Носитель явился ровно в понедельник, но с опозданием на полтора часа.
- Наверное, заблудился, - пожал плечами начальник в ответ на осуждающе поджатые губы Мадлены Иосифовны, - В первый раз все-таки…
- В первый раз мог бы прийти и с вечера. Ведь…
Договорить Мадлена Иосифовна не успела. В дверь позвонили, завхоз побежал открывать, и перед нами предстал наш новый коллега.
Из-под Валеры, временно оккупировавшего чужое рабочее место, самопроизвольно выехал стул. У Мадлены Иосифовны парик съехал на левый глаз. У меня завис компьютер и опрокинулась мусорная корзина. Завхоз стоял за плечом переводчика и смотрел поочередно то на нас, словно призывая на помощь, то на него, вытягивая шею и норовя заглянуть прямо в лицо.
Нет, новый сотрудник не был уродом. Он был просто нелеп, насколько только может быть нелепа неумелая карикатура. У него была большая и совершенно круглая, как тыква, голова, украшенная двумя огромными ушами. Казалось, что он вот-вот ими взмахнет и взлетит. Все остальное напоминало привязанный к тыкве пучок макарон. Макароны колыхались, то и дело путались между собой, поэтому при попытке посчитать количество рук и ног носителя языка у меня лично получились пугающие результаты. Кроме того, носитель оказался негром.
- Здрассссь…, - просипел Виктор Сергеевич, проседая вместе со своим креслом куда-то вниз, - Хау ду ю ду…
- Йес, ай хау, - уверенно согласился переводчик и дружелюбно уставился на начальника в ожидании продолжения беседы. Его глаза сияли, как два фарфоровых блюдца с коричневыми вишнями посередине.
- Эммануэль? – Виктор Сергеевич забегал глазами по лицам своих подчиненных, проверяя, действительно ли мы видим то же самое, что и он, или оно ему просто померещилось..
- Да, да! – обрадовалась тыква, - Я еще может быть называться просто Маню…
И тут он улыбнулся. Уши его сначала разъехались, потом объединились где-то на затылке, и с этой секунды Эммануэль для нас раз и навсегда стал Манюней. Мы погибли. Эммануэль прочно обосновался за своим столом в углу и стал, как ни странно, украшением нашего офиса.
Обычно люди, приходившие по делам к нам в квартиру, первым делом видели Виктора Сергеевича. Он сидел за своим столом-постаментом с видом вершителя судеб, благородная седина отбрасывала блики на полировку. Виктор Сергеевич был воплощением здравого смысла, делового подхода и хорошего вкуса. Неподалеку размещалась Мадлена Иосифовна, при виде которой хотелось тут же, не сходя с места, соврать, что дневник забыт дома. Завхоз сидел у противоположной стены, заваленный кипами документов, и олицетворял собой неимоверную занятость и отрешенность от всего сущего. После всего этого респектабельного благолепия взгляд останавливался на Манюне, и лицо посетителя светлело. Мы уже знали – если гость начинает счастливо и растерянно улыбаться и оттягивать вниз галстучный узел – значит, он увидел Манюню, и можно переходить к разговору о делах.
Манюня одним своим присутствием снимал напряжение и натянутость отношений. Если бы существовал прибор для измерения человеческого обаяния, возле нашего чернокожего переводчика его бы зашкаливало. При виде Манюни хотелось улыбаться и думать, что все на свете ерунда. Стоило ему участливо спросить:
- Валера, ты не очень ушибнулся? – и Валера, вешавший картину на стену и только что сломавший руку, упав со стула, который из-под него нечаянно выбил Манюня, мужественно улыбался и отвечал:
- Да не, что ты! Не бери в голову…
Обрадованный Манюня согласно кивал и одобрительно хлопал Валеру по сломанной руке…
С сокрушительным Манюниным обаянием могло соревноваться лишь его стремление оказывать всем различные услуги.
Стоило Мадлене Иосифовне изъявить желание откушать чаю, Манюня с чайником был уже тут как тут и лил кипяток, не озаботившись, успела ли Мадлена Иосифовна подставить под него чашку.
Если завхозу требовалось приобрести дверную ручку взамен сломанной, Манюня первым вызывался сбегать в магазин и возвращался через час с пятью амбарными замками разных модификаций.
- Я не зналь, кто лучше будет подхождаться…
Именно благодаря Манюне мы разжились огромным количеством одноразовых зажигалок, купленных им на все деньги, выданные на приобретение огнетушителя.
