Когда ты рождаешься аристократом, семья чаще всего ожидает от тебя многого. Ну уж точно не того, что ты станешь художником. А если ты ещё и из древнейшего аристократического рода, тогда нужно соответствовать вообще самым высоким стандартам. Например, ездить на лошади, изучать греческий и латынь.

Художник Анри де Тулуз-Лотрек родился аристократом высшей пробы, а потом начал ломать себе ноги и разочаровал всех даже раньше, чем стал рисовать.

Отец возлагал на сына большие аристократические надежды. «Ах, сынок, — говорил он ему, — мы поедем с тобой верхом на охоту, а потом там будут женщины, и мы скажем им на греческом "Идите к нам сюда, женщины!", а если они нас не поймут, мы, как настоящие аристократы, перейдем с греческого на латынь.»

— Хорошо, папа, я согласен! — ответил Анри, упал с лошади и сломал себе бедро.

Правда, в других источниках пишут, что бедро он себе сломал, вставая с кресла. В случае с Тулуз-Лотреком пресловутые «другие источники» вообще невероятно сильны и встревают буквально на каждом шагу: «не с лошади, а с кресла», «не инцест, а так получилось», «не дружки-подстрекатели, а Ван Гог».

В падение с лошади, конечно, больше верится, но груз аристократии тяжёл, он давит и тогда, когда пытаешься встать с кресла, и даже когда просто в нём сидишь.

В общем, отец пожелал сыну поскорее выздоравливать, чтобы и дальше предаваться греко-латинской верховой езде.

— Хорошо, папа! — сказал Анри и через год снова упал с лошади и сломал второе бедро. «Не с лошади, а в канаву!» — немедленно встревают вездесущие другие источники.

Ноги срослись (в смысле, каждая по отдельности, а не между собой), но дальше удлиняться отказывались.

Родители ужасно расстроились, особенно папа, потому что с короткими ногами в нормальную мужскую аристократию не берут. У них же что — балы, верховая езда и военная служба. И потом женитьба ещё, а в женитьбу-то точно надо входить широким шагом.

Вообще-то им надо было раньше беспокоиться, когда они там в своем аристократическом роду спали друг с дружкой без разбору.

Но у природы, видимо, была своя отмеренная на Анри норма роста, поэтому вместо ног у него выросла большая голова, ладони, талант, самоирония и кое-что ещё. Почему-то во всех биографиях Тулуз-Лотрека обязательно написано, что у него были большая самоирония и кое-что ещё. В этом сходятся даже «другие источники». Единогласно.

Из-за невозможности брать сына с собой в номера и на охоту, отец Анри брал его на ярмарку и в цирк. В цирке Анри нравилось, но с отцом они так и не сошлись. Cудя по всему, отец был тот ещё аристократ и тяготился компанией сына. Поэтому регулярно говорил семье, что ему нужно на минутку выскочить за хлебом в соседний замок, а возвращался через несколько месяцев, смущенно улыбаясь и рассказывая правдоподобные истории про обеденный перерыв и приём товара.

С женщинами Анри не везло и мы, конечно, думаем, что в этом виноват рост. Но кто знает, вдруг он просто всегда всем женщинам представлялся своим полным именем! А когда тебя зовут Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа, то понятно, что ту часть имени, которая идёт после «де», ты будешь говорить уже в уходящую женскую спину.

Родители будущего художника в итоге развелись, Анри остался с матерью и с живописью. Сломанные ноги и творчески подкованные родственники пришлись как нельзя кстати — пока он восстанавливался, ему давали уроки рисования. И додавали до того, что сто пятьдесят два сантиметра Тулуз-Лотрека отправились в Париж к популярному живописцу Леону Бонна.

И заехали на Монмартр. А как говорил поэт: «Монмартр юношей питает, тулуз Лотреку подаёт». Видимо, поэтому за свою недолгую творческую и откровенно короткую биологическую жизнь Анри написал тыщу картин и пять тыщ набросков. И литографий под четыреста штук.

