В скором времени все члены импровизированного педагогического трибунала собрались в кабинете. С ними рядом стояла совершенно отрешенная, глядящая прямо перед собой, жертва преступления. Так как ни директор ни трудовик пока не понимали причины своего присутствия здесь, завуч продолжила единолично распоряжаться. С жертвами преступления было всё понятно. Значит настал момент явить на свет орудие преступления. Она попросила учителя трудов, тёртого жизнью мужика, не боявшегося ни черта, ни бога, ни даже своих бывших учеников, изгнанных из школы в городское ПТУ («ПТУ» - Профессиональное Техническое Училище, во времена СССР туда поступали после окончания восьмого класса, те кто хотел разумеется — Прим. Автора), достать кое-что вон с той полки рядом с аквариумом. Трудовик в ответ пожал плечами, подошел куда просили, пошарил руками и слегка крякнув вытащил наружу большой деревянный ящик на котором красовалась уже до боли знакомая некоторым из присутствующих голова лося. Недолго думая, он водрузил импровизированный постамент с головой прямо на стол для опытов, расположенный перед доской, отошел на пару шагов и воззрился на него в изумлении. За время своей работы в школе он много чего повидал. Доводилось ему забирать у пацанов всякое. И срамные журнальчики, невесть как попадающие из загнивающих капиталистических стран в нашу советскую родину. И чекушки с водкой отбирать приходилось. И переточенные из напильников ножички. И даже самопалы-пугачи пару раз конфисковывал у малолетних балбесов. Но чтоб такое! Вот это да!

Реакция школьников оказалась на удивление сдержаной. Голова лося, оказавшаяся на ярком свету электрических ламп, выглядела почти совсем не страшно. Может быть, по мнению некоторых, мерзко и противно — это да. Но не страшно. И даже, в некотором смысле, интересно. Раздались множественные реплики вроде «Фу!», «Ух ты!», «Ничё себе!», «А кто это?» и прочие в том же ключе. Многие даже привстали со своих мест чтобы лучше разглядеть невиданное ранее существо, напрочь игнорируя сверлящую их злобным взглядом завуча, которая тоже избегала лишний раз смотреть на причину своего недавнего конфуза.

Наконец сама директор школы, с трудом оторвав свой взгляд от того, что она про себя обозначила словами «косматая образина», осознала - пора бы ей по праву старшинства взять управление процессом в свои руки. По своей привычке, она выждала некоторое время, позволив всем, и детям и взрослым, вдоволь налюбоваться на орудие преступления. Потом резко подняла вверх согнутую в локте руку со сжатым кулаком. Все присутствующие поняли этот сигнал и немедленно замолчали, глядя на неё. В полной тишине она, выдерживая паузы и жёстко отрубая каждое слово, произнесла: «Кто?!», «Это?!», «Сделал?!».

«Тук …». «Тук …». «Тук …». Маша отчетливо чувствовала стук своего сердца, отдававшийся пульсирующей кровью в висках. Скрываться особого смысла не было. Дознаются в любом случае и достаточно быстро. Лосиная башка это не какая-нибудь конфетка, спрятанная в кармашке. Начнут всех подряд спрашивать. Доберутся до того же сторожа и пожалуйста вам. Он хоть и пьяница, но далеко не дурак. Расскажет про девочку, что сегодня приперлась в школу раньше всех да еще с огромной сумкой. И в какое пальтишко была одета наверняка припомнит и в какую шапочку. А техничка, по своему обыкновению сидевшая в кандейке, швыркая чаёк, тоже немало удивившаяся такому рвению к учебе — та точно узнает Машу. Вот вам и здрасьте, товарищи …

Руки будто сами собой оперлись на столешницу парты, ноги будто сами собой стали разгибаться и Маша не спеша встала во весь рост. Одноклассники сразу и не поняли что происходит. Некоторые, услышав шорох за спиной, осторожно начали поворачивать назад головы а затем уже в открытую чуть ли не полностью разворачиваться. Другие, заметив поведение друзей, тоже решались последовать их примеру. Наконец самые тугодумы, видя округлившиеся глаза стоящих перед классом педагогов, с изумлением глядящих куда то в район задних парт, решились скинуть с себя гипноз директорского гнева и тоже уставились на одиноко стоящую одноклассницу.

