Как задрот в армию ходил. Часть первая

---------------

Подготовка к "полям" шла полным ходом. За первой учебной боевой тревогой шла еще одна, потом еще, но все они уже были больше похожи на действия команды под названием "боевая рота" или "батарея". В строй вернулись караульные, выздоровели бойцы и даже старшие офицеры батареи активно наблюдались в расположении.

Нас распределили по расчетам и отделениям, начали тренировать соответственно. Строиться на в взлетке или на любых армейских построениях мы должны были с учетом новых кадровых перестановок. Сначала комбат, за ним машина старшего офицера батареи (гусеничный броневик, который находился непосредственно вблизи самоходных артиллерийских установок на поле боя и с которого расчетам напрямую подавались приказы. К этой машине я и был приставлен сержантом с четырьмя отпетыми дембелями). Затем шли расчеты с первой по шестую самоходки, а замыкало батарею отделение машины управления огнем (На ней передвигался, непосредственно, комбат и занимался передачей, а так же корректировкой координат целей для огня, этакий разведчик, в общем)

Тренировки же были разного характера. Механиков-водителей и, изредка, командиров отделений, отправляли на танковый полигон учиться водить самоходки. Даже вашему покорному слуге удалось разок ощутить, что значит переключать передачи, упершись в стенку кабины ногами и яростно хватать неподьемный рычаг на себя.

Отдельно артиллерийские расчеты учили дисциплинированно занимать и покидать боевые машины. Легендарная команда "к машинам" до сих пор проносится в моей голове, словно это было вчера. На это выделялось время - определенный норматив, но на практику его выполнения времени особо не было. Надо было "парк" достраивать, потому, убедившись, что солдаты после команды бегут в сторону машин, а не куда-либо еще, было решено на этом тренировки окончить.

Мне же как командиру отделения - вычислителя (или вычислительного отделения) полагалось овладеть прибором управления огнем (что представляет собой металлическую складную доску, размером с шахматную, на которой карандашом необходимо было обозначать и вычислять координаты целей, а так же корректировать огонь самоходных артиллерийских установок) и артиллериской бусолью (прибор, напоминающий бинокль на треноге, с помощью которого и делаются различные замеры расстояния до цели, или просто для наблюдения за ходом военных действий).

За неделю до отправки мне и другим потенциальным сержантам выдали красные солидные сержантские сумки с необходимым набором пишущих принадлежностей и комплектом флажков. Вещи, которые одновременно подчеркивали мой новый статус и в то же время обрекали меня на постоянную головную боль из-за их пропажи или потери товарного вида.

Особый смак в том, что эти самые сумки запрещено было хранить в тумбочке или хотя бы под кроватью, дабы сохранить их в целостности. Сумки положено вешать на спинку кровати, лицом к "взлетке", дабы в случае, если сержант кому из старших чинов понадобится, оперативно местоположение цели, так сказать, обозначить.

А как все выглядело на самом деле? Чудесным образом, доложу я вам. Вешаешь ты сумку, ложишься спать, а утром обнаруживаешь, что флажков нет, карандашей нет, линеек нет, а вам через неделю в поля ехать. И злость берет, что опять кто-то ночью за твой счет поживился, и страх - где теперь "рожать", черт возьми, эти флажки.

Особого напоминания стоит чехол, в котором эти самые флажки хранятся. Представляет собой обычный тканевой карман из "пикселя", из которого почти все бушлаты военные сейчас пошиты. Карман, да крючок, которым на шлейку сумки сержантской крепится. И как ты этот крючок шей - не пришивай, так через 10-15 визитов в самоходку или "мотыгу" обязательно зацепится за что-то, да оборвется. Все ж в армии бегом выполняется, где там время, чтоб за такими вещами смотреть. Так и бегаешь с ниткой да иголкой наготове, и как минута свободная выдается, так сразу шьешь - дошиваешь злополучный чехол.

Наконец, наступает самый важный момент ради которого все это затевалось. Никаких тревог, никаких подрываний во время сна. До обеда был проведен крупный строевой смотр, где бойцов проверяли на наличие вещевого имущества, чистых подшив на воротничках, аккуратно оформленных кантиков на головах, да отутюжиных стрелок на штанах. Одним словом, как на парад, а не в поля.

Раздали тумаков, то есть обратной связи, конечно, кому что подправить или исправить, а там уже и обед скоро. Откушали не спеша, и дисциплинированным строем отправились за оружием. Чистить, видать, прикажут. Винтовки получили, на взлетке построились, где нам внезапно обьявили, мол, механы в парк, остальным к месту сосредоточения боевых машин шагом марш. Вещей с собой никаких не брать, только оружие да вещмешки. За остальным, мол, позже вернемся.

Ловлю себя на мысли, что как-то все легко и просто проходит. Ну не может быть такого в армии. Даже машины нас уже ждали, заправленные и заведенные, на положенном месте. Небось комбат постарался, попробуй при нем машину не завести.

Дали команду "к машинам", загрузились в цельнометаллических коней и отправились в "поля".

Я очень надеялся, что мы будем ехать как можно дольше, потому что это отличная возможность чтобы вздремнуть, а в армии, как известно, ты либо хочешь есть, либо спать, либо то и другое одновременно. И уже совсем не важно, что в машине "кровоточит" бак с маслом и уже черед пол-часа образуются лужи. И то, что сиденья давно изорвались, оставив только металлический каркас, на котором то и работать сложно, не говоря уже о сне. И то, что двигатель орет и тужится, как не в себя, и тряска бешеная, что кидает от одной стальной стены в другую. Солдат всегда найдет, где "пощемать" (поспать).

Часа через три, а может быть даже и порядком больше, я ощутил странное волнение. Волнение от того, что мы больно долго едем, я уже и выспаться успел, хотя такого за четыре месяца службы не припомню. Но наученный армейской жизнью я не спешил разбираться в ситуации, ведь как мы знаем, в армии инициатива очень "обходительна" с инициатором. К тому же, тот пакет чертовски вкусных уставных конфет, выдаваемых раз в месяц, я скурпулезно берег на всякий случай. Тут то они и пригодились.

Спустя еще час, или пятнадцать конфет, машина заглохла, а в стальной люк постучали.

"Отделение, покинуть машину". Срываемся с места, хватаем вещмешки, автоматы и выпрыгиваем в надежде увидеть наш новый дом на ближайшие несколько месяцев.

Не тут то было, друзья. На нас смотрели мрачные заросли леса, среди которых остановилась наша батарея. Мы были впереди колонны машин, на возвышенности, в то время, как остальные самоходки отставали на добрых пятьсот метров сзади. Спустя минуту я понял причину экстренной остановки.

Внизу было настоящее болото. Болото, из которого несколько месяцев назад пытались достать почти утопленный "МТЛБУ". Судьба его мне до сих пор не известна. Но как оказалось, наши бойцы не рассчитали маршрут и "посадили" на мель сразу несколько самоходок. Добавим к этому необходимость подыматься по заболоченной местности в гору и получим отличную возможность остаться ночевать прямо тут, охраняя уставших железных коней.

Повздыхали мы, да повыругались минут пять, а затем красивые и отутюженные отправились по пояс в грязи подкладывать с остальными специальные, заранее приготовленные и закрепленные почти на каждой машине, бревна под гусянки застрявших самоходок. Одного из "счастливчиков" использовали, как буксир, и с помощью специальных толстенных тросов вытаскивали "танки" на сушу.

Дело спорилось. Мы успешно "дергали" одну машину за другой. Помню, как офицеры батареи все в новеньких пиксельных мундирах, сверху до низу заляпанные грязью, курили, улыбались и шутили, наблюдая за очередным чудесным освобождением из лап болотного плена, а через минуту словно по команде все разом поменялись в лице. Сигареты повыпадали из рук и ртов. Раздался отборный матерный бас начальства в попытках перекричать гул буксующего САУ-буксира.

"СТОЙ, Б**ТЬ, МЫ ГУСЯНКУ ПОТЕРЯЛИ!"

Что значит потеряли? Как вообще можно потерять стальную гусеницу весом в 500-700кг?

Подходим ближе к самоходке, которую мгновение назад вытащили из болота, а на ней и правда нет правой гусянки. Вообще. Я не знаю, каким образом самоходка "раззулась", но предполагаю, что этому виной и старость машины, и плохой уход, и проклятое болото, с черт знает чем на дне.

Не успели мы выругаться на невероятно удачное стечение обстоятельств, как звучит гениальная команда - "Батарея, ломы к бою".

