Внимание, длиннопост! Запасайтесь печеньками и чаёчком.
15 июля 1975 года на космодроме Байконур стартовал советский космический корабль «Союз-19». Его экипажу, состоявшему из двух опытных космонавтов, предстояло выполнить на орбите операцию, которая не имела аналогов в предшествующей истории, — состыковаться с американским кораблём «Аполлон» и совершить переход на него. У них не было права на ошибку, ведь за полётом внимательно наблюдал весь мир, и от успеха миссии зависело политическое сближение враждующих сверхдержав.
Потерянный модуль
В сентябре 1970 года произошло событие, которое осталось почти без внимания средств массовой информации, хотя при правильной подаче могло стать сенсацией. Экипажу американского ледокола «Саусвинд» (Southwind), зашедшему в порт Мурманска, был передан макет командного модуля космического корабля «Аполлон» (Apollo). После этого ледокол продолжил свой арктический рейс: посетив норвежские Тромсё и Осло, а также датский Копенгаген, он пришёл в британский Портсмунт, где макет сгрузили и переправили в Соединённые Штаты.
До сих пор нет точных сведений о том, как этот макет был потерян и подобран. Западным историкам удалось установить следующее. В интересах космической программы «Сатурн-Аполлон» (Saturn-Apollo) были изготовлены тридцать три так называемых «шаблона» (Boilerplate) серии BP-1200, то есть габаритно-весовых макета командного модуля без оборудования, необходимого при космическом полёте. Они предназначались для разнообразных испытаний, но, прежде всего, для подготовки военных моряков и поисково-спасательных команд ARRS (Aerospace Rescue and Recovery Squadron), которым предстояло подбирать в океане настоящие модули с астронавтами, вернувшимися из космоса. Тренировались на них и сами астронавты, репетируя различные ситуации, которые могли возникнуть после приводнения.
Стоимость каждого макета в зависимости от сложности его технического устройства колебалась от 10 до 15 тысяч долларов. Макет BP-1227, переданный экипажу «Саусвинда», был выпущен в 1967 году и поступил в распоряжение подразделения Atlantic Recovery Force CTF-140, которое базировалось на военно-морской авиабазе в Норфолке (штат Вирджиния). Затем «следы» макета теряются до того момента, когда он был помещён на палубу ледокола.
Макет BP-1227 командного модуля космического корабля Apollo в порту Мурманска; сентябрь 1970 года
Существует множество версий того, кто и при каких обстоятельствах потерял ВР-1227. Однако документы, описывающие инцидент, либо не сохранились, либо пока не найдены. Тем ценнее выглядит свидетельство бывшего моряка Александра Васильевича Андреева. В частности, он рассказывал:
«В июне 1969 года наше судно — производственно-рефрижераторный траулер Мурманского тралового флота «Апатит» — возвращалось с промысла из Южной Атлантики. Шли с полным грузом и перевыполнением плана. Командовал кораблем Герой Социалистического Труда Иван [Тимофеевич] Шаньков. Я был там старшим механиком. Мы проходили в районе Гибралтара, была ясная штилевая погода. После обеда я по традиции прилёг вздремнуть. Лёгкий сон был нарушен креном судна, который был вызван внезапной сменой курса. Поднялся на мостик, чтобы узнать, в чём дело. Вышло так, что вахтенные обнаружили плавающий в океане предмет, и капитан дал команду приблизиться к нему. Через полчаса мы подошли к неизвестной находке. При близком рассмотрении предмет оказался металлической копией американского космического корабля! <…>
Наш капитан решил поднять его на борт. Это был риск! Носовые лебедки трёхтонные, а веса плавающей конструкции мы не знали. К счастью, всё прошло благополучно, и макет космического корабля закрепили на носовой палубе».
Передача макета BP-1227 командного модуля космического корабля Apollo экипажу ледокола Southwind в Мурманске; сентябрь 1970 года. Фотоснимок сделал венгерский журналист Тамаш Фихер, присутствовавший на церемонии
Сопоставляя показания Андреева с общедоступными фактами программы «Сатурн-Аполлон», можно предположить, что ВР-1227 был потерян поисково-спасательной командой, работавшей на военном корабле «Алгол» (USS Algol, AKA-54), во время шторма в конце февраля 1969 года, при подготовке операции эвакуации экипажа космического корабля «Аполлон-9».
