Серия «Раздвигая границы - истории про первооткрывателей»

Удачу пришлось ждать долго. Сначала он пятнадцать лет провел в поселении на острове Гаити, которое и в те времена было не самым гостеприимным местом. Вместо негритянского криминала роль главной опасности выполняли набеги местного (еще не истребленного) индейского насления. Аборигены не понимали счастья уплаты дани испанской короне в обмен на приобщение к «плодам цивилизации» от пришельцев и периодически устраивали попытки выгнать их с острова. Испанцы называли это бунтом и решительно подавляли. Дон Хуан сумел отличиться на этом поприще и со временем дорос до управляющего одного из местных поселений.

А потом в 1508 году убедил губернатора Эспаньолы (так тогда называлось Гаити) колонизировать соседний остров Сан-Хуан-Баутиста (названный так открывшим его Колумбом в честь Иоанна Крестителя). Ныне мы знаем его под именем Пуэрто-Рико. Собственно, это название и придумал наш дон, но он так назвал сначала всего лишь гавань, где испанцы решили построить свой форпост на острове. Пуэрто-Рико – Богатый Порт, а сам форпост назвали Капарро.

Имея за плечами некоторый опыт переговоров с индейцами дон Хуан де Леон быстро наладил отношения с местным вождем и вскоре узнал от него, что есть неподалеку некий остров, где бьет из-под земли чудесный родник, испив из которого обретаешь вечную молодость. Вам смешно, а немолодой уже (под полтос) дон поверил, поскольку за последние годы каких только чудес не насмотрелся за океаном. Впрочем, в то время очень многие верили в истории о чудесных напитках или амулетах, способных значительно продлить жизнь (примерно, как сейчас верят в БАДы и антиоксиданты). Да и в этот остров с источником верил не только дон Хуан, но и многие другие, он даже упоминался в некоем географическом трактате того времени. И было даже несколько экспедиций по поиску острова Бимини (так он, якобы, назывался) возле побережья современного штата Каролина.

Дон Хуан, будучи опытным уже чиновником, начал с прошения королю Испании Фердинанду выдать ему патент на колонизацию острова Бимини с его источником вечной молодости. Не стоит забывать, что речь шла об эпохе Великих географических открытий, новые объекты на карте мира появлялись чуть ли не ежегодно, и правители прежде всего думали о том, как застолбить их за своими державами, а не о том, насколько правдоподобны рассказы очередного мореплавателя. Главное объявить своим, а что там стало «своим» успеем разобраться – своя логика в этом подходе определенно была.

И когда в 1512 году Фердинанд назначил Хуана Понсе де Леона губернатором еще неоткрытого острова, кто там вспомнил про шкуру неубитого медведя?

Первым последствием монаршей воли стал резкий рост доверия к истории про источник молодости среди придворных со всеми вытекающими последствиями в виде слухов и планов на вечную молодость у многих престарелых аристократов и их супруг.

А сам Понсе де Леон тем временем набирал экспедицию в составе из трех кораблей для поисков острова, губернатором которого он стал. И поскольку его назначение добавило веры в историю с источником не только при дворе, но и в заморских колониях, наниматься к нему пришла куча местных стариков и увечных. Как отметил один исследователь, «де Леон набрал, наверное, самый старый и немощный экипаж в истории морского флота».

Остров стали искать в Багамском архипелаге. Может показаться, что такая точная локализация района поисков должна была их облегчить. Но надо помнить, что Багамы – это около 700 островов, разбросанных на площади около 4000 квадратных километров, которые тогда практически не были картографированы. Искомый остров, по словам индейцев, не имел постоянного населения, которое могло бы подсказать – мол, здесь ваш Бимини, здесь. Зато источники пресной воды встречались на многих островах. Их требовалось найти и продегустировать воду из них.

