MoranDzhurich

Мой рассказ по теме на октябрь "Апельсиновые корки".

Патрикеевский дом инвалидов и престарелых, гордо именующийся пансионатом, наполнялся ожиданием чуда, ветром перемен, что задувал в щели старых деревянных окон, новогодними украшениями и запахом апельсинов. Даже привычная смесь, висящая в воздухе - запах старости, столовской еды и лекарств, немного потеснилась. В углу общей гостиной, за потертым вельветовым диваном, стояла пышная сосна, наряженная бусами, яркими пластиковыми шариками и бумажными гирляндами из цветной бумаги, сделанными собственноручно местными пациентами.

На стенах красовались плакаты с поздравлениями и пожеланиями лучшей жизни в новом, 2007-ом году. В окна заглядывал синий вечер, бросая в стекла пригоршни снега, настраивая проживающих и персонал на праздничный лад. 29 декабря - день посещений. Совсем одинокие люди собрались в гостиной, перед большим пузатым цветным телевизором, смотрели “Иронию судьбы”, тихо переговариваясь. В коридоре, по истертому желтому линолеуму, постукивали костыли, шаркали тапочки, поскрипывали, проезжая, старые инвалидные кресла.

Те, к кому в этот день приехали родственники, провожали их, проходя через гостиную с гордым видом, посматривая на тех, одиноких, немного свысока и с сочувствием. Не всем привезли по сетке апельсинов и конфеты в разноцветных подарочных упаковках. Надо пожалеть несчастных, и потом поделиться с ними. А может быть, и нет. Когда еще родня навестить приедет.

Молоденькая медсестра Лерочка сидела на посту, рядом с комнатой кастелянши, невольно прислушиваясь к разговору, что доносился из открытой двери. Сиделка Нина Михайловна завела туда нервного, задыхающегося мужчину в дорогой дубленке. Приехал он, насколько девушка поняла, к Лёньке Красовскому, инвалиду-колясочнику, который жил у них уже три месяца. Мать Красовского умерла, и старший брат оформил его к ним на проживание.

— Вы что хотите думайте, но я больше не приеду. — мужчина был зол и говорил на повышенных тонах. — Опеку я оформил, деньги выплачивать буду регулярно, пока этот не сдохнет.

— Ну, что же вы так, он же инвалид с рождения, ни в чем не виноват, досталось ему горя. — в голосе сиделки проскользнули укоризненные нотки. — Пожалеть его надо.

— Пожалеть? — взорвался мужчина, — Да эта тварь мне всю жизнь испоганила! Вы не думайте, что он тупой. Он прикидывается. Все он понимает и знает, что можно, а что нельзя. Мать извел совсем. Она с ним, как с писаной торбой носилась, все виноватой себя считала. Ну вот так, да, что вы брови задираете? Съездила она в турпоход разок, в Карелию. Вот и привезла нам подарочек оттуда. Да от кого - сама понять не смогла. Потерялась в лесу, нашли ее через два дня, без сознания. Радовалась сначала, что все так обошлось, а потом оказалось - беременна. А мне всего 12 лет было. Когда этот родился, не показывали его никому почти год. А потом ей на работу надо выходить - учительница она была. Математичка. Тут-то и началось.

В комнате задвигали стулья, гость, видимо, усаживался поудобнее.

— Выпейте водички. — Михайловна, как обычно, заботлива.

— Спасибо. Так вот, чтоб вы представляли. Мне приходилось с ним гулять, после того, как нянька уходила. Все дети дразнили меня уродским братцем, играть со мной никто не хотел, а этот пузырь на ножках волочился за мной и дребезжал своим противным голоском не затыкаясь. Говорить он, кстати, начал очень рано. После года как взрослый - внятно и длинными предложениями. Мать было жалко. Она разрывалась между работой и больным сыночкой. Все для него. А тот вскоре понял, что любое его желание - закон, и стал ей манипулировать. В 7 лет он уже катался у нее на шее, вовсю погоняя. Хочу то, хочу это. А если не дашь - сразу припадок изображает, задыхается, ножками своими кривыми сучит, башкой об пол бьется, орет и пену изо рта пускает. Он ее “мама” и не назвал. “Ты”. Ты дай, принеси, жопу подотри, пошла отсюда. Понимаете? Пошла отсюда! При том, что мы в однушке жили. Так она на кухне и была, со своими тетрадками. А потом вот, инсульт. Я уже с ними не живу давно. Не знал. Так вот этот видел, что она упала в коридоре и лежит, перелез через нее не раз, и даже мне не позвонил. Последствия, конечно, необратимы.

— Постойте, погодите. Как - перелез? Он же не ходячий?

— Да вы чтооо, прям не ходячий? — сарказм залил комнату, — Да он такой ходячий , что удивитесь, когда увидите. Не дай вам бог, конечно. Ну, ладно, мне пора уже. Как сказал - больше не приеду. Если помрет, мои контакты у вас есть.

Мимо поста пронесся высокий брюнет в дубленке, вдалеке хлопнула входная дверь.

Из кастелянской вышла Михайловна, пожилая женщина пышных форм, с высокой прической, покрытой белой косынкой. Всех и всегда жалеющая сиделка, находящая подход даже к тем, кто уже давно забыл свое имя.

— Ишь, как же надо брата-то ненавидеть. Ну разве парень виноват, что таким родился. — женщина поджала губы и осуждающе покачала головой.

— Нин Михална, ну он правда странный.-- девушка встала и вышла из-за стола, — Вчера мимо на коляске ехал, так он глядя мне в глаза прошипел: “Сладкая сучка.” Я сначала думала ослышалась, а потом дошло.

— Да ну что ты, Лерка, выдумываешь. Такая у него участь тяжелая, с рождения калека, да и не живут долго они с такими заболеваниями, а Лёне уже 23. Можно сказать - еще пара лет и все. Я его когда обихожу, так прям жалко парня, не дай бог кому такое. Пойду в гостиную, может на вторую серию “Иронии” успею, люблю этот фильм, прям сразу Новый Год на сердце. И Ипполита жалко.

Михална ушла, громко шлепая резиновыми тапками по полу. А Лерочке приспичило. Немного подумав, не будет ли чего, если она отлучится с поста на пару минут, девушка решила, что за это время ничего не случится, и направилась в сторону туалетов.

У двери мужского в инвалидном кресле сидел нахмуренный Лёнька Красовский. Ему было 23, но развитие тела остановилось года в четыре . К раздутой грудной клетке добавился горб сзади и Лёня стал похож на пузырь с маленькими кривыми ножками и непропорционально длинными руками. К пузырю присобачили голову, позабыв про шею - ее просто не было. Глаза навыкате, крупный нос, рот, разрезающий лицо чуть ли не от уха до уха. На ножках, которые целиком умещались на сидении кресла, у него были надеты полосатые шерстяные носки, веселенькой расцветки. Новые. Наверное, брат привез в подарок, подумала девушка.

— Лёнечка, ты что тут делаешь? — Лерка не могла пройти просто так мимо, хотя ей самой уже очень хотелось заскочить в кабинку и закрыться там.

Подняв на нее стеклянный мутный взгляд, инвалид осклабился, из-под слюнявой губы вылезли крупные кривые зубы.

— Писить хочу.

— У тебя памперс мокрый? Я сейчас Михайловне скажу, погоди. И у тебя судно в комнате есть, езжай, она сейчас придет.

— Не хочу Нину, хочу в туалет, помоги мне.

— В смысле, помоги? — оторопела Лерочка. Нет, мужские органы она уже видела, всякие, ведь пациентов мыть она тоже помогает, уколы делает и проводит осмотр. Даже катетер может поставить. Но вот помогать в таком интимном деле ей еще не приходилось.

— В смысле - подержи мне, своими нежными ручками. Можешь еще кое-чем помочь. Язык не отсохнет. Чо вылупилась? Инвалиду помочь не хочешь? Мне мама всегда помогала.

— М-мама помогала? Ну, она же мама. А я не могу, я… — девушка совсем смутилась и юркнула в женский туалет, захлопнув дверь и задвинув щеколду поглубже.

За дверь послышался смешок и заскрипели колеса “инвалидки”.

Лера еще минут десять боялась выйти из туалетной комнаты, стояла, приложив ухо к двери. Только убедившись, что в коридоре стоит тишина, она отодвинула щеколду и, предварительно выглянув, сделала решительный вид и быстро пошла обратно, на пост.

Ближе к восьми часам вечера люди из гостиной стали перемещаться в свои комнаты, мимо Леры проходили старики и старушки в своих лучших нарядах, проезжали колясочники, ковыляли те, кто еще мог передвигаться на костылях. И все желали доброго вечера, перекидывались парой слов с девушкой, обсуждали завтрашний праздник - в пансионат должны были приехать актеры местного молодежного театра и волонтеры из “Старость в радость”.

Кто-то спрашивал про уколы, вечерние процедуры - все тянулось своим чередом, вот только с легким привкусом ожидания чего-то чудесного, как это обычно бывает перед Новым Годом. Ведь даже самые безнадежные ждут праздника, мечтают о маленьком чуде. Вдруг, загаданное в полночь желание сбудется? Может быть их на этот раз услышат, не важно кто, или что - дед Мороз, вселенная, мироздание, бог. Докричаться бы хоть до кого-нибудь.

И они кричат. С закрытым ртом. Даже те, кто не могут говорить, кого называют “овощи”, лежачие. Кричат об избавлении от боли, от нездоровья. И ждут, ждут что их желание сбудется. Сначала до 31 января, потом до середины лета - ну, мало ли, вдруг исполнение желаний задержалось в пути, всех просящих ведь так много, потом еще немного, потом умирают, так и не дождавшись. Потому что Патрикеевский пансионат инвалидов и престарелых - это место, которое хотят забыть все - дед Мороз, вселенная, мироздание, бог. И, конечно, родственники живущих здесь. Чтобы их не мучала совесть.

Лерочку совесть не мучала. Девушка ответственно выполняла свои обязанности. Разложила таблетки по стаканчикам с написанными на них фамилиями - для приема перед сном, их потом заберет сиделка, сделала записи в журнале дежурств. Осталось сделать два дела - уколы паре заболевших стариков и обработать пролежни недавно поступившей пациентке.

Молодую девушку привез к ним муж. Оленьке было всего 25. Красивая, видимо, была когда-то. После аварии она превратилась в тот самый “овощ”. Лежачая, не говорящая. Двигались только глаза, и немного пальцы одной руки, давая понять, что девушка все понимает и реагирует на происходящее. Муж ее не смог больше. Уход требовал денег, неотлучного присутствия и нервов. А у него работа, карьера, опять же на лечение жены денег надо. Но лечение не помогло. Вердикт, данный врачами, был однозначен - все это навсегда. Навсегда.

Отправить к родителям Оленьку он не мог - те были запойные алкаши и судьбой дочери не интересовались с тех пор, как ей исполнилось 14. Поэтому принял волевое решение - пансионат с уходом, желательно подешевле, так как на горизонте у него маячила перспектива новой семьи - его нынешняя девушка была беременна. Все это он не стесняясь объяснил Михайловне, и больше здесь не появлялся.

Так и лежала Оленька, медленно угасая в своем одеревенвшем теле. Видимо, с проклятьями вспоминая прошлый Новый Год, подарок мужа, так долго выпрашиваемый - машинку белого цвета, купленные права и гололед на трассе.

Проходя по коридору Лера выключала лампы, оставляя гореть их через одну, пансионат погружался в сумрак и тишину. Где-то прошлепали тапки Михалны, хлопнула дверь, закашлялся старый курильщик дед Митяев из десятой комнаты.

В комнате Оленьки пахло хлоркой - сиделка недавно протерла пол. Девушка лежала, смотря в потолок, приход медсестры ее не заставил даже моргнуть. Пока Лерка обрабатывала пролежни, разминала ноги, спину, восстанавливая кровоток, массировала тонкие пальчики, Ольга так и смотрела куда-то перед собой.

— Вот так, вооот так, — приговаривала Лерка, только чтобы не чувствовать неловкость, — сейчас мы ножки помнем, шейку. Я тебя на бочок уложу, потом утром переверну. А завтра будет праздник, приедут артисты, я тебя посажу в колясочку, зафиксирую, и мы поедем смотреть концерт. Вот умничка, вот молодец… Вот и все, сейчас спать будем, да?

Закончив процедуры, Лерка застегнула новый памперс, натянула на девушку чистую ночнушку с казенным штампом, уложила, как ей казалось, поудобнее, включила ночник. Собирая грязные салфетки, оставшиеся от обработки тела, заметила на подоконнике два сиротливо лежавших апельсина и три конфетки. Зачем их кто-то принес? Кормят Оленьку через трубку. Наверное, хотели порадовать девушку.

Выйдя из комнаты, краем глаза заметила, как что-то мелькнуло в конце коридора, маленькое, словно ребенок пробежал. Да откуда тут дети, привиделось, наверное, подумала девушка, и пошла на пост. Еще уколы в 17-ую надо.

У поста она встретила идущую от туалетов старушку Прокопову, бывшую учительницу русского и литературы, она еще Леркину мать в школе учила, прекрасно помнила всех своих учеников, да вот про сегодняшний день могла ничего почти и не помнить. Все же 86 лет - возраст, дающий о себе знать.

— Марина Сергеевна, у вас все хорошо? Вы спать идете?

— Да, Лерочка, к себе иду. Как мама?

— Работает, нормально все, вот через неделю домой поеду, привет от вас передам. — заулыбалась девушка.

— Да.. да... Передай. — старушка смущенно затеребила пуговицу на байковом халате, — Лерочка, я это.. Чего сказать-то хотела…

Опять забыла где ее комната, подумала Лерка, и взяв Прокопову под локоть, ненавязчиво повела в сторону ее палаты.

— Да не волнуйтесь, Марин Сергевна, говорите.

— Ты знаешь, детка, тут такое дело… На днях приезжали мои ученики, навестить, они же мне как дети… И привезли мне гостинцы - конфеты к чаю, фрукты, кофту теплую и носочки. Это Ира Маленкова связала, выпуск 1987-го, так вот они мне малы оказались, я их Оленьке отнесла, они еще такие по расцветке, ну, молодежные очень. Хотела сказать Нине, чтоб Оле их надела, зима, ноги мерзнут, да забыла. А сегодня я эти носочки на крошке Цахесе увидела. Лерочка, он их украл!

— На ком? — девушка изумленно подняла брови.

— На Лёне Красовском. Я его крошка Цахес называю.

— Почему Цахес? Он же не еврей?

— Детка, — настало время удивляться старенькой учительнице, — вы сказку Гофмана, немецкого писателя, не читали разве? “ Крошка Цахес, по прозванию Циннобер”?

— Нет, не попадалось как-то. — Лерочка вообще ничего не читала, кроме школьной программы.

— Там про уродливого телом и душой карлика. У карлика была отвратительная старческая мордочка, ножки-прутики и паучьи ручки. И фея, встретившая мать этого уродца, заколдовала сына женщины, пожалев ее. Никто больше не замечал его уродство, он стал привлекательным для людей. А те мерзкие дела, которые он творил, всегда приписывали другим. Зато когда кто-то в его присутствии делал хороший поступок, то этот поступок приписывали ему. И так он стал министром страны.

— А дальше? — девушка завороженно слушала.

— А дальше вы прочтете сами и потом перескажете мне сюжет. — учительница сурово посмотрела на Лерку. — И выясните, как мой подарок Оленьке оказался у крошки Цахеса. Мне он показал язык в ответ на вопрос, и уехал к себе.

Прокопова давно ушла, Лера вернулась из 17-ой, сделав укол, Нина Михайловна прошлепала в свою комнату, пожелав спокойной ночи. Все катилось своим чередом. Жильцы пансионата засыпали, тяжело вздыхая, молясь, ворочаясь в неудобных постелях. Наступала ночь. Посидев еще немножко за столом, девушка пошла в гостиную, включила телевизор, прикрутив звук. Все равно до утра уже будет все спокойно, даже если кто-то умрет, это обнаружит Михайловна, после побудки.

Показывали старые новогодние фильмы, уютные, как мамина пушистая кофта, Лера не заметила как стала клевать носом, и заснула.

Какой-то неявный звук выдернул ее из дремы. Вроде бегает кто-то по коридору, топоча ножками. Да так быстро. Девушка прислушалась. Никто у них тут на такое не способен. Может, животное какое забежало? Лерка тряхнула головой. Ну какое животное, дверь входную сама закрывала.

В коридоре мелькнула тень. Сумрак размазывался по крашеным стенам, скользил по полу, лампы, горящие через одну чуть пригасили свет.

Ответственность победила. Лерка встала с дивана, решив что надо проверить, может там кому плохо. Дверь в комнату Оленьки была приоткрыта. Лерка нахмурилась. Прокопова может опять заходила, не спится ей. В комнате упало что-то стеклянное, явно разлетевшись на куски. Девушка вздрогнула, толкнула дверь, открыв ее.

У развороченной Оленькиной постели, на ее инвалидном кресле, сидел крошка Цахес. В полосатых носочках. И жрал апельсин. В глаза Лерке бросилась расковыренная в оранжевом боку фрукта большая дырка, куда Лёнька, как обезьяна, поочередно засовывал пальцы и язык.

— Лёнечка, ты что тут делаешь… Тебе спать на… — и тут Лерка увидела Оленьку в ворохе скомканного одеяла. Беспомощную, распластанную, в задранной ночнушке и расстегнутом памперсе. Между раздвинутых ног виднелась желтая мякоть и куски цедры. На глазах у нее лежали две апельсиновых корки, как монеты у покойника. Из-под них текли слезы, заливая подушку.

— Ты что сделал?! — заорала Лерка, замахиваясь на карлика. — Что сделал, урод?

— Она не давала. — прошамкал Лёнька, все еще вертя языком в апельсиновой дырке.

— Что?! Что она тебе не давала? Она пошевелиться-то не может! Ты! Ты…

— Не давала свои дольки потрогать. А я потрогал. — он поднес маленькую ручку ко рту и демонстративно обсосал кривой пальчик. — Сладкий сок.

— Урод! Пошел отсюда! — девушка бросилась к лежачей, сбросила с век апельсиновую кожуру, увидев ее залитые ужасом глаза, беспомощные, способные только на слезы. — Сейчас, сейчас, детка, не бойся, все хорошо, все хорошо, я с тобой.

Пока Лерка ее укрывала, набирала воды чтобы помыть, Лёнька как ни в чем не бывало слез с кресла и пошел к выходу, тыкая пальцем в апельсин. Еще миг - и в коридоре раздался быстрый топот ножек.

Пришлось уколоть Оленьке снотворное. Леру трясло до утра. Надо же, какая гадина этот Лёнька, может это он не в первый раз так делает, а мы и не знали, Михална его жалеет, все жалеют. Ну, точно - крошка Цахес. Почитаю потом сказку, думала девушка.

Удалось задремать уже под утро, скрючившись на диване, в гостиной. Проснулась она он того, что ее толкала Нина Михайловна.

— Лерка, Лерка, вставай! Беда у нас!

— Что еще, кошмар какой… — медсестра протерла заспанные глаза.

— Лёнька помер!

— Да и хрен бы с ним. Как помер?! — Лерка окончательно проснулась.

— Да вот так. Криминально. Милицию вызывать надо!

У комнаты Красовского собралась кучка проживающих, все в ожидании воззрились на прибежавших. Михайловна распахнула дверь, Лера заглянула в комнату - на детской кроватке лежал крошка Цахес с посиневшим лицом, рот его был распахнут в беззвучном крике, крупные зубы торчали, как колья, выпирая вперед. На полу валялась подушка, изорванная этими зубами посередине. Рядом лежали скомканные полосатые цветные носочки.

В дверь скромно просочилась старушка Прокопова, одетая в костюм-двойку, белую блузку и лаковые туфли. Как будто на урок собралась.

— Деточка, — отвела она Лерку в сторону, — больше я терпеть не смогла. Мало того, что он вор, он еще и насильник. Я же видела вчера, куда он пошел, проследила. Думала, что он конфеты у бедной девочки забрать еще решил. А когда он долго не выходил, заглянула в комнату к Оленьке. Он творил чудовищные вещи. И если бы я стала об этом рассказывать, мне никто не поверил бы. Кто я? Старуха с деменцией. А его все жалели. Поэтому я это сделала. Вызывайте милицию, я готова. Терять мне нечего, в тюрьме не настолько плохо.

— Марина Сергеевна, что вы несете! — раздраженно выдернула свой рукав из цепких старушечьих рук девушка. — Это... Это несчастный случай! Да! Пациент был склонен к разного рода ритуалам, и спал, накрывая лицо подушкой, чтобы... чтобы...

— Чтобы защитить лицо от монстров, которые, как он считал, приходили к нему по ночам? — прошептала старая учительница.

— Да, именно так. Вы молодец, Марина Сергеевна, все очень хорошо поняли. Идите теперь к себе, сегодня на завтрак будут давать вашу любимую запеканку.

Михална еще поохала над кроваткой, подняла подушку и положила ее на лицо крошки Цахеса.

