История быта и искусств

Двое моих друзей поочерёдно попросили написать что-то о Зурабе Церетели, так как я однажды был у него дома. Когда попросил первый, подумал, что за глупость, я же не искусствовед, что в моей писанине может быть ценного? Но когда попросил второй, задумался: может это знак? В общем, макну перо)
Единственное, что нас связывает с живописцем, это единственная встреча, давайте её и опишу.
Не ругайте за высокопарность, не лукавлю, эта встреча и правда произвела на меня описанное впечатление.

Мы с коллегой (она - корреспондент, я - оператор) весной 2024 несколько смен работали на съемках документалки о Зое Богуславской (писательница, вдова Андрея Вознесенского). Нашей задачей было взять несколько интервью у знакомых с ней представителей советской богемы. Сперва у одного пожилого актера, потом у драматурга, а в конце у Зураба Церетели.

Приехали в Переделкино, там у него находится дом и мастерская. Колеся по узким улицам поселка, думал, будет ли место у его ворот, чтобы оставить машину, потому что по дороге площадок не было, а немногочисленные островки у ворот заставлены машинами.
Однако, когда подъехали, успокоился, - место было. Грузин, видимо охранник, вышел навстречу, я спросил, можно ли оставить машину на площадке у ворот, он добродушно ответил: зачем тут оставлять, я вам ворота сейчас открою!
Открыл. Заехали внутрь. Он сделал комплимент моей машине (Волга Сайбер).
Сделаю ремарку: обычно, когда снимаем каких-нибудь випов, тайминг крайне жесткий, нужно четко работать –  быстро выбирать место съемки, расставлять свет, штативы и прочее. С журналистами лишний раз никто словом не обмолвится, ибо ты отвлекаешь занятых людей, и сама возможность взять у них интервью - это уже милость с их стороны.
На фоне этого работник удивил расслабленностью и открытостью, хотя я ещё был напряжен.

И вот крестьянская телега во дворе. Пространства здесь много, но все очень плотно заставлено скульптурами, как будто это склад монументов: огромные кони, птицы, памятники деятелям, героям фильмов, святым, просто причудливые истуканы и абстракции. Сложные, детализированные до мелких подробностей памятники соседствуют с простенькими небольшими фигурками животных, сваренными из пружин, гаек, отслуживших велосипедных педалей и звездочек. Каждый метр там чем-то занят.
Нас провожали в мастерскую, и помню, как мне хотелось идти медленнее, чтобы побольше всего рассмотреть (разрешат ли нам это поснимать, или быстро проводят после интервью, я тогда не знал).

Нас провели в мастерскую, это же, видимо, и был дом. Крыльцо, коридор, столовая, мастерская - все так же было плотно увешано картинами, мозаиками, барельефами. Мы попросили показать локацию, где могли бы снимать, нам сказали, что живописец любит сниматься в мастерской, показали две комнаты в мастерской, затем, «охранник» сказал: сейчас я вам покажу музей, там тоже красиво. Что за музей, думаю? Это же дача... Нас куда-то повезут? Пойдет ли он сниматься в музей? Или музеем они называют какую-то мастерскую?

Ну ладно, думаю, вроде не гонят, и не торопят, давайте посмотрим.

Снова прошли мимо памятников к другому зданию в несколько этажей, по дороге снова пытался рассмотреть побольше скульптур)

«Музей» оказался не аллегорией, по размерам и оснащенности экспонатами это и вправду был полноразмерный музей-галерея. Здесь тоже по максимуму все было обставлено скульптурами, фотографиями, картинами, резными деревянными и кованными металлическими предметами искусства. Я был потрясен. Опешил. Как один человек мог столько сотворить? Это же невозможно! Даже при таланте и стахановской продуктивности на это уйдет не одна жизнь. Сопровождающий (всё тот же охранник), видимо, как-то почувствовал моё удивление и сообщил: «Он каждый день раньше создавал по картине, сейчас тоже много работает, но уже чуть меньше». Думаю, - интересный человек, не забронзовел, не покрылся патиной, ему бы почивать на лаврах, а он, создавший кучу металлических громадин по всему миру, в 90 лет ежедневно творит, причем даже всякую мелочь: картины, мозаики, крохотные эмали, чудные игрушки из шестеренок, – творческая душа!

Второе потрясение в музее я получил уже от фотографий. Вот он с Пикассо, а вот с Шагалом, тут с Бушем старшим и Клинтоном, а вон там — с Кофи Аннаном… На одном фото он на открытии своего монумента у здания ООН, на другом его «Слеза скорби» у Белого дома в Вашингтоне. Здесь он открывает монумент в Париже, правее - в Севилье, а чуть выше - его громадина-Пётр в Москве… Глаза разбегаются.

