Relvej

Говорят, что в СССР люди были счастливее, так как они не были знакомы с муками выбора.

- Колбасу выбросили!

- Ура!!!!

И никаких вопросов типа «а какая колбаса?», «с жиром или без?», «какой срок годности?» или «а есть фасовка по триста грамм?». Есть колбаса! Беги, пока не раскупили.

Или вот внезапно в магазине появились апельсины. Дают по два килограмма в руки. Думаешь, хоть у кого-то возникает вопрос насчет того, марокканские они или турецкие?

Конечно, нет. Апельсины же!

Сейчас же идешь в магазин, супермаркет или даже гипермаркет, а потом возвращаешься с тремя пакетами продуктов и, небрежно кривя губу, говоришь:

- Да что-то ничего интересного не нашел.

И это при всём огромном изобилии, которое довело до того, что мы разбираемся в видах мандаринов, знаем, в каких есть косточки, а какие послаще.

Проходишь мимо полок с авокадо, манго, лимонами, лаймами, яблоками, кокосами, ананасами, грушами, киви, фейхоа, рамбутанами и думаешь: «Тоже мне магазин у дома! Ни тебе гуавы, ни дуриана. Карамболы и личей не достать. Доколе? Доколе нам так страдать?»

И фирмы-производители чувствуют наш неутоленный голод, нашу жажду разнообразия, чего-то новенького и необычного, чего-то яркого и блестящего. Словом, того, что обычно отсутствует в нашей повседневной жизни. Ведь не каждый может позволить себе делать ремонты, менять работы, каждые выходные ездить в разные страны или покупать новые шмотки.

Наш максимум — выбрать очередной сериальчик и под него пожевать что-то вкусненькое.

Но, честно говоря, в России выбор не такой большой. Вон в Японии есть мороженое со вкусом морепродуктов, даже шоколадка Кит-Кат у них в ста двадцати вариантах: от фиолетового батата до соленого лимона.

Хорошо, что маркетологи компании Чупа-Чупс наконец посмотрели «Гарри Поттера» и расширили ассортимент. Помимо привычных и набивших оскомину леденцов с малиной, арбузом и яблочным пирогом, они стали разрабатывать новые оригинальные вкусы.

Начали они с фэнтезийной классики: ушная сера, кисель бабы Тони, пот негра, клеверный нектар и тому подобное, но затем перешли к менее стандартным вариантам.

Например, один из их последних шедевров — это чупа-чупс со вкусом квартиры в Москве. Я — человек провинциальный, но про квартирный вопрос в столице слышал давно, еще со школьного прочтения романа «Мастер и Маргарита». Конечно, мне хотелось понять, что же такого особенного в московских квартирах. Почему бы и не через чупа-чупс?

Итак, я снял упаковку с леденца. Надо сказать, это еще тот квест. Так измудриться его завернуть — еще постараться нужно. Но при помощи ножниц, зубов, ногтей и ценой тысяч нервов я все же справился с этим препятствием, открыл рот, положил чупа-чупс на язык и замер.

Легкая сладкая эйфория почти сразу сменилась отчаянием, вкусом пустых макарон и доширака, затем гармония усложнилась, добавилось смертельное упорство, чуток эмали от крепко стиснутых зубов, а потом тонкая едва уловимая нотка гордости от мысли «Я — москвич, и у меня своя квартира». Дальше идет наслоение и частичное смешивание всех этих вкусов, но в самом конце… О да, в конце на некую долю секунды на языке взрывается фейерверк эмоций: счастье, восторг, свобода, полет, жизнь. И чупа-чупс тут же заканчивается.

Ради последних ноток и стоит попробовать такой чупа-чупс. Но решусь ли я съесть еще раз такой леденец?

Я, дрожа от восторга и нетерпения, подошел к кабинке с моим номером. Вроде бы уже всё обдумано и проговорено, но сейчас, когда пришло время, я что-то разнервничался.

Право на заказ и приобретение своего человека имеет каждый житель с третьего плана, но далеко не каждый решается на этот серьезный шаг. Да, в случае успеха ты можешь получить многое, даже перейти на следующий уровень, но если ты провалишься, а таких большинство, то есть риск упасть на второй план.

Из моих знакомых никто так и не решился подать заявку. Все говорили:

- Время уже прошло. Вот на пару тысяч лет бы пораньше…

- Места все заняты. Что ты можешь получить? Пару-тройку МЭ, да и то лишь на двадцать-тридцать лет.

- Рождаемость снижается. А вдруг твой человек еще и не той ориентации окажется? Тогда точно в минус уйдешь.

- Да не рискуй. Может, через век-другой станет полегче. Вот тогда и подумай насчет человека.