Причем тут ломы я понял чуть позже. Суть в том, что вес самой гусянки такой, что даже в случае ее обнаружения нельзя представить себе способ, чтоб голыми руками каким-то образом ее вытащить. К тому же это болото. Вес грязи и всего, что к гусянке прилипло заметно усложняет дело. Значит задача состоит в том, чтобы нащупать злополучную гусянку и продеть вдоль сквозь ее звенья несколько ломов, заботливо установленных и пока еще не украденных, на каждой из самоходок. После чего навалиться на них коллективно и под "раз-два-взяли" выволочь пропажу вон на берег.

С минут десять, а то и двадцать мы "патрулировали" болото в поисках пропажи, затем еще с пол-часа пытались продеть ломы, а потом еще с час, рука об руку со всеми слонами, дембелями, механами, контрактниками и даже офицерами подразделения дружно сантиметр за сантиметром выволакивали, матерились и тащили пока не доставили гусянку на место.

Больше двадцати сильных, упорных, злых и забывших об усталости братьев по несчастью, превратились в один единый мощный механизм, который был, как мне казалось в тот момент, способен на что угодно. Ты только дай команду, не то что гусянку из под земли достанут, а если надо, то и танк вражеский с ног на голову перевернут.

Серия фотоснимков из армейского альбома дедушки, служившего в Советской армии с 1972 - 1974 г.

Моим 4 подписчикам)

Дело было во время службы.
Обычный летний день, меня освободили от распорядка дня для обслуживания техники. Целый рабочий день я занимался любовью с вверенной мне техникой ,а это на секундочку 8 едениц грузовых автомобилей. Из которых Урал 375 д , ЗИЛ 131, КАМАЗ 43114 2шт и КАМАЗ 5350 4шт. Довольный своей работой я позакрывал все двери, натянул нитку на каждый автомобиль чтобы опечатать и сдать под охрану. Относя ключи дежурному по автопарку я замечаю стремительно бегущего ко мне солдата. Пукан наченает сжиматься в предвкушении очередных задач. Кстати в этот день я планировал посидеть со своей возлюбленной придаться любви и алкоголизму.
Солдат рассказывает , что меня ждёт командир роты. Не переодеваясь и неприводя себя в порядок я пошёл в надежде, что он просто спросит какой объем работы я провёл, чтобы самому отрапортовать зампотеху, что он молодец контролирует ситуацию. Так обычно и было ,но не сейчас.
И рассказал мне о вводной задаче, что группа солдат на данный момент находится в лесах в рамках учений и что мне необходимо переместить мой маленький автопарк в лес, где я буду представлять имитацию узла связи. Чтобы меня расстреляли к чертовой матери все в рамках учений , а после рассказать как они провели захват.
Мне удалось убедить что 2 машин хватит за глаза. Но ЗИЛ с Уралом были уже при смерти ,а свежие Камазы решили оставить. Поехал я на стариках военного автопрома.
Сдерживая огонь из 5 точки я перегнал поочередно технику( переживал что когда прибуду на месте Урала уже ,не будет)
И вот на часах 8 вечера. Дома я должен был быть в 18:30 край 19:00.
Сижу жду чтобы меня нашли уничтожили. Время 9 в полной тишине прочитывая книгу на телефоне дабы скоротать одиночество в окружении 2 автомобилей, начинаю слышать хруст веток. Ага вот и ниндзя подоспели. Служил я уже 2 года но имитацию захвата не видел и было интересно как её проведут. И телефон уже был изрядно разряжен.
Время уже 10,целый час они подкрадывалась ко мне и все не решались.
Но тут уже мои нервы сдали и я начинаю орать благим матом, что мне еще всё это говно обратно в часть тараканить, закрывать ,опечатывать и сдавать под охрану и если они вылезут прямо сейчас то расскажу что они провели захват блестяще.
Прошло 2 минуты и из всех, каких-либо укрытий начинают вылазить люди.
Во главе был молодой лейтенант который в виду своей адекватности и человеческим отношением к подчинённым, подвергался травле старшими офицерами части. Но его это не останавливало ,он продолжал учить л/с и делать свою работу. Мне стало неудобно или даже стыдно, ведь таких офицеров раз и обсчелся, а тут я со своими нервами как оказалось они то уже 4 сутки живут в лесу отрабатывая всякие военные маневры.
Я объяснял ему как функционирует узел, какую технику нужно выводить первой, мне как солдату контрактнику было приятно , что он так внимательно с нужными вопросами интересовался, вникал в слова делая пометки в блокноте.
Ночевать остался там, отзвонился КР, сказал что такая то поломка, с утра уеду. Они перенесли свой лагерь ко мне, мы сидели у костра всю ночь и рассказывали истории попивая чай который был у меня в машине после каких-то учений. И я тоже проникся этим офицером, не было у него надменности которую замечал у многих офицеров, разговоры шли легко и непринужденно. Так и просидели всю ночь у костра он поочередно отправлял солдат в дозор, не было в его подразделение дедовщины контрактники, молодые и уже без месяца дома срочники , все исправно по очереди несли службу. В 5 утра они собрались и ушли а я начал отвозить технику обратно.

К слову через день ситуация повторилась но с другой группой. Старший был с слишком завышенным ЧСВ, нагл, раздавал оплеухи всем кроме пузатых контрактников. Сразу попер напролом, срочники были вымотанны контрактники бухими в щи. Там я уже просто доложил о плохом нападении и уехал. Он долго потом , мне службу портил но это другая история.

Мораль: в любой среде нужно оставаться человеком.

Глава 35 ИСТОПНИКИ.

Меня и Димку Гурбанова назначили истопниками на вторую половину ночи. Первые истопники топили печи с десяти до двух часов ночи, а вторая половина с двух и до шести утра, то есть до подъема. Работенка вовсе не пыльная - подкидывай в печку дров, чтобы жар всегда был, и никаких проблем. Хотя проблемы иногда случаются. Одна из таких проблем, которая является самой распространенной - это борьба со сном.

Возле печи всегда жарко. Зачастую истопники раздевались до трусов и все равно потели как в бане, не смотря на то, что за стенками палатки был нешуточный мороз.

Если уж речь зашла о печках и истопниках, то хотелось бы немного пролить свет на то, почему печки, которые стояли в наших палатках, назывались «буржуйками». В народе мнения расходятся. Каждый выдвигает свою версию и считает ее правильной. Кто-то говорит, что буржуйкой печь прозвали из-за того, что она много «кушала» дров и мало отдавала тепла, прямо как буржуи, то есть "характер" у неё как у буржуя - пока топишь - тепло, чуть перестал дровишки подкидывать - она и холодная, и тепла не даёт. Вообще тепла то она как раз таки давала очень много, но вот сохранялось это тепло, к сожалению, не долго, в отличии от кирпичной печи. В блокаду Ленинграда люди топили буржуйки книгами, чтобы согреться. Во время войны ее делали из любого бензобака взорванной машины, из обрезка трубы и помещали в землянку или блиндаж. Так же говорят, что она появилась в период буржуазной (февральской) революции в России (1917 – 1921 г.г.), когда был свергнут император Николай II, отсюда и название «буржуйка». Истопником же назывался любой, кто топил печь.

Много было смешных случаев связанных с истопниками. Бывало, выйдешь на утренний развод, а в строю у одного - двух человек на лобной части шапки обгоревшие коричневые пятна. Сразу становится понятно, что бедолага уснул около печки и уткнулся головой в раскаленную буржуйку. Благо если на истопнике шапка, а если на голове нет ничего кроме коротеньких волос, то шрам размером со стандартную мыльницу обеспечен на всю оставшуюся жизнь.