После того как траулер «Апатит» доставил макет в СССР, его изучили советские профильные специалисты. Ветеран ракетно-космической отрасли Анатолий Викторович Благов, проектант возвращаемых аппаратов Транспортных кораблей снабжения, свидетельствовал:
«Специалисты ЦКБМ [Центрального конструкторского бюро машиностроения] ездили в Мурманск посмотреть на этот «подарок судьбы»… В общем, это был металлический, очень хорошо сделанный из толстого оцинкованного железа, без следов коррозии, габаритно-весовой макет командного модуля Apollo. Судя по всему, технология изготовления была рассчитана на небольшую серию. К сожалению, до нас дошёл только комплект светового поискового маяка с оригинальной оптической схемой остекления фонаря. Всё было предельно просто… Даже теплозащита никак не имитировалась… Мы себе такого [постройки специальной серии кораблей для морских испытаний] позволить не могли».
В Российском государственном архиве научно-технической документации (РГАНТД) сохранились фрагменты переписки за июнь 1970 года, в ходе которой обсуждался вопрос допуска представителей американского посольства в Мурманск для осмотра макета. Вероятно, именно тогда и было принято решение о передаче его Соединённым Штатам в качестве «жеста доброй воли» и в контексте «потепления» межгосударственных отношений. Сама церемония передачи ВР-1227 состоялась 6 сентября, на ней присутствовали три представителя посольства: Уильям Хэрбен, Франклин Бэббит и Ричард Родниа.
Макет BP-1227 командного модуля космического корабля Apollo на палубе ледокола Southwind; 1970 год
Надо сказать, что это был не первый «жест» такого рода. Ещё раньше, 15 апреля, в период проведения операции по спасению астронавтов терпящего бедствие космического корабля «Аполлон-13», председатель Совета Министров Алексей Николаевич Косыгин послал американскому президенту телеграмму, в которой сообщал, что его правительство сделает всё возможное для оказания помощи, направив в соответствующие районы Тихого океана свои суда. Действительно, к предполагаемому месту приводнения командного модуля «Аполлона-13» выдвинулись корабль измерительного комплекса «Чумикан», теплоходы «Академик Рыкачёв», «Новополоцк» и рыболовецкий траулер 8452.
Хотя поддержка с их стороны в итоге не потребовалась, решительные действия советских властей способствовали увеличению доверия и началу международного сотрудничества в космонавтике, которая до того воспринималась как одна из областей противостояния сверхдержав. Великодушная передача потерянного макета ВР-1227 закрепила наметившийся тренд к политическому сближению.
Вместе на Луну
С того момента, как стало ясно, что Советский Союз не только не уступает, но и опережает Соединённые Штаты в практической космонавтике, американские политики неоднократно поднимали вопрос о необходимости организации совместных научно-исследовательских программ, которые были бы выгодны обеим странам.
Когда в 1958 году было учреждено Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (National Aeronautics and Space Administration, NASA), одной из его задач, записанных в устав (National Aeronautics and Space Act), стала деятельность по привлечению иностранных партнёров к проектам по изучению внеземного пространства — за исключением тех, которые связаны с обороной. Но бюджет NASA напрямую зависел от продолжения соревнования в космосе, поэтому его руководство было не в восторге от перспективы сотрудничества с Советским Союзом. Кроме того, многие специалисты пришли в управление из вооружённых сил и рассматривали происходящее с позиции идеологии Холодной войны, которая в любой момент могла перерасти в «горячую». Наиболее ясно отношение NASA к вопросу выразил его первый руководитель Кейт Гленнан, который рекомендовал президенту Дуайту Эйзенхауэру, планировавшего свой визит в СССР на 1960 год, воздержаться от обсуждения с советскими официальными лицами каких-либо аспектов космического сотрудничества.