В те дни, когда Манюня помогал Валере мыть служебную машину или менять на ней колесо, Виктор Сергеевич предусмотрительно ездил домой на метро.
- Я не суеверный, - твердил начальник с кривой фальшивой улыбкой, дрожащими пальцами застегивая пальто, - Но лучше уж подальше от греха…
При этом Манюня был так искренен в своих порывах, лицо его сияло таким дружелюбием, что отказать ему в праве принести кому-либо пользу было бы бесчеловечно.
Переводчиком он тоже старался быть. Но это у него получалось хуже, чем заваривание чая и приобретение дверных ручек. Манюня неплохо болтал по-русски, по-английски и по-французски, но при трансформации одного языка в другой у него получались иной раз совершенно неожиданные вещи.
После того, как Виктор Сергеевич, не глядя, подписал и представил на конкурс переведенный Манюней строительный проект, в котором фигурировали «раздевание стен» и «говенная вода» («Скотина, - бушевал начальник, - Вот, значит, зачем он меня спрашивал, что такое «фекалии»!!!»), - после этого Манюню перевели в бухгалтерию. Но с цифрами у него дело обстояло немногим лучше, чем со словами. Уже через неделю он потерял полный комплект квартальной бухгалтерской отчетности и аудиторское заключение, которое стоило нам немалых денег.
- Я только на минуту отвернулся, - рыдал главный бухгалтер, - А он уже…
Всем коллективом во главе с Виктором Сергеевичем мы перебрали по огрызку содержимое мусорного бункера во дворе в надежде, что Манюня просто по-людски выбросил документы, перепутав их с оберточной бумагой от пончиков. Но безрезультатно.
В тот же день начальник и главбух, выпив в тяжелом молчании полбутылки коньяка, поставили вопрос ребром:
- Что будем делать с этим… братом по разуму? – спросил Виктор Сергеевич.
- Уволить, - решительно предложил главбух, сторонник кардинальных мер.
- Уволить? – и они оба повернулись в сторону Манюни.
Брат по разуму, миролюбиво что-то насвистывая, копался во внутренностях катушечного магнитофона, найденного им в мусорном бункере и притащенного в офис в надежде починить.
- Уво-о-о-олить… - задумчиво протянул начальник.
Магнитофон всхрапнул, заскрежетал и задымился. Манюня поднял на начальников глаза, шевельнул ушами и растянул свой большой рот в улыбку, ослепительную, как снега Килиманджаро и убойную, как электрический стул.
- Я его починяль! Работает!
Стало ясно, что Манюню не уволят ни-ког-да.
Так он и остался у нас на должности переводчика, и из-за этого нам даже пришлось отложить выход на международный уровень. И очень скоро у Манюни обнаружился еще один талант – удивлять. Не проходило и недели, чтобы он не выдал нам какой-нибудь очередной сюрприз. Мы ловили себя на мысли, что спешим на работу только для того, чтобы узнать, чем же нас порадует брат по разуму в очередной раз.
Впервые мы удивились, узнав, что Манюня легко и почти без акцента произносит слово «патологоанатом». Во второй раз мы удивились еще больше, узнав, что это слово обозначает изначальную Манюнину профессию.
- Мань, - спросил прямолинейный Валера, - А чего ты к себе в Бенин не едешь? Там небось патологоанатомы нужны. Деньгу бы зарабатывал…
Тут мы удивились в третий раз, узнав из беспорядочного Манюниного ответа, что у него в Бенине имеется три дети, с которыми он в разводе, и что его там ждет ужасный «элемент», который надо расплачивать, а не хочется.
- Бля-я-а-а…, - прошептал Валера, отъезжая в сторону, - Да он еще и в розыске!!!
Узнав, что беглый алиментщик женат вторым браком на русской женщине, мы было решили, что сюрпризы на этом закончились. Мы ошибочно полагали, что сильнее удивить нас уже нельзя.
- Женатый Манюня, - многозначительно изрек наш начальник, разглядывая на свет чай, заваренный Манюней в немытом стакане из-под кефира, - Это то же самое, что женатый Буратино.
Но основное потрясение было еще впереди. Оно явилось к нам в виде великолепной женщины лет сорока, без предупреждения и без звонка в дверь, которая, на нашу беду, оказалась почему-то незапертой.