Но я не хотел ждать. Почему бы и не сейчас? Наверное, и тому парню тоже говорили:

- Сейчас не время, вот шесть веков назад была тема в Китае…

А он взял и сделал. Да, ему пришлось тяжко, особенно когда его человек умер бездетным и почти никому неизвестным. Но уже через сто лет всё изменилось, когда ученики того человека распространили весть о нем по близлежащим землям. А потом его имя захватило весь мир. И где сейчас тот парень? Да на пятом плане, говорят, обжился, преуспевает, да еще и друзей своих подтянул на план выше.

Я застыл перед табло. Теперь нужно определить пол, место проживания, примерный год рождения в пределах ста лет, социальный статус родителей, умственное и физическое здоровье… По умолчанию настройки ставятся на низком уровне, так что если не вкладываться, то твой человек родится в каком-нибудь Бангладеше в конце двадцатого века девочкой из низшей касты и всю жизнь проживет, копаясь на свалках. Какой уж тут профит?

Тот успешный парень, насколько я слышал, довольно хорошо вложился в своего человека: образование, страна, пол, окружение. Да и его друзья также создали своих людей вокруг того, первого. Такая кооперация неплохо сработала для всех них.

С другой стороны, спустя каких-то пять-шесть столетий другой житель создал своего человека на минимальных настройках: в нищем регионе, неграмотный, торговец. И что? Также сейчас живет на пятом плане.

Но я всё уже решил. Выбрал страну, период рождения, вложился и в ум, и в здоровье, подобрал уровень родителей. Выдохнул и нажал кнопку подтверждения.

Передо мной засветилась фигурка моего человека с именем, датой рождения и точным адресом. И я со всей силы врезал кулаком по стене.

Ну как так? Как я мог забыть? Пол!!! Я забыл выбрать пол. Мой человек - женщина.

Спустя десять минут, когда мне принесли успокаивающий напиток и я смог размышлять здраво, то понял, что всё не так уж плохо. В последнее столетие отношение к женщинам начало меняться. Их уже не везде считали дырявыми плошками и говорящими инкубаторами. Были даже удачные случаи приобретения женщин, не настолько, конечно, чтобы переехать на пятый план, но, как минимум, хватило отбить вложения.

И потянулись года ожидания. Вроде всё шло хорошо: учеба, занятия вокалом. Я даже начал мечтать о том, чтобы она стала певицей. А что? Да, певец — это не самое долгоиграющее вложение, как правило, всего на несколько лет, но если популярность будет высока, то даже этих нескольких лет хватит на закрытие долгов. Хорошо, что я выбрал этот период, когда артисты уже не считаются изгоями общества, а порой даже становятся кумирами, на которых молятся, о которых думают, которым возносят хвалы и мысли.

Но ее увлечение вокалом так и не привело к чему-то стоящему. Как и многие люди до нее, она выбрала более практичную профессию. Да, эта работа принесет ей некие средства, но я, ее создатель, буду в полной… в полном упадке.

Люди эгоистичны и совсем не думают о нас, своих создателях.

Была надежда на ее детей. Она родилась в многодетной семье, а говорят же, что девочки повторяют судьбы своих матерей. Но и тут не выгорело. Она родила дочь и успокоилась на этом.

Кажется, именно тогда я начал злоупотреблять нектарной настойкой. Друзья вежливо отводили глаза, когда я просил их одолжить мне немного МЭ, и радовались своей мудрости, что не позволила им влезть в такие долги.

Согласно рекламным брошюрам, потенциал человека раскрывается в возрасте от тридцати до сорока лет. Это подтверждается многочисленными исследованиями и примерами. Что человек успешного парня, что неграмотный торговец, что бывший принц, в которого вложили просто чудовищные средства, - все они раскрыли свои способности именно в этот период.

Мой человек уже прошел планку в тридцать пять лет. Детей больше не появилось, друзей становилось все меньше, работу она подобрала такую, чтобы не общаться с людьми … Я отчаялся и перестал заглядывать на счет. Не хотел больше видеть тех минусов, что с каждым годом лишь увеличивались.

И вдруг однажды ночью я услышал легкий писк. Сонный, ничего не понимающий, я взглянул на браслет. Там светилось сообщение: «Ваш счет пополнен на двадцать МЭ».

- Что за... Она что, в стриптиз-баре станцевала? Целых двадцать МЭ?

По сравнению с размером долга это была незначительная сумма, но я так давно не слышал этого писка, что радовался, как дитя.

После этой ночи все начало меняться. Сначала меня приводил в восторг каждый писк браслета, но потом я даже отключил звук на пополнение счета. И это был успех. Почти каждый день мой долг на капельку уменьшался.

Чем же занялся мой человек? Оказалось, что она начала выкладывать свои рассказы в сеть. Люди читали их, смеялись, плакали, ужасались, приходили в восторг или наоборот злились. И все их эмоции и мысли об авторе, неважно, плохие ли, хорошие ли, транформировались в МЭ — молитвенную энергию и шли ко мне на счет.