Так они пили и плыли с юга на север, оставаясь по-прежнему старыми и немощными, но не теряя надежды. Пока не добрались до «большой земли». Понимая, что надолго оптимизма у команды уже не хватит, дон Хуан объявил – это и есть искомое Бимини, а что оно похоже не на остров, а на полуостров, то это досадная ошибка аборигенов. На самом деле, он сразу подозревал, что речь идет о полуострове. И попробуй опровергни его слова.

На самом деле экспедиция Понсе де Леона открыла Флориду и было в 1513 году. А спустя пару недель они сделали еще более важное открытие – обнаружили Гольфстрим. И кстати лоцману экспедиции Антону де Аламиносу, который, как и дон Хуан, приплыл сюда еще с Колумбом, да так за океаном и остался, сразу пришла в голову мысль, что вероятно обнаруженная ими «морская река» пересекает Атлантику, а значит может служить удобным средством для ускоренного путешествия из Старого света в Новый.

Другой бы мореплаватель был бы очень рад подобным открытиям, но не дон Хуан. Ему была нужна не скорость, а молодость. И он еще пару месяцев тщательно обследовал побережье Флориды, картографируя прибрежные источники пресной воды. Увы, но ни один из них не оказался источником, который он искал. А тут еще и нападения индейцев участились.

И тогда дон Хуан принял решение, что он неправильно истолковал рассказы про Бимини и искать его надо южнее. После нескольких дней он увидел еще одну большую землю, которую также начал тщательно обследовать, приняв ее за Бимини. Но это был полуостров Юкатан, честь открытия тоже принадлежит Понсе де Леону.

Поняв, что Юкатан все же не остров, дон Хуан решает вернуться к Багамам и повторно обыскать архипелаг (наверное, остров не очень большой, а наоборот, очень маленький и мы проплыли мимо, объяснил он команде). Но там его нашла депеша из Пуэрто-Рико, губернатором которого он тоже был.

В отличие от мифического Бимини, Пуэрто-Рико был вполне себе реальной провинцией, и там за полгода плаваний губернатора накопилась куча проблем. Здраво рассудив, что от недовольства короны никакая «живая вода» не спасет, да ее и найти еще надо, Понсе де Леон отправился разбирать дела по основному месту работы, а для поисков оставил один корабль под командой старого опытного моряка де Аламиноса.

В 1514 году тот приплыл с картой нескольких открытых островов, которые назвали Бимини. Правда, чудесных источников на них не обнаружилось, но сделанные экспедицией открытия двух полуостровов и карты Багам вкупе с большой партией золота, отправленной ко двору позволили Фердинанду признать ее результаты удачными и наградить Понсе де Леона цветастым титулом губернатора острова Сан-Хуан и Флориды. Что для нищего идальго, кем он был в начале нашей истории, уже очень хороший результат.

Но дона Хуана история про источник зацепила всерьез. И в 1521 году, когда ему уже перевалило за шестьдесят, он отправился с новой экспедицией более детально обследовать «гостеприимные» земли Флориды. Во время очередной дегустационной вылазки на отряд напали индейцы и перебили почти всех. Понсе де Леон был тяжело ранен, подчиненные чудом вынесли его на корабль и устремились к более цивилизованным местам, на Кубу, где уже тогда была неплохая медицина. Но все же дон Хуан по прибытию скончался из-за развившейся гангрены. Он умер, но вошел в историю, в том числе как один из отцов-основателей Пуэрто-Рико. Знаменитый поэт Гейне посвятил ему и легендарному острову Бимини целую поэму. А парой столетий позже эта история была обыграна в фильме «Пираты Карибского моря: На странных берегах».

Сегодня ученые склоняются к мысли, что причина во взглядах греков на то как устроен мир (в географическом и космологическом плане). Вообще, роль, которую играют такого рода взгляды на историю не надо недооценивать.

Так вот, по мнению древних греков мир, населенный людьми, со всех сторон окружен океаном, который связан с царством мертвых и Хаосом. В общем, хорошего там за горизонтом мало. И это океан, по их мнению, начинался в том числе – на север от пролива Босфор. При этом, греки были знакомы с западным побережьем Черного моря, сейчас – это Болгария, а тогда – земли их северных соседей-фракийцев. Знали они часть южного побережья, опять же благодаря контактам с местными племенами. Но север и восток моря для них были «терра инкогнита».

