Серия «Опричник Андрей»

- Сейчас всё подробнейшим образом объясню! - Воодушевился писарь. – Итак, наша история…

…берёт начало в веках тёмных и суровых, когда мерилом человеческой ценности был меч: кто им лучше владел, да крепче в руках держал, того жизнь и ценилась больше. Вот только не всем по нраву такое было: слабым – потому что на всех защитников не хватало, а если и хватало, то не всегда они успевали, сильным – потому, что это сегодня ты самый сильный, а завтра кто-то и посильнее мог придти да вызов бросить. И пришли все племена и поселения к мудрецам своим, и просили помочь мир на земле справедливый установить. Тогда и свершилось небывалое! Собрались волхвы и шаманы, провидцы и пастыри, да договор заключили: ради мира и равенства всех перед всеми, из каждого племени, города, княжества или рода великого, у власти стоящего, забрать по самой прекрасной деве. Коли замужем – убить мужа её. Коли нет – найти суженного и… тоже убить. И вот когда сотни и сотни дев, в одном месте заточённых, своих мужей великих оплакивать будут, сжалятся небеса и сердца смертных умягчатся. А чтобы им не мешало ничего в этом деле скорбном, но славном, место, где они будут, надобно изъять из Реки Времени, да сделать заводью тихой, чтобы не старились красавицы и плач их не утихал. А чтобы он был достаточно громким и жалобным, надлежало ещё и так плакальщиц отбирать, чтобы мужи их, бывшие и будущие, были воистину героями великими и правителями мудрыми – и чем знатнее муж-воин, тем весомее слезинки вдовицы его в дело общее.

- Но что-то пошло не так, как задумывалось? – Предположил я.

- Именно, - отозвался Аркашка. – Не спешили юные девы себе мужей искать. Кто из жалости, а кто из нежелания всю жизнь потом в заточении и слезах проводить: их, конечно, всех скопом заперли, но тех, кто с суженным не определился, всё-таки раз в ночь, на Ивана Купалу, выпускали на седьмицу по очереди. И началась череда странных явлений в жизни люда лихого да героического. То одному что-то привиделось, то другой внезапно закручинился да зажмурился, и во всех моментах стал явственно прослеживаться след – то тевтонский, то лотарингский.

Книга:

https://author.today/work/394135

... Я снова шёл по старым плитам заброшенного собора, невольно отмечая новые детали: тут явно был бой - жестокий и размашистый. На стенах были видны следы от попадания стрел или арбалетных болтов, скамейки кто-то порубил с неистовой яростью, словно и они участвовали в битве. И при этом - ни одного тела, ни капельки крови. Впрочем чего ещё ожидать от сна? Внезапно моё внимание привлёк предмет, которому тут точно было не место: под тремя уцелевшими витражами в луче солнечного света лежала еловая шишка.

- Еля? - Позвал я.

Тьма за расколотым алтарём сгустилась и приобрела знакомые очертания, впрочем, так и не уплотнившись до состояния чего-то материального.

- Ну здравствуй, опричник, - раздался голос с знакомыми интонациями. - Поговорим?

- Отчего ж не пообщаться, - любезно отозвался я. - Надеюсь, без мороков обойдёмся? Неохота от опилок снова отряхиваться.

Тень чуть качнулась и фыркнула, а затем замерла на месте, словно натолкнувшись на преграду.

- У меня не так много времени, так что слушай: по твою душу идут охотники...

- Лотарингские Загонщики? Так всё уже - нечем им ходить. Поотрывало да повыдёргивало за ненадобностью.

Тень рассержено топнула ножкой - правда, абсолютно беззвучно:

- Не перебивай, хохмач доморощенный! Загонщики - то пол-беды... Знаю я, что ты ищешь, да себе на погибель. Нельзя людям в Закрытый город, заговор на нём древний и жуткий. Ненароком беду накличешь на всё племя мужское окрест на многие и многие дни пути.

- Темнишь, Еля! - Отозвался я. - Лучше объясни, как на кулоне, что я с тебя снял, знак Загонщиков оказался?

Тень опустила голову, замолчав и словно собираясь с силами, затем ответила нехотя:

- Слово дала в деле помочь в обмен на услугу одну.