Но началось всё с того, что он подружился с Эмилем Бернаром и Винсентом Ван Гогом. Как-то раз они шатались втроем по улицам Парижа в поисках вдохновения, и бывалые художники дали молодому Анри профессиональный творческий толчок. Сняли ему проститутку.

Как пишут в таких случаях писатели, «эта встреча определила всю его дальнейшую жизнь!». Мы с вами не писатели, по крайней мере не все, поэтому давайте будем проще: по результатам рандеву Анри написал отличную тематическую картину, затем ещё одну, потом ещё. Так, слово за слово, Анри пошёл в маркетинг.

Будучи на короткой ноге с владельцем кабаре «Мулен-Руж», Тулуз-Лотрек уговорил его, что сделает заведению такую наружную рекламу — закачаешься. «Мулен-Руж» был тогда на грани разорения, так что выбора особо не было, владелец согласился.

Когда Анри принёс заказчику макет, тот был в ужасе и даже воскликнул в сердцах, что Анри ещё откровенно.... не дорос до рекламных креативов. Но афиша завирусилась, в «Мулен-Руж» повалили посетители, а к Тулуз-Лотреку — заказчики. Афиши, переплеты, комиксы, витражи — Анри рисовал всё. «Же-е-есть!» — восторженно восклицали клиенты, готовые потроллить общественность рекламой авторства Анри.

Привыкший к восхищению афишами, Тулуз-Лотрек открыл было персональную выставку своих живописных работ, но тут все единодушно решили, что это «Грязные работы похотливого карлика, не имеющие ничего общего с искусством». Известная история, да кому такого не говорили! Но для Анри это был удар ниже по... ну примерно в область груди. И он как будто в отместку бросался в своих работах во всё более правдивые и жесткие образы.

Художнику импонировал кабарешный мир, свободный от предрассудков и полный танцовщиц — отличное место для человека с большой самоиронией и кое-чем ещё. Поэтому Анри вел активную творческую и откровенно ураганную половую жизнь, и пользовался большим успехом в обеих из них.

Но вот душа... Душа, конечно, была не на месте и искала большой и чистой любви. Например, по имени Алина, которая, в отличие от остальных, была не из танцовщиц, а происхождения вполне аристократического. Сначала всё даже шло хорошо, но потом родители вернули свою Алину обратно в монастырь, а Анри переехал с Монмартра в центр города — туда, где у Парижа находилось дно богемной жизни. И Анри, в частности благодаря маленькому росту, лёг на это дно максимально низко.

Тамошних девушек даже с большой натяжкой нельзя было назвать танцовщицами, но поскольку Анри к тому моменту уже изрядно пил, то его всё в целом устраивало. Дни Тулуз-Лотрек проводил среди художников, ночи — среди проституток, а такая жизнь может подкосить кого угодно. Это вам скажет любой, кто знаком с художниками.

Среди разнузданных оргий он познакомился с девушкой, которую называл Рыжей Розой. Она быстро стала одной из любимых его моделей и подарила Анри сердце, вдохновение и сифилис. «...Валькирия!» — как говорил персонаж совершенно не к месту здесь упомянутого фильма «ДМБ».

Впрочем, происхождение сифилиса внутри Анри не совсем определенно — есть версия, что он достался ему от мамы. По наследству. Об этом нам услужливо напоминают другие источники.

Постепенно творческая энергия Анри уступила место депрессии, а самоирония — параноидальному бреду, поэтому Тулуз-Лотрек оказался в психушке. Там его подлатали настолько, что выписался он вместе с серией цирковых картин и в том числе выдающейся картиной «Канатная плясунья».

Но эффект больницы продержался недолго под давлением эффекта борделя. Анри сорвался в глубокий алкогольно-проститутошный штопор, отвесно спикировал в инсульт, разбился параличом и через пару недель догорел в родовом замке под присмотром матери. Которая по-прежнему считала его сыном, но упорно не считала художником.

Что сказать. Каждый раз ужасно сложно вообразить себе, до каких высот трагедии могут довести талантливого человека семейные проблемы, маркетинг и самоирония.