Находились и такие умельцы, что и печь топили и спать успевали. Хотя в слове «топили» есть подвох. Расскажу, как это было:

В офицерской палатке начальника штаба дивизиона буржуйку топили писаря. Так как палатка в два раза меньше чем наша солдатская, то и буржуйка там стоит всего одна. Обычно, когда печь топится, от нее в темноте на стенках палатки играют блики огоньков. Бывало, проснешься ночью, глянешь в сторону печи, а там темным-темно и от буржуйки свет не мерцает – значить истопник уснул и не подкинул во время дровишки. А если по стенкам палатки бегают игриво отблески огонька, то значить все в порядке и можно продолжать спокойно спать. Так вот, как-то ночью в палатке начштаба, проснулся начальник арт.разведки лейтенант Кильдяйкин. Проснулся он от того, что ему стало холодно. Кильдяйкин посмотрел на печь - огонек из печи освещал тусклым светом уголок в палатке. Истопника видно не было. Лейтенанту показалось странным, что в палатке стало холодно, не смотря на то, что в печи горел огонь. Не придав значения тому, что истопника у буржуйки он не увидел, Кильдяйкин снова погрузился в сон. Ближе к утру, лейтенант снова проснулся, но на этот раз ему было безумно холодно - изо рта шел пар, зубы стучали как отбойный молоток. И вновь истопника не было видно, а от печи по-прежнему исходил тусклый свет огонька. Кильдяйкин встал с кровати, накинул на плечи бушлат, закурил сигарету и подошел к буржуйке. От печи не исходило абсолютно никакого тепла! Тогда лейтенант открыл створку буржуйки и не поверил своим глазам - в печи стояла, почти догоревшая до основания, свеча! От удивления Кильдяйкин даже выронил сигарету изо рта. Именно пламя свечи все это время кидало блики огонька на стенки палатки. А истопник мирно посапывал на своей кроватке, укутавшись под тремя бушлатами.

Таким вот хитрым способом писарь создал иллюзию топившейся печи, а сам укрылся потеплей и лег спать. Однако он не учел одной вещи - надо было и лейтенанта накрыть теплым бушлатом, чтобы он от холода ночью не проснулся.

О том, что Кильдяйкин сделал с бедным писарем-истопником, история умалчивает.

Была еще одна забавная история с бойцом нашего взвода по фамилии Крайновский.

Обычно, если в палатках ставили деревянные нары, за место металлических, то под них складывали дрова. Проем, между сплошными нарами и полом, завешивали плащ-палатками, чтобы скрыть от глаз кучу дров. Делалось это не для того, чтобы дрова не украли, а для общего поддержания порядка, то есть для красоты. И чтобы при проверке внутреннего порядка куча дров не бросалась в глаза (или же другие предметы, которые также успешно прятались под нарами) плащ-палатки использовали в качестве занавески.

Так вот, назначили как-то товарища мл. сержанта Крайновского одним из истопников, которые должны были топить во вторую смену, то есть ночью. И стал Крайновский усердно печку топить, да так , что жар уши обжигал. И легли довольные дедушки спать под теплой занавесой окружающего воздуха. Так тепло и хорошо им было, что даже одеялом они не укрывались. Однако один сержант проснулся посреди ночи от того, что зябло ему стало. Сержант недовольно посмотрел на печь - та горит. Вот только Крайновского не видно было. Тогда сержант привстал с нар и увидел торчащий зад Крайновского из-под плащ-палаток. «За дровами полез» - подумал сержант и, укрывшись одеялом, снова лег спать. Но уже через час сержант снова проснулся. И в этот раз печь едва горела и совсем не давала тепла. Вновь приподнявшись, сержант увидел тот же, торчащий из под нар, зад Крайновского. Оказывается мл. сержант Крайновский полез за дровами, и, пока дрова в охапку набирал, попросту взял и уснул. Вот так, в позе «раком», да с дровами в руках, и торчащим из под нар задом, Крайновский сладко спал и видел яркие сны. Вот ему сниться, как он по полю бегает, бабочек ловит. И вдруг, оса из дупла, что посреди поля стояло, как накинется на Крайновского, и прям в зад ужалила! Проснувшись, вскочил Крайновский, да как стукнулся головой об нары, что дрова из рук выпали. Оказалось, что не оса во сне, а сержант наяву пинка под зад Крайновскому дал. И стал топить печку Крайновский пуще прежнего!

Вот так, шуточным абзацем, но, поверьте, правдивым, я поведал вам историю мл. сержанта Крайновского.

Теперь вернемся к началу этой главы, где я рассказывал, что меня и Димку Гурбанова назначили истопниками на вторую смену.

Меня разбудил черпак по прозвищу Гильза:

- Вставай, Хохол. Ваша очередь.

Я молча сполз с нар и пошел будить Гурбанчика. Димка просыпался неохотно, как кот ленивый то и дело потягивался да зевал. Закончив свои «потянучки» Димка с полузакрытыми глазами ушел к ближней печи, которая располагалась у входной двери. Я же остался топить у дальней буржуйки.

Тишина. В такие минуты служба вовсе не казалась тягостной, а наоборот – какое-то умиротворение наступало. Закуришь сигаретку, пока все спят, заваришь чайку и думаешь о своем. Целых четыре часа тебя никто не тревожит. Никаких приказов и криков со стороны командиров. И пусть я не высплюсь, и буду клевать носом в течение дня, но я всегда с удовольствием оставался на ночь истопником. Мне это позволяло остаться наедине со своими мыслями и мечтами о доме и родных.

Достав из-под нар пару полешек, я порубил их не спеша на более мелкие, и сложил сушиться около печи, так как древесина, которую привезли нам под дрова, была сыровата. Рядом с наколотыми дровами я положил пару солдатских сигарет «Любимые», которые, как и дрова, отдавали сыростью, от чего курить их становилось просто невыносимо.

Пока сушились мои сигареты, я решил не терять времени зря и подшить свой китель. Чистую ткань в полях было очень трудно достать, и поэтому приходилось перестирывать свою единственную, уже пожелтевшую от постоянных стирок, подшиву.

Слева от меня проснулся Валерка Сметанин.

- Хохол, сколько время? – заспанным голосом спросил Валера.

- Четыре утра. – взглянув на часы ответил я.

Сметанин уже собирался ложиться обратно, как, вдруг, увидал, что у входа в палатку, печка еле горит. Присмотревшись внимательнее, Валера увидел, что Димка Гурбанов спит, склонившись над буржуйкой.

- Хохол, а ну, дай полешко небольшое.

Я выбрал небольшое полено и дал его Сметанину, даже не догадываясь, для чего оно ему. Но когда Валера прицелился и замахнулся, я понял, что невольно стал соучастником злой шутки. Сметанин швырнул полено в сторону, где сидел Гурбанов. К счастью, полено не достигло назначенной цели, но задачу свою оно выполнило – разбудить спящего Димку. Как только полено пролетело у Димки над головой, тот незамедлительно открыл глаза и сразу же начал закидывать печь дровами. Это было больше похоже на то, что Гурбанчик, склонившись над печкой, забыл, что хотел сделать, но пролетающее мимо полено сразу осенило его голову.

Оставшись довольным, что Димка Гурбанов уже не спит и топит печь как положено, Сметанин снова погрузился в сон.

Я отложил свой китель в сторону и, подкинув в печь дровишек, пошел к Димке.

Лицо у Гурбанчика было заспанным. Глаза, того гляди, снова закроются.

- Димка, хорош спать. – подбодрил я Гурбанчика. – Давай лучше кофейку заварим.

- Давай. – оживился Димка. – Только у нас сахара нет.

- Ща найдем! – улыбнулся я, вспомнив, что у Манина был заменитель сахара в таблетках.

Обычно, если ты по сроку службы «дух», то будить «деда» среди ночи в личных целях – это огромный риск для твоего здоровья. Но Манин был вполне нормальным парнем, которому неважно было, сколько ты прослужил. Он был парнем, про каких в народе говорят: «прост, как две копейки».

Я толкнул Манина в плечо.

- Мань, вставай. – шептал я, чтобы не разбудить остальных.

Манин, словно зомби с закрытыми глазами, приподнялся и продолжил спать сидя. Меня эта картина порадовала. Помню, я тогда пожалел, что нет под рукой фотоаппарата.

- Маня! – уже более громко сказал я, чтобы привести Манина в чувства.

Манин открыл глаза и посмотрел на меня. Сначала он молчал, от чего мне стало немного не по себе. Словно из загробного мира, как в фильмах ужаса, смотрел на меня не Манин, а кто-то другой. Глаза бездонные, в которых ничего кроме пустоты. Гурбанов даже засмеялся, когда увидел мое замешательство, но, услышав Димкин смех, Манин повернулся в его сторону, и также впил свой пристальный взгляд в него. Гурбанчик сглотнул слюну и умолк. Оказалось, что это была «вторая стадия Маниного сна», как мы потом, в шутку, прозвали это явление. Манин просто продолжал спать с открытыми глазами.

- Маня, проснись! – я тряхнул Манина за плечо.

- Чо надо? – проворчал Манин протирая кулаками заспанные глаза.

- Я уж думал, что мы тебя не разбудим никогда. – с улыбкой сказал я Манину, обрадовавшись, что тот проснулся. – Дай сахарку, а?

- А кофе есть? – ответил Манин на мой вопрос вопросом.

- Ну конечно.