- Ну ты нашла, конечно, к кому за помощью обращаться...

- А больше бы никто и не взялся, - последовал грустный ответ.

И дернуло же меня в этот момент высказаться! Частенько позже возвращаясь к этому воспоминанию, я задавался вопросом "А что, если бы промолчал?". Глядишь, иначе бы всё повернулось... Но, однако ж, не удержался:

- А я на что?! Окромя дел тайных, я ещё и заступник по долгу службы, так сказать.

На этот раз тень молчала дольше. Наконец, словно решившись, она робко спросила:

- А за меня, опричник - за меня готов постоять?

- Готов, Еля! - Отозвался я. - Кто обидел - люди лихие, змей лютый али...

- Лотарингские Загонщики, - буднично сказала девушка, наконец-то превращаясь из бесплотного духа в живого... гм! В живое существо.

Она сделала шаг из тени и протянула мне свою руку с тонким запястьем, на котором под бледной кожей виднелись тёмные чуть пульсирующие вены. Я осторожно подошёл и осторожно коснулся её пальцев своими.

- Слушай же меня, опричник славный Андрей Петрович: нарекаюся я твоею суженой, а ты - моим заступником и защитником во всех делах, покуда смерть не разлучит нас и не стану я носить горькое и почётное имя вдовы твоея. Сёстры мои, покуда не покинешь ты миру этого или уговор наш не выполнишь, отныне будут подле меня, а мужья их умершие - тебя караулить на тёмных тропах, чтобы сразиться в поединке лютом и бесчестном...

Её слова глухим эхом отдавались под сводами старого собора, а я стоял, как парализованный. Еля же, в конце речи поднесла свою руку к губам и рванула белоснежными клыками нежную кожу. Тяжёлые капли крови нехотя, как карбункулы, покатились по её коже, но она их поймала длинным языком, измазав при этом губы.

- ... Если ты службу мою выполнишь за сорок дней и ночей, то сёстры мои отступятся, а мужья их почившие с первыми лучами солнышка красного на сорок первый день тенями на солнце истают. Если же не успеешь ты или падёшь от рук Ордена аль мужей сестёр моих, быть тебе среди них на услужении вечном, а мне - вдовою опричною.

И с этими словами она шагнула вперёд, впившись мне в губы долгим поцелуем...

Я проснулся, тяжело дыша и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Ишь ты - вроде и не юноша безусый, а как меня разобрало-то! Вся кровь явно сейчас не к голове прилила. Костёр треснул чуть громче, ярым снопом искр высветив стоящую у моего спальника еловую шишку. Вот-те раз! Поднеся рукав и утерев губы, я уже почти не сомневался, что там увижу: на белой ткани нательной рубахи остались тёмно-красные разводы...

- Аркадий? - Позвал я. - Аркашка!

Тишина в ответ.

Предчувствуя неладное, я вскочил и стал лихорадочно снаряжаться для боя и поиска...

Книга:

https://author.today/work/394135

Загадочная дева всё так же продолжала баюкать кулон, глядя на меня чуть ли не в упор, однако медлила и не атаковала, хотя, возможно, была бы и не прочь.

- И вот так всегда, - грустно обратился я к лежащим на земле телам. - Бежишь спасать слабый пол, ажно земля из-под сапог вылетает, а всё ради чего, спрашивается? Да заради того, чтобы внезапно выяснить, что слабый пол - это ты сам…

В ответ на мою проникновенную тираду тела подёрнулись лёгким маревом, их очертания поплыли - и передо мной внезапно оказались четыре трухлявых и обильно покрытых мхом бревна: в одном всё так же торчал ушедший по самое оперение арбалетный болт, другое же было качественно разодрано - как будто медведь белку из дупла выковыривал, да вместе с орехами!

- Держись, опричник!… - Наконец на поляну влетел и мой боевой писарь. Определённо, бег по пересечённой местности без технических приспособлений дался ему с заметным усилием. Впрочем, решимости при этом не поубавилось - я даже возгордился малость: только пару дней, как на тайной службе Князю-батюшке, а уже как вырос человек! Так, глядишь, и вовсе знатным воином заделается. В будущем.