Имя международного преступника, отставного корнета Савина, известного также как граф де Тулуз-Лотрек, много лет не сходило с газетных страниц Европы, России и всего мира.

Николай Савин прожил долгую и бурную жизнь, наполненную громкими скандалами и аферами, за которые он отсидел в общей сложности 25 лет. Наделенный множеством талантов, главный из которых – криминальный, он не единожды был безмерно богат, но умер в нищете.

Биография Николая Савина, дошедшая до потомков, составлена в основном с его рассказов. А он, как известно, был вралем почище, чем барон Мюнхгаузен. И сам верил в свои выдумки.

Известно, что родился он 11 января 1855 г. в семье отставного поручика Герасима Савина.

Учеба не задалась – из московского Катковского лицея сбежал после того, как его высекли за шалости розгами. Из петербургского Александровского лицея, куда поступил, был отчислен. Подался в армию – юнкером в конную гвардию. И началась разгульная жизнь! В итоге после громких скандалов его перевели в Гродненский гусарский полк.

Долги тяжкие

Справедливости ради стоит сказать, что Савин в армии не только пил вино, дрался и волочился за женщинами. В 1877 г. он добровольцем воевал в составе 9-го армейского корпуса в Болгарии во время Русско-турецкой войны и показал себя храбрым воином, был ранен под Плевной. Если бы не криминальная жилка, из него вполне мог бы получиться геройский офицер. Из армии его уволили за аферу – пытался получить страховку за свой сгоревший дом, который он сам же и поджег.

Правда, это была не первая афера. Первый крупный скандал разразился тремя годами раньше, когда Савин служил адъютантом у великого князя Николая Константиновича, племянника российского императора Александра II. У матери великого князя пропали дорогие бриллианты, украшавшие оклад иконы. Полиция нашла камни в одном из ломбардов Петербурга.

Тут и выяснилось, что заказчиком кражи являлся великий князь, которому деньги были нужны для танцовщицы Фанни Лир, окрутившей его. Подозреваемыми по делу проходили и адъютанты, в том числе Савин. Дело замяли, великого князя объявили душевнобольным, а Савин просто вылетел со службы.

В декабре 1881 г. Савин уехал в Париж, где объявил себя политэмигрантом.

В многочисленных газетных интервью рассказывал, что деньги от украденных бриллиантов якобы предназначались для целей революции. Скоро он стал очень популярным, жил на широкую ногу, не вылезал из казино в Ницце и Монте-Карло.

Правда, после серии громких скандалов его перестали пускать в казино, но Николай и на этом наварился – закатил скандал на входе, пообещал раздеться догола и орать, что его здесь обобрали.

Требовал тысячу франков откупных и получил желаемое. Он приладился бесплатно обедать в самых дорогих ресторанах без копейки в кармане. Плотно поев, Савин подкладывал в десерт засахаренного таракана и устраивал скандал, после чего уходил, не заплатив.

Со временем жить в Париже он уже не мог – слишком многим тут задолжал. А потому, попав в тюрьму за избиение полицейского, Савин сбежал и укатил путешествовать по Европе.

Контрагент и скрипка Страдивари

«Всплыл» корнет Савин и во Владивостоке, осенью 1893 г. Здесь за пару месяцев ему под свои прожекты удалось выманить у местных предпринимателей немалые суммы.

Кроме того, он заключил фиктивный контракт с неким железнодорожным подрядчиком и приобрел полномочия «контрагента строителей Сибирской железной дороги», что очень пригодилось ему в Штатах.

«Небезызвестный горожанам Савин, бывший корнет и воспитанник Пажеского корпуса, герой громких уголовных процессов в Париже, Лондоне и Берлине, теперь напоминает о своем существовании из Сан-Франциско, – писала владивостокская пресса. – В этом огромном городе он нашел людей, которые оказались не прочь поживиться за счет «контрагента строителей Сибирской железной дороги», обильно снабдившего их фальшивыми чеками на владивостокское отделение банка».