Но, как это бывает, в спор с космогонией вступило любопытство. И любопытные греки все же сунули свой нос «в глубь океана». К сожалению, история не сохранила имена этих первопроходцев. Правда, Геродот упоминает некоего Аристея, который изучил земли исседонов (древний народ, населявший по некоторым данным, в том числе черноморское побережье Турции и часть Грузии), а затем отправился севернее. «По его рассказам, за исседонами обитают аримаспы - одноглазые люди; за аримаспами - стерегущие золото грифы, а еще выше за ними - гипербореи (народ крайнего севера, буквально - «живущие за северным ветром Бореем) на границе с морем», - пишет Геродот. И ссылается на некую поэму «Аримаспею» в которой сей путешественник подробно изложил увиденное в своих странствиях. Вот только поэма эта до наших дней не дошла, да и кем был ее автор – еще один вопрос. Ученые справедливо предполагают, что и Аристея вообще не было, точнее – он некий собирательный образ первых торговцев-ионийцев, которые на рубеже VIII и VII веков до н.э. взялись за освоение Черного моря, или Понта Эвксинского.

Есть еще одна история, связанная с освоением греками этих земель. Она известна гораздо больше, чем плавания Аристея, но, увы, это вообще миф. Да-да, я про поход аргонавтов за Золотым руном, которое хранилось в Колхиде (которую греки изначально располагали в районе современного Трабзона, а вовсе не Грузии). Тем не менее, в ранних версиях этого мифа говорилось, что аргонавты пересекли Океан, чтобы добраться до цели. Так что, вполне возможно, этот миф навеян первыми вояжами греческих купцов и пиратов в отдаленные от Босфора районы Черного моря.

Но то мифы. А в реальности, как я сказал, практически всю работу сделали ионийцы, которые в середине VII века до н.э. основали первые торговые фактории на западном берегу Черного моря. Недалеко от владений фракийцев, с которыми греки имели дело и ранее. Две такие фактории – Томы (район современной Констанцы) и Истрия (в дельте одноименной реки) выросли в полноценные полисы, ставшие форпостами греческой экспансии в Причерноморье.

Затем на острове Змеиный, который стал широко известен в прошлом году, греки возводят храм Ахилла. Причем тут герой Троянской войны? Согласно еще одному мифу, когда его сразила стрела Париса, его мать богиня Фетида умолила Аида оживить сына и перенесла его на остров Левка (тот самый Змеиный), где он и жил, окруженный другими героями. Это, кстати, также подтверждает версию, что греки долгое время рассматривали Черное море как Океан, границу мира людей.

На несколько веков этот остров стал центром культа Ахиллеса, там существовал большой храм в его честь. Но работал он не круглый год, на зимний период остров пустел. И поскольку далеко не все пожертвования вывозились оттуда, то храм не раз подвергался разграблению пиратами.

А ионийцы продолжали свою экспансию вдоль черноморского побережья: во второй половине VII века до н.э. основали фактории в Днестровском лимане и у входа в Днепровский лиман (о. Березань). В VI веке до н.э. – Феодосию и еще пять поселений у Керченского пролива, включая Пантикапей (современная Керчь). Затем – ряд поселений на Таманском полуострове, включая Фанагорию. А около 540 г. до н.э. – колонию Танаис в дельте Дона, который они именовали точно так же. Где-то в это же время появляются колонии и на восточном берегу моря. В общем, к концу VI века до н.э. греки довольно плотно расселились по всему побережью Черного моря и наладили торговлю с окрестным населением. На все про все у них ушло чуть больше века. К этому времени и относят появление истории про Аристея, базой для которой стали вояжи греческих купцов в глубь территории. А Черное море превратилось в Понт Аксинский (Негостеприимное море), что, конечно, тоже звучит не очень ласково, но уже не так пугающе, как Океан, царство Хаоса, где нечего делать смертным морякам.

