Весна, как пробуждение природы, шествует шаг за шагом, окутывая все вокруг нежным покрывалом теплоты и света. Наконец, после долгих зимних месяцев, жизнь вновь начинает распускаться. Природа, словно усталая от зимней спячки, потягивается, расправляя свои дыхания в ярких оттенках зелени.
Каждый утренний миг, наполненный свежестью, кажется, полон ожидания и надежды. Птицы, жизнерадостно стрекочущие в ветвях, вызывают смех и радость, словно они начали петь о том, что жизнь снова полна, и что каждый лист, каждая травинка становятся символом нового рождения. Зеленый ковер полей, укрытый каплями росы, сверкает, как украшение, а с каждой минутой покров становится все ярче и наряднее, будто природа торопится одеться в свое лучшее.
Аромат цветущего сада заполняет воздух, щекочет ноздри и заставляет забыть о зимних холодах. Ветер нежно касается кожи, принося с собой шепот новых начинаний и искренние радости. Луга, покрытые золотом одуванчиков, не просто радуют глаз, но и наполняют душу светом, возникающим из сердца земли.
Весна, как мастер, творит из хаоса, и каждый день ее творения становятся все более совершенными. Она останавливается, чтобы вдохнуть в природу чудо, которое заключено в каждой рельефной детали. И вот снова жизнь, как весенний ручей, нашедший выход из застойного болота, стремительно течет вперед, унося с собой все старое и ненужное, чтобы дать дорогу новому и прекрасному.
В этом волшебном времени легко забыть тревоги, уловить мгновения счастья и просто быть частью этой неуемной гармонии, которую дарит нам весна.
Весна 2025. Мне кажется, что Пришвин М.М. именно так бы описал мои фото) Все знают Булгакова, Толстого и прочих интригантов, но, а как же Пришвин? В его текстах только умиротворение и любовь к жизни. P.S. нейросеть смогла, на мои взгляд, передать слог и посыл моего любимого автора.
— Алло, здравствуйте! Тут неподалеку, вперемешку с птичьим клекотом и ненавязчивым шепотом ветра, будто озаряя багрянцем зеленеющие волны березовой рощи, обдавая жаром словно летнее солнце в разгар знойного душного июльского лета, испуская легкую дымку подобно поднимающемуся туману от раскинувшейся глади озера на рассвете, распугивая лесных обитателей — работящих бобров, мудрых ежей и беззаботных свиристелей, догорает дом-музей Пришвина. Нет, высылать пожарных теперь уже не нужно.
Вы не поверите, но у Михаила Михайловича Пришвина действительно были синие руки, и это связано не только с особенностями его здоровья.
В детстве будущий писатель перенёс тяжёлое заболевание, которое осложнилось поражением сердца и сосудов. Это привело к нарушению кровообращения, из-за чего его руки приобрели характерный синюшный оттенок. Такое явление называется цианозом — это состояние, при котором кожа или слизистые оболочки становятся синеватыми из-за недостатка кислорода в крови.
Однако дело не только, и не столько в этом. В 1893 году Пришвин поступает в Рижский политехникум на химический факультет. Тогда он, конечно, и не догадывался, что через пару лет его руки станут напоминать спелые сливы. Причиной тому был анилин – химическое соединение, широко используемое в производстве красителей. Это вещество так прочно въедалось в кожу, что даже самые усердные попытки отмыться не приносили успеха.
Судя по всему, Пришвин не сразу смирился с тем, что стал похож на героя народных сказок – синюю руку можно было бы выдавать за признак колдовских сил! Но реальность оказалась менее романтичной. Будущий писатель быстро понял, что химия – это не его путь. В конце концов, вместо создания красителей для фабрик он решил красочно описывать природу в своих книгах.
К слову, его студенческие годы не обошлись без приключений: за участие в революционном кружке он был арестован и исключён из института. Видимо, власти решили, что синие руки – это уже слишком подозрительно. Но, как ни странно, именно этот поворот судьбы привёл его в литературу.
Можно сказать, что анилин невольно помог миру обрести одного из лучших писателей-природоведов! Ведь вместо того, чтобы варить химические растворы, Пришвин стал варить замечательные истории о русской природе, а его книги до сих пор читают и любят.