- Опричник? - Удивилась клыкастая чаровница. - Нет уж, дудки, на такое я не подписывалась…

Она сердито закусила губу и топнула ножкой, приблизив свои, надо признать, красивые глазищи к моему лицу и сжав в руке кулон так, что даже костяшки на кулаке побелели:

- Засни-и-и… Я повелеваю - спи-и-и!…

Аркашка, не добежав до нас десяток шагов, свалился как подкошенный, почти сразу качественно так засопев, аки барсук в подвале с мёдом, колбасой и сметаной, но опосля его, подвала, разорения.

- Спи-и-и!… - Дева сделала ещё шажок, намереваясь, видимо, эффект усилить. Зря: я грустно ей улыбнулся и… цапнул зубами за нос. Не сильно, скорее, больше для острастки.

Как же громко она завизжала! А уж ругаться как начала - да наш Старшина от зависти бы бородой своей поперхнулся, которую непременно жевать бы начал, так как заслушался бы!

- … твою всю родню до двенадцатого колена, - закончила мысль дева, за что тут же получила ножнами пониже спины, негодующе ойкнув и уставившись на меня в лютом изумлении.

- Папу с мамой не трогай, - сухо посоветовал я. - Да и семью в целом. Некрасиво это и вообще - признак дурного воспитания... А то и вовсе - отсутствия оного!

- Ты какой-то неправильный опричник, - объявила девушка, наконец отпустив кулон. - Сон тебя не берёт, морок рядом долго не держится. Кто ты?

- Ужас, едящий на крыльях ночи, - отозвался я.

- Может, летящий? - С сомнением переспросила дева. - Едящий - оно как-то…

- Не звучит? - Отозвался я. - Вот да. И с «ездящим» спутать можно, народ в ступор впадает, уточняющие вопросы задаёт, чего, собственно говоря, я и добиваюсь…

С этими словами я сдернул кулон с её шеи - благо, висел он на тонюсенькой верёвочке, Аркашка тут же заворочался, просыпаясь. Я сжал руку, спрятав кулон в ладонь - он вырубился. Разжал - опять заворочался.

- Какая полезная в хозяйстве вещица! - Восхитился я, и повернулся к девице. - Скажи-ка, а…

Но на месте моей новой знакомой стоял только трухлявый пенёк с жучками-паучками всякими да парой мухоморов.

- Как звать-то тебя? - Крикнул я в лесную чащу.

- А тебе зачем? - Явственно раздалось среди шелеста листвы.

- Может, дружить хочу семьями!

В ответ лишь раздался звонкий смех и мне в лоб прилетела шишка. Еловая. Это в лиственном-то лесу!

- Значит, буду звать тебя Елей! - Отозвался я на такую наглость - А кулончик у себя придержу…

Мне никто не ответил, и я посмотрел на очумело мотающего башкой писаря: - Живой?

- Aгa…

- А чего бежал так, словно на смертный бой рвался?

- Так ты ж на морок япирьи древесной ломанулся, вот я и кинулся за тобой, чтоб оттащить успеть.

- Что еще за «древесная япирья»? - Удивился я - Это она берёзовый сок клыками, чтоль, пить может напрямую из дерева?

- Вообще-то, это относительно новый вид лесной нежити, - важно надувшись, отозвался Аркашка. - Ему, по оценкам учёных мужей, всего веков шестьсот - семьсот, не более.

- «Всего»?! - Фыркнул ». - А мужам твоим учёным сколько?

- Ну, - задумался писарь, - Самый возрастной из ныне здравствующих, Никодим Озёрный - ему, считай, уже девятый десяток пошёл! А что?

- А то, что, сдаётся мне, твои учёные мужи без учёных жён скучают и небылицы сочиняют! Смотри-ка…

Я поднял кулон повыше - новенький и блестящий, с коронованной волчьей башкой.

- Это как так-то? - Изумился Аркашка - Снова-здорова?

- Похоже, на Руси-матушке шпиёнов с вредителями расплодилось больше, чем Воеводе думалось, когда он нас на дело засылал, - отозвался я меланхолично.