— Как жалко, как жалко… — громко сказала она, и как только вышли все из комнаты, добавила, — как жалко, что мать твоя это раньше не сделала...

Все совпадения имен, заболеваний, событий, случайны и являются вымыслом автора.

И да побьет меня @BabaNaka73 за неточности в описании.

Подписывайтесь на мой паблик в ВК, оставляйте комментарии, как вам история.

По низкому потолку ползала муха, под ней на диване лежал Стрыга, с пачкой чипсов на пузе и крошками от них на груди. Нервно дергая вытянутую нитку из старенького махрового халата, смотрел футбол. С экрана голосил Черданцев, наши проигрывали.

— Ну, хватит уже, Чердак, хватит, вечно ты неудачу приносишь! Накаркаешь всегда... Погребняаак, Погребняк…— с неудовольствием отчитывал комментатора мужик.

Звали его на самом деле Борька Стрыгин. Жил он на самом краю захолустного городишки Мглин, что в Брянской области, настолько древнего, что основание его приписывали князю смоленскому Ростиславу Мстиславовичу аж в 12 веке. И у Стрыги было такое впечатление, что со времен святого князя нихрена здесь не изменилось. Даже большевики, построившие тут несколько заводов и швейную фабрику, не смогли остановить упадок и общее запустение. Свою родину он нежно называл “мой Зажопинск” и уезжать отсюда не собирался. Было ему здесь хорошо. Старенький дом, доставшийся от бабки, был еще крепок, сад регулярно плодоносил, работа была непыльная - сторож на крахмальном заводе, а подработка приносила денег больше, чем зарплата сторожа.

Ну, как подработка... Занимался Борька время от времени черным копом. Места-то на это богатые. Сколько крови пролилось на эту землю - было б ее видно, по колено стояли бы в крови предков. И крепость Смоленского княжества здесь была, и в княжество литовское входил Мглин, и в Речь Посполитую. Ну, а как фашисты на три года пришли, то люди до сих пор помнят. Не было покоя порубежному поселению.

Найденное по-тихому сбывал перекупам, на жизнь хватало. Пока на свете есть дурачки, готовые платить за ржавые смертные жетоны и кресты, Борьке на сало и борщ хватать будет. Стрыге всегда было странно, что за наши “смертники” и прочую атрибутику никогда денег не платили. Вроде не так же все должно быть. Видимо, родственники убитых не ищут уже, а коллекционерам не нужно.

Стрыгу бы тоже никто не искал, случись с ним чего. Никого у него не было. Бабуля уже умерла, а родителей своих он не знал. Бабка говорила, что мать его привезла, да у нее и оставила. А отец его - пес приблудный. На вопросы о том, почему мама за ним не приедет, бабушка начинала ругаться и, сплевывая через плечо, говорила: “ Та не дай бог ей вернуться, чуть всю кровь из меня не выпила, подлюка!” На этом все разговоры заканчивались подзатыльником, для внятности, а когда маленький Борька начинал рыдать, бабка, сама заливаясь слезами, прижимала его к своему мягкому животу и гладила по голове, причитая про сиротинушку обездоленную.

В какой-то момент Боря понял, что вообще не помнит себя до лет пяти. Что там было - полный туман. Просто однажды Стрыга осознал себя стоящим на маленькой кухне с вышитыми занавесками, и увидел, что пухленькая пожилая женщина плачет над ним, а в руках у него кружка с чем-то красным, теплая на ощупь. И бабушка просит его выпить, чтоб полегчало.

— С-под поросенка, Боренька, свежая, пей, поможет тебе.

И Борька, морщась, пьет.

Всю жизнь бабушка считала, что у внука недостаток гемоглобина и поила его свежей кровью. Если вдруг никто из соседей животину не колол, то сворачивала голову курам.

Это так прочно вошло в привычку, что и после смерти бабули Стрыга стабильно раз в неделю выпивал большую кружку крови. Куры и кролики у него были на зависть крупные, и плодились хорошо. Если гемоглобин падал, то Борьке плохело, начинало мерещиться всякое. Раньше каких-то незнакомых людей видел, которых из его друзей-товарищей никто не замечал, а потом, как пропустит очередную дозу красной, так сразу бабуля тут как тут : “Бориска! Опять за здоровьем не следишь!” И давай ругать его на чем свет стоит. Только вот бабушка уже лет 15-ать как в могиле. Ну, два и два Стрыга сложил быстро, понял, что лучше чашку свежей крови раз в неделю, чем мертвяков слушать. Что-то с ним было не так, но выяснять у врачей Борис это не собирался, уж очень в психушку не хотелось. Бабушка, видать, тоже это понимала, может, даже знала причину, отчего внук такой кровопийца долбанутенький, да секрет в могилу унесла - никогда не рассказывала, кроме баек про низкий гемоглобин.

В окне, на фоне летних сумерек, показалась скрюченная обезьянья лапа и затарабанила по стеклу.

— Штрыга, Штрыга! На минутку!

Борька решил не реагировать, и сурово сдвинув брови, продолжал следить за развитием матча.

— Штрыга, ты ж дома, я знаю. Выгляни в окошко. — надрывался хриплый пропитой голос под окном. — Дам тебе горошка.

— А я вот сча тебе по едалу дам. — отворив створку гаркнул Борька. — Чего тебе, Козлевич? Денег не дам.

— Та чего денег шразу. Сигареткой угости, а? — у Козлевича, в миру Витьки Брынца, передние зубы отсутствовали как факт. Еще с той знаменитой драки у ДК, после дискотеки в 2007 году. Борьке тогда тоже досталось, но не так, как его соседу. Витька на данный момент был в очередном запое и жаждал поговорить.

Присев на лавку, стоящую под Стрыгиными окнами, он затянулся халявной сигаретой, разгладил мятые брюки, и выпендрежно пуская дым колечками, как бы невзначай сказал:

— А слыхал, Миронов-то отрыл ППШ в отличном сохране. И каску парашютиста немецкого.

— Да че ты врешь. Будет он тебе о таком рассказывать.

— Ну рассказал же. Бухали вчера вместе. И вот я думаю, а где ж он хабар схоронил? Ты вот куда прячешь?

“Ах ты падла шепелявая!” — подумал Борька, но виду не подал.

— Нет у меня никакого хабара, не хожу на коп давно, чего прицепился. А будешь болтать про Миронова — я те морду набью. Понял?

— Че ты, че ты.. Я ж пошутил. Не нужно мне чужое. Я честный человек! — с надрывом взвизгнул Козлевич, подскочив с лавки. Честный человек в прошлом году спер у Борьки бензопилу из сарая, и так и не признался. Стрыга его профилактически попинал под зад, но так и не сумел доказать факт кражи, хотя соседа видели в городе на рынке, с этой самой бензопилой. Наговаривают на честного человека всякие, да.

Не слушая бубнеж Козлевича, Борька захлопнул окно, сел на диван и выудил хрустящую чипсину из пакета. Пока жевал - понял, что жжет у него прям в груди. Как это - Мирон пулемет откопал, а он чего, хуже всех что ли? Давно никуда не ездил, разленился.

— Ну-ка, ну-ка! Умница какой! — заорал Черданцев из телевизора, комментируя действия игрока. И Стрыга встрепенулся, подумал, что и он тоже умница, и надо завтра съездить куда подальше, проверить новую пикалку.

Металлоискатель Фишер Ф44 достался ему за полцены от какого-то человека, продававшего его на Авито. Как раз обновить можно будет.

Весь вечер Борька смотрел по картам, куда бы податься. Решил, что завтра поедет в сторону Криштопова ручья, а там по пути будет видно.

Видно стало, как только старенький УАЗик забарахлил на полдороги. Ну, так тому и быть, решил Стрыга, пристроил своего боевого коня на обочине за раскидистыми кустами, навьючился как ишак рюкзаком, чехлом с металлоискателем, прочими нужными лопатами и углубился в чащу. Утренний лес пронизывали лучи восходящего солнца, пробивая золотыми копьями зелень листвы, птичий хор славил новый день, роса омывала вымазанные в засохшей, еще с прошлого копа, глине берцы. Стрыга чувствовал себя как Белоснежка в диснеевском мультфильме. Еще чуть-чуть и запоет, а пташки станут слетаться на ближайшие ветки, послушать его. А чего бы и нет, подумал мужчина, и от души запел:

— А ничего что пока наша цель далека,

но все же тверда еще наша рука.

Бутылка как ветер,

Как воля стакан,

и в бой нас ведет за собой капитан!

Эх, водка! Водка и калашников!

стакан в руке, на курке - привет,

затерялся след...

На энергичном припеве птицы притихли, вдали заполошно заорали вороны и Борька заткнулся. Скромнее надо быть, все же не Белоснежку с бодунища тут изображать приехал. Через пару километров расчехлил пикалку, собрал, выставил настройки и занялся делом. До полудня шатался по редколесью, сигнал был слабенький, было пару мест, где нашел николаевские монетки, ничего по сути не стоившие, кучу гильз, осколки снарядов. Дальше пошло больше. Сигналка захлебывалась воем, практически везде долбило по 92 по шкале, значит под его ногами лежала куча сокровищ.

В одном месте устойчиво пиликало стошкой. В груди у Борьки засвербело, чутье орало: “Здесь! Здесь!”. Запах сырой земли будоражил фантазию -“ в зачумлённой дворницкой витал бриллиантовый дым”. Быстро сняв первый слой, Стрыга вдумчиво стал перелопачивать землю, тыкая в нее ручным металлоискателем. Гильзы, гильзы, бесконечное количество и разнообразие. На глубине около метра сигнал все еще держался на 98. Да что там такое-то? Зарытые ящики с боеприпасами? Да не может такого быть. А вдруг, неразорвавшаяся бомба? А, Боренька? Как тебе такое? А ты тут резвым кабанчиком роешся.

Лоб покрылся потом, где-то в районе задницы что-то сжалось. Стрыга застыл, вперив взгляд перед собой. Да неее.. бред какой-то, подумал он, продолжив копать.

Через пару минут лопата стукнула обо что-то твердое. Осторожно окопав место, мужчина ладонями стал расчищать найденное. Оказалось, это немецкая каска. Таких у Борьки было много. Интереса она не представляла, если под ней не маячил боец. Тут же из-под земли показалась часть черепа - глазница, забитая землей и височная кость. Затаив дыхание, он стал разгребать руками слой почвы. Это явно было захоронение, а не одиночно лежащая голова. Решив поступить правильно, даже по отношению к солдату с нападающей стороны, Борька достал из рюкзака свой арсенал кисточек и стал очищать кости, предварительно окопав все саперной лопаткой. До сумерек возился он, как опытный археолог, сметая со скелета землю, годы, и бесславную смерть.

Находка оказалась прелюбопытной. Стрыга почти сразу понял, что откопал он офицера немецкой армии. Все атрибуты были в наличии. Но вот неброский серебряный перстень на костяшке среднего пальца привел Стрыгу в дикий восторг. Овальная простенькая блямба с подобием двойной руны на тонком обруче говорила о том, что человек, носивший его был не абы кем, а исследователем из подразделения СС - тайной организации Аненербе. Организация эта славилась тем, что изучала и собирала информацию, артефакты, да все, до чего могла дотянуться, о традициях и истории нордической расы, а главное -всю оккультную паранормальщину, с ней связанную.

Словно пес, почуявший добычу, Борька стал активней грести щеткой, вытаскивая на свет божий убиенного. Кстати, смертный жетон его был не сломан, это означало, что о смерти исследователя в штаб сообщения не ушло. Что он тут делал, на Брянщине, как он умер, кто его похоронил - никто теперь никогда не узнает. Роясь возле сгнивших сапог, от которых остались одни подметки, Стрыга заметил бок железной коробочки, похожей на маленький портсигар. Наверное, в сапоге что-то носил немец. Откопал, вытащил. Ржавчина истоньшила стенки коробки так, что они практически рассыпались под пальцами. Крышку он легко оторвал. В оставшейся половинке тускло поблескивали потемневшие золотые колечки, сережки с красными камушками, и пара коронок для зубов.

— Ах ты ж тварь такая… — расстроенно прошептал копатель. — Содрал же с наших теток, да?

И пнул ботинком по берцовой кости, от чего она вылетела за край ямы.

Небо над верхушками деревьев стало сиреневым, в лесу потемнело, а Борька понял, что на сегодня хватит. Смеркается быстро, скоро будет совсем темно. Ночевать в машине не хотелось - назад идти, и там тоже нормально не выспишься. На такой случай был у него гамак походный, его-то Стрыга и растянул между двумя деревьями, зафиксировав над сучками веревки. Наскоро перекусив, не разжигая огонь, он влез в гамак, замотался, как куколка гусеницы в брезентуху, и от усталости сразу провалился в сон, как только тонкий серпик молодого месяца взошел на небо. Ветер тихо шелестел листьями, теплый ночной ветерок покачивал спящих на ветках птиц, зудели комары, где-то на болоте брекотали лягушки. Спалось, как никогда, сладко. И снилось что-то такое… приятное...

Адский визг разорвал ночную тишину леса. Словно кого-то резали заживо, прямо рядом. Борька забарахтался с перепугу, выпал из гамака в кромешную тьму, вопящую до боли в ушах.

“ Баньши. Баньши! Я знал, что они существуют.” — ползая в поисках рюкзака, в котором лежал фонарь, лихорадочно думал он. А за кем же они пришли? Нашарив молнию на кармане, вытащил фонарь и спасительный свет разрезал черноту лесной ночи.

Визжащий баньши бегал по вырытой Борисом яме, мелькая полосками на спинке и тряся ушами. Пятачок-сеголеток, как его занесло ночью сюда, сам леший не знает. Видать отбился от мамки, далеко забрел. Маленькие копытца дробили старательно очищенные кости немца, перемешивали их с землей.

— Ну все, дорогуша, хватит. — Стрыга щелкнул раскладухой, спрыгнул в могилу и разом навалившись на подсвинка, долбанул ему в шею. Истошно взвизгнув, кабанчик затих. Копатель вытянул нож и присосался к ране. Шерсть была немного противная на вкус. Сидя в раскопанной яме, слабо подсвеченной фонарем, Борька сыто отдувался и смотрел на переворошенные кости. Кабанчик взрыхлил нормально так. Под скелетом явно что-то было. Торчал бок ящика какого-то металлического, даже ручку на боку его можно было разглядеть. Вот что сигнал давало.

Поправил фонарь, чтоб светил вниз, и с азартом стал выкапывать немецкие сокровища. Пока копался, стало понемногу светать. Ящик оказался что-то вроде небольшого железного чемоданчика, похожего на канистру для бензина, только с ручками. Полустертые надписи было уже не прочитать, только сбоку сохранилась маркировка белым — W 34. Борька вспомнил, что в таком мины хранили.

Душа ушла в пятки. А как открывать? А вдруг там еще что-то есть и сдетонирует? Перед глазами пролетела неказистая жизнь его, в которой по сути и зацепится-то было не за что, и жадность победила. Вдруг там что-то дельное?

Ломая ногти, стал ковырять застежки ящика, отжалась одна, вторая просто сломалась - проржавела. Внутри было не так уж и пусто. Мин там точно не было, а в круглые отверстия были вставлены оцинкованные цилиндры. Три штуки. Время проведенное под землей спаяло края, но Стрыга все же сумел открыть один. На ладонь выпал серебряный потемневший кругляш, испещернный рунами и какими-то знаками, там же были хорошо сохранившиеся бумаги, свернутые в трубочку, все написано от руки, чернилами. Готические буквы с вязью в начале страниц намекали на древность рукописного текста. На каждой бумажке стоял штемпель со знаком Аненербе и размашистой резолюцией и узнаваемой подписью Гиммлера.

“ Да за эти бумажки точно хорошие деньги можно получить. Такая удача. — разглядывая находку думал Стрыга, — Ты, Боренька, и вправду умница. Надо же, Чердак не накаркал, в кои-то веки.”

Бумаги он засунул обратно, в цилиндр, и закрыл крышку. Стал крутить серебряный диск в руках, стараясь разглядеть рисунки, выбитые на нем. Странная какая-то вещь была. Сантиметров 10 в диаметре, увесистая такая. С двух сторон руны, знаки непонятные, хаотично расположенные. Зачем такое нужно было таскать с собой в железном ящике? Видать что-то важное для немцев в ней было. Да еще куча старинных бумажек. Инструкция может там? Жалко, что читать он и на русском не любил, а с иностранными языками Борис вообще был “на вы”. Ну, да в интернете знатоков найдет.

Внезапно, посреди таких приятных мыслей о скором обогащении возникло странное чувство. Борьку резко затошнило и вырвало. Кровью. Прямо на руки, держащие серебряный диск. Согнувшись в очередном спазме, сквозь выступившие слезы он разглядел, что кровь, попавшая на кругляш, вроде как дымится. Протер глаза.

На серебряном диске, заблеванным красным, засветились руны, кровавые дорожки побежали по рисункам и значкам, тут же впитываясь в металл, исходивший паром. Где-то прогремел гром, в предрассветном сумраке к яме, где лежал немец и стоял Стрыга, потянулись черные тени.

“Что ж я откопал-то такое…” — вихрем пронеслось в голове, и Борьку еще раз вырвало.

В плотной тишине откуда-то раздались глухие ритмичные удары, словно кто-то лупил в огромный барабан. Кругляш светился, наливался желтым огнем, пальцы свело судорогой, края диска впились в пальцы, разрезая острыми краями кожу, словно требовали еще крови. Выступившие капли впитывались в металл, руны стали пульсировать, вспыхивая красноватыми отсветами.

Они соткались из заклубившегося меж деревьями тумана и поднявшихся с земли черных теней. Из ярости воинов, страха и боли побежденных. Из крови, пролитой на этой земле, людских костей, лежащих веками в ней. Из дыма пожарищ, горящих домов.

Четверо мужчин, одетых только в длинные юбки из кусков кожи,  державшиеся на широких поясах с коваными бляхами.  Волосы их струились черными прядями, развевались ветром мира мертвых. Мускулистые тела украшены татуировками, вьющимися по рукам и торсам. В пустых глазницах тьма лет и пепел сожженных сердец. Земля под ними вспучилась, выбрасывая белые кости, и ухнула обратно, заставив Стрыгу присесть в своей яме, и стать как можно незаметнее.

Один мужчина держал в руке большой бубен, у другого на пояснице крепился огромный барабан, в руках у третьего было что-то похожее на длинную дудку из рога, а четвертый имел при себе деревянный раскрашенный щит и короткий меч.

Мечник поднял оружие и стал стучать им по щиту, ритмично отбивая такт. Барабанщик подхватил, вплетая в ритм дроби, отбиваемые руками. К черным губам поднесли дудку, полилась боевая мелодия. Тот, кто держал бубен, жахнул в него длинной костью, которая раньше явно была чьим-то бедром. И они пошли вперед, раздавая вокруг священную боевую ярость. От звука барабана вскипала кровь, хотелось встать и бежать сломя голову в бой, крушить врага, убивать, затаптывать в грязь еще теплые тела, разматывать кишки, чтобы от них ничего не осталось.

“В атаку! В атаку!” — командовали колдовские музыканты, играя на своих инструментах. Стрыга поднялся на трясущихся ногах, выглянул из ямы, провожая взглядом спины зовущих в бой. Там, где они прошли, ступая босыми ногами, из земли поднимались призрачные воины. Десятки мужчин, облаченных в старинные мундиры, кольчуги, гимнастерки, кожаные доспехи. Разных времен и эпох. Музыканты уходили все дальше, боевой мотив звучал все так же оглушающе, даже дохлый кабанчик задергал копытцами, и Борька брезгливо отскочил подальше. И чуть не наступил на выползающего из земли офицера СС.

— Ах ты ж, епт! — испуганно взвыл копатель, — Про тебя уже и забыл!

Немец, не обращая внимания ни на что, вылез из своей раскопанной могилы и устремился вслед за армией мертвых. И Борьке тоже хотелось с ними, туманило мозги, рвало с места, да вот только то, что кругляшка резала пальцы, немного его отрезвляло. Куда идти, кого воевать?

Стрыга попытался разжать пальцы и бросить серебряный диск. Получалось плохо. Да, инструкцию перед использованием конечно надо читать. То, что активируется эта штука кровью, не важно чьей видать, - это было ясно. А вот как прекратить действие?

Он тряс рукой, даже прижал пальцы ботинком и попытался содрать диск, но тот держался, словно прилип. А эта армия какого-то безумного некроманта уходила все дальше и дальше. И могла дойти до ближайшей деревни. Что тогда будет… Даже думать не хотелось.

“Борька, руки помыл?” — ни с того, ни с сего прозвучал в голове бабкин голос. Стрыга даже встрепенулся, ведь если с грязными руками за стол - то тогда полотенцем по спине сразу перетянет. А это больно. Руки надо мыть. Надо мыть. А, вот оно что, спасибо, бабуль!