Злость и отчаянная решительность овладели Машей. Она, словно специально передразнивая директора, совершенно спокойным голосом, так же чётко рубя слова и паузы между ними, произнесла «Это!», «Сделала!», «Я!». Она смотрела прямо в глаза. Нет, не директору, не завучу и не классухе. Она смотрела прямо в глаза своему извечному врагу Ленке. Никакого сожаления, никакой жалости, никакой просьбы о прощении не было в Машином взгляде. Ленка, уже почти полностью пришедшая в себя, тоже пялилась в ответ, но как-то жалко и недоумевающе, казалось вот-вот снова разревется от обиды. А вот сосед по парте Андрюха даже чуть отодвинулся на своем стуле назад и теперь разглядывал Машу с нескрываемым восхищением. И не он один. Большинство пацанов и девчонок класса тоже. Все отчетливо понимали - в этот самый момент на негласный трон взошла новая королева класса.

Что было потом, никакими словами не описать. Не знала Маша таких слов, хотя ребёнком была достаточно эрудированным. До такой степени всё было громко и выглядело дико. Она наяву никогда не видела бешеных собак, столь часто упоминаемых в народных поговорках, а вот бешеных людей точно видела. Оскаленные рты советских педагогов, летящие во все стороны брызги слюны, перебивающие друг друга крики и вопли. Угрозы выгнать отовсюду, откуда только можно а потом не допустить куда только можно. Обещания поставить на учет где только можно а потом навсегда закрыть в интернате для трудных подростков. Потрясающей силы патетики предрекания кривой дорожки в жизни и неизбежного худого конца этой самой жизни. Один только трудовик молчал и опасливо взирал на окончательно пошедших вразнос директора, завуча и биологичку, явно жалея что не прихватил с собой деревянную киянку побольше, глядишь как бы не пригодилась отбиваться. Наконец, когда истерически-педагогический запал у всех трёх дам иссяк, в адрес Маши прозвучало: «Вон из школы! И сегодня вечером к семи часам вместе с родителями явиться на экстренный педсовет!». Ладно хоть не заставили тут же снять и положить на парту пионерский галстук.

Дома, когда Маша обрадовала вернувшихся с работы любимых родителей внезапно образовавшимися и очень интересными планами на предстоящий вечер, их реакция была очень разной. Покаяние дочери происходило на кухне, где семья как обычно уселась за ужином. Мама, как и следовало ожидать, завелась с полоборота и запустила свой воспитательный процесс. Но в отличии от учителей она не угрожала а наоборот, старалась всячески вызвать стыд дочери за то, что та себе позволяет в то время, когда они с папой её кормят, холят и лелеют, вообще ни в чем не отказывают и работают для этого не покладая рук. И что им с ней дальше прикажете делать? Да как она могла?! Стыдоба то какая! Что теперь будут люди говорить о Маше? А о них с папой? Что они свою дочь не смогли воспитать и та теперь хулиганкой растет?! А кто из ребят с ней дружить теперь после этого будет вообще?! Она об этом подумала?! Маша, всё это время сидевшая с самым виноватым видом, опустив голову и лишь осторожным взглядом исподлобья отслеживая мечущуюся по кухне мать, при этих словах только чуть заметно хмыкнула.

