Великолепная повесть, насквозь пропитанная эмоциями, покорила мое сердце. Автор рассказывает о послевоенном времени, когда спокойно можно подорваться на мине, когда люди голодают, не зная, как прокормить своих детей.

Главного героя зовут Витя. Ему пока только 14. Он обладает прекрасным умом и воображением и даже трудности пытается переносить с юмором.

"– Он за печкой, – сообщила мать.

К предательству я отнесся равнодушно."

У Вити есть младший брат Вад. Очень смышленый и упрямый мальчик восьми лет, напомнивший мне одного близкого человека. Они живут с матерью, привыкли к свободе в действиях. И вдруг однажды приходит давно погибший на войне отец.

Отца нарекают Диктатором. Отвыкший от детей, которые уже выросли и стали взрослыми и непослушными личностями, Анатолий выбирает неправильный подход к их воспитанию. Он помнит только, как воспитывал его отец, плюс, война наложила свой отпечаток.

"– Насилие – признак бессилия, – изрек я."

Радость и грусть сменяли друг друга на протяжении всего повествования. Братья такие яркие, непоседливые и оригинальные! Мне не приходилось скучать ни минуты.

Это поучительное и печальное произведение, которое можно советовать абсолютно любому человеку - будь то ребёнок, подросток или взрослый. Каждый сможет прочувствовать всю мощь таланта Дубровина, душу автора, вложенную в повесть.

Однажды я отстал. Это случилось в марте, во время сильного тумана. Туман налетел, как это всегда бывает в начале весны, неожиданно. Только что чуть ли не по-летнему припекало солнце, похрустывал под ногами снежок, слепленный легким морозцем, звонко сияли дали, припорошенные, точно угольной пылью, щеткой оживающего, готовившегося к жизни леса; склоны оврагов и балок блестели тысячью зеркал, и было совсем здорово, если с собой захватил ледяной круг; мы иногда брали с собой ледяные круги, чтобы по пути покататься с горок.

– Эге-е-е-ей! Я здесь! – закричал я, но туман словно липнул к звукам, обволакивая их, как ватой, и осторожно укладывал на землю.

Затем я отчетливо услышал, что кто-то отозвался на мой зов, хотя совсем с другой стороны, нежели я ожидал. Это было странно. Может быть, они обошли овраг цепью? Мы всегда искали пропавших цепью – этому мы научились у немцев, когда они прочесывали нашу местность в поисках партизан.

Я пошел на крик. Выбрался из оврага, началось поле, но крик больше не повторился и вокруг не было никаких следов. Я остановился и прислушался. Было абсолютно тихо. Только слышался слабый-слабый, как шум в ушах, шорох. Наверно, это туман ел снег…

И вдруг рядом грохнул взрыв. Взрыв раздался очень близко, наверно, в какой-то сотне метров, потому что на мгновение толща тумана разорвалась и стало видно блеклое небо, рыжие клубы дыма и ржавые зигзаги огня.

Мина? Конечно, мина… Все места вокруг деревни были дважды заминированы: когда наши отступали в начале войны, когда отступали немцы. Правда, потом минеры основательно прочистили поле и лес, но кое-где мины еще оставались. Раздававшийся время от времени в поле взрыв напоминал об этом: заяц или человек продолжали работу по расчистке…

Неужели кто-то из наших напоролся? Я побежал в сторону, где только что, как стеклянный колпак на керосиновой лампе, лопнул взрыв. Я бежал, ничуть не думая о себе, о том, что мины обычно не лежат одиноко.

И тут я увидел кровавое пятно… Пятно расползлось по снегу кляксой. Вернее, от кляксы остались только длинные красные щупальца, а в середине пятна все смешалось: земля, кровь, снег.

Я с ужасом вглядывался в это месиво Там не было того, что невольно искали мои глаза… В туман от места взрыва уходил длинный широкий кровавый след… Человек остался жив и пополз. Почему он ползет, разве некому взять его на руки, соорудить носилки?

Я бежал по кровавому следу, боясь отвернуть в сторону, чтобы не потерять его, и мои ноги выше колен и фуфайка были в крови.

И вдруг след оборвался, и я увидел его. Это был волк. Он сидел на снегу, расставив передние лапы, и в упор смотрел на меня. Очевидно, он давно слышал мои шаги, мое хриплое загнанное дыхание и приготовился к схватке за остатки своей жизни. Он не сомневался, что кто-то сильный, голодный, здоровый бежит по его следу, чтобы добить. Он ведь тоже так всегда делал. Кто же это может равнодушно пройти мимо свежего, еще дымящегося на морозе, волнующего до спазм в желудке запаха свежей крови?

Волк встретил меня сидя. В его глазах я прочел тоску и отчаяние. Сейчас выскочит длинное острое пламя, насквозь пронзит… Я остановился в двух шагах от зверя. Значит, не кто-то из наших, а волк… Сам того не подозревая, волк спас кому-то жизнь…

Волк смотрел на меня, чуть наклонив свою большую лобастую умную голову. Во мне вдруг возникло странное чувство. Мне стало жаль волка. Я шагнул к нему и совершенно неожиданно для себя погладил волка по лобастой голове, между ушами, как гладят собаку. И волк поступил так же, как собака: он нагнул голову и закрыл глаза…

Потом я ушел. Сделав три шага, я оглянулся. Туман уже скрыл раненого зверя, но все равно сквозь туман я чувствовал его взгляд. Мне казалось, что взгляд выражал недоумение…

Вскоре я нашел своих, но ничего им не сказал про волка: в то время волки были для нас большими врагами и, наверно, старики захотели бы его добить.

Не знаю, выжил ли тот зверь. Скорее всего нет, уж очень тяжело был он ранен, но с тех пор я не боюсь волков.

P.S. Один из моих любимых рассказов, а это место просто до мурашек по коже. Евгений Пантелеевич Дубровин, советский писатель Черноземья. Всем советую почитать, вне зависимости от возраста.