Метнувшись из ямы к рюкзаку, мужчина вытащил литровую бутылку с водой. Звук барабанов ввинчивался в мозг, драл когтями сознание, звал убивать. Свободной рукой стал поливать на другую, время от времени потирая кругляш о куртку, чтоб быстрее кровь смывалась. Когда почти вся вода закончилась, серебряный диск, сверкнув боком, отлепился от ладони и упал на землю. Стрыга тоже. В лесу стояла еще пару минут тишина, а потом радостно загомонили утренние пташки, в кронах деревьев проглянуло розовое от рассвета небо, и наступил покой.

Никаких бубнов, барабанов и боевых маршей древних племен. Зовущие на бой вернулись в Вальхаллу, или где они там обретаются, Борька Стрыгин осмотрел свои трофеи, быстренько вылез из раскопа и стал собираться домой. Долго думал над коробочкой с золотыми колечками и коронками. С одной стороны - просто на лом сдать - тыщ 20 точно будет. А с другой - да ну его нафиг такие деньги. От горя других самому счастья не найти. И бросил к порушенным костям обратно. Прикопал яму, даже закидал ветками, чтоб больше никто не нашел.

Кабанчика завернул в гамак, взвалил поверх рюкзака, и взяв железный чемоданчик, попер к дороге. В голове роились мысли. Что вообще привезли немцы на нашу землю? Ладно, был у них первитин. Давали его летчикам и танкистам в таблетках, чтоб ни страха, ни мысли отступать. В бой шли одни накачанные наркотой берсерки, радостные, и убежденные в своей победе. А вот эта хрень видать пехоту в бой вела. Тех, кому таблеток не хватило.

“ М-дааа… Может свои же исследователя этого тут и кокнули. После такого-то представления. Все же, религиозных среди них было много. Испугались. А может наши выловили. Да просто покидали все его имущество вместе с немцем, и зарыли.” — думал Стрыгин, выруливая на дорогу.

Уже дома, осматривая хабар повнимательней, решил, что остальные два контейнера открывать пока не будет, мало ли что в них, может еще опаснее, чем эта штука, даже мертвого поднимающая на бой. А ведь с такой хренью можно и революцию устроить. Хоть где. Хош в России, хош в ближайшей стране. Налил кровушки на серебро в центре города, и веди вперед, на штурм Зимнего. Полезли совсем нехорошие мысли. А вдруг и в 1917-ом эта вещь тоже отметилась? Ведь, как знать, откуда этот диск попал в цепкие лапки Аненербе?

— Штрыга! Штрыгааа! Шматри шо есть! — завопили под окном. — Я знаю, что ты дома уже. Глянь, шо достал.

Борька недовольно сморщился, потопал к окну. На улице стоял Козлевич, радостно покачиваясь, светя красной рожей и беззубой улыбкой.

— Вота! — он повел он лапой, указывая на стоящую поодаль насквозь ржавую “Победу”. — Машина -зверь, кузов тока подрихтую, и продам. Хочешь, в пополаме вложимся? Такую за полляма потом продать можно.

— Витенька! — ласково прищурился Стрыга, — А поди сюда, поближе.

Козлевич подскакал как-то боком, видимо, все равно опасаясь за свою шкуру.

— Еще раз тут появишься со своими мавродинскими предложениями вложиться, я на тебя оркестр запрещенных барабанщиков напущу.

— Чевой-та, барабанщиков сразу. Не хочешь - не надо. И так в меня жисть, как в бубен, лупит. — разнылся Витька, ища сочувствия. — Так будешь вкладываться? Смотри, какая малышка, а?

— Витя, иди нахрен. Еще минуту и… — Стрыга притянул соседа, цапнув за майку-сеточку, — и глотку тебе изорву.

И убедительно клацнул белыми зубами возле потной соседской шеи со вздыбившимися венами.

Продолжение следует.

Пусть здесь будет музыка, из-за которой возникла идея для истории)

Подписывайтесь на мой паблик в ВК, оставляйте комментарии, как вам история.  Может есть люди, кто копом иногда занимается, подскажите,  насколько убедительно описаны действия гг.

В подъезде нашем ремонта не было лет двадцать. Штукатурка висела рваными клочьями, потолок был весь в черных ожогах от прилепленных спичек, краска на стенах потрескалась, облупилась. Пахло в нем скисшей капустой и чем-то прогорклым.

Надписи со скандальными новостями “ Ира-шлюха” и “Копчик - пидарас” давно уже никого не интересовали, и были затерты грязными дорожками от рук, идущими посередине крашеных стен, как будто кто-то годами ходил к себе домой, опираясь на панели и еле переставляя ноги по истертым ступеням. Мне, в принципе было пофигу, квартира досталась от одинокой тетки, прожившей здесь свою скучную, серенькую жизнь, и в ней я сделал отличный ремонт.

Провинциальный, тихий городок не радовал искрометными развлечениями, но радовал ценами в магазинах, и сразу нашедшейся работой - охранником на местном заводе, выпускающем навигационно-геодезические приборы и системы. Сутки-трое график, зарплата достойная, поэтому я не жалел, что уехал из большого города. Мне здесь было хорошо, спокойно. И девушки такие красивые, иногда просто дух захватывало, хотелось свернуть голову, наблюдая за ними. А главное - очень простые в общении, поэтому у меня вскорости завязались отношения.

Кристя моя была просто модельной внешности - длинные густые русые волосы, большие серые глаза, пухлые губки. А фигурка… Я ее как видел, сразу не мог ни о чем думать, кроме секса. Одно было нехорошо - она была не умной и болтливой. Поэтому первым делом у себя дома я затыкал ей рот поцелуями. Ну, а после всего можно было и послушать про то, как ее подружки проводят свои дни, пропуская все мимо ушей и иногда поддакивая. Ей хватало.

Жизнь моя стала размеренной и неторопливой. Уже никто не звал на ночные тусовки, концерты. Друзей здесь я пока не завел, да и ходить тут было некуда. В кино только, но я не любитель сидеть и слушать, как кто-то за спиной жрет попкорн. Работа - дом, привычный маршрут. Скучно, спокойно, но мне начинало нравится. Все таки тридцатка мне, не все же по клубам скакать.

В тот вечер Кристина осталась у меня на ночь. Я уже засыпал, как почувствовал толчок в бок.

— Сереж, прекрати! Храпишь!

— Детка, ну что я могу сделать? На бок лягу.

— Да я задолбалась тебя толкать, спать невозможно, домой поеду.

— Ночь на дворе, ложись.

Но девушка продолжала ворчать, одеваясь. Вызвала такси, и чмокнув меня на прощанье, убежала. Ну, ей не впервой. Я даже вставать не стал, сказал только чтобы дверь захлопнула. Через пару минут я уже спал, вольготно развалившись на своей кровати.

Утром я обнаружил, что входная дверь приоткрыта - Кристя, видимо, второпях не прижала дверь, замок не сработал. Хорошо, что подъезд у нас тихий, одни пенсионеры живут, да и вход в него на кодовом замке. Но все равно решил высказать ей за такую халатность. А вдруг бы кто-то зашел? Брать у меня нечего, но и последнего лишиться неприятно.

— Да закрыла я дверь! Ты чо, зай. У тебя в подъезде вечно уроды какие-то трутся по ночам. Что я, совсем уже? — возмущалась Крис в трубке. — Ты давай тут, это… не наговаривай. Я и у себя дома на все замки закрываюсь.

Я засомневался. Может и вправду закрыла? Но кто тогда ее открыл? Уроды из подъезда?

Пока болтал с подружкой, перерыл все карманы, проверил шкаф - все ценное на месте. Единственное что было не так - на белой стене прихожей, возле выключателя темнело грязное пятно, смазанное еще такое, дорожками.

— Кристин, а кто грязными лапками за стенку хватался? Просил же не опираться, когда обуваешься!

— Да ты там охренел совсем! — крикнула девушка и бросила трубку.

Я постоял, возмущенно пялясь на стену. Ну надо же, только ремонт закончил. И чем это теперь оттирать.. Провел пальцами по пятну. Оно оказалось липким и жирным, и еще больше размазалось. На секунду показалось, что за моей рукой от пятна потянулись длинные паутинные нити слизи, как будто стена стала вязкой. Меня передернуло от отвращения и я потопал в ванную за тряпкой. По пути увидел еще несколько пятнышек, поменьше, на стенках у кухни. Намочил тряпку.

Ничем эта дрянь не оттиралась. Только размазывалась еще больше. В результате своих стараний я получил серо-желтые разводы, стершуюся краску и нервный тик. Захотелось выпить. На часах было 10 утра. Да и хрен с ним, выходной же, подумал я, и достал из морозилки 0.7 батл Финляндии. Там же был запримечен скучающий на инее кусочек сала. Нарезал его тонкими ломтиками, опрокинул стопочку, закусил. Послонялся по квартире, неприязненно поглядывая на стены, убитые моими стараниями и решил, что можно еще намахнуть соточку. Сел на кухне, включил ноут, разложил блюдца с сальцем, оливками и зеленым лучком. Очнулся, когда в комнате стало темно. На мониторе в ВК обнаружился диалог, из которого следовало, что Кристина послала меня в далекое пешее путешествие и девушки у меня теперь нет.

Не очень расстроившись по этому поводу, я допил остатки водки и завалился спать неприлично рано, еле дойдя до кровати, цепляя углы шкафов. Проснулся я от того, что дико мутило. Еле дополз до ванной, цепляясь за стенки, немного постоял тупо глядя на опухшее лицо в зеркале, уродливо кривящее губы и меня вывернуло. Больше даже от отвращения к себе. В кровати долго ворочался, было то жарко, то холодно, потом захотелось пить. На кухне глянул на часы -всего полпервого. Попил, налил стакан воды, пошел обратно. В коридоре меня зацепил какой-то звук. Я замер, держа стакан в вытянутой руке. За дверью что-то шебуршало, потрескивал старый кафель на площадке, как будто перед дверью кто-то переминался с ноги на ногу.

Медленно, осторожно ступая, чтобы ничем себя не выдать, подкрался к дверному глазку. Затаив дыхание, приблизил глаз, отодвинул круглую “шторку”.

На площадке перед моей дверью стоял толстый лысый мужик в грязной майке-алкоголичке. И тут я пожалел, что сменил штатный глазок на лучший, с широким обзором. Все было видно до мельчайших подробностей. Бледная желтоватая лысина лоснилась, отражая свет тусклой подъездной лампочки, заплывшие жиром мутные глазки слепо шарили по двери. Кончик очень длинного, вытянутого носа в крупных порах шевелился, словно принюхивался. Человек наклонился почти вплотную к глазку и я разглядел, что губы его срослись в вытянутую трубочку, как хоботок. Я не мог пошевелится от ужаса и страха, что тот, за дверью меня услышит. Рука дрожала, вода стала выплескиваться на пол. Громче звуков от этих капель я не слышал. Тут в глазке мелькнула тень, я отпрыгнул назад. Поставил стакан на тумбочку и снова шагнул к двери. Жирный водил своим носом прямо перед глазком, хоботок противного серо-розового цвета шевелился, вытягивался и дергался, с хлюпаньем втягивая воздух.

Ручка медленно опустилась вниз. В обоих замках стало что-то прощелкивать. Сердце забухало, в коленки впилась противная слабость.

Я нашарил в темноте щеколду и резко задвинул ее. Снова глянул в глазок, уже уверенный, что сейчас буду звонить в полицию. Толстый, переваливаясь, поднимался вверх по лестнице, тяжело опираясь на стенку рукой, которая каждый раз с противным чвякающим звуком отрывалась от окрашенной панели, как будто ладонь его была в чем-то липком. Некогда бывшая белой майка в серых пятнах обтягивала трясущиеся огромные жировые складки, обвисшая чуть ли не до колен задница в синих трениках подрагивала на каждый шаг босых ног, вбивающих в истертые ступени грузное тело.

И тут до меня дошло. Вверх. Он идет вверх. Значит живет здесь. Где-то выше этажом. Но я не помнил такого соседа сверху, потому что за время ремонта успел перезнакомится со всеми, кто жил выше и ниже меня. Все они приходили с жалобами на шум, хотя все делалось в положенное время. А это кто? Я вспомнил Криськины слова про уродов, что тусуются в подъезде по ночам. Может это его она видела? Ведь урод же. Что у него с губами? Очень странный человек. Да и человек ли? Жирный уже скрылся на площадке выше, но противный звук от его липких рук все еще было слышно. Чвяк, чвяк…

“Чвяк…” — послышалось позади меня.

Не может такого быть. Послышалось. Я выдохнул, включил свет и почти залпом выпил стакан воды, стоящий на тумбочке. Я же дома. За толстой железной дверью. Надежной, как сейф. Никто сюда не может войти. Но, уверенности в этом у меня поубавилось. Свет в коридоре я оставил, на всякий случай.

В комнате я включил телевизор, достал из ящика шкафа нож- финку, который купил в состоянии очередного помрачения мозга, который часто наступал перед витриной магазина с ножами, и положил его рядом с собой. Мне так было спокойней. Спать мне уже не хотелось. Ночные программы не радовали разнообразием, вскоре я залип на каком-то туповатом сериале, часто прерываемом громкой рекламой. И не заметил, как вырубился.

Давит... Давит... На шею давит, дышать невозможно. Рывком подскочив, открыл глаза, пытаясь отдышаться. На кадыке все еще саднила кожа, как будто кто-то сжал пальцы именно на том месте. Было больно глотать. Телевизор тарахтел что-то про погоду, сквозь шторы пробивался предрассветный сумрак. В коридоре, что отлично просматривался с кровати, переминался жирный мужик в трениках и грязной майке. У меня дыхание перехватило. Он как зашел?!

Я заорал, схватил нож и выпрыгнув с койки скакнул к двери.

— Ааааа! Твою мать! Пшел отсюда! — первое, что пришло в голову и выставил нож перед собой. 

Тут я увидел, что входная дверь закрыта на щеколду, то есть зайти он не мог, а значит все время был здесь. Трусы прилипли к заднице от холодного пота. Все еще стоя в комнате, перед дверным проемом, я осознал, что это тот, кто зашел еще прошлой ночью, в приоткрытую дверь. Тот, кто измазал мои белые стенки своими грязными лапами. И он не похож на ту тварь, что стояла на лестничной клетке перед дверью, водя своим жалом перед глазком.

Этот был чуть ниже, маслянистые редкие волосики прилипли к черепу, свисая над ушами, нос такой же длинный, в крупных черных точках, лоснящийся, как и вся рожа с тремя подбородками. На жирных покатых плечах какой-то желтоватый налет, майка в бурых пятнах и вытянутые на коленках треники с белыми полосками по бокам. И сраный маленький ротик. Такие губки бантиком, размером с мой ноготь. И эта срань все время шевелилась, то сжималась, как жопа курицы, то растягивалась, обнажая мелкие гнилые зубки. Он что-то шептал, невнятно, тихо.

— Пшел отсюда! - еще раз крикнул я и сквозь стук сердца в ушах услышал:

— Маальчик… Пусти братишку. Пусти. Он хочет сюда, сюда.

Жирный бубнил, как ребенок-дебил, одно и то же. Чтобы я пустил сюда его братишку. Я так понял что - того типа, который в подъезде ходит. Такую же сальную тварь. Хрен вам, подумал я, и замахнувшись ножом бросился на урода.

Глазки ночного гостя зажмурились, и он в момент как-то став плоским, втянулся в щель между стеной и шкафом в прихожей. Помахав еще в воздухе ножом, я подскочил к стенке и потыкал ножичком и туда, сверху донизу, все еще в ярости заглянул в щель, обнаружив там паутинные заросли и вдали, в углу, испуганно моргающий глаз. Эта тварь умела трансформироваться, а значит выдворить ее будет не просто.

Все же я не зря отпахал два года в НИИЧАВО. Там, конечно, бывало всякое. Многое повидал, и понял что есть то, о чем обыватели и не догадываются. Но здесь, в тихом, провинциальном городе, я хотел спокойствия и уюта, а не опять вот это вот все. Здесь же церквей натыкано по одной на гектар, так какого же хрена тут творится?

Решив, что стоять и ждать, когда жирный вылезет из своего укрытия бессмысленно, пошел на кухню. Включил свет и ахнул. Ремонта в ней как будто и не было. Стены в желтоватом налете, на кухонном гарнитуре грязные отпечатки пальцев, столешницы присыпаны серой пылью, крошками, шторы мятые, уже почти коричневого цвета, в разводах, вроде как ими жопу вытирали. Ноут весь в масляной пленке, с блюдец сожраны остатки закуски и эта тварь поскидывала все мои магнитики с холодильника! Магнит в в виде верблюдихи с сиськами из Египта был варварски растоптан. Всему. Должен. Быть. Предел.

От взрывной волны злости закололо в кончиках пальцев. Этот урод решил засрать мою жизнь! Сделать ее вот такой, липкой, серой и убогой. Хотя, подождите... Я же сам хотел тихую, обычную жизнь. Как все. Чтоб работа-дом. Девушка без амбиций, но красивая, дети потом, дача. Походил еще по кухоньке-залипухоньке - три шага туда, три обратно. Да! Но не так же! Не так же все должно быть.

За стеной у соседки, старухи Нины Ивановны, запиликало радио, которая глухая бабка выкручивала на полную громкость.

— В эфире радио Маяк! Московское время - шесть часов, пять минут. Прогноз погоды на это утро…

“Здравствуй, новый офигенный день!” — саркастично подумал я, и размахивая финкой вышел в прихожую. Заглянул за шкаф. Никого там не было. Только пыль покачивалась на качелях паутины. И когда все успевает так зарасти. Шкаф собрал четыре месяца назад.

Значит, будем ждать. Видать, эти твари только по ночам вылезают. Днем прячутся где-то. Интересно, где? На чердаке дома, или в квартирах нечаянно выпустивших их людей? Может, они кочуют от одного загаженного дома к другому, более чистому, и им там интересней? Я вспомнил квартиры своих друзей в Питере и других больших городах. Просто затопленные жиром так, что обои отслаивались, грязные липкие кухни, маленькие комнатки, прокуренные до янтарной желтизны, невыводимый запах мочи в туалете, серый налет на кафеле ванной, и эти подъезды - парадные. С вогнутыми, истертыми ступенями, дырами в них, облупившейся краской, залапанные сотнями грязных рук стенами, зассаными лифтами и разбитыми окнами. Так может это такие же твари, лоснящиеся, в грязных майках-алкоголичках живут у них тоже?

Да неее, бред какой-то. Не может такого быть. Это только в мелких, тихих городках бывает, да? Вот в таких, где герб города - павлин, распушивший хвост. Павлиний хвост, господи… Под которым обычная куриная жопа. Срущая прямо под себя. Вот тут такое и случается. Надел треники, еще раз проверил квартиру на наличие посторонних и посмотрел в глазок. Никого. Можно выходить. И пошел в магазин. Для борьбы нужно подкрепление, причем такое, которое не станет рассказывать посторонним о твоем сумасшествии. И такое быстро нашлось. Крепкое крафтовое.

Весь день я провел, чистя кухню. Оттер ноут. И сел изучать информацию. По запросу “ жирный урод майка в квартире дверь вошел” обнаружилось несколько историй на развлекательных сайтах. Все как одна под копирку. Оставил дверь открытой, в доме жирный урод, ноет, засирает дом, прячется в недоступных местах. Одна только отличалась - там была истекающая жиром женщина. Все. Как их извести - никто так и не написал. Выводы из историй были неутешительными. Эти существа появлялись после полуночи и пропадали с восходом солнца. Дом, в который они проникли, становился непригодным к проживанию, хозяев тянуло все время забухать, и те, кто поддался, видимо так и живут с ними дальше, не замечают что квартира их превращается в гадюшник. И жизнь их стала такой же грязно-желтой и липкой, как залапанные этими тварями стенки моего подъезда.

Ждал вечера, как никогда. Две полторашки улетели, не оставив в разгоряченном мозгу ни капли релакса. Просмотрены все подписки на ютубе, вся срань по предложкам, в приступе ностальгии решил посмотреть новых “Охотников за привидениями” и чуть не сблевнул. Организовал себе небольшой арсенал - пачку соли, отрыл тетушкин серебряный крестик, ее вставные зубы, чеснок. Мела у меня не было, но русская смекалка не подвела. В кладовке еще было полмешка штукатурки. В стакане разболтал водой и нарисовал круг на полу кухни. Может и пригодится, как говорил Пушной в Галилео: “Ээээксперименты!”

Неудобно спать, сидя на табуретке в кухне. Но, у меня получилось. Подскочил, когда услышал что кто-то дергает ручку входной двери и щелкают замки. Возблагодарил гений создателей ночной задвижки - щеколды, что невозможно открыть снаружи. Они что-то знали, сто процентов.

Подхватился и выбежал в коридор. Сальный гаденыш уже стоял у двери спиной ко мне, шевеля своими заплесневелыми складками на спине. Он невнятно что-то бубнил, опираясь руками на дверь. С той стороны постукивали, шептали. Слипшиеся сосульками волосы на голове тряслись, видать он хотел, чтоб его братишка побыстрее открыл дверь и они стали жить тут вдвоем.