Тем не менее, сам президент и другие политики были озабочены ускоряющейся «гонкой» вооружений, поэтому прилагали усилия, чтобы хоть как-то замедлить процесс. В письме председателю Совета Министров Николаю Александровичу Булганину от 15 февраля 1958 года Эйзенхауэр подчёркивал:
«Пришло время покончить с этой опасностью [милитаризации космоса]. Будет настоящей трагедией, если советские лидеры закроют глаза на эту опасность или проявят к ней равнодушие так же, как они, очевидно, не разглядели или проигнорировали десять лет назад атомную и ядерную опасность в самом начале её возникновения».
Советский лидер Никита Сергеевич Хрущёв в ответ связал потенциальное сотрудничество в космосе с требованием разоружения, в первую очередь — ликвидации американских военных баз на иностранной территории. Понятно, что при такой постановке вопроса переговоры сразу зашли в тупик.
Следующую попытку наладить отношения предпринял президент Джон Кеннеди, который рассматривал космос как «зону совместных интересов» США и СССР. Ещё в январе 1961 года в своём первом послании Конгрессу он призвал «все нации, включая и Советский Союз, начать вместе с нами разработку программы предсказания погоды, новой программы спутниковой связи, а также начать сотрудничество в подготовке полётов автоматических зондов на Марс и Венеру». Затем, в феврале, им была учреждена Оперативная группа по международному сотрудничеству в космосе (Task Force on International Cooperation in Space). Она работала до середины апреля, подготовив ряд предложений по вовлечению СССР в американские космические инициативы: от запуска метеорологических спутников до строительства международной посещаемой базы на Луне.
Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущёв пожимает руку американскому президенту Джону Кеннеди в резиденции посольства США в Вене; 3 июня 1961 года
Триумфальный полёт Юрия Гагарина, нанёсший очередной удар по гордости американцев, давал Кеннеди повод обратиться к Хрущёву с поздравительным посланием, в котором он отмечал: «Я искренне желаю, чтобы в своём продолжающемся познании космического пространства наши страны смогли работать вместе на благо всего человечества». Однако в тот период советское руководство не было склонно рассматривать предложения о сотрудничестве: возобладало высокомерие победителей, ведь получалось, что «отсталые» американцы претендуют на часть славы космических первопроходцев. С другой стороны, общественность в Соединённых Штатах и конгрессмены всё сильнее критиковали Кеннеди за его «пассивность» перед лицом успехов СССР. Президенту пришлось отказаться от идеи международной кооперации и в качестве альтернативы предложить амбициозную цель — осуществление высадки американских астронавтов на Луну до конца десятилетия.
Впрочем, ситуация вскоре изменилась: обостряющийся конфликт между Москвой и Пекином вынудил руководство СССР по-новому взглянуть на вопрос взаимодействия с Западом. В декабре 1961 года советские представители в ООН поддержали резолюцию 1721 (XVI) «Международное сотрудничество в использовании космического пространства в мирных целях», а в феврале 1962-го в поздравительной телеграмме по поводу орбитального полёта Джона Гленна на корабле «Меркурий» (Mercury) Хрущёв признавал, что если Советский Союз и США «объединят свои усилия — научно-технические и материальные, для покорения Вселенной, это будет чрезвычайно благоприятно для прогресса науки и будет с радостью воспринято всеми людьми, которые хотели бы видеть, как научные достижения идут на благо человеку, а не служат холодной войне и гонке вооружений».
7 марта Кеннеди отправил Хрущёву письмо, в котором предлагал начать совместную деятельность стран по созданию метеорологических спутников, наземной системы слежения за космическими объектами и общей системы связи, а также по работам в области космической медицины. Хрущёв одобрил инициативу, отказавшись только от идеи совместного слежения: по его мнению, это было бы всё равно, что узаконить доступ «американских шпионов» к секретной информации о советской орбитальной группировке. Список вероятных проектов, предложенных Кеннеди, он дополнил двумя: организация международной службы спасения космонавтов и оформление юридических основ для обеспечения мирного использования космоса.
