Беларусь

Геннадию Быкову сейчас 63 года, в 1991 году было 33, он работал на заводе автоматических линий шлифовщиком.

— В то время в Советском Союзе повысили цены. Килограмм свинины стоил 2 рубля, а говядины — 1 рубль 80 или 90 копеек, а стал стоить 10 рублей. То есть цены выросли в пять раз! 3 апреля я пришел на работу, и у нас было собрание по созданию рабочего союза, на котором присутствовали около 30 молодых, но опытных работников, под молодыми я имею в виду людей от 30 до 40 лет. И тут к нам забегает кто-то из знакомых и говорит, что электротехнический завод перекрыл улицу, по которой ходят трамваи. Это участок от сегодняшнего проспекта Независимости в сторону Тракторного завода. На нашем заводе тогда работали около 4200 человек, из них в первую смену — около 3 тысяч. И мы решили, что тоже выходим на улицу. Все произошло стихийно. Я потом долго думал, почему первым вышел электротехнический завод, и пришел к выводу: там очень много работало женщин. Ведь это интенсивная кропотливая монотонная работа. И вот женщины пришли 3 апреля на работу и стали обсуждать повышение цен. Основная масса советских мужчин приносила зарплату домой и отдавала женам, поэтому женщины лучше понимали ситуацию с ценами. И вот они пришли в цеха и стали возмущаться, а начальник цеха им и говорит: что вы тут шумите, идите во двор. Они вышли во двор, там стали собираться рабочие из других цехов — в итоге все оказались на улице и перекрыли ее.

Геннадий Александрович говорит, что долго думал над противоречием: цены поднялись во всем Советском Союзе, но на улицу вышли почему-то белорусы, хотя наша страна считалась заповедником коммунизма.

— И я пришел к выводу: у нас мясо и колбаса по 2 рубля были в продаже, а в других странах Советского Союза — кроме, возможно, стран Балтии — этого не было. Люди там уже давно платили по 10 рублей за килограмм мяса на рынке, а в магазинах были кабачки и рыбные консервы. Вторая причина — период горбачевской гласности, это был праздник неповиновения. Тогда была относительная демократия, фракция БНФ уже была в парламенте, репрессий не было — вот и произошли эти события.

Геннадий Александрович вспоминает, что 3 апреля к ним на переговоры приехали заместители председателя Совета министров БССР Вячеслава Кебича.

Как заводы шли на площадь

4 апреля, вспоминают участники тех событий, «остановился весь Минск». Рабочие с заводов вышли на площадь Ленина (нынешняя Независимости). Они шли маршем со своих рабочих мест. Например, рабочие Минского автомобильного завода шли колонной по Партизанскому проспекту к Дому правительства.

— 3 апреля я работал во вторую смену, — вспоминает экс-слесарь механосборочных работ МАЗа Михаил Маринич.

— Проснувшись утром 4 апреля, пошел в магазин и узнал, что на площадь идет автозавод. Я побежал к ним и присоединился к колонне. На площади Ленина мы встретили с десяток милиционеров, у одного из них был большой мегафон, сейчас, наверное, такие и не выпускают. Я говорю: «Дай сюда — разговаривать с народом будем!» И милиционер отдал мне мегафон. Мы залезли на трибуну возле памятника Ленину и начали митинговать.

Михаил Митрофанович вспоминает, что на площадь также подогнали усилительную машину с микрофоном и к протестующим вышел Вячеслав Кебич.

— Запомнилось, как он подошел к микрофону и вместо того, чтобы сказать протестующим: «Здравствуйте!» или «Внимание», начал говорить: «Але, але», как в телефон.

В тот день прямо на площади избрали инициативную группу по созданию стачкома МАЗа.

— Нам сказали, что есть возможность выступить по телевидению. На телевидение попали от МАЗа я, Гена Быков, Георгий Мухин и депутат Верховного совета Сергей Антончик. Эфир на телевидении рабочим предоставили на постоянной основе, и мы там рассказывали про ситуацию в коллективах, о том, чего требуем.

В дальнейшем Геннадий Быков, Георгий Мухин и Сергей Антончик станут сопредседателями Минского стачечного комитета.

Сергей Баранов весной 1991 года работал мастером механических мастерских Минского метрополитена.

— Помню, как мне на рабочий телефон в каптерку позвонил товарищ, работающий на тракторном заводе, и сообщил, что тракторный вышел. Я собрал всех, кого мог, в курилке и сказал, что мы не должны быть в стороне. Настроения у рабочих были разные: 60% на 40%. 40% сказали, что надо работать, что им и так хорошо. Но после обсуждений они приняли сторону желающих пойти на площадь Ленина, и мы строем, как в армии, в своей рабочей одежде пошли.

Нас было человек 20, но по дороге к нам присоединилась колонна механиков и обслуживающего персонала из депо. На площади люди хлопали, выкрикивали лозунги. Через часа два-три как-то постепенно начали расходиться. Мы тоже пошли на работу переодеваться, но знали, что работать не будем. Обратно шли с ощущением победы, потому что никто нас на площади не разгонял. Мы прокричали свои требования, не вышли на работу — душевный подъем был у всего коллектива. На работе нам сначала собирались засчитать этот день за прогул, но потом передумали.

