Мемуары первой женщины из ЦРУ в Москве описывают предательство и смерть шпиона Александра Огородника с новой стороны. Марта Петерсон стала связующим звеном между Лэнгли и Трианоном в Москве 70-х. Эта шпионская драма завершилась ядом в ручке для предателя и впечатляющей дракой его связной с группой захвата КГБ на мосту.
Марта Петерсон спустилась с трапа в аэропорту Шереметьево 5 ноября 1975 года.
В багаже провинциального вида блондинки лежал фотоаппарат «Никон». Символ её личного счёта с коммунистами.
Его купил в Гонконге Джон, муж Марты. Потом Джон упал в джунгли Лаоса в изрешечённом пулями «калашниковых» вертолёте. Джон не был членом Красного креста или Армии спасения. Он готовил антикоммунистические отряды для отстрела «красных» на лаосском участке Тропы Хо Ши Мина.
Однажды коммунистам повезло больше.
В Россию с нелюбовью
Количество крови на руках мужа Марте было безразлично. Комми убили её Джона. Комми заплатят.
Марта пошла в ЦРУ. Старательно осваивала шпионские премудрости и добилась направления в «самое опасное место для американского разведчика на планете». Так называл Москву мастер технической службы ЦРУ Тони Мендес. Даже в Пекине, Гаване и Восточном Берлине американцам было проще.
Столица СССР середины 70-х годов произвела на Марту удручающее впечатление.
Она ужаснулась потёртости Шереметьева, непритязательности быта советской гостиницы «Пекин», которая напомнила ей самые дешёвые американские мотели. Недоумевала от трёх одинаково тоскливых каналов ТВ, где говорящие головы нудели про руководящую роль КПСС, успехи народного хозяйства и загнивание капитализма.
Её, как и других иностранцев, бесил тяжёлый запах плохого табака, который был буквально везде. Американцы брезговали даже прикасаться к советским сигаретам. Однажды это оказалось проблемой: ЦРУ понадобилось купить несколько пачек — но такая странная для американцев покупка привлекла бы внимание КГБ.
Мисс Петерсон удивлялась отсутствию повсюду суровых «десятифутовых кэгэбэшников» и камер слежения.
Ладно, медведи в ушанках, но эти-то точно должны быть на каждом углу in Soviet Russia!
В отсутствие скрытой видеозаписи в гостиничном номере она так и не поверила. И раздумывала, слишком ли толстым троллингом будет станцевать стриптиз, шокировав контрразведчиков «аморалкой».
Марта поражалась замызганным магазинам с пустыми полками, где продавали подгнившие овощи — но восторгалась советским мороженым, которое сочла вкуснейшим в мире. Получала внушение от встречной babushka за появление на морозе без шапки. Вместе с другими американцами параноила про «облучение здания посольства США микроволнами для провоцирования рака» — для предотвращения чего на окнах установили специальные металлические сетки.
Она ещё не знала, что станет участником успешнейшей операции и одновременно тяжелейшего провала ЦРУ на советском направлении.
Агент Тригон, он же Трианон
Двумя годами ранее, когда США выходили из Вьетнама, а сирийцы с египтянами пытались вскрыть израильские фронты, в Колумбии завязался узел шпионской драмы.
Второй секретарь посольства СССР в Боготе Александр Огородник увлёкся некой Пилар Суарес. Что советскому гражданину — тем более дипломату — было партией и правительством категорически не положено.
ЦРУ в Колумбии как раз искало слабые звенья в посольстве СССР. Дипломата сфотографировали со страстной подругой.
Для сотрудника посольства другой страны это вряд ли стало бы страшным компроматом. «Завидовать будем». Но для самого свободного в мире советского человека, да ещё и члена партии, это значило катастрофу и конец карьеры. Потому что «не положено».
ЦРУ «выкатились» на Суарес и предложили денег. Когда она поверила, что это взаправду «гринго», а не родная охранка из интереса к её не всегда легальным делам, то убедила любовника пообщаться с мистером из США.
Встреча состоялась в турецкой бане. Как пишет Марта, советский дипломат в ответ на шантаж принял пафосную позу. И три часа вещал о страстном желании помочь делу свободы, изменив советскую систему изнутри.
При всей своей симпатии к будущему подопечному, она говорит прямо: главным мотивом Огородника стали банальные деньги.