Обсуждение деталей поручили академику Анатолию Аркадьевичу Благонравову и заместителю администратора NASA Хью Драйдену. В период с марта 1962 по сентябрь 1963 годов прошли пять встреч; результатом стало подписание соглашения о деятельности в области метеорологии, связи и составлении карты магнитного поля Земли. Переговоры омрачил Карибский кризис, а затем инициативу просто «спустили на тормозах». Не помогло даже выступление Кеннеди на 18-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, где он 20 сентября 1963 года прямо призвал СССР присоединиться к организации экспедиции на Луну.
Хрущёв вёл себя непоследовательно, то выступая в поддержку идей Кеннеди, то делая заявления о тотальном превосходстве советской космонавтики, которая не нуждается в партнёрстве с западными странами. Возможно, американский президент, проявив настойчивость, сумел бы довести свой проект до осуществления в каком-то варианте, однако 22 ноября его убили во время поездки в Даллас (штат Техас).
Делегаты 18-й сессии Генассамблеи ООН слушают обращение американского президента Джона Кеннеди; 20 сентября 1963 года
На пути к ЭПАС
Вице-президент Линдон Джонсон, возглавивший страну после смерти Кеннеди, в отличие от предшественника, не был последовательным сторонником сотрудничества с СССР, хотя временами и высказывался в том духе, что не стал бы возражать, прояви советская сторона инициативу. При этом он неоднократно подчёркивал, что считает одной из своих важнейших задач на высоком посту добиться первенства США в космосе. Не способствовала росту взаимопонимания и война во Вьетнаме, которая, по сути, поставила Соединённые Штаты и Советский Союз по разные стороны фронта.
Ситуация начала меняться с приходом к власти Ричарда Никсона в январе 1969 года. К тому времени СССР в целом достиг паритета с США по ядерно-ракетной мощи. Вашингтону пришлось признать, что в международной политике теперь придётся учитывать возможность «взаимного гарантированного уничтожения», поэтому Никсон, чтобы снизить угрозу глобальной войны, выступил с идеей заключить соглашение по ограничению стратегических вооружений. Советский Союз, со своей стороны, тоже нуждался в «разрядке», поскольку для решения накопившихся экономических проблем требовались иностранные инвестиции. 20 октября советский посол Анатолий Фёдорович Добрынин уведомил Никсона, что СССР готов начать переговоры о соглашении.
При этом, конечно, обе стороны учитывали, что своего рода паритет достигнут и в космонавтике: американцы выиграли лунную «гонку», но в истории всё равно оставались «Спутник-1» и Юрий Гагарин. Ко всему прочему, Леонид Ильич Брежнев 22 октября заявил, что приоритетом советской космической программы становится создание долговременных орбитальных станций (ДОС). В этом контексте американские политики опять заговорили о необходимости вовлечь СССР в перспективные проекты. Например, в ноябре в Конгрессе активно обсуждался вопрос о международном сотрудничестве в космосе, причём прозвучала резкая критика в адрес предыдущей администрации, которая не сделала ничего, чтобы пригласить Советы к участию в программе «Аполлон».
В то же самое время Томас Пейн, третий руководитель NASA, который полагал, что время для сотрудничества наступило, пытался расширять контакты с советскими коллегами. Он посылал письма академикам Мстиславу Келдышу и Анатолию Благонравову с предложениями поучаствовать в мероприятиях NASA. Однако те либо не отвечали, либо отделывались общими фразами.
Признаки изменения отношения к вопросу наметились только в апреле 1970 года, после успешного возвращения экипажа «Аполлона-13» на Землю. Выступая на 2-м Национальном совещании по проблемам упрочения мира, проходившем в Нью-Йорке, вице-президент Академии Наук СССР Михаил Дмитриевич Миллионщиков заявил, что СССР и США должны начать переговоры о сотрудничестве в космосе: к примеру, необходимо подумать о создании международной спасательной системы для оказания помощи космонавтам и астронавтам, оказавшимся в аварийной ситуации вне Земли.