Более того, по самой концепции Океана был нанесен серьезный удар. И тот же Геродот уже пишет, что не сумел найти северные и восточные границы Ойкумены и видимо история про Океан – выдумка и не более. Правда, в дальнейшем она возродилась, но на роль Океана уже назначили Балтийское и другие северные моря.

Итак, что известно точно. После того, как Рим разгромил Карфаген, римляне заинтересовались странами, с которыми те вели торговлю. Плиний пишет про экспедицию грека Полибия вдоль Атлантического побережья Африки, судя по некоторым описаниям его корабли могли дойти до Зеленого мыса или устья реки Сенегал. Ранее я размещал пост про путешествия Пифея в северном направлении, он побывал в Британии и на некоем «острове Туле», которым одни считают Исландию, другие – Норвегию. Но все это были экспедиции вдоль побережья океана и, по устоявшемуся мнению, корабли того времени не смогли бы пересечь океан.

Тем не менее, также известно, что в I веке нашей эры, когда Британия стала колонией Римской империи, корабли римлян достаточно уверенно чувствовали себя в северных водах и совершали путешествия вокруг Британии. Это говорит о том, что судоходство не стояло на месте и то, что на 400 лет ранее самим жителям Античности казалось малореальным (Пифею многие просто не поверили), превратилось в рутинную процедуру. И признаться честно, корабли викингов не слишком далеко ушли в техническом оснащении от римских, но истории про то, как скандинавские пираты побывали в Америке задолго до Колумба сегодня воспринимаются с куда большим доверием.

На Пикабу не раз публиковали фото мрачного Кнорозова с котом. Но известен он не только тем, что расшифровал письменность майя. Он же был одним из тех, кто предположил возможность плаваний античных моряков в Новый Свет. Ну, как плаваний. «В античное время в Атлантическом океане плавали тартесские, финикийские, этрусские, греческие и римские корабли. Несомненно, довольно часто ураганные ветры уносили их в открытый океан. Прибрежные жители Мезоамерики, вероятно, много раз имели возможность видеть обломки этих кораблей, кое-какие вещи и утопленников, а иногда, может быть, даже и живых моряков», - писал он. И это – первая версия того, как могли осуществляться первые «трансатлантические рейсы».

Косвенно ее подтверждает то, что было несколько задокументированных случаев обратного – когда к европейским берегам прибивало плавсредства с американскими аборигенами. Об одном таком случае пишет Плиний, когда лодку с рыбаками неизвестного племени подобрали в Галлии. Плиний отнес их к жителям Индии, но сложно представить какая буря должна была притащить их лодку от индийских берегов к французским. Похожий случай происходили во времена Фридриха Барбароссы. А в 1508 году французский корабль недалеко от берегов Англии подобрал в океане лодку с семью людьми небольшого роста, с кожей бронзового цвета. Из них шесть умерли, в живых остался юноша, говоривший на незнакомом языке.

В общем, если уж индейские лодки могло прибить к европейским берегам, то почему бы буйным ветрам Атлантики не утащить римский корабль в Америку. Другое дело, что это было бы плавание в один конец. Ну так никто не утверждает, что между континентами тогда существовало регулярное сообщение.

Далее, археологи нашли подтверждение тому, что римские корабли бывали на Канарских и Азорских островах (выловили амфоры, причем того типа, что были на военных кораблях). И это дает основания предположить, что римляне знали про эти острова и бывали там. А именно Азоры и Канары стали позже «базой подскока» для испанцев и португальцев в освоении Нового Света.

Ну а теперь – про еще более интересную находку археологов (причем, сделана она была еще в 1933 году, но вызвала интерес ученых лишь четверть века спустя). Итак, при раскопках древнего индейского поселения на территории Мексики была найдена необычная статуэтка, которую спустя четверть века опознали как римскую, причем это был довольно распространенный тип статуэток II века н.э.

