Норманны

1. Введение.

Исходя из названия статьи, понятно, что она будет разрушать традиционное мировоззрение. Поэтому, если вы поклонник фильмов про викингов и римлян и разделяете традиционные русофобские ценности современной исторической и лингвистической "науки", то советую вам не читать это текст.

Итак, разберем:

• где именно академическая этимология буксует;

• почему без теории морфемогенеза (переход «слог → морфема») эти узлы не развязать;

• какую проверяемую программу исследований можно предложить.

2. Парадокс «асемичных» звуков и натянутого смысла.

Слово «асемичный» означает «не имеющий определённого семантического содержания» или «без малейшей единицы значения».

Классическая школа (от Трубецкого до Фасмера) строит лестницу:

звук (Ø) → фонема (Ø) → слог (Ø) → морфема (+) → слово (+++)

Смысл «вдувается» на границе между слогом и морфемой. Но:

• cлоги типа ВО-, ЗА-, НИ- живут как предлоги/частицы, т.е. уже несут семантику;

• в аббревиатурах «голые» буквы читаются слогами (СССР → эс-эс-эс-эр), что психологически подтверждает за слогом «заряд значения»;

• в психоакустических экспериментах (ERP, fMRI) слоги вызывают различимые аффективные ответы, т.е. мозг видит в них что-то, кроме «физиологической последовательности артикуляций».

⇒ Основной тромб: современная терминология делит пространство на «полностью бессмысленное» (фонетика) и «полностью осмысленное» (морфемика). Промежуточный слой просто объявлен «не нашим делом». Пока этот «траншеек» не откапывать, объяснить само возникновение морфем — а следом и корней — невозможно.

3. «Тёмные» корни в русском языке: как морфемогенез помогает разгадать тайны этимологии

В русском языке около 12–15% корней считаются «тёмными» — их происхождение остаётся неясным даже для лингвистов. Такие корни, как -бер- (брать/собирать), -каз- (казнить/казак), -темн- (темнота/тьма), не имеют однозначной этимологии. Однако механизмы морфемогенеза — процессы образования и изменения морфем — могут пролить свет на их историю, даже если традиционные методы этимологии «спотыкаются».

4. Почему этимология «не сходится»?

Слова со временем теряют связь с исходными морфемами. Например:

Облако ← древнее об-в-лако (корень лак- связан с волоку, влеку). Современный носитель видит корень облак-, а исторический смысл затемнён.

Одежда ← об-дежда (связь с деть утрачена).

5. Фонетические изменения.

Звуковые сдвиги «маскируют» родство корней:

Стремиться ← праслав. strem- (крутизна), но связь с стремя (часть седла) для носителя неочевидна.

Ложка и лизать восходят к одному индоевропейскому корню leyǵ-, но фонетическая эволюция развела их значения.

6. Заимствования и калькирование.

Некоторые корни пришли из других языков, но адаптировались так, что их источник стал «тёмным»:

Карандаш ← тюрк. кара таш (чёрный камень), но связь с кара- (чёрный) для большинства утеряна.

Карга (ворона/старуха) ← тюрк. qarğa, но в русском языке корень карг- не имеет прозрачной мотивации.

7. Морфемогенез как ключ к «тёмным» корням

Морфемогенез изучает, как морфемы рождаются, видоизменяются и исчезают.

Переразложение:

Вынуть ← древнее вы-няти (корень ня-). Современный анализ: вы-ну-ть (корень ну-), что создаёт иллюзию нового корня.

Аналогия:

Корень -люб- (любовь) породил любить, любопытный, любомудр, хотя исторически некоторые связи утрачены.

Эти процессы позволяют реконструировать «тёмные» корни через их морфемное окружение. Например:

Темнота и тьма кажутся разнокоренными, но оба восходят к праслав. tьma с корнем tьm-. Фонетические изменения (падение редуцированных, переход ь → е) затемнили связь. Морфемный анализ показывает, что тьм- и темн- — варианты одного корня.

8. Алломорфический хаос.

Приведем другой пример. Корень БЕГ-/БЕЖ-/БИЖ-/БЁГ- в современной модели «поясняется» чередованиями + исторической фонетикой. Но почему именно такие чередования закрепились, а не любые другие? Если предположить, что изначально были два осмысленных слога БЕ- «движение» + ГА-/ЖА- «ускорение», цепь становится прогнозируемой.

