между супругами случился очень неплохой секс, Катя, выждав с неделю, сказала Сергею, что ждет ребенка.
А забеременеть оказалось не так просто. Катя прогуглила банк спермы на Академической, поехала туда. И оказалось, что для того, чтобы банально залететь, надо выполнить целую кучу формальностей, собрать документы, сдать анализы. Месяца на два-три дело. И принести согласие от мужа. Это согласие добило Катю. Она заплакала.
– Не плачьте, женщина, – ласково сказала ей медсестра в возрасте. – Что случилось?
– Мне срочно надо забеременеть! Срочно!
– Зачем же дело стало? У меня есть одна неучтенная пробирка. От хорошего парня, непьющего, некурящего. Просто документы на нее потерялись. Не можем использовать. Тридцать тысяч, и она ваша.
– Да! – шепотом воскликнула Катя. – Я согласна!
***
Такие совершенно разные воспоминания об одном и том же месте вдруг всплыли в памяти матери и сына.
– Ладно, мамуль! – сказал бессмертный. – Я пойду. Я же еще в квартире не убрался.
– Саша, что с тобой? Я тебя не узнаю.
– Повзрослел, – сказал он. – Ну, пока!
Надо было еще давать интервью. А потом нанять гастарбайтеров, чтобы вымыли полы. А то действительно как в свинарнике. И еще, наверное, стоило нанять охранников, чтобы отгоняли Айрон Мэйдена. Он, как казалось бессмертному, рано или поздно отважится пойти на штурм. Следовало это предвидеть.
Этот день бывший Саша Жирный завершал, прилично разбогатев. Но самые интересные дела ожидали его уже скоро. Уж теперь-то Жирный всем покажет.
Начинается самое интересное.
КОНЕЦ ПЯТОГО СЕЗОНА
Показать полностью
Эй, толстый! Пятый сезон. Серия 100Д
Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве
Толстый мальчик шел по промзоне. Как может идти человек под проливным дождем? Либо бежать, либо уныло плестись. Но не так передвигался по промокшей земле толстый мальчик. Походка его излучала радость жизни, переходя временами на детсадовскую припрыжку. Мальчик хохотал, задрав голову к небу, что поливало толстяка всяким своим небесным говном.
– Я жив! – кричал мальчик, перекрикивая раскаты грома. – Смерть, соси хуй! Я это я! Все сначала!
Гавриил Глебович оккупировал тело толстяка. Он отметил, что толстяк, как хороший продавец недвижимости – оставил в передаваемой жилплощади все самое необходимое. Например, базовые знания. Так, Гавриил Глебович знал, где живет Саня Жирный. Знал, как проехать до «Царицыно», а оттуда – кратчайший путь к дому.
Его Гавриил Глебович (давайте уже называть людей своими именами) проделал вприпрыжку. О, он обожал это невзрачное место, так похожее на соседнее Бирюлево. Родные места, сама неказистость которых овевает душу трогательным теплом.
– Здравствуй, мир! – хохотал избежавший вечной гибели олигарх. – Вот и я! Снова я!
Легкость танцевала в его теле. Он весил всего-то сто килограмм, вряд ли больше. Это ни о чем! Это, считай, невесомость.
Редким прохожим на скачущего толстяка было похуй. Лишь одна бабка вызверилась, когда толстяк скакнул в лужу и забрызгал и белую собачку, и ее хозяйку.
– Глаза залил, козлом скачет, – вынесла бабка доброжелательный, в принципе, социальный диагноз. А потом стала догадываться: – Это тот, из телевизора который, что ли?
Но бывший Жирный ускакал уже далеко. Если бы все происходящее было мюзиклом, сейчас звучала бы песня апофеозного счастья. На высоких нотах, задирая руки к небу. Гавриил Глебович заливался бы о своей любви к жизни. О том, как он наебал унылую смерть. Пусть та ждет, дожидается. Не пойдет к ней Гавриил Глебович.
– Смотри, куда прешь! – крикнули толстяку из проезжающего автомобиля.
Бессмертный олигарх быстро вернулся с небес на землю и обнаружил, что чуть не попал под машину, беспардонно поперев на красный свет, ослепленный счастьем.
И душу захлестнул ужас. Бывший олигарх понял, что пока он насмехался над старухой-смертью, та была рядом, вот здесь! Здесь! И даже нанесла удар. Пока промахнулась. Но показала, что она – рядом.