Женщина вошла в комнату, заполнив ее запахом дорогих духов, и остановилась посередине, оценивающе разглядывая нас всех по очереди. Она была из разряда «в горящую избу» и «коня на скаку», но в сильно отшлифованном варианте. Ее рослую фигуру окутывала серебристая шуба, пушистая, как облако, в ушах скромно поблескивал автомобиль, сконцентрированный в несколько прозрачных камешков. Цвет лица наводил на мысли о самоубийстве от зависти. В общем, в соответствии со вкусами и неформальной лексикой нашего начальника, - «шикарная баба». Завхоз в полупоклоне уже тащил к ней кресло, а она продолжала нас рассматривать, явно выбирая главного.
- Здравствуйте, - обозначил себя Виктор Сергеевич, суетливо заулыбался и задвигал руками, как это случалось с ним всегда при виде красивых женщин, от которых исходила ощутимая опасность – стоматологов, паспортисток ЖЭКа и школьных учителей младшего сына.
- Здравствуйте, - ответила женщина, не отвечая на его улыбку, - Здесь работает Эммануэль…?, - и она играючи произнесла Манюнину зубодробительную фамилию.
- Д-да… то есть… сейчас его нет, но он… в общем, здесь, только…
Женщина окинула Виктора Сергеевича холодным взглядом и решительно оборвала его признания:
- Меня зовут Ирина Игоревна. Я его жена.
Это могло бы быть великолепным финалом для любой драмы – посередине роскошная разгневанная главная героиня, вокруг – потрясенные второстепенные герои. Судя по их лицам, это был самый подходящий момент для того, чтобы обрушить потолок и опустить занавес. Но потолок не рухнул, и занавес не опустился. Драма была еще впереди.
Не обратив внимания на выражение лица Виктора Сергеевича (а зря, - на него стоило посмотреть!), Ирина Игоревна сделала несколько шагов в сторону прихожей и крикнула куда-то в коридор:
Виктор Сергеевич, готовый ко всему, уцепился обеими руками за край стола. Только это мало помогло.
Рядом с Ириной Игоревной возникла другая женщина – помоложе, пониже ростом и попроще шубой, но тоже из тех, кому оглядываются вслед.
- Проходи, садись, - распорядилась старшая и вновь повернулась к Виктору Сергеевичу, - А это Ольга. Любовница.
- Э…, - скрипнул Виктор Сергеевич и обратил беспомощный взор на Мадлену Иосифовну. Но секретарша, ставшая вдруг похожей на обкурившуюся черепаху Тортиллу, смотрела ушибленным взглядом из-под панциря-парика на обеих дам и молчала. Впервые ее универсальный жизненный опыт оказался бесполезен.
В прихожей послышалась какая-то возня. Это вернулся Манюня, два часа назад откомандированный за пиццей для коллектива. Обеими руками он прижимал к груди огромный пакет с бубликами и вертелся, пытаясь прикрыть за собой дверь ногой.
- Мы бы хотели, если можно, поговорить с вашим главным бухгалтером, - продолжала Ирина Игоревна, игнорируя произведенный ею фурор.
Услышав ее голос, Манюня в прихожей замер, съежился и не вышел, а буквально просочился назад в коридор.
- А что… В чем, собственно…
- Видите ли, меня очень интересует, какая точно у него зарплата…
Любовница Ольга согласно кивала, показывая, что ее это тоже очень интересует.
- Ну-у… Я не знаю… Я не имею права…, - Виктор Сергеевич перевел взгляд с бесполезной Мадлены Иосифовны на завхоза, - Сан Саныч, сходите, пожалуйста, посмотрите, на месте ли бухгалтер…
Начальник подумал и добавил очень многозначительно:
- И если на месте, пригласите его сюда.
Завхоз, поняв мысль руководства с полуслова, взял под козырек и, пригибаясь и петляя, как под обстрелом, помчался во вторую часть нашего офиса, отделенную от нас полукилометром коридора.
Там уже стоял бледный главбух и торопливо отвинчивал с двери табличку «Бухгалтерия». Управившись с этим делом, он зачем-то потер рукавом дырки от шурупов, воровато оглянулся, пропустил вперед Сан Саныча, шмыгнул следом и запер дверь изнутри.
В углу, испуганно сверкая белками глаз, сидел Манюня и ел бублик.