Я подсмыкнул трусы и стал действовать. Схватил пачку соли со стола, веером сыпанул ее на спину жирному ушлепку. Тварь завизжала, заколотила ручками по двери, от кожи его пошел дымок, майка стала разъезжаться коричневыми пятнами. Урод повернулся ко мне, зажмурился и пошел на таран, дико вереща.

По батареям застучали нервные соседи снизу. Урод ткнулся носом в проход на кухню, но для него там оказалась непроходимая преграда. Штукатурка работала! Из ноздрей жирного полилась коричневая слизь, он взвизгнул, как свинья на заклании, и стал растирать все это дерьмо по гофрированному подбородку.

— Сдохни, тварь! — вторая половина пачки полетела жирному в едало. Соль разъедала заплывшие глазки, шипели, исходя паром волосики, пропитанные жиром, куксился длинный нос, оплывая, как свечка.

Я бросал соль, пока не кончилась вся пачка. От липкого дебила осталась только лужа вонючей коричневой жижи на полу. Задыхаясь и передергиваясь от отвращения, сел обратно на табуретку. Вроде и все. Победил. На часах уже полвторого, спать нужно идти, завтра на работу. Нашарил теткин крестик, и зажав его в ладони, перешагнул лужу вязкого дерьма, подернутого жировой пленкой, пошел в комнату, где ничком упал на кровать и тут же заснул.

Утром, под бодрый рингтон будильника, разлепил очи, еле разжал пальцы, сжимающие серебряный крестик - он продавил в ладони такие вмятины, что почти кровь пошла. На полу у кухни обнаружилась засохшая лужа жира, под ногами скрипела соль, устилающая весь коридор. В ванной, на стыках плитки гнездилась черная плесень, а из зеркала на меня вызывающе пялился злобный небритый мужик лет 30-и и как будто спрашивал: “ Может, ну его нахер эту работу? Такая тяжелая ночь была. Дружище, может пивка и на каторгу не пойдем?” Я посмотрел на ладонь с отпечатком крестика и решил, что ночь была действительно тяжелой. Ну, а че? Это каждый день со мной такое случается? Позвонил начальнику смены. Тот сразу понял что я приболел и нашел подмену. Мировой мужик.

Ну, раз уж я умылся и привел себя в порядок, то и квартира должна быть мне под стать. Матерясь и умываясь слезами, отчистил пол, вымыл всю кухню, кафель в ванной. Черная плесень ведь опасная вещь. И решил наградить себя премией. Я же молодец, да? Урода, хотевшего засрать мою жизнь победил, второго такого же не впустил, и ваще красава.

Поэтому пошел в магазин.

Набрал пива всякого, вискарика и колы. Дома пожарил картошечки с лучком, накатил пару банок и стал смотреть сериал, где изгоняли демонов отовсюду. Прям как я. Ток там у них Шевроле Импала 1967 года выпуска есть, а мне такие тачки не по карману. Да и ладно, Шевроле Ланос тоже хорошо. Под эти уютные мысли стал дремать, одним глазом посматривая на монитор.

В прихожей задергалась ручка входной двери.

— Братишшшка... Братишшка... Впусти. — донесся хлюпающий шепот из замочной скважины. 

Свет в коридоре стал тусклым, лампочка затрещала.

Я встал с кровати и подошел к окну. В пятиэтажке напротив, в подъездных окнах были видны силуэты тяжело поднимающихся по истертым лестницам толстяков, держащихся за стены. Я придумаю... придумаю как убить их всех. И убью.

Или они меня.

Рассказ написан для подписчика - Злого деда, и является продолжением серии историй "Охранник из НИИ"

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Пишите комментарии, кому понравилось, кому не понравилось, кому лень - ставьте плюс!)

И заходите в гости, мой паблик вк

Часть первая. Искатели артефактов.

На кухне было сумрачно, свет фонарей с проспекта кое-как рассеивал надвигающуюся тьму ночи. Ромка сидел за столом, на котором красовались коричневые круги от бокалов, немытые чашки, и нестерпимо воняла переполненная пепельница. Вроде выкинуть надо, но так все лень, что вставать со стула кажется непосильным занятием. Казалось, в глубине квартиры что-то постукивает и вот-вот раздастся звяканье колокольчика, надо будет идти в комнату, где умирает его единственный близкий человек. Но колокольчик все не звонил, тишину нарушал только звук проезжающих машин за окном.

Тупо просидев весь вечер, подливая себе коньяк в мстительно вытащенный из шкафа хрустальный фужер из бабушкиного набора антикварного стекла, который она всегда запрещала использовать, Роман пытался понять, что делать дальше с таким вываленным на него грузом знаний. Кругом шла голова. Есть тайный орден, на который он теперь работает. Есть возможность оживить мертвых. И они проведут рядом с тобой пол твоей жизни, а ты и ничего не заметишь. Существует возможность открывать порталы, как в книгах о магах. Есть маги-некроманты. Тут Крестовский криво усмехнулся. А чего ж великих деятелей тогда не воскресили? Ленин вон, лежит на Красной площади. Что, значит они не важные фигуры для ордена?

И тут до него дошло. Великие, знаменитые - они как ширма, маппетс, кукла-в-жопе-рука. Какой бы строй не был в стране, орден всегда будет заниматься своим делом. Знаменитые ведь действительно не важны. Важны те, кто имеет какой-то дар. Искать древние артефакты, чувствовать магию, которая, как оказалось, никуда не делась, просто стало меньше людей, кто может ей управлять.

И все это нужно держать в тайне, потому что у обычного человека вся эта информация вызывает истерию, ненависть к тем, кто их пугает своими способностями. Что может натворить обыватель, попади к нему костяной цилиндр, дающий возможность узнать у мертвого его секреты? Ромка вспомнил рвущуюся из-за двери бабушку и его передернуло.

Волевым усилием Крестовский встал с табурета, включил свет и прищурившись оглядел кухню.

М-да. А посуду все же мыть надо. Для этого еще магии не придумано.

Собрал бокалы со стола, перемыл и поставил их на полотенце, сушиться. В раковине одиноко маячила тарелка с присохшей овсянкой, которую он накануне варил бабушке, но она отказалась ее есть. Уже не хотела. Отдирая шершавой губкой прилипшее намертво варево, Ромка сначала злился, что не залил водой сразу, а потом злился на ба, потому что не съела. А потом оглушающая мысль просто молотом долбанула в голову. Горло перехватило, заболело где-то в груди.Теперь не для кого готовить. Некого кормить.. У него нет никого. Ничей он теперь внук. Ни-чей. Он теперь один. И никто не скажет утром: “Ромаша, ты позавтракал?” Плевать всем, поел он утром или нет. И вечером. И вообще теперь всем на него плевать. Сам. Все сам. Уткнувшись головой в кухонный шкафчик, он постоял над раковиной, тоже плюнул, и пошел в свою комнату.

— Ярик, ты чего делаешь, занят? — Крестовский набрал номер внезапного друга, — Приходи, как сможешь. Муторно очень.

— О, а у меня как раз новость! Готовь стол, будем мое повышение обмывать. Скоро буду. И это, бабулю в железной вазе привезу, приготовь место. — бодрый голос товарища аж трещал в телефоне от энергии.

— Да, конечно. Ярик, только через дверь,как человек, ладно? Все, вечером жду.

Собрав белье с бабушкиной кровати, Роман решил его выкинуть. Использовать повторно он это все не собирался. Охапка ткани, покрытая пятнами, пахнущая смертью, неслась на вытянутых руках, к мусорке. Краем глаза парень заметил, что на диване лежит тот самый резной цилиндр, та чудовищная по действию вещь. И он ее забыл сдать магистру. Постояв минуту перед диваном, Ромка прошел на кухню, затолкал белье в мусорное ведро, и вернувшись, решил, что знает про нее лишь ба, которой уже нет, Воронцов и конкуренты. Если бы знали в ордене, за ней уже давно бы пришли. Или за ним самим. А пока - хрен магистру, а не инструмент для допроса мертвых. Может, такая вещь пригодится. И не раз. Покосился на зеркало, показывающее паутину трещин и тоже решил вынести его на помойку. Содрал его со стены и затолкав пакет в карман треников, пошел делать два дела. Зеркало- в контейнер, с пакетом - в магазин.

Вечером в прихожую ввалился бодрый Воронцов, с картонной коробкой подмышкой и бутылью самогона в руке. Роман как раз нарезал кусок копченого сала, терпко пахнущих укропом и чесноком малосольных огурчиков, по рецепту одного парня из ютуба сделал хрустящий батон с начинкой в духовке. Сыр так и тянулся за ножом, душистые травы щекотали нос пряным запахом, в голове уже представились две запотевших рюмки с водкой. Но у Ярика был свой план на вечер.

В коробке обнаружилась железная урна с крышкой и сгусток когтистой тьмы. В углу, подмоченным страхом, сидел черный котенок. Вздыбив шерстку и прижав уши, он издал басовитый утробный вой.

— Знакомьтесь, Роман. Это ваша бабушка. — ткнув пальцем в урну с прахом, сказал Воронцов. — Бабушка, это Роман. А это - кошечка, хорооошая, не агрессивная… Ираида Львовна её звать. Ираида, знакомься, это Роман.

— Че? Ярик, ты обалдел? Какого черта? Ираида? Совсем уже?

— Ром, я вот правда не догоняю, ты уши почисть или проверься сходи, я знаю одного хорошего врача… правда проктолога, но это не суть.. Урну на шкафчик поставим, кошку на диван. Заботься о них хорошо, я проверю. Все, вперёд, на кухню!

Деятельный Воронцов поставил урну с прахом на книжный шкаф, котенка выпустил на диван, тот тут же сквозанул куда-то в угол, за кресло.

Да что ж такое-то, подумал Роман, и устремился вслед за товарищем.

— И куда я кошку дену, ты подумал? Мне в командировку через день уезжать. Надолго. Кто ее кормить будет? А говно убирать… кстати, а лоток и все остальное где я сейчас возьму? У меня животных никогда не было. Бабушка не любила. Я не знаю, что с ними делать!

— Ниче, я все обеспечу. Ты можешь даже ключи не оставлять. Я так приду. Ну, ты понимаешь, она там возле подвала сидела, август, уже ночью прохладно, голодная… жалко ее стало. Рома, ты не представляешь, как котик скрасит твою жизнь. Бери!

— А чего сам не забрал?

— Мне нельзя. Я так по своему коту Бздыху горевал, что поднял его из мертвых. Это было ужасно. Бздых просто сидел на одном месте и смотрел на меня. Днем и ночью. О, огурчик! И копчушка. Молодец, как знал. Так вот, а в одну прекрасную ночь кот на меня напал. Лицо хотел обглодать, наверное. Но, я его не сужу за это. Я бы и сам так поступил. С таким-то хозяином.

Ромка вздохнул.

— Ладно, пусть остается. Но кормить в мое отсутствие ты будешь. И говно убирать.

— Согласен. У вас тут еще библиотека отличная, есть чего почитать. А лоток ща сообразим. Ты разливай.

Воронцов метнулся в комнату, запахло озоном, и через пару минут вернулся, держа в вытянутой руке большую эмалированную кюветку, на стенках которой присохли какие-то подозрительные бурые ошметки.

— На, лоток будет. От сердца отрываю. Из секционки спер. Я в нее органы складываю.

Ромка поперхнулся и закашлял. Ну, друг, вот это подгон.

В теплом свете старинного абажура даже нехитрая закуска, расставленная на столе, казалась деликатесным блюдом. Но самым приятным моментом вечера было общение. Несмотря на разницу во взглядах, два молодых мужчины общались так, как будто знали друг друга с детства, понимая с полуслова, не споря и не осуждая. Этот странный феномен Роман заметил еще вчера, Воронцов как-то мгновенно встроился в его жизнь, словно все время был в отъезде, где-то далеко, а теперь просто вернулся. Никогда у Ромки не было таких друзей. Все как-то не срасталось. А теперь вот этот человек, лихо подкручивающий усы и вещающий про то, как он ликвидировал вампирское гнездо, вызывает у Романа желание обнять его, похлопав по спине и сказать что-то типа: “Да, братан, тяжело же тебе было!” Или это Воронцовский самогон так действовал… Через пару часов Ромка стал клевать носом, котенок, уютно примостившийся под боком, убаюкивающе мурчал свою песенку, Ярик распинался насчет славных времен в казачьей станице на Дону, и под всю эту благость Крестовский уснул.

День, данный на сборы, пролетел незаметно. Утром Роман съездил в институт, ознакомился с информацией по возможному артефакту. Упоминаний о нем было всего пара десятков, а местонахождение неизвестно. Описывалась вещь как вырезанная из кости, продолговатая, имеющая на себе орнамент из фигурок барсов и лошадей, популярный в скифской культуре. Похожа на рукоять от ножа. Что она может делать, было не ясно. Озадаченно похмыкав, Роман пошел получать командировочные, оборудование для связи, прочие технологичные девайсы от разрабов ордена, и инструкции от магистра. Все оказалось проще, чем он думал. Поисковая группа давно была на месте, неделю назад выехала группа археологов и волонтеров, которые расчистили поверхность кургана и подготовили захоронение к разморозке.

Дорога была длинной и выматывающей. Все время грызла тревога, копошилась в груди своими мерзкими коготками, цепляя душу. “Не смогу. Не найду. Не оправдаю надежд.” — крутилось в голове.

В Кош-агаче у группы, с которой он ехал, возникли проблемы с пропусками в приграничье. Полдня он слонялся по пыльному поселку, так как видеть недовольные лица местных служак уже не мог. Один так прямо сказал - что те, кто раскапывают могилы их предков, навлекают беду на людей, здесь живущих. Вон, когда прародительницу Кадым достали из ее последнего дома, то стали чаще случаться землетрясения, на скот напал мор, и была такая засуха, что горела степь. Что они нарушают запрет верховного Курултая, который решил, что нельзя тревожить покой наших мертвых. Дальше явно шли ругательства на местном диалекте, и Роман, поняв, что сейчас взорвется, благоразумно вышел в коридор. Это конечно, хорошо, что люди чтут своих предков.

Да вот только население Пазырыкской культуры Алтая в четвертом- третьем веках до нашей эры было в массе своей европеоидным. То есть, если ту же принцессу Укока, внешность которой восстановили с верностью 99% выпустить сейчас на улицу Екатеринбурга, то она ничем не будет отличаться от нынешних женщин. Предки же современных алтайцев – чистые монголоиды, и пришли они в этот горный край не ранее середины первого тысячелетия нашей эры. Ну никак та принцесса Укока не может быть предком местного пограничного царька.

На месте лагеря археологов Романа быстро познакомили с расположением раскопа, с командой, что уже здесь была, заселили в палатку с профессором Иловайским - ворчливым старым типом, которого сторонились все участники группы, и позже стало понятно, почему. Кроме того, что Иловайский Дамиан Александрович имел премерзкий характер, он страдал метеоризмом и увлечениями оккультными науками. Первый вечер в палатке обернулся для Ромки часовой лекцией по духовному просветлению, которую бесплатно предоставляет местная земля, правильному поиску входа в Шамбалу, который вот прямо здесь и находится, по вычислениям профа, и выслушиванием пошлых характеристик на женщин, состоящих в археологической группе, благо их было всего три. Под разглагольствования о недопустимо плоской жопе поварихи Ромка вырубился, на грани сна все еще ощущая желание дать профессору по лицу.

Проснулся он посреди ночи, с нестерпимым желанием выскочить из палатки на воздух. Иловайский испускал газы, причем самым изощренным образом. С переливчатыми трелями. И храпел. Роман вылез из спальника, натянул на себя легкий пуховик, ботинки, проверил наличие в кармане рубашки вещей, доставшихся от бабули. Хранить дома он их не решился, все же Воронцову он до конца не доверял, поэтому забрал с собой железные пластины из Увека и костяной цилиндр.

Золотой серп луны низко висел над заснеженными вершинами гор. Млечный путь, словно дорога богов, сделанная из бриллиантовой брусчатки, мерцал миллиардами звезд, в небе проносились росчерки гаснущих метеоров. Август, Персеиды как раз сеют свои огненные слезы на землю. От такой красоты у Ромки дух захватило, минуту он стоял, восхищенно пялясь в небо, а потом ему очень захотелось пойти налево, куда-то во тьму. Взяв стоящий у выхода из палатки фонарь, он включил его и пошел по степи, светя себе под ноги. Минут через десять Крестовский набрел на ближний к раскопу, не потревоженный курган. Камни, выложенные спиралью, указывали на то, что здесь, на небольшой глубине, тоже кто-то покоится. Может, такая же “принцесса Укока”, кто знает. На всем плато этих захоронений много. Присел на холодный валун в центре спирали и прислушался к ощущениям. Его так и тянуло разрыть землю, копать, как терьер, разбрасывая комья земли и зарываясь все глубже. Там, внутри, что-то есть! Копай!

Копать было нечем. Ну, не руками же. Подожду до завтра, решил Роман. Они не там ищут, это уже ясно. Нужно получить разрешение на раскоп именно этого кургана. Орден тоже не справится с местной бюрократией быстро, так что застрял он тут на пару месяцев точно. А ночи все холоднее. Подул ледяной ветер с предгорий.

На груди раздалось звонкое “Бздыннь!”, искатель почувствовал, как табличка из металла выгнулась, оттопырив карман. Не стоило опускать глаза. Подняв голову, Ромка чуть не свалился с камня, на котором сидел. Прямо перед ним стоял человек. Мгновение назад его тут не было. Обычный такой русоволосый парень, небольшая, аккуратная борода, усы, коротко стриженный, в парке цвета хаки, штанах карго, заправленных в туристические ботинки. Откуда тут турист-то взялся, подумал Ромка, заблудился видать, от своего джип-тура отстал? Парень молчал. Просто стоял, покачиваясь, словно земля его не держала, и молчал. Еще и бухой, вздохнул про себя Роман.

— Присяду. — хриплый голос выталкивал слова с трудом. Турист присел на камень лежащий рядом. — Ты живой. Русский?

— Да. А ты откуда взялся? Отстал от группы? Турист?

— Хорошо, что русский. С пастухами бесполезно разговаривать. Не понимают. Передай моей семье.

Парень замолчал. Ромка поднял фонарь повыше, чтобы рассмотреть незнакомца и внутри все сжалось. Пергаментная желтоватая кожа обтягивала скулы, уши торчали огрызками, словно в них проточили свои ходы черви, на затылке зияла дыра, капюшон куртки был залит бурой засохшей кровью. В мехе парки копошились опарыши.

— Найди мою семью. Мою семью. Найди. Передай, что я здесь.

То, что перед ним мертвый, было ясно, но вот как найти его родных, было невозможно выяснить, так как мертвый твердил одно и то же, а на вопросы не отвечал. Роман вздохнул и вытащил костяной цилиндр. Этого мертвого поднимать не надо, и так шатается по степи. Но вот выяснить что-то можно. Просит же передать кому-то весточку. Раскрутил половинки, и начал допрос.

— Где твоя семья? Где живут, как найти?

— В Пятигорске. Улица Красная, дом 17. Там мама и бабушка. Они ищут меня.

— Как тебя зовут? Что ты тут делаешь?

— Даниил Станкевич. — жуткий лающий голос без эмоций, мертвая глотка просто выталкивает слова, — я тут хожу. Я умер.

— Как умер?

— Убили дружки. Приехал на черный коп с ними. Сказали, что скифское золото здесь. И мы нашли. Разрыли курган этот. А потом что-то случилось. Стал им не нужен. Умер. Прикопали меня здесь. Потом пришла женщина в странной одежде, сказала что буду вечно без дна, без покрышки, пока не рассыплюсь в прах. Хожу с тех пор. Пастухи гоняют меня. Помоги.

— Я передам что ты тут похоронен. Когда убили?

— Умер когда был 2018 год.

Недурно сохранился за год, даже почти не пахнет, подумал Роман и скрутил половинки цилиндра вместе.

И тут мертвого прорвало:

— Скажи Леночке, что скучаю, скучаю. Моя девушка. Лена. Скучаю.

— Ну, все, все… Найду и передам. — а сам подумал, что Леночка поди уже давно замуж вышла, но мертвому Дане это уже не узнать. Хотя, бывают же исключения?

— Возьми это. — черный копатель полез в карман куртки и достал оттуда какой-то предмет. — Возьми. Тебе. За помощь. Не соврешь, знаю. Скажи им. Скучаю.

“Бздынннь!” металлическая пластинка выгнулась обратно, стала быстро холодеть, грудь обожгло, на кармане выступила изморозь. Что тут происхо…

Знакомого мертвого Дани больше рядом не было. Фонарь замигал, потускнел. Ромка разжал ладонь. Мертвый отдал ему еще одну штуку, вырезанную из кости. Рассмотреть он ее не успел.