Это был хороший урок. «Отныне я буду внимателен», – пообещал себе бессмертный.
Он успокоился. Он понял, что счастье – друг смерти. Он дал себе еще одно обещание – не доверять счастью. Счастье провоцирует врагов, оно даже для друзей невыносимо. Счастье – мать врагов. Счастливых ненавидят все.
Подъезд, вроде бы, и убрали, но он производил впечатление пережившего нашествие. Впрочем, просканировав последние воспоминания Жирного, Гавриил Глебович понял, с чем это связано. Арестовали отца толстого мальчика – за его собственное, Гавриила Глебовича, убийство. Да, этот мужик ударил в студии олигарха по лицу. Но убийцей он не был.
При воспоминании о Сергее Жирном встроенная память тела выдала тревожный сигнал. Толстый мальчик не любил своего официального отца. Он был садистом. Жалости к этому человеку у бывшего олигарха стало заметно меньше.
Бессмертный знал, что Сергея выпустят из тюрьмы. Скорее всего, скоро, ибо дело шито белыми нитками. За это время надо успеть отселиться, обеспечить себе такую возможность. Память Жирного услужливо выстрелила информацией о квартире в Коммунарке. Отлично. Там Гавриил Глебович обоснуется на первое время.
И надо понять, где найти источник дохода. Впрочем, по опыту бессмертный знал, что надо рассматривать все явления в жизни с точки зрения извлечения прибыли, и та неминуемо будет извлечена.
В подъезде раздавался странный стук, сопровождавшийся громкими всхлипываниями. Оказавшись на нужном этаже, бессмертный понял, что причина странных звуков стоит на коленях у дверей его квартиры и как таран бьется в дверь головой. При этом еще и заливаясь слезами.
Увидев Гавриила Глебовича, человек на коленях обернулся, и вдруг на лице стучателя головой о двери зажглась радость. Невероятно уродливое, даже жуткое лицо зловещего чудака словно озарилось изнутри, словно лампочку в голове у него включили, и физиономия гостя засияла жуткой хэллоуновской тыквой.
– Александр! – протрубил этот зловещий тип. – Хорошо, что ты пришел, открывай дверь! Мои червяки! Они не политы…
Гавриил Глебович знал этого человека. Это был отвратительный гельминтолог, официальный отец наследника, который, похоже, вступит сегодня в права владения империей.
Что хотел этот безумный червячник? Память Жирного подкладывала, открывала файлы. Ага. Мальчик хотел похудеть, чтобы с него упали титановые трусы. А гельминтолог хотел поставить на нем научный эксперимент по универсальной технике похудания при помощи гельминтов. Целился, паршивец, с этим бредом на Нобелевскую премию. Сумел убедить Сергея Жирного, заставил всю квартиру глистами.
Бессмертному был отвратителен этот человек. Но, в то же время, в голове зажегся сигнальный огонек, означавший близость денег. Этот жуткий Ромуальд Филиппович – всплыло имя в файлах памяти Жирного – мог стать источником дохода. К сожалению, деньги, в основном, берутся из неприятных источников – это олигарх помнил по прошлой жизни.
– Что вы натворили? – иерихонской трубой гудел Ромуальд Филиппович, бросаясь в прихожей к лужам засохшего поноса с застрявшими в нем дохлыми червяками. – Вы убили моих малышей! Кто дал вам право? Так, Александр, быстро, бегом срать. Мы должны полить поносом остальных. Тех, кто еще живы.
– Значит, так, – сказал бессмертный. – Во-первых, вы получите то, что хотите, но за, скажем так, десять тысяч рублей.
Толстяк замолчал, иронично глядя на гельминтолога.
– Что?! – Этот гнусный тип даже не сразу нашелся с ответом. – Да что ты такое гово…
– У меня мать рожает, а мне даже не на что цветы ей купить. Раскошеливайтесь, давайте, скряга.
– Саша! С тобой все в порядке? Ты был другим…
– День-ги! – повторил толстяк. – Задаром я для вас больше не пукну.
– Но у меня нет столько денег.
– Давайте, сколько есть.
– Грабеж среди бела дня! – завопил Ромуальд Филиппыч. – Мальчик, я стараюсь для твоего же блага!