Папа первое время сидел молча и ничего не выражающим взглядом смотрел то на жену то на дочь. Потом его рот как то странно дернулся, плечи вдруг затряслись и по всей кухоньке разнесся его громогласный хохот. Он смеялся так, что из глаз потекли слезы. Мама остановилась на месте изумленная такой явной насмешкой над её воспитательным порывом да еще со стороны самого близкого человека. Захлебнувшись на полуслове, она сперва силилась что-то сказать, но чем дольше смеялся муженёк, тем больше в её глазах разгорался огонь праведного гнева. И огонь этот совсем не мешал глазам примерной матери семейства быстро обшаривать взглядом обстановку кухни с целью схватить что-нибудь хорошо подходящее для воспитательных мер самого что ни на есть физического характера. Благоразумно отвергнув все тяжелые, прочные а также колюще-режущие предметы, становиться заключенной матерью-одиночкой ей тоже не улыбалось, она наконец схватила свисающее с ручки плиты большое и насквозь пропитанное жиром кухонное полотенце. Пары звучных и точных шлепков по начинающему лысеть отцовскому куполу хватило, чтобы его обладатель, на своей пятой точке, ловко развернулся на табуретке и припустил прочь, сверкая ногами из коротких треников. Сама перемена обстановки и зрелище спасающегося бегством папы показались Маше настолько забавными, что она, напрочь забыв о сохранении покаянного вида хотя бы из уважения к чувствам мамы, тоже захохотала. За что немедленно получила пару оплеух по спине заскорузлым противно пахнущим полотенцем и не дожидаясь следующих, ловко юркнула прочь из-за стола и понеслась вслед за отцом, скользя босыми ногами по линолеуму на поворотах.

В нужное время семейная процессия направилась в школу. Родители вдвоем шли немного спереди а Маша плелась за ними как хвостик, немного поотстав. Папа вышагивал вперед решительно и молчал. Мама против своего обыкновения не держала папу под руку и непрерывно причитала вполголоса, жалуясь неизвестно кому то на мужа, то на дочь, то на свою судьбу, не забывая впрочем время от времени оглядываться назад, проверяя не решилась ли виновница торжества трусливо свинтить под шумок. А Маша и не думала сбегать. Она уже ничего не боялась и как самая настоящая папина дочка безоговорочно верила отцу, уже без всякой улыбки проинструктировавшего семейство перед выходом. Супруге он приказал держать себя в руках и по возможности ни во что не вмешиваться. Машу поставил перед тем фактом, что перед Ленкой и тем более перед завучем придётся извиниться. Да, прямо на педсовете, чтобы все видели. И не спорь! Не нет, а да! Я сказал! В завершении инструктажа он заявил, что ведение переговоров и вообще всё остальное он берет на себя.

Для Маши сам педсовет не представлялся чем то, чего действительно стоило бояться. Ну понудят, ну пораспекают часик все кому не лень - потом самим надоест или просто устанут. Языки то не казенные. Единственное, чего она немного побаивалась, так это возможного исключения из пионеров. Белой вороной быть всё-таки не хотелось. Но поразмыслив решила — это навряд ли. Да какой там навряд ли, точно не исключат. Тут и волноваться не о чем. У них в школе обитало несколько отъявленных хулиганов и второгодников, отмачивавших иногда такое — мама не горюй. И тех исключали из пионеров только с какой то там попытки, сначала возились с ними, увещевали, воспитывать пытались на всех уровнях. Единственное, что всерьез напрягало Машу, это неотвратимость принесения извинений Ленке и завучу. Ещё когда в этот момент все учителя школы будут смотреть на тебя во все глаза. Хорошо хоть одноклассники, кроме этой самой Ленки разумеется, не увидят. Интересно, у неё рот вообще получится открыть? А вдруг у неё неожиданно скулы сведёт? Точно! А ведь это идея! Сделаю вид, якобы от волнения и раскаяния совсем дар речи потеряла. Сострою жалобную моську и ручонками в стороны широко разведу. Дескать вот товарищи советские педагоги и ты, Ленка — губы до коленка, увидьте все, как я прониклась и переживаю, аж говорить не могу. Хотя нет, ничего не выйдет. Такая клоунада точно не обманет папу. Он все её уловки на раз-два прочитает, как следы зайца на снегу. И получится нарушит тогда Маша папин приказ, причем нарушит подло. О том чтобы обидеть отца, тем более таким предательством, она не могла даже подумать. Хотя стойте! Стойте! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Какая она умная и вообще молодец! Выход есть! И очень простой! Она конечно приложит все усилия, чтобы выдавить из себя слова покаяния. Но! Свой средний и указательный пальцы на левой руке она будет держать скрещенными! Понимаете?! А любая хоть клятва, хоть обещание, хоть извинение, хоть ещё чего, произнесенные таким образом, признаются несчитовыми. Это любой советский пацан и девчонка знают! Вот так!