Из темноты ночи выходили люди. Много людей. Черные силуэты окружали Крестовского, выстраивались кругами, становясь у камней, которыми был выложен курган. В небе проносились огненные стрелы метеоров, вершины гор оскалились белыми клыками, ветер стих.

Земля задрожала, над степью пронесся грохот, разрывающий барабанные перепонки, глушаший первобытным ужасом, заставляющий прижаться к земле. Вдалеке застучали копыта лошадей, всадники приближались, почва под ногами стала подрагивать, словно сюда ехали великаны на исполинских лошадях.

Светодиодный фонарь вспыхнул, словно ему добавили еще пару сотен ватт, яркий свет выхватил из темноты вставших в круг людей с восковыми, белыми лицами, кукол, одетых в войлочные одежды с яркими орнаментами. Меховые полушубки, кожаные штаны, пояса, украшенные фигурками животных, волосы золотистого цвета, заплетенные в две косы, на груди у каждого - отблескивающая желтым гривна. Мумии похороненных, одетые в лучшие свои одежды, вышли как на праздник, стали в хоровод. Взявшись за руки, они пошли по кругу, напевая мотив, который пробуждал ярость в их мертвых сердцах. Ромка это почувствовал. Ветер толкнул его в спину, призывая опуститься на колени. Мертвые стали сужать круг, напевая и притоптывая ногами. Вумф! Вумф! Сотни ног впечатывались в землю, боевая песня с непонятными словами разносилась по степи, эхом множилась, отражаясь от горных вершин, давила, ломала чужака, пришедшего грабить их места упокоения.

Казалось, они соткались из самой тьмы. За силуэтами водящих хоровод появился отряд всадников. Грохот копыт стоял такой, словно табун мустангов скачет, сметая все на своем пути. Красные шаровары, развевающиеся буденовки, меховые тулупы, подпоясанные ремнями с железными бляхами, на которых болтались кинжалы.

“ Господи, только революционно настроенных телеутов не тут не хватало.” — Крестовский стоял на коленях, поэтому не сразу разглядел, что буденовки - это войлочные башлыки, к которым к навершию были присобачены золотые фигурки животных. Меховые тулупы оказались роскошными шубами из снежного барса, шаровары были темно-бордовые, как кровь, расшитые черным замысловатым орнаментом. Мумии расступились, в круг выехал мужчина. Его лошадь была просто увешана разными побрякушками, грива, заплетенная в косы, как и волосы ее хозяина украшена золотыми подвесками, красными ленточками. У седла приторочены квадратные щиты с медными умбонами. Женщина, следовавшая за ним была одета только в белоснежную шелковую рубаху с широким вырезом. Плечи ее были обнажены, на бледной коже сочились тьмой черные печати- татуировки. Остальные всадники расположились за кругом, достали из колчанов стрелы, и натянув тетиву на своих луках, прицелились в чужака.

У Романа в голове стало пусто, мысли если и проскакивали, то на грани сознания, мелкими искрами, животный ужас гасил сознание, осталось одно желание - бежать.

Мужчина на коне подъехал ближе, наклонился в седле, глядя на Крестовского глазами в которых клубились черным тысячелетия его посмертия. Фонарь затрещал и стал мигать.

“ Уйдешь - выживешь. Уведешь своих людей. Твоя смерть уже здесь. Беги, пес.” — долбанула в голове чужая мысль, обдав мозг волной злобы. Всадник развернул коня, махнул рукой своим спутникам и выехал из круга мертвых, все так же стоящих, сцепив руки. Мумии стали сжимать кольцо, приближаясь по шагу все ближе и ближе, вбивая сапоги в землю. Вумф! Вумф! Вумф!

Роман подскочил и попробовал протолкаться через круг людей, тела их были как деревянные колоды. Он отбежал обратно, в центр кургана, судорожно шаря по карманам, вроде было же что-то, нож может… Хоть чем-то обороняться, задавят же ! В кармане пуховика нашарил спутниковую портативную рацию, которую не выложил в палатке и чуть не завопил от восхищения собственной забывчивостью. Нажал код для вызова Утилизации.

— Ярик, прием! Прием! Срочно нужна твоя помощь!

— Ром, очень неудобный момент для разговора, я занят. — ответил запыхавшийся голос.

Трахается он там что ли, возмущенно подумал Роман и заорал:

— Бросай все, мне кабздец! Тут толпа мертвых. Координаты скинул. Быстрей!

Через вечность, рядом с валуном, на котором жался Роман, как пригорюнившаяся Аленушка на камушке, возник портал и из него вывалился бравый казак Воронцов с расстегнутой ширинкой. Ну, все ясно, подумал Ромка немного приободрившись, и подзабыв, как бы он хотел справить свои похороны.

— Здорово вечеряли! — рявкнул усатый друг, тряхнул рукой, превращая ручку в шашку и ринулся к ближайшим жителям подземных захоронений. Лезвие шашки светилось, как будто было раскалено, мертвые головы летели под ноги разлетаясь прахом, едва коснувшись земли.

— Хоровод! — орал Ярик, — Играем! Шла матрёшка по дорожке,потеряла две серёжки, две серёжки, два кольца,целуй, девка, молодца. Ох, епт, промахнулась!

Фигуры мертвых оседали на землю, рассыпаясь пеплом, ночной ветер уносил прах мертвых скифов, убаюкивая, бережно качая в своих ладонях. К вечному покою. Уже никто не найдет их, не потревожит.

— Все, собирайся. — Воронцов утирал лоб, — Хватит с меня. Доигрался хрен на скрипке. Домой. Тебя нельзя тут оставлять.

— Ярик, но как же командировка? — Роман пытался разжать пальцы, и у него не получалось, свело судорогой.

— Объяснишься с магистром, ничего страшного. Тут надо все сворачивать. Не эти, так следующие придут.

Некромант махнул рукой, ткнул пальцем в лоб Крестовского, и когда тот стал оседать, закатив глаза, закинул его на плечо. Портал схлопнулся, унося двух товарищей в большой город.

Никто не заметил профессора Иловайского, стоявшего неподалеку. На штанах профа расплывалось темное пятно. “Ну ее нахрен, эту Шамбалу, домой, я тоже домой!” — шептал Дамиан Александрович, безуспешно пытаясь удержать икоту.

Продолжение следует.

А так же я прошу ВСЕХ ПРОЧИТАВШИХ проставить плюс или минус, в зависимости от того, понравилось вам или нет. Даже тех, кто считает, что дотянуться и ткнуть в оценку непосильное дело. Это важно.

По тегу Орден Тайги можно найти все части истории от  @NikMatveev

@WarhammerWasea

Мой Паблик в ВК, приходите)

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Арт от Евгения Края. "Скиф алтайский"

На стене задергался, жалобно звякая, колокольчик. Ромка подскочил на кровати, сонно моргая. Опять бабуле плохо. В предрассветном сумраке светились часы. Полчетвертого утра, самое время. Растер ладонями лицо, встал и пошлепал по длинному коридору квартиры.

Сколько себя помнил, Роман жил с бабушкой, в старом доме на проспекте Ленина, в самом центре Екатеринбурга. Родители его погибли еще когда он был мал, чтобы что-то соображать. Даже фотографий их не осталось. Так что все свои 27 лет он даже не скучал по ним. Всегда самым близким и родным человеком для него была бабушка.

Последние две недели бабуля перестала вставать. Ей становилось все хуже, никакие лекарства не помогали, врач, приходивший позавчера, сказал, что нужно приготовится к худшему. Все же 94 года - это уже возраст. Романа эти слова разозлили, да какой возраст? Его бабушка еще недавно регулярно ходила на работу, в Институт истории и археологии, в прошлом году ездила в командировку в Калмыкию. Крепкая, здоровая, активная, светлый ум и черный юмор, вот такая она была всегда. Ее ценили в институте, уважали коллеги. Такой опыт в археологии, многочисленные научные статьи, звания, сотрудничество с музеями мира. А теперь она лежит в памперсах и дергает за веревку, к которой привязан колокольчик, потому что крикнуть или набрать номер внука на смартфоне она уже не в состоянии.

— Ба? Чего, плохо опять? — Ромка зажег ночник. — Водички может?

В красноватом свете ночника такое родное бабушкино лицо показалось Ромке страшным, чужим. Завалившиеся внутрь глаза, ставший каким-то птичьим, острым нос, запавшие щеки - она стала похожа на одержимую ведьму. Глаза горели безумным огнем, сухие руки с узловатыми пальцами скребли по одеялу, перебирали складки ночной рубашки, словно все время что-то искали.

— Ромаша, дай блокнот. Ты помнишь, что я тебе сказала?

— Ба, ну хватит уже, ты еще поправишься. Мы еще в парк пойдем …

— Позвони Святославу Викторовичу. Как только я умру. Сразу, понял? Скажи все, что тебе написала. Ничего не перепутай. Никого не впускай в дом. За мной могут прийти другие люди. Никого не впускай. Ты понял?

“Да она бредит уже. Какие другие люди?” — подумал Роман, и присев на край постели, взял бабушку за руку. Ладонь ее была сухой, теплой, это его немного успокоило.

— Ромаша, я тебе скажу страшное. Но ты об этом не должен никому рассказывать. Пообещай мне.

— Ну конечно, ба. — парень усмехнулся про себя. Ну что там у нее может быть страшного такого?

— Я всю жизнь искала вещи для нашей организации. Не для института археологии, нет. Все гораздо сложнее. Эти вещи не должны попасть в руки людей, они для них слишком опасны. Поэтому наш орден собирает и хранит все найденное. И я ведь не все отдавала, что находила. Жадничала. Когда мы были на раскопках в Туве, я нашла одну вещь. Ты знаешь - то, что находят, идет под опись, и сдается потом. Эту я оставила себе. Однажды эта вещь мне помогла. Но, она просто чудовищная по действию. Ее никто не должен использовать. Ты должен ее отдать Святославу. Мне за это ничего уже не будет. И на твою карьеру это не повлияет. А в 70-ом году у меня украли медальон с мандалой, в Тибете его нашла. Тогда еще защиты на доме не было. И еще есть пара таких штучек, из Увека… Ой.. Ромушка, плохо…

Бабушка захрипела, губы посинели, сухонькая ручка вцепилась в ладонь парня так, что ему стало больно. Она широко раскрыла рот, словно стараясь вдохнуть поглубже, и тут же как-то обмякла, воздух вышел из легких, выпученные глаза закатились.

Парень подскочил с постели, забегал по комнате в поисках телефона.

— Я сейчас, ба, я скорую, сейчас! Не умирай, ба! — на глазах его наворачивались слезы, горло сдавило от горя и подступившей паники. Все-таки к такому нельзя быть готовым, хоть и предупреждали.

Трясущимися пальцами потыкал в экран телефона и как только услышал голос диспетчера, заорал:

— Але! Девушка, пришлите скорую! Моя бабушка умирает! Проспект Ленина, 58 - 14! Пожалуйста, скорее! Что? 94 года, Ираида. Ираида Львовна Крестовская. Да я откуда знаю?! Сердце, да! Скорее!

Услышав спасительное: “Ждите!”, Ромка кинул телефон на тумбочку. Он стоял и боялся посмотреть на тело, лежащее на постели. Уже краем сознания понимал, что это не его бабушка, а оставшаяся от нее оболочка, но где-то в глубине души он все еще надеялся, что она просто в обмороке.

— Ба.. — парень потряс ее руку, — Ба, очнись.

Приложил ухо к груди, почувствовав запах старческого тела, мочи и лекарств. Ничего. Все. Он выпрямился, и, запрокинув голову, посмотрел в потолок, украшенный лепниной. Надо позвонить Святославу Викторовичу. Где ее блокнот?

Святослав Артемьев был непосредственным начальником Романа. Как только он закончил институт, бабуля сразу устроила Ромку к себе, в отдел изысканий Центра эпохи металла. Там он и сидел, перебирая бумажки, составляя отчеты, изредка выезжая в короткие командировки на раскопы. Все мельчайшие детали разбитых кувшинов, куски от вещей непонятного назначения - все это Роман тщательно заносил в опись, и передавал отчет Артемьеву. Поначалу было странно, что сам директор, академик Артемьев напрямую общается с Романом, считается его начальником. А потом он привык и перестал спрашивать, услышав от бабушки часто повторяемую фразу о том, что в нашей семье должности переходят по наследству, и чтобы Ромка был готов занять ее место, которое ему уже Артемьев “застолбил”.

Шаря в шкафу, в поисках блокнота, парень решил вытащить все документы, хранившиеся в выдвижном ящике. Стопка разнокалиберных бумаг легла на журнальный столик. В дверь настойчиво позвонили. Скорая, ну наконец-то!

Роман распахнул дверь и тут же прижал ей гоповатого вида молодого человека, который норовил молча протиснуться в квартиру. Спортивный синий костюм “Адидас” и красная бейсболка говорила о том, что это явно не сотрудник скорой помощи.

— Чего надо? Лезешь куда? — не гостеприимно рявкнул Ромка.

— А че ты… — в лицо парню дыхнули вчерашним перегаром, — че ты? Ногу мне прижал. Пусти.

— Иди отсюда. — Рома толкнул в грудь незваного гостя.

— Я ваще к Ираиде Львовне, сынок. Она замену счетчиков заказывала. — откуда-то из-за спины у гопника появилась кожаная папочка, он раскрыл ее и тыкнул грязноватым пальцем в бумажку, где внизу стояла бабушкина подпись. — Все оплачено. Фронт работ осмотреть надо. Пропустите работника ЖЕКа.

Спортивный костюм взмахнул перед Ромкиным лицом какими-то “корочками” и стал протискиваться дальше. От такой наглости Роман как-то оробел. Может он чего пропустил? И замена счетчиков должна быть? Гоповатый парень уже просочился в прихожую.

— Какие счетчики в пять утра!. Ираида Львовна только что... только что… Нет ее больше! — заорал Роман.

— Вот и чудесно, давайте просмотрим. Позвольте пройти? — внезапно сменил манеру разговора странный посетитель.

— На кого посмотрим?

— Ну, что покажете, на то и посмотрим. Может, что странное происходит?

— Да пошел нахрен отсюда! — костюм “адидас” вылетел на площадку от пинка и недоуменно уставился на захлопнувшуюся перед его носом дверь. Досадливо поджал губы, цыкнул зубом, и стал спускаться по лестнице.

Роман вернулся в комнату бабушки и стал искать ее паспорт, приедет скорая, нужно будет оформить врачебное свидетельство о смерти. Да, и Артемьеву же надо позвонить! Набрал номер. Вспомнил, что надо зачитать запись из блокнота.

— Алло, Роман? — ответили на том конце.

— Извините, что разбудил, Святослав Викторович, но мне велено передать.

— Понимаю. Слушаю.

— Только что скончался искатель номер 27. Возврату и допросу не подлежит. Прошу выслать спецслужбу. Являясь полным кровным родственником и правопреемником присягаю на верность ордену Тайги. — прочел непонятное Ромка и тупо уставился в стену. Накатила тоска и безразличие.

— Принял. Высылаю спецслужбу. Никому не звоните больше и никого не впускайте в дом. Занавесьте зеркала. Жду вас днем в своем кабинете. Мои соболезнования.

Стараясь не смотреть на тело, лежащее на постели, стал перебирать стопку бумаг. Паспорта нигде не было. Может не все из ящика вытащил? Залез руками подальше и стал шарить. У дальнего края ящика пальцы его наткнулись на небольшую выемку. Вытащив ящик, Ромка поддел дно полки. Там обнаружился тайник. Небогатый. Какой-то странный тонкий цилиндр, вырезанный из кости и две металлических пластинки, с выбитым на них рисунком. Вытащил предметы, разложил их на столике. Металлические штучки явно были теми, которые с раскопок из Увека. А цилиндр? Та опасная вещь, чудовищная по действию? Роман стал вертеть в руках вещицу и обнаружил в середине цилиндра шов, соединяющий две половины. Узор, вырезанный на пожелтевшей кости в этом месте стал стертым, видимо пользовались предметом часто.

Парень подошел к окну, в которое уже заглядывали лучи восходящего солнца, стал крутить половинки цилиндра в разные стороны, ему показалось, что это что-то типа пенала для ручки. Части “пенала” легко разъединились. Внутри было пусто. Он даже заглянул в них и на всякий случай подул во внутрь. Ничего. А бабушка говорила…

За спиной раздался шорох, скрипнула кровать. Спину словно обожгло холодом. Боясь обернуться, он застыл, глядя на проезжающие мимо по проспекту машины.

— Ищу… Ищу… Чую вещь, найти хочу…— раздался тихий шепот позади.— … Отдай!

Ромка обернулся, тут же шарахнулся назад. На постели сидела Ираида Львовна, вытянув костлявые руки по направлению к внуку. Она пыталась встать, активно дергая ногами, но все что ей удалось - подползти к краю постели и скинуть одну ногу на пол. Глаза ее так и остались где-то под веками, на Романа пялилась белая пустота.

“Сейчас скорая приедет, что я скажу?” — проскочила мысль в голове.

— Ба, ты чего? Ты чего.. — голос дрожал, у Ромки появилось сильное желание убежать и захлопнуть дверь, может быть даже подпереть ее шкафом. Чтобы мертвая не выбралась. Он начал осторожно двигаться в сторону выхода из комнаты, старуха задергалась еще сильнее, сбившееся одеяло мешало ей встать, скрюченные пальцы хватали воздух, как будто пытались дотянуться до парня, цапнуть его. В два скачка Ромка преодолел расстояние до двери, мельком успев увидеть, что бабка встала, но сделав шаг свалилась, запутавшись в одеяле. Раздался утробный, нечеловеческий рык, парень успел захлопнуть дверь и привалился к ней спиной. В дверь слабо толкнулись.

— Отдай. Отдай. Отдай! — за дверью рычали, шептали, скреблись. Волосы на голове внука мертвой старухи встали дыбом. Он озадаченно посмотрел на зажатый в руке костяной “пенал”. Его отдать? И она успокоится?

— Сейчас отдам. Где твой паспорт, ба? Я скорую вызвал. Полис надо показать.

За дверь послышалась какая-то возня.

— Мой паспорт лежит в прихожей, в сумке. Полис в нем. — голос был как у механической куклы.

— А зачем тебе эта вещь, ба?

— Я нашла ее, она моя. Отдай.

Разговор зашел в тупик. Открывать дверь Ромка боялся. Замка на ней не было, если метнуться и начать придвигать мебель, мертвая вырвется из комнаты и тогда вообще не понятно что будет. Ему и так дико страшно, и вообще не ясно, как такое могло случиться. Он был точно уверен, что ба умерла. Как она могла встать, да еще и говорить? Скорей бы скорая приехала, хоть не один буду, подумал он и вдруг заметил что в комнате он точно не один.

Из старого зеркала, висевшего на стене, на него смотрел какой-то злобный хмырь с перекошенным от ненависти лицом. Невысокого роста, в вытертом джинсовом костюме худой мужчина в возрасте. Ромка нервно сглотнул. Это еще что такое? Это же не он отражается в зеркале. Ромка высокий, светловолосый и молодой. Кто это? Тем временем мужик понял, что парень его увидел и приложил ладонь к поверхности зеркала со своей стороны, словно пытаясь продавить стеклянную поверхность. По зеркалу побежали паутиной трещины, по Ромкиной спине мурашки размером со слона. У мужика явно ничего не получалось, лицо его стало еще злее, он что-то крикнул и с размаху ударил по стеклу. Прямо по центру появилось черное изображение паука, получилось даже красиво - паук сидел ровно в центре паутины трещин.

Мужик скривился, оскалил зубы и исчез. За спиной не переставая скреблась бабушка, Роман понял, что еще пара минут, и он рванет из квартиры прямо в одних трусах.

Внезапно в комнате как-будто потемнело, в воздух загустел, запахло озоном. Прямо в середине стены напротив расползлась черная плотная тень, превратившаяся в большую дыру, из которой вывалился крупный, широкоплечий молодой мужчина с короткими черными волосами и пышными усами с по-модному завитыми кончиками. Одет он был в грязноватый белый халат поверх джинсов.

“ Ни фига себе скорая у нас как теперь прибывает.” — отрешенно подумал Ромка. Нервы его были настолько истощены, что мужик, вылезший из стены для него уже был не удивительней хмыря, пытавшегося вылезти из зеркала. И мертвой бабули, что пыталась вылезти из своей комнаты.

— Здравствуйте, служба утилизации. Ярослав Воронцов. Показывайте, где тело. — браво отрапортовал прибывший обалдевшему Роману.

— Какая утилизация? Кто вы? Как вы вообще…

— Такая. Артемьев вызвал на искателя номер 27. Где тело? Это ваш родственник? Вы попрощались?

— Аааа.. ыыы… Очень попрощались. Так, что до сих пор проститься не можем. Слышите? Это она.

Воронцов прислушался,чуть наклонив голову. Бабка все не унималась, шипела, рычала и постукивала по двери.

— О, это ваш котик такой агрессивный? Так где тело?

— Там. — Ромка ткнул пальцем за спину.