– Это благо мне больше не нужно, – сказал Гавриил Глебович. – Титановых трусов больше нет.
– Как это нет?! – завопил гельминтолог, став очень похож на обложку пластинки Iron Maiden из детства. – Как ты посмел?! О горе мне!
И вдруг тыква его лица снова засветилась инфернальным внутренним светом.
– Слушай, а давай продолжать без трусов? – хитро сказал он. – В трусах, без трусов, но худеть тебе надо, а?
– Пшел вон, – сказал Гавриил Глебович.
Он припомнил пластмассовую женщину Марусю. Как она могла выйти замуж за это… Ну, положим, не ничтожество. За этого гнусного типа! Что ее в нем могло привлечь?
– Эксперимент отменяется, – сказал толстяк.
– Вообще, я не с тобой договаривался! – затрубил Ромуальд Филиппович. – Я с твоим отцом! С ним!
– Претензии – в тюрьму, – продолжал бывший Жирный. – Кстати, мне еще надо батю греть. Передачки ему собирать.
Вот уж этого Гавриил Глебович делать не собирался. Или… Или посмотрим. Будем умнее. Не позволим эмоциям возобладать над здравым смыслом.
Ромуальд Филиппович помрачнел.
– Итого, – сказал бывший олигарх. – Вы довели мою мать до нервного срыва, с ней чуть выкидыш не случился. Пользы не принесли, квартиру загадили. Что с вами делать?
– Мальчик, кончай нести ерунду…
– Нет уж, слушайте! – рявкнул бывший Саня. – Отца нет, я теперь в семье старший. Дело будете иметь со мной. Ущерб я оцениваю, скажем, в миллион рублей. Это еще по-божески.
– Что?! Маленький паршивец! Да как ты смеешь?! – затрубил Ромуальд Филиппович.
– Не смейте орать на меня в моем доме, – перекричал его бессмертный. – Не смейте. Закройте рот. Чуть мать мою не убили.
«Так его! Так! Он тоже над толстым мальчиком издевался!»
– На вашем месте не орать надо, а тише мыши себя вести, – добивал толстяк гельминтолога. – Еще орет он, ишь! Это я еще моральный ущерб не считал.
– Какой еще такой моральный?! – завопил гельминтолог.
– А такой, что опозорили нас на весь мир. По всем телеканалам сюжеты про нашу квартиру с вашими глистами показали. Теперь все от нас шарахаться будут! Это еще два миллиона.
– Да что ты несешь, глупый мальчик?!
– О нет! Глупым этот мальчик был совсем недавно, – покачал головой олигарх. – С вас три миллиона, дорогой мой.
– Да где же я их возьму?
– А вы подумайте.
– И думать не желаю! Давай бегом срать!
– И речи быть не может! – усмехнулся бессмертный. – Без гарантий сотрудничества и платежеспособности заинтересованной стороны. То есть вас.
– Мальчик, я тебя не узнаю.
– Проще говоря, гоните деньги, – сказал бывший Жирный. – И тогда я так и быть, насру для вас в тазик.
– Я не буду тебе платить! – огрызался гельминтолог.
– Тогда глистов я оставляю себе, – сказал олигарх. – А вы все равно убирайтесь. Встретимся в суде.
– Они же… они же умрут, мои редчайшие особи!
– Мне их не жалко, – сказал бывший Саня. – Вас тоже. Вы нас, я помню, не особо жалели. Особенно маму мою. Все, давайте, выметайтесь.
Гельминтолог предсказуемо бросился драться. Бывший Саня, даже стакилограммовый, уполовиненный, был сильнее тщедушного человека науки. Бессмертный остановил ученого, на расстоянии вытянутых рук и брюха от себя.
Гельминтолог бился в руках, как свежепойманная рыба.
– Стойте спокойно, – сказал бессмертный. – Вы кругом неправы, признайте это. Давайте решим дело миром. На основе конструктивного сотрудничества. Хранение глистов вы должны оплатить. Тем более, с санитарией и гигиеной катастрофу нам развели. Если с мамой что-то не так будет в роддоме, с вас за это спросят.
– Что?! – выпучил глаза страшный Айрон Мейден.
– То, – сказал экс-Жирный. – Отец мой по роже олигарху дал. Теперь в тюрьме. И вас тоже посадят. Как убийцу.
– Убийцу?! – прошипел гельминтолог.
И вдруг в голове Гавриила Глебовича как молния сверкнула. Он вдруг понял, что держит в руках того, благодаря кому в голове его прежнего тела завелись черви. Вот сто процентов. Только, конечно, не совсем понятно, как он заразил кокаин. Но это убийца.
– Убийцу, – сказал Гавриил Глебович вслух. – Поэтому не усугубляйте свое положение. Давайте быстрее решайте. Мне еще к матери в роддом ехать. Ну? Три миллиона.
– Нет!
– Четыре, – сказал Гавриил Глебович. – Я их получу. И очень скоро. А знаете почему? Потому что оставлю глистов у себя.
– Нет! Они умрут!
– Они умрут, – жестко повторил бывший Саня. – Почему нет. Пусть умирают. Но могут и выжить. Если я получу четыре миллиона.
– Три! – завопил гельминтолог.
– Ага! – удовлетворенно сказал Гавриил Глебович. – Вы догадались, где их взять?
– Да у меня сын – долбаный миллиардер! Знаю!
– Ну, видите, как все просто. По рукам?
– Чтоб ты усрался! – прошипел Ромуальд Филиппович.
– Давайте всю наличность, тогда усрусь.
Денег у гельминтолога оказалось немного – три тысячи. Но для начала хватит. К тому же ровно в тысячу раз меньше требуемой суммы, а это хороший знак.
Стокиллограммовому человеку срать в тазик было куда приятнее. Можно было сесть прямо на таз, не боясь, что треснет унитаз, служащий подставкой. В общем, просрался олигарх от души, заработав первые деньги в своей новой жизни.
Пока счастливый гельминтолог оделял свежим поносом пересохших глистов, олигарх с ним договорился о деталях. Пока что глисты пусть живут здесь. Саня организует поставки поноса – три тысячи за пол-таза. Тем временем, Ромуальд Филиппович выбивает у сына деньги, покрывает аренду и моральный ущерб. Если дело затянется, сутки – миллион.
– Да ты меня без ножа режешь! – верещал гельминтолог.
– Для вашего сына – это просто тьфу! – усмехнулся олигарх. Он знал, о чем говорит.
Наконец, он вытолкал озадаченного гельминтолога.
И тут зазвонил телефон. Абонент «мама».
– Саша! Я родила! – сказала мама. – Мальчик, три восемьсот! У тебя братик!
Это же Катя! Та, с которой он на курорте…
– Мама, я тебя люблю! – сказал бессмертный. – Ты такая классная! Я сейчас к тебе приеду!
– Саша, что с тобой! Я тебя не узнаю! – сказала Катя.
– Это ничего, – сказал олигарх.
Он взял у мамы адрес роддома.
Началом жизни олигарх был доволен. Появились первые деньги. Обозначился многомиллионный транш и стабильный заработок на экспорте поноса. Такими темпами к концу года Гавриил Глебович выйдет на миллиард.
Продолжение следует...
Показать полностью
Эй, толстый! Пятый сезон. Серия 100Г
Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве
Поливаемый беспощадным ливнем, Жирный шел по улицам и давился слезами. Ему было невыносимо жалко себя. Я вился вокруг, усиливал его печаль, раздувал огонек жалости к собственной гнусной особе.
– У-у, несчастный! – драконил я Жирного. – Все тебя бросили! Предатели! Весь мир против тебя. Родной отец отказался. Оттого ли, что ты такой охуительный? Нет! Это оттого, что ты – жирное, отвратительное чмо. Так и помрешь, не поебавшись, хе-хе-хе.
Жирный ловил парусами подсознания мои жестокие слова, и нюнил, захлебывался соплями, как будто его пиздили на школьном дворе. Ы-ы-ы! Захныкал, блядь. Беги, мамочке жалуйся. Только рожать поехала твоя мамочка. Сыночка бросила, пожрать не оставила.
Я предвкушал тот момент, когда Жирный продрочится на Вселенную, и я уебу его. Выведу из игры. Сделаю планету чище.
Путь отмечал след из соплей, но и тот тут же смывал ливень. Я вел Жирного к Кожуховской промзоне.