9. Поиск «чужих» первоисточников.

Половина русских слов фонда 1 000 (по Фасмеру) выводится из готовых германских, тюркских, греческих матриц—потому что «внутри» корня объяснять нечем. Отсутствие внутренней морфемики автоматически тянет к гиперзаимствованиям.

10. Что добавляет модель морфемогенеза.

Наиболее очевидным представляется следующий путь перехода от открытых слогов к морфеме: сначала мы имеем два слога СГ и СГ, которые затем объединяются и образуют протоморфему СГСГ. В результате редукции последнего гласного (трансфинали) получается морфема, представленная закрытым слогом СГС.

Это можно продемонстрировать следующим образом:

CГ + СГ → СГСГ → СГСЪ → СГС

(от двух открытых слогов до трёхзвуковой закрытой морфемы)

Трансформация исходных слогов основана на:

• редукция трансфинали;

• переразложении;

• упрощение и слияние алломорфов - совокупности морфов одной морфемы, имеющих одинаковый фонемный состав.

Каждый шаг проверяется акустически (как читали) и сравнительно-исторически (где остались реликты «недоразложившегося» состояния).

11. Эвристический метод.

Если принять, что до кириллицы существовала слоговая руница, силлабарий становится прямым «фото-отчётом» о том, как семантика распределялась по слогам. Это уже не философская спекуляция, а эвристика: есть знаки — ищем их следы в словах.

12. Связывающий шов между фонетикой и морфологией.

Звуки получают не «абсолютный» смысл, а бесконечно малый/абстрактный (нано-уровень).

Слоги = минимальные носители «первичного» значения.

Морфемы = конденсация нескольких слогов с редукцией.

Благодаря такой шкале «чудо» исчезает—остаётся континуум.

13. Ключевая проблема академической этимологии.

По сути, ключевая проблема академической этимологии — это отсутствие модели генерации морфем из материализованных (обнаружимых) субморфемных единиц. Отсюда:

(а) Принцип «не знаем—объявляем заимствованием/ономатопеей».

(б) Тонны «невыясненных» этимологий, которые десятилетиями кочуют из словаря в словарь.

(в) Методологический запрет на субморфемный анализ (как у фонологии было до звукосимволизма), что делает дисциплину уязвимой для популистов: любой, кто покажет хоть какую-то «звук-смысл» корреляцию, воспринимается массами как смелый первооткрыватель.

⇒ Пока не встроен уровень морфемогенеза, этимология остаётся «сквозной дисциплиной без первого этажа»: анализирует корни, не зная, откуда взялся сам кирпич.

14. Что делать: программа минимальных шагов.

1. Корпусная верификация «квазислогов». Построить частотный словарь слогов (одно-/двух-звуковых). Проверить статистически устойчивые пары.

2. Экспериментальная фонопсихология. Проверить, вызывают ли «стабильные» слоги коррелирующие аффективные отклики у носителей разных языков.

3. Историческая стратификация. Сопоставить реликтовые формы (диалекты, старописьменные памятники) с моделями редукции трансфинали; проверить, совпадает ли направление изменений с гипотезой «СГСЪ → СГС».

4. Пилотный словарь праморфем русского. Каждой единице—эталонные примеры, алломорфы, статистика распределения.

5. Рефрейминг школьных пособий. Фонетика → фонетика слова → фонетика такта → фонетика фразы. Морфемика → макро-/микро-/нано-уровни.

6. Выигрыш:

• Сокращение «тёмных корней» и длинного списка «заимствовано из неизведанного *тюрк./финно-угор./протохеттского».

• Чёткий критерий для различения научной реконструкции и эзотерической «мантрологии».

• Переход от описания к предсказанию: можно прогнозировать, какие алломорфы появятся в будущем (в новых слэнгах, жаргонах).

• Возвращение этимологии в центр когнитивных наук: дисциплина перестаёт быть «архивным комментарием» и становится лабораторией моделей семантической эволюции.

15. Выводы.