Ровно в семь ноль-ноль собрался школьный трибунал, обличенный теперь в организационную форму под названием «Экстренный школьный педагогический совет». По этой причине все члены триумвирата главарей, а именно директриса, завуч и вероломно примкнувшая к ним классуха-биологичка, по видимому в достаточной степени выпустив утром излишки пара, вели себя достаточно сдержано, но выглядели при этом до предела строго и решительно. А вот Ленкины родители, которые разумеется были приглашены на судилище, как и сама Ленка, глядели на Машу и её семью с самой натуральной и нисколько не скрываемой злобой. Оно и понятно - Ленка, тоже отпущенная с уроков домой, дабы оклематься после нервного потрясения, вызванного случившимся с ней визгливо-рвотным позором, конечно же представила своим родителям собственную версию произошедшего в самом выгодном для себя свете, переврав всё, что только можно. Тут ни к какой гадалке ходить не надо. Маша ничуть не удивилась бы, если та рассказала как её заставляли, ну например, целоваться с этой самой ослиной башкой. Вот так за руки и за ноги держали и заставляли. С Ленки ещё не то станется! Вот бедолага лось бы удивился а может и сам заорал от испуга. От этих мыслей Маше сделалось смешно и она с превеликим трудом удержала на месте свои губы, готовые расплыться в усмешке прямо на глазах всего педагогического коллектива школы.

Наконец в дверь учительской ввалился трудовик, в чью обязанность сегодня вменялось сохранить и доставить лосиную голову непосредственно на судилище. Он вошел с сумкой, слегка запачканной снегом. Понятно, в сугробе возле окон своего кабинета на первом этаже эту сумку прятал. Он прошел прямо к стулу, одиноко стоящему посреди большого кабинета. У Маши отлегло от сердца - она то подумала было, что стульчик этот приготовлен персонально для неё. Трудовик поставил ношу на пол, порылся в ней и выставил повторно замороженную лосиную голову на стул для всеобщего обозрения. Затем, прихватив пустую сумку, по быстрому юркнул в уголок где и затих, предвкушая интереснейший да ещё и совершенно бесплатный спектакль.

Почти никто из присутствовавшего здесь большинства педагогического коллектива школы номер три, разумеется еще не знакомых со стариной лосем, не отказал себе в удовольствии выразить эмоции. Кто-то громко вскрикнул от неожиданности, кто-то что-то пробормотал себе под нос, причем содержание этого бормотания в ряде случаев не очень то соответствовало идеям воспитания юных строителей коммунизма. Учитель физики, по привычке на таких собраниях разместившийся на заднем ряду рядом с учителем математики, являющимся по совместительству его другом и временами собутыльником, по видимому решил поделится с ним развернутым мнением, для чего стал шептать тому на ухо, предусмотрительно прикрыв рот рукой. Однако сидевшая прямо перед ними чопорная пожилая историчка, похоже обладавшая очень острым слухом, вдруг развернулась и с выражением возмущения и крайнего осуждения уставилась на обоих мужчин. Те в ответ демонстративно захихикали, отчего историчка снова уселась прямо, но уже с выражением оскорбленной добродетели на лице.

Начались, так сказать, прения сторон. Сначала Машу, в относительно корректной форме по сравнению с озвученным утром вариантом, обвиняла директор школы. Завучу, как стороне пострадавшей и оттого предвзятой, слова не давали — она только широко кивала головой, нарочито демонстративно подтверждая собственное согласие со всем сказанным. Публика в лице педагогов жадно внимала, широко раскрыв глаза и боясь пропустить хоть слово. Ну действительно, когда ещё такое услышишь? В момент, когда директриса описывала падение навзничь и последующее бессознательное возлежание на полу всеми несомненно любимого и уважаемого завуча, отдельные граждане педагоги почему-то наклонили головы вниз и всячески пытались прятать свои лица. Наверняка для того, чтобы скрыть свою невыразимую скорбь от такого вопиющего попрания отдельно взятого педагогического авторитета. Физик и математик лиц не прятали, смотрели прямо перед собой со стеклянными глазами и плотно сжатыми губами. Но эти лица были почему-то красные, в горле у того и у другого что-то отчетливо клокотало и кадыки у обоих ритмично ходили вверх-вниз. Историчка дернулась было снова обернуться в их сторону дабы пристыдить, но поразмыслив, решила пооберечься. А то вон чего в стенах школы теперь происходит! Кабы и с ней чего не вышло!

