Tarbozaver88

Фонари едва прибивались через плотно сросшиеся ветки, свет падал на асфальт небольшими неровными пятнами, выхватывающими из кромешной темноты островки асфальта. Вадима что-то отвлекло, это был то ли шелест, то ли шорох слева от дорожки. А когда он снова посмотрел на тропу, то второго бегуна не было. Куда он мог свернуть? Деревья плотно обступали аллею, да и зачем шариться по ночному лесу без фонаря? Додумать эту мысль Вадим не успел - слева стали слышны отчетливые шаги. Кто-то бежал сбоку от него, но на дорожку не выходил. Глаза плохо адаптировались к частой смене освещенных и тёмных участков. Парень едва различал между деревьями фигуру: те же спортивные штаны, что и на незнакомце, такой же надвинутый на голову капюшон. Это был он? Незнакомец? Отсутствие света никак ему не мешало, спортсмен двигался между стволов деревьев уверенно и легко держал темп. Парень нечаянно оглянулся - на дорожке сзади показались ещё два бегуна, оба они были в таких же толстовках, как и первый. Лиц было не разобрать.

Всё это было странным и неправильным. Вадим решил пропустить всю эту компанию вперёд, а потом развернуться и по этой же аллее спокойно вернуться обратно. Он стал замедлять шаг... бегущий рядом - тоже. Вадим не увидел, а скорее почувствовал это. В него упёрся чей-то холодный немигающий взгляд. Провал под капюшоном теперь поворачивался вслед за парнем. Вадим оторопело остановился, незнакомец же пробежал несколько метров вперёд. Парень будто в дурном сне видел, как тот продолжает за ним следить, не поворачивая корпуса. Его голова отвратительно, по-совиному повернулась лицом за спину. Незнакомец вышел на дорожку, преграждая путь.

Сзади приближались шаги ещё двух. Вадим стоял на крохотном пятачке асфальта, освещенном уличным фонарём, не зная, что предпринять. В темноте перед ним разгуливал странный человек (человек?) в капюшоне, от одного вида которого хотелось зажмуриться и проснуться дома. А теперь к нему на помощь спешили ещё двое. Они как раз добежали и остановились в тени в нескольких шагах. Никто не двигался с места. Трое застыли, разглядывая Вадима и слегка покачиваясь. Молчание становилось невыносимым, парень не выдержал:

- Вы кто? Что вам от меня надо?

Тишина, мужчины в капюшонах никак не отреагировали.

- Я... Чего вы пристали?..

Никакого ответа.

- Я сейчас... я сейчас полицию вызову! - взвизгнул Вадим и достал телефон. На экране предательски мерцало "нет сети". У того, что бежал впереди Вадима, мелко затряслись плечи, он беззвучно смеялся. Вдруг Вадим понял, насколько замёрз. Апрельские ночи тёплыми не назвать, но это было что-то другое. Сейчас парень чувствовал отвратительный липкий холод, пробиравший до костей. Изо рта валил пар. Нужно было действовать. Вадим постоял ещё немного и, набрав воздуха в грудь, выпалил:

- Ну и стойте тогда сколько хотите, а я побегу...

Снова ответом ему были лишь шорохи ночного парка. Он сделал шаг в сторону, приближаясь к краю освещенного пятна... Трое рванули в том же направлении, они столпились там, где нога Вадима должна была пересечь нетвердую границу света и тени, и снова замерли. Вадиму стало дурно от мысли, что он мог остановиться в темноте, тогда этой спасительной грани не было бы... Парень отшатнулся на середину светового пятна, молясь об одном - чтобы ни у одного безумного электрика не возникла сейчас идея экспериментировать с освещением в парке. Незнакомцы снова заняли свои места вокруг. Вадим от безысходности сел на асфальт, было очевидно, что просто так эти, в толстовках, его не выпустят. Он стянул с ноги кроссовку и швырнул в темноту. Три головы синхронно проследили её полёт и снова сосредоточились на Вадиме. "А они умнее, чем я думал". Неожиданно один из них исчез в темноте на пару мгновений, а затем вернулся, держа обувь парня двумя пальцами. Вадим ахнул: пальцы были неестественно длинными и тонкими с бесчисленным количеством фаланг. Одной рукой незнакомец держал кроссовку, а другой манил парня к себе.

- Подойти и забрать у тебя?.. Я, по-твоему, настолько тупой?! - Вадим истерично расхохотался и упал на спину. Ситуация была одновременно настолько идиотской и настолько пугающей, что его голова отказывалась воспринимать реальность. Глаза парня закрылись, он впал в какое-то оцепенение...

- Коннор, фу! Коннор, отойди! Ко мне!..

Сознание медленно возвращалось. Вадим почувствовал на лице что-то тёплое и влажное. Он открыл глаза и увидел над собой над собой спаниеля, тот облизывал лицо парня и вилял хвостом. В нескольких метрах приплясывала женщина в цветастой куртке и поводком в руках. Она тараторила, не переставая:

- Коннор, отойди от дяди! Коннор, ко мне! Мужчина, вы что? Вам плохо? Коннор, фу! Да что это за собака?! Мужчина, вам скорую вызвать? Я уж подумала, что вы... Коннор, фу!.. Сердце у вас как?... Мужчина, да скажите хоть что-нибудь!.. Коннор, отойди...

Вадим тяжело сел. Давно рассвело, в лучах молодого апрельского солнца парк выглядел совсем иначе. Разумеется, никаких незнакомцев в капюшонах поблизости не было, как не было и второй кроссовки. Еле отбившись от любвеобильной собаки и от её говорливой хозяйки, парень побрёл домой.

Вечером того же дня, уже выйдя из душа и ложась спать, Вадим задержался на балконе с сигаретой. Между двух ярких пятен дворовых фонарей стоял прямой как палка мужчина в тёмной толстовке с наглухо надвинутым капюшоном и держал в руке его, Вадима, пропавшую кроссовку. Увидев, что парень его заметил, тот приглашающе поманил к себе рукой.

Наконец, я не верил своему счастью, между деревьев проглянул первый огонёк. Желтый электрический свет ни с чем не перепутаешь. Я ускорил шаг. Вокруг уже совершенно стемнело, я запинался о ветки и камни, но огни всё-таки приближались. В итоге я исцарапанный, уставший и голодный выбрался на деревенскую окраину. Я достал смартфон, от заряда батареи осталось два процента, часы показывали восьмой час. Я двинулся в центр, есть же здесь какой-нибудь сельский глава или почта на худой конец. Место было странным: ни одной собаки. Я вспомнил свой родной Ягул, по которому и шагу нельзя было ступить без собачьего лая. Дома выглядели ветхими, однако почти во всех окошках горел свет. За мной наблюдали, я несколько раз ловил боковым зрением как колыхались занавески. Смартфон сел и стал бесполезным.

Стучаться в первый попавший дом я не решался, ноги сами вывели меня на подобие центральной площади. Я ожидал увидеть здесь какой-нибудь фельдшерский пункт, или встретить какого-нибудь полицейского. На худой конец я был готов постучаться в сельский ларёк (наверняка закрытый в это время), чтобы охранник позволил позвонить. Но ничего подобного я не встретил: широкую сторону занимал совсем почерневший и заколоченный дом культуры, на противоположной стороне тёмной громадиной высилась брошенная школа. Единственным обитаемым строением был большой деревянный дом на четыре окна, в которых горел свет. Было тихо и пустынно. От площади в разные стороны уходило несколько дорог, но мне уже не хотелось никуда идти. Голод и усталость делали своё дело, я подошел к дому и постучал в стекло.

За занавеской началось какое-то движение. В окне появилась косматая голова, мужчина разглядывал меня какое-то время, затем молча исчез. Я услышал, как где-то во дворе со скрипом открывается дверь, кто-то топочет по крыльцу... Наконец калитка отворилась, за ней стоял тот косматый. Вместо приветствия он проговорил:

- Ты от Егорьевны?

- Я... нет. Я заблудился.

Мужик что-то соображал. Затем снова выдал:

- К Егорьевне надыть... Значить завтра... Заходь.

Он повернулся спиной и пошел во тьму двора. Из тёмных сеней мы попали в просторную горницу. Около половины комнаты занимала печь. Посередине стоял стол с двумя лавками по бокам. В дальнем углу стояла кровать с лежащей на ней женщиной, возле на табурете сидела другая с тонометром в руках. Первым зашел мужик, тот без предисловия начал:

- Вот... пришел... к Егорьевне затра...

Вот ведь далась ему эта Егорьевна, кто бы она ни была! Женщина на кровати тихо отозвалась:

- Да... Надо так... Ты проходи, проходи, голодный поди...

Вторая женщина поднялась с табурета, какой-то странно на меня глядя. Мужик загрохотал чугунками у печи. Лежачая командовала:

- Осип, что ты... Там ещё шти были... А мясо-то, мясо тоже доставай!..

Я до сих пор не успел проронить ни слова в этом доме. Селянам было совершенно безразлично как меня зовут и откуда я. Ими обоими полностью завладела идея меня срочно накормить... Видимо допрос откладывался до застолья, я не был против. Вторая женщина громко сказала: - Поздно уже, я завтра ещё зайду. - и пошла к выходу. Проходя мимо меня, она успела шепнуть: "Ничего не ешь кроме картошки и хлеба". Двое были поглощены идеей собрать на стол, по-моему, её ухода они даже не заметили.

Меня усадили за стол. Женщина так и не поднялась с постели, а Осип сел напротив. Мне не нравился его взгляд, его глаза ничего не выражали, только по-рыбьи таращились и следили за каждым моим движением. Я начал было рассказ про неудачную охоту, но ответом мне было гробовое молчание. В ответ на любой вопрос он лишь кивал и изредка добавлял: "да ты ешь, ешь..." Я решил последовать совету незнакомки и не притронулся ни к чему, кроме варёного картофеля (даже без соли!). Попутно я пытался выпытать у них где же я всё-таки нахожусь (потому как это не мог быть Вильгорт, судя по запустению), где бы найти телефон, какие автобусы здесь ходят и как добраться до города. Реакция была такой же: женщина вообще не подавала признаков жизни, а Осип лишь раскачивался на скамье и то молча кивал, то советовал идти к Егорьевне (зачем?), то улыбался. Заканчивал я ужин уже в совершенной тишине.

Затем меня проводили в "комнату для гостей". Мы снова прошли через тёмные сени, Осип круто свернул, открыл дверь и щелкнул выключателем. Здесь было меньше света, на потолке тускло светилась одна слабая лампа. Кровать, вернее продавленный топчан, стоял вдоль стены, напротив него был стул, в углу стояло ведро с крышкой, другой мебели не было. На противоположной стене от дверей было окно, закрытое шторами. Осип важно напомнил:

- Спи теперь... а завтра к Егорьевне... - он круто развернулся, закрыв за собой дверь, и оставил меня одного.