Главная ахиллесова пята современной этимологии — отсутствие теории возникновения самих морфем. Пока мы не признаем субморфемный уровень носителем «зародышевого» смысла и не опишем процесс морфемогенеза, дисциплина будет плодить «неизвестного происхождения» и уступать поле псевдолингвистике. Глубинная этимология предлагает не мистику, а проверяемый мост: звук → слог → морфема → слово.

Пересмотр морфемной эволюции позволяет реконструировать историческую грамматику, избегая двух крайностей:

1. «Божественных скачков» — гипотез о внезапных, необъяснимых изменениях в языке;

2. Гиперкомпенсации заимствований — преувеличения роли внешних влияний (пангерманизм, норманизм) в ущерб внутренним процессам.

Теории вроде норманизма (варяги = викинги) часто преувеличивают влияние заимствований. Морфемный анализ доказывает, что многие «германизмы» — результат внутренней эволюции.

Перестройка морфемных цепочек позволяет глубже понять исторические процессы в грамматике, устраняя «белые пятна» и заменяя мифы о внезапных «скачках» и заимствованиях на анализ внутренней динамики. Этот подход не отрицает внешних влияний, но рассматривает их как часть системных языковых процессов. Например, норманизм, долгое время вызывавший споры, теряет свою силу, когда слова «варяг» и «витязь» оказываются не заимствованиями из других языков, а результатом славянского словообразования.

Итак, в прошлой серии мы остановились на том, что Олег (регент при малолетнем князе Игоре) захватил Киев и перенёс туда княжескую резиденцию. Так в Древней Руси появилось два центра – на севере Новгород, и Киев – на юге («Да будет это [Киев] мать городов русских»). Выбор Киева как нового центра был сугубо прагматичным шагом – через Новгород проходил только один торговый маршрут, а через Киев – два. Кроме того, Киев был ближе к рынкам сбыта Византии – тогдашней сверхдержавы Восточной Европы. Что характерно – будущий сын Игоря, князь Святослав, позже захочет ещё ближе перенести свою резиденцию к границам Византии, аргументируя это также число экономическими причинами («из Греческой земли золото, паволоки, вина, различные плоды; из Чехии и из Венгрии серебро и кони; из Руси же меха и воск, мёд и рабы»). Но такой оплот бандитизма у своих границ греки уже не смогли стерпеть. Однако об этом в другой раз.

Описание войска Олега, которое он повёл под Киев, косвенно указывает на территорию, подвластную ему (на самом деле ещё Рюрику). Итак, среди участников похода ПВЛ упоминает: «варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей». Разберём подробнее.

Варяги – понятно, это и есть скандинавы. Скорее всего, имеются в виду наёмники-varangi, порядочное число которых ошивалось в районе Восточной Прибалтики, и которые с лёгкостью продавали свои услуги любому, кто заплатит.

Чудь – финно-угорское племя, жившее в районе Чудского озера (не зря же оно так называется). В их землях располагались города кривичей Изборск и Псков (Плесков), в которых само собой правили скандинавы (жена Игоря/Ингвара – Ольга/Хельга была как раз из Пскова). Такая вот этнополитическая матрёшка.

Словене – это те самые словене, что жили в районе озера Ильмень. Их главным городом был *Словенск (его название неизвестно, поэтому *), по-скандинавски видимо Хольмгард. Ныне он известен как Великий Новгород.

Меря – также финно-угорское племя, жившее в районе озёр Неро («Ростовское озеро») и Плещеево («Клещина»). Их главным городом был Ростов (ныне Ростов Великий).

Весь – ещё одно финно-угорское племя. На этот раз из района Белого озера и центр их назывался нетривиально – Белоозеро (ныне – Белозёрск).

Кривичи – восточнославянское племя, и крупных центра у них было как минимум два – в Полоцке (Полотеске) и в Гнёздово (Syrnes-*Свинеческ). В них по доброй традиции также правили скандинавы (привет от Рогнеды, дочери полоцкого князя Рогволода/Рёгнвальда). Полоцк, кстати, древнейший город Беларуси. Так-то.