Дополнительный материал: Михаил Пришвин «Синий лапоть», Eiffel 65 «Blue (Da Ba Dee)», Джексон Поллок «Синие Столбы», Дэвид Линч «Синий Бархат», Мишель Пастуро «У Валентины синие пятки»
Род или Троица Коловрата: созвездия Дракона, Большая Медведица, Малая Медведица
В этом блоге разбирается новая теория о славянских божествах, как о звёздных символах. Я сделал допущение, что Русь не отличалась от других цивилизаций, где пантеон богов имел прямую связь с созвездиями ночного неба, Луны и Солнца. Подтверждение звёздной природы русских божеств, мы находим повсеместно в культуре, обрядах, сказках, топонимах, словах, об этом я рассказываю. Начало было положено с этой версии про Бабу Ягу: Баба-Яга культ Богоматери славян. Макошь , про Велеса: Велес Всё! Культ созвездия Дракона. Змей Горыныч
Чтобы понять логику выводов, нужно ознакомится со статьями выше. Тема новая!
Вот, что описывает М. Пришвин в своём рассказе Крапивное заговенье, которое он написал в 1935 году(с моими комментариями): " Я не очень верил, что мы увидим какое-нибудь действие и что все не кончится записью старинного обряда со слов какой-нибудь лихоревской старухи. Но, конечно, мы в Лихореве все-таки не сразу стали расспрашивать о боге Яриле: мы пришли исследовать гончарные промыслы. Только уж когда сердца этих скудельников были нами совершенно открыты, мы наконец заговорили о празднике наибольшего развития весенних производительных сил и об языческом боге. Тогда из толпы этих скудельников вышел один пожилой, уже за шестьдесят лет, улыбнувшись, как улыбается фавн, обнажил крепкие зубы и сказал:
– Воистину это, стало быть, я сам и есть. ( М.Пришвин спрашивал о языческом боге, а старик его понял, что он спрашивает про Велеса! Далее описывается обряд Рода, где в хороводе участвуют Велес- Дед, Макошь- Баба )
И сам Власич, услышав это, объясняет нам, что бабы давно уже его выбрали и он теперь один сеятель, больше уже никто сеять не может. (образ сеятеля созвездия Дракона, Шиша, характерный изгиб, засевает, оплодотворяет землю дождём)Время от времени он исчезает куда-то и возвращается все веселее и веселее. В последний раз он приходит с огромной жердью, раз в десять больше < себя, и к верхнему концу ее прикрепляет пучок крапивы.(образ небесной оси или мирового дерева Коловрата с троицей наверху)
Жердь подымается.
Ярило дубовый
На палке высокой
У дерева стал. ( М. Пришвин вставил в текст этот стих Сергея Городецкого, своего современника, из-за ошибочного понимания обряда)
Вокруг сеятеля образуется огромный круг зрителей, внутри же в три группы садятся дети, каждая группа на равном друг от друга расстоянии, треугольником.
К дедушке-сеятелю подходит бабушка(образ Макоши, Большой Медведицы), второе действующее лицо, всем известная здесь забавница Марфа Баранова. Дедушка и бабушка хозяйствуют в кругу, перемещают ребят, чтобы удобнее было между ними ходить, дают советы руководительницам сложного хождения всей массы баб и девушек в кругу.( образ семьи, Рода, движение созвездий по кругу).
Наконец все готово, в круг вступают первые звенья бесконечной цепочки разодетых по-праздничному женщин. Идут с песнями змейкой между тремя группами детей. Остальные свиваются спиральными кольцами.(подражание движению созвездия Дракона, Велесу, созвездие вращается-время идёт, как на механических часах.)
Весело становится, когда дедушка начинает поправляться и пошучивать с бабушкой, да и как еще пошучивать! Сильно растет и горох.
...Тогда вся масса женщин наступает и в последний раз спрашивает:
Поспел ли горох, Поспел ли бобун. Поспел ли цветун?
С громким криком: «Поспел!» – дедушка выпускает жердь с крапивным пучком, женщины расступаются, пучок с шумом падает на землю, дедушка валится на бабушку, молодые люди гонятся за женщинами с крапивой, стегают их по ногам".( "дедушка валится на бабушку", визуальный образ, когда созвездие Дракона находится над Большой Медведицей, после захода солнца, как на картинке выше, середина июля, время уборки гороха.).
Таким образом, М. Пришвин описал родовой обряд с участием Велеса, Макоши и условно дочери, в виде детей в хороводе. Праздник описывает космический символизм созвездий Коловрата и связывает его с сельхозработами. Имеет ли горох какое то отдельное значение или это просто основная бобовая культура, пока неясно. А это 1935 год. Но сам писатель ошибочно разглядел в этом образе Ярилу или сделал вид, что ошибочно.
М. Пришвин, вобще не простой писатель. Его описания русской жизни, наталкиватют на размышления о некой срытой недосказанности в его произведениях. Недаром многие его повествования не публиковались до советского времени. Не удивлюсь, если Пришвин был скрытым старовером.