Я был рад любой крыше над головой, но обстановка здесь давила и даже пугала. Осип этот странный, жена его (жена?), видимо тяжело больная... Рассудив, что ночью я всё равно не доберусь до цивилизации, и молясь, чтоб на постели не водились вши, я осторожно присел на кровать. Постельное бельё было пыльным, но в целом чистым. Не успел я снять ботинки, как в стекло постучали. В тишине комнаты это прозвучало как выстрел, я подскочил. Я отдёрнул шторы... на окне была толстенная решетка, а за стеклом маячило лицо той второй женщины, которая спешно ушла. Жестом она показала открыть створку окна. Рассохшаяся рама не сразу поддалась, я боялся, что перебужу всю деревню. Хорошо, что обошлось. Женщина быстро зашептала:

- У нас мало времени, слушай и не перебивай. Здесь эпидемия, они все безнадежно больны. Не притрагивайся ни к чему мясному...

- Ну я же не веган! Один ужин я просидел, а завтра...

- А завтра ты можешь пополнить их ряды. Не перебивай! У тебя будет один шанс сбежать. Сделать это нужно будет, когда выведут на улицу. Они медлительны, вряд ли догонят. Беги к реке и продолжай спускаться вниз по течению, если повезёт...

- Скажите хоть, где мы находимся, это ведь не Вильгорт?

- "Вильгорт"... До Вильгорта отсюда часов восемь пути. Деревня называется "Ыу-Анча".

- Ч... что? Как-как?

- Ну да, они так её называют. Раньше была "Щаклинка", как река, а теперь вот... "Анча".

- Что это за дичь? Кто вообще придумал?

- О, это хороший вопрос. Слушай внимательно. Здесь давно существовала крохотная деревенька староверов. Жили обособленно, властям до них дела не было, они сами никуда не выбирались. В годы советской власти в деревню повели электричество, снесли церковь, построили школу, был телефон... Я как приехала фельдшером по распределению в восьмидесятые так и... - она всплакнула. - Как будто все забыли, все бросили, даже дорога заросла уже почти. А лет десять назад Глашка притащила из лесу эту мерзость. Тогда и начался мор...

- Я не понимаю...

- Никто не понимает. Уж не знаю, где она нашла это существо, она всегда была не совсем нормальной. Таскала эту погань, завернутую в пеленки, баюкала, всем показывала. Мужики плевались, хотели даже отнять да сжечь, но пожалели. Чего обижать убогую? А Егорьевна тогда вдруг успокоилась и принялась всех зазывать к себе на обед...

Я молчал, не зная, как реагировать на этот бред.

- Видишь ли, это какой-то сложный паразит. Стоит хотя бы небольшой его части попасть в чужой организм, как оно полностью лишает жертву воли и управляет им как марионеткой. Желания примитивные - еда, безопасность... Как она сама заразилась никто не знает, это не важно. Сумасшедшая догадалась печь пирожки с ломтями этого паразита, чтоб все распробовали. Нет, кипячение не убивает, я пробовала. Когда местные поняли, что происходит, то почти вся деревня уже у неё побывала и дружно спятила. Оставшихся нормальных накормили насильно...

- А как же вы...

Женщина грустно улыбнулась:

- Да. Конечно. Иначе растерзали бы. Или даже скормили "Анче", как коров. И собак. И кошек. И кур... Видишь ли, остатки рассудка и какие-то навыки всё-таки сохраняются. Они безумны, но ведут хозяйство, ставят капканы, собирают ягоды и грибы чтобы кормить, кормить, кормить эту тварь и себя на оставшееся. Ну а я не разучилась лечить даже без сознания. Как-то случилось мне заболеть, я на автомате вколола себе каких-то просроченных антибиотиков и... прозрела. Паразит во мне потерял контроль. Стоит пройти двум-трём дням, как сознание снова мутнеет. Мне приходится поддерживать концентрацию в крови, уже печень болит, но... лучше умереть так, чем на поводке, - она беззвучно заплакала в кулак.

- И вы не убежали?

- Если уйти слишком далеко, то паразит убивает носителя. Мужики уходили вверх по реке, а потом по реке приплывает тело - никаких повреждений, только мозг из глазниц вытекает... А дичи и рыбы надо всё больше. Оно вечно голодное, оно растёт как на дрожжах. Регенерация удивительная...

Я почувствовал мощный рвотный позыв и тяжело задышал.

- Ну вот, теперь ты начинаешь понимать. Завтра, как только выведут на улицу, беги. Беги и не оглядывайся. Если доберешься до людей, то... а впрочем никто не поверит... - женщина завернулась в платок и, едва сдерживая рыдания, побрела куда-то в темноту.

- Стойте! Я вернусь за вами. Как вас зовут?

- Да какая теперь разница..., - донеслось снаружи.

Я прошелся по комнате. Спать я расхотел, после такого было не уснуть. В порыве малодушия я попробовал открыть дверь - без шансов, дверь даже не шелохнулась. Этот зомби подпёр её чем-то снаружи! То, что это не комната, а камера, стоило догадаться раньше. Видимо я не первый... Меня передёрнуло, сколько попавших в деревню так в ней и остались. Я вернулся к окну и пару раз дёрнул за решетку - тоже намертво. Куда уж мне, тощему городскому жителю, выломать металлические прутья толщиной в два пальца. Метаться и орать было глупо, не хватало ещё заранее себя обнаружить. К тому же незнакомка была права, при свете дня бежать куда проще и удобнее. Я опустился на кровать, если уж и бежать, то нужно собраться с силами. Я провалился в какое-то нервное оцепенение, вздрагивая от каждого шороха. Так я и просидел, пока небо не начало светлеть...

Из оцепенения меня вывела возня в сенях. Кто-то тяжело топтался за дверью. Я был готов играть лучшую свою роль и быстро лёг на топчан. Осип ввалился в комнату. Я, "сонно" хлопая глазами и потягиваясь, уставился на него:

- О, доброе утро.

- Утро... да... К Егорьевне надыть, пора...

- Ну к Егорьевне, так к Егорьевне. Веди.

Осип закивал и потащился из дома. Я с замершим от волнения сердцем двинулся следом. Мы вышли за калитку - на улице было полно народа. Черт! Это в мои планы не входило. Я-то намеревался толкнуть этого робота и удрать. Однако сделать это на виду у остальных несчастных я конечно не мог. Остальные почти не двигались, они стояли у своих калиток и пристально на меня глядели тем же рыбьим взглядом. Осип, покачиваясь, плёлся по центру улицы, я лихорадочно думал что предпринять. Мы прошли так несколько домов. Неожиданно Осип указал на калитку и проскрежетал:

- Тудыть... к Егорьевне...

Под прицелом нескольких пар глаз я повиновался. Обычная деревянная дверь, ничем не отличающаяся от остальных... Осип пыхтел у меня за плечом. Слава богам, во дворе никого не было. Большую часть пространства за забором занимал покосившийся деревянный дом, через двор стояло несколько хозяйственных построек, совершенно почерневших и ветхих... От безысходности я вспомнил один приём, которым владеет любой школьник младших классов. Я повернулся к своему стражу:

- Слушай, такое дело... Мне бы в сортир.

Осип уставился на меня и остановился. Я закручивал дальше:

- Что-то я съел вчера. В общем... очень надо.

Мужик долго соображал, затем протянул:

- А-а... ну бываеть... туда иди, - и ткнул корявым пальцем в деревянную дверь, - А то надыть...

- К Егорьевне. - закончил я за него. - Да, я быстро.

Когда дверь сортира за мной закрылась, я начал ощупывать потолок и доски на противоположной стене. Какое счастье, что Егорьевна эта была одинокой деревенской дурой и ремонтом хоздвора не занималась. Какое счастье, что все эти постройки прогнили настолько, что держались на одном честном слове... Сейчас я понимаю, что мне невероятно повезло найти несколько трухлявых досок. Бить было нельзя, иначе зомби бы меня раскусил. Но это и не потребовалось: я упёрся спиной и руками в дверь и потолок, а ногами надавил на противоположную стену. Дерево настолько сгнило, что пара досок поддалась и понизу слетела с гвоздей. В задней стене сортира на уровне дыры в полу образовался узкий треугольный лаз. Обдирая плечи и рукава, я вывернулся наружу. Осип беспокойно переступал с ноги на ногу перед дверью. Я подобрал какую-то щепку с земли и швырнул во двор, попал хорошо - загрохотало, мой сопровождающий медленно обернулся на звук и замер спиной ко мне. Того мне и было надо! Я бросился за ближайший сарай. Теперь нужно было выбраться за пределы деревни, и я был бы спасён. До забора было не больше полуметра, в этом простенке омерзительно пахло, узкий коридор вёл меня всё ближе к свободе. Я миновал поворот и упёрся в деревянную стену. Этот проклятый сарай срастался с забором, являясь его продолжением. Это был тупик. Но не за тем я проявлял чудеса изобретательности, чтобы просто так вернуться и сдаться в лапы к этому Осипу. Я подпрыгнул и зацепился за нижний край крыши, а ногами начал взбираться по доскам забора, видел этот приём в кино про ниндзя, да всё не доводилось попробовать. Так, подтягиваясь и отталкиваясь, я кое-как заполз на край настила. Я был на крыше сарая, оставалось только спрыгнуть за забор, но...

Я услышал тонкий бабий голос:

- О-осип, ты чагой-та тут?..

Мой тюремщик что-то пробурчал.

- А... ну веди-веди... чаю пить будем. А я пока покормлю...

Кого она покормит я не расслышал. Отлично, о моей пропаже он пока не догадался. Я встал в полный рост, раздался оглушительный треск и настил подо мной зашатался и полетел вниз. Сначала меня выручили гнилые доски, а теперь они же меня губили. Несколько стропил сложились внутрь, и я как по горке съехал внутрь сарая. Сарая? Нет. Оказывается, это был хлев. Первое, что я разглядел, была перепуганная баба в дальнем конце, замершая с открытым ртом. А между нами, в темноте возилось... нечто. В нос ударила невообразимая вонь, если б не пустой желудок, то меня бы стошнило. В тени хлева, занимая несколько стойл разом отвратительными колбасами шевелилась плоть, непрерывно двигались какие-то отростки, челюсти и жвала. В общем хаосе биомассы угадывались глаза с вертикальными зрачками. Женщина тонко и противно завизжала. Разглядывать эту погань времени не было. Сердце колотилось бешено, я уже слышал топот Осипа по двору. Наклонные стропила с остатками крыши вели наружу, из дыры в крыше лился солнечный свет. Я полез по доскам, как по лестнице, мысленно перечисляя всех богов, которых знал. В голове крутилось лишь одно: "только не сломайтесь, только не сейчас..." Краем глаза я видел, как в дальние двери ворвался Осип, как ринулся через хлев по направлению ко мне... А я в это время балансировал на хрупкой, шатающейся конструкции... Я отвернулся и не глядел назад, будь что будет. Неожиданно через скрип досок и собственное судорожное дыхание я услышал крик, это кричал мужчина, кричал ужасно и обреченно. Я повернул голову: нога Осипа была обвита несколькими отростками неведомой твари, та тянула его всё ближе и ближе к зияющей рядами зубов пасти. То ли неожиданное вторжение перепугало тварь, то ли голод окончательно свёл её с ума - теперь не важно, участь Осипа была решена. Он пробовал отбиваться от новых щупалец и петель, но всё было тщетно. Баба, визгливо причитая, то выбегала из хлева, то возвращалась... Мне было не до неё, я почти выбрался. Одуряющая вонь отступала, я вдохнул свежего воздуха, подтянулся на руках и... снова оказался на крыше.

Больше я не медлил. Руки кровоточили от заноз и царапин, плечо сильно болело, но теперь было не до этого. Я удачно приземлился за забором на обе ноги и припустил по направлению к реке. Сколько у меня было времени? Фельдшер говорила, что зомби медлительны. Но, глядя на Осипа, я бы так не сказал. В любом случае проверять я не собирался и бежал до тех пор, пока перед глазами не поплыли красные круги. Река! Мало чему я так радовался. Через пару часов я дошел до места слияния двух рек, наконец-то это была Бигичевка. А ещё через несколько часов, продрогший, со сбитыми ногами я ввалился в отделение полиции на Чердынской в Вильгорте...

7. У самых отбитых студентов самые отбитые мамы и бабушки. Самая жесть на младших курсах. Как-то выуживают телефоны преподавателей и начинаются звонки: "Как ты пасмел паставить маей дитачке тройку на ыгзамене?!!" "А пачиму его(её) атчисляють?! Мне говорит, что адни пятёрки!!" Оставим за скобками, что оценки давно ставятся в баллах, но это мелочи. Самым эпичным было обращение на кафедру вида: "моему сыну не поставили заслуженную оценку на экзамене, так как всё руководство кафедры и преподаватель такой-то в частности требовали у него взятку". Дали отправительнице пасквиля понять, что подобная клевета, вообще-то, подсудное дело.

8. Кстати о взятках. Встречаются на мёртвых кафедрах, где остались два-три деда пофигиста и какой-нибудь прыткий армянин, нанятый со стороны. Самые потрясающие истории ходят о самых бесполезных и не выпускающих кафедрах. Но не верьте, абсолютное большинство преподавателей не на помойке себя нашли. У нас чаще всего есть работа вне ВУЗа, а преподавание - вторая (у кого даже третья) работа. Мараться о студенческие копейки - это себя не уважать. Иногда студенты предлагают. Разумеется чаще всего это южные регионы и Краснодарский край с соседями.

9. Две лекции подряд - нагрузка на голосовые связки. Три лекции подряд - почти верная хрипота к концу дня.

Томиноккер зашаркал к трону, подволакивая ногу. Проще было долететь, но имперский этикет запрещал расправлять крылья в помещении. Ну что же, пока следовало потерпеть. Путешествие предстояло утомительное, зал для посольских приёмов должен был вселять трепет и уважение к могуществу Империи. Вдоль стен высились статуи королей прошлого, лорд усмехнулся про себя, многих он знал лично. Под потолок уходили колонны, высота которых вдавливала посетителя в пол, особенно после крохотной комнатки для ожидающих. До подножия трона вела широкая ковровая дорожка длиной с сотню шагов. Ариоланта шла по левую руку, чуть отстав, как было принято при дворе. Ещё десять шагов, ещё десять... Стены и полоток слегка сходились к тронному пьедесталу, чтобы император на троне сам не казался букашкой в этом зале. Молодой человек, стоявший у одного из окон, круто развернулся и подошел к послу вплотную.

- Вам здесь не место! Отец терпелив и прощает вам ваши выходки, вам и вашему рогатому вождю. Я бы доставил вас в столицу в клетках и оставил гнить на площади.

От трона слабо донеслось:

- Сын мой, не сейчас...

Томиноккер же и бровью не повёл, он слегка склонил голову, поправил драгоценный камень на левом роге и деликатно произнёс:

- Я приветствую вас, принц Винсент. Сожалею, что наш визит вас огорчает. Но, при всём уважении, сейчас нас пригласили не вы, а ваш досточтимый отец.

Юноша фыркнул, круто повернулся на каблуках и удалился в боковые двери. Ариоланта шепнула:

- Дядюшка, вы могли испепелить его на месте...

Старый посол улыбнулся:

- Моя дорогая, искусство дипломата в том и заключается, чтоб приговаривать "хороший пёсик", пока не найдётся хороший булыжник. - и добавил громче, чтоб слышали у трона: - Пойдём же, не будем заставлять его величество нас ждать...

Пока гости неспешно двигались к трону, стоящие у пьедестала шептались. Алебардщики в церемониальных кирасах, лакей, телохранитель императора и пара писцов конечно были не в счёт, тем более, что все они молчали. В зале присутствовали куда более примечательные мужи: ближе всех к ковровой дорожке стоял герцог де Сейс - главнокомандующий южных армий и первый военный советник. Даже среди гвардейцев герцог выделялся исполинским ростом и широкими плечами. На него постоянно жаловались конюхи - найти подходящего скакуна для этого гиганта было непросто. Рядом, едва доставая де Сейсу до плеча, беспокоился магистр Шахт. Шахт был одновременно и придворным чародеем, и главой ордена. Не часто его приглашали в посольский зал, но визит Томиноккера всех поставил на уши. Наконец, третьим у ступеней трона был канцлер де Гратц. Де Гратцы были послами и дипломатами так давно, что никто уже и не помнил, чем ещё знаменит этот старинный род. От канцлера не укрылась неучтивость мажордома по отношению к прибывшей корнигурийке, но это было даже хорошо. Пусть рогатый посол заранее знает, что на этот раз престол настроен решительно. Несколько в стороне скучал де Валу, надежда и опора имперской конницы. Ещё совсем молодым человеком он попал в оруженосцы, затем был многократно отмечен на турнирах, в том числе и предыдущим командующим. Затем была оглушительная победа над самим де Сейсом в одном фехтовальном поединке. Вот тогда-то де Валу заметили по-настоящему, будущего графа уже назначили в командиры конной гвардии, но придворные льстецы уже пророчили ему чуть ли не пост командующего. Здесь он ни во что не вмешивался и присутствовал лишь из должности. Пока канцлер выбирал вступительные слова, Шахт впился в локоть герцога и зашептал:

- Ваши люди забыли отнять у посла посох.

Де Сейс холодно улыбнулся:

- Магистр, ну что вы, это просто палка. Будь это магическим предметом - вы бы уже почувствовали. Сперва их обыскали ваши люди и сняли с них целый мешок магических перстней и амулетов, затем мои орлы отобрали у этой рогатой несколько кинжалов. Так что угрозы я не вижу.

Помолчали.

- И всё-таки Томиноккер известный и сильный колдун. Боюсь, идея вызывать его к трону ...

- Именно поэтому вы здесь, магистр. - перебил герцог. - Пока есть время - защитите нас барьером, и поплотнее.

Шахт кивнул и крепче взялся за посох. Его взгляд помутился, солнечный свет из окон стал немного тусклее, а все присутствующие ощутили лёгкое покалывание на коже.

Наконец Томиноккер доковылял до первой ступени и разлетелся в поклоне.

- Ваше величество, сиятельный канцлер, господа, честь быть приглашенным к престолу императора.

Канцлер сухо заметил:

- Посол, вас не приглашали, а вызывали. Кто прибыл с вами? Нам неизвестно имя вашей спутницы.

- Позвольте рекомендовать вам мою племянницу, перед вами Ариоланта Калагера Филомена лар-Кервус.

Корнигурийка, прямая как струна, чинно поклонилась и снова выпрямилась.

- Лар-Кервус... лар-Кервус... а кем вам приходится командующий лар-Кервус, который сейчас собирает войска в Долгой долине? - бросил герцог.

На лице Ариоланты показалась лёгкая улыбка:

- Наши отцы - родные братья, мой лорд.

Канцлер тем временем повернулся к старику на троне:

- Ваше величество, посол Кромага, лорд Томиноккер, готов ответствовать.

Король медленно проговорил:

- Я вызвал вас, чтобы развеять наши подозрения, - Томиноккер не переставал улыбаться. - Мой добрый сосед Магнус передвигает армии в опасной близости от границ Империи, расскажите нам зачем... - король откинулся на спинку трона и закрыл глаза.

Все присутствующие с облегчением выдохнули - на этом роль короля была сыграна, дальше поводья в руки брал канцлер. Томиноккер помолчал и с видом оскорбленной невинности заговорил:

- Уверен, высочайшему престолу известно о постоянных нападках северных племён. От них страдает Кромаг, от них страдают и северные провинции Империи. Действительно, командующий лар-Кервус собирает отряд для карательной экспедиции в дикие земли. Я удивлён и даже оскорблён вашими подозрениями. Мне кажется, вы должны рукоплескать этому походу не меньше жителей Кромага...

Де Сейс оборвал посла:

- Да, это всё прекрасно. Вот только Долгая долина на юге выходит почти к самой столице. Армия Кервуса угрожает внутренним провинциям и даже, даже столице!

- Помилуйте, герцог, как отряд лар-Кервуса может вам угрожать? Если бы командующий по какой-либо неведомой мне причине и решился бы повернуть на земли Империи, то его путь сразу же преградили бы сперва крепость Ван-Шанц, после укрепления предгорий, а затем непревзойденный и могучий Ван-Тройцен. Разве под силу отряду из нескольких сотен воинов преодолеть эти твердыни? Или может быть начали приходить дурные вести с северных застав? Магистр Шахт, - маг вздрогнул, - вы нам не поможете? Не обращались ли к вам маги гарнизонов?

Шахт долго сверлил посла глазами, затем выдавил:

- Нет, вестей не было.

Канцлер поморщился, представление разваливалось, так как посол не собирался каяться:

- Наши сведения пусть остаются нашими, лорд Томиноккер. Нам достоверно известно, что в Долгой долине собралось уже не "несколько сотен", как вы выразились. Счёт пошел на тысячи. Не многовато ли для одной экспедиции?

- Я призываю в свидетели лорда де Турра. Мы были дружны с ним, он был настолько любезен, что сам проинспектировал северную часть Долгой долины...

- И был выслан на острова за излишнюю приязнь к вам и возможную измену, посол. - оборвал герцог.

- Изме-ену? - протянул Томиноккер, поднимая брови. - А может быть вся вина этого достойного война сводилась к спокойной и честной оценке происходящего и военному таланту? Кого больше любят в войсках, господа? Заносчивого герцога или удачливого лорда? Но я понимаю, зависть часто плетёт ужасные козни. Что больнее: получить копьё в грудь на поле брани или пинок под зад при дворе?

Де Сейс густо побагровел.

- Вы забываетесь! - прошипел канцлер.

Посол впал в грустную задумчивость:

- Вы верите любой лжи о Кромаге, но не верите словам посланника Кромага, не поверили даже лорду... Я предлагаю отправить посыльного в Долгую долину, пусть привезёт нам депешу, скрепленную печатью коменданта Ван-Шанца. До тех пор мы с Ариолантой с удовольствием погостим в столице. Если командующий действительно движется не на север, а на юг, тогда я отдам на отсечение голову. Кстати, примерно это мне только что предлагал принц...