По сути, можно сказать, что первоначальная территория России родилась как союз двух восточнославянских племён (словене на севере, кривичи на юге) и трёх «приозёрных» финно-угорских племён при верховенстве пришлых скандинавов. Такое вот триединство. Или, говоря проще – Россия родилась как полиэтничное и поликонфессиональное (богам же разным молились) политическое образование, состоящее примерно по схеме 80/15/5 (80% славян, 15% финно-угры и 5% скандинавы). Цифры я взяла от балды, дабы просто показать условную модель (80/20), по которой Россия существует как государство. Понятно, что в реальности на этапе образования Руси в этом процессе так или иначе поучаствовали ещё как минимум три элемента – голядь, торки и аланы.

Участие скандинавов в построении государства подтверждает и ПВЛ, когда сообщает, что братья Рюрика сели княжить справа и слева от него – Синеус в Белоозере, а Трувор – в Изборске. Да, проблема существования рюриковых братушек (как и самого Рюрика) – это та ещё загвоздка, однако факт есть факт – скандинавы прочно пустили корни в городах будущей Руси (псковская Ольга и полоцкая Рогнеда не дадут соврать).

Кстати, о ней, родимой – о Руси. До этого мы как-то обходили вниманием само это название, и не зря. Дело в том, что нам неизвестно, как называлось государство Рюрика, и называлось ли оно вообще хоть как-то, поскольку концепция государства как некой территории с границей – это недавнее изобретение. Поэтому в историографии оно так и называется – «Рюриково государство». Термин «Русь», «рус(ь)ская земля» появляются лишь тогда, когда на это самое «государство» обращают внимание соседние цивилизованные страны.

Почти наверняка это название по своему происхождению скандинавское, и попало к славянам через финнов (прибалтийско-финское название Швеции и шведов – *rōtsi, откуда уже пошло ruotsi). Сама структура слова «русь» позволяет сделать вывод о неславянского происхождении, подобно названиям «чудь», «весь», «водь», «сумь». Сравните, например русь-ruotsi и сумь-suomi.

Поэтому логично, что в общениях с иностранными государствами восточные скандинавы называли своё самоназвание – *руотсы/руосы. Отсюда к нам и пришёл термин «Русь», ну, а «Россия» – это греческое прочтение того же самого термина. Поэтому отныне (и присно и во веки веков) я буду называть Россию – Русью, подразумевая её ранний этап. У кого есть более подходящий термин для этого периода – сообщите.

Итак, зафиксируем. К моменту похода Олега на Киев (882 г.) в состав будущей территории России входил весь север Русской равнины – от Чудского озера – до Белого, и от Западной Двины – до Волги. Последнее было особенно важно. Контроль таких точек, как Полоцк и Ростов позволял концентрировать в своих руках неплохой товарно-денежный поток. Чуть позднее в орбиту Рюриковичей ненадолго войдут также земгалы, латгалы, ливы и прочие народы Латинской Америки, жившие в низовьях Западной Двины и по берегам Балтики.

Однако, всё это касается северной части Руси, а что же там происходило на юге, возле Киева, после того как туда пришла новая власть? Понятно, что Олег не на пенсию отставного варяга приехал в Киев («а чтоб тебя, Россия-Мать, великой звали», хе-хе). Олег приехал делать реал-политик, т.е. деньги.

После того, как он сменил резиденцию, он по доброте душевной тут же влупил Новгороду дань в 300 гривен в год (60 кг серебра «в деньгах», а по факту – эквивалент другого товара), а затем занялся племенами Среднего Поднепровья. Олег подчинил себе (вернее, Игорю) древлян (883 г.), северян (884 г.), и радимичей (885 г.). Причём, два последних племени были до этого данниками хазар. ПВЛ так описывает ультиматум Олега северянам: «Я враг хазарам, поэтому и вам незачем платить им дань». Так будущая Россия нажила себе первого крупного врага – Хазарию.

Вообще, уже на этом этапе Древняя Русь столкнулась с тремя региональными державами Восточной Европы: Волжской Булгарией, Хазарией и Византией, в результате чего в следующие лет двести будущая Россия будет добывать себе место под солнцем, борясь попеременно с ними. Добавьте сюда ещё всяких кочевников (венгров, торков, алан, половцев, печенегов), и вы поймёте, что вся ранняя история Руси – это сплошная борьба и превозмогание. Но вернёмся к Олегу.