- Тогда достань из-под нар мой вещмешок, и возьми сколько надо. Мне тоже кофейку заварите.

- Да без проблем, Маня! – вновь обрадовался я и полез под нары за Маниным вещмешком.

- Гурбанчик, дай сигаретку.- обратился Манин к Димке.

Димка достал из кармана пачку «Любимых» и, прикурив сигарету от уголька в печи, протянул ее Манину.

Пока Манин молча курил, мы с Гурбанчиком поставили котелок с водой на печь, и приготовили кружки для кофе. В каждую кружку мы засыпали по одной ложке кофе и по три таблетки сахарозаменителя (одна таблетка заменяла ложку сахара).

Вода в котле уже начала закипать, когда мы с Димкой обратили внимание на то, что в палатке стало светлее, чем обычно. Появился запах чего-то горелого. Повернувшись на источник света и горелого запаха, мы с Гурбанчиком ахнули от удивления – у, вновь уснувшего в сидячем положении, Манина, горело левое плечо!

Пока мы ждали, что вода закипит, Манин так и уснул в сидячем положении, да с сигаретой в зубах. Глова его склонилась в левую сторону, и сигарета уперлась горящим угольком прямо в белугу на левом плече. Не знаю, как Манин не почувствовал, что начинает гореть, но уголек сигареты мгновенно прожег дырку в белуге и нательное белье загорелось! И, что самое интересное, даже когда белуга начала гореть, Манин все никак не просыпался.

Первые секунды, когда мы с Димкой увидали, как Манино плечо горит, на нас напал ступор. Мы даже не шелохнулись. Вот так вот, раскрыв рты от удивления, стояли и смотрели, как у Манина горит плечо. Потом Манин проснулся, и мигом вывел нас из ступора.

- Блядь! Ебанный ты в рот! Тушите меня на хуй!- начал в панике орать Манин и махать руками.

Первым на зов о помощи откликнулся Димка. Видимо вспомнив, что вода – это злейший враг огня, он, долго не думая, схватил с печки котелок и вылил всю воду на Манина. Что тут началось! Мало того, что Манин горел, так тут еще и кипятком его облили. Думаю, мне не стоит писать, что Маня тогда в приступе гнева высказывал о Гурбанчике, вы, наверное, и сами догадываетесь. Однако, на этом история еще не заканчивается. Димка, хоть и вылил весь кипяток на Манина, но на очаг возгорания он даже не попал. А значить, наш бедный Манин, по-прежнему полыхал!

Теперь на помощь горевшему Манину подоспел я. Выхватив из под чьей то головы подушку, я начал ею колотить Манина. Удары летели то в голову, то в плечо. Манин матерился, а я его все колотил подушкой, пока огонь не погас.

Вылив на Манина полтора литра кипятка, избив его подушкой и разбудив при этом почти всю палатку, мы, наконец-то, потушили огонь!

Больше всего в этой истории меня поразила одна деталь - белуга насквозь прогорела, а ожога на Манином плече я так и не увидел. Хотя прогоревшее отверстие было размером с теннисный мяч. Так же я убедился в том, как легко могут сгореть люди, уснув с прикуренной сигаретой. До этого момента я слабо верил в истории, где маленький уголек становиться причиной огромных пожаров. После случая с Маниным, сомнений у меня не осталось. Кстати, сам же Манин, после того, как мы его потушили, сказал, чтобы его больше не будили среди ночи попить кофейку, так как это вредит его здоровью.

Глава 36 МОКРАЯ НОЧЬ

Капитан Бахтияров, командир противотанковой батареи (ПТБ), решил в тот зимний вечер напиться. И чтобы одному не выпивать, пригласил пожилого прапорщика составить ему компанию.

Бахтияров – плотный мужчина, азиатской внешности. Лет около сорока, хотя, возможно, он выглядел старше своих лет из-за того, что часто выпивал. В его возрасте офицеры уже майора получали, как минимум, а он все в капитанах. Про таких обычно говорят: «вечный капитан». Из-за частых появлений на работе в нетрезвом виде, начальство не стремилось продвигать его по карьерной лестнице. Вот и ходит наш Бахтияров вечным капитаном командиром ПТБ. И такой расклад, кажется, устраивает и начальство и самого капитана. Спасибо, хоть не увольняют из вооруженных сил РФ.

Ну, так вот. Дело было после отбоя. Полевой выход. Так как у Бахтиярова не было отдельной палатки, то ночевал он вместе с взводным старлеем в солдатской палатке. В тот вечер взводный уехал домой на ночлег.

В общем, сразу после отбоя, капитан и прапорщик, который был, скорее всего, с минометной батареи, уселись в конце палатки на кровати рядом с печкой. Разложили сальцо с черным хлебушком, достали лук, помидорки, банку тушенки с ПХД и, конечно же, литровую бутылку водки. Боец им подал чистые железные кружки, и прапорщик с капитаном с упоением принялись трапезничать.

К часу ночи капитан с прапорщиком уже изрядно напились. Прапорщик лег на той кровати, где они выпивали, а капитан чуть поодаль, но тоже рядом с печкой.

Истопник, который сидел все это время рядом с ними, прибрал пустую бутылку водки, вскрытую банку тушенки, вымыл кружки и спокойно продолжал топить печку, никого не трогая.

Где-то в половину второго ночи, когда вся палатка, за исключением двух истопников, спала, проснулся капитан Бахтияров.

С полузакрытыми глазами, капитан встал с кровати и, что-то бурча под нос, направился в сторону печки. Истопник сидел молча, от греха по дальше, чтобы не трогать пьяного капитана. Бахтияров же на автопилоте дошел до печи, достал из штанов свой член и начал ссать прямо на искрогаситель.

Сказать, что истопник был в шоке – ничего не сказать! Бедолага только успел отскочить от печки, чтобы его не забрызгало мочой. Задняя половина палатки, словно в парилке, моментально наполнилась паром. Бахтияров же, с невозмутимым лицом, продолжал поливать искрогаситель.

Истопник все это время, пока его командир выполнял «особо важную миссию», стоял у черного входа с выпученными глазами и не мог промолвить ни слова. Он боялся, что пьяный капитан, с дуру, может его стукнуть кулаком по лицу. Он трезвый то любил по морде настучать, а тут пьяный, да еще и в полудреме. Сомнамбула, короче говоря.

Закончив обильно поливать печку, Бахтияров спрятал свой агрегат в штаны и пошел обратно в кровать, где продолжил мирно посапывать.

Вонь в палатке была невыносимая. Истопникам пришлось на время открыть занавески с черного и главного входа, чтобы, хоть как-то, проветрить помещение.

В два часа происходила смена истопников.

- Чего так воняет? – спросил заспанный солдат, который проснулся на смену старым истопникам.

- Наш комбат печку обоссал!- угрюмо буркнул второй боец и пошел спать.

Сидя у печи, новый истопник уже свыкся с неприятным запахом. Подкидывал, потихоньку, дровишки, покуривал сигаретки. В общем, нес службу в обычном режиме.

Ближе к четырем часам утра, снова проснулся Бахтияров. Сначала он присел на кровати, и, какое-то время, продолжал так спать. Потом он, что-то пробубнил невнятно, встал и пошел в сторону печки.

Истопник понимал, что его комбат не сигарету у него идет спросить, а, скорее всего, снова пописать на печку. Глаза комбата закрыты. Здоровый боров пробирается вдоль кроватей прямо на истопника, мыча неразборчивые слова. «Надо его как-нибудь отвлечь» – подумал истопник.

- Товарищ капитан, здесь нет туалета. Туалет за палаткой. – громко сказал истопник, чтобы комбат его услышал.

Бахтияров, на минуту, замер. Что-то сказал, типа «я знаю», и снова двинул в сторону печи. Деваться было некуда, и, чтобы не искушать судьбу, солдат отошел подальше от печи. Но, надо же, Бахтияров прошел мимо буржуйки, и завернул в спальный пролет, где храпел пьяный прапорщик. «Что-то новое.» - промелькнуло в голове у истопника.

Комбат, словно огромная туча, навис над прапорщиком, достал свой член, и принялся поливать пьяного бедолагу. Вот так, прапорщик спит, а товарищ капитан, в пьяном тумане, следит за тем, чтобы его товарищу не было слишком жарко у печи, охлаждая его своим дождиком. Истопник глазам своим не верил. Он жалел тогда об одном, что у него нет телефона, чтобы заснять сей компромат. А комбат все поливал и поливал. Казалось, что капитан сутки терпел, а потом его прорвало – источник желтого дождя никак не прекращался. Вот прапорщику полило в ухо, за шиворот досталось, волосы намокли…картина была не из приятных. Наконец, капитан закончил тушить своего боевого товарища, спрятал свою «поливалку», которая уже дважды за ночь отличилась, застегнул штаны и, вновь, отправился спать.