Дальнейшие события пересказывать не буду – они известны. Я был рядом и когда Жирный встретился с Петровым, и когда выполнял его поручения, и когда лишился титановых трусов. Я был рядом, когда Жирный жадно жрал шаурму. И когда он срал в автомобиле, я тоже был там. Я видел, как Петрова забрал стелс-вертолет.
Я видел и то, как Саня ликовал. Как он забрался в кусты и там фотографировал свой освобожденный писюн.
«Вот же кретин!» – подумал я, нисколько не удивляясь.
Блямкнул один из телефонов. Тот, который был с одним контактом в телефонной книге.
«Александр Жирный прислал вам фото», – появилось извещение.
Я открыл фотографию. На меня смотрел позорный писюн Жирного, который я мог видеть и так.
Ну, и что это может значить? Разве что то, что отправитель – самый тупой ублюдок на свете.
«Вау! – написал я от лица Ксяни. – Жжош, чувак!»
Жирный читал мой ответ, густо краснел. Надо было играть роль. Стыд – эмоциональное топливо истинного дрочера. Будем думать, что звездолет Саня приземлился на дозаправку. А ведь ему еще континуум проламывать. Я был в роли насоса, который накачивает топливо в баки.
«Это точно твой хер? – писал я. – Слушай, я по телеку видела, на тебе трусы были железные. Ты их снял? Что это вообще за трусы-то? Эй, Саня!»
Впрочем, Жирный ничего не ответил. Стыдно, что ли, стало? Зато блямкнул второй телефон.
«Александр Жирный отправил вам фото», – появилось извещение на телефоне Витали Глиста. Я открыл и увидел ту же самую отвратительную фотографию.
Несчастный долбоеб-отправитель думал поразить своего братца, не зная, что тот еще накануне вечером избавился от своих трусов, успел и подрочить, и поебаться с метательницей молота. Саня хотел его удивить.
«Когда это снято?» – написал я.
«Прямо сейчас», – ответил Саня.
«Пиздишь!»
«Нет».
«Где ты находишься?» – спросил я.
«Улица со странным названием. Пруд-Ключики, типа», – написал он.
«Будь на месте», – ответил за Глиста я.
Пусть преисполнится гордости. Пусть подумает, какой он крутой счастливчик. Это тоже топливо. Давай, позорный жиртрест! Тебя ждет континуум!
Когда Жирный стал дрочить, я пришел ему на помощь.
Я ведь был после Нирваны, необычайно силен. С самого начала я почти не вмешивался. Жирный скопил под трусами небывалую энергию и совершил мощнейший гипервременной рывок. Лет на тридцать назад. Что он там делал, я не знаю. Но вернулся довольный. Кроме того, Жирного понесло по изломам настоящего, и из этого путешествия он вернулся, уже зомби.
Это было удивительно. И это меня встревожило. Но, видно, зомбачество было необходимо для нового взлома континуума. И накопившаяся под трусами энергия вместе со свежеприобретенной заразой произвели мощнейший энергетический выброс и снова унесли Жирного в далекое прошлое.
Я не мог следить за ним в дроч-континууме, но я ясно понимал, что это – перелет. Надо было попасть не на несколько десятилетий назад, а всего-то – во вчерашний день.
Но теперь Жирный подиссяк. Миссия не была выполнена. Ответственное лицо носилось по далекому прошлому и ебало там непонятно кого. Да и ебало ли? Вместо того, чтобы двинуть в правильном направлении, в ближайшее прошлое.
Надо было придать ему импульс. Стать молнией. Ведь во мне клокотала энергия Нирваны. Ее должно было хватить на бросок. Я на это рассчитывал.
И тут я получил сообщение (такой вот магический эсэмэс) от «красных» джиннов:
«Петров и Баширов летят на стелсе брать Жирного».
Ставки повышались. Я решил проявить предусмотрительность и не просто уебать Жирного молнией, но и располовинить его – создать резервную копию. Пол-Жирного здесь, пол-Жирного там. Все равно он так и так огромный. «Красные» джинны знают, что Саня нам нужен. Но люди-то, чьими руками осуществляется операция, пока не в курсе. Они могут что-нибудь сделать с Жирным. Не дадут ему подрочить, например. Поэтому у меня было больше надежд на секретную копию, которая толстым стокилограммовым поросеночком понеслась прятаться в кусты.