26 октября в Москве состоялась встреча советских и американских специалистов по ракетно-космической технике для того, чтобы обсудить возможные проекты. Именно в то время родилась идея провести совместный полёт космических кораблей «Союз» и «Аполлон». Доктор технических наук Владимир Сергеевич Сыромятников, участвовавший во встрече, вспоминал:
«Шестеро американцев — Роберт Гилрут, Глен Ланни, Кэдвелл Джонсон, Джордж Харди, Арнольд Фраткин (все из НАСА) и Г. Крамер (переводчик из Госдепа) — прибыли в Москву 24 октября 1970 года, в субботу, во второй половине дня. Как позднее рассказал мне будущий коллега, перед отъездом их инструктировали вашингтонские чиновники, и настрой американцев был очень пессимистичным. Однако Джордж Лоу, действующий администратор НАСА, дал своим установку искать пути договориться с Советами.
Как полагалось, с нами тоже провели пару бесед в нашем министерстве и совете «Интеркосмос». В пятницу, после собеседования, мы, три технаря — [Константин Петрович] Феоктистов, [Владислав Владимирович] Сусленников и я — по пути домой ужиная в Доме учёных, решились на сговор: делать всё, чтобы договориться. Таким образом, ничего не зная о будущих партнёрах, мы настроили себя на тот же лад. <…>
На всякий случай, чтобы не упустить оперативную информацию, нашей делегации придали подкрепление — офицера госбезопасности Лаврова, крепкого, опытного на вид человека. <…>
Вопреки прогнозам вашингтонских инструкторов из Госдепа, Пентагона и ЦРУ, в аэропорту «Шереметьево» делегации устроили тёплый прием. Академик [Борис Николаевич] Петров и космонавт Феоктистов проводили гостей в гостиницу «Россия», а после торжественного обеда организовали экскурсию по Москве.
На следующий день, в воскресенье, американцев отвезли в Звёздный и показали им Центр подготовки космонавтов — ЦПК. Это тоже был знак доброй воли. Во время экскурсии насавцы впервые познакомились с макетами и тренажёрами «Союза». <…>
В самой первой встрече было очень много интересного и примечательного. Ланни сделал обзорный доклад о средствах сближения корабля «Аполлон» и операциях на орбите. Харди из Центра Маршалла осветил те же разделы применительно к космической станции «Скайлэб», которая в те годы готовилась под эгидой этого насавского центра.
Мой будущий коллега Джонсон коротко описал стыковочные устройства, которые использовались в программах «Джемини» и «Аполлон». Остановившись на их достоинствах и недостатках, он изложил новую концепцию, которую НАСА рекомендовало для будущих разработок. Тогда впервые мы услышали незнакомый нам термин: «периферийный андрогинный стыковочный агрегат», периферийный — потому что все его механизмы располагались по периферии переходного тоннеля. <…>
Феоктистов рассказал о корабле «Союз», принципах и систем ах, которые обеспечили его сближение и стыковку на орбите. Сусленников более детально описал радиолокатор «Игла» — основную систему, измерявшую параметры относительного движения кораблей в космосе.
В моём докладе были представлены оба стыковочных устройства с механизмами «штырь-конус»: и то, которое летало, и то, которое только готовилось к стыковке. <…>
Помню живую реакцию американцев, особенно Джонсона, задавшего с характерной для него краткостью несколько вопросов по существу, например, как обеспечивается выравнивание по крену после сцепки, как состыковать электрические разъёмы. Последующие четыре года нам пришлось работать вместе над новой конструкцией. <…>
В подписанном на следующий день итоговом документе «Summary of Results» суммировались результаты встречи, подтверждалось намерение начать совместную программу. В качестве одной из главных ставилась задача в ближайшем будущем создать совместимые средства сближения и стыковки для советских и американских космических кораблей. Хотя задачу тогда сформулировали в общем виде, пока без привязок к конкретному проекту, открывалась хорошая перспектива. Была намечена работа над созданием совместных средств сближения и универсальных стыковочных устройств, а впереди маячила ещё более заманчивая перспектива совместного полёта со стыковкой.