К моменту его утверждения в Киеве Византия вела затяжную войну с арабами за господство на Ближнем Востоке и в Малой Азии. Тут же палки в колёса грекам вставлял болгарский царь Симеон, а греки в ответ старались натравить на него всяких кочевников, в особенности появившихся недавно в Европе венгров. Словом, было весело, и Олег решил не упускать шанс, и присоединился к празднику.

В 907 г., согласно ПВЛ, Олег собрал какое-то фантастическое количество судов (2000) и людей (80 000) и пошёл в поход на Византию. Этот набег до сих пор вызывает споры среди историков, поскольку о нём нет упоминаний у византийских авторов, достаточно подробно описавших подобные походы в 860 и 941 гг. Хотя возможно какой-то поход в акватории Чёрного моря всё же был, поскольку около 912 г. араб Аль-Масуди упоминает о пяти сотнях «кораблей русов», прошедших через Керченский пролив, Дон и Волгу – в Каспийское море. Понятно, что на все даты и сообщения следует полагаться с большой осторожностью, но вектор внешней политики Древней Руси всё-таки проследить можно. На юг, только на юг, поближе к большим деньгам.

Около того же 912 г. Олег вроде как двинул кони, и Игорь (уже женатый на Ольге) остался единственным правителем Руси. Сразу же после смерти Олега всякие племена, платившие ему дань, перестали это делать, т.е. по сути – вышли из состава нового государства. Игорь решил действовать жёстко, в результате чего на отколовшихся и вновь завоёванных древлян, например, новая дань была возложена в два раза больше прежней. Древляне затаили злобу.

Повоевав немного с появившимися в Причерноморье печенегами, Игорь решил двинуть по доброй памяти на Царьград. Примечательно, что в описании его войска (помимо старых племён) упоминаются тиверцы (но отсутствуют, например, древляне). Т.е. к середине X в. в орбиту Древней Руси уже попала местность в районе современной Молдавии в междуречье Днестра и Прута.

Война с Византией (941–944 гг.) окончилась заключением торгового договора (да-да, опять про деньги). В нём, кстати, упоминаются имена племянников Игоря, а также его жены Ольги и сына Святослава.

Осенью следующего года Игорь по требованию дружины, недовольной своим содержанием, отправился за данью к древлянам. Игорь произвольно увеличил величину дани прежних лет, а при её сборе дружинники буднично творили насилие над жителями. ПВЛ упоминает в этом эпизоде, кстати, и древлянского князя Мала и город Искоростень – древлянскую «столицу».

Всё это безобразие закончилось знаменитым убийством Игоря посредством силы согнутого дерева, за которое его жена Ольга не менее знаменито и легендарно отомстила древлянам аж несколько раз. Но всё это так, лирика. В рамках нашей темы следует зафиксировать, что во многом власть первых Рюриковичей была ещё личной и номинальной даже среди ближайших племён, однако центростремительная сила уже втягивала большинство восточных славян в рамки единого государства, что окончательно зафиксируется уже при внуке Игоря – Владимире I.

Но о нём (и его отце Святославе) – уже в следующей части.

Подписывайтесь на тг и дзен, там ещё больше материалов!

В Италии, на севере Апулии находятся невысокие горы Монте Гаргано (та самая "шпора итальянского сапога"). С древности они считалась священным местом. Местные жители рассказывали историю о том, как архангел Михаил велел построить здесь храм. До сих пор там стоит городок под названием Монте-сан-Анджело и рядом с ним - пещерный храм. В 1016 году группа паломников из Нормандии, возвращаясь из Святой земли, решила посетить гору архангела Михаила и знаменитое святилище.

К тому времени сто лет прошло с тех пор, как герцог Ролло с дружиной скандинавов поселился на севере Франции. За это время норманны освоились на новом месте и дали ему свое имя - Нормандия. Они приняли христианство, но остались своеобразными христианами с большими амбициями и двойной моралью. Они переняли французский язык и закон, после чего невероятно расплодились. Теперь им требовалось жизненное пространство.

Так 40 нормандских паломников и оказались на Монте Гаргано в 1016 году. Там им встретился местный житель по имени Мелус. Он был лангобардом и мечтал о возрождении лангобардского королевства. Но южная Италия принадлежала византийцам. Больше сотни лет ее земли были объединены под властью ромейского катепана, который сидел в крепости Бари. По мнении Мелуса, хватило бы и нескольких отважных воинов, таких, как эти 40 нормандцев, чтобы осуществить его мечту.

