Редко, но бывают на свете баловни судьбы!

Казалось, Александру Галибину уготована именно такая участь.

Коренной ленинградец, студиец знаменитого ТЮТа – Детского Театра Матвея Дубровина при Ленинградском Дворце пионеров. Многие оттуда прямиком выходили в профессию. У него, правда, получилось не сразу: уехал с геологической партией, с которой прошёл от Петрозаводска до Кандалакши, прокладывая ветку. Потом работал монтировщиком в театре, потом — на заводе слесарем. А уж затем только поступил в ЛГИТМиК на актерский курс к прославленному руководителю театра им. Комиссаржевской Рубену Агамирзяну.

Зато сразу по окончании института был принят в театр к своему Мастеру, мгновенно получив заметные роли в легендарных спектаклях театра – «Легенда о шутовском колпаке», «Пять вечеров», «Бумбараш», «Борис Годунов».

Еще студентом дебютировал в кино – и не у кого-нибудь, а у «делателя актерских судеб», режиссера Семена Арановича в картине «…И другие официальные лица», где партнерами юного артиста были Вячеслав Тихонов, Лев Дуров, Николай Волков-старший, Всеволод Санаев.

А буквально через год на него обрушилась сумасшедшая слава – сразу после выхода на киноэкраны детектива Александра Файнциммера «Трактир на Пятницкой».

С Галибиным нельзя было пройти по улице – вокруг него мгновенно собиралась толпа, вопящая «Пашка-Америка, Пашка-Америка!».

И в самом деле, юный, но уже знаменитый в криминальной среде эпохи НЭПа московский вор-карманник, элегантный и победительный, в клетчатом пиджаке и канотье, Пашка-Америка в очень популярном фильме был просто обожаем зрителями.

Еще бы! Красавец, нахальный и справедливый, ироничный и влюбленный, да к финалу еще и «исправляющийся»!

Новые роли не заставили себя ждать – и какие роли!

Главная роль у Константина Худякова в картине «Иванцов, Петров, Сидоров», у знаменитого армянского режиссера Генриха Маляна в «Пощечине», у Ирмы Рауш в «Сказке, рассказанной ночью» по мотивам «Холодного сердца» Вильгельма Гауфа, у Павла Чухрая в ленте «Кто заплатит за удачу», в суперпопулярном боевике Самвела Гаспарова «Шестой», принц Жак в сказке Надежды Кошеверовой «Ослиная шкура».

Триумфальной для него становится сыгранная в 26 лет роль Сергея Синегуба в дебютном фильме Бориса Токарева «Нас венчали не в церкви» по сценарию Александра Свободина и Натана Эйдельмана.

Молодой богатый красавец, революционер-народник и поэт, Сергей Синегуб приезжает из Петербурга в русскую провинцию, чтобы вызволить из «родительского плена» юную, прекрасную и прогрессивную барышню, дочку местного священника. Для этого он должен на ней фиктивно жениться, а, значит, сперва войти в доверие к её родителям – батюшке с матушкой, которые оказываются вовсе не тиранами, а милыми, образованными, добрыми людьми.

И вот эти все ухаживания за самой прелестной девушкой советского кино той поры – юной Натальей Вавиловой, эти философские беседы со священником, Петром Вельяминовым, эти обеды с добрейшей матушкой – Галиной Польских, эта на наших глазах возникающая светлая и трепетная любовь, эта мгновенно ставшая знаменитой песня Булата Окуджавы на музыку Исаака Шварца «Любовь и разлука» – всё это немедленно украсило Галибина ореолом главного романтического героя страны…

А еще на нем так ладно сидит военная и милицейская форма, а еще он с блеском и шиком играет матерых уголовников в модных военных и криминальных боевиках, беспрерывно снимаясь во всех уголках огромной страны и за границей, успевая еще и поучаствовать в дубляже заграничных фильмов…

По всем показателям его карьера движется только вперед и выше, когда я вдруг услышала, как супер-успешный красавец-актер, в душевную минуту произнес слова: «Бросить, что ли, это вот всё к хренам собачьим, и податься в лесники? Скажи, а?»…

Я на миг онемела, а потом что-то застрекотала про «минуту депрессии», усталость, про «работу на износ» и про «с каждым бывает».