Король тихо проговорил:

- Винсент переживает, как и все мы. Не вам, посол, судить молодое горячее сердце, тем более, что похоже у вас его нет.

Томиноккер покивал:

- Ваше величество изволит шутить как всегда изысканно. Но к делу, господа. Я настаиваю на отправке гонца.

Де Сейс и канцлер переглянулись.

- Ваша голова, посол, не остановит вторжения.

- Я не знаю, как ещё мне убедить высокий престол в исключительно чистых намерениях Кромага... Впрочем, нет, знаю. Мой повелитель, высокий иерарх Магнус, обеспокоен сложившимся недопониманием. Он послал вам в подарок одну из наших лучших танцовщиц. Угодно ли вашему величеству и господам насладиться представлением?

С трона донеслось:

- До танцев ли нам? Ну пусть пляшет. Но разговор про армии Кромага нас ещё ждёт, посол... войска должны уйти...

- Разумеется, ваше величество, как вам будет угодно. - Томиноккер почти распластался по полу в поклоне.

Канцлер хотел что-то сказать, но раздумал и щелкнул пальцами, подзывая лакея.

Через пару минут в боковую дверь втолкнули перепуганного музыканта с лютней. Томиноккер широко улыбнулся:

- Не бойтесь, дитя моё, играть за вас буду я... - Инструмент оказался в когтях посла. - Ариоланта, прошу...

Рука Томиноккера тронула струны, полилась сложная куранта с большим количеством украшений. Ариоланта, гордо ступая вышла к подножью трона. Длинные одежды создавали впечатление, что корнигурийка плывёт по полу. Её прямой стан почти не отклонялся от вертикали, а руки неспешно парили, одно па грациозно следовало за другим.  Присутствующие невольно залюбовались. Неожиданно посол перешел на алеманду. Танцовщица тронула брошь на плече, и верхняя накидка упала к её ногам. Под тканью был костюм сложной выделки, с прозрачными и цветными вставками. Каждое движение Ариоланты сопровождалось игрой света в цветных стёклах. От плеч к локтям шла стеклянная чешуя, мелодично звеневшая в такт музыке. Теперь гостья двигалась свободнее и быстрее, от калейдоскопа ярких пятен рябило в глазах. Шахт почувствовал... и всё понял, слишком поздно. Чутьё магистра было сконцентрировано на демоне в центре зала, он совсем упустил из виду остальную часть дворца. Он успел только хрипло крикнуть: "Сейс, всех гвардейцев ко входу! Сейчас же..." Двери в конце зала распахнулись, в них спиной вперёд с грохотом влетел один из стражников. Герцог и канцлер застыли у нижней ступени трона, телохранитель короля оказался проворнее, выскочив вперёд. Ариоланта с шипением рванула себя за рукав, стеклянная чешуя посыпалась на ковёр, однако в руке корнигурийки осталось несколько продолговатых прозрачных пластин. "Алебарды наизготовку!" - только и успел крикнуть Герцог, когда первая из них вошла ему в глазницу. Меч он успел вытащить из ножен только наполовину. Второй осколок с хрустом вонзился падающему герцогу в горло. Канцлер не стал ждать своей участи, он на четвереньках, по-паучьи, бросился под защиту трона. Третий осколок Ариоланта запустила в Шахта, но тот уже стоял на верхних ступенях перед троном и творил защитные чары - стеклянная стрела замедляла свой полёт всё более, пока не замерла в двух ладонях от лица магистра. Корнигурийка завертелась перед троном, швыряя стеклянные полосы в сторону пьедестала - пара из них угодила в удирающих слуг, остальные оставались в воздухе. Первый свой осколок Де Валу пропустил, тот с противным скрежетом проехался по кирасе. Он выхватил меч и в боевом порядке шагнул к Ариоланте. Внимание мага было не здесь, на лестнице творилось куда более чудовищное преступление. На пороге появился Хальтер, ученик шатался и едва держался на ногах. В левой руке он сжимал один из магических кристаллов, доступ к которым ученикам был строжайше запрещён, прежде всего, из соображений их собственной безопасности. Шахт представил сколько охраны перебил этот несчастный по пути в подвальное хранилище, а потом обратно наверх, и облился холодным потом. Кристаллы были плохо изучены, работать с ними без опасности для жизни могли только магистры высоких степеней. Эти камни обладали собственной волей и человека неподготовленного буквально сжигали изнутри. Но знающий, чьей воли было достаточно для усмирения кристалла, приобретал при прикосновении к камню дар творить заклятья невероятной мощи. Хальтер, судя по нетвердой походке, был уже близок к концу. Томиноккер прошипел: "наконец-то" и требовательно протянул когти в сторону дверей. Кристалл выпорхнул из дрожащих рук ученика и скрылся в кулаке демона. Шахт сжал руки на посохе, вот теперь дела принимали действительно скверный оборот. Алебардщиков, бросившихся к послу, сбило с ног и раскидало по залу. С отчаянным звоном вылетели витражи в окнах, старый корнигуриец возвышался глыбой посреди зала, а вокруг в страшном смерче закружило обрывки ковра и парадных тряпок, набивку и щепки от мебели. Лорд больше не улыбался, прямо на Шахта смотрели два черных провала, за спиной покачивались огромные перепончатые крылья. Де Валу и Ариоланта продолжали кружить перед троном, короткое движение пальцев Томиноккера, и голова офицера разлетелась на куски. За спиной магистра, внутри защитного барьера, в тишине и покое Король по-птичьи вертел головой и всё повторял: "Как... что происходит...". Канцлер выглядывал из-за спинки трона и что-то лепетал в ответ. Кожа на пальцах Шахта потрескалась, из ушей и носа текла кровь, посох опасно гнулся и трещал... Однако он твёрдо стоял в бушующем вихре, воля Томиноккера, даже усиленная кристаллом, была не властна над магистром.

- Ну что же, - зазвучал бас посла. - Нам этом аудиенцию считаю оконченной. Прощайте, Шахт, больше мы не увидимся. Ланта, ко мне!

Демонесса бросилась к Томиноккеру и ухватила его за локоть. В чудовищном гуле вихря сверкнула молния и... зал опустел. На месте, где только что стояли демоны, остался только небольшой лоскут ковровой дорожки, дымящийся по краям. В наступившей тишине на пол зала падали клочья штор и знамён.

***

Шахт шел через зал к распластанному на полу ученику. Алебардщик древком прижимал горло преступника к полу, но необходимости не было - Хальтер нёс магический кристалл в руке слишком долго, теперь его тело быстро умирало. Магистр собрался с силами, выдохнул и положил руку на лоб умирающего. Он не был силён в целебных чарах, но на несколько мгновений это должно было отсрочить агонию. Де Гратц выскочил из-за плеча магистра и завизжал:

- Отвечай, изменник, сколько тебе заплатили? Что ещё на уме у демонов?

Ученик открыл глаза и прохрипел:

- Месть. Свершилась месть.

Шахт чувствовал - не лжет. Рука болела, под ладонью отвратительно копошилась смерть. Де Гратц только больше распалился:

- Какая ещё "месть"? Ученик чародея, ты должен быть по гроб обязан ордену за то, из какой грязи тебя выдернули! Корона столько делает для...

Магистр оборвал канцлера:

- Ему осталась минута, дайте ему говорить.

- Да, дайте мне говорить... Вспомни Мари Луарье. Вспомни!

Шахт никогда её не забывал. Хотел бы, но не мог. Сколько лет прошло, а Шахт помнил, как он, голодный и оборванный, волнуясь и обжигаясь, впервые творил для неё кристаллические розы. Как он чуть не упал без сил, после того, как получился первый сносный букет из трёх цветков. Как она смеялась, заливисто, в голос, и, шутя, сотворила целую клумбу таких же роз. Как он шел тогда через ночной город, терзаясь обидой, и ненавидел весь свет. Как пообещал сам себе стать лучшим, стать достойным любви Мари. Как потом застал её за чтением запретных текстов. "Заклятья на крови", до сих пор переплёт перед глазами. Нет, донёс не он, но она решила для себя бесповоротно... Как потом, в кабинете магистра Кнуоджа не посмел сжечь её обвинительный приговор, а лишь вяло мямлил какие-то глупости в защиту Мари. Как в слезах стоял потом на коленях в верхнем коридоре темницы, вслушиваясь в рыдания в темноте, пока однажды они не прекратились...

- Да! Ты помнишь, гнусный доносчик, вижу в твоих глазах. Это ты погубил сестру! Ты!!

- Прочитай меня и умри спокойным, глупец, - тихо проговорил магистр.

Ладонь ныла нестерпимо, Хальтер терпел последние мгновения. Было странное ощущение, кроме магического ожога тело несчастного раздирало что-то ещё.

- Умри?! Один?! Не-ет! - хрипел ученик. - Тебя, подонок, я заберу с собой.

Де Гратц снова взвился:

- Ты, верно, безумен! Мало нам твоего предательства, так ещё ...

Магистр глянул на канцлера - тот замолчал.

- Говори. Что ты сделал?

- Сделал, уже сделал! Посмотри на свою руку, грязный завистник. Моя болезнь прикончит и тебя! Тебе осталось две недели, и каждую минуту, отмеренную тебе до встречи с демонами, помни про Мари.

Шахт отнял руку ото лба умирающего, Хальтер захрипел, его глаза закатились. Посреди ладони наливалась смертельной желтизной первая язва. Де Гратц отшатнулся:

- "Сыпь проклятых"! Но как, как ?!... Как во дворец пустили?!..

- Пудра или мел, я сам стряхнул её, когда прикоснулся. Смотрите сами.

Кожа на лбу Хальтера была мертвенно белой, но в том месте, где магистр прикасался к нему, из-под слоя белил выступала корка в желтых волдырях. Магистр встал. Да, это была она, "сыпь проклятых". Две недели, три - максимум. Демон оказался прав, вряд ли ещё они увидятся. Проклятье, действовать надо было быстро.

***

На опушке леса разгорался небольшой костёр. Кони щипали траву, рогатые кучера последний раз проверяли упряжь и оси двух рыдванов. Лорд Томиноккер - хранитель печатей, верховный посол и архимодеус - развалился на траве и тяжело дышал. Ариоланта знала, что пока не заговорит - трогать нельзя. Наконец он прошептал:

- Ланта... Ланта... дитя моё, помоги мне сесть.

Племянница с трудом привалила старика спиной к стволу дерева.

- Уфф, гораздо лучше... - посол разжал кулак и высыпал на траву черный пепел. - Этот предатель даже кристалл нормальный выбрать не смог, я еле пробил защитные чары дворца.

- Я безмерно восхищаюсь, - Ариоланта быстро поцеловала руку Томиноккера. - Идея покончить с ними разом достойна вас.

Старик кивнул:

- По казармам мы охотились бы за ними дольше, это да... но если бы тот конюх тебя поцарапал? Твоя мать оторвала бы мне голову... причем совершенно заслуженно.

