Вот собрался ты, например, на прогулку в горы. Ну, вот пригласили тебя, хоть не очень то и хотелось. Ну, патамушта дзевочги. Красивыи дзевачги, сссука, такии карсивыи. И ты как-то сразу подзабыл, что приехал исключительно греть жопу на пляже загореть и отдохнуть.
Дзевочги решили , что горы – это класс! И мы компанией пойдем на вершину по тропе, патамушта там есть обзорная площадка, и весь город как на ладони, и залив, и вапще - чудесный вид.
Ты вполне резонно намекаешь, что тебе и отсюда видно все очинь даже нихуёво хорошо. Дзевачги вазмущаюцоо тваиму нижеланию видеть вид.Тебе немношка ниудобно, и ты гаваришь что любишь видеть виды, и дажи очинь. Но на вершину можно доехать на автобусе, или тачку взять – прям к смотровой площадке! Дзевачги вазмущены дапридела. Это только полные лохи поедут на автобусе, когда есть тропа – говорят они. И смотрят с укором, а сафсем ни с любовью как вчера на пляже, когда ты на закате перебирал струны гитары.
- Это так романтично! ,– говорят они.
И в вазмушённом взгляде читаицо, что для них ты больше ты не романтег, а скорее унылое говно, ну или близко к этому. Очинь , блеать, близко. Это пичально.
Ты хочешь категорически возразить, что ты романтег пиздец какой очинь романтег, даже слишком. Но не дурак же! А умный в гору не пойдет. А возьмёт да и поедет себе, хYли.
Но тут на помощь дзевочгам приходят посоны, и тожи говорят, что это класс и романтИк, и тожи смотрят на тибя типа вазмусчоно, хоть и апасаюццо. Ольпенисты, ёпть.
А Петя, конкретно ни к кому не обращаясь, заявляет, что если кто боиццо – то может и не итти. Услышав это, ты выискиваешь его взглядом, дабы поставить в известность, что сейчас ни кто нить абстрактный, а вполне себе конкретный мудак излишне говорливый парень Петя очень даже может допестецо и схлопотать па ибальнегу испытать приступ недомогания и вынужден будет откланяться – ибо истории достоверно известны такие случаи.
Но натыкаешься взглядом на сись дзевочег и, внезапно для себя, соглашаешься итти на встречу видам. Дзевачги рады, дзевачги смиюцо, похлопывают тебя по плечу и просят нибаяцо.
- Фсё будит харашо! - говорят они.
- Этажи ни скалолазание, а простая прогулка! – говорят они.
- По хоженой, хорошо известной тропе – низоблудешся! - говорят они убидительна.
У них, оказываицо, даже есть проводник из местных абхазов, который обещал показать тропу. Это пачимута не всиляет аптемизм, но ты предпочитаешь больше не пиздеть тактично промолчать.
И Виталег рад, по тому, что он наивно полагает, ты возьмёшь с собой гитару. Он почему-то уверен, что ты, блеать, всю жизнь только об этом и мечтал, ога. Он начинает грезить предстоящим походом и страстно, с чувством, рассказывать, как мы будем стоять на вершине горы, обдуваемые всеми ветрами, пить коньяк и песней славить любовь и буйство природы!
Воодушевлённый грезами, он ищет их отражение в твоих глаза - но почему то не находит.
В твоих глазах он почему-то видит лишь одинокую, всеми забытую могилку на вершине той самой горы. И читает своё имя на тяжелом каменном кресте, обдуваемом теми самыми ветрами. Охуев нимало удивившись сему видению , он прерывает свою пламенную речь на полуслове. К счастью, девочки чем-то отвлеклись и не услышали про гитару, чему ты несказанно рад.
Тебя и так терзают смутные сомнения.