При раскопках древнего индейского поселения на территории Мексики была найдена необычная статуэтка, которую спустя четверть века опознали как римскую

Это стало первым случаем обнаружения в Америке привозного изделия доколумбовой эпохи. А позже похожие находки были зафиксированы еще на нескольких археологических памятниках, в их числе - глиняный торс Венеры из Хуастеки (Мексика) и клад римских монет IV века, найденный на побережье Венесуэлы.

Что интересно, на территории США, которая заселена и освоена гораздо плотнее, таких находок еще больше. В 1963 году при строительстве моста через реку Огайо в штате Кентукки инженер-строитель обнаружил набор римских монет. Большую часть он оставил себе, но две монеты подарил научному центру Огайо, где они хранятся и сейчас. Одна из этих монет была датирована временем правления Клавдия II. Несколькими годами позже набор из 12 римских монет был найден в пещерном укрытии в графстве Бретитт (штат Кентукки). Два экземпляра были датированы 238–305 годом. В 1970-е годы набор из 10 римских монет был найден на берегу реки Висконсин (приток Миссисипи, расположен севернее реки Огайо), т. е. в том же географическом регионе. Эти монеты также принадлежали времени правления Клавдия II. И если Массачусетс – это все же Атлантическое побережье, то Кентукки – скорее центр США. Скептики утверждают, что монеты были там просто потеряны коллекционерами из гораздо более поздних эпох, оптимисты надеются, что они подтверждают факты посещения римскими моряками Америки. В любом случае, как я говорил, речь пока исключительно о косвенных данных.

А иногда такие доказательства опровергаются более поздними находками. Так, в конце прошлого века на дне одной из бухт в Бразилии были найдены римские керамические якоря, амфоры и блюда. Казалось бы, очевидное доказательство того, что тут побывал как минимум один римский корабль, как это было в случае с Азорами. Но затем нашли и подняли корабль, который вез этот груз, им оказался португальский фрегат XVIII века. А когда подняли документы в архивах (касательно груза этого пропавшего корабля), то все разъяснилось – тогда в Европе был период увлечения античной культурой и корабль вез предметы для коллекций вице-короля Бразилии, который не отставал от моды Старого Света.

Автор еще одного косвенного доказательства – итальянский профессор Кассела, изучавший фрески Помпеи и Геркуланума. Он утверждал, что обнаружил там изображения чисто американских растений – аннону и ананас. А позже его наблюдение подтвердил академик-секретарь Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина Петр Жуковский: «У меня есть фотоснимки и диапозитивы многих фресок. Аннона не вызывает никаких сомнений (настолько отчетливо изображение); ананас немного неясен, но все же это – он…». Жуковский написал об этом в своей монографии «Культурные растения и их сородичи». Позже к подобному выводу пришла и группа европейских исследователей, заново изучившая сами фрески. Но это также остается косвенным доказательством, а прямых подтверждений плаваний римских кораблей в Америку на сегодня не известно. Да, могли – и ветра позволяли, и уровень судостроения, но могли не значит делали. И скорее всего, если и заносила судьба какой корабль к американским берегам, то в качестве жертвы стихии и вряд ли кто из его команды смог вернуться.

Скульптуры муисков в Этнографическом музее Лейпцига

Нет, конечно, отдельные факты сопротивления имели место быть. И кто-то из конкистадоров сложил свою голову в этой долине. Но в целом, союз племен был разгромлен, храмы разграблены, а добычей отряда Кесады стали, в частности, тонна золота и две тысячи грубо обработанных изумрудов.

Но аппетит приходит во время еды. Пленные индейцы рассказывали, что в глубине их земель, на берегах священного озера Гуатавита (неподалеку от современной Боготы, а это еще почти 400 км на юг от последнего лагеря испанцев) живет некий правитель, который настолько богат, что утром его одежду богато украшают золотом и даже кожу пудрят золотым порошком, а вечером все выбрасывается в озеро (пудра смывается). Чтобы назавтра все повторить. Испанцы перевели его титул как Эль Дорадо (Золотой). Знакомое название?