- Просто пиздец какой-то! – еле слышно прошептал истопник, после того, как его комбат улегся на кровать. – Так он и нас обсыкать может по ночам.

Наутро, по команде дневального, батарея проснулась. Проснулся и капитан с прапорщиком.

- Как спалось? – спросил заботливый капитан, который, явно ни черта не помнил, у своего товарища.

- Да заебись! – отвечал довольный прапор. – Только жарко у тебя очень, я весь взмок, пока спал!

Истопники переглянулись меж собой, и, улыбнувшись, пошли на завтрак, где за котелком каши и чашкой чая, расскажут своим сослуживцам, и нам в том числе, о «мокрой ночи».

Глава 37 БЕГЛЕЦ

После вечерней поверки прошло всего-то полчаса, когда дневальный вновь призывал дивизион к построению.

- За каким чертом нам строиться, если вечеруха уже прошла?! - Недовольно ворчал сержант Сметанин.

Мы вновь оделись по теплей и вышли строиться перед палатками. Дивизион лениво собирался, недовольный тем, что всех солдат выдернули чуть ли не из теплой постельки.

Через десять минут к нам вышел командир дивизиона:

- Товарищи командиры, вы что не можете построить свой личный состав?! Стройте дивизион, еб!

Командиры лениво зевая, дали команду и мы встали в строй.

- Значить так, - начал свою вступительную речь подполковник Перов - на вечерней поверке, в составе третьей батареи, отсутствовал один солдат - рядовой Макаров. По настоящее время, Макаров не появился.

- Да куда ему деться - на улице такой дубак! - выкрикнул из строя лейтенант третьей батареи.

- Вы бы помолчали, товарищ лейтенант! - упрекнул Перов лейтенанта в том, что он его перебил. - Вы мне лучше скажите, почему вы сразу не доложили о том, что у вас отсутствует боец на вечерней поверке?!

- Мы думали он в туалете. - Виновато опустил лейтенант голову.

- Ну так и ищите его в туалете, еб! - Повысил Перов голос.

Лейтенант уже ничего не стал отвечать, так как в туалете они уже искали. И в районе ПХД искали. И в парк машин послали искать трех человек, но... Видимо, поняв, что своими силами третья батарея не справится, только тогда решили доложить о пропаже бойца, чтобы подключить к поискам весь дивизион.

- Вы хоть понимаете, товарищ лейтенант, что ваш солдат может замерзнуть?

- Понимаю. - лейтенант сник, видимо представляя худшие последствия как для солдата, что ушел в мороз, так и для него самого, так как без последствий такие вещи не остаются.

Дивизион разделили по группам - по пять человек. В каждой группе старший сержант. Обозначили районы поиска и приступили к операции "найди иголку в стоге сена". Просто представьте - огромное поле. Ночь. И на грамма света - даже луна, которая могла хоть немного осветить район поиска, скрылась за облаками. И в каком направлении убежал рядовой Макаров никто не знал. Плюс ко всему еще и нешуточный мороз перспективы, скажу я вам, совсем уж удручающие...

Я был в группе сержанта Кольки Бевзы. По уставу, у каждого сержанта в планшете должен быть фонарик. Фонарик то был, но вот батарейки к нему были только на строевом смотре, после чего перекочевывали в музыкальный плеер, где и благополучно сажались.

- Нихера не видно! - ругался Бевза на кромешную тьму. - Мог бы и потеплее погоду выбрать для побега!

Снег был почищен только в районе палаточного городка. За территорией - только поле и сугробы. были конечно натоптанные тропинки до леса, но их уже замело, а свежих следов не наблюдалось. Мы начали гадать - куда бы мы сами убежали, если б решились на такой рискованный шаг? Думали, гадали, но ничего, кроме того, что мы б вообще да такого б не додумались, мы не придумали. Можно, конечно, попытаться дойти до ближайшей деревни в пяти километрах от нас, но ведь нужно знать дорогу, а Макаров ее знать не мог, так как ни разу там не был.

- Макаров?! Макаров?! - раздавались крики ребят по ночной степи.

После часа поиска мы сильно замерзли.

- В жопу этого Макарова - нужно возвращаться, иначе сами тут сляжем! - стучал зубами Колька Бевза.

И правда - мы уже порядком замерзли. Никаких следов рядового Макарова найти не удалось - словно улетел он на вертолете, но ведь и следов вертолета не было! А ведь снег хорошо следы показывает.

Мы вернулись в палаточный городок, где уже собралось больше половины дивизиона таких же, как и мы - кто замерз и ничего, что указывает на местонахождение Макарова, не нашел.

- Придется звонить в полк. - разочарованно сказал командир дивизиона, представляя, как его будет отчитывать командир полка.

Да и черт бы с ним, с командиром - лишь бойца живым нашли, а там уж...

- Нашли!!! Нашли!!!

Мы переглянулись в поисках того, кто кричал это заветное слово "нашли!".

Лично я уже все успел себе придумать - что солдат сбежал в сторону деревни, замерз где-то в поле, заблудился в лесу и его съели волки, выкрали инопланетяне и т.д. И что же вы думаете? Все оказалась куда проще - он просто уснул. Уснул не где-то там в палатке, рядом с печкой, совсем нет, он уснул в сугробе! Да и не где-то за палатками, а прямо за тем местом, где мы строимся - прямо за бруствером! Ну, кто догадается искать рядом с палатками и с местом построения? Ну, уж если пропал, то искать надо где-то там, а не здесь... Мы целый час, на морозе, искали парня, который решил присесть в сугроб за бруствером, в аккурат перед вечерней поверкой! Просто сел и уснул! И ведь спал же пока не проснулся, а от чего непонятно - то ли крики наши услышал, то ли замерз, а то и вовсе - сон дурной приснился, как командир батареи бьет его по голове за то, что он решил вздремнуть...

Глава 32 ТЕСНЫЕ ВАЛЕНКИ

Новость о том, что нам придется идти пешком по такому морозу, просто ошарашила. Особенно не весело было мне - тесные валенки после десяти метров ходьбы так скрючивали пальцы, что выть хотелось! А тут целых 20 километров пешком, да еще и при температуре -35! Все КАМАЗы отказались заводиться в такую погоду, и мы остались без транспорта. Мне даже представлять не хотелось, сколько же я смогу пройти, и на каком километре рухну в сугроб, изнывая от боли в ногах. И все из-за этих чертовых, тесных валенок! Очень хотелось надеть сапоги, но приказ был в валенках, а значить все в валенках! Пусть, хоть пальцы из валенок торчат, но ходить должен в них!

- Дивизион, строиться! - скомандовал подполковник Перов.

Недовольно гудя, дивизион начал создавать подобие строя. Парни начали возмущаться и просить дождаться КАМАЗа (может какой-нибудь заведется). Кто-то, поняв, что марш неминуем, не терял времени и на морозе начал перематывать портянки, чтобы ноги сильно не натереть. Когда дивизион был построен, гул среди солдат не утихал.

- Блядь, завалите ебальники, ебаный в рот! - начал орать кто-то из лейтенантов на недовольных бойцов. - Хули вы как стадо баранов?! Бее-бее, бля!!! Приказано идти пешком - значить похуярите пешком! Чо, блядь непонятного?!

Дивизион смолк. После недолгой паузы заговорил командир дивизиона подполковник Перов:

- В общем, так - идем строем. Никому, еб, не разбегаться, по одному не ходить. Кто-то один решит поссать - нихера! Ссать только всем дивизионом! Отстающим помогать. Следите друг за другом внимательно. Как только увидели у соседа побелевший участок кожи, сразу приложите варежку или руку, но, ни в коем случае, снегом не растирать, еб! Так, комбаты - Перов повернулся к лейтенантам курившим в стороне - выделите по одному взводному, чтобы сопровождали свою батарею.

Лица лейтенантов заметно потускнели, когда комбаты назначали их в пешую колонну вместе с солдатами. Даже тот лейтенант, что пять минут назад орал на нас благим матом, разочарованно помотал головой. Справедливость восторжествовала! Но, как оказалось, ненадолго.

- В походную колонну! - скомандовал Перов.

Взводные продублировали команду, и сержанты вышли вперед своих подразделений.

- Взвод управления прямо, остальные следом. Товарищи лейтенанты, смотрите за своими людьми, еб! - Перов отдал последнее распоряжение и пошел к своей машине.

