Необъяснимое

Мишка, друг мой, работает психиатром в областной больнице. И, как у любого психиатра, у него есть интересные пациенты и случаи из практики. Их не так много, как кажется, но попадаются прямо персонажи из кунсткамеры. И не все они такие уж и забавные, люди не от хорошей жизни лишаются рассудка, и уж точно не по своей воле. Например, он рассказывал о женщине. Встретишь ее на улице — и не поймешь, что что-то не так. Идет себе с коляской, улыбается. Иногда посюсюкает малыша, покачает его на ручках. А подойдешь ближе — это и не ребенок вовсе, а кукла в тряпье. Тронулась рассудком на почве трагической гибели дочери. После излечения женщина стала несчастнее, и выглядеть хуже, чем до. Вот и думай после этого — что лучше? Жить в иллюзии или в реальности?
В семь вечера, как по расписанию, в мою холостяцкую берлогу завалился Миха, бренча бутылками в пакете. Нехитрый стол для домашних посиделок уже был накрыт. Все как обычно — вобла, бутерброды и пивко.
— Задам тебе вопрос, — задумчиво протянул он. — Ты знаешь о теории "многомировой интерпретации"?
— Многомировой...что? — спросил я.
— Это одна из множества теорий квантовой физики. Она говорит о том, что возможно, существует бесконечное множество миров, похожих на наш. Отличия могут быть как и вовсе незначительными — например, в одном из миров ты поел на ужин сосиски, а в другом рыбу. Так и глобальные настолько, что не только наш мир может быть другой, но и вся галактика или вселенная, — закончил объяснять Мишка.
— Так и знал, что ты свихнешься на своей работе. Не зря есть такой анекдот: "В психбольнице кто первый надел халат — тот и психиатр".
— Да ну тебя. Пытаешься просветить невежду, а тот еще и психом тебя называет. Как бы то ни было, именно с этого вопроса начал пациент, о котором я хочу тебе рассказать.
— Да, я знаю об этой теории. Но я хотел бы поговорить о том, ради чего, вы собственно, пришли? — спросил я у молодого, прилично одетого парня, пришедшего ко мне на прием.
Бегло пробежался глазами по его медицинской карте: 25 лет, ранее на учете в психдиспансере не стоял. В возрасте 19 лет произошла травматическая ампутация мизинца правой руки на производстве. Дальше шли стандартные ОРВИ и гриппы.
— Понимаете, есть два варианта событий, которые со мной происходят. Либо это теория верна, за исключением того, что эти миры на самом деле пересекаются. Либо я сошел с ума и мне нужна ваша помощь, — он говорил спокойно, не проявляя признаков тревоги или страха. Стало понятно, что его поход ко мне был тщательно обдуман.
— Давайте, вы мне расскажете обо всем, что вас тревожит или беспокоит, а я после этого постараюсь подумать как и чем вам помочь, — честно говоря, он был последним пациентом в этот день. Так что я хотел побыстрее закончить и пойти домой.
— Начну с тех моментов, когда это началось, но я еще ничего не замечал или не придавал этому значения.
— Как вам будет удобно. Чем больше я знаю, тем лучше, — моя надежда уйти пораньше мгновенно погасла. Придется выслушать все, такова уж моя работа.
— Это началось три года назад. Однажды я вышел из дома и заметил, что что-то не так. Такое чувство бывает, когда приезжаешь в знакомую квартиру, а там убрались или что-то переставили. Ты даже точно не можешь сказать, что именно изменили, но чувство не пропадает. Когда я начал анализировать тот момент спустя два года, то вспомнил, что во дворе дома всегда рос дуб. Могучий, с толстыми ветками и мощными корнями. Я еще вспомнил, как в детстве собирал желуди под ним. А сейчас там росла лиственница! Такая же большая, и даже внешне похожа, но деревья совершенно разные!
Люди очень боятся менять свой привычный мирок. Им проще поверить в ложь, которая поддерживает его существование, чем в правду, которая его разрушит. Также поступил и я, убедив себя, что никакого дуба и не было, будто там всегда росла лиственница. Вспоминая все моменты потом, я понимаю, каким глупцом был. Постоянно убеждая себя не замечать истины, не веря своим глазам и воспоминаниям, я все ближе подходил к катастрофе.
После этого было еще много таких моментов. Многие были настолько незначительны, что я их и не помню. Расскажу о нескольких запомнившихся. Как-то раз, идя с другом, вспомнил о жвачке "Таркл", которую мы с ним часто покупали за рубль в ларьке. Внутри были еще переводные татуировки. Друг удивился, сказал, что они назывались "Малабар". Причем я был просто уверен, что он надо мной прикалывается. Дома погуглил — и верно, "Малабар"!