После первого же посещения Карелии появилось у меня одно пристрастие. Мне оно всегда казалось странным, объяснить себе я его не мог. Пока, недавно, не взял в руки том Пришвина. Этого писателя мы все помним с детства. Поэтому по взрослости его не читаем. Про зайчиков-собачек – вот что в памяти остается. Во времена книжного дефицита досталась мне по жребию подписка на восьмитомник. Выкупил я только три тома, да и те не стал читать. Теперь вот стал читать и открывать не просто что-то новое, а про себя новое узнавать.
В 80-х годах грибовал я в окрестностях Кудамы. По лесам и сопкам гонялся за грибами-ягодами. Но, в ущерб выгоде (а дело это в ту пору было выгодное, деньги приносило хорошие), то и дело отправлялся за болотными подберезовиками. Из названия ясно, что растет этот гриб на болотах, в сырости. Оттого у него шляпка бледная, а сам он весь наполнен водой. Так что, имея большой «живой» вес, после сушки он веса почти не имеет. Правда, уж если он высыпал, то по болотам стоит кучками. Устанешь срезать!
От деревни до большого болота, куда я любил ходить, было не далеко по карельским меркам. Выходил я на старую вырубку за деревней, пересекал её и оказывался на берегу быстрой и широкой протоки, в том месте, где через нее был перекинут ствол гигантской ели. По стволу переходил на другой берег и вдоль него шел до берега Кудам-озера, не большого по тем же меркам и окруженного глухим лесом. Пройдя немного вдоль озерного берега, поднимался на невысокую сопку, по вершине которой проходила широкая тропа, кем-то когда-то проложенная настолько прочно, что не зарастала из года в год. По ней шел я дальше на север, пока по правую руку от меня, сквозь просвет между деревьями, не открывалось заболоченное пространство.
От тропы до края болота оставалось пройти лишь пологий косогор – и вот оно! Болото было велико. С косогора открывался вид на него до самого горизонта. Поросшее редкими, тонкоствольными и невысокими деревцами, пузырящееся желто-оранжевыми кочками, оно в те годы не представляло опасности – карельские болота много десятилетий осушали. И на этом болоте, как и на многих других, можно было найти штабели керамических трубок, оставленныe осушителями.
Мне нравилось гулять по болоту. Нравилась необыкновенная его пестрота и первобытность тишины, которая меня окружала. То и дело ветер доносил приятные запахи: то от сопки повеет багульником, то можжевеловым духом, то в жаркий день пахнёт сосной от косогора. Вздрогнет от моих шагов нетвердая поверхность болота и почует моё приближение золотистая змейка, порснет с нагретой кочки в траву. Хорошо, если успеваю её заметить, чаще это бесшумное бегство остается втайне. Тот же знак подаст почва птице. Вспорхнет болотный житель в воздух, подпустив меня не ближе, чем шагов на десять, и раздастся свист быстрых крыльев.
Хоть и не топко болото, но опасность всё ж есть, заблудиться на болоте просто. Когда бродишь промеж редкой поросли, ступаешь с кочки на кочку, подними глаза, оглядись – не найдешь следа, каким путем сюда забрел. Вдалеке от края болота даже редкая поросль мешает увидеть дальше, чем на небольшое расстояние. Не видать берегов, даже сопок не видать, ведь деревца хоть и не высоки, но все ж выше человеческого роста и горизонт закрывают. И, если небо в тучах так, что солнца не видно, если компаса с собой нет, то до паники доведет заблудившегося однообразность, похожесть всех окружающих его предметов. К тому же двигаться по болоту по прямой не получается, то и дело приходится петлять, выбирая кочку потверже или обходя деревца. Потому соблюдать нужное направление трудно, почти невозможно. Применял я такой способ, помогавший мне находить путь ухода с болота: если дул устойчивый ветер, при входе на болото я определял его направление. И тогда ветер становился для меня вместо стрелки компаса. По нему я узнавал, в какую сторону нужно идти.
Нагулявшись, возвращался я к краю болота и там собирал грибы, чтобы не тащить их издалека. Брал только шляпки, ножки оставлял на болоте. С коробом за спиной и двумя корзинами в руках шагал я назад, в деревню. Килограммов 20, а то и более нёс. Но было не в тягость, привычно мне это было тогда. С двумя-тремя перекурами за час добирался до дома.
Так вот о чём подсказал мне Пришвин, сам любивший бывать на болотах: люди по болотам не ходят, не ездят. Если и пройдет кто, то быстро следы исчезают. Никакого хозяйства на болоте также не ведется. И потому человеку внимательному и не чуждому воображения, оказавшемуся на болоте, присмотревшемуся к нему, принюхавшемуся, прислушавшемуся, становится ясно, как выглядела земля в ту пору, когда еще не было на ней людей. А была вся земля покрыта вот такими влажными полями и порослью.