Хоть я и оператор, но все равно подготовился, полистав Википедию и несколько статей о его творчестве, чтобы не выглядеть невеждой, если герой что-то спросит, или если корреспондент растеряется. Понимал, что Церетели достаточно известный в мире творец, но это обилие фотографий меня как пробку вытолкнуло из обыденного отношения к знаменитости.
Вдруг всё, что я прочитал накануне текстом, отрефлексировалось, сложилось в картину.
Я понял, что это никакой не известный художник, монументалист.
Это — личность планетного уровня, такого в Мире больше нет! Он такой один! Как один Эйнштейн, как один Шекспир, один Сталин, один Сальвадор Дали, один Пушкин…
Мы рассуждаем о мировых фигурах как о данности, ну есть, и есть. А здесь я вдруг прочувствовал весь масштаб его «нерукотворного памятника».

Под эти размышления мы обошли музей и вернулись в мастерскую. Начал расставляться. Свет, штатив, камера — всё нужно делать быстро.
Заходит уже знакомый нам «охранник»: Приходите, покушайте.
Вежливо отказываюсь. Не нужно злоупотреблять чужим гостеприимством, да и быстрее нужно всё собрать, вдруг героя приведут раньше.
Всё поставил, прошу коллегу посидеть-попозировать на месте героя, вроде устраивает. Тревожно. Блин, а какого он роста? Выше или ниже Наташи-коллеги. Мне нужно чётко угадать с фоном и светом, чтобы когда придёт герой, не просить его лишний раз подвинуться на 5 сантиметров влево, на 10 к нам... Нужно собрать всё так, чтобы, когда он сядет, по минимуму поправлять свет, не тратить чужое время, ибо вряд ли нам дадут на интервью больше 10-15 минут, тем более человек сильно пожилой, может устать.
Под эти мои тревожные рассуждения снова пришел наш знакомый:
- Проходите покушать, там накрыто.
- Извините, не голоден, спасибо, мне еще нужно настроить камеру...
- Оставьте, время будет, вас ждут!
Понимаю, что это серьезное конкретное приглашение, голоден ты или нет - нужно идти.
Нас ведут в столовую, повсюду тоже картины, много Сталина и советской символики. Большой стол. На его краю сидит пожилой человек. Это Он. Интересно, какой он по характеру? Подхожу. «Зураб Константинович, здравствуйте!» — жму его руку по-татарски двумя руками, он улыбается. Похоже, он добрый, рассеивается напряжение.

Устроились за столом, поклевали закуски, перекинулись фразами, пошутили о чем-то. Я похвалил лимонад Натахари, Церетели позвал мальчика (похоже, правнук или какой-то родственник): «Принеси и поставь гостю полную бутылку!» Мальчик исполнил. Принесли еще много еды. Наташа похвалила рыбу. Прозвучала предсказуемая фраза: «Принеси ей самый большой кусок!» :)

Думал, когда и как заканчивать трапезу, ибо Церетели ничего не ел, может, блинчик какой-то только пожевал. Но подумал, пойдет как пойдет, заметил в тот момент, что мне уже не тревожно, а комфортно как у родственников. Принесли свежеиспеченный хачапури (не крохотный как в ларьке, а размером с пирог). Вкуснейшая вещь! Мы пообщались с ним и с его сотрудницей или родственницей, которая готовила в тот момент его выставку в Тбилиси. Закончили, переместились в мастерскую.

Интервью прошло как по маслу, вдаваться не буду, но Зураб Константинович оказался открытым человеком с чувством юмора и хорошей памятью, без всяких поправок на возраст. Попросил с ним сфотографироваться, он предложил сделать вид, будто танцуем лезгинку)

Попрощавшись, вдоволь погуляли по двору, оказалось, что и за домом всё так же заставлено изваяниями.

Снег таял, птички пели. Было ощущение, что это какая-то особенная весна, и Бог мне подарил что-то такое, что сегодня изменит меня. Ощущение прикосновения к чему-то, что для меня, обычного человека, должно было быть недоступно, но Он привел меня в это место, чтобы показать, каким может быть достойным Его творение - человек.

Уходя, постояли с «охранником», озвучил ему единственную мысль, которая вертелась у меня в голове посреди истуканов – «Как же хочется остановить время! Чтобы оно сжалилось и отошло от этого дома». Он кивнул, что-то посетовал про время, Бога и судьбу.
Немного постояли, помолчали. Машина заглохла после двадцатиминутного прогрева. Пора. Нужно было возвращаться в привычный мир, который будто уже и не был таким привычным. Мелкими казались проблемы, и жизнь представлялась по-подростковому воодушевляющей и полной возможностей.
Надеюсь, я сохранил «Прикосновение»

Видео собрано из того, что наснимал во дворе, плюс, когда закончили интервью, снял микрофон и попросил Зураба Константиновича для кадра молча постоять около фотографии. Он не внял и начал проповедовать:) В видео самый конец этой проповеди: