Вексель Жадности
.
В первый день работы биржи, торговали шерстью из окрестностей Йорка. Питер, любезно не смог отказать мне в присутствии на торгах.
В первые же часы я выяснил, что овцеводы Йорка— основные поставщики шерсти в ткацкие мануфактуры Брюгге. Партнеры — поставщики и закупщики товара, настолько "прикипели" друг к другу, что срыв поставок, неизменно приведет к коллапсу и тех и других, и пройдет не один год, прежде чем установятся новые надежные связи.
Самых влиятельных персон-закупщиков на бирже четверо — мануфактурщики Ари, Зеф, Коенрад и Сем, и все они являются лютыми конкурентами по отношению друг к другу, мечтающими об устранении коллег и монополизации рынка шерсти. Больше всего шансов на победу в этой торговой грызне у Коенрада, он— богатейший из них.
Как только торги шерстью завершились, Питер, по моей просьбе пригласил четверых мануфактурщиков в "зал обсуждений":
— Глубокоуважаемые производители сукна Брюгге, — учтиво поприветствовал я их, — я — Автор, банкир из Урюпинска, и у меня к вам деловое предложение, от которого трудно отказаться.
Суконщики, изобразили на лицах предельное внимание.
— Специально для Вас, — продолжил я, — я изготовил векселя, стоимостью сотню флоринов каждый, на которых не хватает лишь Ваших подписей.
— Каково наступление минимального срока выплаты по векселю, и каков процент банковского интереса Урюпинска? — поинтересовался Зеф, и все остальные заседатели вперились в меня пытливыми взорами.
— Сроки по выплатам по прошествии одного года, банковский интерес — ноль.
Коэнрад, аж расхохотался, остальные, зараженные гоготом богатейшего суконщика, рассмеялись через мгновение.
— Так в чем же тогда смысл сделки для Вас?— спросил Ари, как только веселье улеглось.
Я встал из-за стола, вынул из-за пазухи чистый свиток, развернул его, и незаметно для присутствующих положил на внутреннюю его поверхность смартфон с открытой, нужной мне статьей, и зачитал ее:
—"Жадность — неумеренное желание владения или потребления. Обязательно обусловленное соперничеством, как на сознательном, так и на подсознательном уровне. Индивид (жадина) не может испытывать данное чувство без конкуренции"— выдержку о сием великолепном качестве подготовила моя секретарша — Википедия.
Свернув свиток, и спрятав смартфон, я продолжил:
— Единственной особенностью моих векселей, отличающих их от привычных вам ценных бумаг, является следующее условие:
"Векселя, имеют преоритетное право к оплате перед любыми прочими торговыми сделками на момент их предьявления. Например, к июлю следующего года ожидается очередная крупная поставка шерсти из Йорка — основная. Каждый из вас, придет на биржу через год, чтобы купить партию шерсти для своих мануфактур, и, представьте себе, если именно в этот момент Вам предъявят векселя к оплате? Вы все — деловые люди, не любите, чтобы деньги лежали мертвым грузом...они должны работать, сие — неотложное правило успешного торговца, каковыми вы, вне всяких сомнений и являетесь. В таком случае, в самый ответственный день в году, деньги, отложенные на закупку шерсти, вы будете вынуждены отдать на погашение долга по векселям. В итоге, останетесь без шерсти, и дело существенно просядет, если не окажется на грани банкротства. Такое, может случиться, а может и нет — в том и состоит моя доля риска. Напоминаю:"Жадина, не может испытывать жадность без конкуренции". Если Вы канете в пучину сего порока, то в том и будет состоять моя прибыль.
Мануфактурщики, надолго задумались, наконец Зеф сказал:
— Предложение Ваше — весьма заманчивое и не совсем понятное. Непонятная часть сильно отдает происками дьявола.
— Дьявол кроется в деталях, написанных в контракте маленькими, едва заметными буковками, — улыбнулся я, — я же, честно предупредил Вас о подстерегающих вас соблазнах, следовательно, опасность грехопадения лежит целиком и полность на Вашей совести.
— Но вы ждете от нас сего грехопадения, получать доход от которого — удел Лукавого, — возразил Ари.
Вместо ответа, я вытащил из под своего кресла мешок с золотыми флоринами, и высыпал его содержимое на стол.
Глаза богатеев округлились, и забыв об аргументах, которые все еще роились в их головах, они принялись внимательно читать мои векселя.
К вечеру, вся моя стопка ценных бумаг была подписана мануфактурщиками, и отдана мне, в обмен на золото: по десять векселей продали Зеф, Ари и Сем, а сорок векселей продал Коэнрад.
Выходя из здания биржи, Сем обратился к коллегам-конкурентам:
— Единственный способ надуть этого Автора из Урюпинска— не надуть друг друга. Здесь, похоже, замешан не столько денежный вопрос, но вопрос бессмертия наших душ. Заключим джентельменское соглашение, как говорят в Англии?