Комбаты задержались у палаток, названивая по телефону в службу такси, и заказывали для себя машинки. Мы же тронулись в путь в сопровождении взводников. Ноги сразу начали ныть. Я скривился в лице и начал прихрамывать.

- Дойдешь, Хохол? - спросил меня Колька Бевза, видя, что я хромаю.

- Да хрен его знает. Попробую. - ответил я и попытался выдавить улыбку, но не получилось.

- Не ссы, дойдем! - подбадривающе подмигнул Бевза.

Уже через километр нашего пути, взводники отстали от дивизиона (они, так же как и их комбаты, вызванивали такси, чтобы доехать в тепленькой машине). И тот лейтенант, что орал на нас, сам же ослушался приказа, бросил дивизион и поехал на такси! Но нам до этого было все равно.

Щеки резало холодом, а руки не согревались в солдатских рукавицах. Воротники бушлатов были подняты, но даже это не спасало лицо от мороза. То и дело слышалось с разных сторон: «Братан, у тебя щека белая! Приложу руку!» или «Дружище, у тебя нос белеет!». Мне самому неоднократно говорили, что нос и щеки побелели, но меня больше всего волновали ноги, которые уже просто сводило от боли в пальцах. Я, прям, чувствовал, что по краям ступней натираются жуткие мозоли и что портянки в валенках размотались, но снять и перемотать я боялся – думал, если сниму валенки, то уже в них не залезу. Сейчас, даже трудно представить, как я все это терпел. Мне больно, а я иду! Хочется выть - зубы стиснул и иду! В голове только одна мысль - скорее бы добраться до казармы!

Мимо нашего дивизиона проехали три машины - это такси за нашими офицерами. Я оглянулся в след уезжающим машинам и увидел, что строем уже давно никто не идет. Все шли кучками, можно сказать компаниями, курили, беседовали, пытались смеяться, подбадривая друг друга анекдотами. Я начал отставать от своего взвода, так как идти было все трудней.

В ногах чувствовалось что-то липкое, как будто мне портянки вареньем измазали, но это означало лишь то, что ноги протерлись местами до дыр и пошла кровь. Мы прошли уже километров пять, может меньше, а впереди еще целых пятнадцать. Я никак не мог представить, что смогу дойти. Мне все казалось, что я слягу где-нибудь в сугробе и не тронусь с места, пока мне не принесут нормальные валенки или сапоги. В голову даже закралась мысль идти босиком! Плевать, что мороз! Боль была уже не выносимой.

Такси забрало офицеров и повезло их мимо нас в городок. Кто-то из лейтенантов на ходу из машины крикнул нам: «Хули вы разбрелись?! Чтоб через два часа в казарме были!». Я тогда подумал, что если мы к отбою придем, то это уже будет чудо.

Я совсем отстал от своего дивизиона и уже не надеялся их догнать. Сзади меня еще были такие же доходяги как и я, но не с тесными валенками, а просто ленивые или больные. Этих доходяг подгонял пинками сержант - контрактник с третьей батареи Генка Лусинян. Он все орал, чтобы шли быстрее и то и дело пинал отстающих ногами. Добежал Генка и до меня, но пнуть не успел.

- Не трогай его, Гена! - крикнул Бевза на Лусиняна, когда увидел, что он хочет меня ударить. - Это наш пацан. У него ноги болят.

- Да нет проблем! - совсем не возражал Генка, и начал пинать других отстающих.

Даже если бы меня Лусинян ударил, то сил, чтобы защищаться, мне все равно бы не хватило. Я так был измотан, что уже ничего не хотелось, лишь бы добраться до казармы и снять эти проклятые валенки.

Ко мне подошел Бевза Колька.

- Чо, хреново совсем?- спросил сочувственно Бевза.

- Да пиздец! - выдавил я из себя.

- Давай тормознемся, покурим. - предложил Николай, и я с радостью согласился.

Мы остановились у обочины. Бевза достал сигареты, и мы закурили. Стоять на ногах мне было больно, и я сел прямо в сугроб. К нам присоединился Женька Ларин и Генка Лусинян.

- Пиздец как холодно! - стуча зубами, сказал Женька.

- Хуйня. Дойдем! - как всегда оптимистично ответил Бевза.

- Вот приду, а дома меня телка ждет. Я сразу в душ горячий, а потом в теплую постельку. Лягу меж мягких сисек и усну! - мечтательно делился с нами своими будущими планами Лусинян.

- Нехуя ты перец!- улыбнулся Ларин. - А нам значит холодная вода из под крана в казарме, да скрипучая кровать?

- Ну так подписывай контракт и переезжай в городок. - предложил Ларину Генка.

- Гена, шел бы ты нахуй со своим контрактом! Мне до дома меньше полугода осталось.

Мы докурили и снова тронулись в путь.

После выкуренной сигареты на душе как то полегчало. Но вот небольшая стоянка, что мы устроили, плохо повлияла на мои ноги. Мне казалось, что если я немного отдохну, то идти будет легче, но вышло все наоборот. Ноги, привыкшие к боли, еще как-то шли, но после небольшого отдыха, боль с новой силой начала крутить пальцы в тесных валенках. Казалось, что кровь уже впиталась в портянки и скоро начнет сочиться через валенки. Больше я терпеть не мог.

Я остановился и сошел на обочину. Сказав парням, что догоню, я решил быстренько перемотать портянки. С трудом снял один валенок и, положив его плашмя на снег, поставил на него ногу. Первое ощущение было, наверное, как оргазм. До этого момента ноги страшно горели, словно в огне, но, когда я вытащил ногу из валенка, мороз, сразу же, остудил мои стопы и облегчил боль. Я с упоением вздохнул. Портянка, конечно, была в крови, но не так сильно как мне казалось. Размотав слипшуюся портянку, я взял в руку немного чистого снега и начал протирать ногу от крови. Кровавые мозоли были на пятке и между пальцев ног. Портянку я встряхнул и начал быстро перематывать ногу. В варежках перематывать было трудно, поэтому я делал это голыми руками. Руки начали дубеть от мороза и переставали слушаться пальцы. С трудом я перемотал ногу и, с еще большим трудом, запихал ее обратно в валенок, изнывая от боли. Вторую ногу я точно так же перематывал. Не помню, сколько ушло у меня времени на перемотку. Я замерз стоя на месте и понимал, что нужно было, как можно быстрее, догонять парней, а то возможность остаться и замерзнуть меня не вдохновляла.

Ковыляя с одной ноги на другую, я старался ускорять шаг, чтобы нагнать ребят. Уже когда я увидел силуэты парней, мне стало легче. Колька с Лариным и Лусиняном решили остановиться и подождать меня. Втроем они помогли мне добраться до казармы.

Когда на горизонте появилась наша часть, было уже темно. Казармы, как спасительные огни, светились в темноте. Взбодрившись духом, я собрал последние силы и заковылял как можно быстрее, согреваясь мыслью, что скоро окажусь в казарме и сниму эти проклятые валенки!

Когда я зашел в казарму, то весь дивизион уже, практически, успел переодеться и умыться. Я прошел в кубрик нашего взвода и сел на кровать. Аккуратно снял валенки и вместо облегчения, почему-то, ощутил резкую боль. Пальцы не хотели выпрямляться. Я не на шутку испугался. Но уже через пару минут ноги начали отходить.

Сполоснув ноги в холодной воде, я словно очутился в раю. Такого блаженства я еще не ощущал. Я никак не мог поверить, что справился и смог пройти эти двадцать нелегких километров на таком сильном морозе и в таких тесных валенках.

В тот день около десяти человек все же обморозили себе лица и конечности. У кого-то, словно ожег по всей щеке, повылазили волдыри. У кого пальцы посинели на руках. В основном были обморожены носы и уши.

Я же, после того дня, больше никогда за всю свою службу валенки не носил. Какие бы валенки мне не предлагали, я все равно отказывался их надевать. Я надевал носок, сверху носка полиэтиленовый пакет для удержания тепла, потом портянка и в сапог. Так я все остальные зимы своей службы проходил в сапогах и берцах, но валенки больше не надевал. И после армии, на гражданке, валенки я не надеваю.

На следующее утро мы поехали в поле на КАМАЗах.

Глава 33 НАЧМЕД

На наш небольшой взвод управления выпало совсем не мало работы – нужно было собрать три палатки – свою, нач.штаба (командирскую) и медицинскую палатку. Со своей палаткой, ровно как и с командирской, мы справились, а вот палатку медика собирать, ну уж совсем не хотелось. Однако, приказ есть приказ, и мы отправились собирать палатку медика втроем – я, Серега, и Гурбанчик. Валера Сметанин был у нас за старшего.