Сейчас я еще не закрыл весь долг, но изрядно его уменьшил, и уже уверенно гляжу в будущее. Друзья, скрывая завистливые взгляды, говорят:

- Да просто повезло!

Да, мне повезло. Не так, как моему коллеге, что сознательно выбрал женщину-писателя в том же временном отрезке и сейчас гребет МЭ такими дикими суммами, что уже начал подбирать жилье на четвертом плане. Но все же повезло.

На первом плане сейчас такая странная ситуация, что самые большие суммы МЭ получают создатели не героев, пророков или мудрецов, а творцы актеров, певцов и обладателей самых больших задниц. По крайней мере, мне не приходится стыдиться своего человека.

И я счастлив!

Говорят, что раньше было намного лучше. Люди были здоровее, отношения — крепче, учеба — качественнее. Интересно, с чем эти люди сравнивают?

Бабушка Таня, мамина мама, родилась в 1924 году, в большой семье. Она блестяще закончила школу и хотела пойти учиться дальше, но ей не разрешили. Нужна была помощь с остальными детьми.

Мама помнит, как баба Таня вставала каждый день в четыре часа утра. Нужно было затопить русскую печь, поставить двухведерные чугунки с картошкой, свеклой и прочим — корм для скотины. Потом утренняя дойка коров, выгнать их в стадо. К семи часам приготовить завтрак для мужа и пятерых детей, выгнать их в школу и на работу. Поставить в печь чугунки со щами, кашами. Чугунки те и пустые тяжело поднять, а она ухватом полными до краев тягала.

Хлопоты по дому, покормить оставшуюся скотину: овцы, свинья, куры, выпустить цыплят на травку. К десяти утра заканчивала с делами и могла час-другой поспать, а там и дети потихоньку со школы начнут возвращаться, кто-то пораньше, старшие — попозже. Всех накормить, распределить работу в огороде, проследить за выполнением, помочь с уроками.

Ближе к осени начинались заготовки продуктов. Дедушка был бондарем и сделал для семьи огромные бочки, не меньше семи ведер объема, где солили огурцы, помидоры, квасили капусту. И всем этим занималась тоже баба Таня. Дедушка-то целыми днями на работе.

Она сама пряла пряжу из овечьей шерсти, вязала носки, шарфы, свитера, умела шить платья на дочек.

Но при этом баба Таня очень любила читать, могла справиться с любой задачкой в домашней работе. Выписывали много журналов и газет. Каждому свое: детям — «Пионерскую правду» и «Юного натуралиста», маме - «Работницу» и «Крестьянку», папе - «За рулем». Почтальон оставлял целые пачки макулатуры возле дома.

Каждую субботу дом пропитывался запахами пирогов. Даже я немного помню эти огромные противни, что не влезут ни в одну городскую духовку. А на них дымились такие же огромные пироги. С капустой, картошкой, вишней, грибами. Таких пирогов я больше не ела никогда.

Мама родилась в 1958 году, выросла и выучилась в деревне, ходила в кино. Можно было взять два яичка из курятника, сдать их в магазине за 12 копеек и за 10 копеек купить билет в кино. Санки, лыжи, коньки. Помощь по хозяйству, работа в колхозе.

А в четырнадцать лет она сама поехала в город, столицу республики, поступила в училище, устроилась в общежитие. Собственно, именно в 14 лет началась ее самостоятельная жизнь. Потом по распределению попала в Ульяновск, там встретила моего папу, вышла замуж.

И тоже не было все гладко и замечательно. Из-за того, что жилье они могли снимать на одном конце города, а работа у мамы была на другом конце, маме пришлось уйти с любимой работы, где она могла развиваться как высококлассный специалист, на хуже оплачиваемую, но возле дома. Ведь с ребенком посидеть было просто некому. Все бабушки жили далеко в деревнях.

Я сама помню, как до пяти лет мы жили в бараке: это длинный одноэтажный дом, где у каждой квартирки есть отдельный выход. А напротив стоял такой же вытянутый дом с таким же количеством дверей, но там были кладовки для каждой семьи. Некое подобие сарая.

В бараке не было ни воды, ни туалета, ни ванной комнаты. Зато позади барака стоял общественный деревянный туалет с двумя отделениями. Да-да, та самая дырка в полу. Неподалеку стояла колонка с водой, текла, конечно, только холодная. Нужно было и для мытья посуды, и для стирки белья, и для готовки идти к колонке, наливать воду в ведро, нести домой и там на газовой плите ее греть.

Как мама управлялась с двумя маленькими детьми? Не представляю.