Александр Евдокимчик весной 1991 года был наладчиком токарных автоматов на Минском подшипниковом заводе. Он вспоминает, что 4 апреля представителей совета трудового коллектива собрали в актовом зале.

— Говорили, что некоторые несознательные элементы проявляют активность, поставили нас в известность, и мы вернулись на рабочие места. Буквально в течение часа по корпусам пронесся слух, что МАЗ пошел. Через некоторое время перед проходной нашего завода собралось, мне трудно оценить, но точно больше тысячи человек. И мы как были в робах, так и пошли в сторону площади Ленина. После митинга, когда возвращались в робах на работу, в метро не хотели пропускать, но люди заступились — и пропустили.

Военные несли службу без дубинок и отдыхали в Совмине

Вячеслав Баловнев весной 1991 года служил срочную службу в войсковой части 5448 в Минске. Во время митингов он стоял в цепи милиционеров на площади Ленина.

— Наша воинская часть обеспечивала охрану общественного правопорядка при проведении массовых мероприятий, при патрулировании города. В апреле 1991 года я был солдатом второго года службы. Нашу часть подняли по тревоге, мы надели обмундирование. Я даже помню, что тогда командир части сказал, что к своему народу мы со щитами и мечами выходить не можем. Поэтому мы несли службу без дубинок. Никаких столкновений или агрессии со стороны народа не было. Мы стояли лицом к ним, они лицом к нам. Мы понимали, что это наши отцы и матери и что люди пришли выразить свое недовольство: из-за повышения цен людям просто не за что было себе что-то купить. Все эти дни митингов мы дежурили так: час стоим — час отдыхаем. Отдыхали в здани Совмина на втором этаже, сидели на полу в коридорах.

Вячеслав вспоминает, что рабочие приходили на митинг примерно в 10 часов утра — сначала шли на завод, а потом колонной на площадь. В районе обеда люди расходились.

С 4 апреля митинги на площади Ленина стали постоянными. Михаил Маринич вспоминает, что там на трибуне был свободный микрофон — выступали рабочие, депутаты.

— 5 апреля МАЗ не работал, и каждое подразделение завода проводило собрание по избранию стачкома цеха и одного представителя в стачком завода. Меня избрали представителем от цеха, — говорит Михаил Митрофанович.

Стачкомы стали образовываться и на других предприятиях. Были созданы минский и республиканский стачечные комитеты. Сначала требования, которые выдвигали рабочие, были экономическими: повысить зарплату, пенсии, провести компенсации и доплаты к зарплатам из-за роста цен. Однако потом появились и политические: например, вывести парткомы с территории предприятий.

Михаил Маринич говорит, что рабочие МАЗа требовали выдавать им майки, носки — и вначале это все выдавали.

— Вам было не страшно? — спрашиваем у Геннадия Быкова.

— Страха не было, у нас с милицией был полный контакт. Стачком объявлял забастовку, выставлял требования, чтобы не продавался алкоголь в магазинах. Была дисциплина.

— А страха, что уволят с работы, не было?

— Не было. Стачкомы пользовались авторитетом на предприятиях. Туда избирали лучших людей от каждого цеха.

Митинги рабочих стали общенациональными, стачкомы были не только в Минске, но и в Молодечно, Борисове, Солигорске, Лиде, Орше. В Орше рабочие перекрыли железнодорожные пути.

Но были и несогласованные моменты: например, Геннадий Быков вспоминает ситуацию, когда минский стачком объявил забастовку, а на МАЗе работали.

— Я приехал за полчаса до первой смены и прошел к ним на завод, выступил в цеху перед рабочими. В итоге цех остановился, выстроился и пошел колонной на площадь Ленина. Мы идем, а перед нами выходит колонна от тракторного завода на Партизанский проспект, и каждый цех несет табличку: первый литейный, второй литейный… У последних мы табличку забрали, перевернули, женщины дали мне помаду, и я написал большими буквами «МАЗ» — и впереди колонны пошел человек с этой табличкой.

Михаил Маринич говорит, что были дни, когда на площадь выходил только один МАЗ.

По итогу митингов, которые проходили и в апреле, и в мае, и переговоров с правительством удалось добиться решения многих экономических моментов. Однако наши собеседники говорят, что зарплаты хоть и поднимали, не всегда это было пропорционально росту цен.

Читать полностью: https://news.tut.by/society/723344.html?c=

Как заявили в эфире телеканала, спецоперация должна была завершиться еще осенью прошлого года. «Но, потянув за одну ниточку, контрразведка распутала целый клубок шпионских игр».

— Осенью прошедшего года Комитетом государственной безопасности была получена информация о том, что на тот момент неустановленным сотрудником предпринимаются попытки выйти на связь с иностранной спецслужбой для передачи информации закрытого служебного характера, — рассказал глава КГБ Иван Тертель.

Контрразведкой была спланирована и реализована операция — «план проведения мероприятий накладывался на реальную обстановку в стране». С санкции Лукашенко в ней были задействованы в том числе высокие должностные лица, заявил Тертель. Привлекался к операции и, как следует из слов Тертеля, уже задержанный сотрудник, который работал под контролем КГБ.