На полянке приземлился вертолет-«стелс», из него вышли Петров и Баширов. Они не потратили много времени, чтобы изловить Жирного. Как я и рассчитывал, они не поняли, что экстрадрочер уполовинен. Они с натугой заталкивали чудовищную тушу в вертолет, но так и не прошурупили своими дряблыми мозгами, что это – на самом деле, половина того чудища, за которым они охотились.
В вертолете началась бессмысленная людская возня с натягиванием резервной копии титановых трусов на половину Жирного. И наконец-то кровавые долбоебы Петров и Баширов поняли, что что-то пошло не так. Принятие решений не было их сильной стороной. Вместо того, чтобы озаботиться немедленными поисками второго Жирного, два дурака продолжали лететь на базу. А Жирный, превратившийся в зомби, предпринял газовую атаку на вертолет, ослепил миазмами пилота, искусал Баширова, и за мгновение до падения принялся экстремально сильно дрочить.
Я еле успел направить в вертолет молнию. Та предназначалась не столько для того, чтобы разъебать вертолет, сколько чтобы испепелить Жирного и одновременно придать его дрочащему эго мотивирующий подсрачник. Это шикарная смерть, друзья. Именно этого и добиваются экстрадрочеры, душащие себя так, чтобы смерть приходила в момент оргазма. Это исключительно сильное чувство, дорогие мои. Никакой свинский сабспейс не идет в сравнение с летальным дрочерством. Тело отпадает, как отработанная ступень ракеты, а дрочащий дух охуевшим ракетопланом пронзает невыносимым для смертного кайфом небеса, уходит в космос блаженства. И как знать, сладкие мои, может быть, душа так и остается навечно в континууме. Если так, то лучшей вечности не придумать. Это, возможно, рай. Но доступ туда для джиннов закрыт.
Так что Жирный сдох красиво. Вернее, пол-Жирного.
Я перевел дух. Последняя молния, ударившая в вертолет, далась мне нелегко. Стоила почти всей Нирваны. Навалился отходняк. Вялый, выпивающий остатки сил.
«Наверное, дело сделано, – думал я. – Охуевший от кайфа посмертный дух Жирного сделает, что надо, вселится в Малаховых. Давай, Саня, я в тебя верю!»
Оставалось самое малое дело. Найти съебавшуюся в кусты вторую половину Жирного, испепелить ее.
Да вот же он – упитанный дряблый кабанчик, проломивший себе дорогу в чахлом кустарнике. Половина Жирного нашла свою одежду. Естественно, что штаны, что футболка – все это ему было велико. Штаны он придерживал кулаком. Футболка болталась, хотя и не особо.
«Ну, вот и все, – подумал я. – Пиздец тебе, мальчик!»
Я рассчитал заряд молнии. Сил должно было хватить. Я обратился в искрящийся небесный свет, я был готов обрушиться на несчастного ублюдка.
Но вдруг прямо рядом со мной высверкнул целый пучок молний, на мгновение очертив злое лицо с большим носом.
Никак, собрат?
– Оставь его в покое, красный джинн, – сказал носатый пучок молний. – Если ты не хочешь смертельного поединка, оставь эту букашку в покое!
– Да кто ты такой? – разозлился я, прикидывая свои силы.
– Неважно, кто я, – отвечал носатый джинн. – Важно то, что твоя юрисдикция закончилась.
– Чем докажешь? – спросил я.
– А ты посмотри на мальчика, – сказал пучок молний. – Он – это уже не он. Другой человек!
Действительно, пол-Жирного претерпевали изменения. Выражение привычной тупости сошло с лица, сменившись сначала недоумением, потом радостью. Вдруг Жирный, то, что от него осталось, бахнулся на колени прямо в грязь и завопил:
– Спасибо тебе, великий Малахов! Я жив! Жив! У меня получилось!
– Видишь? – сказал мне носатый пучок. – Не твой уже клиент.
Мне было обидно, что меня так вот отшивает какой-то проходимец.
– Все равно надо разобраться, – сказал я.
– Дело твое, – зевнул пучок молний. – Но я бы не советовал. Телесную субстанцию ты располовинил? Да. По секрету от своих? По секрету. Ты готов к их вопросам? Если да, то я не возражаю.
– Да откуда ты взялся? – зло спросил я.
– Я курировал эту душу, – сказал носатый. – Выполнял желания. Он меня освободил.
