Самым важным событием в моей жизни было увольнение.
Меня с позором выгнали с замечательной работы.
(Показательно дали волшебного пенделя)
Почти пятнадцать лет жизни я отсидела на одном месте.
Нет, не в тюрьме – на работе.
Спустя много лет мне трудно объяснить самой себе и окружающим, что я делала на этой работе, зачем она вообще и почему я высиживала рабочие часы целых пятнадцать лет.
Это была самая почетная и высокооплачиваемая работа из всех возможных в тринадцатитысячном райцентре. И называлась она креативно – «госслужба». Мундира, правда, не давали, все ходили в своём – но, с дресс-кодом: джинсы с дырками и платья с вырезом на самом красивом месте – нельзя. Белый/светлый верх и тёмный низ.
Трудовой коллектив на моей работе состоял из тёток (не из женщин или дам и тем более не из девушек!), именно из тёток, от тридцати пяти до бесконечности. Почему до бесконечности? Потому, что этот редкий вид специалистов умирал на рабочем месте, спустя много лет после выхода в отставку. Выход в отставку совсем не значит уход домой к внукам и огородику, это - назначение пенсии. После этого тётки начинали получать и пенсию, и зарплату.
В тётку в районном центре девушка начинает превращаться сразу после замужества лет в двадцать-двадцать пять. Метаморфоза длится недолго: от года до трёх; за этот период выражение лица становится гордо-брезгливым, фигура (если была) округляется, интересы – отмирают. Появляется непреодолимая тяга к консервированию и выпечке, просмотру сериалов под семечки, остро начинает интересовать чужая личная жизнь.
Тётки-коллеги были замужними, детистыми и уважаемыми матронами, фундаментом общества. Практически все имели одну-единственную запись в трудовой книжке и этим было принято гордиться, так же как и единственным браком.
Я с теплотой вспоминала этих коллег долгие годы – пока более яркие личности-коллеги не вытеснили их из памяти.
Чем я занималась на работе? Если не считать чаепитий и разговоров о событиях в районе, обсуждении теленовостей, обмена рецептами аджик?
Даже затрудняюсь вспомнить. Ничем, как и остальные.
Каждый месяц, каждый, был некий отчёт – в строчки ставили циферки и отправляли наверх. Он должен был пойти! Куда и как пойти – не мог объяснить даже бессменный главный бухгалтер. Главное, чтобы сверху не звонили и не задавали вопросов - тогда «отчёт пошёл». Первую половину месяца к отчету готовились и сводили, вторую – обсуждали пережитые тяготы с отчётом. По-моему, всё.
Платили за работу по-царски – двести долларов. Регулярно – два раза в месяц, как часы. Давали пособие на оздоровление к отпуску в размере оклада и два бесплатных корпоратива в году: День Финансиста и День Рождения Начальника. День Финансиста проводили на лоне природы – оно было повсюду, только сойди с центральной асфальтированной площади; День Рождения Начальника – наоборот, на центральной площади – в главной столовой города с названием «Ресторан», где предупреждённый загодя персонал которого готовил особые, мясосодержащие котлеты и стругал «Оливье».
Незабвенным майским днём, когда тётки-коллеги уже отпили утреннего чая/кофе с глазированными сырками и домашней выпечкой, рассказали друг другу приснившиеся сны, обменялись ужасающими подробностями пожара в доме номер восемь на улице Ленина, пожаловались на старых жаб-свекровей и этого-козла мужа, но, к имитации деятельности ещё не приступили – это где-то около десяти часов утра – меня неожиданно вызвала начальница. В кабинет, через секретаря.
Обращаясь по имени-отчеству и на «вы» (крайне плохой знак в тесном коллективе райцентровых госсужащих!) мой неизменный руководитель на протяжении всей жизни, великая Елена Владимировна, сообщила:
- У ВАС истекает контракт! Последний рабочий день NN.NN., и учитывая ВАШ поступок продлять я его не намерена. ВЫ поняли?
Затрудняюсь вспомнить: когда я ещё так сильно испугалась в жизни?
Наверное, в Москве, когда у меня спёрли кошелёк с наличностью в метро, и мне пришлось сутки просить на вокзале подаяния на обратный билет в Зажопинск.