Пока Кесада планировал рейд к озеру, ему повезло еще раз. Тамошний правитель, прослышав про «сыновей Солнца и Луны», явился лично, чтобы засвидетельствовать им свое почтение. Кесада радостно приветствовал визитера и поинтересовался, что там насчет омовений в золоте каждый вечер. Правитель подтвердил, что есть такая традиция, но не каждый день, а раз в жизни.

Священное озеро Гуатавита

Во время коронации жрецы обмазывают нового правителя смолой, потом обдувают золотой пудрой, а после он на глазах подданных ныряет в озеро. И если воды пудру смывают, значит – боги на стороне правителя. Жаль никто не подсказал такую живописную идею составителям протокола коронации Карла III, это бы ее определенно оживило.

Понятно, что конкистадоров терзала мысль о том, как добыть скопившееся на дне озера золото. Прозвучала даже идея осушения водоема. Учитывая, что речь шла о священном для местных водоеме диаметром в полтора километра силами полутора сотен солдат, даже оптимист Кесада отбросил идею как волюнтаристскую. Кстати, в прошлом веке этот проект осуществили, но золота не добыли, его скрывал толстый слой ила, удаление которого вышло бы дороже ожидаемой добычи.

А тогда к 1538 году Кесада закончил покорение чибча-муисков, объявил эти земли владениеми испанской короны под названием Новая Гранада, со столицей в Боготе. Боготу, к слову, тоже основал он и ее полной название было - Санта-Фе-де-Богота, но, как и с Буэнос-Айресом со временем оно сократилось до последней составляющей.

Тут напомню про тогдашние нормы международного права (европейского понятно) – чтобы территория была признана принадлежащей какой-то европейской державе, она должна была соответствовать следующим условиям: эта земля ранее не была признана частью другой державы, она худо-бедно, но нанесена на карты и ее население признало себя подданными данного государства. Кстати, знаменитые экспедиции в Сибирь и на Дальний Восток в первой половине XVIII века преследовали ту же цель – нанести на карты береговую линию и сухопутные территории и привести к присяге сибирские народы, чтобы закрепить эти земли в составе России как раз с позиций международных норм.

Ну а у Кесады приключения не кончились. Объявить эти земли Новой Гранадой он успел, и город основал, но оформить все в виде доставленного донесения еще не удалось. А тут, с другой стороны Кордильер перевалил отряд конкистадоров под командованием немецкого наемника Николауса Федермана, у которого под началом было больше двухсот человек. Действуя в интересах аугсбургских банкиров Вельзеров, Федерман был на основании соглашения с испанской короной направлен на освоение Венесуэлы. И, увидев богатую населением и ресурсами долину, Федерман тут же объявил, что эти земли лежат в границах дарованных ему владений. В условиях, когда не то, что реестра, а даже и карт этих земель практически не было (у Кесады был лишь примерный план маршрута его похода), все решало «право сильного».

Строительство кораблей индейцами под руководством испанцев. Рисунок из манускрипта Диего Дурана

Федерман был сильнее. Кесада был опытным переговорщиком. Напоминаю, незадолго до этого он уболтал доведенных до ручки солдат еще несколько месяцев побродить по негостеприимной сельве, где уже осталась добрая половина их товарищей. С помощью сотни изумрудов, порции золотого песка и кучи хитрых слов, он практически убедил Федермана отложить решение спора о принадлежности этой земли до возвращения к цивилизации.

Но тут к Боготе подошел третий отряд конкистадоров под командованием Себастьяна Белькасара, которого сюда отправил известный всем Писарро, победитель инков. До него тоже дошли слухи о правителе, который каждый день топит в священном озере кучу золота, и конкистадор не смог устоять. Атмосфера накалилась еще больше.