При этом папа ездил командировки на недели, мама работала, а потом приходила домой, и начинались тяжелые бытовые хлопоты: забрать нас из садика, сбегать в магазин, натаскать воды, приготовить поесть, убраться. Стирка затевалась раз в неделю и занимала весь день. И баня. В селе была общественная баня. Женские дни, мужские дни, неудобные тазики, огромная парилка с клубами пара. А потом мама закутывает тебя в простынку, халат, шубу, одеяло, усаживает в санки и везет обратно домой. А звезды над тобой огромные-преогромные.

А еще огороды. Небольшой участок возле дома, плантация картошки подальше. Я до сих пор помню, как мы по уши в грязи собирали ее руками.

Переезд в настоящую квартиру. Детей уже трое. Есть и свой туалет, и ванная комната, и даже газовая колонка. Не нужно одеваться каждый раз, когда захочешь в туалет. И я помню, как просыпалась по утрам под рев стиральной машины, где воду нужно было наливать и сливать вручную. Пахло пирогами. И мягко урчал пылесос.

Я родилась в 1983 году. В четвертом классе, когда я должна была стать пионером, их отменили.

С пятого класса мне пришлось ездить в городскую школу. Что это значит? Полчаса пешком, сначала по полю возле кладбища, затем по мелкому поселку с вечно гавкающими собаками, и полчаса на трамвае. Уроки начинались в восемь утра, я вставала в пол-седьмого, за тридцать минут ела, умывалась, расчесывалась, одевалась и ровно в семь выходила.

Дождь, снег, жара, мороз. В любую погоду. Дорога ни разу не асфальтированная. Обычная грунтовая, которую при малейшей слякоти развозило до состояния каши. Были дни, когда я приходила в школу, а там мне говорили, что из-за морозов уроки отменили. И я разворачивалась и шла обратно.

К огородам прибавились животные: свиньи, куры, гуси. И хозяйство позволило нам выжить в сложные девяностые годы. Одежда покупалась лишь по необходимости. То есть когда прежняя рвалась или становилась мала. Одна пара обуви на сезон. Одна куртка на сезон. Одни джинсы за раз.

Потом умирает папа, инфаркт. И мама тянет нас троих одна. Хорошо, что в нашей семье все отличаются умом и сообразительностью. У всех троих школа закончена с медалью, и мы смогли поступить в университет на бюджетные места. И помню, как было тяжело, когда я пошла на второе высшее, за которое надо было платить сумасшедшие деньги — 17 тысяч рублей в год.

В 2007 году родилась моя дочь.

Самое тяжелое, что она пережила - это, пожалуй, три года садика, когда я возила ее на маршрутке (уже не пешком, и не на трамвае). А потом садик открылся прямо во дворе.

Я впервые поехала на море с дочкой. Мне тогда только-только исполнилось двадцать восемь лет, а ей — четыре. А потом сразу в поход в Крымские горы.

Сейчас она учится в онлайн-школе. У нас своя уютная квартирка, у нее — своя комната, телефон, ноутбук. У нас живут две чудесные кошки. Мы можем поехать на отдых почти что в любой уголок мира (если не считать карантинных ограничений).

Прошло почти сто лет со дня рождения моей бабушки. И каждая из нас, женщин, мечтала о том, чтобы нашим детям жилось лучше. Ради этого мы учились, работали, преодолевали препятствия, которые и препятствиями-то не считали. Ведь все так жили.

И я лично очень горжусь нами. Ведь наша мечта сбылась. Моя мама жила лучше, чем ее мама. Я живу лучше, чем моя мама. А жизнь моей дочки легче, чем моя.

Могла ли бабушка выбрать другую жизнь? Нет.

Маме пришлось выбирать между любимой работой и семьей.

Я спокойно совмещала то и другое, а сейчас занимаюсь тем, о чем не могла бы раньше и подумать. Речь о творчестве, конечно.

Возможности моей дочери еще шире. Она может выбрать любое дело, может поехать учиться за границу, может предпочесть семью или сделать все это одновременно.

Да, конечно, в каждом поколении свои сложности. У каждого из нас есть свои проблемы. Но неужели не видно, как сильно изменилась жизнь людей за это время? И мы… мы тоже приложили к этому свою руку.

Пусть мы не создавали космических кораблей, не изобретали телефонов и не перекраивали мир, но и мы тоже помогли ему стать таким, какой он есть.

Так что нет, раньше было не лучше. С каждым годом жизнь женщин становится легче, свободнее, ярче. И это не про феминизм. Это про выбор.

Она появилась внезапно, втерлась в доверие, влезла в голову и душу. Я так и не понял, откуда она пришла. То ли из снов, которые я забывал по утру, то ли из случайно услышанной фразы, то ли спустилась из мирового хаоса, что пропитывает нашу вселенную.

В какой-то момент я заметил, что постоянно прокручиваю в мыслях одну и ту же сцену. Она царапала мне мозг как звуки сломанной шарманки, что после первых аккордов сбиваются и возвращаются к началу раз за разом. Но стоило только обратить на нее внимание, как мелодия полилась дальше.