Второй раз во Владивостоке Савин вновь появился уже через 30 лет.

«Не могу удержаться от рассказа об одном человеке, подвизавшемся во Владивостоке во времена власти японцев, – вспоминал один из видных большевиков Приморья. – Вместе с белой армией докатился до Владивостока некий корнет Савин, настоящее имя которого было, по утверждению, «граф Тулуз де Лотрек». Будучи уже немолод, он почему-то продолжал оставаться корнетом.

О нем писал еще Гиляровский, и он был известен тем, что сумел в свое время два дня пробыть на болгарском престоле, а также продать некоему заезжему иностранцу дом московского генерал-губернатора (ныне здание Моссовета).

Похождения корнета Савина в белогвардейско-японском Владивостоке были, конечно, попроще, но тоже довольно изобретательны. Так, он продал крупнейшему комиссионному магазину некую скрипку, выдав ее за скрипку Страдивари. Магазин скрипок на комиссию не брал, но корнет уговорил хозяина выставить ее в витрине с надписью «Скрипка Страдивариуса» и утверждал, что знатоки оторвут ее с руками. Цену за скрипку корнет назначил 15 тыс. иен.

Хозяин принял скрипку условно и выставил ее на витрине. В последующие два дня в магазин один за другим зашли два элегантно одетых посетителя, попросивших показать им скрипку и осведомлявшихся о цене. Первому из них хозяин назвал цену 18 тысяч иен, второму – глаза разгорелись! – 25 тысяч иен. Оба пробовали скрипку, выразили свое восхищение, дали задаток (первый – 2 тысячи, а второй – 3 тысячи иен) и просили оставить скрипку за ними.

А еще через день явился сам корнет Савин и озабоченно сказал:

– Обстоятельства складываются так, что я должен срочно уехать. Придется мне забрать скрипку. Сколько я должен вам за услуги? – И полез в карман.

– Я покупаю скрипку за вашу цену, – объявил хозяин магазина.

– Как вам будет угодно, – вежливо ответил корнет Савин, получил деньги и ушел. Разумеется, скрипка ничего общего со Страдивари не имела, и своих элегантных покупателей хозяин больше не видел».

Второе мошенничество уже совсем мелкое, однако по остроумию своему соперничает с выходками Остапа Бендера. Во Владивостоке в ту пору были две сапожные мастерские высшего класса, способные удовлетворить претензии самых богатых и франтоватых офицеров. Корнет Савин зашел в одну из них и заказал пару лакированных сапог по своему рисунку.

Затем он зашел в другую мастерскую и заказал точно такую же пару сапог. С обеими мастерскими он договорился, чтобы заказ был принесен к нему в гостиницу ровно через неделю, только первой мастерской указал время 10:00, а второй – 11:00. Он предупредил, чтобы сапоги были принесены без опозданий.

Все было сделано так, как потребовал заказчик. Ровно через неделю, в 10 часов, мастер принес ему сделанную в первой мастерской пару сапог. Корнет примерил сапоги и нашел, что левый сапог немного жмет.

– Поставьте его на ночь на колодку, – распорядился он, – а утром принесете.

Точь-в-точь такая же беседа произошла у него через час с мастером из второй мастерской. Только на этот раз «жал» правый сапог. Мастер ушел, унося его с собой, а Савин, соединив таким образом пару бесплатных сапог, обулся и покинул гостиницу».

Харбинские похождения

В 1916 г. в Харбине объявился высокий представительный старик с военной выправкой. Он явился к С. А. Макарову, директору громадного универсального магазина «Чурин», и предложил большую партию золотых часов по смехотворно низкой цене.

Он показал образец часов – золотых, с клеймом швейцарской фирмы Павла Буре, а также оплаченный счет, накладную на вагон и свидетельство страховой компании. Осведомившись, куда выгружать часы в случае согласия с ценой, гость попросил аванс. Макаров заказал две чашки чая и, вызвав мальчишку-посыльного, дал тому задание узнать на станции про эти вагоны.