Белькасар подбивал Федермана объединиться и выгнать Кесаду. Впрочем, это была, скорее, многоходовочка. Сначала избавиться от того, кто пришел первым и мог упирать не это. А потом расправиться с немцем, который для испанской власти был чужаком-наемником. Но Кесада оказался убедительнее и добился-таки того, чтобы вопрос вынесли на третейский суд. И это при том, что у него был самый слабый отряд. Мораль – не вступайте в дискуссии о земельных правах с юристами.

В 1539 году они прибыли в Испанию и там конфликт был разрешен. Первым из списка претендентов выпал Белькасар, который получил в управление другую провинцию, а его главной целью была даже не Новая Гранада (где, как он уже знал не было никакого «золотого озера»), а самостоятельность от Писарро. Федермана на берегу встретили старые кредиторы и он оказался в долговой тюрьме, где вскоре и умер, вероятно, проклиная тот день, когда позволил Кесаде уболтать себя. Но и Кесада не получил приз, по крайней мере тогда. Нашлись желающие оттеснить его среди тех, кто не спешил ехать с первыми отрядами конкистадоров, предпочитая делить уже покоренные территории. Кесаду обвинили в преступлениях против короны и заключили в тюрьму. Там, включив свои навыки юриста и семейные связи он вступил в борьбу. Вскоре вышел на свободу, но на то, чтобы отстоять свои права на управление Новой Гранадой от чиновников Совета по делам Индий у него ушло восемь лет. В качестве бонуса к посту губернатора он получил и неофициальный титул «рыцаря Эльдорадо».

Портрет Кесады работы неизвестного художника. Национальный музей Боготы, Колумбия

В своей провинции он не только исполнял обязанности главы исполнительной власти и верховного судьи, но и занялся написанием книг, исторических трудов. А потом в старости уже – вновь решил взяться за старое – поиски Эльдорадо и, получив от короля разрешение, в 1569 году отправился в новый поход. Занял денег, набрал отряд в пятьсот конкистадоров и полторы тысячи индейцев и двинулся в земли муисков, расположенные на территории современной Венесуэлы. Подталкивали его записки другого конкистадора, Диего де Ордаса, сделанные еще в 1532 году о существовании там богатой индейской страны Мета. Но его отряд вместо золота ждали уже привычные жара, болезни, недоедания и другие лишения, косившие людей десятками.

Когда из полутысячи испанцев в живых осталось чуть более полусотни, они взбунтовались. Кесада успокоил бунт тем, что отправил двадцать наиболее ярых противников похода домой, а с остальными двинулся дальше. Может, с возрастом здравомыслие ему и изменило, но красноречие осталось прежним. И только дойдя до реки Ориноко понял, что в этот раз – ошибся и ничего не найдет.

Пришлось возвращаться к кредиторам. Лишившись поста губернатора и практически всего состояния (за долги), не имевший семьи Кесада поселился в небольшом городке Суэска, севернее Боготы, где он правил почти два десятилетия. Там он практически нищенствовал, пока его не свела в могилу проказа. В эти годы, к слову, куда-то пропали рукописи его исторических трудов, так что мы знаем лишь, что он их писал, но прочесть уже не сможем. А сама его судьба стала ярким свидетельством того, как важно вовремя останавливаться, даже самым везучим, упорным и красноречивым.

Центром провинции именовался «город Санта-Марта», основанный лет за десять до этого. Он и сейчас есть, находится в Колумбии и считается важным портовым городом и столицей одного из департаментов с населением почти в полмиллиона человек. Но тогда прибывших испанцев встретили два десятка лачуг и маленькая деревянная церковь. Совсем не то, что ожидали люди де Луго. Прибытие тысячного отряда стало для Санта-Марты настоящей гуманитарной катастрофой. Во-первых, еды было крайне мало и до них, а когда число едоков выросло в десять раз, начался натуральный голод. Во-вторых, жить было практически негде, скученность вкупе с авитаминозом после долгого плавания вызвали всплеск болезней, косивших голодных испанцев не хуже вражеской шрапнели. Дошло до того, что губернатор запретил бить в колокола на похоронах, поскольку их постоянный звон только увеличивал панику.