Вот и у меня после той сцены словно развернулся целый фильм: люди, слова, действия. Мир.

Эта история преследовала меня днями и ночами. Даже на работе я мог заметить брошку на коллеге, понять, что именно этой детали мне не хватало, и утонуть в мыслях. Мне снились ее обрывки, смешиваясь с моими страхами и рекламой из телевизора. Я пытался поделиться ей со знакомыми, но те лишь отмахивались. Только один сказал: «А почему бы тебе не записать ее? Говорят, после этого становится легче».

Тогда я и решил написать книгу.

После этого история перестала быть такой навязчивой, она затаилась в глубине, ожидая своей очереди. А я решил, что займусь этим в ближайший отпуск.

Пара месяцев ожидания перетекли в года. Всякий раз находились причины отложить написание. То друзья позовут на море, то большой объем работы навалится, то внезапно вспыхнувшие чувства затмят разум… Я менял должности, места работы, дома, машины и женщин, полнел, худел, бросал курить, учился дайвингу, покупал удочки, лежал в больницах.

- У вас болезнь Альцгеймера, - сказал врач, глядя на снимок МРТ. - Пока на ранней стадии, но вам следует быть готовым. Есть лекарства и методы, замедляющие развитие болезни.

Нельзя сказать, что я никогда не думал о том, что будет, если у меня обнаружат смертельную болезнь. Смерть, как таковая, меня не пугала. Я боялся боли, неоправданных надежд, больниц, проводов, торчащих из тела. Но смерть разума… Это еще страшнее.

Я вдруг понял, что прожил пятьдесят два года и ничего не достиг. Карьера, семья, квартира с ремонтом, в который я вложил кучу денег, нервов и души — все это лишь пыль. Зачем я потратил столько времени? И ничего не останется после меня. Совсем.

И только тогда я вспомнил о почти забытой истории, которой грезил много лет.

Когда я вернулся от врача, то безумно захотел вынуть бутылочку вина и выпить, сидя за телевизором. Чтобы ни о чем не думать. Чтобы забыть слова врача. Чтобы не вспоминать о том, что мне осталось всего несколько лет сознательной жизни. Так было бы проще. Но я и так слишком долго откладывал.

Полчаса я потратил на поиски тетради или блокнота, плюнул, сходил в магазин, купил сразу несколько тетрадей и ручек. Сел за стол, перевернул первую страницу и …

Пустота.

Я помнил, с чего начинается моя история. Но это были не слова. Там дышал, жил и менялся огромный мир. Как его влить в текст? С чего начать? Как передать все, что было во мне?

В тот вечер я так не написал ни слова. Я перерыл всю домашнюю библиотеку, хватал книги одну за другой, открывал первую страницу и перечитывал ее. Кто-то начинал с описания местности, внешности героя, кто-то сначала ударялся в длинные разглагольствования о предыстории мира, кто-то сразу бил диалогами, а часть историй и вовсе начинались со слов «я проснулся».

Писать сложнее, чем я думал. Раньше я считал, что для писателя главное — придумать какую-то идею или историю, а потом нужно всего лишь перенести ее на бумагу. Это рисовать нужно учиться, чтобы правильно переносить контуры, чтобы симметрично получалось, чтобы смешивать цвета, мазки там разные, кисточки. А писать — это почти что говорить, только пальцами. Говорить-то мы все умеем.

Но нет. Сначала я писал ужасно примитивно: «Он встал, пошел, закрыл дверь, надел обувь». Потом меня швырнуло в другую сторону, и мои предложения стали длинными, как товарный поезд на переезде, когда опаздываешь на важную встречу. Я перегружал их деепричастиями, сравнениями, нагромождал метафорами, лепил по три прилагательных подряд: нужно же было описать как можно точнее то, что видел я. «Почесав нос, ведь в этой длинной пустой заброшенной комнате было так пыльно, словно там не убирались с момента пришествия Моисея из пустыни, он, задумавшись, решил не отвечать на некорректный и даже в чем-то неуместный вопрос, касающийся его личных полузабытых событий из далекого прошлого» - такие предложения словно водили читателя по лабиринту.

Еще одна проблема, с которой я столкнулся, - это описания. Особенно описания людей. «Это была красивая девушка», - написал сначала я. Затем решил раскрыть, почему именно она была красивой: «У нее были красивые глаза цвета ночи, красивые волосы как грива вороного коня, красивая изящная фигура и белая кожа».