Правда, сначала он захотел незамедлительно сдать всё, что знает, и перебежать на Запад. Но сотрудник ЦРУ объяснил, что за такую мелочь Вашингтон предателям не платит. Простых перебежчиков и так хоть в бочки засаливай. Поселим в гетто и выгребай, как сможешь.
Так что — в Москву, tovarishch plokhish. Удастся добыть вкусное для Лэнгли — тогда и поговорим о бочках варенья и корзинах печенья.
В ЦРУ Огороднику присвоили кодовое имя TRIGON — «треугольник». Русскоязычному читателю больше знаком вариант Юлиана Семёнова — «Трианон».
Неуловимая мстительница
Сексуальная революция уже отгремела — но времена оставались патриархальными. В середине 70-х в КГБ Марту Петерсон не сочли способной быть сотрудником ЦРУ. «Баба же!». И сказочно просчитались.
Пока «наружка» компетентных органов днём и ночью следила чуть ли не за каждым мужчиной из посольства США, Марта могла ходить без «хвостов» где и как хотела.
Сначала американцы не поверили в своё счастье. Они не раз пытались выявить за Мартой сколь угодно скрытую слежку — но её не оказывалось. Совсем. Она стала бесценной находкой для московской станции ЦРУ. Мисс Петерсон свободно ездила и ходила по Москве и окрестностям, оставляла и подбирала «посылки», изучала маршруты движения. С мстительным удовольствием фотографировала на «Никон» погибшего Джона интересные для Управления места советской столицы.
По словам капитана Зайцева из Седьмого управления КГБ, за Мартой полгода присматривали как за любым новым сотрудником посольства США. Она вызывала минимум подозрений не только из-за половой принадлежности, но и из-за жизнерадостно-легкомысленного поведения.
По мнению советских контрразведчиков, кадровая сотрудница ЦРУ никак не могла «снимать» симпатичных морпехов из охраны посольства или уходить в загулы с богемой. Не положено ведь! Должен же быть хоть какой-то моральный кодекс строителя капитализма?
И уж тем более «настоящая цэрэушница» никак не должна была валяться пьяной на ступеньках посольства США или у советского ресторана после очередной попойки. Поэтому в КГБ решили, что раз Госдеп это терпит — она скорее всего «блатная». Родственница или любовница какой-то большой американской шишки. Но все попытки «подвести» к ней сотрудников советской разведки и выяснить подробности провалились.
Контрразведчики же решили не тратить время и силы на эту разгульную особу.
Ну а Марта всё это делала не специально. Исключительно по широте американской души и жизнерадостности характера. «Моральные нормы» в ЦРУ были невообразимо либеральнее советских — главное, чтобы люди выполняли задачи и не палились. А сколько они при этом пьют и с кем спят — дело десятое, пока это не вредит работе.
Когда переведённый в центральный аппарат МИДа СССР Огородник обозначил готовность передавать ЦРУ разведданные о советских делах в обеих Америках, связной назначили именно «неуловимую Марту».
Страх и отвращение в Москве
Трианон был страшно ценен для Лэнгли. Вероятность его потери следовало свести к минимуму. А Москва была под завязку набита советскими контрразведчиками.
Связь и передача «посылок» между ЦРУ и Трианоном была сложной системой, описанной Семёновым лишь частично и неточно.
Для подтверждения приёма или передачи Огородник должен был появляться на машине в оговорённом месте в нужное время. Если его не было — процедура переносилась на следующее время и место, заранее указанное. Если все заготовленные встречи не состоялись, а Трианон появлялся в сигнальной точке, — сотрудникам ЦРУ приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы незаметно забросить в его машину замаскированную записку с новыми инструкциями.
Передачи инструкций, плёнок, разведданных и прочего полезного в обе стороны проводились с помощью специальных замаскированных посылок. Агент ни в коем случае не должен был лично контактировать со связным. «Посылка» лежала и ждала подъёма в условном месте порядка часа без какого бы то ни было надзора. Спустя ещё час связной проходил у места закладки — удостоверяясь, что её забрали, или подбирая так и не взятое агентом.
Американцы знали: в процветающем обществе развитого социализма советские граждане мгновенно экспроприировали любой полезный в хозяйстве бесхозный предмет. Поэтому «посылки» оформляли как можно более отвратительно — чтобы на них не позарился бы даже последний бомж или алконавт.