Ярослав отодвинул парня в сторону и резко открыл дверь. На порог упала мертвая старуха, рыкнув, на четвереньках атаковала штаны утилизатора. Ромка отскочил подальше, запрыгнул на диван и сел, поджав ноги. Воронцов вытащил из кармана ручку в блестящем корпусе, нажал на кнопку. В один момент ручка превратилась в казачью шашку. Роман выпучил глаза.

— И как же это у тебя получилось, искатель? А? — отпихивая старуху ногой, спросил утилизатор, замахиваясь.

— Н… н-незнаю. Она требует вот это отдать. — протянул на ладони костяной пенал Ромка.

— Ах ты ж! Ты где это взял?! Закрой, закрой его, дурень! — рявкнул Воронцов, тряхнул шашкой, которая снова стала ручкой, выхватил пенал из рук незадачливого внука. Соединил две части воедино, закрутив их посильнее. Тут же тело Ираиды Львовны обмякло, свалилось на пол несуразной кучей.

Ромка забился в угол дивана и стал трястись крупной дрожью. Голова резко заболела, стало подташнивать.

— Ну, ну, чего ты? Испугался, да, друг мой? А нечего совать свои лапки туда, куда не нужно. Не знаешь как вещь действует, зачем лезешь?

— Да я вообще ничего не понимаю! Что происходит? Я с ума схожу, что ли…— крикнул Ромка, и чуть не разревелся, как маленький.

— Тааак... Ну-ка, пойдем на кухню. Чай поставь. Выпить есть чего?

— Коньяк. — шмыгнул носом Роман.

— Неси.

Выпив по соточке, мужчины наладили разговор. Ромка рассказал, что бабушка всю жизнь от него держала тайны. Изредка говоря, что когда ее не станет, он займет ее место. Но Роман не придавал этим словам значения, думал, что она имела ввиду, что он станет археологом, как бабуля. А тут оказывается все сложнее. Какие-то вещи она искала, для какой-то организации. Вещи опасные, как она сказала.

— Мда, и одну опасную вещь ты использовал. Этот костяной цилиндрик — ценный артефакт, его уже давно ищут по всему миру. Слух, что он найден и использован, прокатился еще в 70-х. Он поднимает мертвых для допроса.

— Как это, поднимает?

— Ты еще в шоке или глуповат от природы? Только что видел, как. Бабка твоя чуть мне ногу не откусила.

— Но-но! Я попросил бы!

— А чего, еще раз посмотреть хочешь? — ухмыльнулся Воронцов. — Сейчас мы тебе быстренько театр имени Образцова покажем. Разъединил костяшку — оп! бабуля выходит на сцену в амплуа зомби. Любой вопрос ей задай - ответит. Хочешь спросить ее, где она взяла эту вещь?

— Неее… Не хочу. Мне и так хватило.

— И правильно. Меньше знаешь - крепче спишь. Видимо твоя бабуля так и считала.

— А еще я хмыря злобного в зеркале видел. — Ромка разлил еще по сотке в бокалы.

— Угу. Я тоже его иногда вижу. Утром, когда бреюсь.

— Да ты не понял. Он реально стоял с той стороны зеркала и вроде как пытался пройти сквозь него. Только у него ничего не вышло. Там оно треснуло и знак, как паук черный на нем появился.

— А бабуля твоя прошаренная дама была. — хмыкнул Ярик. — Это защита от вторжения. На окнах тоже должно такое быть. И на двери. Поэтому нас учат не рисковать, и через стену ходить. А то завязнешь нахер в паутине этой и все.

— И зачем ему вторгаться, хмырю этому?

— Вот, Ром, ты точно без диагноза “замедленное развитие”? Ты использовал артефакт. Те, кто имеют дар чувствовать магическое воздействие, учуяли это за тысячи километров. Если б не “паук”, ты б уже напару с бабулей ехал ко мне в гости.

— Куда в гости?

— В морг.

Ромка пошарил по подоконнику, нашел пепельницу и закурил. Руки все еще тряслись.

— Ярик, а ты вообще откуда все это знаешь? Про артефакты, про магию? И как ты из стены вышел?

— Ничего, друг, скоро и ты все узнаешь. О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух! — процитировал Воронцов и выпил. — Свет наш, Александр Сергеевич Пушкин, между прочим. Крышкой только не поедь, а то опять же, ко мне в гости поедешь. Сумасшедших у нас не держат. Сразу в утиль.

— Да где “у нас”?

— В ордене Тайги, которому ты, незадачливый друг мой, и будешь служить. Искателем. У вас по наследству должность переходит. Ладно, пора мне уже.

— А ты кем там служишь?

— Собачки служат. А я штатный некромант.

Ромка подавился коньяком.

— Кто?

— Некромант, утилизатор, патологоанатом и просто хороший парень. Понятно? — Ярик широко улыбнулся и напевая, направился в комнату, где лежала мертвая. — Ты жива ль еще моя старушка, жив и я. Привет, тебе привет…

Ромка поплелся следом. Воронцов легко понял тело и взвалил его себе на плечо. Провел перед собой рукой, на обоях в цветочек снова открылась черная дыра.

— Ты давай, к Артемьеву двигай, магистр не любит ждать.

И скрылся в стене.

В кабинете академика Артемьева было сумрачно, пахло дорогим табаком и сандалом. Антикварная мебель из красного дерева, пухлые кожаные диваны, застекленные витрины с разного рода предметами и заваленный бумагами огромный стол с резными ножками говорили о том, что здесь работает человек весьма занятой, и знающий как сделать свою жизнь комфортной.

Седой импозантный мужчина в дорогом костюме и белоснежной рубашке строго выговаривал сидящему перед ним молодому человеку.

— Ираида Львовна испортила мне два поколения искателей! И твоего отца, и тебя! Чертово пионерское воспитание. Вечно она в благородных целях что-то скрывала. Хоть образование тебе профильное дала, и то хорошо. Ты не можешь отказаться, понимаешь? У вас дар передается по наследству. Редкий дар найти то, о чем у тебя есть хоть малейшая информация. Хоть что-то о предмете знаешь, и ты поймешь, где искать, тебя потянет именно туда, где спрятана вещь. И где я еще найду такого? Вас всего-то шестеро сейчас в возрасте от 25-и до 80-и. И все работают если не на орден Тайги, так на наших конкурентов - тамплиеров. Что глаза пучишь? Они никуда не делись. В их цепких руках половина культурных сокровищ мира. Так что давай, Роман, не мути воду. Или будет как с твоим отцом.

— В смысле? А что с моим отцом? — Крестовский сжал переплетенные пальцы посильнее. Сейчас он узнает.

— Он отказался. Мол, семья, ребенок, хочет жить спокойно. А не вот это вот все. Пришлось его ликвидировать. Искатель, который не на службе у орденов - ценная добыча для одиночек. Шантажом можно заставить любого на себя работать. А нам такое не нужно. Понял?

— Не понял. Почему отец должен был стать искателем, ведь бабушка еще работала на вас?

— Не работала. Инфаркт у нее случился, на раскопе. Пока довезли до больницы - уже все.

Роман с неприязнью посмотрел на Артемьева.

— То есть…

— Да. То есть на нас работают либо живым, либо мертвым, которого оживят. Но, по собственному согласию. А второй раз бабка твоя “возвращать” ее запретила. Так что тебе замены нет. Решай.

— А моя мать что же?

— То же. Слишком много знала. Хватит уже. Такие женщины хуже противопехотной мины. Никогда не знаешь, когда рванет.

Не испытав особых эмоций по поводу узнанного, Роман задумался. А выхода-то нет. Через пять минут он стоял, положив руку на древний фолиант, по обложке которого проскакивали золотые искры и приносил клятву верности ордену Тайги.

— Клянусь никому не открывать титулов или степеней, никому ничего не передавать об обрядах и обычаях Ордена. Затем обязуюсь всегда, будь-то в помещениях Ордена или вовне и в любых обстоятельствах жизни полностью подчиняться верховному Магистру и старшим по званию в Ордене. — читал Крестовский со страницы фолианта, косясь на стоящего рядом Артемьева.

В конце клятвы магистр начертил над головой Романа замысловатый знак, который вспыхнул синим и погас.

— Искатель номер 28, отныне вы состоите в Священном Воинстве Ордена, призванном защищать нашу землю от сил зла. Отныне и до скончания ваших дней. Приступаете через два дня. Отдел по сбору информации полностью поступает в ваше распоряжение. Отчеты - как обычно, только мне. Особые предметы, вы, как руководитель экспедиции, изымаете, удаляете о них всю информацию, передаете мне. Все понятно?

Роман кивнул. В голове роились тысячи мыслей.

— Через неделю выезжаете с поисковой группой на Алтай. На плато Укок обнаружено новое захоронение, возможно там будут интересующие нас артефакты.

Искатель номер 28 вышел из кабинета магистра ордена Тайги и направил стопы к ближайшему бару. Потому что нервы не железные.

Продолжение следует.

Проект "Орден Тайги" пишут три автора. Это отдельные истории, объединенные одной темой - в нашем мире существует тайный могущественный орден, занимающийся контролем над паранормальным, контактами с внепланетным разумом,  поиском артефактов, и прочих интересных вещей. Магия, некромантия, крипота, приключения - все это будет задействовано.

Часть  @NikMatveev  "Некромант"

Часть @WarhammerWasea  "Охота на круля"

А так же я прошу ВСЕХ ПРОЧИТАВШИХ проставить плюс или минус, в зависимости от того, понравилось вам или нет. Даже тех, кто считает, что дотянуться и ткнуть в оценку непосильное дело.  Это важно.

Мой Паблик в ВК, приходите)

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

По этой ссылке можно прослушать озвучку рассказана канале Паши Тайги.

… и опыт, сын ошибок трудных… А.С Пушкин.

Вы замечали, как быстро люди могут превращаться в животных, не обладая при этом настоящими оборотническими способностями? Вроде только что был человек, ан нет, смотришь - уже свинья, бездумно гадящая там, где живет. Или вот недавно был друг, смотришь, а это уже шакал, что который только и ждал момента прихватить тебя зубами за пятки. Или в детстве ты считал это существо своей мамой, а когда вырос,то в какой-то момент понял, что прожил полжизни с крокодилом, который проливая фальшивые слезы жрал твои ноги, медленно, с наслаждением пережевывая их, лишая тебя свободы, возможности двигаться вперед, ограничивая тебе доступ к разным желанным для тебя вещам.

Но особенно удивляет превращение некоторых людей пенсионного возраста в тасманского дьявола. Видели этого посланца ада? Нет? Посмотрите. Его воплям позавидует пожарная сирена. Вот только что в автобус кряхтя и горбясь заполз “божий одуванчик”, но стоит ему увидеть или услышать что-то, что не укладывается в его ограниченных, сморщенных с юности мозгах, как тут же вместо него появляется орущий тасманский дьявол, готовый порвать того, кто посмел быть для него непонятным, странным.

Причем такие метаморфозы происходят в основном с людьми, не приобретшими опыт который бывает, когда им дают отпор. С небитыми. С теми, кто за свои хамские поступки и борзоту не получил больно по щщам. Те, кто хоть раз выхватил за то, что решил, что он тут самый смелый, сильный и неуязвимый, никогда больше не решатся повторить действия, кого-то оскорбляющие. Ну, если эти люди умны. Дураки, конечно, и на своем опыте не учатся. Поэтому опыт, приобретаемый через боль - самый важный в жизни людей. Самый быстроусваиваемый. Не бойтесь наступить на хвост тасманскому дьяволу. Это будет ценный опыт как для него, так и для вас.

***

Саня сидел на лавочке возле дома, распаренный после бани, легкий, словно наполненный гелием, и наслаждался ощущениями. Как все-таки хорошая парилка может сделать жизнь лучше. Ты словно сейчас полетишь. Смотрел на колышущиеся багряные листья рябин в палисаднике и не заметил, как подкрался дед.

— Сашка! — парень подскочил от неожиданности. — Чего, бездельник, жопу просиживаешь? Там мать курей щипет, иди помогать.

— Дед, ну сколько раз просил, не делай так!

— А чего, когда враги подкрадутся, ты холодцом на лавке будешь прикидываться?

— Ну какой холодец, какие враги… Ушами свиными прикинусь. Вечно ты придираешься. — молодой оборотень поправил сползшую с плеч куртку.

Дед, стоявший напротив, близоруко прищурился, глядя на Сашкину грудь. Через секунду глаза его растерянно округлились, кустистые брови взметнулись вверх.

— Вот уж не знал, что ты, внук, решил к вечно виноватой во всем нации переметнуться. И как же теперь тебя звать? Изя Шниперсон? Шапочку уже носишь? Может, тебе скрипочку купить, как порядочному мальчику?

Сашка непонимающе хлопал глазами. С дедом явно нехорошо. Решил на старости лет антисемитом стать? Так причем тут Саня?

— Марта! Мартаааа!! — заорал дед в сторону дома. На крыльцо вышла Сашкина мать в фартуке, измазанном кровью. В волосах у нее торчали куриные перья. — Ты погляди на этого засранца! Ты глянь, чего на груди носит!

И дед обвинительно ткнул пальцем в висящий на Сашке медальон.

Когда братья Горкины вернулись с заброшенного рудника, где рогатый бог их то ли обматерил, то ли поблагодарил, и подарил по вещице в виде шестиконечной звезды, то не стали никому ничего рассказывать. Лешка свою звезду положил на полку шкафа, под трусы, а Саня нашел кожаный шнурок , продел в дырочку и носил амулет с удовольствием, изредка разглядывая непонятные руны на нем. Ему даже стало казаться, что звезда как-то влияет на его сны. Они стали интереснее, ярче, все было прямо как в кино. А теперь дед до нее докопался.

— Деда, это не то, что ты думаешь! Мама!

Санька стал оправдываться, потому что мать сказала, что если он вознамерился тайно посещать синагогу, то ему придется постараться. Ближайшая - в Челябинске.

Пришлось все рассказать. Все равно секретное общество из двух человек никуда не годится. Что знают двое - знает и свинья. Лучше всего создавать тайное общество с одним членом. Причем сразу этого члена ритуально и умертвить. Тогда точно никто ничего не узнает.

Пока Саня рассказывал, дед задумчиво ерошил волосы. Когда они стояли уже дыбом, и дед больше напоминал седого Сида Вишеса, мать сказала:

— Ты, вот что, сынок. Медальон пока сними, неизвестно, что это, может нам такого носить нельзя. Этот, с рогами, какой-то древний бог или дух, что то место охраняет, мог и не с добрыми намерениями это дать. Думаю, надо тебе к лесной ведьме сходить, пусть посмотрит, что за вещь. Она столько на свете живет, что и вообразить сложно. Может, она знает, для чего эта звезда.

Дед Иван согласно закивал. Сашка поднялся с лавки, снял медальон. В ладонь словно что-то кольнуло, когда он положил его в карман штанов. Как будто маленький электрический разряд, даже пальцы немного онемели.

— Таак, а теперь в дом, сейчас про Шерлока Холмса кино начнется. — дед похлопал внука по спине. — Пойдем, Изенька, скрипки нет, на баяне нам сыграешь.

Дед запел музыкальную тему из фильма, скаля зубы и сдавленно посмеиваясь.

Наутро Сашка пошел к древней.

В ведьмином лесу было душно, тепло и влажно. Туман стелился по земле, опутывал ноги белой сладкой ватой, приглушая шаги, лип к одежде, замедляя движения. С елей постоянно капало, и пока Сашка дошел до домика трех ведьм, вымок весь. Еще ему не повезло, и стая черепоголовых птиц, что вечно сидели на черном корявом дереве, высматривая кто идет к ведуньям, решили вдруг размять крылья. Сорвавшись в едином порыве, птичья туча стала кружить над тропой, сверкая гнилушками в глазницах голых черепов, оглушительно вереща и гадя, сбрасывая белые вонючие бомбы прямо на голову оборотня.

С капюшона куртки стекало. Саня вонял и матерился. Видимо, громко, потому что его встречали.

Древняя ведьма стояла на крыльце дома, сложив морщинистые руки на животе. В открытых дверях маячила Оша, ведьма, лицо которой никто никогда не видел. А может маска из черепа оленя, украшенная ветвистыми рогами и была ее лицом. Никто этого не знал. Сашка низко поклонился.

— Здравствуй, мудрая, всеведующая, позволь принести дары свои. Весть о знаниях твоих облетела наши края, — завел положенные речи парень, — ведаешь ты про все, что творится в мире подлунном и подземном, о тайнах…

— Да-да! — перебила его ведьма, видно было, что этот ритуал ей порядком надоел, — давай, чего принес и болтай дальше.

Саня выгрузил из рюкзака на ступеньки две жирных курицы, прибитых накануне, здоровый окорок и бутыль дедовой самогонки. Еще мать передала два льняных полотенца, в которые были завернуты еще теплые пирожки с грибами. Из избы вывалилась Оша, стукнувшись рогами об косяк, сгребла все в подол длинного платья и понесла в дом. Когда платье задралось, Санька успел заметить узкие белые щиколотки, заканчивающиеся собачьими лапами. Синеватыми, со вздувшимися венами и черными когтями. Ему стало не по себе.

Глаза древней требовательно сверлили молодого оборотня, он немного замялся, но потом, собравшись, наконец-то выдавил, зачем пришел. Рассказывая о том, что произошло на руднике, он заметил, что лицо старухи приобретает удивленное выражение, совершенно ему не свойственное. Сашка уже был тут с матерью пару раз и знал, что старую ведьму чем-то удивить и озадачить невозможно.

— Ну и вот. Посмотрите, что это за медальон он дал. — протянул на раскрытой ладони золотую звезду.

Ведьма осторожно взяла амулет за шнурок, прищурилась, разглядывая символы, выгравированные на нем. Озадаченно хмыкнула.

— Ну надо же, никогда такого не видела. Но прочесть могу. Тут написано “ Опыт предков”. Язык этот мертв уже пару тысячелетий.

Она озадаченно покрутила медальон перед глазами, поковырялась мизинцем в ухе, и вытерев его о платье, спросила:

— Тот, с рогами, говорил тебе что-то?

— Говорил, но я не понял. Что-то типа “ ишшара, ишшара”... Мне так страшно было, что я особо не запомнил.

— Ишшара? — старуха внезапно захохотала, — Ишшара, ой, косточки мои…

Смеялась ведьма так, что эхо стало вторить, густой лес зашумел, с елей посыпались сверкающие капли, словно дождь начался.

— Илля, Оша! Идите, гляньте! — заорала древняя и как из-под земли появились две ведьмы. Молодая красивая девушка с мертвенно-бледным лицом и та, с собачьими лапами.

Молодая поправила венок из красных маков на голове, сурово нахмурилась.

— Куда смотреть, тут никого нет. Только мелкий волчонок. Чего смеешься?

— Вот этот приволок штучку на шнурочке, которую ему дал тот, кто в руднике заброшенном спит. Кто он, я не ведаю, но говорит на языке богов. Так вот он их долбое.. фетюками лободырыми обозвал. Да дал то, что дырку во лбу залатает.

— И чего смешного? — гулко рыкнуло из-под черепа оленя.

— Да люди всегда смешные. Будем сейчас амулет испытывать. Все такие вещи по одинаковому принципу работают. Ну-ка, волчонок, садись сюда. — старуха хлопнула по верхней ступеньке лестницы, ведущей на крыльцо избы.

Садясь на ступеньку, Сашка подумал, что может вообще не стоило все это начинать. Выкинуть тот медальон надо было и все. Делу конец.

— На вот, возьми свою звезду, да зажми ее между ладоней, сильно. Держи так и закрой глаза. А теперь вдохни поглубже и подумай о тех, благодаря кому ты пришел в этот мир, о тех, кто был до тебя, тех, кто уже далеко-далеко, кто сто раз успел родится и умереть, кто дал тебе часть своей души, кто дал тебе часть своей плоти...

Слушая голос ведьмы, зажимая звезду в ладонях, Сашка думал о матери, об отце, о деде, и его потихоньку стало словно кружить в темном водовороте. Сознание уплывало, он растворялся в черноте, накрывшей разум. В ней было все и ничего.

Яркая вспышка солнечного света вырвала его из тьмы, как будто выплыл на поверхность воды после ныряния, парень глубоко задышал и стал смотреть. Он сидел на поваленном стволе дерева, в каком-то лесу, солнце пронизывало ветви дубов светящимися стрелами, теплый ветер дул прямо в затылок, набрасывая длинные волосы ему на плечи. Ведьм и в помине не было. Но, напротив него стоял человек, который ему что-то говорил.

Рослый мужчина в кожаных доспехах, надетых поверх туники, с коротким мечом, болтавшимся в ножнах. Вьющиеся темные волосы были подстрижены коротко, на римский манер. Про себя Саня удивился, откуда у него такие познания в прическах, но дальше стало еще страннее.