Собственно план Санты-Марты по состоянию на первую половину 16 века

Вскоре сын губернатора сделал «ход конем» - сбежал на одном из кораблей обратно в Старый Свет, прихватив отцовские ценности. Известие об этом чуть не стало поводом для бунта (пошли слухи, что отец сам отправил сына домой, поскольку всем скоро наступит кирдык). Требовалось что-то срочно предпринимать и де Луга объявляет об отправке отряда вглубь провинции, в поисках еды и индейских сокровищ, которые должны обогатить всех участников похода. Понятно, что большая часть участников экспедиции записывается в его ряды. Командовать ими губернатор и назначает нашего экс-юриста Кесаду.

Гонсало составляет план похода: двигаться будут к истоку реки Магдалена (в сторону Перу), часть (двести человек) пойдет по самой реке на шести судах и повезет с собой значительную долю снаряжения, остальные - 600 пехотинцев и 70 всадников – по суше, обойдя болотистые берега реки с востока. В условленном месте, на границе более или менее известной испанцам территории, оба отряда должны были встретиться.

Гладко, как известно, бывает только на бумаге. Сухопутный отряд ждало четыре месяца тяжелого пути, когда каждый шаг приходилось прорубать (там не то, что дорог, лугов-то особо не было, в основном – заросли), ночевать в болотах, обходиться без нормальной воды и жестоко страдать от атак местных насекомых и змей. До места встречи добралось на двести человек меньше. Но главное было не это – кораблей с провиантом и снаряжением там не оказалось.

А так выглядел конкистадор (конный) в боевом снаряжении

Неделя шла за неделей, провизии практически не осталось, надежды тоже. Наконец, спустя еще два месяца корабли приплыли. Оказалось, что в самом начале пути они попали в шторм и четыре судна затонули, даже не доплыв до реки. Губернатору пришлось снаряжать новые корабли, собирая по сусекам хоть какие-то припасы. Так что, отряд Кесады оставался «на голодном пайке». Но отступать он не собирался. И конкистадоры пошли вперед. Индейцы-носильщики к тому времени или умерли, или сбежали, поэтому все свое голодные и задолбаные солдаты тащили на себе.

Атмосферу похода передает хронист Педро де Агуадо: «И царил средь испанцев такой страшный голод, что принуждал многих уподобиться свирепым ягуарам и кайманам: мало того, что люди употребляли в пищу шкуры и разные прочие непотребные части умиравших лошадей, но находились и такие, кто ради сохранения жизни не брезговал человечиной…». Справедливости ради, это описание подходило не к одному походу конкистадоров.

Еще несколько месяцев такого марша по сельве и испанцы вышли к индейскому поселению Тора (ныне колумбийский город Барранкабермеха, по автотрассе 567 км от СантаМарты, но тогда это был не самый прямой путь по тропическим джунглям, пешком). На этот момент их оставалось не более трехсот, то есть меньше половины от первоначального состава.

В индейском селении они разжились провизией и, став лагерем, провели разведку местности. Итоги разведки убедили Кесаду, что идти дальше прежним курсом подобно самоубийству и он решает сменить направление своих изысканий.

В выборе помогли трофеи, изъятые у местных индейцев – бруски соли и выделанные ткани. По словам местных – эти товары привозили торговцы откуда-то из Восточных Кордильер, где расположен некий большой и богатый город. Но когда Кесада объявил о новом плане, в отряде вспыхнул бунт: подчиненные требовали бросить все и возвращаться в родную гавань. В этот день Кесада сдал главный экзамен по риторике, которой тогда обучали всех юристов. И сдал на «отлично», убедив три сотни оголодавших, отчаявшихся и вооруженных мужчин последовать за собой в местность, которой и на карте-то не было, опираясь лишь на слова жителей индейской деревни где-то на краю известного испанцам мира.