Нил — технарь московской станции ЦРУ — делал футляры для них в виде измазанной мазутом тряпки, заблёванного пустого пакета из-под молока, грязной и мятой сигаретной пачки.
На всякий случай в контейнер всё равно помещали записку с рекомендацией немедленно выбросить находку в реку и забыть как страшный сон во избежание жутких последствий. Ведь там находилось много интересного для КГБ: микрофильмы с секретными документами советского МИДа, инструкции Трианону, золото, скрытые фотокамеры с плёнкой. И такие деликатные даже по меркам ЦРУ вещи, как ручка с ампулой яда.
Но всё это не помогло американцам продлить работу с ценнейшим агентом. Вмешалась психология.
О вреде предательства и разведпопойках
Огородник передавал американцам множество материалов о работе СССР в Северной и Южной Америке. В ЦРУ, Белом Доме и Госдепе были в восторге от бесценного источника информации, который гробил усилия множества советских людей и организаций.
Взамен Трианон получал деньги на счёт в западном банке, якобы фамильное золото с изумрудами и некоторые суммы в советских рублях на текущие расходы.
Только лучше ему от этого не становилось. Огородник боялся провала и ареста. Жутко. Постоянно. Непрерывно. Он жаловался в письмах в ЦРУ, что перестал спать, облысел, мучился жестокими болями в животе. Специалисты Лэнгли и американские медики ломали головы, пытаясь понять, как прекратить или хотя бы замедлить агонию ценнейшего агента. В закладках передавали лекарства, но всё было тщетно. Трианон рассыпался на глазах от тяжелейшего стресса и страха.
Скорее всего, его раскрытием КГБ обязан чехословацкому суперкроту в ЦРУ Карелу Кёхеру — но и без того Огородник вряд ли протянул бы долго. Он всё чаще не появлялся в точках рандеву, не оставлял и не забирал передачи вовремя.
Ещё в начале работы в Москве он выпросил у ЦРУ ампулу с ядом, заявив, что опасается не выдержать пыток в случае ареста. Марта пишет, что в Лэнгли удивились — но ручку с ядом изготовили и передали. Вскоре Огородник заявил, что утопил ручку и другое оборудование в реке, узнав о грядущей проверке его отдела КГБ. После чего запросил и получил ещё одну.
По данным советской стороны, Трианон первой ампулой отравил собственную невесту — которая стала замечать слишком много странностей в его поведении.
В ожидании посылок тянулись месяцы. Марта и другие сотрудники ЦРУ (вместе с дипломатами и американскими журналистами) в баре посольства заливали стресс шпионажа и жизни в СССР специально поставлявшимся датским «Туборгом».
Когда выпивалось достаточно, гремели призывы к Вашингтону — Bring the Nukes! — «Сбросьте на нас атомную бомбу, чтобы покончить с этим всем!».
А то быт жуткий, капуста и табак воняют, евреям выезд не дают, диссидентов обижают, иностранную прессу никуда не пускают и за всеми следят.
Порой американские разведчики экзотики ради выбирались в советские рестораны. Каждый раз рядом с ними совершенно случайно оказывалась компания товарищей в штатском. Начиналось советско-американское состязание в объёмах выпитого — которое завершалось песнями, плясками и совместными тостами. У КГБ и ЦРУ в Москве времён холодной войны была своя атмосфера.
Всё тайное становится явным
Когда Марта Петерсон смотрела советский сериал «ТАСС уполномочен заявить» — а она, скорее всего, его смотрела — то явно долго и грустно смеялась.
В качестве связного Трианона там фигурирует несимпатичный пожилой цэрэушник. В момент захвата товарищами из компетентных органов он испуганно и жалко вопит «Это незаконно, я американский дипломат, не имеете права, я буду жаловаться!».
Реальность — что в мемуарах Марты, что в воспоминаниях руководившего её захватом Владимира Зайцева — была гораздо интереснее и живописнее.
Огородника раскрыли. Во время визита товарищей с холодными головами, горящими сердцами и чистыми руками он успел-таки принять спрятанный в ручке яд. Допросить Трианона не удалось — но найденных данных хватило для понимания времени и места следующих передач «посылки». КГБ начал операцию «Сетунь-2».
В 10:35 вечера 15 июля 1977 года Марта Петерсон пришла на Краснолужский мост, чтобы оставить в его нише замаскированную под камень кладки «посылку».