Мужчина разговаривал на непонятном лающем языке, словно ругался, но через пару минут до сознания стал доходить смысл сказанного, а потом Саня и вовсе ответил ему. Вот так прямо открыл рот и ответил. И понял, что он тут всего лишь наблюдатель, тот, кто сидит тихонько в голове другого, смотрит его глазами на мир и все. Подселенец в сознание предка. Было похоже что Саня играет в шутер от первого лица, но управляет персом не он, а кто-то другой.

— Армин, ты же знаешь, великий Маробод хоть и обещает помощь, но сколько раз он уже обманывал нас? Собрать силы против легионов Вара мы сможем, только если против римлян пойдут все роды, и даже те, кто живет в самой глуши Тевтобургского леса. — ответил Сашкин предок человеку в тунике.

— Ты мог бы уговорить ваш род содействовать нам. И племя беролаков тогда, глядя на вас, помогут нам. На нашей земле не должно быть римлян с их законами. Мы должны быть свободны. Я уже договорился с хаттами и бруктерами, они пойдут с нами. Я близок с Квинтилием Варом, он доверяет мне. Все-таки мне дали римское гражданство и конницу под мое командование. Я теперь всадник, это второе после сенаторов сословие. Он пойдет тем путем, который я ему укажу. Понимаешь? Горих, он ест из моих рук, этот пресыщенный увалень. Ненавижу ублюдка. — Армин нервно заходил перед сидящим на поваленном дереве Горихом.

Так, подумал Саня, Горих - это мой предок, а если речь о римлянах и племенах хаттов, то дело происходит в Европе, на территории нынешней Германии, хрен знает каких годов нашей эры. Что-то в самом начале, точнее Сашка вспомнить не мог. Историю надо было учить лучше. Когда там было римское завоевание? Меж тем двое продолжали разговаривать, и вот уже Армин сулит за содействие чуть ли не золотые горы.

— Мы же друзья с детства, Горих, верь мне. Если вы выступите с нами, ты получишь трофеи с римлян, их обозы, женщин, рабов. А еще я обещаю, что моя сестра Ингер будет тебе женой. Я знаю, что тебе она люба. Мы породнимся родами. Тебе не придется брать в жены свою двоюродную сестру. Римляне говорят что от таких союзов дураки родятся и уроды. А Ингер родит тебе сыновей крепких, умных, настоящих воинов.

Саня почувствовал, как у Гориха сладко заныло где-то в паху и середине груди. Видать и вправду любил он эту Ингер.

— Ладно, я уговорю старейшин. Все же не последний человек в роду. Но как мы будем действовать? Три легиона в полных доспехах, с ними телеги, в них женщины, дети, римские судьи, чтоб они были навеки прокляты. Их слишком много! Они просто перебьют нас.

— Вчера Вар сказал мне : “ Арминий, мы идем в зимний лагерь, но вот тут у нас местные бунт устроили, надо быстро успеть - и мятежников задавить, и на зимовку дойти. Как ты мыслишь, сможем мы это сделать?” И знаешь, что я ему ответил? Что сможем, если пойдем через Тевтобургский лес. А там - сам знаешь. Овраги, дорога одна и узкая. Римляне растянутся, как кишка, все эти войска, телеги с рабами и провизией, бабы, скот, они по лесу будут идти медленно, а еще там топи есть. После переправы через Висургий им обратно дороги не будет. Так вот. Через три дня ждите у Черной топи. Рядом будут хатты. Мы ударим с головы, с флангов нападете вы, еще бруктеры, если приведешь беролаков, получишь большую долю от трофеев, ваше племя ни в чем не будет нуждаться. Что скажешь?

Горих встал, хлопнул по раскрытой ладони Арминия в знак согласия. У Сашки словно на секунду закрылись глаза, стало опять темно. Когда он снова увидел свет глазами Гориха, то в мыслях своих заорал от неожиданности и отвращения.

Шел дождь. На земле, которая превратилась в месиво, разливались багровые лужи, тела убитых людей в римских кирасах устилали дорогу в лесу, разорванные лица, ноги, хлещущая из распоротых шей кровь, стоны и крики о помощи, смятые шлемы с грязными цветными гребнями, мечущиеся кони без всадников - все смешалось в пахнущий потом, железом и смертью смерч.

Римляне падали, утыканные дротиками, копьями, несущимися из лесной чащи, из-за деревьев выбегали воины со щитами, в одних набедренных повязках, длинные волосы их были зачесаны набок и закручены в замысловатые узлы над ухом. На ходу они оборачивались в зверей, вокруг мелькали волчьи лапы и хвосты, медвежьи оскаленные морды, слюна и кровь летела с клыков. Они давили римских легионеров, потрошили, как лососей в нерест, обдирали кожу, мясо до костей, распарывали животы под кожаными нагрудниками, вываливая сизые кишки наружу, втаптывая в раскисшую землю жизни захватчиков их территорий.

— Слава Вотану! — орали где-то вдали.

— Донар! С нами Донар! — доносилось с другого конца леса.

Горих метался от одного легионера в к другому, не давая шанса замахнуться мечом, вцепляясь в руки, перегрызая запястья, толкая мощными лапами в грудь, опрокидывая противника. Из леса на дорогу вывалился огромный кабан, спина которого была зеленой от проросшего мха, метровые клыки снесли проскочившую мимо лошадь, всадник упал, и тут же был растоптан. Кабан врезался в строй римлян, которые пытались оградить своего командира. Тела повалились, словно кегли, и стало видно, что командир легионов Квинтилий Вар ранен. Он еле держался в седле.

Вар медленно сполз с коня. Его окружили пара беролаков и несколько родичей Гориха. Кабан оглушительно фыркал и рыл землю копытом, высоко вскидывая клыкастую голову.

— Сдавайся! — крикнул Горих. — Теперь ты наш раб. Побудь на нашем месте, Вар.

Командир римских легионов неторопливо вытащил свой меч из ножен, и воткнул его рукоятью в землю. Пара центурионов последовала его примеру. Сдаются, наверное, подумал Сашка. Ну и Горих… Как он всех.

— Я предпочту вашему плену смерть. — и римский легат бросился на свой меч. Его примеру последовали центурионы, с размаху насадив себя на собственное оружие. Саня погрузился во тьму.

Снова яркий свет. Горих смотрит сквозь красную пелену гнева. Арминий насмешливо кривит губы.

— И ты, жалкий урод, думал что моя сестра будет твоей женой? Она свободная женщина и вправе выбирать себе мужа. Ну и что, что я обещал? Она не хочет тебя. Правда, Ингер?

Из-за спин мужчин в плащах выходит низкорослая девушка. Длинный нос, вытянутое, “лошадиное” лицо, узкие губы и блеклые глаза навыкате. Ну и вкус у тебя, предок, думает Сашка. Он чувствует, как Гориха накрывает волна боли, злобы и бессилия. Девушка, растянув губы в фальшивой улыбке, плывет к оборотню. Она все ближе. Горих смотрит на нее, внутри все болит, так болит, сердце разлетается на сотни кусочков. Не моя.

Ингер плюет ему прямо в лицо. Дерзко глядя в глаза.

— Я не хочу рожать щенков, мне нужны нормальные дети. — говорит она.

Опять темнота.

Снова лес. Но уже ночью. Горих и его родичи куда-то бегут. На привале по обрывкам разговоров, Сашка понимает, что Арминий, объединил много племен под своим началом, и идет на могущественного вождя Маробода. Племена оборотней он объявил предателями, воевавших за римлян. Мол, волколаки еще и сестру его требовали, чтоб за сына вождя выдали замуж. А медведи убили два поселения мирных родов. И нет им больше места в Тевтобургском лесу. Многочисленное племя бруктеров начало охоту на оборотней.

Темнота.

Светлый лес, сосны, меж ними домики из тонких стволов, обмазанных глиной. Соломенные крыши. Красивая светловолосая девушка в тканом сарафане стоит у стены дома и улыбается.

— Вы, пан Горик, горазды же с лестью к девицам захаживать. Но ваши бусы я не приму. Хоть и хороши. Не любы вы мне.

На ладонях очередного предка красные стеклянные бусы, весело отбрасывают солнечные зайчики, слепят глаза. А внутри больно. Так больно. Не моя.

Темнота.

Большая поляна, окруженная густым ельником. Вечереет, на поляну , где толпятся люди в кафтанах, меховых одеждах, стеганых куртках поверх длинных рубах, падает легкий первый снег. Кружится невесомыми хлопьями, укрывает землю тонким пуховым одеялом, торопится защитить от наступающих морозов.

Посреди поляны стоит высокий пожилой мужчина, в седых длинных волосах, в бороде, запутались снежинки. Одежда у него богато украшена вышивками, посох с сияющим камнем в навершии. Глаза его черны и бездонны, он смотрит как будто сразу на всех собравшихся.

— Великий бог Велес, прими нас под свое покровительство. Обещаем служить тебе верой и правдой, до скончания наших дней. — старейшина в меховой шубе низко кланяется, приносит дары. Велес благосклонно кивает.

— Да будете вы слугами моими, племя волколачье, и под моим покровительством. А Беры пусть живут на земле моей и помогают, по мере сил. Знаете, я и сам своего рода бер. Будьте как дома, вы теперь в семье нашей. Берегите эту землю, дети мои. Я призову вас, как будете надобны.

Племена волколаков и беров бьют земной поклон. Предок Сашки тоже кланяется, прикладывает к земле свою руку. На снегу остается отпечаток ладони. Человеческой ладони. В первую очередь - он человек.

Темнота.

Сашку трясут за плечо, кричат что-то в ухо.

Парень вскинул голову, огляделся с безумным видом. Три ведьмы стояли вокруг, старая трясла его, Оша била по плечам, Илля кричала.

— Очнись, волчонок, очнись!

Оказалось, что парень почти сутки сидел так, зажимая звезду, дающую опыт предков, ладонями. Парень попытался подняться, отмахиваясь от ведуний. Все тело затекло, ноги были как деревянные. Сунул медальон в карман, получив на прощание разряд током в ладонь. Больно.

— Эээ... Благодарю, пойду я. — промямлил Саня, и под внимательными взглядами трех ведьм стал переставлять ноги в противоположную от избы сторону.

— Чего хоть понял-то? — спросила древняя. — Какой опыт был?

— Не доверяй людям. — Саня вспомнил плевок в лицо. — И не влюбляйся в людских женщин.

— Ой, вот новость-то! — фыркнула Оша и потерла глаз, просунув палец в глазницу черепа.

— Ну, для него новость, — пробурчала древняя, — молодой еще. Все приходит с опытом. Надеюсь, что ему стало все яснее теперь.

Ноги несли все быстрее и быстрее, в голове крутились мысли, всплывали картинки, увиденные глазами предков. Получалось, что племя волколаков, от которых пошел род Горкиных, изначально проживало на территории нынешней Германии, а потом из-за предательства Арминия бежало на восток. А потом все дальше и дальше. И в Речи Посполитой жили, и черт знает еще где, пока не добежали до Руси, где бог Велес взял их под свое крыло. Горих, пан Горик, Горкин. Его предки, воюющие, доверяющие, ошибающиеся. Делающие выводы из своих ошибок. Теперь-то понятно, почему мать говорит, чтоб на девушек из деревни сильно не западал. Что невесту искать в лесу надо, в полнолуние. Эти девушки - люди. Не поймут его, не захотят щенков рожать. Каждая в рожу плюнет, когда узнает, кто он на самом деле.

Выбравшись из леса, Санька потопал через кладбище на центральную улицу. В деревне Тихое занимался рассвет. Даже первые петухи еще горло не драли. Парень остановился посреди улицы, вытащил из кармана медальон. Еще раз рассмотрел руны, так и не ставшие понятными ему. Он просто знал, что там написано “ Опыт предков”.

— Сохраните боги ваши души, Горих, пан Горик и другие мои родные… — прошептал над звездой Сашка. — Я теперь знаю больше, низкий вам поклон. И тебе, рогатый, спасибо.

Бережно положил медальон обратно и пошел домой. Первые лучи солнца красили крыши домов в розовый цвет, на забор бабки Беровской взлетел петух и заорал во все горло.

— Ах, ты ж, паразит, внучат мне побудишь! — раздалось из-за забора, и петуха метко сбили галошей. Черная резиновая тапка плюхнулась в пыль возле застывшего Сани. Над забором появилась голова бабки - круглое лоснящееся лицо с маленькими, глубоко посаженными глазками, мясистый нос и короткие каштановые волосы, торчавшие дыбом.

— Ой, Санька, ты чего так рано тут? Подай галошку. Ишь, горлопан наш, распелси. А мне внучат привезли, так шоб не будил, саданула его. — Беровская улыбнулась, мелкие желтые зубки мелькнули между мясистых губ. — Погодь, чичас тебе меду дам, такой духовитый в этом году.

Пока Саня стоял с протянутой рукой, передавая галошу за забор, Беровская протопотала до летней кухни и обратно.

— Вот тебе, и деду тоже. Мое почтение передай еще. — ему в руки всунули две банки с золотисто-коричневым медом.

Сложив подарки в рюкзак, парень пошел к дому. В голове всплыли слова Велеса: “ Беры пусть живут на земле моей и помогают, по мере сил.” Беровские. Горкины. Сколько таких еще на этой земле, нашедших дом именно здесь, на Руси? И все стараются жить в мире и согласии, потому что дальше бежать некуда. Разве что в Австралию. Да там и своих странных существ хватает. Тасманский дьявол, например.

Сане уже перед домом показалось, что его кто-то зовет, словно отдаленный голос в его голове. Он оглянулся.

Заря вставала, рисуя в небе на облаках перламутром, клен возле дома соперничал с рябиной глубоким багрянцем, вдали орали петухи, слышался крик бабки Беровской: “Заткнись, паразит!”

И он понял, что зовут его голоса предков, которые слышно только на заре, когда еще тихо и все спят. Они хотят, чтобы он их услышал, узнал их историю и не совершал их ошибок. Они хотят поделиться своим тяжким опытом, для того, чтобы ему жилось легче. И теперь у него есть для этого инструмент. Он будет слушать. И станет умнее. И проживет свою жизнь так, чтобы не было больно. Ведь история для того и создается - чтобы потом не совершать ошибок предков.

Но, это только чутким людям доступно. Услышать голоса на заре. На заре...

Памяти Олега Парастаева.

Это последняя часть про семью оборотней. Про Дошкина и Зайку будет продолжение осенью.

Готова озвучка на канале Паши Тайги для тех, кто слушает.

А так же сегодня , 27.07, в 20.30 по Москве на канале будет стрим, где расскажу о новом проекте, в котором три автора @WarhammerWasea  @NikMatveev и я напишут истории под общим названием " Орден Тайги", о тайной организации, занимающейся контролем над паранормальным, контактами с внепланетным разумом, занимающаяся поиском артефактов, и прочих интересных вещей.  Магия, некромантия,  крипота, приключения - все это будет задействовано. Будет не скучно, приходите)

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Пишите комментарии, кому понравилось, кому не понравилось, кому лень - ставьте плюс!)

И заходите в гости, мой паблик вк

Деревня Тихое. Начало всей эпопеи. Вам будет не скучно)

Ч1.  Оборотни. Крылья с гнилью.

Ч2. Оборотни. Красные бусы.

Сентябрь приволок за собой унылые дожди, густой туман ворочался между сопок, словно кот, пытающийся устроиться поуютней на колючих макушках сосен. В деревне Тихое наступил сезон мокрых лавочек, старшее поколение прилипло к телевизорам, наблюдая чужую жизнь в очень правдивых сериалах. В садах терпко пахло осенними кострами из палых листьев и прелыми яблоками.

Сашка возился в дедовом гараже, получив двухдневный отпуск - отец уехал за запчастями. Оставить шиномонтажку на молодого охламона, как он выразился, не рискнул. Да и не сильно-то хотелось. В гараже ждал своего часа древний велосипед “Спутник”, который парень откопал в сарае дома покойной почтальонши Девяткиной. Дом ее стоял много лет заброшенный и сарай практически развалился. Саня спас из него, что мог.

Снимать старую краску с рамы шкуркой было мучительно больно и долго. Руки гудели, но результат радовал. Отец должен был привезти заказанные новые колеса, звездочки, каретку и прочие нужные для восстановления детали.

В гараж влетел брат Лешка и тыкая в лицо Сане какими-то тетрадками стал загадочно улыбаться.

— Ты дурак, что ли? — задал резонный вопрос парень.

Лешка, с таинственным видом медленно прошелся по гаражу, и еще раз ткнув в Саню стопкой тетрадок в кожаной обложке, оперся задницей на верстак.

— Я тут такую вещь откопал! Там такое… — брат потряс тетрадями в воздухе, — короче, нам нужно в дальнее ущелье сходить.

— Ты нормальный вообще? Нахера тебе в ущелье?

— Не мне, а нам. Там клад. Сокровища, понимаешь?

— Леша, иди домой. Тебе плохо. Или я сейчас деда позову. — Саня повысил голос.

— Короче. Мы вчера с пацанами в ДК разбирали кладовку. Ну, в нее давно еще экспозицию минералов сложили и всякие “народные промыслы” из местного музея. Так вот. Я там нарыл дневники учителя географии, который еще мать учил, Карцева Валентина Степановича. Он в музее выставку минералов делал и был смотрителем. В ДК у него своя комнатка была, видимо оттуда , после его смерти, все бумаги перенесли в кладовую. И знаешь, что там прочел?

— Я тревожусь о твоем душевном здоровье все больше и больше. Откуда мне знать, что ты там прочел? Я мысли, по-твоему, читаю?

— Ну дак слушай, — не обращая внимания на язвительный тон, Лешка продолжил. — Этот мужик до школы в геологоразведке работал, с дедом Костика Дошкина. Так вот, пишет он, что ходили они в окрестных лесах и нашли заброшенный старый рудник, их тут вообще как говна за баней, но этот был никем еще не исследован. То ли еще с демидовских времен, то ли еще раньше разработка была. И есть там штольня, что идет вниз, порода там крепкая, даже балки - крепы не обвалились. Карцев дошел до конца штрека и обнаружил, что одна из стенок обвалилась, открыв проход в подземную пещеру, состоящую из нескольких камер. В ближней он нашел керамические сосуды, украшенные странным орнаментом, в дальней части пещеры отковырял металлическую вещь, которая была вставлена в нишу, вырезанную в камне. В общем, он нашел там что-то важное. Давай, сходим туда. Координаты есть.

Сашка сложил руки на груди.

— Ты знаешь, я еще помню, как ты меня в детстве водил клад Тутанхамона искать в нашем ущелье. Больше я на такое не поведусь!

Когда Саньке было двенадцать, к ним на лето приехали родственники из Архангельской области. Двоюродные дядька с теткой и их двое сыновей - Мишка и Ромка Ивлевы. Были они старше Сани, но чуть младше Лехи. А Лешке тогда только исполнилось пятнадцать. Тогда-то Сашка и заработал обидное прозвище “Скуби Ду”.

Ивлевы сразу стали хвастаться, какие у них дома леса, да места интересные, что живых русалок видели и одна из них Ромку даже поцеловала, прям по настоящему.

И чудеса у них там всякие, и чуть ли они к самому Велесу на службу уже приписаны. Только подрастут маленько.

Братьев Горкиных, конечно, это задело. Получалось, что они, серые, и похвастать ничем не могут. Рассказ как зайцев в поле ловить родственников не впечатлил.

И тогда Лешка сказал :

— А у нас тут клад Тутанхамона зарыт! Его археологи украли из Египта и сюда привезли. Прям в золотом саркофаге и зарыли, здесь, неподалеку. И я знаю, где.

— Ой, да че ты вреешь. — скривился Мишка. — Откуда тебе знать такое? Брехун.

— Ага. У меня карта есть. Я ее в лесу, в сумке-планшете, на чьем-то скелете нашел, когда в обороте бегал. Там еще блокнот был, где все написано. Это один из археологов был. Он от проклятья фараона умер.

Младший Горкин слушал и дивился. Вот Леха, жук. И даже не сказал ничего, такую тайну скрывал. Наверное хотел сам клад найти, а тут не удержался, сболтнул. От интереса даже в горле пересохло. Санька хотел пойти на кухню за водой , но боялся пропустить хоть слово.

У Ивлевых загорелись глаза. Леха ходил важный вокруг стола в зале, размахивая руками и пуча глаза, живописал груды сокровищ - золотых монет, драгоценных камней и старинного оружия. Постепенно вырисовывался план экспедиции.

— И мы потом сдадим все в музей и получим половину от стоимости всех сокровищ! — закончил свою речь старший Горкин.

Публика ликовала. Ивлевы забыли, что у них дома всего навалом и рвались в поход.

— А меня с собой возьмете? — заглядывал в глаза брату Сашка.

— А ты мал еще. Да и делиться с тобой придется. Значит, наши доли уменьшаться. — старший сурово сдвинул брови. — Ты еще родителям проболтаться можешь. Тогда у нас все отнимут и купят то, что считают нужным. Школьную форму и портфель. Конфет может кулек получишь. Понял? Дома сиди.