- Я сама вызвалась.

- За что я тебя и благодарю, одному мне было бы труднее. А ведь мы... молодцы! - Томиноккер загибал корявые пальцы и оживлялся на глазах: - Сейс твоими стараниями мёртв. Валу тоже, но благодаря мне. Гратц - трус и бесполезный болтун. Король совсем одряхлел, главнокомандующий он никудышный. Принц юн, порывист и глуп, эти недуги обычно проходят со временем, но как раз времени-то у империи нет. Единственный, кто мог бы оказать сопротивление твоему кузену, сейчас на середине пути к северным островам. Видишь? Дорога расчищена.

- Но дядюшка, Шахт жив! Вы не поразили его. Да и я не попала...

- О, моя дорогая, Шахт нам не помешает. У твоего дяди всегда есть добрый совет для ищущих правды при имперском дворе.

Ариоланта улыбнулась. Томиноккер продолжал:

- Знатный переполох мы наделали в этом муравейнике. Ты отправишься в столицу. Магнус ждёт вестей, а тебя ждёт награда. Да и не место тебе на войне. А я на север. За Ван-Шанц я не беспокоюсь, ту дыру твой брат и в одиночку покорит. А вот Ван-Тройцен успеют подготовить к приходу наших сил. Там будет нужна моя помощь. Теперь действовать надо быстро.

- Где, где эта коза?!

Я в притворном ужасе заслонил подоконник спиной:

- Только не убийство! Она же ещё совсем ребёнок!

- Четыре года дуре, ума как не было...

Она замерла и расхохоталась, "ума как не было, так и нет" - любимая фраза моего тестя. Мало что выводило жену из себя так, как сравнение с родителями, но на этот раз она сама попалась. Везувий остывал на глазах. Теперь можно было и вмешаться:

- Предлагаю убраться на кухне в четыре руки...

- Идёт. Ты моешь пол.

Через двадцать минут кухня была вычищена до блеска, пакет с рыбьими потрохами наконец-то выброшен в мусоропровод, сериал на вечер скачан, пицца заказана. Кошка, ясное дело, даже не подумала нам помогать, её-то вполне устраивал ковёр из вонючих очистков на полу.

Под вечер, когда за окном стемнело, мы втроём устроились на диване. Марфуша отчаянно намекала, что её неплохо бы угостить приехавшей пиццей, но получила только один кусок курицы и убралась к себе в логово. На второй серии Анна нажала на паузу:

- Ты слышишь?

Если бы жена не сказала, то я не услышал бы. На лестничной площадке было много народа. Незнакомые мне люди ходили и переговаривались, какая-то женщина тихо плакала, прислонившись к стене. В глазок я разглядел выходящего из соседской квартиры врача скорой помощи, это уже серьезно, я открыл дверь.

- Что здесь случилось?

Женщина в слезах, давясь рыданиями, только замахала рукой в мою сторону. Кто-то из незнакомых мужчин повернулся ко мне и строго сказал:

- Ваша соседка умерла.

Эта незаметная пожилая женщина? Мы плохо её знали, лишь изредка сталкивались в лифте. Старушка не создавала проблем: не смотрела телевизор на полную громкость, не вытаскивала чужую почту из ящиков, даже голубей не кормила. Ничего отрицательного про неё я вспомнить не мог, положительного тоже. Жила, жила, вдруг умерла... Сколько ж ей было? На вид сильно за восемьдесят. Выдержав паузу, незнакомец продолжил:

- Вы, кстати, ничего странного не видели или не слышали?

- Ч-что? Нет, не слышал, то есть мы не слышали.

Мужчина смотрел на меня вопросительно.

- Ещё жена, она тоже ничего не слышала.

Я помялся под его пристальным взглядом и зачем-то добавил: "Совсем ничего".

Было видно, что мой ответ незнакомцу не нравится, но возиться со мной ему не хотелось. Он кивнул:

- Ладно, тогда пожалуйста не мешайте, - и почти силой закрыл передо мной мою же дверь.

Я не представлял, чем в этом случае можно помешать, но решил не бунтовать. Я отпрянул от глазка двери тогда, когда из соседских дверей выносили тело, накрытое простынёй.

Анна выглядывала в прихожую с недоеденным куском пиццы в руке. Новость о смерти соседки она приняла спокойно, в семье за удивление отвечаю я, а она больше за гнев. Постояли, повспоминали, пришли к выводу, что одинокая смерть грустна, хотя в таком возрасте уже ничего удивительного... В общем через пятнадцать минут мы снова были на диване, а ещё через десять в дверь позвонили. На лестничной площадке остались только двое: та заплаканная женщина и кто-то из незнакомых мужчин, её сопровождавших. Она теребила в руках платок, глаза и нос покраснели, губы тряслись. Было видно, что она старается держать себя в руках, но получалось плохо. Не успел я открыть дверь, как на меня полился поток стенаний:

- Вы... здравствуйте. Мама так неожиданно... я не могу... не могу, понимаете? Я не вернусь в эту квартиру. Брат будет заниматься, а я... я... - тут она приложила платок ко рту и снова беззвучно заплакала.

Я постоял какое-то время молча, пауза затягивалась. Не знал с чего начать, поэтому протянул:

- Эм... здравствуйте. Ну, если квартирой будет заниматься ваш брат, то вам незачем так переживать. Не хотите возвращаться, значит и не нужно. Может... чаю?

Женщина только мотала головой и давилась рыданиями. Неожиданно она начала рыться в сумочке и достала оттуда связку ключей.

- Для брата... возьмите... Он как будет здесь, заберёт... - она настойчиво пихала мне ключ в руки.

- Я не... может лучше ему самому забрать их у вас?

- Ах нет, нет! Я уеду... уеду... Куда угодно, только не... простите...уеду...

Вмешался незнакомый:

- Нам пора.

Он подхватил совсем расклеившуюся даму под локоть и быстро увёл её в сторону лифтов. Я так и остался стоять на пороге с ключами в руках. Ну что же, ключи так ключи, пусть валяются в прихожей и дожидаются этого брата. Я решил, что отдам их первому, кто о них спросит, вникать в дела совершенно чужих для меня людей не хотелось.

Остаток вечера прошел спокойно, ещё пара серий, к концу первой из них кончилась пицца, потом ещё одна серия "перед сном"... Жена душераздирающе зевала и отпросилась спать. Я же привычно убрался на кухню и, спасибо двери, погрузился в проект. Кошка любила спать на столе рядом с ноутбуком, потом перед сном я забирал её с собой и относил на кровать. Но в этот раз где-то в третьем часу ночи она неожиданно вскочила и уставилась в угол кухни. Я снял наушники.

- Что ты там уви...

Я не закончил фразу. Нет, я тоже ничего не видел. Я услышал. В квартире соседки явно кто-то ходил. Стена кухни у нас была общей, к тому же видимо довольно тонкой. В нескольких метрах кто-то совершенно точно ходил по квартире мелкими шажками, иногда к звукам шагов добавлялось какое-то невнятное бормотание и хрип. Я почувствовал, как по спине вверх пробирается предательский холодок. Сознание пыталось пресечь панику, подсказывая одну версию за другой. Ну в самом деле, почему бы не оставить кого-то из многочисленной свиты той женщины, видимо дочери покойной, стеречь пустую квартиру. Вдруг он (он?) тоже сова и ему не спится? Но ещё во мне поднималось что-то первобытное и доисторическое, что-то, что подсказывало заорать и бежать куда глаза глядят, выпрыгнуть прямо сейчас в окно, звать на помощь. По лбу тёк холодный липкий пот. В тени лампы мне начали мерещиться странные копошащиеся фигуры. Марфа, округлив глаза, жалобно мяукнула и забилась под стол. Топот тем временем удалился куда-то в комнаты, и... всё прекратилось. Я сидел на стуле ни жив - ни мёртв и тяжело дышал. Из оцепенения меня вывела Марфуша, кошка вскочила ко мне на колени и шумно отряхнулась.

- Так, пошли-ка спать...

Я выпил стакан воды, долго проторчал под душем. Но сон в ту ночь ко мне так и не пришел. Я заснул только после того как жена, наскоро позавтракав, убежала на работу в клинику.

Проснулся я совершенно разбитым, на часах было что-то около полудня. Жуя бутерброд, я бродил по квартире, пока в прихожей на глаза не попались брошенные в прихожей ключи. Я не могу теперь сказать, что мной тогда двигало - то ли любопытство, то ли желание разобраться с ночными страхами, но я сгрёб связку и вышел из квартиры. Стоило мне отпереть соседскую дверь, как в нос ударил запах гнилого мяса. Я поначалу решил, что это от разморозившегося холодильника, но быстро нашлось другое объяснение: на полу в одной из комнат стоял таз с протухшим мясным фаршем. Зачем? Тогда я не понимал, домашних животных соседка не держала. Да и кого можно кормить фаршем из таза на полу? Волка или, может быть, медведя? Стараясь не дышать, я обошел всю квартиру. Ничего особенного на глаза не попадалось, обыкновенные две комнаты, отчаянно требовавшие ремонта. Унылое жильё одинокой старушки: извечная "стенка" с какими-то пыльными рюмками и тарелками, несколько комодов, рассохшаяся кровать, трюмо... Возле зеркал я задержался, как будто что-то отталкивало меня от этой мебели. На секунду накатило то же чувство, что и ночью. Меня замутило, застучало сердце, перед глазами поплыли круги, тогда я списал это на спёртый воздух и одуряющую вонь от фарша. Я стоял и разглядывал трюмо: это была очень старая вещь, сделанная не из нынешних прессованных опилок, а из добротных досок. На толстых резных ножках покоился ящик с двумя дверцами, выше размещались три зеркала: большое центральное и два узких по бокам. Одно боковое зеркало было треснуто, у другого не хватало угла. По краю крышки и рамам зеркал вилась тонкая резьба с какими-то листьями, орехами и фруктами - тонкая ручная работа. Из центральной секции на меня смотрело моё побледневшее отражение. Я потёр виски, морок отступал... Вообще-то я пришел сюда установить кто здесь ходит ночью, но никаких следов чьего-либо проживания я не находил. Холодильник был пуст и выключен, в прихожей не было обуви, нигде не валялась одежда или хотя бы открытая книга... Странно. Напоследок я решил сделать доброе дело, поднял таз с тухлятиной, залил его водой из-под крана и вылил бурую жижу в унитаз. Затем снова набрал в таз воду и оставил его в ванной, дальше пусть этот незнакомый "брат" (ну или кто там должен забрать у меня ключи) разбирается. Наскоро проветрив квартиру, я вернулся к себе.

Марфуша дрыхла на ноутбуке, пришлось выгонять. Но стоило мне открыть проект, как зазвонил сотовый.

- Алло.

Из трубки раздался серьезный мужской голос:

- Вальцов Константин Александрович?

- Да, это я. А с кем ...