Мне он тогда казался просто лихим и бесшабашным веселым парнем, и предположить острого недовольства собой, своей судьбой, да хоть бы и своим успехом, – я в нём даже не могла…

А его что-то грызло изнутри поедом, и он становился временами замкнут и печален.

Но жизнь шла своим чередом, он продолжал сниматься на всех студиях СССР, когда на экраны телевизоров вышел знаменитый телефильм Виктора Титова «Жизнь Клима Самгина».

И вот там-то Галибин меня впервые всерьез потряс.

Во-первых, потому что сыграл в картине две роли – в одной из которых я его просто-напросто не узнала. Когда муж сказал мне во время просмотра «Слушай, а императора Николая II, не Сашка ли Галибин играет?» – я просто покрутила пальцем у виска. Потом всмотрелась в молодого государя, и поняла: да, он.

Неузнаваем он был не из-за грима вовсе или из-за мундира – мало ли Галибин к тому времени мундиров переносил и бород. Нет. Из-за какой-то невероятной внутренней сосредоточенности этого, в сущности, эпизодического персонажа. Той самой мрачной замкнутости, предчувствия собственного рока, какую сыграть почти невозможно…

А во-вторых, он в этом фильме сыграл еще и доморощенного философа Диомидова, раздираемого чудовищными внутренними противоречиями, с его невероятной фразой, врезающейся в сознание: «В Петербурге сон всегда тяжёл… И сновидения в Петербурге всегда тяжелее… Такого страшного, как там – в Орле не приснится!».

Он был точно такой как у Горького написано: «Теперь Клим видел лицо Диомидова, видел его синеватые глаза, они сверкали ожесточенно, желтые усы сердито шевелились, подбородок дрожал. Так возбужденным он видел Диомидова впервые. И наряден он был необычно, смазал себе чем-то кудри и причесал, разделив их глубоким, прямым пробором так, что голова его казалась расколотой. На нем новая рубаха из чесунчи, и весь он вымыт, выглажен, точно собрался под венец или к причастию. Он все двигал руками, то сжимая пальцы бессильных рук в кулаки, то взвешивая что-то на ладонях…»

На скромном экранном отрезке небольшой, в общем, роли, Галибин сыграл такие полярные смены психологических состояний, был так невероятно, трагически достоверен, что даже я, к тому времени уже неплохо, как мне казалось, его знавшая, была поражена.

Мне тогда почудилось, что он играл в роли Диомидова самого себя.

А следом режиссер Евгений Татарский пригласил его на острохарактерную роль в телевизионном мюзикле «Джек Восьмеркин – американец».

Пламенный большевик Капралов, которому передовая супруга сбросила на руки грудного младенца, постоянно марширующий впереди односельчан и «толкающий» зажигательные речи с этим орущим младенцем на руках, – был просто уморительно смешон!

Странно, что после этих двух работ, обозначивших его недюжинный актерский диапазон, для Галибина, по большому счету, ничего не изменилось. Его как приглашали играть статных романтических красавцев – так и продолжили приглашать, хотя роль Василия Андреева, музыканта, композитора, дирижёра, создателя первого в России оркестра народных инструментов, которого он сыграл в фильме Павла Кадочникова «Серебряные струны», принесла ему совершенно неожиданные дивиденды.

Узнав, что знаменитый молодой актер ютится с семьёй в полуразвалившейся трущобе, маститый Павел Петрович Кадочников надел на себя все свои ордена и регалии, отправился в солидные инстанции и выхлопотал-таки Галибину прекрасную квартиру на канале Грибоедова.

И, Боже правый, как увлечен был строительством и обустройством этого своего «гнезда» Галибин! Как он придумывал архитектурный проект, как вникал в каждую деталь! Наверное, из него мог бы получиться замечательный дизайнер и прораб.

