Прочитав этот комментарий к сегодняшней заметке...

...решил оставить здесь ещё один фрагмент нашей с Кончаловским беседы:

Очевидно, что Андрей Сергеевич в своей жизни столько раз беседовал с журналистами, что у него должна быть идиосинкразия на такого рода общение.

Поэтому, когда я узнал от продюсеров, что он станет гостем моей программы «Правда-24», я понял, что разговор будет непростой. Но! Но человек такого масштаба это всегда подарок интервьюеру. С ним траектории словесного пинг-понга рисуют полотно звёздных войн.

– Беседовал в этой же студии с Кириллом Серебренниковым. И мы с ним после эфира поговорили про Энди Уорхола. И он считает, что на самом деле это великий трендсеттер, человек который во многом определил развитие современного искусства.

– Правильно, он трендсеттер. Вот трендсеттер – да, но не художник. Сейчас трендсеттеры важней. Вообще «тренд» – слово надо запретить в России.

– Говорить – тенденция?

– Найдите другое слово. Почему говорят «тренд»? И почему «сеттер»? Вообще, сеттер – это собачье, интеллигентный человек может найти русское слово.

– Вы же интеллигентный человек, найдите тогда аналог трендсеттеру в русском языке. Ну, вот «трендсеттер» – установитель тенденций?

– Тенденция, тенденция. Но что касается, что касается мнения Кирилла, это же его право. Каждый может, кому что нравится. Он будет считать, что великий, я считаю, что Энди Уорхол – абсолютно великий торговец, гениальный абсолютно маркетолог. Гениальный, это правда. Но искусством это не пахнет. Из него искусство сделали критики, которым нужен новый продукт, который можно продать на рынке.

Вы знаете, знаменитая фраза Сальвадора Дали, который был гений и одновременно с этим абсолютный циник. И он сказал: «Я богат, потому что мир полон кретинов».

Я думаю, что каждый, начиная с Малевича, и все эти трендсеттеры могли сказать: «Я богат, потому что мир полон кретинов», в том числе и Энди. И друг Энди, большой друг Энди, который замечательный критик, он недавно умер, его фамилия была Хьюз, Роберт Хьюз. Он был другом Энди Уорхола, большим другом. Он выдающийся художественный критик. В «TIME» писал всё время.

В этой картине он смотрит на Энди Уорхола, и там торговец ему объясняет качество этой картины, там надо несколько страниц прочитать, чтобы запомнить, чтобы объяснять. И Энди Уорхол, он слушает Хьюза и говорит: «Ну, вообще-то, конечно, может вы и правы, но он же был полный идиот, вы знаете это». Это его друг говорит.

Нет, конечно, он умнейший, несчастный, очень несчастный человек из Восточной Европы, которому удалось создать тенденцию.

И эта тенденция превратилась безумными маркетологами именно в то, что превратился постмодернизм и все это, то, что называется искусством. Я вообще не считаю это искусством.

Искусство – это то, что другой не может сделать.

Это, что нужно так долго учиться, чтобы хотя бы сымитировать, хотя бы!

А что, что такое «Чёрный квадрат»? Это может сделать любой.

– Вот я только что хотел про Малевича сказать.

– Да. Это любой идиот может сделать. Это не искусство. Это рекламный ход, это как угодно, это большая манипуляция, это стейтмент – еще одно слово, заявление, декларация. Но это не искусство.

Искусство для меня – это то, что заставляет людей плакать, смеяться или пугаться, или наслаждаться красотой. А так вы стоите и чешете репу, и с умным видом говорите: «Да-а-а! А сколько стоит? – 10 миллионов. – Ну, тогда вообще здорово». Это не искусство, простите меня. Это, к сожалению, спекуляция темнотой людей.

Был такой замечательный американский писатель, Томас Вулф. Он написал абсолютно исключительную статью про абстрактный экспрессионизм американский. Всех уделал. Называется «Раскрашенное слово». Советую вам почитать.

В КАЧЕСТВЕ КОДЫ - ИЗ МОЕЙ БЕСЕДЫ С ИРИНОЙ АНТОНОВОЙ:

Илья Сергеевич Глазунов мне говорил: «ты, имея линейку и чёрный фломастер, можешь нарисовать чёрный квадрат». Для этого не надо быть вообще рисовальщиком. Это профанация. Вы так не считаете?

– Нет, понимаете, если говорить конкретно о «Чёрном квадрате», то это предъявление позиции, это понимание смерти, это единственное в своем роде такое сочинение, но мы его познаем через те каналы, через которые познаем любое художественное произведение.

Ирина АНТОНОВА: Это была борьба даже не с религией, а с институтом церкви.