Уж как умолял Сашка брата взять его в экспедицию, даже пообещал, что не будет просить с ним делиться деньгами. Только возьмите. Лешка торжественно взял со всех клятву молчать. А если кто проболтается - тот будет позорно изгнан из членов тайного общества “Золотой коготь”. Общество тут же и учредили.

На следующий день, сказав родным, что они на озеро, рыбачить, искатели египетского золота выдвинулись в путь. Дорога до ближнего ущелья была знакома Горкиным как свои пять пальцев. А вот на месте начались трудности. Ивлевы потребовали предъявить карту сокровищ. Леха достал из рюкзака замызганную, свернутую в трубочку ткань с полустертым рисунком, нанесенным выцветшей краской. В центре были изображены Тутанхамон и Нефертити в классических египетских позах “в профиль”, а вокруг рамкой шли какие-то символы.

Младший Горкин подумал, что эта карта удивительно похожа на ту картинку, что его дядька привез лет 6 назад с отдыха в Хургаде. Висела она у него в сарае, потому что тетке не понравилось криво отпечатанное сувенирное изделие, и выцветала от жары и холода.

— Какая же это карта? Ты что нас, за дураков держишь? — Ромка Ивлев сжал кулаки и попер на учредителя тайного общества.

— Зашифрованная! Вот какая. И только я знаю, как ее прочесть. В блокноте шифр был. А ты, если будешь выступать, домой пойдешь. — Леха взял кусок холстины и повел свой отряд вглубь ущелья. Солнце припекало, на соснах , качающих ветвями, скакали белки, птички щебетали о чем-то своем, беззаботном.

В середине ущелья был разлом, а в нем небольшая пещера. Туда и привел экспедицию владеющий шифром Лешка.

— Рыть надо здесь. Так тут указано.

Один из Ивлевых попытался заглянуть в “карту”, но Леха предусмотрительно закрыл ее плечом.

Копали долго. До каменного дна. Нашли какие-то древние кости, черепки и кремневый наконечник для стрелы. Постепенно стемнело. В свете единственного фонаря стали мерещиться черные тени, выступающие из стен пещеры, снаружи доносились заунывные стоны, все вокруг шуршало, что-то попискивало, с потолка грота, уходящего ввысь, во тьму, капало. Ивлевы рыли, усердно пыхтя, шестую яму. Леха стоял, облокотившись на каменный выступ и светил фонариком. Саня крутился рядом.

— Ты соврал! Я понял, ты соврал! — внезапно заорал Мишка Ивлев, и бросив лопату, вылез из ямы, где стоя по колено в земле, еще колупался его брат. — Нет никакого клада!

Ярость обманутого кладоискателя эхом разнеслась по каменным сводам. Вверху оглушительно зашумело, запищало, черная туча, бьющая кожистыми крыльями, царапая острыми коготками лица подростков, ринулась к выходу из пещеры.

От страха Саньку “хлопнуло”. Просто в минуту. В ужасе он подбежал к брату, скакнул к нему на ручки. Лешка подхватил маленького волчонка в шортах и майке, и прижал к себе. Когда стая летучих мышей вынеслась вон, Ивлевы, увидев такую “картину маслом” стали ржать, захлебываясь слюнями.

— Скуби Ду, трусливый пес! — тыкали они пальцами в Саньку, который все еще дрожал у брата на руках. — Эй, Шегги, нашли клад?

Леха молча поставил волчонка на землю и с размаху стукнул Мишку в нос. За это время Сашка успел обернуться в человека и добавил Ромке, дав ему в “солнышко”.

Помирились они только на подходе к дому деда Ивана, но прозвище прилипло к Сане на все лето. Пока Ивлевы не уехали.

— Так что иди нафиг со своим кладом, Леша. Никуда я с тобой не пойду.

Лямки старого рюкзака нещадно натирали плечи. За шиворот капало с деревьев, плотный туман стелился по всему лесу.

Доехать до начала маршрута, указанного в дневнике Карцева было не сложно. Сложно было выдержать полтора часа в автобусе, что ходил между деревнями два раза в день. Забит он был исключительно пенсионерами, шумно обсуждавшими последние новости, прибавки к пенсиям и рецепты лучшего средства от геморроя. От галдежа, запаха немытых стариковских тел, резких дешевых духов и одеколонов, Саньку затошнило уже через 20 минут. Даже пройдя по лесу пару километров, он все еще не мог избавиться от свербящего фантомного запаха в носу.

Пройдя половину пути до ущелья, братья остановились на привал. С облегчением побросали рюкзаки, расстелили “пенку”. Горячий чай с чабрецом из термоса, пара бутербродов сделали этот день лучше. Лешка достал тетрадку и стал смотреть нарисованную карту маршрута, сверяясь по компасу и гуглкартам.

— Слушай, а если Карцев ошибся? Или просто решил пошутить так? И нет там ничего вовсе? — Сашка прилег, положив голову на рюкзак.

— Тут все серьезно, брат. Вот, смотри. Он еще письмо написал своему другу, звал вместе исследовать рудник. Но, почему-то не отправил. Может сомневался в человеке, а может другие дела потом были, более важные.

Лешка вынул из страниц дневника пожелтевший листок, свернутый вдвое.

— Дорогой Володя! — стал он зачитывать письмо , — Давно мы не виделись, и я не писал. Жизнь у меня налаживается, надеюсь что дальше будет только лучше. У тебя, наверное, тоже все хорошо, передавай Лидочке мой привет. Бла, бла.. дальше не интересно… Вот! ...Для исследования этого места мне нужен надежный человек. Я обнаружил остатки культа настолько древнего, что и определить не могу. Если бы ты смог приехать на неделю летом, я был бы очень рад. Думается мне, что нас ждет открытие, сопоставимое с находкой Аркаима. Твои академики умрут от зависти.

Лешка помахал листочком в воздухе.

— Видал? Аркаим! Древнее поселение, черт знает какого века до нашей эры. Вот с чем сравнивает. Там что-то, от чего даже академики ахнут. Так что вставай, пойдем.

— Приключения нас ждут.. — вполголоса напел песенку из мультика Саня. И добавил еще тише, — От винта!

Не смотря на полдень, туман и не думал рассеиваться. Было такое впечатление, что он пытался укрыть от случайно попавших сюда людей лес, который уже давно забыл как выглядит человек. Вершины сопок укутались белой пеленой, словно оренбургскими пуховыми платками, и готовились к зимнему долгому сну. Идти становилось все труднее, влажная почва в прелой листве скользила под ногами, подлесок стал таким частым, что приходилось продираться сквозь заросли кустов и молодых деревьев. Ветки цеплялись за одежду, рюкзаки, хлестали по лицу, злобно царапая. Саня шел и представлял себя Рембо, за которым гонится полковник Траутман. Он даже стал бессознательно пригибаться, чтобы незаметно пробраться между деревьями. Глаза его сканировали пространство, выискивая следы противника. В какой-то момент захотелось набрать грязи с земли, сделать камуфляж на лице и скривить губу вниз.

Собственно, Санькина боевая готовность и позволила не пройти мимо входа в рудник. Иначе бы они точно проскочили мимо. Невозможно было догадаться, что вот эта дыра внизу пригорка, под торчавшими корнями сосны и есть вход в штольню. Засыпано было настолько, что копать пришлось не один час, прежде чем братья смогли пролезть вместе с рюкзаками и снарягой в отрытый лаз. Внутри было сыро, но воздух был сносным, видимо вентиляционные шурфы еще не затянуло почвой. Что тут добывали, парням понять не удалось. Фонари освещали ржавые рельсы для вагонеток, уходивших во тьму, кучи отвала, валяющиеся просмоленные балки для крепления свода. На одной из куч камней блеснул железным боком какой-то предмет. Круглая железная банка из-под леденцов монпансье была покрыта темными пятнами коррозии, но рисунок на ней вполне сохранился. Саня протер шероховатую крышку. На ней проступил полустертая картинка - две белых собачки в разноцветных жилетах. Внизу шла надпись: “Белка и Стрелка” .

— Ничего себе, какой раритет. — Саня с трудом открыл крышку. — Тут какая-то записка, Лех!

В свете фонаря на сером, выдранном из блокнота листке можно было прочесть “послание в будущее”.

“ Тем, кто придет сюда позже. Уходите. Немедленно. Здесь опасно! Наша геологоразведочная группа прибыла сюда исследовать заброшенное месторождение вольфрамита 12 июня 1961 года. На картах, выданных нам в Московской Горной Академии, этот рудник числится заброшенным с начала 20 века. Но он не заброшен! Здесь кто-то живет. Это не дикий зверь и не человек. Это что-то опасное. Мы потеряли члена экспедиции - маркшейдера Кунста Ивана Павловича. Он пропал вместе со всем инструментом. Обвалов не было, он исчез в одном из ответвлений штольни без следа. Немедленно уходите.

Начальник геологоразведочной партии № 24 Карцев В.С.”

— Так что же получается? Тут он испугался, мол, опасно, а потом хотел друга позвать на исследования? Вот же, пишет, что - уходите. А потом сам сюда лезть хочет. Очень странно. — Сашка еще раз перечитал текст послания.

— Это может значить одно - он хотел отпугнуть тех, кто сюда может сунуться, и сам потом вернуться и найти то, что там спрятано, понимаешь? Ну не на верную смерть же он друга звать станет?

— А с чего ты взял, что тот мужик Карцеву друг? Может, это его соперник? И он эту Лидочку, которой шлет привет Карцев, увел. А? И тут бы он его, как Кунста - фигак!, и все. И - пропал в штольне. Бедная Лида в слезах, а Карцев ее утешает, и бах! — они потом женятся.

— Ага, вот я тебе ща по башке - фигак!, бах!, и отправишься вслед за мракшей… макшер… да что это за профессия такая! Вслед за Кунстом, — Леха заглянул в листок, — Иваном Павловичем.

— Маркшейдер - это главный человек в горном деле. Без него никаких шахт невозможно построить. Он все измеряет, планирует и дает добро на бурение.

Лешка задрал брови.

— Хера се, умник. Лопатку сложи и пошли. Время только теряем.

Пробираясь глубже в недра, братья все больше ощущали давление верхнего слоя породы. Хотя штольня была сухая, балки-крепы хорошо сохранились, но казалось, что вот-вот на них рухнет свод и всей многотонной тяжестью размажет человеческие тушки внутри земли. Шагали тихо, осторожно, взбивая многолетнюю пыль в проходах, стряхивая хлопья ржавчины с рельсов для вагонеток. Пахло сырым камнем, плесенью и немного чем-то горьким. По карте в дневнике Карцева нужно было свернуть во второй проход налево и идти до конца. Второй проход все никак не обнаруживался. Налобные фонари шарили по стенам, своду, высвечивали темные уголки за покосившимися балками, куда полвека никто уже не заглядывал.

В какой-то момент Сашке стало казаться, что он слышит чье-то дыхание. Сонное дыхание огромного существа. Дышит оно размеренно, где-то рядом, как будто за стенкой штрека. Казалось, что огромные легкие гоняют воздух по трахее -тоннелю. Вдох. Толкает в спину поток холодного воздуха. Выдох. В лицо веет теплым, отталкивает назад. Сладковатый терпкий запах забирается в ноздри, словно порошок корицы. На балках шевелятся странные черные растения, похожие на длинный мох или водоросли. Может, от них так пахнет. Зыбкие тени колышутся на ступенчатых каменных стенках, дрожат в свете фонарей, приглушенно звучат шаги осторожно продвигающихся вглубь тоннеля оборотней.

Второй поворот налево вывел в узкий штрек, идти в котором пришлось пригинаясь все больше и больше. Оказалось, разглядывать то, что под ногами, иногда полезно. Через пару метров Лешка нашел тускло отсвечивающую золотом массивную деталь, похожую на шестеренку. Радостно и тихо повосхищался, спрятал ее в карман.

Еще пара метров и братья уткнулись в конец тоннеля, дальше была просто темная дыра. Видимо здесь стенка штрека обвалилась, открыв доступ в подземную пещеру.

Дыра была где-то с метр в диаметре, но братья легко пролезли, протащив рюкзак.

Небольшая, почти круглая пещера сверкала как бриллиант в свете фонарей. Стены ее отбрасывали тысячи разноцветных лучиков, блестели, переливались радугой, вспыхивали миллионами искр в чешуйках слюды, впаянных в каменную породу, в огромных друзах цветных камней, расставленных вокруг каменного возвышения. Это явно было что-то вроде алтаря. Небольшое углубление в центре камня было чистым, как будто пыль только что протерли, хотя остальная часть пещеры была занесена слоем осыпавшегося со свода песка. В противоположном конце зала Саня увидел заваленную камнями арку.

— А там выход, видать был. Завалило его. Ну и чего здесь интересного? Камни?

— Камни.. Камушки... — как завороженный шептал Лешка. — Смотри, аметистовая друза здоровенная какая. Если мы ее вытащим и продадим, то можно будет два Лексуса купить, в полной комплектации. О! А это что?

Леха зашел за алтарь и увидел, что прямо за ним находится небольшой круглый каменный бассейн с черной водой. Саня тоже подошел и направил фонарь на маслянисто поблескивающую жидкость.

— Леха, по ходу мы нефть нашли! Это уже не только два Лексуса!

— Да не похоже что-то.

По краю каменного бассейна шел вырезанный узор из незнакомых символов, знаков, стилизованных изображений неведомых животных. Жидкость в нем лоснилась, подрагивала, расходилась кругами из центра, с равномерной периодичностью.

Братья замолчали, следя за поверхностью бассейна. Наступила давящая тишина. Только биение сердца гулко отдавалось в ушах. Тудум- тудум. Тум -тудум. Круги на воде расплывались в такт биению их сердец.

— Лешка… — прошептал младший Горкин, — мне кажется, оно живое. Это не нефть.

И сунул палец в бассейн.

Теплое, вязкое, черное обхватило палец и как будто потянуло в себя.

Саня дернул рукой и прижал ее к груди. Было похоже, что с ним кто-то поздоровался.

— Леш, ну его нафиг, пойдем отсюда. Это какой-то древний храм подземный, кто знает, что тут может быть. Нет здесь ничего, видишь? Никаких сокровищ.

— Ты, Скуби Ду, не нервничай, а то опять “хлопнет”. — Леха уже пошел дальше обходить пещеру и все трогать руками. Отломал маленькую часть от аметистов, и уже пристроился к тонким отросткам друзы горного хрусталя. — Хоть что-то отсюда я да унесу.

Младший отошел к алтарю и стал рыться в рюкзаке. Очень хотелось пить. Достал термос, налил в крышку остывший чай и откопал остатки печенья “Юбилейное”. Пока брат ходил и собирал трофеи, погрыз печенюху, запил чаем и стал складывать все обратно. Два последних печенья он внезапно решил положить на алтарь. Ну, есть же место для приношений, значит там должно что-то лежать. И так потревожили место, которое про людей может и забыло совсем.

— Это тебе, хозяин. — прошептал Сашка и возложил печенюхи в углубление на камне.

Биение сердца стало громче. Тудум. Тудум. Тудум. Где-то под сводом пронесся глубокий вздох, как будто кто-то только что проснулся. Вода в бассейне задрожала, стала сворачиваться воронкой, закручиваясь все быстрее и быстрее.

— Леша. Нам надо валить. Срочно.

Леха увлеченно ковырялся у стены, разглядывая выдолбленные в ней ниши.

— Да хватит уже, не ссы! — не оборачиваясь, сказал старший.

— Леша. Я сделал что-то плохое. Бежим!

В бассейне темная жидкость крутилась водоворотом, уходившим вглубь, потом стала медленно подниматься вверх. И вот уже из этого черного, вязкого, словно из глины на гончарном кругу, появляется фигура. Поворачиваясь вокруг своей оси, из бассейна вырастает голова , увенчанная ветвистыми рогами, гладкий череп, в котором углями тлеют красные глаза, длинная шея, худое человеческое тело уже до половины слеплено самой тьмой, скоро появятся кисти рук, бедра, ноги, и тогда оно полностью выйдет из своего тысячелетнего заточения.

— Леха, твою мать!

Бледное лицо Лешки мелькнуло перед глазами, и вот уже в дыре исчезает его задница, и живо шевелящиеся ноги в сапогах. В пещере стало темнее, остался только свет от налобного Саниного фонаря. Он еще раз взглянул на того, кто вылезал из черной воды и в отчаяньи крикнул:

— Простите, я не хотел!

Парень стал отступать к лазу в штольню, пятясь. Поворачиваться спиной, чтобы вылезти вслед за Лешкой, он боялся. Рогатое существо пригнулось, и резко вскинув голову, уставилось на молодого оборотня. Оно пошевелило длинными пальцами. Откуда-то заструились, зашелестели непонятные слова.

— Ишшара тумуле… Ишшара.. Ас воччар коштос…

Звуки бились в свод пещеры, отдавались молотом в голове, сковывая сознание ужасом. Сашка, не понимая уже, что делает, рванул к лазу из пещеры, ужом ввинтился в дыру, задыхаясь и вопя. Ему казалось, что рогатый сейчас схватит его за ноги и потащит обратно. За обвалом стоял Лешка с саперной лопаткой наизготове.

Пока Саня лез в штольню, от паники у него начался “оборот”. Из дыры выскочил волк в брезентовой куртке, штанах, между ушей у него болтался налобный фонарь на резинке. Берцы остались в лазе, соскользнули с лап.

— Санька, живой? Бежим! — Леха согнувшись, помчался в узком проходе, бухая сапогами.

Выскочив из рудника они упали за кустами, на безопасном расстоянии. Передохнуть и подсчитать урон. В потерях числились: рюкзак с термосом, пенкой и палаткой, одна саперная лопатка, один ручной фонарь. Хорошо, что Леха свой рюкзак оставил у входа в рудник. Еще пять минут они прислушивались, но погони за ними явно не было.

— Леш, я берцы потерял. Сними с меня фонарь и одежду, не буду обратно обращаться. Так побегу. — волк потряс ушами.

— Ну, в автобус меня навряд ли с собакой пустят. У тебя намордника нет.

— И чего делать? Берцы там остались. Рогатому в коллекцию.

— Блин, моя шестеренка тоже там осталась. Та, что в проходе нашел. Вроде она даже золотая была. Там, на стене, была такая выемка выдолблена, как раз по ее форме. Ну я ее и приложил. Она просто туда как присосалась, не отодрать, да еще и вроде вращаться стала. И тут ты заорал и рогатый полез из воды.

Саня прижал уши к лобастой голове и стал перебирать лапами.

— Леш, ты знаешь, видать мы оба его вызвали. Я ему печеньки на алтарь положил. А ты вентиль открыл, или ключ повернул, или как там оно у них называется. И не вода это вовсе. И не нефть. Тот рогатый в ней типа как растворен, думаю, пока к нему не придут два долбоеба и не положат приношение и не повернут ключ, он вне нашего пространства или спит.

— Ладно, допустим. А Кунст куда делся? Судя по записям, Карцев рогатого не видел. Просто считал, что нашел древний храм под землей.

— Да мож тот чел каким-то чекистом был, типа следил за всеми, помнишь, как на перевале Дятлова был такой хрен. Вот они его и прикопали где-то, чтоб не болтал потом, что у костра анекдоты про Хрущева рассказывали. А написали что пропал.

В это время от входа в рудник послышалось тихое шипение, словно кто-то ругался сквозь зубы, и из откопанной дыры вылетели два старых берца. Бум. Шмяк.

У братьев округлились глаза. Человеческие и волчьи.

— Ишшара! Чаманис шшиха. — послышалось из штольни. Словно дунуло морозным воздухом.

Минут пять парни сидели тихо. Потом Лешка подкрался к валяющимся ботинкам, цапнул их и уволок за кусты.

— Ты смотри, во дела... Давай уже, перекобенивайся. Обуваться надо. И домой рысью.

Сашка, навострив уши, еще раз прислушался - где-то в недрах рудника глухо бухнуло, из лаза вылетело облако пыли и песка. Обвал устроил рогатый. Видать, надоело принимать гостей. То “шестеренки” потырят, то разбудят не вовремя.

Натягивая ботинки, Саня обнаружил нежданный сувенир. В пятку впилось что-то так, что он взвыл. Из ботинка выпали два золотых медальона в виде шестиконечных звезд с дырочкой для шнурка. В середине были выбиты какие-то символы, похожие на руны.

От рудника шагали быстро и молча. Вечерний автобус довез задницы, нашедшедшие таки приключения, до Тихого. По дороге от остановки было учреждено тайное общество “Золотая звезда”, состоящее из двух членов. Главное правило общества - никому не рассказывать о тайном обществе и событиях, предшествовавших учреждению общества.

Следующее собрание “Золотой звезды” было назначено через три дня.

Продолжение следует.

Небольшой спин-офф на деревню Тихое. Здесь главные герои - соседи Костика Дошкина, оборотни Горкины, дед и внук. Про них будет части три -четыре.

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Пишите комментарии, кому понравилось, кому не понравилось, кому лень - ставьте плюс!)

И заходите в гости, мой паблик вк

Уже готова озвучка от Паши Тайги для ЛЛ, вышло очень здорово.)