Были организованы три рабочих группы (РГ): проектная — РГ1, по средствам сближения — РГ2 и по стыковочному устройству — РГ3, составившие тот организационный костяк, на основе которого в последующие годы строился совместный проект».
Тому, что специалисты сразу перешли к обсуждению технических деталей стыковки, не приходится удивляться. Корабли «Союз» и «Аполлон» сами по себе были к тому времени достаточно отработаны, однако изначально они создавались как независимые комплексы, поэтому в первую очередь следовало подумать о совместимости.
Проект получил одобрение руководства обеих стран. 25 февраля 1971 года президент Никсон в послании к Конгрессу под названием «Внешняя политика США на 1970-е годы: строить мир» (U.S. Foreign Policy for the 1970’s Building for Peace) заявил:
«Я также поручил НАСА предпринять все усилия для расширения нашего сотрудничества в космосе с Советским Союзом. Здесь уже наметился прогресс. Вместе с советскими учёными и инженерами мы определили пути проектирования совместимых стыковочных систем.
В январе мы достигли предварительного соглашения с Советским Союзом, которое может стать основой для установления куда более широкого сотрудничества между нами в области космоса. Я предписал НАСА и Государственному департаменту отнестись к решению этой перспективной задачи со всей серьёзностью».
24 мая 1972 года президент, будучи в Москве, подписал вместе с Алексеем Косыгиным подготовленное «Соглашение о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях». В статье 3 этого документа говорилось:
«Стороны договорились о проведении работ по созданию совместимых средств сближения и стыковки советских и американских пилотируемых космических кораблей и станций с целью повышения безопасности полётов человека в космос и обеспечения возможности осуществления в дальнейшем совместных научных экспериментов. Первый экспериментальный полёт для испытания таких средств, предусматривающий стыковку советского космического корабля типа «Союз» и американского космического корабля типа «Аполлон» с взаимным переходом космонавтов, намечено провести в течение 1975 года».
Американский президент Ричард Никсон и председатель Совета Министров Алексей Косыгин подписывают «Соглашение между СССР и США о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях»; 24 мая 1972 года
roscosmos.ru
Таким образом, сроки выполнения миссии, получившей название Экспериментальный полёт «Аполлон-Союз» (ЭПАС), были жёстко определены. Решение проблемы обеспечения технической совместимости двух космических систем перешло в стадию проектирования. В NASA ею занимались две группы: Кэдуэлла Джонсона и Рене Берглунда. Они подготовили несколько вариантов стыковки кораблей, в том числе с использованием проверенных в деле механизмов. При этом предлагались различные виды адаптеров: от самого простого, устанавливаемого в переходном тоннеле «Союза» в виде приёмного конуса, до небольшого промежуточного модуля, представляющего собой отдельный комплекс.
Последний вариант выглядел привлекательнее и реальнее остальных: он обеспечивал совместимость стыковочных механизмов и значительно упрощал переход космонавтов между кораблями, атмосферы которых существенно различались (чисто кислородная среда с давлением 260 мм рт.ст. в «Аполлонах» и кислородно-азотная смесь с давлением 760 мм рт.ст. в «Союзах»). Герметичный модуль-адаптер, позволявший изменять внутреннюю атмосферу, предполагалось с обеих сторон снабдить двумя приёмными конусами: с одной — как на американской лунном модуле, с другой — как на стыковочном агрегате для советской орбитальной станции «Салют». Его собирались установить на ракете-носителе «Сатурн», в переходнике под кораблем «Аполлон», который отделялся от последней ступени и, развернувшись, стыковался к адаптеру, после чего ступень отбрасывалась окончательно. Дополнительно, для будущих вариантов сотрудничества, американцы рассматривали возможность стыковки корабля «Союз» с космической станцией «Скайлэб-2» (Skylab 2).