Затем слово дали Ленкиным родителям, которые уже, в мягко говоря не совсем корректной форме, принялись обвинять Машу во всех смертных грехах, главным из которых, по их мнению, было намеренное причинение невыносимых моральных страданий их любимой девочке - Леночке, идущей между прочим на золотую медаль, не то что некоторые. При словах о медали физик и математик скорчили кислые мины и переглянулись. В точных науках Леночка была дуб дубом и оба опасались, как бы от прилагаемых школьной администрацией усилий вытянуть Леночку на золотую медаль к десятому классу та не разорвалась напополам. Маше стало понятно, что Ленка — засранка, не смотря на утреннее состояние прострации, хорошо запомнила угрозы, высказанные директором и завучем, а потом в точности донесла их до своих предков. Машина мама, слушая злобный клёкот Ленкиных родителей, напрочь забыла о своей обиде на собственную дочь и с каждой секундой свирепела всё сильнее и сильнее. Еще чуть-чуть и она наверняка кинулась бы на врагов с дамской сумочкой наперевес. А тут ведь ещё хорошо знакомая ей и достаточно увесистая голова лося так удачно расположилась прямо на полпути между ними. Но Машин папа вовремя заметил настроение матери семейства и положил свою руку ей на колено, слегка придавив. С тем смыслом, что держи себя в руках, помни мой приказ и не дергайся. Мама подчинилась.

Наконец право высказаться по существу милостиво предоставили обвиняемым. Было даже заявлено, что все присутствующие с интересом выслушают, что же такого - этакого те смогут рассказать в свое оправдание. Слово взял Машин папа. Он, в отличии от Ленкиных родителей, ранее чуть ли не лаявших наперегонки, заговорил очень вежливо и очень спокойным голосом. И самое главное, заговорил он на языке аргументов а не эмоций. Подумайте сами, уважаемые участники педагогического совета, что такое из себя представляет голова лося с точки зрения учебного процесса? Тут папа сделал театральную паузу, как будто предоставляя собравшимся возможность придумать свои варианты. Потом продолжил. Голова лося с точки зрения учебного процесса - это не что иное, как натуральный экспонат животного, обитающего в нашей полосе. В наших с вами, товарищи, лесах, обильно окружающих наш любимый город Энск. Это вам любой товарищ советский академик подтвердит. Моя дочь Машенька, заполучив в свое распоряжение такой интересный экспонат, как настоящий советский пионер не стала единолично им любоваться а проявила инициативу и решила ознакомить всех учеников родной школы номер три с таким удивительным представителем животного мира. И прошу обратить внимание товарищи! Никакого хулиганства здесь нет и быть не может! Ведь его дочь принесла голову куда? Правильно! В кабинет биологии она её принесла! Стало быть принесла по прямому назначению! Вот если бы она принесла эту голову в кабинет какой нибудь там математики, тут физик незаметно толкнул коленом математика и оба снова натужно забулькали, изо всех сил стараясь сдержать рвущийся наружу смех, тогда конечно, иначе как хулиганством это было бы не назвать. Потому что, как говорится, где лось а где теорема Пифагора. Математик с физиком, не в силах больше себя сдерживать, опустили головы, закрыли лица руками и затряслись в беззвучном хохоте, старательно прячась за многочисленными спинами сидящих впереди коллег.