И не из-за тропы – ты опытный турист и тебе похуй не чего бояться. Но вот компания…
Все вы познакомились с друг другом всего три дня назад. И твои новые знакомые, в общем-то, классные ребята. Но, одно дело - дружно ваяться на белом песочке и дурачится в набегающих солёных волнах днем, и так же дружно бухать чуть не всю ночь напролет; и совсем другое дело – поход. Пусть даже по хоженой и хорошо известной тропе.
Ты сильно подозреваешь, что никто из мальчегов в поход дальше чем в ларек за пивом не ходил. И не то, что горы, а даже родную тайгу видел наверняка только по телевизору. Пра дзевачег и говорить нечего – такими ножками по тайге не ходят.
Такими ножками…Такие ножки! Эх, эти бы ножки, да… тут ты волевым усилием сгоняиш с леца пахатливо-мичтатильнае выражение, патамушта замичаишь что все косяцо снидаумением - пачиму это от одной мысли о походе тебя так растаращило? - и возвращаешься в суровую реальность.
Ты уже начинаешь немного жалеть об этом мимолётном знакомстве.
Хоть это и не имеет смысла – вы просто не могли не познакомиться. По тому, что вы тут одни такие. Потому, что тут все черные от солнца, ну или сильно смуглые, или пусть даже не сильно. Бл@ть, пусть даже совсем не смуглые - пусть даже белые! Но только вы белые-белые, как молоко, по тому, что прилетели сюда из этих своих Сургутов и Нижневартовсков в куртках, хоть и лето.
По тому, что все отдыхающие нежатся на солнышке, и только вы предпочитаете загорать в тени кипарисов, дабы не охуеть не заработать солнечный удар и не выпускаете бутылку воды из рук.
Потому что только от вас на в ужосе удирает мороженщик, заслышав ваш крик, а вы несётесь следом размахивая руками. Он нидогадалсо, что это не дикий кровожадный рык, а выражением неистового восторга, что вам просто ужасно жарко и вы безумно рады его видеть, а по тому улепётывает весьма стремительно, сволочь. И, наконец поймав, вы долго его успокаиваете, убеждая, что вы хотите всего лишь мороженного, а вовсе не жестоко убить его и съесть, как он почему-то решил. Он, вроде бы, наконец, успокаивается. Но, уходя, вы видите в его глазах следы пережитого ужаса и твёрдую уверенность в необходимости срочно сменить профессию.
Короче, вы тут такие одни, и вы, конечно, не можете друг друга не узнать и не познакомиться.
Утром ты радуешься, что вчера все наебенились в хламину выпили немногим больше обычного, и никто, кроме вас, не проснулся и так и не собрался в поход, и довольный, идешь купацо.
К обеду радость рассеивается – оказываиццо, фсе наконец собрались. Ты хочешь послать всех нахер, по тому что только последние мудаки просрав проспав такое чудесное, свежее утро могут собраться идти в гору в самую жару, но тебя все уже ждут. И ты спускаешься из номера посмотреть на ольпенистов, и сразу понимаешь, что вчера ты не ашипся – дзевочги собрались на штурм горы в топиках, трусиках шортиках и сандаликах. Посоны тоже в шортах и сандалях, а идиот легкомысленный Петя ваще в пляжных сланцах. Ты в кроссовках, свободных джинсах и плотной рубахе выглядишь среди них как полный дебил – ты видишь это по их улыбкам. Но ты не разделяешь всеобщей радости. Тебе хочется взять и уебать подарить справочник о кавказской флоре и фауне каждому, а потом пойти спать дальше. Но смуглый абхаз уже командует вперёд, да и справочников по близости ты не замечаешь, и приходицо идти.
Вы долго идёте, и все почему-то не вверх, и никак не выйдете к тропе. И наконец, попадаете в какой-то пригородный аул, и все аборигены собираются вокруг, и долго и внимательно вас рассматривают. И вы все стоите в окружении толпы, охуевшие в недоумении от происходящего, так как ни слова не понимаете. И просите проводника перевести, что ему сказали. Он с удовольствием переводит – ему сказали, что они знали, что люди бывают белые, но никогда бы не поверили, что люди бывают настолько белые, если бы не увидели своими глазами. Оказываицо, хитрожопый хитроумный проводник специально дал не малый крюк и завел вас в свой аул показать землякам, морда тряпошная. Они ему, вишь ли, на слово не поверили.