Но судьба управила иначе.

Ольга Наруцкая, приступая к съёмкам фильма «Муж и дочь Татьяны Александровны», главную мужскую роль изначально назначала Галибину.

…Нервный, странный, не понимающий сам себя молодой мужчина, женившийся еще школьником на красавице, много старше себя, оказавшийся отцом взрослой влюбленной дочери, запутавшийся в своих чувствах, – Валера в исполнении Галибина был тем самым «молодым современным героем», которого так страстно во все времена искали сценаристы и режиссеры, и которого на рубеже эпох так в нём и не разглядели…

…Я приехала в Москву на кинофестиваль и поселилась в огромной расселенной коммуналке, в которой, в целях экономии средств, жила коммуной практически вся съемочная группа фильма. Молодая сценаристка Надя Кожушаная, юный художник Паша Каплевич, Наруцкая, Галибин, кто-то еще…

Жили весело и мажорно, и только Саша с нами почти не тусовался, а всё время, свободное от съёмок, сидел где-то в углу с тетрадками. Я узнала, что он готовится поступать на режиссерский курс, который набирал тогда знаменитый руководитель «Школы драматического искусства» Анатолий Васильев, и страшно удивилась: «Зачем? Какой ты режиссёр?!».

Он только пожал плечами и ничего отвечать не стал.

На какое-то время по разным причинам наши пути разошлись, мы долго не виделись.

Он продолжал сниматься с завидной регулярностью, я смотрела его фильмы, и вдруг он позвонил нам с мужем и пригласил на свой спектакль.

И не куда-нибудь, а в Мариинку. На «Пиковую даму», дирижёр Гергиев, режиссер Галибин. Лаконично, чтобы не сказать скупо оформленный, не столько лощеный Петербург Пушкина, сколько насквозь продувной Петербург Гоголя, еще шажок – и был бы вовсе Достоевский. Герман, прячущийся за кресло, графиня в инвалидном кресле, потом, в финале – меняются местами…

На моего старинного приятеля Сашу Галибина этот спектакль походил куда меньше, чем я – на китайского императора…

А потом мы пошли на «Три сестры» в Театр на Литейном – и был этот спектакль не столько диалогом режиссера с Чеховым, сколько выяснением отношений режиссера Галибина с режиссером Немировичем-Данченко посредством прослушивания радиозаписи классического мхатовского спектакля.

Галибинских «Трех сестер» в Питере еще дразнили «Три поросенка»: все сёстры Прозоровы были хорошо упитанными поселянками…

Говорю всё это не в насмешку. В том-то и дело, что смеяться над этим театром вовсе не хотелось, хотелось понять: почему так. Почему вдруг он стал мыслить на сцене подобными категориями. Тут-то и вспомнился горьковский Диомидов, сыгранный Галибиным, тут-то и настигло воспоминание о его речах и о том, что не просто же так актер пропустил этого персонажа сквозь себя, словно электрический ток…

Театр захватил его почти целиком. Далеко не всё я видела, далеко не всё мне нравилось, хотя что-то нравилось безусловно.

Спустя много лет, уже живя в Москве и работая в театре им. Станиславского, он позвал нас на спектакль «Братья Ч.» в театре им. Станиславского. Сказал: «Приходите, это – моё!». То был просмотр «для мам и пап». Самый первый. Мы немного побаивались, если честно: к мы с мужем Сашке относимся с нежностью, и было бы грустно, если бы неудача. Всегда же неловко потом что-то мямлить, как-то уходить от прямых ответов на прямые вопросы…

Но, спектакль, слава Богу, получился. Всё тонко так, – и местами грустно. Местами – очень смешно. Живой получился спектакль. Настоящий. Дивные – ну, просто, дивные актерские работы.

…Спектакль еще не начался. Мы еще только увидели сцену, декорированную развешенным бельем, и муж сразу сказал (у него чутье-то было очень хорошее): «У Саньки – как сцена в тряпках, – так обязательно спектакль получается! Почти примета!».