Тем временем в штабной квартире продолжался очень неприятный разговор. Выяснилось, что Манюня, беспардонно злоупотребляя своей феноменальной улыбкой, одолжил у любовницы крупную сумму денег и забыл вернуть. Ольга, решив, что любовь – любовью, но денежки таки врозь, после длительных и безрезультатных попыток получить долг непосредственно с Манюни, в отчаянии обратилась напрямую к его жене. Для жены оказалось огромным сюрпризом (вот он, Манюнин талант удивлять!), что ее супруг свободно умеет оперировать такими суммами. Естественно, в чутком женском сердце Ирины Игоревны зародилось подозрение, что он от нее утаивает еще что-то помимо любовницы. «Что-то» по ее предположению было частью зарплаты. Когда она назвала сумму Манюниного дохода, декларируемую им в семейном бюджете, Виктор Сергеевич по-человечески оскорбился:
- Вот гад! Что я, изверг?! Да я уборщице больше плачу!
- Вот мы и хотим знать – сколько он на самом деле получает.
- И вернуть свои деньги, - добавила Ольга.
- Хорошо, я обязательно с ним поговорю…
- С ним бесполезно говорить, - со знанием дела заявила Ирина Игоревна, - Пусть он сегодня же вернет ей деньги и напишет на меня доверенность на получение его зарплаты.
- Но… Его же нет. Его послали… по делам…
- Мы подождем, - хором заявили женщины.
Ситуация начала становиться угрожающей. Манюнины женщины удобно расположились в креслах и завели между собой светскую беседу, время от времени вовлекая в нее Виктора Сергеевича. Виктор Сергеевич мобилизовал все свое обаяние, чтобы вытурить незваных гостий из офиса, но до Манюни ему было далеко, и гостьи уходить не собирались. В промежутках между приступами обаяния Виктор Сергеевич, кривя рот и дергаясь глазом отправлял подчиненных на поиски мифического главного бухгалтера.
Первой канула Мадлена Иосифовна, которая для поисков главбуха зачем-то переобулась в сапоги, надела пальто и взяла сумку. Потом послали меня. На условный стук мне открыли дверь, втащили в полутемную квартиру и заткнули рот бубликом. В бухгалтерии царила полная идиллия. Главбух с завхозом в каком-то полусне играли в морской бой, Манюня подглядывал поочередно в их бумажки и давал обоим советы. Игроки вяло и неубедительно грозились его убить. Последним, уже около девяти часов вечера, в бухгалтерию приехал на стуле Валера и сходу замахнулся на Манюню кулаком:
- Из-за тебя, кобелина, домой опять за полночь приеду…
Но быстро остыл и съел оставшиеся бублики.
Тем временем Виктор Сергеевич держал оборону в одиночку. Он споил дамам все безалкогольные напитки, какие нашлись в офисе, скормил им весь запас представительских конфет и пригласил в ресторан на «когда-нибудь». Дамы кокетничали, любезничали, откровенничали, но уходить категорически не хотели. И Виктор Сергеевич, у которого разыгралась язва и подскочило давление, начал сдаваться.
Сначала он сдал Ирине Игоревне сумму Манюниной зарплаты. Ирина Игоревна была приятно удивлена:
- Это, конечно, замечательно, - сухо отозвалась Ольга, - Но как быть со мной?
Виктор Сергеевич посмотрел на ее красивое лицо, посмотрел на красивое лицо Ирины Игоревны, посмотрел на часы, вспомнил несуразную черную физиономию Манюни и красочно представил себе, как его кулак впечатывается в эту физиономию аккурат между белыми сияющими блюдцами. Порадовав свое сердце этой картиной, наш начальник открыл сейф и вытащил собственную заначку…
Сдружившихся женщин он провожал с почестями, которые не снились и королеве. Возле лифта он долго с ними расшаркивался, выбивая искры из кафеля и напоминая бьющего копытом коня. Предлагал обеим захаживать и звонить, если с Манюней опять возникнут какие-то проблемы. Дамы обещали.
Едва за ними закрылись двери лифта, Виктор Сергеевич побагровел, развернулся на каблуках и буйволиной поступью кинулся в бухгалтерию.
- Где он? – громыхал он, и коридор вторил шорохом падающей штукатурки, - Где этот хренов Маугли?!!!
Ворвавшись в квартиру, начальник воздушной волной снес на пол листочки с морским боем и схватил Манюню за воротник.
- Ты… ты… Скотина!!! Развел бордель! Я… тебя… меня…завтра же… чтоб духу твоего…
Некоторое время Манюня болтался в руке Виктора Сергеевича молча, потом вдруг улыбнулся и спросил:
- Можно я чуть-чуть буду жить в офис? Иришка скандалиться будет…
Начальник выронил Манюню, упал на стул и потянул с себя галстук.
- Только чтоб баб здесь не было…