– Ну, конечно! – сказал я. – Как еще могла канцелярская крыска стать олигархом? Ты помог. Ну-ну.
– А кто еще, – сказал носатый. – Конечно, я. Я выполнял его желания, он страдал. Я питался соком.
В принципе, обычные отношения.
– Это Гавриил Глебович? – спросил я, кивая на ополовиненного Жирного.
Сущность вслух не ответила, но сверкнула небесным электричеством.
«А и действительно, – подумал я. – Для чего я буду лезть в залупу? Если это – Гавриил Глебович, то что мне с него? Он же не экстрадрочер. Опасности мирозданию не несет. У него с носатым свои дела. И пусть сам разбирается. К тому же, носатый прошаренный. На него так просто не наедешь. Он огрызается».
– Хорошо, – сказал я.
Но пучок молний проигнорировал меня. Просчитанно и надменно себя вел. Сука.
***
Когда стелс-вертолет пизданулся о землю, кабина деформировалась. В ней издыхал оглушенный Петров.
А вот Баширов пришел в сознание.
«Где я? – шуршали в его сознании тяжелые и катастрофические, как лавина в горах, мысли. – Кто я? Почему так хочется жрать?»
Покрасневшими глазами Баширов обвел кабину. Пустое кресло пилота было залито кровью, которая очерчивала контур человеческого тела.
«Стелс-комбинезон! – сообразил Баширов. Еще он понял, что, кажется, снова стал зомби, живым разозленным мертвецом. – Комбинезон – это секрет».
Он подполз к креслу пилота и стал стягивать с него невидимую одежду. Открывалось тело – обнаженное и окровавленное. Оно принадлежало молодому, аккуратно стриженому парню. Будь Баширов жив, он бы попытался спасти парня. Сделал бы ему искусственное дыхание. Но Баширов стал зомби, и ему было насрать. Он понимал только, что надо забрать комбинезон, чтобы технология не ушла штатским. Чувство долга было в нем сильнее смерти.
Содрав комбинезон, Баширов обмотал его вокруг пояса, отчего стало казаться, что бывшего агента по особым поручениям разрезали на две части, и одна летает над второй.
Валялся, подыхал Петров. Баширову его было не жалко. В своем нынешнем состоянии Баширов не хотел вспоминать о том, что Петров был ему ближе, чем брат, что в трудной ситуации Петров бросился ему на помощь. И нашел! Почему-то сейчас Баширову было на это насрать.
А не насрать было на то, что в Петрове еще тлела жизнь. И ее можно было подъесть. Баширов поклацал зубами и вцепился Петрову в бедро. Петров завопил. А Баширов булькал кровавыми пузырями, жрал сырое горячее мясо, заряжал себя жизнью.
Уаррргхххх!!!
Петров дернулся и, кажется, сдох.
«И хуй с ним!» – решил Баширов. Он понял, что надо сваливать. Потому что сейчас на место катастрофы стелс-вертолета съедутся все, кому только не лень. Полиция, пресса, медики. Никто из них здесь не нужен. Никто из них не должен видеть Петрова с Башировым.
Баширов взял Петрова за обглоданную ногу и поволок прочь. Какое-то время, если удастся найти уединенное место, Баширов будет жрать эту груду мяса. Пока она не протухнет и не станет токсичной.
И вдруг груда мяса дернула ногой. Потом шеей.
Баширов выпустил свою ношу.
– Уаррргх!!! – проревел он.
– Грыыыарррргх!!! – рявкнул в ответ пробуждающийся Петров.
Багровели зрачки его глаз. Изо рта тянулась тухлая слюна.
– Жррррать! Мясо!!! – булькал воскресающий Петров.
– Жррррать! Бррратан!
Два свежеобращенных зомби поползли прочь. Их пока никто не еще видел.
***
Фантомас Фантомасыч сидел в своем кабинете.
Он пытался найти ответ на один вопрос. Тот был сложным.
«Смогу ли я пережить то, что подставил своих?» – вот такой был вопрос, мучивший Фантомаса.
«С одной стороны, – думал Фантомас, – я буду командовать ультраинновационным подразделением стелсов. А с другой… С другой буду знать, что подставил своих же. Знать это каждую секунду будущей жизни. Смогу ли я жить с этим?»
Ответ прозвучал негромко, не потревожил никого, разбрызгал по стене красно-серые брызги.
Показать полностью