- Так может, наоборот: он тебя и отправил потому, что хотел встряхнуть тут всё, что можно, да и не можно - тоже? - Задал писарь неожиданный вопрос, который меня не на шутку озадачил.

"А и в самом деле", - Задумался я. - "Это для супротивника мы в столице сидим бобылями, пиры пируем промеж застольев да совещаний, от них мало чем отличающихся. А вот настоящая работа - она где? Правильно, туточки, во чистом поле да в лесу тёмном, с холодным железом и чистой совестью, Так неужто знал что-то такое Воевода, о чём даже в тереме княжеском говорить было несподручно?.."

В таких невесёлых мыслях мы вернулись к телеге и продолжили путь. До самой ночи нам встретилось лишь несколько человек - один купец с охраной да дед дряхлый с клюкой и котомкою. Аркашка на них поглядывал с известной долей плохо скрываемого благородства и величия, гордясь, видимо, что после нас дорога для них стала в разы безопаснее. То, что и опаснее она стала исключительно из-за охоты на нас, он, в силу особенностей мышления, явно не додумывал.

Промеж тем, необходимости ехать в ночи у нас пока не возникало - так что можно было подумать и о том, чтобы встать лагерем, а поутру двигаться дальше. Братец мой, несмотря на напускную суровость главы большого семейства, как всегда нагрузил провизии в дорогу столько, что вопрос пропитания на ближайшую неделю не стоял в принципе, а Марьяна еще и тёплых одеял, на манер мешков попарно сшитых, подложила. Удобная, к слову, штука: залез себе спокойно - да знай, грейся-укутываяся. И комар не так страшен… Хота, меня они особо и не жрут обычно.

- Сон!… - Блаженно жмурясь, мечтал Аркадий. - Сейчас хлебушка да с колбасой навернуть - и...

- ...Заступить в караул. - Сурово закончил и.

- К-какой караул?! - Возмутился писарь. - Зачем караул?!

- Затем, чтобы утром проснувшись, ты не увидел свои яйца, прибитые гвоздями поверх ушей, во-о-он на той берёзке болтающимися, - любезно отозвался я. - Иль ты думал, что на прогулке оказался?

- Ну дык мы ж вчера нормально спали, - буркнул Аркашка скорее из духа противоречия.

- В гостях! У родни моей, в месте крепком и репутацию такую имеющим, что туда лишний раз никто и не сунется, - наставительно подняв палец, отозвался я. - Так что не спорь… Книжки не читать, на посту не жрать, дурью не маяться. Думать о Родине, глядеть в оба глаза, оружие из рук не выпускать. Вопросы?

- Оружие…

- Что, «оружие»?

- Нету.

Я отвернулся и выдохнул. Медленно вдохнул - и снова выдохнул, а потом повернулся к писарю:

- А целый сундук у тебя с чем?

- Книги, одежда, инструмент всякий…

- А на себе - есть чего?

- Нож перочинный токмо…

- Стой, а арбалет какой-то в виде трубки, что ты в костюм встроить пытался?

- Сломал.

- Подарочки, что взрываться могут?

- Не сделал ещё…

Я понял, что у меня сейчас начнет дергаться глаз - или, что ещё хуже, рука. Правая, в кулак сжатая, сторону Аркашки… Хотя, стоп - я-то тоже хорош! Видел же, что боевой отрок бегает с кулаками наголо. Нет у него опыта, как такового - и что мне с него тогда требовать?

- Подойди-ка… - Поманил я его.

Писарь с опаской приблизился, но я, уже совершенно успокоившись, подошёл к Буцику и открыл седельную суму, достав два небольших чекана с чуть изогнутыми и удлинёнными клювами.

- Держи, - протянул я ему орудия смертоубийства рукоятями вперёд. - И монетку гони. Хоть и не нож, но железо лютое…

- Знаю, дядька… Спасибо! А как мне с ними управляться правильнее?

- Вот так пока и вот так, - показал я пару замахов с ударами. - Сильно сейчас руками не маши - на сквозняке спать не люблю. Но утром перед выездом немного потренируемся. Договор?