Перед этим она несколько часов металась по станциям метро, чтобы сбросить возможную слежку, и на ходу радикально поменяла внешность по методике ЦРУ.
Без толку. В КГБ в чрезвычайном режиме подняли на уши всех и «вели» попросту всех американцев в Москве до последнего человека. После потери Огородника взять его связного стало для Лубянки делом чести.
В КГБ окончательно поняли личность связного Трианона при первой попытке передачи закладки в контейнере, замаскированном под сук сосны. И крайне удивились. Марту — раздолбайку, любительницу выпивки и мужиков — считали едва ли не последним кандидатом из всех возможных. Тогда ни её, ни посылку брать не стали. Лишь наблюдали, как она оставила «посылку» и через условленное время забрала невостребованное.
«Наружка» Седьмого управления взяла её под плотнейший контроль. На втором заходе КГБ отследил и метания Марты по метро, и переодевание из летнего платья в брюки с пиджаком на заднем ряду кинотеатра «Россия». До самого последнего момента Петерсон была уверена: слежки за ней нет. На самом деле, каждый её шаг отмеряли десятки глаз и объективов.
Драка на мосту
На подход Марты к мосту руководители операции смотрели через танковый прибор ночного видения. И без радиосвязи поначалу даже не узнали, приняв за мужчину. Выдала походка — в КГБ знали походку каждого сотрудника посольства США.
Когда посылка оказалась в нише — на Петерсон бросились крепкие товарищи в штатском, только что выглядевшие мирно прогуливавшимися упитанными мужичками.
«Вы не смеете меня хватать! Отпустите! Я американка! Позвоните в посольство, телефон 252-00-11!» — взревела Марта на все окрестности. После чего, по словам руководившего захватом капитана Зайцева, продемонстрировала «блестящее владение нецензурной бранью и приёмами карате, ведь у неё был „чёрный пояс“».
По словам самой Марты, она орала во весь дух, чтобы попытаться предупредить о своём захвате Огородника — если он ожидал где-то поблизости.
Не прекращая материться, она отбивалась как могла. От души треснула стоящего впереди бойца группы захвата ногой в голень. Зайцев ошибался. Она училась не карате, а тхэквондо, и имела не чёрный, а не слишком высокий зелёный пояс. Но этого хватило. Противник упал, но тут же ухватил её за ноги и поднял в воздух. Свирепую американку наконец удалось скрутить.
Потом в ЦРУ ходили слухи, что она лихими ударами ноги в пах отправила в больницу двух сотрудников КГБ — но сама Марта это отрицает.
Когда по приказу Зайцева группа захвата ослабила хватку, Петерсон дёрнула к себе руки — и бойцы КГБ заметили что-то под мышкой.
Как и все сотрудники американской разведки в Москве, Марта носила под одеждой SRR-100 — секретное устройство для прослушивания переговоров «наружки» КГБ. Мужчины носили его на пластиковой ленте на груди. Марте по двум понятным причинам это было очень неудобно. Тем более, что устройство была холодным и имело острые края. Лишь ближе к финалу технари сделали ей специальную версию для ношения под мышкой.
Секретный приёмник так и не помог Петерсон заметить интерес «органов»: КГБ проводили операцию в режиме полного радиомолчания. Первым предположением сотрудников госбезопасности о странном предмете стало логичное — «Ствол!». Последовала яростная потасовка, оставшаяся запечатлённой сотрудниками ведомства на фотографиях импортного «Полароида».
На Лубянке
Микрофона в ухе Марты люди Зайцева так и не нашли. Дальше была поездка по вечерней Москве в чёрном микроавтобусе, который Петерсон, естественно, сравнила со сталинским «чёрным воронком». По пути Зайцев галантно застегнул ей поломанный при потасовке ремешок от часов. Она шутки ради его рукопожала, крайне удивив и смутив.
На Лубянке вся компания ввалилась в комнату для брифингов у входа. Американка держалась гордо и иронично, подписывать что бы то ни было отказалась, демонстрировала незнание русского языка и требовала звонить в посольство.
Набрали домашний телефон Клиффа, сотрудника посольства США, отвечавшего за подобные ситуации. По какой-то странной причине в КГБ Петерсон упорно называли «Патерсон» — путая первую гласную букву. Что удивило Марту и осталось в «ТАСС уполномочен заявить», где она в порядке «пасхалки» упоминается в числе сотрудников посольства.