Ему сказали, что если нас отвести на снежную вершину, полностью раздеть и положить на снег, то на снегу нас не будет видно. Идея с вершиной тебе явно не нравицо - хуяссе перфоманс.
Проводник весло скалится, дожидаясь от тебя ответной улыбки. Видимо, он полагает, что ты вместе с ним должен гордится его сообразительности и своей белизне. Но вместо улыпки ты вежливо намекаешь ему, что если сейчас вы не отправитесь прямиком к тропе, то заманивать на потеху землякам наивных туристов он больше долго не сможет, патамушта скакать по горам на сломанной ноге ему будет не просто - и улыбка покидает его. Проникнувшись услышанным, он наконец-то ведет вас к намеченному маршруту. И вот, наконец, вы подошли к тропе.
Ты командуешь привал – похоже, все уже устали. Но ты командуешь совсем не по этому – на обочине у самой кромки дороги, ты увидел гранатовое дерево. И ты стоишь и смотришь на гранат как долбаеб как ребёнок на новогоднюю ёлку, патамушта ты вырос в тайге, а там гранаты не растут, а очинь даже на оборот - кедры и ягель. Но всем похуй остальным не интересно. Тут высяняется, что проводник дальше не пойдет – он обещал показать тропу, а вести по ней нинанималсо. По глазам своих друзей ты понимаешь, что все уже рады бы повернуть обратно. Но тут уже ты думаешь, что хрен вы у меня теперь повернёте назад - что я, зря столько топал? Вы же мечтали о незабываемых видах – почему вы не любуетесь гранатом? Ты берешь свою сумку, перекидываешь через плечо и идешь вверх по тропе. Остальные нехотя плетутся следом.
Сумка через плечо только у тебя, у мальчиков же большие пакеты, в которых звенят бутылки с пивом. Правда, пакеты заметно полегчали – посоны видимо решили, что тащить пиво в себе будет много легче, и теперь по очереди орошают местную флору.
У дзевачег тоже полные руки пакетов непонятно с чем, и меньше они не становятся, хоть свой запас воды они уже выпили – а вы не прошли ещё и полпути. Конечно, дзевачги брали с собой сладкую газировку, наивные, и теперь умирают от жажды. Мальчеги галантно предлагают им тёплое пиво, но ты довольно бесцеремонно указываешь дзевочгам на то обстоятельство, что, в отличие от мальчегов, им придется присесть, а для этого надо будет сойти с тропы, а тут и змеи встречаются. О змеях, они, конечно, ничего не знали, а знали только о шакалах, и только то, что на Кавказе они не ядовитые. Но не по тому, что читали «Двенадцать стульев», а по тому, что это ты им вчера рассказал.
Ты достаешь из своей сумки минералку и отдаешь девочкам. И кратко отклоняешь предложение мальчегов поменяться на пиво. Мальчеги хмурятся, а девочки смотрят на тебя с обожанием. Руки у тебя свободные, и ты забираешь у девочек все их пакеты, и после этого они готовы тебя расцеловать, и, может быть даже и не только, патамушта все – пид@р@сы, а ты – мушкетёр.
Все давно уже с завистью косились на твои джинсы, по тому, что исцарапались в кровь о колючие кусты, а после упоминания о змеях, косятся и на кроссовки. И больше всех, конечно, Петя, который давно растер пальцы сланцами в кровь, да ещё и умудрился один порвать, и теперь ежеминутно жалицо и проклинает поход.
Но ты никого не слушаешь, ты упрямо идешь в верх по тропе, и взбодрившиеся девочки семенят за тобой, а посоны уныло гребут сзади, допивая пиво. И часика через три ты выводишь свою компанию к смотровой площадке.
