Он вошел в особняк на Мойке, когда дождь забарабанил по мраморным ступеням. В зале пахло охраной, икрой и тем, что он узнал сразу — черёмухой. Она стояла у камина, держа рюмку водки, как когда-то держала его письма. Платье — чёрное, волосы — седые, взгляд — всё тот же.
— Поседел, — сказала она, не поднимая бокала.
— А ты — нет, — соврал он.
Пили молча. Губернатор хохотал в соседнем зале, размахивая сигарой. За окном Невский тонул в ливне. Он вспомнил Ялту: ей девятнадцать, ему двадцать три, море пахло штормом, а он клялся вернуться через неделю. Через неделю женился на дочери владельца нефтяной трубы.
—Ты шикарна, — сказал он как в первое свидание.
—Пришлось разбогатеть ради этой встречи, — сказала она скомкано.
— Зачем ждать? — спросил он, вертя в руках хрустальный стакан.
— Не ждала. Не старалась... Не знаю. Просто другие казались… дешёвой водкой после коньяка.
Он хрипло рассмеялся. В кармане пиджака лежали повестки из суда, смс от сына из МГУ («Пап, срочно нужны деньги») и ключи от «Лексуса», который завтра заберут за долги.
— Дай три миллиона? — выдохнул он, глядя на её пальцы. Кольца не было.
Она достала деньги купюры шелестели между её тонких, нервных пальцев .
— Проценты как в девяносто третьем в ломбарде, когда мы были нищими? — спросила, протягивая бумагу.
Он кивнул. Дождь стих. С Невы потянуло сыростью и тополиным пухом — точь-в-точь как в тот май, когда он уезжал, а она стояла на вокзале, сжимая в руках мокрый платок вместо зонта.
Самые дорогие долги — те, что взяты не в рублях. Их платят годами. Или дождями.