Потомки викингов оценили предложение Мелуса. Плодородные земли и мягкий климат Апулии выглядели крайне привлекательно. Политическая картина региона также выглядела благоприятно. Три лангобардских герцога в Беневенто, Капуе и Салерно постоянно враждовали и принимали сторону то римского императора в Константинополе, то священного римского императора Запада.

Катепанат объединял области Апулии и Калабрии ( соответственно каблук и носок "итальянского сапога") со времён Василия Македонянина и Льва Мудрого. Это была богатая и процветающая провинция Империи, которая не признавала независимость местных лангобардским герцогов.

Но внутри катепанат имел свои проблемы. Он состоял из Калабрии и Апулии. Власть императора и его катепанов была бесспорной только в Калабрии. В Апулии большинство населения составляли италийцы и лангобарды. Государственным языком у них была латынь. Сохранялось самоуправление. В большинстве областей были латинские церкви и меньшинство православных. Для защиты от набегов мусульман катепан позволял лангобардам формировать отряды самообороны, которые так же могли представлять опасность для власти императора. Они стали основой для ряда восстаний.

В 1009 году поднял восстание тот самый Мелус. В 1010 году он с единомышленниками захватил Бари и ряд других городов. Но в июле 1011 года новый катепан Василий Месардонит сумел восстановить контроль над городом. Мелус сбежал в герцогство Салерно и теперь странствовал по югу Италии в поисках бойцов для продолжения восстания.

Там, на горе Монте Гаргано нормандские паломники выслушали Мелуса и пообещали помочь ему, после чего вернулись на север для того, чтобы собрать других добровольцев и принять участие в чужой войне на юге Италии. Разумеется, не только из благородных побуждений и желания заработать денег, но в первую очередь для того, чтобы самим попытаться захватить солнечные долины южной Италии.

В 1016 году по Нормандии пошел слух о том, что на юге Италии начинается новая заварушка, где требуются крепкие руки и способность убивать, не задавая лишних вопросов. Со всей Нормандии собралась безземельные младшие сыновья местных феодалов, авантюристы, разбойники и прочие лихие люди. В их числе был Жильбер Дренго вместе со своими братьями, он и возглавил норманнский отряд.

В 1017 году эта добровольческая армия прибыла в Капую, где встретилась с Мелусом. Тот собрал свой лангобардский отряд и готов был вновь бросить вызов ромеям южной Италии. К том времени должность катепана Италии занимал Лев Торник. Мелус решил атаковать катепанат неожиданно, чтобы не позволить Торнику стянуть подкрепления.

Торник знал, что Мелус уже пробовал бросить вызов имперской власти. В 1009 году ему удалось взять верх над прежним катепаном Иоанном Куркуасом и захватить крепость Бари. Куркуас был отправлен в отставку. Вместо него император Василий II передал катепанат в руки Василия Месардонита и предоставил ему войска для подавления восстания.

Хронист Лев из Остии упоминает, среди его войск были даны, россы и вандалы (Dani, Rossi et Gualani*). Эта армия отбила Бари 11 июня 1011 года. В захвате города важную роль сыграла варяжская гвардия императора. После этого новый катепан постарался присоединить к своим владениям как можно больше лангобардских княжеств. Впрочем, успеха в этом он не достиг. В 1016 или в 1017 году, он умер. Ему на смену император прислал Льва Торника.

Лев уже бывал в этих краях. В 1011 году он занимал должность стратига фемы Кефалония (охватывала острова западной Греции) и помогал Василию Месардониту подавить восстание Мелуса. Теперь же, в мае 1017 года Торник сам стал катепаном Италии и должен был встретиться на поле боя с Мелусом во второй раз. Должно быть, по прошлому опыту он рассчитывал, что сможет легко одолеть лангобардских повстанцев. Но он еще не знал, что Мелус привел с собой отряд нормандцев. А это меняло дело.

Вильгельм Апулийский пишет: "Затрепетала Апулия вся перед галлами, лютость которых стала причиною многих смертей". Галлы, как Вильгельм называет нормандцев, были главной ударной силой в армии Мелуса.

