Этот вопрос занимал многие пытливые умы, тем более что в Евангелии отсутствует какая бы то ни было психологическая мотивировка отступничества Иуды. И некоторых озаряло: но ведь роль Иуды в евангельской драме была предопределена! Его предательство было необходимо для подвига Христа! Значит, он злодей по велению свыше невольная (при активном участии Сатаны) жертва Божественного промысла…

Впервые эта точка зрения возникла уже во II веке — и нашла немало последователей: гностическая секта каинитов толковала предательство Иуды как исполнение высшего служения, предписанного самим Христом; в средние века эти же воззрения исповедовали секты манихеев и богомилов; возникшие в этот период апокрифические легенды пытались объяснить феномен предательства Иуды роковым стечением обстоятельств, преследовавших его с самого рождения. В начале XIX века на защиту Иуды встал викарий парижского собора Нотр-Дам Эжже, визионер, последователь шведского мистика Сведенборга. В книге «Подлинный Мессия» (1829) он доказывал, что Иуда погубил душу, содействуя спасению мира. Сочувственно воспринял эту мысль Анатоль Франс (сборник «Сад Эпикура», 1894). «Без Иуды чудо воскрешения не совершилось бы», — считал он. Пытались реабилитировать Иуду немецкий драматург Карл Вейзер (книга «Иисус», 1906) и шведский писатель Тор Гедберг («Иуда», русский перевод — 1908).

В начале XX века эти еретические идеи дали всходы и в России. В 1896 году эссе «К легенде об Иуде-предателе» напечатал в Харькове С. В. Соловьев, в 1905 году в Москве вышла в свет драма в стихах Н. Н. Голованова «Искариот». Почти одновременно подошли к творческому осмыслению этого образа Л. Н. Андреев, М. А. Волошин, С. С. Кондурушкин, А. М. Ремизов. Особенно глубоко и долго был захвачен этой темой Максимилиан Волошин.

Уже в 1900 году, присутствуя на представлении знаменитой мистерии в баварском селении Обераммергау, он сетовал, что исполнитель роли Иуды не постарался «вникнуть в действительную сущность этого сложного типа». Однако первое упоминание о неканонической трактовке евангельского образа мы находим лишь в сентябре 1906 года. Сообщая жене, М. В. Сабашниковой, о состоявшемся 22 сентября четырехчасовом разговоре «обо всем самом важном» с Вячеславом Ивановым, Волошин перечисляет: «об индивидуализме, об оккультизме, об Дионисе, об Иуде». Понятно, что обычная трактовка Иуды вряд ли могла заинтересовать Иванова, тем более что Волошин подчеркивал: многое из высказанного им было для собеседника ново.

17 декабря 1906 года поэт изложил свой взгляд на роль Иуды на квартире В. В. Розанова, в присутствии философа Н. А. Бердяева, музыковеда В. Ф. Нувеля, священника-расстриги Г. С. Петрова, писателя А. М. Ремизова. «Был очень шумный спор, — писал Волошин на другой день жене. — На моей стороне были Розанов и Ремизов. Против Григорий Петров. У Ремизова есть легенда о таком Иуде». В это время Волошин жил на квартире Вячеслава Иванова и находился под его сильным влиянием. Он работал над темой «Пути Эроса»: писал мистический комментарий к «Пиру» Платона. 27 февраля 1907 года он выступил с лекцией в московском литературно-художественном кружке, которую завершил легендой об аббате собора Нотр-Дам, молившемся за Иуду, и дал такое истолкование мучившему его образу:

«Рядом с жертвой Христа — подвиг Иуды. В этом указание и великий смысл.

Христос — Эрос, Иуда — материя.

Иуда — охранитель и собиратель. Но он становится высшим среди двенадцати, самым мощным, самым посвященным из апостолов. Божественный Агнец должен быть заклан на алтаре рукою жреца, и рука эта должна быть чиста и тверда.

«Один из вас предаст меня» — это не упрек, а вопрос: кто из вас примет на себя бремя заклания? И каждый из апостолов робко спрашивает: «Не я ли, Господи?».

Тогда Христос обмакивает хлеб в соль, что обозначает передачу своей силы, и дает Иуде.

Иуда выходит из собрания апостолов, приняв на себя подвиг высшей жертвы и высшего смирения.

Вся гордость, мудрость и мощь законов, образующих и живящих материю, в лице Иуды принимает на себя великую жертву унижения, смирения и позора, ибо подвиг Иуды — в его позоре и поругании.

Иуда должен предать Христа, чтобы Христос мог умереть и воскреснуть…»

14 апреля 1907 года в 16-й книжке сборника «Знание» был опубликован рассказ Леонида Андреева «Иуда Искариот и другие». Подходя к образу Иуды традиционно, Андреев пытался дать психологическое объяснение его предательства. Рассказ вызвал много откликов, в основном положительных (хотя, например, П. Дмитриев отмечал, что главный образ «остается туманным»), Волошин отреагировал статьей «Некто в сером» (газета «Русь», 19 июня 1907 года), где, критикуя Л. Андреева за «отсутствие чувства художественной меры», выдвинул свою точку зрения на Иуду:

«В представлении христианского мира существуют два Иуды Искариота: Иуда-предатель, предавший Христа за 30 сребреников, символ всего безобразного, подлого и преступного в человечестве, Иуда — чудовище и телом, и духом…И совершенно иной Иуда, сохраненный еретиками первых веков, этими хранителями эзотерических учений церкви. Иуда, сохранившийся в учениях офитов, каинитов и манихеев, является самым высоким, самым сильным и самым посвященным из учеников Христа…Это образ человека, достигшего высшей чистоты и святости, который добровольно принимает на свою душу постыдное преступление как подвиг высшего смирения». А чтобы эта жертва была полна, «Она должна быть безвестной, она должна быть запечатлена как преступление в самом Евангелии, чтобы миллионы людей из рода в род проклинали Иуду».

Далее Волошин проводит параллель между образом Иуды и образом царевича Арджуны — героя индийского эпоса «Махабхарата», который также вынужден был предать своего божественного учителя Кришну, а затем добровольно спустился в ад, чтобы этой ценой спасти всех находившихся там грешников. «Нравственную проблему, скрытую в личности Иуды», Волошин переносил в современность, считая ее «главным моральным вопросом нашего времени»: «Разве не тот же вопрос о принятии на себя исторического греха подвигом предательства стоит и перед революционерами-террористами, и перед убийцами из Союза русского народа, и перед всеми совершающими кровавые расправы этого времени?» Напомним, что речь идет о периоде столыпинской реакции, когда выносились смертные приговоры — участникам аграрных бунтов, эсерам-боевикам, участникам солдатских и матросских волнений.

Несколько «заигрываясь» (как это с ним не раз бывало), Волошин даже приходил к мысли, что не Христос, а Иуда является «Агнцем, принимающим на себя грехи мира». В конце мая 1908 года, будучи (проездом в Париж) в Гамбурге, он поделился этой мыслью с М. В. Сабашниковой (их брак уже распался) и с главой немецкого теософского движения Рудольфом Штейнером. Последний отверг волошинскую трактовку, сочтя ее «нездоровой». «Иуда не понял сущности того, что Христос принес миру, — вспоминала позднее доводы Штейнера Сабашникова. — Своим предательством он хотел способствовать земному триумфу Христа». Одновременно Р. Штейнер утверждал, что «наша материальная культура стоит под знаком Иуды…».

Однако даже авторитет Штейнера, которого Волошин весьма почитал, не убедил поэта. Именно летом (возможно, в августе) 1908 года он написал этюд «Евангелие от Иуды» и в конце сентября послал его из Парижа А. М. Ремизову. Последний еще в 1903 году работал над поэмой «Иуда» (указание С. С. Гречишкина), а в 1908-м писал трагедию «О Иуде, принце Искариотском» (опубликована в 1919 году). Надо сказать, что Ремизов всячески побуждал Волошина к написанию его версии, для чего даже пустил слух, что «Волошин написал новый рассказ «Иуда Искариот» (24 сентября 1908 года эта информация появилась — без подписи — в газете «Новая Русь»), Оправдывая свою мистификацию, Ремизов объяснял Волошину 28 сентября 1908 года: «Ведь Ваш Иуда должен быть написан!»

Богомильский апокриф о рождении Иуды, Волошин пересказывал — в связи с мифом об Эдипе — в лекции «Отцеубийство в античной и христианской трагедии» (около 1910 года). Однако, будучи прежде всего поэтом, он постоянно думал о стихотворной обработке увлекавшей его темы. Иуду подразумевает строфа 1912 года: И нет в мирах страшнее доли Того, кто выпил боль до дна, Кто предпочел причастье соли Причастью хлеба и вина…

В конце 1916 года в творческой тетради Волошина записана фраза:

Иуда — жрец, вождь — Петр и пастырь Иоанн. Осенью 1917-го появляется двустишие:

Из 12-ти — двенадцатый — Иуда, Из 13-ти — тринадцатый — Христос. И наконец, в ноябре 1919 года давний (1910 года) ритмизованный набросок об Иуде-апостоле был окончательно отделан. Однако со временем появилась мысль расширить это произведение: среди тем будущих стихотворений в 1925 году Волошин записал — «Судьба Иуды». А 12 августа 1929 года он говорил молодому филологу М. С. Альтману, что недоволен «Иудой-апостолом»: «Хочу сделать из него поэму. Для меня Иуда — это еврейский народ, который как самый старший апостол Христа и принял на себя все зло мира».

В. Купченко

«X-files. Секретные материалы 20 века. Досье», 2012г.