Так и вышло.

У Народного артиста России Александра Галибина на сегодня за плечами солидная театральная режиссерская карьера.

Главный режиссер Новосибирского театра «Глобус», худрук Александринского театра, главный режиссер театра им. Станиславского в Москве, поставивший еще по нескольку спектаклей на сценах театра на Литейном, «Табакерки», Мариинского театра, а еще постановки за рубежом – всего где-то под 40 режиссерских работ в театре.

И параллельно – съемки в кино.

Снова Император Николай I – центральная роль у Глеба Панфилова в фильме «Романовы – венценосная семья», трагический усталый человек, нежный отец и муж, неудачливый последний русский император...

Он сыграл Мастера у Владимира Бортко в телеэкранизации булгаковского «Мастера и Маргариты».

Галибина, с его всё более аскетической строгой внешностью, с ёжиком коротко стриженых, уже начавших седеть волос, вновь начали использовать как «фактурного актера».

Муж мой, режиссер Юрий Павлов, приступая к съемкам многосерийного (и многофигурного) телефильма, боевика «Псевдоним «Албанец-2», позвал Сашу на роль бандита Чалого.

Я была на тех съемках, и с интересом наблюдала, как суховатый питерский интеллигент преображается на моих глазах. Как становится развинченной походка, как втягивается в плечи голова, как глубоко под надбровья западают глаза и взгляд становится волчьим. Как он стреляет на шорох через дверь, даже не целясь, и не задумываясь.

А потом ему надо было проползти по канализационной трубе. Подсвечивая себе путь фонариком. И вот он полз по этому отрезку трубы в павильоне, раз за разом , на животе, по-пластунски, каждый дубль предлагая новую психологическую мотивировку. Когда съемка была окончена, игровые джинсы оказались протерты до огромных дыр, а под ними с ног была содрана кожа.

…А на монтаже потом муж последними словами ругал Сашину добросовестность: все пять дублей хотелось вставить, и с каждым из пяти менялся смысл всего эпизода…

В ту пору Галибин уже начал носиться со сценарием юной Эльзяты Манджиевой «Золотая рыбка». Кому только ни предлагал запустить этот сценарий. И, наконец, запустился.

Строго говоря, это уже не был его режиссерский дебют, но у этого «баловня судьбы» всё теперь вдруг стало так – с усилием и через препятствия.

Не сказать, что Галибин превратился в этакого «железного дровосека», который стоически любые препятствия преодолевает. Ему довелось узнать и предательство, растерянность перед человеческой низостью, с которой приходилось сталкиваться, и долго не заживающие душевные раны, и украденный успех...

Но он идёт вперёд, побеждая уже без прежней лёгкости, но зато твёрдо и основательно.

Он – пожалуй, единственный кинорежиссер в стране, упорно работающий с детьми-актерами; он любит и умеет их снимать, они у него на экране живые и настоящие, не фальшивые, как большинство маленьких актеров ныне.

Он набрал и выпустил актерско-режиссерскую мастерскую в ГИТИСе при московском театре «Школа современной пьесы».

Он поставил в Питере спектакль «Анна» по толстовской «Анне Карениной», в котором блистает его жена, актриса Ирина Савицкова, которая получила за эту роль премию «Золотой софит».

Он счастливый отец троих прекрасных детей.

Он построил дом. Настоящий дом для большой семьи.

Он живет не шумной, не публичной жизнью, никому не мозолит глаза на светских мероприятиях.

Я иногда вспоминаю его давние разговоры о том, чтобы стать лесником, и думаю, что интенсивно работая в актерской и режиссерской профессии, мало кому удаётся в частной жизни жить именно что как лесник.

А ему – удалось.

Он за эту свою большую жизнь ухитрился ничего в себе не растерять.

Ну, разве что, на баловня судьбы он с каждым годом становится похож всё меньше.

Источник: пост в Фейсбуке