- Договор, - важно кивнул Аркашка. - Во сколько будить-то?

- Давай к двум. Если раньше рубить начнёт - растолкай, ворчать буду, но не сильно. Усёк?

- Усёк…

На том и порешили, и я почти сразу провалился в сон.

Книга:

https://author.today/work/394135

Дорога была покамест безлюдной - мой брат отвадил не только разбойников, но и охотников-промысловиков от греха подальше. Нет, без рукоприкладства обошлось - не подумайте чего! Просто лунными ночами кое-кто регулярнейшим образом звуки всяческие издавал жуткие, а банда моих племяшей старательно следы чудо-зверя на дорогах вырисовывала да вытаптывала: о семи пальцах, на каждом - по три когтя, да в аршин длинною!

Даже до стольного града слухи докатились, но я тогда руку к отписке приложил, елико возможно, сдобрив замечаниями покритичнее, мол, ковш для браги ёмкостью в следующий раз поменьше берите, люди добрые, да закуси побольше в тарелку накладывайте. А то потом Князюшко по ночам кошмары видит - а оно вам надо?

Конечно, желающих в тему углубляться да споры спорить было мало. Вообще не было, уж если на то пошло... Воевода всё тогда нарадоваться не мог, что я засел за берестяные отчёты, с головой в работу уйдя. На второй месяц, правда, подозрение выказывать начал, даже лекаря местного подсылал аккуратно с расспросами - не чудятся ли мне голоса диковинные, не горячий ли лоб, нет ли головокружения какого?

Получив на все вопросы ответ, что, мол, на луну выть хочется и по средам хвост ломит, особенно к дождю ближе, лекарь сплюнул в сердцах и доложил Воеводе, что я здоров, бодр и ерунду всякую рассказываю.

- А, ну как обычно, короче! - Обрадовалось начальство и хозяйским взглядом окинуло писарской закуток светлицы. - Тут же вообще поле не паханное! А с его-то неуёмной энергией!..

Но чаяниям опричного начальника не суждено было сбыться - поняв, что поток жалоб на Михаила Петровича иссяк, я доблестно унёсся вскачь навстречу подвигам - под обиженное ржание Буцефала, который меня догнал только через пару перекрёстков.

Дзынь!

- Ай!...

Я даже не успел мысль додумать, как уже распластался за колесом остановившейся телеги с трофейным арбалетом на изготовку.

- Аркашка!

- Я!

- Клюв от воробья! Быстро сполз ко мне и доложил...

Раздалось сосредоточенное сопение и пыхтение - писарь с выпученными от усердия глазами плюхнулся рядом.

- Докладываю: тута я!

- Ранили куда?

- Гм... Никуда.

- А пищал чего, как заяц на мельнице?

- Так я это, палец прищемил, когда костюм модернизировал.

- Это он, чтоль, дребезжал?

- Ага...

- Тьфу ты! - Я поднялся, отряхиваясь, а затем, вздохнув, за шкирку и Аркадия от землицы оторвал.

- Ай! Дядька Андрей... Ай! Да что я сделал?... Ой!

- Напугал меня до усрачки, - честно признался я, продолжая стряхивать с молодёжи дорожную пыль и дурь. - Это ж надо удумать, в мирной обстановке у меня за спиной звуки издавать, на звук от попадания стрелы в борт телеги похожие, да ещё и "айкать" следом!

- Ну, чисто технически... - Аркашка виновато показал пальцем на внутреннюю часть телеги, в которой, как ни странно, торчало оперённое древко. - Я тут всё думал, как тебе в бою помочь, случись нам нападение отбивать - и вот, в рукав трубку хотел приладить, значится.

- Силёнок не хватило?

- Угу, - виновато опустил писарь голову. - После заботы Вашей, да спортивных занятий, да ночи бессонной оно как-то...

- За благородный порыв - хвалю, молодца! - Остановил я Аркадия. - Ну а то, что силы слабые - так то поправим, я ж тебя, считай, на поруки взял, горе ты моё луковое...