Я снова зарылся в книги, выписывал абзацы, где раскрывалась внешность людей, искал меткие и необычные сравнения. Наверное, наибольшее впечатление на меня произвел Горький со своей автобиографией. «Она была всегда строгая, говорила мало; она чистая, гладкая и большая, как лошадь; у нее жесткое тело и страшно сильные руки. А сейчас она вся как-то неприятно вспухла и растрепана, всё на ней разорвалось; волосы, лежавшие на голове аккуратно, большою светлой шапкой, рассыпались по голому плечу, упали на лицо, а половина их, заплетенная в косу, болтается, задевая уснувшее отцово лицо», «Лица людей, поднятые вверх, смешно напоминали мне грязные тарелки после обеда. Здесь смеялись мало, и не всегда было ясно, над чем смеются. Часто кричали друг на друга, грозили чем-то один другому, тайно шептались в углах. Дети были тихи, незаметны; они прибиты к земле, как пыль дождем.» Он умел описать людей так, что ты заглядывал не в лицо, а в душу человеку. И чаще всего она оказывалась мерзкой, противной и грязной.

Понемногу я начал понимать, что писать — это целая наука. Что текст — это не просто слова. Что он умеет дышать. Всё важно — и подбор звуков, и длина предложений, и даже размер абзацев. Форма должна соответствовать содержанию. Если ты описываешь что-то быстрое, например, сражения или скачки, нельзя размазывать текст по тарелке, как манную кашу, громоздить эпитеты и наречия. Нет, там нужно рубить глаголами, короткими предложениями, чтобы читатель невольно ускорял чтение, проникаясь сценой. А вялые, неспешные и вальяжные сцены лучше как раз вести медленно, вливая туда длинные слова и тягучие предложения.

На очередном приеме я рассказал врачу, что пишу книгу. Врач, уставшая женщина лет сорока пяти, вдруг оживилась:

- Это отличная идея. Многие начинают вести дневники, записывают даже мелкие события. Сейчас есть такие удобные приложения на телефоне, где можно и музыку прикладывать, и фотографии. Получается, все самое важное будет храниться с собой. А если писать книгу — так вообще отлично. Вон, моя дочка в школе тоже пишет какие-то рассказы, только не в блокнотах, а сразу в интернете. Говорит, есть такие сайты, где может писать каждый, и ведь читают их тоже.

Я заинтересовался этим вопросом. Одним из страхов было то, что никто не прочитает мою историю. Успею ли я дописать ее и добиться издания? Но если выкладывать на каких-нибудь сайтах, возможно, кто-нибудь когда-нибудь сможет найти и прочесть книгу.

После нескольких часов поисков, чтения обзоров, просмотра подобных сайтов я определился, где стану выкладывать свой текст, и принялся за перепечатывание его с тетради в файл. Та еще работка: найти все клавиши, запятые и знаки вопроса.

Когда я поместил первую главу, то долго не мог уснуть. Ужасно хотелось снова включить компьютер и посмотреть, сколько людей меня уже прочли, что написали, ведь на сайтах любой человек может сказать, что думает о тебе, твоей книге и личной жизни…

На утро меня ждало сильное разочарование. Было всего три просмотра, ни одного лайка, ни одного комментария. Я так плохо пишу? Моя история настолько никчемна? Но я смог побороть неуверенность. Моя цель была не в заработке быстрой популярности. Я должен просто писать. Каждый день.

Я двигался неспешно, часто возвращался к началу и переписывал первые главы. Оказалось, что в писательстве, как и в любом другом деле, важно усердие, упорство и навыки. И постепенно мое умение росло. Так много, как в первый год работы над книгой, я никогда не читал.

То были и художественные книги писателей, которых я уважал, и обучающие книги для начинающих авторов, и интервью с Кингом, Роулинг и многими другими людьми. Я выхватывал новые словечки, обороты, приемы, узнал, что такое штампы, и провел не одну неделю, вычищая их у себя в книге, открыл повторяемость сюжетов.

Пожалуй, я был счастлив.

Врач сказала, что развитие болезни идет медленнее, чем обычно, и у меня есть все шансы прожить еще лет десять в привычном режиме. Я знал, что это благодаря моей книге.

Первый комментарий, появившийся однажды на сайте, на весь день выбил меня из колеи. Там было всего два слова, но они вызвали такой всплеск эмоций, что я даже выпил немного успокоительного. Некий “Welberg2015” написал «годное чтиво» и поставил лайк. Признаюсь, я зашел в профиль этого человека, посмотрел всю информацию про него, проверил, что он вообще читал, что комментировал. Словом, провел исследовательские работы.

А потом все начало меняться.

Мелкие симптомы были и раньше. Порой я никак не мог подобрать нужные слова, поэтому часто стал использовать такой сервис как синонимайзер, который подсказывал термины, становилось сложнее сосредоточиться, и я не один раз ловил себя на том, что вместо того, чтобы писать, я смотрел глупые видео или читал анекдоты. Даже в магазине иногда мне сложно было найти нужный ценник и соотнести его с товаром. Я ругался на тупых продавцов, что не могут выполнять свою работу нормально, но потом женщина мне показала, где и что смотреть. И мне стало стыдно за собственную глупость.