— Так началась спецоперация, целями которой являлись установление форм и методов работы иностранных спецслужб, всех участников агентурной сети и каналов эвакуации из Беларуси лиц, причастных к шпионской деятельности, — пояснил преследуемые контрразведкой цели закадровый голос.

О чем рассказали в первой серии

У «предателя из КГБ» был доступ к секретам, которые интересовали заказчиков, — особенно любая информация «о высоких должностных лицах». С этой целью и были инсценированы появившиеся потом в Сети разговоры Эйсмонт с Дмитрием Басковым и Николаем Латышенком, говорится в фильме. Их купил Степан Путило и опубликовал в своем канале.

Продолжая игру, КГБ подготовил целый архив липовых секретных документов государственной важности, доступ к которым можно получить через пароль. В обмен на этот пароль «предатель из КГБ» хочет много денег и чтобы ему помогли выехать из Беларуси. Один из вариантов — вывезти на посольской машине.

Именно так, утверждается в фильме, из Беларуси в машине польского посла выехал Павел Латушко, на служебном авто кадрового сотрудника агентства разведки — блогер Антон Мотолько, а в машине латышского дипломата — бывший следователь СК Андрей Астапович.

Называется имя «предателя» — это 37-летний подполковник КГБ, начальник сектора (не уточняется какого) Алексей Хралович.

В игру вступает бывший «алмазовец» Игорь Макар («Трудно представить, агентом скольких разведок он является», — звучит в фильме) и также пытается получить ключ от «секретного архива».

Вывоз «предателя» из Беларуси должны были обеспечить «люди Макара», в частности бывший сотрудник силовых органов Вячеслав Сидоракин (на видео Сидоракин рассказывает о том, что его просили помочь вывезти Храловича на территорию России).

О чем рассказали во второй серии

В Гомеле, Минске и Минском районе обнаружены три тайника с оружием. Их соорудил Сидоракин (специалист в минно-подрывном деле, который занимался подготовкой наемников для боевых действий на Ближнем Востоке) «со своими подельниками» Юрием Гаркачом и Сергеем Старченко.

В тайниках находились ручные гранаты, специальные заряды для подрыва нефте- и путепроводов, пистолет Макарова с глушителем, патроны, «средства поражения для бронированных автомобилей и воздушных судов», «десятки килограммов взрывчатки, тротил, пластит и эластик».

Группа использовалась иностранными спецслужбами, специализировалась на незаконном пересечении госграницы, собирала информацию об обстановке в Беларуси, действиях силовых структур, планировала похищение бизнесменов «с целью получения выкупа», а госслужащих и силовиков — «для давления в политических целях».

После задержания группы Сидоракина «за рубежом принимают решение переправить «предателя» через государственную границу по второму каналу».

На сотрудничество с белорусским КГБ пошла некая Ольга Соломеник («в 2002 году уехала в Польшу, где получила вид на жительство и закрутила роман с сотрудником польских спецслужб и была замешана в шпионских играх»). Макар попросил ее перевезти в Польшу «некоего человека и документы».

Перевезти «предателя» через границу должен был проводник Владимир Трифонов (мужчина на видео рассказывает детали). С собой у Храловича секретные документы — четыре бумажные папки, «удостоверение сотрудника, права водительские, флешка, написано «секретно» и еще что-то такое в толстой папке в прозрачном файле».

Макар дает указание оставить документы Ольге Соломеник и идти через границу только с паспортом. Однако переход через границу все время откладывается. Макару это объясняют «усилением границы».

Также в фильме звучит история про «поддавшегося на манипуляции извне»: капитан Денис Урад 14 марта на дежурстве на посту спецсвязи Генштаба сфотографировал секретное письмо от министра внутренних дел министру обороны и «отправил польскому телеграм-каналу».

— Глава государства с самого начала был посвящен во все детали проводимой контрразведывательной операции, принимал личное участие в разработке оперативного замысла, с ним согласовывались основные решения по данным мероприятиям. Расследование продолжается, по понятным причинам не все в настоящее время можно сообщить, многое осталось за кадром, — рапортует в конце фильма глава КГБ Иван Тертель.

Напомним, еще в ноябре прошлого года Лукашенко пообещал рассказать, кто и что стоит за «вбросами» компромата на «известных людей».

— Если ты намекаешь на последние сливы в телеграм-каналах, отдельные разговоры, переговоры, связанные с гибелью этого парня (Романа Бондаренко. — Прим. TUT.BY)… Если это, то я тебе должен сказать и всем: не время, потерпите немножко, на следующей неделе все расскажем. Будет очень интересно, — заявил тогда Лукашенко журналисту.

В марте уже этого года он сообщил, что в ближайшее время КГБ «расскажет, сколько сюда тротила завезли. И даже пластита. Кто специалист, тот знает. Это уже не Автуховича группа. Это уже новые. Хорошо, что их прикрыли. И там арсеналы. Зачем? Поэтому им надо сломать, нам надо выстоять, и мы это сделаем».

Читать полностью: https://news.tut.by/society/724697.html?c=