И тут нас прервали самым бесцеремонным образом - вот ей-Богу, был бы циником аль поэтом-народником, сказал бы, что "из лесу раздался девичий крик, плавно переходящий в женский". Но в таких ситуациях не до словоблудия - организм повторно за последние пару минут мобилизовался и я рванул на звук, тараня кусты и вскинув ранее заряженный арбалет.

Буквально через пару десятков метров деревья расступились и я увидел темноволосую деву, которую, нехорошо улыбаясь, обступало трое перемазанных грязью и заросших по самые брови мужиков - четвёртый лежал чуть позади наступающим и не подавал признаков жизни.

Я навскидку, почти не целясь, всадил стрелу в дальнего и, закинув арбалет за спину, с двух рук буквально ворвался в горло ближнего, нанеся пару быстрых ударов голенью в пах и тут же оттолкнув его в сторону оставшегося на ногах бандита. Тот, явно не ожидая такого разворота событий, ошарашенно уставился на вцепившегося в него товарища по грабежам и насилиям всяческим, да так и умер, пронзенный острым и тонким клинком, который я не сразу приметил в руках девушки.

- Спасибо тебе, недобрый молодец, - улыбнулась бледнющая девушка, внимательно осмотрев меня. - Спас, практически!

- И тебе спасибо, некрасная девица, - ответил я на её подколку. - Не в смысле, что не красивая, конечно... Может, водички тебе?

Она странно посмотрела на меня и задумчиво покачала головой, нерешительно теребя в руках кулончик, что висел у на лебединой шее. Мне даже неловко стало за свою невоздержанность в словах, к ней обращённых и я собрался извиниться, как внезапно раздался топот и крики писаря:

- Андрей!.. Петрович!... Беги! Беги!!!.. Я задержу... Ух...

Я уже собрался было крикнуть в ответ, что с бандитами покончено, как вдруг очень быстро и резко пришло осознание, что Аркашка имел в виду не совсем их: "спасённая" девица улыбнулась и облизала длинным тонким языком сахарно-белые игольчатые клыки, всё также глядя на меня...

Книга тут:
https://author.today/work/394135

Аркашка, сражённый страшным недугом переедания на фоне недосыпа, ворочался ещё довольно долго - то кряхтел, то причитал вполголоса, поминая хлебосольство хозяев и собственную невоздержанность в поедании съестного, а то и шептал имя Златы, оставленной в стольном граде. И как его такого впечатлительного взяли в Особо Тайную службу? Если только за выдумку да творческий подход к решению нетривиальными способами простых задач...

Я перевернулся на бок, подложив руку под голову, и крепко задумался. Так уж вышло, что паренёк был первым, кто за долгие годы познакомился с моей роднёй. Я своих не стыдился - рода мы были древнего и славных дел за нами водилось - ух! Один мой прапрапрадед например, как у нас в семье передаётся из уст в уста, нательный щит свой на ворота крепостицы персидской под огнём неприятеля сам лично прибивал - головой в латном шлеме, которая, собственно, коменданту крепости и принадлежала до этого. Другого моего предка печенеги, земля им пухом подожжённым, в чистом поле пленить пытались отрядиком своим летучим - и где тот отрядик? Правильно, во чистом поле и остался. Фрагментами...

Просто не афишировал я это всё. Кому надо - те знали, да вопросов лишних не спрашивали. Брата моего с семьёй не тревожил никто, лихие люди его хозяйство стороной обходили. Был, правда, один случай некрасивый: проезжий купец на Марьяну глаз положил - стал соблазнять пытаться богатством, шелками да каменьями, вина дорогого порывался налить, что Князю-батюшке вёз. Михаил раз замечание гостю сделал, два - не внемлет! Ну братец и осерчал немного, да рыкнул для острастки, столовую ложку в щепу в кулаке раскрошив ненароком. А купчишко взбледнул малость - под себя сходил. Позорище, одним словом. Но потом как щёлкнуло - заулыбался и елейным голосом попрощался и на крыльцо вышел - то ли на подмогу хотел свою охрану позвать, то ли ещё чего, да только не было там никого: ускакали в ужасе! И груз прихватили, а как до столицы добрались - стали рассказывать, что в лесу их главный сгинул, мол заехали в гости к людям недобрым, а те оказались душегубами-лиходеями и купца того, значится, этого... Съели!

Я, как услышал эти небылицы, бегом к Воеводе нашему прибежал и отпуск по семейным делам выпросил. Тот удивился, но виду не подал, дав мне седьмицу для решения дел насущных... Оказавшись в родных стенах, однако, никакого душегубства не я не узрел, напротив: перевоспитавшийся, хоть и малость поседевший купец, деловито сновал во дворе, помогая по хозяйству - дрова рубил, сорняки рвал, воду из колодца чуть не бегом таскал. Увидев же меня, подбежал, руками размахивая и вопя во всю мочь:

- Господин опричник, если Вы по мою душу, то не надо - я с хозяевами за хлеб-соль поблагодарствуюсь да поеду по делам во свояси!..

- Да там свита твоя, купец, во стольном граде всем небылицы рассказывает. Жуткие - страсть! Ты бы проведал их... Заодно выручку заберёшь.

- Принял, воспонял... Тьфу! Понял! И воспринял! Сейчас, коли Михаил Петрович дозволит...

- Да иди уже, сизокрыл голубиный, - махнул мой брательник рукой. - Вижу, урок ты усвоил.

- Как есть понял, Михаил Петрович! И болтать лишнего не буду!...

- Что, - шепнул я брату, наблюдая за мельтешением торговца. - Медвежий облик ему показал?

- Угу, но частично, чтобы, значится, дар речи не пропал...

- У него?

- У меня, - отозвался братец. - И Марьяна рядом в лису перекинулась полностью, да пеной из пасти покапала. Шутковала!.. Мыльного раствору до того набрала немного просто, да с вареньем малиновым. Но смотрелось эффектно.

- Вы поаккуратнее, - предупредил я его. - Трудотерапия - вещь хорошая, но его подручные по корчмам такие байки травят, что хоть стой, хоть падай!

- Хорошо, Андрей, аккуратнее буду! И спасибо тебе, должок за мной.

- Да какие счёты между родственниками! - Возмутился я. - Вы ж одни у меня остались.

Помолчали тогда, обнялись на дорогу и повёз я купца в столицу на радость его челяди...

Уйдя в думы о днях прошлых, я и сам не заметил, как провалился в сон. Ещё секунду назад был мыслями в днях минувших - глядь! - а уже иду по залу высокому, как соборе каком католическом. Только витражи уж больно... Не христианские: на одном вепрь о восьми ногах к нагой деве, привязанной к дереву, подкрадывается. На другом - берег морской, с которого спрут клыкастый выбраться пытается, а его весь честной люд обратно в воду спихивает. На третьем же я с изумлением увидел себя в доспехе латном, как у рыцарей западных, а вокруг меня стояли девы в плащах и масках с кинжалами. За моей спиной хлопнула дверь и я резко развернулся...

...увидев, что Аркашка в потёмках с палатей на пол грохнулся.

- Тьфу ты, такой сон вспугнул! - Возмутился я. - Поднимайся давай, горе луковое. Щас подсоблю...

Книга тут

- Слушай, а твой брат - он... Как бы это помягче... - Аркашка, неуклюже топавший рядом со мной ввиду подклинивающего механизма его изобретения, понизил шёпот до трагического. - Ну... Оборотень?

Михаил, грузно топающий впереди, сбился с шага и прочистил горло чем-то подозрительно напоминающим рычание, Буцик возмущённо фыркнул, а я вздохнул и наклонился к писарю поближе, поманив его к себе пальцем. Тот, с опаской покосившись на моего брата, осторожно приблизился и выжидательно на меня уставился, не забывая при том механически переставлять ноги.

- Вот хороший ты парень, Аркадий, - задушевно начал я. - Прямой и бесхитростный, как древко стрелы учебной у отрока безусого. Знаешь, про такие стрелы-то?

- Ну, они тупые... - Неуверенно отозвался писарь. - А что?

- А то, - с воодушевлением продолжил я. - Что оборотни, сиречь, вервольфы - это собаки страшные и сутулые, человечиной питающиеся и дев юных портящие направо-налево. Налево - особливо... А Михаил Петрович - Ведьмедь.

