Иллюстрация Лены Солнцевой
Я не любитель экстрима, не буду просто так, праздно, рисковать жизнью. Но искренне считаю, что каждому человеку для понимания сути природы и себя самого следует побывать на макушке Крыма.
Забегая вперёд, скажу: стоя перед необъятным простором у тщедушной изгороди, отделяющей меня от почти двухкилометровой пропасти, чувствуя, как что-то во мне сжалось и подтянулось к желудку, я, раскинув руки и пошатнувшись от порыва ветра, понял, что все мои якобы проблемы — на самом деле мелочь, песчинка в Сахаре. Понял, что жить нужно полной грудью. Без оглядки на вчера — только сегодня. Ведь второго дубля не будет...
А теперь сама история.
О счастье и его понятии можно говорить бесконечно. И ни до чего в итоге не договориться: оно для каждого разное. В очередной раз я убедился в этом совсем недавно, когда ехал поездом в Крым. В предощущении отпуска и настроение, и хороший настрой были на верхних отметках. Жизнь — песня!
И даже мелкие неудобства в виде набитого людьми вагона и ночной духоты роли не играли. Всё это — ерунда. А если ещё и попутчики в купе ничего, то есть нормальные, не наглые и не навязчивые, то дорога, можно сказать, удалась.
Одним из соседей был удмурт лет 50. Извините, но его имени я не знаю. Нет, мужик не плохой, разговорчивый. Про таких говорят «живой»: любую тему поддержит и вроде бы не врёт при этом. Заметно, что он жил землёй: на вспаханные поля, мелькающие за окном, смотрел ласково, с любовью. В общем, просто удмурт из Ижевска. Как правило, в поезде мало о себе кто рассказывает. Да и зачем? Ведь сутки-двое — и разошлись как в море корабли. В душу пускать совсем постороннего человека вряд ли кому захочется. Но удмурт о себе рассказал. Немного совсем. Но мне этого впечатления теперь на всю оставшуюся жизнь хватит.
Так вот, как оказалось, ехал он в Симферополь на встречу с незнакомым человеком... Ну или почти незнакомым. С человеком, которого знал почти 30 лет назад. Вернее, видел один-единственный раз.
Во время войны в Молдове удмурт служил в составе миротворческого батальона в Бендерах. Там всё и произошло.
Наверное, прежде чем приступить к сути, мне надо описать попутчика. Удмурт далеко не богатырского сложения: ростом, что называется, метр с кепкой, но ноги похожи на корни могучего дуба. На земле крепко стоит, не шатаясь. И в руках сила чувствуется: на верхнюю полку купе в один приём запрыгивал, раз — и там уже, поглядывает, улыбаясь с прищуром. Мол, вон как ещё могу. Лицо, несмотря на восточную изюминку, открытое, без выкрутасов. От такого кошелёк в трусы прятать не станешь, в общем.
Но в глазах есть грусть. И та самая взаимная вера людям. Когда я ему сказал, что работаю журналистом и нет-нет да и рассказы пишу, он у меня совета попросил. С его «Как быть?» и началась история.
— В 92-м я в Молдове был, — начал удмурт, глядя в мелькающую за окном даль. — Воевал. Хотя, как потом оказалось, миротворцы участниками боевых действий по закону признания не получили. Как так бывает, объяснить можешь?
— Нет, — говорю. — Не могу, не знаю...
— Может, и правы они, конечно, — продолжил удмурт. — Какая там война! Так, несколько тысяч судеб наперекосяк. Или больше... Кто считал-то?..
Была там у меня молдованка. Вика. Красавица. Ах, какая чернобровая! Волосы как крыло ворона — смоль. А глаза! Виноградины чернющие. И сама — сладкая, спелая. Как косу распустит, взмахнёт волосами, глазищами поведёт — петь хочется. Думал, краше нет её никого. Ошибался... Оказалось, что в памяти о той, моей Молдове, другая девушка навсегда осталась. Наташей её звали.