Потом был знакомый с рок-концерта, который не узнал меня и все удивлялся, откуда у меня его номер телефона и имя. Такие события с каждым разом происходили все чаще, а изменения все сильнее. Я уже не мог постоянно их оправдывать своей забывчивостью или изменчивой памятью. И все же старался просто не думать об этом. Я берег свой маленький мирок до последнего. Даже когда он весь был в заплатках и трещал по швам.
Последнее событие не было неожиданным, скорее наоборот, вполне предсказуемым, если бы я не был таким упертым ослом. Когда я пришел домой, меня застала непривычная тишина и темнота. Не было ни вечных диалогов героев сериала из телевизора, ни шкворчания или бульканья готовящихся блюд с кухни. Ни, что самое главное, приветствия моей любимой жены, Светы. Если она ушла гулять с подругами, то обязательно бы оставила записку, отправила смс или позвонила. Позвонить ей сразу мне не дало понимание, что дома все не так. Не было стенки, которая ей так понравилась, что я ее сразу купил. Вместо нее стоял мой старый комод. Более того, не было вообще ничего из ее вещей или того, что мы купили вместе. Из шокового состояния меня вывел телефонный звонок:
— Ты куда ушел с работы?! — по голосу я узнал своего начальника с прошлой работы, откуда я ушел пару лет назад и устроился на другую, по рекомендации тестя.
— Я же уже давно уволился, вы о чем? — недоумевал я.
— Ты там головой не ударился? На сегодня прощаю, но следующий такой раз, на самом деле будешь уволен.
Все произошедшее просто не укладывалось в голове. Не помню, сколько прошло времени, прежде чем я успокоился, и моя голова начала снова работать. В первую очередь я позвонил на свою работу, знакомым, друзьям, Свете. На работе обо мне ничего не знали. Друзья и знакомые даже и не знали, что я женился, хотя все они присутствовали на моей свадьбе. А Света...Света меня просто не узнала, или сделала вид, что не знает. Ее понимание того, что я о ней знаю, сильно напугало ее. После этого ее телефонный номер оказался недоступен.
Когда я успокоился, то начал анализировать происходившее со мной ранее. И мне пришли в голову две идеи: либо я сошел с ума, что наиболее вероятно, либо я каким-то образом путешествую между мирами, незаметно переходя из одного в другой. Эти миры мало чем отличаются, просто в одном был дуб, а в другом лиственница, в одном была жвачка "Таркл", а в другом "Малабар". И, наконец, в одном из них я опоздал на автобус, закрывший двери перед моим носом, и познакомился на остановке с прекрасной девушкой Светой. А в другом мире я, наверное, успел на этот треклятый автобус и проводил ее взглядом. Я бы мог снова найти ее, начать встречаться и снова жениться на ней. Но какой в этом смысл, если я сумасшедший или путешественник между мирами?
Я много слышал печальных историй, видел матерей, убивших своих детей, посчитав их демонами во время обострения и после этого безутешно рыдавших, многое я повидал. Но о таком слышал впервые. На первый взгляд он сам придумал эти "другие" воспоминания, пытаясь сбежать от одинокой действительности. Но многое не сходилось. Предположим, телефоны и имена он узнал каким-то образом, но тогда почему он так много знает о своей "жене", если она с ним не знакома? Мутная история.
Я посоветовал ему побольше пообщаться с друзьями, узнать, не было ли у него травмирующих воспоминаний и откуда он мог узнать столько о Свете. Быть может, он знаком с ее мужем или родственником, узнал все о ней и заставил себя поверить, что она его жена. Я пожал ему руку и попрощался. Больше он на прием не приходил.
Его талон так и висел незакрытым, так что я позвонил, на оставленный им номер телефона. Тот, узнав, кто я и по какому поводу звоню, сильно удивился. Как он начал утверждать, ни к какому психиатру не ходил, ни о какой жене он не знает и посчитал, что его разыгрывают друзья. Но я все-таки уговорил его прийти на прием.
Когда Сидоров пришел и протянул мне руку, я вдруг вспомнил деталь, укрывшуюся тогда от меня. У этого Сидорова не было пальца, как и было написано в его карте. Но в тот, первый прием, увлеченный рассказом пациента, я не придал значения тому, что все его пальцы были целы.
После этого рассказа Мишка замолчал, и мы пили пиво долгое время в тишине. Мы оба думали об одном. Есть ли миры помимо нашего? Если они есть, то какие? Какие решения принимали мы там?
— А помнишь, как я сорвался с ветки и сломал ногу? А ты тащил меня на горбу добрых два километра? Представляешь, мои родители не помнят об этом, — решил сбавить напряжение я. — Может, коллективная амнезия?
— Нет, не было такого, — удивился Мишка.
Мы тревожно посмотрели друг на друга, но ничего не сказали. Никто из нас не захотел разрушать свои мирки.