- Нужно палатку за сегодня собрать, пацаны. – поторапливал нас Сметанин.

- Не дохуя ли от нас хотят? – недовольно ворчал Гурбанов.

- От меня то вы чего хотите? Есть приказ – выполняем. – Сметана дал понять, что не хочет больше выслушивать наше нытье по поводу мед. палатки.

Что тут поделаешь – армия есть армия. Есть приказ – надо выполнять. Помимо того, что мы и так собираем три палатки малым количеством людей, наше недовольство еще выражалось тем, что в каждой батареи есть свой назначенный медик. Конкретно в этой палатке, которую мы тогда собирали, должен будет находиться медик с первой батареи. Как правило, всех солдат, кого назначали медиком, мы называли меж собой Начмед - начальник медицинской службы. В то время в дивизионе еще не было квалифицированного медика на постоянной основе. Лишь только ближе к лету у нас примут на работу штатного медика Алевтину Викторовну. Ну, а раз в палатке весь полигон будет находиться Начмед, то и собирать палатку должен помогать именно он – так мы считали. Вот только сам Начмед был «дедом» по сроку службы, что означало, что ему «западло» работать…

Как на зло, морозный ветер все усиливался, отчего работа только затруднялась. Пытаясь развернуть на морозе сырой брезент, мы проклинали всех на свете – и командира дивизиона, за распределенную работу, и складских работников, за то, что не просушили палатки, и Начмеда за то, что он не помогал нам.

- Давайте, пацаны, еще чуть-чуть! – подбадривал нас Сметанин.

Если учесть, что мы даже и половины не собрали, то это «чуть-чуть» Сметанина, нас больше злило, нежели придавало какого-то стимула в работе. Мало того, что и работать уже было «в лом», так и сама работа не клеилась – то черенок кувалды сломается пополам, то веревки, которыми натягивали палатку, рвутся, отбеливатель палатки, и без того весь рваный, расползался по швам…

- Убил бы этого Начмеда! – в сердцах ругался Сергей.

- Ну, у тебя есть такая возможность. – услышал Сметанин недовольства Сергея. – Вон он идет.

И правда – на горизонте замаячил сытый и довольный жизнью Начмед.

- Гондон! – сплюнул Серега, глядя в сторону приближающегося Начмеда.

- Чо так долго собираете палатку? – подошел к нам Начмед, недовольный нашей работой.

- Слышь, Начмед, не борзей! – огрызнулся Сметанин. – Пацаны и так уже третью палатку собирают, хотя она им в хуй не упиралась!

- Ну, это не ко мне – все вопросы к КД.

- Ну, тогда не мешай пацанам работать. – Сметанин дал понять, что Начмед здесь лишний.

- Ладно. – Начмед, было, собрался уходить, но потом повернулся и обратился к нам, - Только нормально собирайте палатку, чтобы щелей не было!

- Ты бы помог нам ее собрать, тогда и щелей не будет! – не выдержал Сергей.

- Чо ты сказал?! – Начмед явно был недоволен тем, что с ним спорит какой-то «дух» с взвода управления.

- Кувалду, говорю, бери, и колья забивай! – Серега был настроен воинственно. Таким я его еще никогда не видел. Видно сильно достала его эта палатка, что он решил пойти наперекор «дедушке» с первой батареи.

Сметанин не стал вмешиваться в конфликт Сергея и Начмеда. Валера дал шанс Сергею проучить обнаглевшего «дедушку», предполагая, что Сергей вполне с ним сможет справиться в честном поединке.

- Ты у меня сейчас вообще ее один собирать будешь! – грозил Начмед Сергею. – Вообще уже «дух» попутал?! Сметана, чо за хуйня?! Почему у тебя «духи» охуевшие такие?!

- Бля, Начмед, сам не могу с ними справиться! Может у тебя получиться? – еле сдерживая смех, ответил Сметанин.

Поняв, что Валера не станет приструнять Сергея, Начмед решил взять все в свои руки – он подошел к Сергею и ударил его кулаком в грудь.

- Давай, работай, душара! – брызгал слюной Начмед в сторону Сергея.

Своей комплекцией Начмед превосходил Сергея в два раза. Четкий удар Начмеда под дых, заставил Сергея согнуться и присесть на одно колено. Дыхание сперло, Сергей не мог ничего говорить. С секунду постояв над Сергеем, Начмед сделал вывод, что парень сдался и не будет больше провоцировать его.

- То тоже! – довольно ухмыльнулся Начмед. – Знай свое место, душара!

Начмед развернулся и направился в сторону батарейных палаток.

Серега встал, сделал глубокий глоток воздуха.

- Ладно, не гони Серега – бывает. – подбодрил Сметанин Сергея.

Но Серега не собирался просто так сдаваться. Схватив деревянный кол, который в длину не менее полутора метров и в диаметре пять сантиметров, Сергей догнал Начмеда и со всей, что ни на есть, дури, «огрел» того прямо по хребту!

Хрясь!

Не ожидав удара со спины, Начмед рухнул на два колена и застонал.

- Сам ты «душара»! – кричал на Начмеда Сергей.

- Тебе пиздец! – выдавил из себя Начмед, поднимаясь с колен после тяжелого удара Сергея.

Сергей еще раз замахнулся деревянным колом. Начмед прикрылся рукой, на которую и пришелся еще один удар.

- Хули ты творишь, блядь?! – кричал Начмед, не зная, как отвязаться от Сергея.

- Иди палатку собирай! – Сергей уже пошел в наступление, видя, что Начмед в растерянности.

- Сами собирайте ее! – как-то обиженно произнес Начмед и удалился с поле боя, оставив Сергея в победителях. Лишь только, когда Начмед отошел от Сергея на безопасное расстояние, он выкрикнул – Вам пиздец, душары!

Серега замахнулся и кинул кол в сторону Начмеда словно копье! Начмед сразу же скрылся за батарейной палаткой. Как только кол пролетел мимо Начмеда, «дедушка» выглянул из-за своего укрытия и выкрикнул:

- Совсем ебанутый, что ли?!

- Иди на хуй! – четко и ясно ответил Сергей и вернулся обратно собирать мед.палатку.

- Ну, ты и правда ебанутый! – улыбался Сметанин, довольный тем, что Серега проучил Начмеда с первой батареи.

Этим же вечером Начмед пришел к «дедам» взвода управления с претензиями, что их «духи» много на себя берут и многое себе позволяют, что не положено по сроку службы. Внимательно выслушав Начмеда, Женька Ларин повторил слова Сергея, которые тот сказал накануне днем:

- Иди на хуй! – и добавил. – Какой же ты «дед», если не можешь решить проблему с одним «духом»?

Поняв, что взводовские «деды» на нашей стороне, Начмеду ничего больше не оставалось, как смириться со своим обидным поражением и удалиться в свою мед.палатку, в которой, как ни странно, оказалось слишком много щелей, отчего в палатке было невыносимо холодно, так как печка не справлялась с такими сквозняками.

Глава 34 ПОЛЕВЫЕ БУДНИ

Начались полевые будни. С утра подъем и на завтрак. После завтрака всех выгоняют за палаточный городок, где мы разворачиваем свои приборы и учимся наводиться на цель и работать с координатами. Скучное занятие, скажу я вам. Потом время обеда, после которого все дружно идут на заготовку дров. За палаточным городком располагался дивизионный дровник – место, куда заместитель начальника полка по тылу привозил бревна для заготовки дров. Мы брали пилу «Дружба» и пилили огромные чурки, которые, потом, кололи на дрова. Дрова грузили на плащ-палатку и по снегу тащили, словно на санях, в палатку.

Бывало, что бревна заканчивались, а новые привозить не успевали, тогда мы выдвигались в лес, что находился в трех километрах от палаточного городка. Я всегда любил такие вылазки – позволяло отвлечься от армейского быта. Вокруг только снег и деревья. Выбираешь деревце, которое сможешь осилить, и приступаешь к его вырубке. Пока мы валили деревья, сержанты разводили костер и разогревали в котелках чай, припасенный с ПХД. После того, как мы заготовили деревья на дрова, мы рассаживались дружно вокруг костра, и пили горячий чай, передавая кружки по кругу. Вот именно в эти самые минуты и наступало некое умиротворение, что ли. Словно не было никакого разделения между «духами», «черпаками» и прочей армейской иерархии. Словно старые друзья, собравшиеся у костра, мы рассказывали друг другу забавные истории, анекдоты. Смеялись от души.