Беда тогда с ней случилась. Я в тот день у Вики в увольнении гостевал: поужинали только, за чай сели. И тут слышу стрельбу, крики-визги недалеко от Викиного дома. Во двор выбежал — вижу: в местной школе какая-то заваруха. А там как раз в тот день выпускники, что ли, встречались.
Как был в тельнике, так автомат схватил и бегом на крики. Не успел я тогда беду отвести — почти сорок ребятишек порубленными в колодце были. Правда, вслед тем выродкам, кто расправу учинил, пострелял. Убил кого-то, может. Не в этом дело. Колодец был щитом из досок закрыт. И он как бы ходуном ходил. От последних вздохов детских... Я крышку сбросил и не вижу ничего: всё красное. Ослеп, думал.
Стал потихоньку вынимать их. В глаза заглядывать. Всё чуда ждал. Что хоть кто-то живой.
Бог меня, что ли, услышал: девчонка всхлипнула. А у самой нога отсечена. Что тогда во мне включилось, не знаю. Как кто меня за руку взял и в ухо стал объяснять, что делать надо? Снял я быстро ремень брючной с себя, ногу выше ей перетянул, на себя вскинул и бегом в сторону части: там медсанбат, спасение.
Бегу, а она мне, слышу, говорит: «Не тряси, солдат, так, голова же отвалится...». И улыбается... Спрашиваю, задыхаясь, мол: «Как же зовут тебя?», ну чтобы просто говорить что-то, чтобы не молчала. «Наташа», — отвечает. А я ей в ответ:
— Не боись, Натаха, донесу, живы будем — не помрём!
И песню петь начал. «Катюшу». А у самого слёзы как из поливалки, напиться можно. Первый раз в жизни я так рыдал. Бегу, ору, захлёбываясь: как на берег выходила, как песню заводила, и что всё у неё хорошо будет...
Донёс. Успел. Доктор тогда сказал, что не жилец она, крови много потеряла.
Нас через неделю вывели из Молдовы, о Натахе узнать негде было. Но всё равно не верилось, что слова врача сбылись. Верил, что выжила.
И сбылось!
Недавно, с месяц назад, письмо пришло с одной передачи на телевидении. Мол, женщина ищет солдата, который спас её в 92-м в Бендерах. Звали на съёмки. Не поехал. Что я, герой, что ли, какой? Но адрес и телефон у них взял.
Представляешь, писатель, та самая Натаха меня нашла. Вот ведь чудо! В конце 90-х уехала в Симферополь, сейчас вот к ней еду. Ты не думай, не за «спасибо», не за благодарностями. Так, посмотреть хочу. Улыбнуться и порадоваться, что хорошо всё у неё...
И глаза спрятал. А там всё те же, наверное, тридцатилетней давности, слёзы. Остаток дороги удмурт молчал. Переживал. Один только раз меня спросил: «Как быть-то? Говорить что?..». Впрочем, ответа от меня он вряд ли ждал. Сам всё знает.
Вот и прибытие. Уже вещички обратно в чемоданы затолкали, сидим, на лица встречающих на перроне посматриваем. Я из вагона первый вышел. В сторону отошёл, чтобы не мешаться. И вдруг увидел её, Натаху.
Стоит, на палочку опираясь, словно на берёзку спасительную, по щекам слёзы ручьями: узнает или не узнает.
Узнала.
Как только удмурт из вагона вышел, рухнула перед ним на колени и в голос! Да и он тоже на асфальт опустился, обнял её и гладит по голове. Слышу: тихонько так ей песенку поёт. Про Катюшу.
Мол, всё хорошо будет...
В общем, вы когда-нибудь летали? Если нет, то поднимитесь на Ай-Петри: там душа разворачивается. И понимать начинаешь, что второго дубля у жизни нет.
Редактор Алёна Купчинская