Машин папа снова выдержал паузу, дожидаясь пока стихнут перешептывания и смешки. А затем, обращаясь непосредственно к директору школы и завучу, ехидно поинтересовался, а почему это в школе номер три города Энска процесс обучения организован из рук плохо и кто за это спрашивается будет отвечать? От неожиданности и наглости прозвучавшего вопроса у обеих дам отвисла челюсть и округлились глаза. А папа снова, всё тем же нарочито нагловатым манером, поинтересовался — почему это граждане советские педагоги соизволят появляться на своих рабочих местах всего за несколько минут до звонка на первый урок а школьники, несовершеннолетние граждане между прочим, всё это время предоставлены сами себе и находятся без всякого контроля со стороны ответственных взрослых лиц? Как это прикажете понимать? И как к информации о такой вопиющей расхлябанности отнесутся товарищи в вышестоящих инстанциях? Об этом уважаемая директор школы номер три подумала? Вот например лично у него, на орденоносном Энском заводе дизельных двигателей, рабочая смена начинается с семи часов утра, однако он, хоть и простой слесарь, а уже в полседьмого присутствует в родном цехе на своем рабочем месте. Присутствует как ответственный работник, чтобы заранее проверить всё, уточнить если чего надо, опять же что надо подготовить. Как хорошо известно каждому заводчанину - семь часов это не время прихода на работу, это время начала плодотворной работы на благо Советской Родины. А у них в школе выходит не так! У них в школе бардак творится и безответственность! Да, товарищи учителя! Бардак и безответственность! И лично он, отец одной из учениц школы, считает что неплохо бы у вышестоящих инстанций письменно спросить, почему вдруг всё так происходит. Может декрет какой вышел, что педагогам позволено наплевательски относиться к вопросам организации воспитания подрастающего поколения, а все остальные о таком декрете просто не знают? Вот и посмотрим тогда, кто тут достоин порицания больше, несмышленый ребёнок или вполне себе смышленая, но совершенно безответственная школьная администрация. И случившееся недоразумение как раз и является прямым следствием такого попустительства. Ведь его дочь Маша, когда эту лосиную голову принесла, она же хотела учительнице её передать и положить сразу в лаборантскую. А не вышло! А почему не вышло? А потому что уважаемая учительница биологии появилась на рабочем месте еще позже директора школы, впритык к звонку на первый урок. Вот и не знала его дочь, как правильно распорядиться ценным экспонатом а подсказать или помочь некому было. Не было рядом ни одного педагога! Оттого ребенок и не придумал ничего лучше, как поместить ценный экспонат в укромное, по её мнению, место. Исключительно чтобы дождаться учительницу и уже тогда передать. И никаких других намерений у неё не было. Кто же знал, что Машиной однокласснице Лене, захочется вдруг залезть в темный угол стеллажа неизвестно зачем? Так что это всего лишь досадное недоразумение, не более того! А про товарища завуча и говорить нечего, взрослый же человек, педагог с высшим образованием да ещё член партии. Надо уметь держать себя в руках, особенно в присутствии детей. И все высказанные обвинения со стороны завуча в адрес ребенка идут совершенно вразрез с перечисленными ранее регалиями! Было хорошо заметно — осознав услышанное от Машинного отца, все члены трибунала, включая классуху-биологичку и всю Ленкину семью, сильно озадачились и погрустнели. Такого хитрого поворота в казалось бы насквозь понятной ситуации никто из них не предвидел.

Машин же отец снова ненадолго замолчал, внимательно осмотрел всех собравшихся и продолжил уже явно примирительным и даже несколько вкрадчивым тоном. Он сообщил, что его дочь Маша, несмотря на прозвучавшие здесь несправедливые упреки, была, есть и будет настоящим советским пионером, который, как известно, всем ребятам пример. И она не держит ни на кого зла или обиды. И как настоящий пионер всеми силами готова помогать своим товарищам. А потому она прямо сейчас принесет пострадавшим свои извинения, чем покажет пример своей ответственности и великодушия. Хоть в случившемся и нет, по его мнению, ни злого умысла ни вины его дочери. Тут он попросил Машу выйти к нему и встать рядом. Потом они вместе вышли на середину учительской, повернулись лицом к сидящим за столом директору и завучу а также к сидящим рядом с ними Ленке и её родителям. Папа положил руку на плечо дочери. Маша набрала в легкие побольше воздуха и произнесла короткую извинительную речь. Что именно она говорила — даже вспоминать не хочется. Не нравилось ей совсем, что она тогда говорила. Противно ей было говорить такое своим злейшим врагам. Но слова лились из неё на удивление легко и выглядело всё достаточно искренне. Даже завуч по своей привычке принялась легонько покачивать головой взад-вперед, как бы поощряя к продолжению. А всё почему? Ощущение тепла папиной руки конечно же придавало сил. Но главное было совсем в другом! Главное было в том, что она для самоуспокоения и пущей надежности, держала скрещенными средний и указательный пальцы не только на левой но и на правой руке тоже. Скрещенные пальцы она предусмотрительно спрятала в широких складках плиссированной юбки, усиленно изображая, что от осознания важности момента держит руки по швам.