Всегда интересовался, особенно по молодости, тематикой сталкерства, аномальщины, околоНЛОшными темами, иногда почитывал желтую прессу. Но всё так — на любительском уровне. Потом встретил жену. Переехал, прибавилось забот, забыл увлечение. Забыл до поры до времени, так сказать.

Частенько навещал родителей, бывало затирал с мамой на вышеупомянутую тематику. Она — ярая фанатка «секретных материалов». Совершенно случайно дошло дело до обсуждения феномена ЭГ (электронных голосов), и она вспомнила деда, по отцовской линии. Мол, иди проведай дедушку, спроси у него, он что-то рассказывал.

Деда с бабушкой я видел редко, хоть и жили мы, считай, через дорогу. Дед — уважаемый во времена Союза человек, активист партии, домсовета, к тому же блокадник. После Великой Отечественной некоторое время жил в Куйбышеве, там же проходил воинскую службу. Был почти что профессиональным военным, но по состоянию здоровья — застуженные при блокаде Ленинграда лёгкие — был списан в запас, после чего успешно работал в отрасли ракетостроения, на местном полувоенном производстве. Отец, впрочем, как и я, повествующий вам, по его стопам не пошли — батя стал технологом, а я — программистом/репортёром.

Прошло несколько недель с разговора с мамой о ФЭГ. Полученная информация легко и непринуждённо вылетела из головы. И в целом ничто не предвещало ее появления, если бы родители настоятельно порекомендовали нам с женой навестить стариков, мол, у деда день рождения, обрадуется...

Семейное торжество успешно отгремело посудой и все собравшиеся начали распределяется кучками по квартире для перетирания каких-то своих тем. Мы с дедом и батей остались в гостевой комнате, общались. Собственно тут и вернулось воспоминание о маминых словах:

— Дед, слушай, а ты ведь в Куйбышеве служил?

Дед внимательно перевёл на меня взгляд:

— В Куйбышеве, в связи служил... Чего это ты вдруг вспомнил?

— Да мы с мамой обсуждали Феномен Электронных Голосов... — в комнате повисла тишина, дед и отец внимательно смотрели на меня.

— Рассказал уже? — дед глянул на отца, — хотя за сроком давности...

— Что рассказал?

— Про службу мою, — дед поправил очки.

— Мама сказала, что ты служил радистом, вот я и поинтересоваться хотел...

— Поинтересоваться? Ну что ж, я тебя «поинтересую» тогда...

«Навестить деда» в итоге растянулось далеко за полночь, но, в целом, оно того стоило. Я расскажу вам несколько историй, хотя в правдивость их мне самому не очень верится...


ИСТОРИЯ 1. ЗОВ

Дед служил в радиоцентре с документальным названием «Объект № 15». Сейчас в принципе в нём нет ничего секретного: несколько высотных антенн, бункера, еще что-то. Строился в 1939–1940 годах и, по тем временам, имел, в общем-то, солидные мощности.

Ко времени прохождения службы уже не был таким уж современным, как хотелось бы, но всё же еще функционировал. Местные говаривали, что он являлся частью системы Периметр, кто-то говорил, что он соединялся с сетью подземных бункеров под самим городом, в целом — много всякой «желтой» инфы.