Довольные потяжелевшими от золота карманами, мануфактурщики ударили по рукам.
Уже через месяц, ко мне — на биржу Питера, явился Коэнрад, и выкупил у меня за полторы стоимости все векселя конкурентов, а также свои собственные.
Еще через месяц, заявились остальные трое суконные заправилы, но по отдельности, и узнав, что их ценные бумаги с сургучной печатью Урюпинского банка находятся в руках Коэнрада, сильно расстроились, и подписали еще по десять векселей.
Коэнрад, узнав об этом, попытался выкупить и их за полторы цены, но я отказал ему, советуя прийти через месяц.
За последующие четыре недели, мне удалось продать часть векселей Зефу, Ари и Сему за две цены, а узнав и об этом, Коэнрад, в отчаянии скупил остатки ценных бумаг за две с половиной цены.
Время шло, а суконщики подписывали все новые векселя, выкупали чужие у меня, через подставных лиц, с различной степенью успеха, но неизменно дорого, добывали бумаги у соперников. Если поначалу, пока цена на векселя не была слишком высокой, действительно имелся экономический смысл во всей этой возне — можно и поступиться определенной суммой, ради устранения с рынка раз и навсегда ближайшего конкурента, то со временем, весь этот кошмар напоминал болезненную страсть, не выдерживающую никакой проверки с точки зрения экономической арифметики.
Через восемь месяцев после первого открытия биржи, я сидел в харчевне, потчивал себя отменным элем, и радовался тому, что давно с лихвой окупил расходы в золотом исчислении. В том-то трактире, я и узнал сентиментальную и страшную новость, которая взбудоражила весь Брюгге:
"Днем ранее, женщина по имени Абигал, взяла на руки новорожденного сына подруги, в гости к которой пожаловала, и, посюсюкавшись и приголобив дитя, выбросила младенца из окна третьего этажа на каменную мостовую". Абигал посадили в тюрьму, и единственной причиной своего поступка, бесплодная женщина назвала Зависть."
Кошмар! Не правда ли? Да же у меня перевернулась душа от услышанного, но и разум посетила новая мысль:"А разве эта зависть не то же самое, что и жадность, над которой я так усердно работал в последнее время? Ведь в случае как зависти, так и жадности, всплыла на поверхность человеческого сердца порочная черта, открывающая собственную суть — более важен не личный достаток, любовь, дитя, а тот факт, что у соседа этого нет!"
— Догадку сию, необходимо проверить.— сказал я самому себе, и помчался в городскую тюрьму.
Я отдал безвозмездно Абигал несколько десятков векселей суконщиков, которые у меня еще оставались.
Наступил июль следующего года. Уже прибыло судно из Англии с грузом овечьей шерсти, уже открылась биржа Питера, готовая торговать этим товаром.
Начался ожидаемый кошмар: вместо торгов за шерсть, суконные мануфактурщики принялись предъявлять векселя конкурентов к оплате. Это затянулось на часы, и сильно напоминало игру в покер— никто из игроков не решался явить все свои козыри сразу.
Наконец, когда большая часть векселей была оплачена, а градус ненависти среди участников торгов почти достиг уровня поножовщины, оказалось, что сильно потерявшие на спекуляциях векселями игроки, увидев, что у них остался некий золотой запас на черный день, потребовали привести в торговый зал из тюрьмы Абигал. Не знаю, сколько денег отдал на взятки судье каждый суконщик, ради того, чтобы детоубийца вышла на час из заточения, и предъявила к оплате все свои ценные бумаги, но, похоже что много—из последних.
В итоге, все мануфактурщики, после оплаты векселей Абигал, остались без свободных средств, и выбыли с торгов шерстью. Парочка из них, на следующий день обьявили себя банкротами, остальные двое, хотя и сохранили дела, не связанные с сукном, как и первые двое, вынужденны были продать свои мануфактуры Тимофею, зятю хозяина биржи — Питера. Этот поляк, из благороднейшего рода, недавно закончил Ягелонский университет по части финансовых дел, и воспользовался моментом самоустранения фламандских заправил по торговле шерстяным сукном, и по дешевке выкупил всю английскую шерсть, и мануфактуры обнищавших Ари, Зефа, Коенрада и Сема.
Весь прошедший год, случился торжеством Жадности над здравым смыслом на просторах суконного дела в Брюгге, и его кульминацией послужили последние июльские торги.
Мой "побарабанум", едва успевал впитывать аккомуляторами эманации сего порока, а когда с "жадностью" было покончено, утомленный до предела, я спустился в подвал Биржи, настроил "побарабанум" на открытие портала в Урюпинск, и вернулся домой, чтобы зарядить батарею смартфона.