Через три часа, когда Макаров и гость все еще вели переговоры, раздался телефонный звонок. Приказчик рассказал, что справлялся на товарной станции насчет вагона с золотыми часами, и начальник станции обозвал его дураком: вагоны стоят открытые на запасных путях, в них уголь, кирпич, камни. Что касается указанной в документах страховой компании, то она прекратила свое существование восемь лет назад.

Макаров выгнал представительного старика со словами: «Вон! Мыльных пузырей не покупаю. Я вам не американец!» А скоро в русской газете, издаваемой в Харбине, появилось объявление: «Соотечественники! Один тип, который продал Зимний дворец американскому миллионеру, осчастливил своим присутствием наш город. Предлагает вагон золотых часов. Остерегайтесь!»

Последний путь

А в октябре 1916-го газета «Дальний Восток» писала:

«В Харбине задержан известный международный аферист корнет Савин, де Тулуз-Лотрек, именующий себя французским графом, близко знакомым со всеми коронованными особами и министрами.

В последнее время Савин, осужденный за ряд авантюр и подлогов, находился на поселении в Нижнеудинске, откуда бежал и направился через Читу в Маньчжурию. В Харбине был установлен надзор за гостиницами. 6 октября в гостиницу «Гавай» явился господин и занял номер. Утром около гостиницы ему предложили последовать в участок. К чинам полиции задержанный обратился на английском языке и потребовал объяснения, на каком основании арестовали его, американского гражданина. Он был доставлен в сыскное отделение, где ему была предъявлена карточка «корнета Савина». Арестованный сознался, что он действительно корнет Савин».

При обыске у него был найден подложный паспорт на имя Шперлинга. 62-летний граф, как писал «Дальний Восток», был бодр и энергичен, ему нельзя дать более 40 лет.

В начале декабря 1916 г. газета опять вспомнила о корнете: «С последним этапом отправлен в Нижнеудинск задержанный в Харбине корнет Савин. Интересно, между прочим, что он предлагал заграничным изданиям купить у него мемуары за 1 000 000 рублей. Сделка не состоялась».

В конечном итоге Савин попал в тюрьму, откуда был освобожден Александром Керенским и направлен как «офицер конной армии» в Японию, где должен был сообщить якобы имеющийся секретный план Временного правительства для помощи в завершении войны с Германией.

Попав в Японию, обосновался в Осаке как представитель русско-японской фирмы «Такай и Ко», пытался склонить Японию начать военные действия на Дальнем Востоке, чтобы сломить большевистскую власть.

Через Иокогаму в 1918 г. перебрался в Шанхай, где и дожил свой бурный век. Здесь он, в совершенстве и без акцента владея пятью языками, ходил в порт, знакомился с моряками, водил их по злачным местам, рассказывая о себе трогательные истории: яхта затонула в бурю, обокрали китайцы…

Англичане, французы, немцы, итальянцы – все принимали его за земляка и подавали по мере возможности. В портовых кабаках за приведенных двух иностранцев ему наливали стакан водки…

Скончался Савин в Шанхае в нищете от цирроза печени в 1937 г.

Автор -Юрий Уфимцев

Знаменитая танцовщица канкана Ла Гулю (La Goulue) родилась 13 июля 1866 в пригороде Парижа Клиши-ла-Гаренн. Урожденная Луиза Жозефина Вебер. Дочь еврейских выходцев из Эльзаса. Семья сильно нуждалась и в детстве девочке приходилось помогать  своей матери-прачке. С 16 лет Луиза начала посещать окрестные танцевальные залы и дешевые питейные заведения. Довольно быстро приобрела известность благодаря вызывающим и дерзким манерам. Без стеснений пользовалась платьями богатых клиенток, которые они сдавали в стирку ее матери.

Ла Гулю. Начало.

В 1883 попалась на глаза модному живописцу Огюсту Ренуару и позировала ему для картины «La danse a la ville».