Обратно, поздним вечером, шли уже все вместе, держась за руки. Папа нес сумку с возвращенной лосиной головой. Точнее говоря, Маша шла посредине и держала обоих родителей за руки, иногда припрыгивая от внезапно образовавшейся душевной легкости. Время от времени она поднимала голову и заглядывала то одному то другому в глаза и улыбалась, сама же по ответной реакции пытаясь угадать, какое наказание ей будет назначено. С наказанием ничего сверхъестественного не произошло. Когда семья оказалась дома, отец на правах старшего снова взял слово. Он объявил собственной жене благодарность за проявленную сдержанность. Себе объявил благодарность за проявленную находчивость и дипломатический талант. Дочери Марии объявил выговор с занесением в личное дело и наказание в виде домашнего ареста с отлучением от карманных денег сроком на один месяц. Так что после уроков немедленно домой, дверь на замок и ни гу-гу! И никаких гостей! И не спорить мне тут! Иначе какой же это будет арест?

Маша восприняла наказание стоически и на любимого папку совершенно не обиделась. Наоборот, он теперь стал для неё еще большим авторитетом. И маму она тоже признала молодцом за то, что та не стала накручивать себя и делать излишнюю трагедию, к чему, по правде говоря, была склонна. И вообще у неё предки что надо. Самые лучшие предки на свете! А ведь они знать не знали и догадываться не могли, какую выгоду от всей этой истории она заимела. Маша чмокнула обоих, потом весело подпрыгивая и что-то напевая вполголоса, ускакала в свою комнату. Завтра ей предстоит триумфальное утреннее появление в классе и вообще чудесный день. О да! Завтра она в школу торопиться не будет. Завтра она подгадает так, чтобы прийти в классный кабинет не раньше, чем за десять минут до первого урока. Пускай её дорогие одноклассники вволю посплетничают, покумекают, построят свои домыслы. А тут вдруг появится она! Новая королева класса! Милостивая с друзьями и беспощадная к врагам! Деспотичная но справедливая! Эх, красота да и только! Скорей бы уже утро! А пока оба родителя удивлено смотрели вслед своей дочери. Первый раз они сталкивались с таким удивительным явлением, чтобы нормальный ребёнок, на месяц лишенный всех радостей жизни, радовался этому.

После случившегося по третьей школе города Энска ещё долго ходила легенда о спрятанной где-то страшной сушеной лосиной башке. Ученики Машиного 7 «А» класса хвалились этой легендой перед параллельными классами - у нас то голова мертвого лося есть а у вас то нет. Но мы вам её не покажем. Увидеть голову мертвого лося, а тем более прикоснуться к ней, могут только самые достойные да и то, если Маша позволит. Еще пугали младшие классы, беззастенчиво используя для этого обучающихся в них братьев и сестёр. Дескать поносят ночью по вашему кабинету лосиную голову три раза по кругу и тогда заболеете вы всем классом лосиным бешенством. И будут вам потом целый месяц уколы в животы ставить больнючие, большим шприцем размером с бидон и толстой иглой. Длительное время запуганная вконец мелкотня, едва завидев в коридорах школы прущий толпой 7 «А», испуганно жалась по стенам — это те самые идут, у которых своя мертвая голова есть, лучше им на дороге не попадаться и даже не смотреть в их сторону. Даже некоторые ученицы … Продолжение в посте Ведьма. Часть 8(4).

Автор: 1100110011. Сайт автора: 1100110011.ru