Голос перебил:

- Мы вчера говорили на лестнице, когда выносили тело вашей соседки. Меня зовут Михаил. - Ну что же, "Михаил" так "Михаил", я не настаивал. - Вскрылись обстоятельства её смерти. Пришли результаты вскрытия, вы должны знать, что смерть наступила вследствие удушения. На шее следы от пальцев предположительно мужской руки, но отпечатки снять не удалось. Кстати, на руке не хватает двух пальцев.

- И... зачем мне нужно это знать? При чем тут я вообще?

- Мы прорабатываем разные версии, не исключаем, что это убийство. Часто убийца знаком со своей жертвой, вы могли сталкиваться с кем-то на лестнице...

- Я не так давно живу в этом доме и за соседями не слежу.

Михаил хмыкнул:

- А напрасно, могли бы нам что-нибудь рассказать. Вдруг у вас там кто-нибудь с недостатком пальцев на руках трётся?

- Так, послушайте, я не понимаю, о чем речь и участвовать в ваших расследованиях не хочу. Вы даже не представились толком.

- Понятно. Но если всё-таки заметите что-то странное, то набирайте ... - он продиктовал какие-то цифры и отключился. Я сделал вид, что записал. Ещё мне не хватало выслеживать убийц по подъездам.

После второй кружки чая я пришел в норму и провалился в работу до прихода жены. Анна, всегда взвинченная после своей больницы, что-то прорычала и скрылась в ванной. По опыту я знал, что лучше не трогать - через пятнадцать минут это другой человек. Ужин, как обычно, был на мне, сегодня это были тушеные овощи с индейкой. Марфуша получила свой кусок мяса и показательно его жевала посреди кухни. Разговоры за ужином расслабляют. Конечно, у неё в больнице сволочь на сволочи, пациенты неблагодарные, часто просто тупые... Здесь ничего не помогает, только слушать. К концу тарелки она выговорилась, настала моя очередь. Я осторожно завёл речь про топот в пустой квартире, про мою вылазку и про звонок Михаила. Анна прекратила жевать.

- По-моему зря ты туда совался. Ну ходил и ходил, подумаешь, может кто из родственников задержался, а утром уехал. Вот и не похоже, что кто-то живёт - он, наверное, прибрал за собой.

- Угу, холодильник пустой, а фарш на полу забыл.

- Хм, ну значит забыл.

- Да там такая вонища была, что мимо не пройдёшь.

- Не знаю я, ну значит насморк у него...

Я был уверен, что не всё в этой истории так просто, да и кошка вела себя странно. Но жена была права, проще было отмахнуться и не думать об этом. Мысли потекли в другом направлении, мы в красках рассуждали, как криминалисты найдут мои отпечатки пальцев на тазу и кранах в ванной, потом настала пора сериала на ночь... Короче, через два часа я снова был на кухне, но уже вдвоём с Марфушей и включенным ноутбуком.

После двух часов ночи всё началось снова. Кошка вдруг подскочила и бросилась ко мне на колени. Я не сразу понял, что ей нужно - Марфа орала и пыталась залезть ко мне под футболку. Вдруг на меня снова накатила тошнота, голова заболела, сердце заколотилось и ... по пустой соседской квартире снова кто-то ходил. Сознание отказывалось принимать происходящее, я не знал причины этой неожиданной дурноты. Кошка то рычала, то жалобно плакала, на моей груди осталось уже несколько следов от когтей, которые она от испуга и не думала прятать. Я обернулся и стал разглядывать общую стену. Стена как стена, ничего особенного, с нашей стороны жена распорядилась повесить часы и пару акварелей в рамках. Что-то мелькнуло в зеркальной поверхности кастрюли с супом. Я перевёл взгляд и... до сих пор не понимаю, почему рассудок не оставил меня сразу. В кастрюле изогнуто отражались длинные тонкие руки, которые колыхались будто водоросли в аквариуме и тянулись к нам с кошкой. Это были неестественно худые и вытянутые конечности с большим количеством суставов и разным количеством пальцев на концах. Кожа была мертвенно бледной, серой. Руки тянулись прямо из-за стены, упирались ладонями в какую-то невидимую преграду, отдергивались назад и тут же им на смену вытягивались новые. Вокруг нас с Марфой был какой-то невидимый пузырь, через который эта мерзость не проникала. Последнее, что я запомнил, падая со стула, как кошка с гортанным рёвом кинулась на ближайшие к нам шевелящиеся пальцы.

Анна била меня по щекам и взволнованно приговаривала: "Да просыпайся ты". Я проснулся. Я лежал на полу на кухне, а жена сидела на коленях подле. Стоило мне открыть глаза, как она шумно выдохнула и затараторила:

- Фух... как я испугалась. Всё твоя работа по ночам! Нет бы как все нормальные люди...ещё обмороков нам не хватало...

Я остановил её жестом.

- Душа моя, ты ни хрена не знаешь.

- Что? Что мне знать? Я прихожу утром, а здесь...

- Помолчи для начала и выслушай всё от начала до конца.

Жена честно вытерпела весь мой рассказ, затем долго молчала. Но вот после:

- Я до последнего надеюсь, что тебе это приснилось. Потому что если нет, то пора вызывать психиатричку на острые галлюцинации.

- Да? А следы когтей?

- Ну подрался ты с кошкой, подумаешь.

- А чего это мирно спящая кошка решила меня исполосовать посреди ночи?

- А я-то откуда знаю? Чем ты тут с ней занимался... это к тебе вопрос.

- Не веришь... ладно, пусть. Но с этой квартирой точно что-то не так.

- Это с тобой что-то не так! Выпей кофе, прогуляйся, забудь на день про свой проект и...

Она не договорила. Её прервали звуки с лестницы. На лестничной площадке кроме нас и покойной соседки была ещё пара квартир. Квартиру напротив занимали пожилые супруги, которые месяцами пропадали на даче, а рядом с ними, т.е. напротив соседской квартиры и по диагонали от нас, жил обыкновенный алкоголик средних лет по имени Стасян. К его чести, проблем с ним не было. Надирался и отсыпался он исключительно в гостях, где - мы не интересовались. Шума из его квартиры мы не слышали ни разу, потому что скорее всего там уже нечему было шуметь. Но теперь шум был. Это был шум нескольких голосов. У меня было стойкое ощущение дежавю: я уже знал, что сейчас увижу и услышу. Точно. Я открыл дверь как раз в тот момент, когда к лифтам пронесли носилки с накрытым простынёй телом. На площадке было несколько человек, дверь в квартиру наискось была открыта. Рядом с щитками стоял Стасян и, сбиваясь и начиная всё заново, пытался что-то рассказать чину в погонах. Из его мычания с трудом получилось понять следующее: его компания в очередной раз надиралась в какой-то берлоге. Посреди ночи выяснилось, что "не хватает". Тогда Стасян, презрев мелочное собственничество, поведал остальным, что у него "на хате" ещё две бутылки, купленные по другому поводу. Бандитос оценили этот широчайший жест и загорелись идеей добыть горючее, однако на ногах ни Стасян, ни большая часть контингента уже не стояла, возникал риск "не донести". Они выбрали сообща кого-то, кто внушал больше надежд, и тогда "Витька-гвоздь" пошел за бутылками. Уйти-то ушел, а вернуться - не вернулся. Злая и голодная компания осталась без огненной воды и мучительно трезвела, все сообща решили, что выбранный их надежд не оправдал, а сидит себе в тепле и допивает общее. К утру Стасян, пылая праведным гневом, приполз к себе, чтобы на месте разоблачить и покарать этого самого Витьку, но нашел уже только тело. Спьяну хватило ума набрать "скорую", а дальше всё было понятно.

Нет, я не стал ждать появления какого-нибудь очередного Михаила. Мне всё было понятно. До меня в эту ночь нечто не добралось, зато попался незадачливый алкаш. Жена, написав мне на листочке какие-то успокоительные, упорхнула на работу, а я... Я как-то странно оцепенел, разглядывая стену на кухне. Я решительно не знал, что делать. Было ясно, что эта неведомая погань появится и в эту ночь. Причем не важно буду я спать или нет - всё равно появится, тогда уж лучше встретить это в сознании... Так я просидел больше часа. Из ступора меня вывел звонок в дверь, я издёргался до того, что подскочил и на цыпочках отправился в прихожую. За дверью стояла незнакомая мне женщина в длинных одеждах и гигантских тёмных очках.

- К-кто?

- Вы меня не знаете, но мне нужно с вами поговорить.

- Вы из секты какой-нибудь?

- Нет, я не из секты, я хочу спасти вам жизнь, если, конечно, не будете дураком.

Я открыл дверь. Из-за этих тёмных стёкол я не знал куда она смотрит. Незнакомка покачала головой и сказала:

- М-да, вы похоже кое-что уже видели... Кошка дома есть?

- Как... Что здесь происходит?..

Она кивнула и не дослушала.

- Откройте соседнюю квартиру, ключи отдавали вам.

- Э... так не пойдёт. Дочка покойной сказала, что с квартирой будет разбираться брат...

- Который сейчас в Болгарии строит какую-то железную дорогу. К тому моменту, как он вернется, в доме живых не останется. Не в ваших интересах препираться.

Я замер на пороге. Мне происходящее не нравилось: какая-то женщина ворвалась к нам в подъезд, говорила загадками и требовала ключи. С другой стороны... а что я терял? Сам-то я вообще не представлял с чем столкнулся, вдруг эта сумасшедшая хоть чем-то поможет? Я выдохнул:

- Хорошо, будь по-вашему.

***

Незнакомка с порога взяла курс к трюмо, остановилась перед ним и сказала:

- Вот!

Я не понимал.

- Что... "вот"?

Она со снисходительным видом сходила на кухню, захватив оттуда бумажный пакет с мукой. Женщина достала немного ложкой и разбросала по полу перед зеркалами. Затем открыла окно настежь... сквозняк с лестничной площадки начал раздувать муку по полу, и я увидел. Весь пол бы в отпечатках странных ладоней, вытянутых и узких, на некоторых было по два пальца, на иных по восемь... Меня замутило. Так это было по-настоящему. Женщина изучающе на меня глядела. Переходя на "ты", она приказала:

- А теперь расскажи-ка, что видел.

Я поведал про обе ночи, она не перебивала, только иногда кивала. Когда я замолчал, она прошлась по комнате и протянула:

- До гроба будь благодарен своей кошке, они кошек не терпят.

- Да кто они-то?!

- У них много имён, ни одно не настоящее. Живут в зеркалах. И видны тоже только в зеркалах...

Мы молча постояли перед массивным трюмо. Мне вдруг вспомнилось...

- Так вот для чего в доме с усопшим зеркала завешивают...

- Да, именно, чтоб к покойному не лезли. Но здесь... Ох, прости... Она, увидев его в зеркале, не придумала ничего лучше, чем... поставить миску с молоком.

Я ошарашенно смотрел на незнакомку.

- Деменция, что взять... Кто-то собак подкармливает, кто-то птиц, а твоя соседка выбрала себе в домашние животные потустороннюю тварь...

Мы ещё помолчали.