Ранние варианты адаптеров (переходных отсеков) для стыковки космических кораблей «Союз» и «Аполлон». Иллюстрация из книги Владимира Сыромятникова «100 рассказов о стыковке…» (2003)
Изучив американские предложения, советские проектанты одобрили вариант с модулем-адаптером, но отвергли два приёмных конуса. Им больше нравилась идея андрогинного периферийного агрегата стыковки (АПАС), которая обсуждалась ещё при первой встрече специалистов. Владимир Сыромятников писал в мемуарах:
«По греческой мифологии андрогины были двуполыми существами. Первым андрогином, согласно легенде, стал Гермафродит — сын Гермеса и Афродиты, обращённый в двуполое существо по просьбе нимфы Салмакиды.
Можно сказать, что наши будущие андрогинные конструкции оказались благородного происхождения. Они пришли на смену привычным для всех двуполым прототипам, которых американцы так и называли «male and female» (самец и самка), а мы — ласково: «папа — мама». <…>
Чем всё-таки привлекла андрогинность, что заставило разрабатывать новые, можно сказать, вычурные механизмы? <…> Почему Джонсон привез в Москву андрогинные конфигурации? Почему эти идеи постепенно захватили умы многих конструкторов, и они создали андрогинные агрегаты? Почему после ЭПАСа мы сохранили приверженность этим идеям, развили их и продвинули на новый уровень?
Наряду с субъективной привлекательностью наверняка были веские объективные причины для формирования столь устойчивой тенденции, тем более что осуществить красивую идею было совсем не просто. АПАС оказался крепким орешком для его создателей. Действительно, как выражаются американцы, надо было «сильно почувствовать необходимость», чтобы встать на такой сложный и длинный путь, тем более в обеих странах имелись отработанные и проверенные в космосе стыковочные устройства.
Позднее Джонсон шутил, приводя совсем другие соображения, по которым специалисты отказались от конструкций типа «штырь-конус», или «male-and-female»: почему-то ни одна страна не хотела играть роль female в космосе, на виду у всего остального мира.
Кто знает, что-то здесь, видимо, было. Ведь позднее, развивая шутку, мы стали говорить: андрогины — это когда оба сверху. <…>
Как и агрегаты штырь-конус, АПАСы стали создавать в виде автономного узла. Такая техническая политика целиком оправдала себя и на этот раз. Основой нового агрегата стал стыковочный шпангоут, похожий на тот, который сконструировали для «Союза»-«Салюта» и успешно испытали <…>. Андрогинность этого шпангоута прекрасно вписалась в новую концепцию. Его размеры требовалось немного уменьшить, чтобы разместить кольцо с лепестками, однако это, как говорится, было делом техники.
Если сомнений и принципиальных проблем со стыковочным шпангоутом не предвиделось, то вторую часть будущего АПАСа, его стыковочный механизм требовалось спроектировать практически заново, скомпоновать и сделать андрогинным. <…> Рабочим элементом нового механизма стало кольцо с направляющими и конфигурация, которую американцы привезли в Москву осенью 70-го».
Советские и американские специалисты осматривают модель андрогинного периферийного агрегата стыковки (АПАС). Фотоархив ЦНИИМаш
roscosmos.ru
Схема стыковочного модуля-адаптера (переходного отсека) для Экспериментального полёта «Аполлон-Союз» (ЭПАС). РГАНТД. Ф. 6, оп. 1, д. 1
vystavki.rgantd.ru
8 августа 1972 года министр общего машиностроения Сергей Александрович Афанасьев, руководивший ракетно-космической отраслью, подписал приказ №259, в котором был окончательно утверждён вариант стыковки с помощью АПАС. Кроме того, в нём указывалось, что экспериментальный полёт должен состояться не позднее середины 1975 года. Головной организацией по подготовке космического корабля, получившего обозначение 7К-ТМ («Союз-М», 11Ф615А12), было определено Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения (ЦКБЭМ), а ответственными лицами — главный конструктор Василий Павлович Мишин и технический директор проекта Константин Давыдович Бушуев.
Основные элементы андрогинного периферийного агрегата стыковки (АПАС). РГАНТД. Ф. 6, оп. 1, д. 1 vystavki.rgantd.ru
Продолжение следует
Источник