Радости нет предела! И ты не знаешь, чему твои друзья больше радуются – великолепным видам, открывающимся с площадки, или тому, что их мучения, наконец, закончились. Ты лично очень рад, что по дороге никто не окочурился.
Девочки начинают нехотя вытаскивать содержимое пакетов. Оказываицо там слатики хуятики, котлетки хуетки , пледики хуедики и ещё бог весть что хуешто. Всё давно прокисло, помялось и протекло. Но есть всё равно никто не хочет, по тому всем жарко и все выбились из сил. И пледики не нужны, по тому что на площадке есть удобные скамейки. Неимоверным усилием воли ты подавляешь в себе желание скинуть в пропасть все эти пакетики (вместе с девочками) и достаешь из сумки бутылку коньяка и коробку местных сладостей. Выпив по несколько глоточков бодрящего напитка, все приходят в великолепное расположение духа и любуются видами.
А вид действительно чудесный…
Далеко внизу раскинулся прекрасный южный город, охватывая подкову бухты. Прогулочные яхты и круизные лайнеры скользят по лазурным водам залива. Седые вершины Кавказа теряются в облаках, кое-где на уступах видны горные аулы. А в стороне, за глубоким ущельем, внизу раскинулась чудная изумрудная долина, и …и тут Петя паскуда этакая отвлекает тебя.
Отломив веточку от придорожного кустика и зажав её зубами,встав в позу, он картинно развел руки, типо: «Эх, красота!» И, с высокомерной улыпкой ,заивляит, што вот и дошли, хоть некоторые из нас вчера и ныли и не хотели итти. И смотрит на тебя , канешна.
Дзевачги, глянув на него, презрительно фыркают. А ты, вместо того что бы дать этому мудаку по ипальнику наставить юношу на путь истинный, советуешь выплюнуть веточку, по тому как на Кавказе ядовитых растений чуть более чем дохуя двести видов.
И злорадно наблюдаешь, как вытягивается Петина рожа, как он начинает плеваться и искать, чем бы прополоскать рот – а вода и коньяк есть только у тебя, и придется просить – и хватается за сердце, прислушивается к себе. Конечно, ты даешь ему воды, и коньяка, и пока он лихорадочно пытается себя реанимировать, а ты внимательно рассматриваешь веточку, а потом заявляешь, что он совершенно зря поднял шум – этот кустарник не ядовит.
Конечно, ты знал об этом с самого начала, но Петя-то не знал. Дзевочги с презрением смотрят на Петю, Петя злобно смотрит на тебя а ты задумчиво смотришь в даль (про себя покатываясь от смеха – ну как можно было отказать себе в таком удовольствии?)
Все дружно просят тебя налить ещё коньячка, и ты, конечно, наливаешь, но (не упускать же случай!) просишь особо не увлекаться, по тому, как стоит сохранить силы и на обратный путь.
И наблюдаешь, как быстро всеобщее благодушие и веселье сменяется тоской и отчаянием. Что бы дальше не мучить своих друзей (пошутили – и хватит!) и предотвратить массовое самоубийство ты, как бы нехотя, высказываешь мысль о том, что может быть, конечно, стоило бы спустится вниз на автобусе - но только по тому, что дзевочгам просто необходимо срочно искупать оцарапанные ножки в солёной водичке. И если никто не против…
Как ни странно - никто не против. Все восхищаются твоими находчивостью и здравомыслием, и, подхватив пакеты, несутся к автобусной остановке.
А вечером на закате ты перебираешь струны гитары, и все дзевочги томно смотрят только на тебя, и жмуться только к тебе. Потому, что все - пид@р@сы – а ты – мушкетёр.
И это справедливо. И это, сссука, радует.
Дзевочги, не ходите в горы. Умный в гору не пойдет.
Я – дурак, мне – можно, не берите с меня пример.
А уж если очинь хочиццо – убедитесь, что рядом с вами мушкетёр.
© Виктор Жиганцев
P.s бонус в комментариях