- Она рассказывала всем с таким восторгом, как и что он делает, обижалась, когда они улыбались и крутили пальцем у виска. Даже плакала в трубку "да с кем же он останется, когда я..." Эх... некому было прийти в гости и разглядеть. Миску молока сменил кошачий корм. Затем она начала покупать для него мясо... Он, оно... какая разница, оно выросло. Аппетит тоже вырос. Хорошо хоть не понимает пока откуда берётся мясо, которым она его кормила. Иначе тел бы не нашли...

В горле пересохло, я выдавил:

- Так... а что делать-то?

- Как "что"? Разнести его зеркало вдребезги.

Я с сомнением посмотрел на неё. Терять было нечего, я ухватился за раму и с силой рванул трюмо на себя. Незнакомка успела только пискнуть: "Не так...", но было поздно: огромные зеркала ударились об пол, разлетевшись на сотни осколков.

- Ты... идиот... ты пытаешься разрушить дом, пока его хозяин внутри. Смотри!

Я уже и сам видел - осколки медленно, но верно ползли друг к другу. Под лежавшую на полу раму текли ручейки стеклянного песка. Осколки покрупнее дрейфовали по полу, будто льдины. Из-под досок было слышно шелест и тихий скрип...

- Вот теперь он точно вылезет... а может это и к лучшему, у тебя появился шанс сделать всё это ночью. Вот так же и разобьёшь зеркало, ну только сперва он должен оттуда вылезти.

У меня пересохло в горле.

- А... а как я ночью сюда зайду? Оно... он же здесь ходит.

Женщина фыркнула:

- Моё дело предложить решение проблемы, а уж как... возьми с собой кошку, брось в соседнюю комнату размороженную курицу - сам придумай. Только фонарь возьми.

- Гхм, ясное дело. Не в темноте же...

- Вот и правильно. Кстати, темнота плотоядна, поэтому вы все её подсознательно боитесь и очень не зря.

Я оторопело оглянулся на незнакомку, но... никого не было. Я остался в квартире один.

***

Я знал, что мне делать. Анна давно ушла спать, а я всё сидел и сидел перед экраном и вслушивался в тишину за стеной. Часы показывали третий час, когда к горлу подступила знакомая тошнота. Я сгрёб кошку, усадил её в передний карман толстовки и вышел на лестницу. Меня едва не вывернуло, пол плыл перед глазами, каждый шаг к этой квартире давался мне так, будто я взбираюсь на гору. За дверью меня ждала обманчивая темнота. Марфуша испуганно выла и шипела, не смея даже высунуть голову из кармана. Я достал зеркальце, которое нашел у жены в косметичке...

За дверью в темноте отвратительно шевелился лес рук. Это было похоже на заросли бамбука, ствол к стволу. В щелях между отростками покачивалось нечто огромное, оно тянулось, тянулось во все стороны. Моё сердце сжалось, ведь всего в пятнадцати метрах отсюда спит Анна. Плохо соображая, я шагнул вперёд. Несколько отростков уперлись в невидимый пузырь, которому я был обязан кошке. Меня заметили, руки принялись изучающе ощупывать преграду, я же двигался дальше, к трюмо. Инстинктивно я щелкнул выключателем - свет в квартире отказывался включаться, тогда пригодился фонарь. Если бе не отражение в зеркале и не спёртый до отвратительного воздух, то никто бы не заметил смертельной опасности, гуляющей прямо сейчас рядом. Всё было как прежде, та же мебель, те же ковры... А в зеркальце, куда бы я ни наводил, отвратительными колбасами и плетями извивались бледные руки неведомой твари из зазеркалья. Наконец мы добрались до зеркал. Я схватился за раму, и... трюмо не поддалось - несколько лап держали его мёртвой хваткой. Я подошел ближе, в зеркалах отражалось, как вокруг меня вихрем вьются бледные отростки. Невидимая преграда была для них неприступна, пальцы, державшие край зеркала, на моих глазах чернели, истлевали и, омерзительно закручиваясь, один за другим ослабляли хватку. Я рванул раз, другой... вскоре тяжеля мебель поддалась, и деревянная панель полетела на пол. К треску осколков добавился, я уверен, что слышал, какой-то неведомый вой. Кошка обезумела и заметалась в толстовке. В зеркальце замелькали бьющиеся в агонии отростки, клешни и лапы. Паркет застонал от тяжести чего-то упавшего. Всё стихло.

Холодная вода с шумом лилась и лилась мне на руки. Я умывался без конца, тёр виски мокрыми руками, пытаясь успокоиться - не помогало. Взгляд упал на зеркало над раковиной. Из него на меня с кривой ухмылкой смотрела незнакомка в тёмных очках.

- Разрешите войти?

Я остолбенел. Из зеркала донеслось:

- Молчание, между прочим, знак согласия.

Я зажмурился и помотал головой. Открыл глаза. Теперь в зеркале было моё отражение, а женщина... стояла у меня за спиной. Я почти в прыжке развернулся... нет, это не было галлюцинацией: вот она, всё в тех же черных накидках и этих ужасных непроницаемых очках. Она приложила палец к губам и прошептала: "Не ори. На кухню...". При всём желании кричать бы у меня и не получилось, я почему-то послушно поплёлся следом. Марфуша при виде незнакомки выгнула спину дугой и угрожающе заворчала. Но женщина, налегая на "с" и свистя, быстро сказала:

- Успокойся, зверь, я не враг тебе, не сегодня.

И у меня на глазах кошка, которая из всех человеческих слов понимала только "кушать", неожиданно для меня спокойно села и подобрала хвост. Женщина повернулась ко мне:

- Ну что же, поговорим. Всё видела, всё в порядке. Получилось так себе, но от людей обычно ждут меньшего.

- Кто... кто ты?

- О нет, ты не хочешь знать, - она сняла очки, вместо глаз на меня были нацелены два черных провала, в них будто водоросли шевелились какие-то бурые волокна. Я прислонился к стене, чтобы устоять на ногах. Незнакомка продолжала:

- Тебе достаточно, что я тоже умею выходить из зеркал. Я здесь, чтобы поставить в этом деле точку. Их интерес к подлунному миру на время угас, ну выходил один на разведку, ну не вернулся... подумаешь, их много. Так что пока здесь будет спокойно...

Собрав остатки рассудка, я прохрипел:

- Да кто они-то?

- Они как муравьи, есть разведчики, а есть... хм, есть и солдаты.

- Я устал от этих загадок. Ты же оттуда, ведь точно оттуда. Почему ты помогаешь?

- Потому что считаю, что живые люди интереснее мёртвых.

- А... "они"?

- А они вообще ничего "не считают". Они не мыслят, они существуют, возникая ниоткуда и уходя в никуда. Закон природы, это как дождь осенью - просто будет и всё. Не стоит думать, что их охота - это направленная против человечества злая воля. Вы вообще мало кому интересны. Есть те, кто вас просто не замечает, проходит сквозь вас и ваши дома каждый день и каждую минуту, но не задерживается в мире вещей и света. Звери видят, вы - нет. Есть те, о ком мы сами пока не знаем, они блуждают так далеко, что мы лишь угадываем их приближение...

- Почему? Почему?! Этого не может быть. Я не понимаю.

- Я этого и не жду. Слабые существа с примитивным набором чувств, хрупкие, смертные... куда уж тебе. Даже удивительно, как такие жалкие создания догадались соорудить зеркала - подарок для нас, появилось столько прекрасных окон для наблюдения... А ночью, когда закат давно был, а рассвет ещё не скоро, грань так соблазнительно тонка...

Я схватился за голову, виски пылали:

- Хватит, с меня хватит!

- Ну хорошо. Правильно, с тебя хватит. Я увидела, что хотела. - она неожиданно перешла на густой бас: - Человек, спи!

Незнакомка выбросила вперёд правую руку, свет лампы померк, я упал.

***

Теперь, когда я сижу в пижаме на кровати и пишу эти строки, появилось время осмыслить произошедшее. Первые два дня больничного были ужасными, меня трясло, сон был поверхностным. Анна организовала врача, выписали какие-то таблетки, какие-то уколы... К вечеру третьего дня голова начала проясняться. Я на слабых ногах добрался до ванной и уставился на себя в зеркало. Синяки под глазами, впалые щёки... Стоп, а на себя ли я смотрю? Или... или это кто-то смотрит на меня? Пока не вернулась паника, я вернулся назад в комнату. Вообще, сколько вокруг нас зеркал? Ведь теперь они повсюду: на стенах, в дверцах шкафов, иногда это целые фасады зданий. Это не просто окна, мы фактически сами отпираем двери и приглашаем то, что нам не ведомо и неподвластно. Что мелькает в зеркалах иногда? Что пробегает в нижнем углу, когда отворачиваешься от зеркала? Всегда ли отражение успевает за тобой, если резко повернуться к зеркалу? Да и что там происходит, когда стоишь к нему спиной? А ночью, когда проходишь возле зеркальной дверцы шкафа, что там движется вместе с твоим отражением? Да, обычно наше отражение - лишь результата игры света на гладкой поверхности. Но что мы видим в зеркале один раз на миллион, на миллиард? Наше сознание приучено уже не реагировать на выбивающиеся из обыденности. Мы же все делали галерею из отражений, ставя два зеркала друг напротив друга. Вот и я сделал. Глядя во мглу в уходящей анфиладе, я разглядел, как ... нет, хватит. От мыслей меня отвлек стук когтей по полу - кошка притащила в зубах рыбий хвост и начала его есть посреди ковра. Я улыбнулся:

- Марфуша, ты всё равно моя самая любимая кошечка.

Кошка посмотрела на меня так, будто в этом и не могло быть сомнений.

Густав спустился в подвал и долго разгребал мешки и коробки. Вот он, рассохшийся ящик из-под патронов, который дед вывез во время своего вояжа по восточным землям несостоявшегося Рейха. Через крышку и по бортам ящика была продета проволока и висели несколько свинцовых пломб. Дед не раз шепотом рассказывал какие-то небылицы о том, что внутри не просто румынская земля, а... а... дальше начинался такой бред, что отец-Бауэр брезгливо прерывал разговор, но Густав, тогда ещё совсем маленький, затаив дыхание, верил. Вернее, очень хотел верить. Оружие возмездия, над которым ломали голову все - от инженеров на поводке у Порше до мистиков Гиммлера - ждало своего часа здесь, в этом ящике. Дед, сбиваясь и задыхаясь от восторга, без конца твердил, что в ящике заперта сила, способная опрокинуть любую армию, победоносно завершить любую войну. Когда Густав стал старше, то появились вопросы в духе "а что немецкое оружие возмездия делало в Румынии?", "как может один ящик победить отлаженную военную машину целого государства (да ещё такого, одна шестая часть суши всё-таки)?" и прочее, прочее, прочее... Но дед уже не отвечал, к тому моменту он застыл с ниткой слюны перед телевизором и реагировал только на плошку с жидким супом. Отец Бауэр несколько раз порывался вышвырнуть ящик на свалку, но Густав отстоял.