Как то, в одну из таких вылазок в лес, с нами пошел лейтенант Кильдяйкин. Сидя всем взводом у костра, Кильдяйкин спросил у нашего сержанта Сметанина:

- Сметанин, ты уже выбрал себе замену?

- Какую замену? – растерялся Валера.

- Ну, вы же весной домой уедите! Кто вместо тебя замкомвзвода будет?

- Так это, Хохол пусть будет! Он справится!

Как только я услышал, что Валера выдвинул мою кандидатуру на место заместителя командира взвода, я чуть чаем не поперхнулся.

- Не, я не смогу! – поспешил я отречься от своей будущей должности.

- Да ладно, Хохол, не скромничай! – улыбался Сметана.

- Мне и рядовым бойцом неплохо. А тут такая ответственность!

Конечно, мне льстил то факт, что старослужащие видят во мне кандидатуру солдата, который сможет управлять взводом – то есть лидер. Однако, я понимал, какой груз ответственности ляжет на мои плечи вместе с этой должностью. Стоять во главе всех четырех отделений и отвечать за всех не так-то просто. Тем более, что в моем подчинении окажутся десять будущих "дедов", с которыми я должен буду справляться – к этому я точно не был готов. Больше, до увольнения наших "дедов", вопрос о назначении замкомвзвода, не поднимался.

Когда запас дров был достаточным, чтобы обогреться ближайшие два-три дня, мы выходили на уборку территории. В поле снега навалом, а значит и работа всегда найдется. Вооружившись скребками и снеговыми лопатами, мы убирали снег перед палатками. Убранный снег мы скидывали в сугроб, трамбуя его деревянными щитами, чтобы края сугроба были ровные – армия, что тут скажешь. Носилок у нас не было, а потому мы пользовались привычными нами плащ-палатками, в которых возили дрова.

В полях тоже были наряды и караулы. Караул охранял боевую технику, которую мы пригнали и поставили за палаточным городком. Периметр оградили забором с колючей проволокой и поставили деревянные вышки, где стоял караульный. Были и наряды по дивизиону – точно также, как и в казармах. Только дневальный стоял перед палаточным городком на улице. Мы установили деревянный грибок (такие над детской песочницей ставят), под которым дневальный прятался от дождя. Не важно – снег или дождь, но дневальный обязан быть на посту и днем и ночью. В сильные морозы выдавали овчинный тулуп, который одевали поверх бушлата. Менялись дневальные по договоренности – обычно ребята стояли не больше часа, чтобы не замерзнуть.

С овчинными тулупами вообще целая история была. Зима 2006 года была довольно суровой, а потому командир полка приказал раздать каждому солдату по новенькому овчинному тулупу. Словно новая дубленка – белоснежная кожа, шикарный воротник и теплый меховой подклад – такая вещь стоила не меньше двадцати тысяч! А все, что в армии имеет ценность, обязательно продается! Дело в том, что в пяти километрах от палаточного городка, располагалась деревня. В деревне, естественно, продавали самогон. Так вот, как только бойцы осознали ценность своих тулупов, они ринулись их массово продавать или же обменивать на спиртное. На построение, с каждым днем, выходило все меньше солдат в тулупах. Участились кражи. Дошло до того, что на этих самых красивых тулупах, приходилось писать красной краской наименование подразделения, чтобы из других подразделений не воровали. Но и клеймо не особо помогло – кражи не прекратились. Тогда у начальства не осталось другого выбора, кроме как отобрать у солдат тулупы, пока те их все не продали. Оставшиеся половину полевого выхода, мы проходили в своих привычных бушлатах.

Раз в неделю за нами приезжал КАМАЗ и вывозил в полк, где мы могли помыться в бане. Словно черти из табакерки - нас грязных и чумазых было видно издалека. После помывки обратно в поле до следующей недели.

По воскресеньям мы могли позволить себе расслабиться и просто валятся весь день на нарах. Один раз, помню, дивизия решила организовать для нас соревнования по футболу. Со всех подразделений дивизии набралось около десяти команд, готовых принять участие в соревнованиях. Наш дивизион тоже заставили принять участие. Расчистили площадку под футбольное поле, сколотили из досок ворота и предложили ящик сгущенки за первое место.

Не помню как, но я оказался в пятерке футболистов, что принимали участие в соревнованиях от нашего дивизиона. Мы и не рассчитывали на то, чтобы занять призовое место – нам главное время убить.

Соревнования начались!

Вокруг футбольной площадки собралось немало болельщиков, пришедших поддержать своих сослуживцев. Это было больше похоже на шоу, нежели на футбол – кто в валенках, кто в сапогах! Не один раз вратарю, вместо мяча, прилетал валенок. Ну, много вы сможете обвести другого игрока в кирзовых сапогах? Тут в своих ногах бы не запутаться! А между тем игра набирала обороты, и мы смогли дойти до финала!

В финальной схватке мы столкнулись с самарскими артиллеристами. При одном только виде самарцев, мы поняли, что проиграем – на них красивая, белая форма, и футбольные бутсы! Мы же, словно с деревни сбежавшие – в валенках да сапогах, и в грязных, драных бушлатах.

Не так страшен черт, как его малюют – помня, что на кону стоит ящик сгущенки, мы вырвали у этих расфуфыриных самарцев победу со счетом 3-2! Возможно, именно такой мотивации и не хватает нашей сборной России по футболу - ящик сгухи...

А еще в полях бывают строевые смотры. Мы строимся перед палаткой, делимся на две шеренги, а между шеренгами ходит начальник штаба майор Кузнецов и смотрит наш внешний вид. Особенно начштаба уделял внимание неуставной одежде – теплым гражданским кофтам и носкам. И горе тому солдату, кто забывал сменить носки на портянки перед смотром.

- Правый сапог снять! – громко командовал майор Кузнецов.

Мы снимали правый сапог, клали его на землю, а на него ставили ногу обмотанную портянкой. Если у кого были гражданские носки, майор Кузнецов бил прямо по лицу! И не просто бил один раз, а жестко – два-три раза, да от всей души! Тоже самое, происходило и с кофтами – рвал их прямо на солдате, не забывая при этом бить по лицу.

На смотрах я ни разу не попадался майору Кузнецову, но было как-то, прилетело мне от капитана Лютаева – нашего зампотеха. Помню, как на дровнике, у нас с Серегой Карпиным сломалась ручка пилы «Дружба». Помня, что у нашего писаря, что сидит в командирской палатке, есть новенькая пила, я поспешил ее одолжить.

Если вы входите в кабинет, где находится офицер, то вы непременно должны спросить его разрешения на вход. Тем более, если вы входите в кабинет начальника штаба, либо, командира дивизиона. Я все это помнил, но только про кабинеты, а то, что в палатках действует абсолютно такое же правило, я, почему-то, забыл.

Без стука и лишних церемоний, со словами «Рощин, дай нам с Серегой пилу!», я влетел в командирскую палатку. Откуда ж мне было знать, что в палатке находился зампотех капитан Лютаев?! Не успел я извиниться за то, что ворвался в палатку без стука, как в мою голову прилетело березовое полено!

Бум!

Ей, Богу – в глазах аж засверкало! Я даже не ожидал такой молниеносной реакции от капитана Лютаева! Полено прилетело мне прямо в кокарду, вогнув ее в обратную сторону! Благо на мне была зимняя шапка, не то рассек бы голову!

Как только полено «поцеловало» мой лоб, я поспешил выйти из палатки, поняв, что совершил непозволительную глупость – ворвался в командирскую палатку без стука.

- Стоять, Хохлов! – услышал я голос Лютаева, когда пытался спастись бегством.

Я развернулся и зашел обратно.

- Виноват, товарищ капитан! Больше не буду! – поспешил я извинится, чтобы вновь не получить поленом по голове.

- Чего хотел? – немного остудил свой пыл Лютаев.

Чего хотел?... Я и забыл зачем пришел! После такого удара по лбу любая мысль вылетит через затылок.

- Пришел зачем, спрашиваю?! – повторил свой вопрос Лютаев, потянувшись за поленом.

- За пилой, товарищ капитан! – увидев в руках Лютаева палено, вспомнил я.

- Рощин, дай Хохлову пилу! Зря, что ли, он за нее по лбу получил…

С новой пилой, вогнутой кокардой и с шишкой во лбу, я вернулся на дровник, где Серега уже сделал новую ручку для нашей «Дружбы».