Спросонья из-за ошибки в фамилии Клифф даже не понял, о ком речь. Он решил, что какая-то тупая туристка куда-то не туда влезла и угодила в КГБ. Когда он примчался на Лубянку и вошёл в конференц-зал, его глаза сделались квадратными — увидеть вместо непонятной мисс Патерсон отлично знакомую по попойкам Марту он никак не ожидал.
Вскрытие посылки в «камне» стало для Марты самым фрустрирующим моментом в жизни — хуже даже известия о гибели мужа. Она до сих пор с ужасом вспоминает этот момент. Всё её профессиональное существо кричало «им не положено её открывать, это же совсекретно, у них доступа нет!».
Но КГБ права на доступ к вкусным секретам ЦРУ были глубоко фиолетовы.
В посылке лежала записка для случайного прохожего с настоятельным советом выкинуть находку в реку и забыть. Дальше шло письмо Огороднику от ЦРУ, контактные линзы и жидкость для них, свёртки рублей и изумрудные украшения.
От дальнейшего процесса вскрытия Марта даже развеселилась, и сделала бы не один фейспалм — если бы это понятие существовало в 1977 году.
То зачитывавший послание офицер КГБ резко замолк перед оглашением внушительности прилагавшейся суммы — и не рискнул её озвучить, чтобы не зарождать в присутствующих советских гражданах дурных мыслей. То началась суматоха, потому что посылку вскрывали на подвернувшейся газете «Правда», а для фотосъёмки срочно понадобилась белая бумага.
А вот когда из контейнера достали ручку — Марте снова стало не до смеха. Командовавший допросом офицер КГБ посерел. Он приказал техническому специалисту аккуратно положить её на стол и больше не прикасаться. Это значило, что Огородник или арестован, или успел применить яд. По тому, как был зол руководитель допроса при виде ручки, Марта догадалась, что Трианон мёртв.
Марта и Клифф вышли из дверей Лубянки в два часа ночи. Она с ехидством вспоминала, что многое бы отдала за присутствие на разборе полётов на Лубянке — когда КГБ стало ясно, что они полтора года упускали из внимания «простую девчонку» и по совместительству важнейшего связного ЦРУ. Потому что — «ну баба же, пьющая и гулящая, чего с неё взять».
Here the story ends
Как дипработника Петерсон объявили персоной нон грата, и спустя несколько дней она навсегда покинула СССР. Советская пресса обвиняла её в шпионаже и передаче яда для отравления советского гражданина, а американцы выкатили СССР претензию за сломанный ремешок от часов и синяки на руках Марты.
Затем Юлиан Семёнов по рассказам своих друзей из КГБ написал роман «ТАСС уполномочен заявить», где крайне творчески переосмыслил все эти события — вплоть до перевозки коварными американскими империалистами наркотиков в трупиках младенцев.
Хорошо хоть не в мёртвых котятах для пущей жалостливости.
Ну а за выходом романа последовала экранизация в форме популярного телесериала.
Марта Петерсон ещё много лет служила в ЦРУ: учила будущих американских разведчиков, как обводить вокруг носа вражескую контрразведку и как действовать, если тебя всё же «взяли». Занималась она и другими интересными делами — заслужив награду за успехи в борьбе с международным терроризмом.
В 2012 году американка опубликовала мемуары под названием «Шпионка-вдова: моё путешествие с ЦРУ от джунглей Лаоса до московской тюрьмы», несколько покривив против истины. В тюрьме она не пробыла ни минуты, даже на Лубянке в камеру её не помещали. На русский язык эти мемуары пока не переводили, а зря.
Вокруг истории Трианона существуют и теории заговора.
Например, что американцы сознательно «слили» перепуганного и всё менее полезного агента, чтобы отвлечь внимание от до сих пор неизвестных более серьёзных «кротов». Или что Огороднику сознательно дали убить себя при захвате, чтобы он не рассказал лишних подробностей о своих отношениях с новой невестой — дочерью секретаря ЦК КПСС Константина Русакова.
А ирония судьбы заключается в том, что вербовал Огородника в турецкой бане сотрудник ЦРУ по имени Олдрич Эймс. В 1985 году он и сам предал свою страну, став важнейшим агентом КГБ в системе ЦРУ. Эймс слил Москве две дюжины важнейших агентов — что считается самой большой утечкой и катастрофой американской разведки в истории холодной войны.
Предательство бывает заразно.
Источник: warhead.su