По рекомендации журналиста Шарля Дестека брала уроки танцев у хореографа Селесты Мокадор. За деньги охотно снималась обнаженной в студии фотографа Ашиля Дельме.

Довольно быстро к пробивной девушке из предместий пришла известность. В 1889 она получила приглашение владельцев кабаре “Мулен Руж” Ш.Зидлера и Ж.Оллера. Канкан в ее исполнении вызывал бешеный восторг избалованной парижской публики. Во время танца щедро демонстрировала нижние юбки и кружевные панталоны. Другим ее фирменным приемом было сбивание шляпы с головы кавалера высоко задранной ногой. Имела обыкновение  без спроса присаживаться к столикам посетителей и выпивать за чужой счет, за что и получила прозвище Ла Гулю (франц. жадина; обжора).

Анри де Тулуз-Лотрек. Ла Гулю с подругами прибывает в "Мулен Руж". 1892.

Вместе со своей подругой и конкуренткой  Гриль д’Эгу выступала на сценах "Moulin de la galette", "l'Élysée-Montmartre", кафе «Closerie Des Lilas» и др.

Ла Гулю (слева) и Гриль д’Эгу. ок. 1885.

Постоянным партнером Ла Гулю был сын адвоката, бывший виноторговец Жак Реноден, прозванный Валентин Бескостный за поразительную гибкость суставов.

Анри де Тулуз-Лотрек. Танец в "Мулен Руж" (Ла Гулю и Валентин Бескостный).

В 1893 Ла Гулю выступала на открытии знаменитого зала «Олимпия». Вплоть до 1895 она являлась одной из самых известных и высокооплачиваемых артисток кабаре.

На пике славы Ла Гулю решила уйти из “Мулен Руж” и открыть собственное заведение. По ее заказу ее друг художник Анри де Тулуз-Лотрек создал декоративные панели для небольшого ярмарочного павильончика. В нем Ла Гулю выступала с исполнением восточных танцев.

Однако, этот проект не имел успеха и принес значительные финансовые убытки. В декабре 1895 Ла Гулю родила внебрачного ребенка, которого назвали Симон-Виктор. Отец мальчика остался неизвестен, хотя сама Ла Гулю утверждала, что он был князем.

10 мая 1900 заметно утратившая форму и былую привлекательность Ла Гулю вышла замуж за дрессировщика и фокусника Жозефа Дрокслера. Выступала вместе с ним на арене цирка. В январе 1904 прямо во время представления на супругов набросился лев.

Ла Гулю с мужем м сыном. ок 1914.

После этого несчастного случая Ла Гулю отказалась от цирковой карьеры и попыталась вернуться на сцену. Однако, судьба больше не благоволила к ней. Ее муж погиб в окопах Первой мировой войны; в 1923 в возрасте двадцати восьми лет умер сын Симон-Виктор. Ла Гулю сильно бедствовала, злоупотребляла алкоголем и все ниже опускалась по социальной лестнице. В 1928 она вернулась на Монмартр, где начиналась ее блестящая карьера. Теперь она торговала каштанами и сигаретами неподалеку от площади Пигаль.

Ла Гулю. Одна из последних фотографий.

Обрюзгшая и полубольная Ла Гулю умерла почти в полной нищете 30 января 1929. По рассказам, священник, совершавший обряд отпевания, не узнал в ней любимицу парижской богемы и музу А.Тулуз-Лотрека. Первоначально Ла Гулю была похоронена на пригородном кладбище в Пантене. Стараниями почитателей в 1992 ее прах перезахоронен на кладбище Монмартра.

Образ Ла Гулю встречается практически во всех документальных и биографических произведениях, посвященных А.Тулуз-Лотреку. Отечественному читателю наиболее известен роман Анри Перрюшо «Жизнь Тулуз-Лотрека». В беллетризованной форме судьба Ла Гулю отразилась в романах Evane Hanska. «La Romance de la Goulue». 1990; Renée Bonneau. «Danse macabre au Moulin Rouge». Paris, 2007 и др.

COPYRIGHT © Александр Сосновский