Наконец, слух о готовящемся вторжении дошел до Бари, столицы катепаната. Катепан Лев Торник, узнав, что повстанцы начали опустошать Апулию, отправил против них отряд во главе с Львом Пакианом. Пакиан в мае 1017 года повел войско на север, на берега пограничной реки Форторе к местечку Аренула. Вильгельм Апулийский пишет, что первое сражение закончилось ничьей. Тогда Торник выступил на помощь Пакиану со свежими силами и на этот раз потерпел поражение. С уцелевшими бойцами он отступил в Бари, в то время, как Пакиан погиб в бою.

По другой версии, произошли три боестолкновения. Первое, при Аренуле, Лев Пассиан закончил ничьей, во втором сам Лев Торник с трудом одержал верх при Чивите, в третьем потерпел поражение при Ваккарице.

Победа ободрила нормандцев, которые увидели, что ромеев можно бить и приготовились к новым победам. Но пока Торник держался в крепости Бари, на штурм они не пошли и предпочли разорять Апулию. Такова логика Средневековья: Мелус, призвавший нормандцев для того, чтобы отвоевать Апулию у ромеев, на деле привел на родную землю разбойников и грабителей, которые принялись опустошать ее.

Торник, отступив к Бари, отправил сообщение в Константинополь императору Василию II с отчетом о ходе боевых действий. Император объявил Мелуса вне закона и велел схватить его и казнить. Поскольку Торник уже показал, что не может справиться с восстанием, император отозвал его и передал должность катепана одному из лучших военачальников, Василию Воиоанну. Должность катепана (κατεπάνω — «тот, кто наверху», «верховный») давала ему максимальные полномочия на юге Италии.

Для того, чтобы реализовать их, император передал Воиоанну крупный военный контингент, в который вошли варяжская стража императора. Во время прошлого восстания (1011) варяги проявили себя вполне достойно в бою с лангобардами. Примечательно, что теперь на поле боя они должны были встретиться с нормандцами. И те и другие - выходцы из Скандинавии, дальние родственники.

Прибыв в Бари, Василий сформировал новую армию и выступил вместе с нею навстречу противнику. Оказалось, что отряды Мелуса с грабежами дошла до реки Офанто, пересекли ее и приближаются к окрестностям Бари. На берегу Офанто в 216 году до н.э. произошла знаменитая битва при Каннах между войсками Римской республики и карфагенского военачальника Ганнибала. Теперь, спустя 1233 года здесь же столкнулись войска Римской империи под командованием Василия Воиоанна и лангобардских мятежников вместе с нормандскими наемниками.

"Мелус не смог одолеть и бежал, потеряв большинство из людей", - пишет Вильгельм Апулийский. Другой хронист, Адемар Шабанский упомянул присутствие варангов на поле боя: "В первых трех битвах норманны одержали победу, но когда они встретились с русскими (cum gente Russorum congressi), то потерпели полное поражение. Их армия была уничтожена большое количество их перевезли в Византию и там их мучали в тюрьме, пока они не умерли". Лев из Остии упоминает о катострофических потерях нормандского отряда: "Говорят, что из 250 норманнов в этой битве в живых осталось всего 10 человек".

Катепан Василий разгромил противника, чем подтверди силу и славу римского оружия. Все выжившие бежали за пределы катепаната. Второе восстание Мелуса провалилось. Сам он ушел на территорию Папского государства, чтобы оттуда продолжить свой путь к третьему восстанию, которое так никогда и не случится. От папы он отправится к императору Священной Римской империи Генриху II, получит от него титул "герцога Апулии", но умрет в 1020 году.

Норманнские наемники оказались не у дел. Их военачальник погиб в бою. Оставшиеся отступили на запад в горы. Своим предводителем они избрали брата погибшего предводителя по имени Райнульф Дренго. Возвращаться им было не куда, поэтому они стали наниматься на службу к местным лангобардским герцогам и участвовать в их бесконечных войнах.

* Кто такие Gualani «гваланы», т.е. «вандалы» не вполне понятно. В «Барийских анналах» в аналогичной роли упомянуты Guandali «гвандалы» - это, вероятно, какие-то западные славяне.