- Э-э-э, а может, "медведь"? - Дал мне шанс исправиться Аркашка.

- Был бы он медведем - хана бы нам была скорее всего, - философски отозвался я. - А он - Ведьмедь, "ведающий, где мёд". В полнолуние баб и овец не портит - во всех смыслах и по-всякому в отличие от оборотней, на людей не бросается. Ну, почти... А если ты что-то там где-то и увидел или предположил, то особо о том и не болтай - как друг советую.

- А почему?

Вот как ребёнок, ей-Богу!

- Аркаша, мы с ним братья?

- Ну?

- Он - ...?

- Ведьмедь!

- Молодец, Аркадий! А мы с ним кто?

- Ну дык, братья ж... Уй, ё-ё-ё!.. - До писаря наконец что-то стало доходить. - Так ты... Вы... Да?

- Звезда, - отозвался я. - Нет. Я в нашем роду первый, кто уродился обычным человеком.

- Так уж и обычным, - усомнился Аркашка. - А как Вы, Андрей Петрович, живым из всех схваток выходите всё время, птицу на лету руками в прыжке брать умудряетесь и...

- А то, друг мой юный, нормальное состояние тела и духа для любого служивого челолвека, особливо, о Руси-матушке радеющего, - назидательным тоном ответил я. - Пришли, не спи.

Михаил привёл нас к крыльцу добротного каменного, а не бревенчатого супротив обыкновению, дома и приглашающе махнул рукой, а сам скрылся за углом.

- Пойдём, нам надо отоспаться, а потом подумать на свежую голову как следует.

- Воля Ваша, Андрей Петрович!

Впрочем, быстро устроиться не удалось - встречать нас вышла Марьяна, супружница моего брата, а следом высыпало пятеро крепышей от восьми до двенадцати и миниатюрная копия Марьяны, с такими же рыжими волосами и очень шкодными зелёными глазами.

- Дядя Андрей, дядя Андрей! - На разные голоса загомонили пацанята. - Наконец-то приехал! Смотри, как Алиска наша уже вымахала!

- Вижу, - улыбнулся я, присаживаясь на колено и обращаясь к малышке. - Совсем меня не помнишь?

Дитё на секунду задумалось, а потом отрицательно помахало рыжей чёлкой, которая отчаянно лезла ей на глаза, и юркнула за подол матери.

- А так? - Спрсил я и приставил руки к голове и изобразил рога указательными мальцами. - Идёт коза рогатая за малыми ребятами...

Из-за подола Марьяны раздалось осторожное хихиканье, а потом маленькая ручка схватила меня за палец.

- Я кашу ела, родителям помогала, песни братьям пела и хлеб доедала! - Заявила Алиса Михайловна уже без опаски, глядя на меня с любопытством. - А где ты был так долго?

- Служба...

- У-у-у... - отозвалась Алиса грустно. - Ой! Ого!

Я осторожно высвободил палец, оставив у неё в руке перстенёк из заморского дерева - красноватого, с вкраплениями золотых и белых полосок, бережно отшлифованных и покрытых смолой для пущей сохранности.

- Гостинец тебе, Алиса Михайловна, из земель заморских - Жив-Дерево иногда ветки на землю роняет, а из них такие вот поделки мастера точают. Большеват он тебе, конечно, но если у изголовья кроватки положишь, дурные сны прогонишь насовсем.

- Спасибо, дядь Андрей!

- А вам, охламоны, я ножи хорошие привёз, но отдам через папку - его воля будет, кому какой...

- Спасибо, дядя! - Отозвался Михаил Михайлович, первенец среди всех моих племяшей и просто маленькая копия моего брата.

Нас усадили за стол и напоили-накормили несмотря на поздний час так, словно с моего последнего приезда только и делали, что готовили - и только потом отпустили спать. Аркашка всё порывался задать вопрос, глядя на Марьяну с Алисой, но я его предостерёг от совсем уж бестактного любопытства волшебной фразой "утро вечера мудренее". Да и зачем ему знать уж прямо всё? Умом он, конечно, быстр, но недолог по молодости, а меньше знает - крепче спит...

Книга тут