Никакой другой работы в городе не было. Никакой.
Ранее сокращённая госслужащая Люда (повздорила со своим начальником – попала под сокращение) помыкавшись по немногочисленным работодателям райцентра полностью спилась за три месяца.
События свежего майского утра вызвали у меня недельный ступор и крайне глубокую депрессию. Есть, спать и разговаривать - я не могла, могла только курить.
За месяц до незабываемого вызова в кабинет к руководителю я совершила ужасный поступок.
Я попросила у главы района дать мне Бухаловку.
Бухаловка (ударение на первый слог, а не туда, куда хочется поставить по логике) – самый отдалённый сельский совет райцентра, *опа района, в сорока километрах от асфальта и цивилизации.
Бухаловка была без власти уже два месяца.
Предыдущий председатель сельсовета Володя, в прошлом бывший Бухаловский участковый (на пенсии), допился до «белочки», и даже пролечившись не мог исполнять административных функций, боялся. Из местных жителей выбрать новую власть глава района – затруднялся, из городских же – добром никто не шёл. Справки о составе семьи временно выписывал секретарь совета – бабулька 1939 года рождения, руководить было некому.
Стронциевое облако в 1986 году практически целиком осело на шесть из девяти деревень Бухаловского сельского совета. В эпоху Великого Чернобыльского Переселения все желающие из этих деревень получили жильё и работу в любой точке Советского Союза. Остались только те, кто не мог ничего желать. И самосёлы – возвратившиеся из больших городов бабки/дедки, решившие умирать на радиоактивной родине, романская диаспора и просто люди без документов.
Колхоз – СПК «Бухаловский» дышал на ладан, хотя по документам сеял-пахал и растил скот ударными темпами, школа на 47 учеников давала не полное среднее образование – в выпускном, девятом классе училось четверо. В общем – широкое поле деятельности для председателя сельсовета.
Занять в жизни себя мне было совершенно нечем.
Карьерно расти на нынешней работе – было невозможно, чин и класс присваивались только к юбилеям, до которых мне было как до неба. Учиться, к сожалению, нечему и незачем. «Доярку из Хацапетовки» и «Катину любовь» не смотреть, не обсуждать я не могла, ни с семечками, ни без.
Я была в разводе – это препятствовало выходу в свет (гости, родины-крестины, свадьбы) и общению, каждая уважающая себя мужняя тётка видела во мне живую угрозу крепкой семейной ячейке и претендентку на её козла-мужа.
Увлечься хоть чем-то кроме огородов и консервирования взращенного было совершенно невозможно. Нечем!
И я, поразмыслив, решила взять убогую Бухаловку – буду занята и разница в зарплате сто долларов, служебный «Жигуль» с лимитом в две тысячи километров.
Оскорблённая предательским прошением у главы района Бухаловки моя великая начальница Елена Владимировна не продлила мой контракт.
Только благодаря ей я там, где я есть сейчас.
Благодаря вам, Елена Владимировна, у меня есть ремесло: нужное и важное – я кормлю людей. И мне не стыдно за сотворённый моими руками бизнес-ланч за сто двадцать рублей на одной работе или за отпеченный багет, на второй работе. И я всегда могу сказать, что я делала в течении смены – я была занята, работала, вот результаты. И если что-то где-то меня не устроит, я перейду дорогу и найду новую работу – моё ремесло международное и всегда меня прокормит. И учиться новому здесь можно бесконечно.
Я хожу за провизией (и просто так) на интереснейший Удельный рынок, кормлю уток багетом из пекарни Вольчека в Парке Победы, езжу в выходной на чудесный Финский залив, гуляю по великолепному Тучковому мосту и Летнему саду, слушаю колокольный звон в Александро-Невской Лавре, была в Мариинке, Эрмитаже, Петергофе, Пушкине. Могу гордиться своей крохотной комнатёнкой в доме, принадлежавшем Альберту Пуни, в которой, возможно, не бывал ни Маяковский, ни Северянин. Я могу пойти на Ваську, к Конке – послушать может не совсем трезвых бардов или лекцию в библиотеке Толстого, на Малую Садовую – к милому мне коту Елисею.
Да мало ли куда! Это – Питер.
Спасибо вам, Елена Владимировна!