Андрей Кончаловский: «Оскар» — как «Макдоналдс», качество очень сомнительное.

Андрей Кончаловский: Я хотел, чтобы Мик Джаггер спел Раскольникова в опере «Преступление и наказание».

На прошлой неделе был д/р Кончаловского, я был заблокирован, поэтому отмечусь сейчас.

Первую ТВ-беседу с АСК записал дюжину лет назад, процитирую, говорили о его театральных опытах:

– Чем выбор объясняется? Почему именно «Три сестры»?

– Это самый глупый вопрос, его все задают.

– Ну, это же мы, журналисты, это наша специализация – задавать глупые вопросы для того, чтобы наши гости выглядели достойно.

– Да, ни одному музыкальному критику не придет в голову спросить у Валеры Гергиева: почему вы дирижируете 6-ю симфонию, а не 4-ю? Правильно? Никто же не спросит.

– Кончаловский позиционирован (в среде журналистов), скажем, как человек западный, который в общем-то и работал на Западе, вы даже юбилей свой отмечали в Италии…

– Какое – отмечал! Мы просто собрались за столом.

– Во всяком случае это стало медийным событием, потому что было показано по всем каналам. Это ваш собственный дом или снимаете?

– Это собственный дом. Совсем собственный, в том смысле, что мы его восстанавливали с большим тщанием и любовью, и уважением к традициям тосканской сельской жизни.

...Чехов – русский. Но Чехова не было бы русского, если бы не было Петра Великого. Вот если бы я ставил «Нестора», предположим, или «Слово о полку Игореве», или «Сказки Афанасьева», то тогда, конечно. Но Чехов – русский европеец, так же, как и Толстой, и Пушкин, и Чайковский, и Достоевский. Их никого бы не было, если бы не было реформ Петра.

И вот эта вот реформа Петра, которая выдернула Россию на какое-то время, ненадолго, из Средневековья за волосы, собственно, и создала ту великую культуру, которой сейчас мы все гордимся. Но последний европеец был расстрелян в Ипатьевском доме.

Поэтому я – русский, но европеец. Вот и все. Это не значит, что русские – не европейцы. Есть русские – европейцы, есть русские – не европейцы.

– Нет, здесь спорный вопрос: надо ли было вообще Россию выдергивать, потому что мы – восточная страна, и непонятно, зачем нас Петр выдернул, и к чему это привело…

– Это другой вопрос. Вы можете к этому относиться, как хотите. Это ваше право.

– Меня интересует тогда, если уж мы начали такой разговор, имеет ли человек право на собственную биографию? Вот вы – автор нашумевшего произведения в жанре мемуаристики. Многие сочли, что вы нарушили некие нормы, рассказав о том, о чем не надо было рассказывать. Человек имеет право на собственную биографию или нет?

– Вы знаете, права не дают. Права берут. Кто взял право, тот имеет, а кто не взял, тот не имеет

Егор Кончаловский: «Славянофильство Михалкова и западничество Кончаловского сильно преувеличены».

Был здесь на днях д/р Кончаловского. Как я уже отметил, не мог здесь день в день высказаться, так как был заблокирован. Поэтому сегодня напомню (вышел из бана).

Из моей беседы с его младшим братом:

Кстати, «12» вы упомянули. Сразу ухвачусь за такую информацию. Проверить – правда или нет. Якобы один из персонажей за этим столом, один из 12 был списан как раз с вашего старшего брата?

– Кто такой?

– Нет, если вы не знаете, или если вы, как очень хороший актёр сейчас играете…

– Нет, правда, ну, я бы сказал. Вот Штольц в чем-то был навеян братом.

– А в «12» такого нет?

– Даже и мыслях не было. Скажите, кто, чтобы я понимал.

– Ну, вот он говорит про свою девушку, что «у неё cocки вот тааакие!».

– Нет, совсем нет. Это совершенно, вообще на него не похоже. Он тихушник…

– Это Андрон Сергеевич – тихушник?

– Ну, конечно, тихушник.

Потом он пишет об этом мемуары, но вообще тихушник.

– А вы не пишете мемуары? Почему? Как вы относитесь вообще к творчеству вашего брата как мемуариста, который в общем-то написал бестселлеры в своем жанре на самом деле?

– Вы знаете, мой брат – замечательный режиссёр и учитель мой во многом.

Культ старшего брата всегда в семье был.

Если вы обратили внимание, за последнее время, когда много чего и о нём, и о нас говорили, и он что-то говорил, не всегда, наверное, для меня приятное, я никогда в жизни не позволял себе такого. Никогда в жизни! Потому что это старший брат.