Я больше проверял за собой текст, чем писал, опасался, что мой мозг окажется не в состоянии увидеть ошибки. И хотя читателей становилось все больше, и увидеть один-два новых комментария в день стало нормой, но это лишь усиливало мою тревожность. Меня уже читают, а значит, я должен становиться лучше.

Первый звоночек прозвенел, когда один из постоянных читателей написал: «Я не понял. Эта часть уже была раньше. Это специально повторили или ошибка?». Я проверил и обнаружил, что и впрямь повторил сцену, что была несколькими главами раньше. Как я мог не вспомнить? И ведь я так гордился собой, когда ее писал второй раз, думал, что она весьма необычна и хорошо раскрывает характеры моих персонажей.

Затем я долго не мог вспомнить, кто такая — эта Ольга? Откуда она взялась в книге? К тому времени я завел целую табличку со всеми именами и краткими биографиями персонажей, чтобы не перелистывать всю книгу в поисках описания внешности и характера. Но Ольгу никак не мог там найти, хотя пересмотрел всех второстепенных и даже эпизодических героев. А потом взглянул в начало таблицы. Ольга — одна из главных героинь, которая всего лишь пропала на несколько глав из-за отъезда.

Как я мог забыть Ольгу? Ту самую Ольгу, на которой я оттачивал мастерство описания? Ольгу, эпизоды с которой я переписывал несколько десятков раз? Ольгу, с которой и началась вся эта история?

Новые посещения врачей, новые обследования, новые анализы. И приговор:

- Рекомендую вам поехать в пансионат и начать подыскивать специализированное учреждение, в котором о вас смогут позаботиться. Поверьте, так будет лучше и для вас, и для вашей семьи.

***

- Какое хорошее произведение! Рада, что смогла найти его на этой помойке. Только давно обновлений не было. Автор пропал?

- Уже полгода не писал. Наверное забил.

- На самом интересном месте. Автор, ну нельзя же так? Что там с Ольгой-то будет?

- Вот поэтому я и не люблю читать недописанные книги. Часто сливаются авторы.

- С каждой частью видно, как растет мастерство писателя. Только в конце он что-то стал упрощать.

- Может, кто-то знает, как с ним связаться?

- Да, наверное, универ закончил, начал работать и все. Нет ни времени, ни сил.

- Ты чего? Видно же, что это взрослый человек пишет!

- Да тут только школота и тусуется.

- Мдаа, кажись, пора отписываться. Уже год как тишина

- О, тут еще есть живые люди? Автор так и не писал ничего?

Часть 1  Часть 2  Часть 3

Когда Лин проснулась, долго не могла понять, кто же она. Слишком ярки были воспоминания о жизни незнакомого мужчины по имени Фан. Словно она и впрямь прожила в доме преуспевающего торговца восемнадцать лет, а потом сбежала к даосам. Она даже помнила кусочки текстов из книг Кун-Цзы, по которым Фанг готовился к экзаменам.

Девочка провела пальцем по пыльным досками, выписывая иероглиф Дао. Теперь она умеет читать и писать? Или это лишь ей так кажется? Может, это всего лишь закорючки, привидевшиеся ей во сне?

Лин замотала головой, оттряхивая непрошенные мысли. Все это был сон. Она - это она, Лин из семьи Жень.

Цапля робко заглянул в святилище и позвал ее на улицу. Когда она вышла, увидела, что для нее накрыт целый стол.

На широких листьях кувшинки были разложены запечённые клубни дайкона, тонко нарезанные кусочки рыбы, кислые побеги ревеня и горстка вымоченного зерна.

Цапля галантно взмахнул крылом, приглашая ее к столу.

- Цапля, но откуда?

- Меня зовут Ян Шен. Мне немного помогли.

Я присмотрелась и увидела нескольких мелких духов, прячущихся в траве. Они то и дело высовывали чудные мордочки и тихо хихикали, прячась обратно.

Я вежливо поблагодарила их и принялась за еду.

- Ян Шен, ты не знаешь, в какой стороне Ланъян?

- Ты собираешься пойти в Ланъян?

- Да. Я хочу найти того человека из сна, Фанга, и убедиться, что я - это я, а не сон какого-то мудреца.

- Это очень далеко отсюда, - всполошился Цапля, - и очень опасно. Я не смогу пойти с тобой, ведь я привязан к святилищу Туди-Шеня. И ты ранена.

Я вытащила пёрышки Цапли, приложила их к левому месту на шее, и они приросли, словно бы их и не выдергивали.

- Спасибо тебе большое. У тебя доброе сердце, Ян Шен. И передай мою благодарность ПаньГуаню. При первой же возможности испеку ему сладкие пирожки.