Густав поначалу не знал, что делать. На ящике не было инструкции. Порядочного немца такое обстоятельство может серьезно выбить из колеи, но только не Густава. Среди писем деда выделялось одно, особенно странное. Его написал в середине пятидесятых какой-то поляк, причем на адрес, по которому (насколько знал Густав) никто из Бауэров никогда не жил. В письме на очень плохом немецком вперемешку с какими-то фразами кириллицей туманно упоминалось какое-то зло, которое упокоено в землю в этом самом ящике. Автор умолял не давать ящику промокнуть, не отпирать, не оставлять без присмотра... короче, шло долгое перечисление различных "не". В конце Густав наткнулся на особенно туманный абзац, в котором часто мелькало слово "blut", т.е. "кровь". Автор благодарил судьбу, что "удалось оставить без крови и придать земле" (кого оставить? что придать? что это вообще могло означать?), дальше было что-то про вечность и текст обрывался, будто неизвестный поляк отвлёкся, да так и отправил письмо недописанным.

План сложился сам собой. Гордый Бауэр вступал в игру сам, лично, и подобно прадеду должен был воздать по заслугам восточным варварам. Не будем останавливаться на том, сколько нервов стоило Густаву объяснить таможенной службе, что он желает перевезти на самолёте в Россию ящик с землёй. Кто не знает немецкой бюрократии - тому не объяснить, а кто знает - тому и напоминать не хочется. В итоге издёрганный и слегка обедневший немец высадился в Шереметьево. Врага нужно знать в лицо, конечно Густав прочёл все форумы, касающиеся авиаперелетов в Россию. Но аэропорт остудил и разочаровал Густава. Он-то летел противостоять, бороться и разгадывать подлые козни, а его встретили холодные полупустые залы, понятные указатели и приветливые женщины за стойкой аэроэкспресса. Зато таксисты сполна исправили впечатление, возле выхода из аэропорта вилась целая банда каких-то помятых личностей, никто по-немецки конечно же не говорил, зато активно хватали его за руки и тащили к машинам. Кое-как ткнув пальцем в карту и сторговавшись с наименее подозрительным, Густав упал на сидение видавшей виды тойоты. Машина выбралась из аэропорта и помчалась в сторону Ленинградского шоссе. Место и время было выбрано не случайно, именно на Ленинградском шоссе варвары поставили памятник, отмечая место, до которого в своё время продвинулась армия Рейха. Поэтому Густав решил продолжить там, где остановились его предшественники. А ждать лета — это слишком долго, двадцать второе января вполне подходило, в конце концов ровно полгода от памятной даты.

Такси остановилось на краю огромной парковки какого-то местного молла, фонари выхватывали круги мокрого асфальта. Густав специально ткнул пальцем здесь, подальше от припаркованных машин, чтобы никто не мешал. Водитель что-то долго и шумно требовал от Густава, но при виде купюры в десять евро замолчал, помог вытащить ящик из багажника и быстро укатил. Густав был уверен, что переплатил, но это казалось несущественным. Наконец-то, месть должна была свершиться здесь и сейчас. Немец достал из сумки кусачки и принялся срезать проволоку с пломбами. Затем он открыл рассохшуюся крышку... Перед ним была высохшая до состояния песка земля, редкий мокрый снег оставлял на поверхности крохотные тёмные точки. Густав достал из сумки пакет с кровью (нет, не подумайте дурного, кровь была коровьей, купленной на бойне близ Штутгарта), выкопал в ящике небольшую лунку и влил в неё весь пакет. И...

Ничего не произошло. Ящик оставался ящиком, земля в нём - просто пыльной землёй. Снег всё так же равнодушно падал на парковку. Густав стоял над ящиком с пустым пакетом в руках и не знал, что делать дальше. Азарт прошел. Только сейчас он понял, что замёрз, сырой холод пронизывал его до костей. Он надеялся на ураган, извержение вулкана, на худой конец - землетрясение. А дед с его ящиком и дурным поляком из письма так подвели... Надо было возвращаться в аэропорт и купить билеты на ближайший рейс обратно. Он с яростью швырнул пакет себе под ноги, взялся за сумку на колёсах и сделал несколько шагов... как почувствовал на себе взгляд. Густав не мог себе этого объяснить, на лбу выступила испарина, язык прилип к нёбу. Немец обернулся... Нет, всё было на месте: ящик с землёй, пустой пакет с красными каплями на асфальте, мокрый снег, пустой угол парковки. Но при этом что-то было явно не так. Прислушиваться было бесполезно - шум машин на шоссе начисто перекрывал все прочие звуки. Густав помотал головой, прогоняя странное ощущение и зашагал быстрее. Первый удар пришелся на сумку, материал в нескольких местах разошелся, как от порезов бритвой. Густав подпрыгнул на месте, он был готов поклясться, что видел когтистую лапу или крыло... Второй удар был гораздо точнее, вместо крика из горла Густава вырвался хрип. Он упал на четвереньки и, одной рукой кое-как зажимая рану, пополз к ближайшему входу... На этот раз цокот когтей по асфальту был громче машин на шоссе. Какая-то бешенная сила подбросила и перевернула немца, перед глазами мелькнули звёздами фонари, он упал на спину с округлившимися от ужаса глазами и успел разглядеть...

23 января

— Успокойтесь, успокойтесь. Ещё раз спокойно расскажите, что вы обнаружили.

Всхлипывающая женщина в плохоньком медицинском халате собралась с силами и затараторила:

— Я пришла как обычно, дергаю дверь - заперта. Так никогда не было, Игнат на ночь запирает конечно, но утром-то к началу смены открыто...

Усталый человек в погонах перевёл вопросительный взгляд на главного.

— Игнат — это санитар, оставался со вчера на ночное дежурство. Вот учетная книга, он ночью принимал тело, это его подпись. - пояснил зав. патологоанатомическим отделением. Он прищурился: - Какой-то неопознанный гражданин Германии, хм... выпотрошен?.. Это странно.

— К этому ещё вернёмся. Ну-ну, дверь заперта. И вы?..

— Я постояла, звонок не отвечает, телефон у Игната молчит. Ну я пошла к другому входу, и тут... тут... - женщина поднесла кулачок к трясущимся губам.

— Ладно, не продолжайте - смилостивился чин в погонах.

А дальше действительно было жутко: окно первого этажа было выбито изнутри, пол перед окном, подоконник и козырёк были измазаны кровью. Но дальше, во дворе морга, следы терялись, их уничтожил ночной дождь.

— Этот Игнат ваш... он как вообще? Нормальный?

Заведующий замотал головой:

— Ну работа в морге может накладывать определенный... Нет, жалоб никогда не было. Ни за чем странным замечен не был.

— Значит не был замечен. А как так получилось, что Игнат этот ваш выскочил посреди ночи в окно, да ещё и восемь тел с собой из окна вытащил? Старался, наверняка в крови перемазался. Проще было через дверь, которая так и была заперта изнутри всю ночь...

Женщина разрыдалась в голос.

***

Софья Павловна искренне считала себя хорошим человеком. На часах было около шести, а это значило "пора кормить". Милые сердцу пенсионерки собачки были, в сущности, безобидны, никогда у неё не было с ними проблем, они каждый раз так махали хвостами при виде своей благодетельницы. Соседи ворчали, даже пару раз срывали с теплотрассы клеёнку, которую Софья Павловна вешала для собачек. Но старушка была последовательной в своей любви - коробки, тряпки и бросовое мясо находились вновь и вновь. Вот и сегодня, зажав подмышкой свёрток с ароматными помоями, пенсионерка двинулась к теплотрассе. Первое, что бросилось в глаза, была пустота - её никто не встречал. Обычно собаки узнавали её у подъезда и с радостным лаем конвоировали к логову, к теплотрассе. Но не сегодня. Дальше было хуже, Софья Павловна приподняла угол размокшего куска картона, который прикрывал вход в нору между труб - темнота. В неясном свете уличного фонаря выделялся какой-то продолговатый предмет - пенсионерка вскрикнула и от неожиданности села на снег - собачья лапа, будто срезанная мясницким тесаком. Дрожащими руками Софья Павловна снова откинула импровизированный полог, нет, ей не показалось - в глубине норы что-то возилось. Неожиданно на неё, глаза - в глаза, уставились две блестящих точки. Шарик? Или может быть Волчок? Она потянула руку, чтобы погладить и успокоить собаку, но неожиданно темнота рванула её за руку так, что Софья Павловна провалилась между труб почти по пояс...

24 января

- Что у тебя там происходит? Вы там в Химках вообще с ума посходили? - телефонная трубка орала голосом полковника.

Сводки вчерашнего дня действительно ужасали. Такого всплеска исчезновений, убийств, какой-то нечеловеческой жестокости никто в отделении не помнил. Сыпались всё новые сообщения, их становилось только больше. Дослушав тираду про "всех заставлю рапорты написать", майор положил трубку и откинулся в кресле. Было совершенно непонятно с чего начинать, для одного психа география была слишком широкой, невозможно одновременно находиться в разных частях пусть небольшого, но всё-таки города. Вездесущие журналисты уже лезли с вопросами, плохо, удержать шумиху не удастся. Дежурный снова ворвался в кабинет и замер у стола, по выражению его лица было понятно - нужно вмешаться. Максименко вернулся в отделение с вызова с ужасным порезом на всю щёку. Его уже обступили коллеги, майору пришлось продираться через небольшую толпу. Все галдели, на прибывшего сыпался град вопросов "что, как, кто это тебя?", но тот лишь молчал и покачивался. Когда майор подошел вплотную и попытался расспросить пострадавшего, Максименко неожиданно улыбнулся так широко, как только мог, изогнулся и с противным хрустом впился зубами майору в нос...

***

Дети опять что-то делили на заднем сидении. Марина слишком устала за день, чтобы участвовать ещё и в этом скандале. МКАД полз так, будто пятничным вечером никто никуда не торопился. Боковым зрением женщина заметила лысого попрошайку, который слонялся между рядов машин. Оборванец в какой-то красной куртке шлёпал ладонями по стёклам проезжающих (вернее, почти стоящих) машин. В соседнем ряду творилось что-то невообразимое: водители сигналили друг другу как спятившие и пытались друг друга подрезать. Марина мысленно поблагодарила судьбу - между её гольфом и оборванцем очень удачно влезла газель... Её ряд встал намертво, но соседний продолжал предательски ползти. Неожиданно дети заорали так, что она чуть не подпрыгнула. Женщина проследила за их взглядом и... прямо на неё таращился неизвестный. Это была не красная куртка, о нет, это были лохмотья кожи и мышц, перекрученных и болтающихся на нём. На лице почти не было кожи, немигающие глаза и оскал зубов придавал голове какое-то тупое выражение. Брюшина была вспорота, из разреза отвратительными колбасами свисали петли кишечника... Оно не могло быть живым, оно не могло двигаться самостоятельно, однако стояло посреди МКАДа и изучающе разглядывало машину с Мариной и детьми. Женщину мучительно вырвало.

25 января