Дед, как раз отучившийся на радио-технолога, после университета попал «на аппаратуру». Работа была нехитрая — чини что сломалось, а что не сломалось — протирай. Ну и неси вахту в эфире — слушай, передавай, но чаще — слушай.

Союз, холодная война, опасность глобальной ядерной катастрофы — это никуда не деться, всё строго. Иногда, бывало, наталкивались на заграничные радиостанции, слушали музыку, ничего не понимали и скакали на следующую частоту. Изредка цепляли передачи с Атлантики и Тихого океана, конечно сразу же их писали, вдруг шпионская информация.

Был вечер пятницы, дед заступил на дежурство в час дня и как обычно начал крутить ручки, жать кнопки, слушая эфир. Какие-то частоты были «белые», кроме шума не было ничего, встречались переговоры гражданской авиации.

День был скучный, тянулся медленно. Особой служебной нагрузки не было. Дед сидел на «связи» всегда с техником. В тот вечер рядом сидел Виктор, высокий худой, как сейчас бы сказали «ботан», совершенно невозмутимый и хладнокровный, «эпизодами» загробно-молчаливый.

Часы в бункере показывали 23:15, или около того, когда на стенде замигала зеленая лампа «входящая передача». Дед щёлкнул тумблерами, «навёлся» на частоту и включил мирофон:

— Пятнадцатая, на связи, приём!?

— Есть тттттут кт... — шум помех мешал передаче.

— Пятнадцатая, на связи, приём!?

Если пришел сигнал, подумал дед, то частота «наша», кто-то из армейских.

— Пшшшш шшш... Олежка! Олежка! Ты?

Деда пробило холодом по спине:

— Это пятнадцатая, говорите...

— Олежка, мой хороший, ты передал в штаб? Ты смог? Тебе удалось?

— Приём! Кто это?

— Олежка! Это же я... — голос осёкся. — Олежка, какая дата?

Дед взглянул на Виктора, тот кивнул:

— Записываю на магнито-ленту.

— Это пятнадцатая! Приём! Если правильно вас понял, сегодня 17 мая. Кто говорит?

— Пшшшш... шшшш — белый шум застилал эфир.

— Олежка... это снова случилось... ты не помнишь... ты ещё же не знаешь...

Зелёная лампа входящего сигнала погасла. Дед, помедлив несколько секунд, набрал по внутреннему телефону командиру части. Через полчаса приехал командир, шесть солдат и два «НКВДшника». Запись изъяли, послушали. Виктора отправили в соседнюю часть. С деда подписку о неразглашении на 25 лет.


ИСТОРИЯ 2. ЗВОНОК НА ПОЛУОСТРОВ

Вероятно, дело было в конце 70-х–80-х. Дед успешно служил на Объекте.

В Куйбышев приезжали какие-то шишки из Кремля, то ли с проверкой, то ли еще зачем. День был тихий, не суетной.

Дед Олег сидел «на связи», когда загорелась зеленая лампа входящего сигнала. «Звонили» с севера, взволнованный голос представился полковником Широковым и сообщил, что звонит с городка «Заполярный», поинтересовался, не приехал ли кто из кремлёвских.

— Во дела... — подумал тогда дед. — Неужто проверка!?

Не прошло пять минут, как герма со скрипом открылась, и в помещение узла связи ворвался командующий части:

— Смирно! Стройсь!

Дед и его напарник вскочили, отдавая честь. Вошли какие-то люди в форме:

— Солдат! Ты принимал с Заполярного?

— Так точно...

— Соедини!

Дед включил передатчик и запросил адресата:

— Широков!

Человек в погонах отодвинул деда от микрофона:

— Широков! Что у вас за хрень творится?

— Я не знаю, что вам ответить... На СГ произошло ЧП, 6 двухсотых, 7 пропало без вести. Мы оцепили место, ждём приказа.

— Исполняйте, — человек в погонах «положил трубку».

Вся делегация быстро покинула бункер, оставив кучу вопросов и приказ «не разглашать».


ИСТОРИЯ 3. ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ

Служба есть служба, ничего не поделаешь, должен сохранять спокойствие даже тогда, когда надо уже нервничать. Иногда вопросов было больше, чем ответов.

Было лето, середина июля, жарища. Половина служивших были на хозяйственных работах, когда часть подняли по тревоге. Все заняли свои места, в бункер забежал командир, явно взволнованный:

— Слушай приказ, солдаты! Тревога боевая, но нет повода для паники, это не война... Срочно слушать Тихий океан, о всех передачах докладывать.

Бункер «листал» частоты, то и дело натыкаясь на гражданские.

— Слышу передачу! Шифрование союзное! Передаёт бортовой номер...

— Проверить сигнал!

— Тащ. командующий, номера нет в списке кораблей...

— Слушать дальше! Вывести сигнал на динамики!

Дед обернулся через плечо: странный приказ, не по уставу...

— Есть устойчивый сигнал!

— Всем тихо! — проорал командир.

Передача велась на чистом русском. Транслировались координаты и сигнал о помощи.

— Приём! Приём! Это Союз! Веду бой! Прошу помощи у авиации.

— Приём! Приём! Это Союз! Мы запустили ракеты! Визуально подтверждаю детонацию боевой части! Взрывная волна пришла на 14 секунде после вспышки. Повреждения термические, минимальные, по правому борту. Потери команды — 12 со стороны вспышки.

Командир напряженно слушал.

— Меня кто-нибудь слышит? Это атомный линкор Советский Союз! Прошу помощи! Веду б... — передача скрылась в волне шума.

Вы спросите что странного в этой истории? Линкор проекта 23 Советский Союз не построен вообще и уж точно не был атомным. Не меньше вопросов оставили слова «про вспышку».


ИСТОРИЯ 4. БЕЗ ПРИЧИН

Ближе к зиме дед получил пневмонию на левое легкое — последствия блокады.

Успешно лечился в госпитале, шёл на поправку. Около обеда в коридоре началась какая то суета, врачи и персонал метался взад-вперёд. Дед выглянул из палаты и оцепенел. По коридору бежали несколько солдат, один точно был с пятнадцатой, за ними врачи катили каталку с чем-то или кем-то... Накрывавшая простыня была багровая от крови. Солдаты орали, чтоб все покинули коридор.

Когда «делегация» пробегала мимо палаты, дед с ужасом увидел свисавшую сине-серую руку, с которой ручьём стекала кровь.

В палатах наметилось оживление, все обсуждали произошедшее: несчастный случай на стрельбах? Дебош с оружием?

Дверь в палату открылась вместе с главврачом:

— Товарищи отдыхающие! — глав был юморным мужиком, но выражение лица говорило о не самом хорошем настроении. — Мы вас переводим во второй корпус, к травмам, полежите там...

— Товарищ доктор? — спросил старшина с гриппом. — ЧП, что ли, какое-то?

— Вам знать не положено...

Дед первым собрал вещи, оделся и вышел в коридор. Пол уже был подтёрт сестрой, необычно мрачной и нервной.

По дороге к выходу был Т-образный перекрёсток коридоров, уходивший в операционную метров через 10. Вот тут-то и ожидал «сюрприз». Стены в операционную были измазаны кровью и... какой-то желчью или хим. реагентом...

— Видать что-то серьёзное — подумал дед, невзначай бросив взгляд в приоткрытые двери операционной. И замер. Замер сам, замер взгляд. Замерло дыхание.

За дверьми шла операция, и судя по крикам, «на живую». Весь пол был залит кровью, бегали врачи. Но самое главное, что перед дверьми на стуле сидела и плакала в голос медсестра, прижимая к груди... то, что осталось от руки!!! То место, где должна была быть кисть правой руки, было замотано в марлю или тряпку, через которую сочилась багровая жидкость. Дед стоял как вкопанный, пока его не подхватил солдат.

«Палата» в составе деда и 3-х других солдат вышла на улицу, где творилось необычайно оживление. Вход для каталок был залит кровью, рядом дежурил УАЗ с военными. Не прошло и 2 минут, как со стороны операционных послышались крики, а затем выстрелы из АК.

— Что за херня тут происходит?

Из центрального входа выскочил главврач и побежал к военным, бормоча себе под нос:

— Дослушались, №лядь!.. пять двухсоток, пять двухсоток...

Деда и ко подхватили врачи, прибежавшие с травмы и отвели в корпус. Всем сообщили, что произошел несчастный случай, у служившего умерла сестра и тот тронулся умом, убил сослуживца и двух ранил. Сарафанное же радио говорило о 9 мешках в части, 4-х в больнице и о медсестре, умершей через 3 дня.