Но Цапля был прав. Я была ранена. Кожу на лице стянуло в единый комок боли, правый глаз так и не открывался, и когда я коснулась лба, то почувствовала, что там все опухло.

Я вдруг вспомнила один из разговоров с Минжем из своего сна. Он говорил, что человек - это тоже целый отдельный мир. Как все вокруг отражение мира духов, так и тело человека - это отражение его мира духов. Как есть духи гор, рек, полей, ветров и растений, так в человеке есть духи рук, глаз, печени и сердца. Если у ребенка лихорадка, значит, к нему пришел дух болезни, которого можно изгнать специальными заговорами, отварами трав и другими методами.

Даосы считают, что можно достичь бессмертия, если питаться чистой правильной едой, выполнять упражнения, которые позволяют течь внутренней энергии лучше, держать свой ум в благости и договориться со своими духами.

Мне не нужно было бессмертие. Но я не хотела умирать из-за небольшой драки. И я могла видеть духов. Так почему бы мне не прогнать духов, вызывающих боль и воспаление? Жаль, что даже мудрецы-даосы не знали, как правильно вызывать духов на разговор.

Поэтому мне пришлось спуститься к реке, смотреть на свое отражение и просто звать их, как я делала это раньше.

- Духи болезней, выходите наружу. Духи болезней, выходите наружу.

После очередного повторения рана на лбу вдруг зашевелилась, покраснела еще сильнее, раскрылась, и оттуда выполз огромный синий червяк с жёлтыми полосами вдоль тела. Он спустился на мой нос, заглянул в здоровый глаз, раскрыл три пасти, усеянные зубами, и зашипел.

Сначала я хотела с ним поговорить, убедить уйти, но, увидев такое уродливое существо, не выдержала, зажала его в кулаке и сдавила изо всех сил. Он взорвался, разбрызгав жгучие брызги. Я взвизгнула и прыгнула в воду, смывая их с кожи.

После того, как я устала оттирать лицо и руки и посмотрела на свое отражение, заметила, что порез уменьшился в размерах, побледнел и почти не отдавал болью. Но глаз так и не открывался.

Может, я смогу помогать другим людям и так отрабатывать еду и ночлег? Духи ведь бывают разные, и некоторые из них могут устраивать пакости.

Но в таком виде меня просто не пустят в деревню, да и кто поверит, что маленькая девочка умеет говорить с духами. Раньше бы я даже не задумалась о подобном, но Фан много читал историй о даосах-бродягах, и среди них даже были женщины. И там говорилось, что внешний вид и правильная подача себя играют важную роль.

Я не могу сделать себя старше или выше, а значит, нужна правильная история. Например, я могу сказать, что я не Лин из семьи Жень, а Жаохуи (ясная мудрость), ученица самого Лао-Цзы, которая недавно проглотила последнюю пилюлю бессмертия и помолодела до такого возраста.

Две косы носят только маленькие девочки, поэтому я расплела волосы и попыталась уложить их в подобие высокой причёски, вот только у меня не было ни одной заколки. И одежда... Мудрая бы никогда не стала носить такие тряпки. Что же делать?

Послышалось хлопание крыльев, рядом со мной опустился Цапля и превратился в молодого мужчину в красивой одежде с грустными-прегрустными глазами.

- Ян Шен, ты теперь можешь становиться человеком?

- Да, ПаньГуань одарил такой милостью за то, что я рассказал о тебе. Но сейчас я прилетел по его поручению. Ты убила духа, откликнувшегося на твой зов. Это неправильно. Это противоречит воле Небес. Знай, что ты можешь убить лишь трёх духов, иначе последует суровое наказание.

- Но что мне делать, если дух плохой?

- Не бывает плохих или хороших духов. Все существуют по воле Небес и служат определённой цели. Ты можешь договариваться с духами, изгонять их, можешь даже убить в честном поединке, если дух согласится сразиться с тобой. Но убить появившихся на зов ты теперь можешь лишь двоих.

- Поняла. Ян Шен, а почему даже после смерти духа болезни мой глаз не открылся?

- Это плата. Ты приняла дар духовидения, ты вызывала духов и ты подчинила одного из них себе. Три действия было совершено. И духовидение стало тебе наградой, за которую ты заплатила глазом. Поверь, это не самая большая плата, бывали платы и больше.

Я еще раз поблагодарила Ян Шена, обняла его на прощание и пошла на юг. В далёкий Ланъян.

До следующей деревни я добралась лишь под вечер, но не стала входить туда на ночь глядя. Крестьяне суеверны и считают, что после заката лишь духи бродят по земле и пугают честный люд.

Как быстро я отделила себя от крестьян! Достаточно было провести одну ночь в святилище. Недаром говорят, что спать вне дома опасно, так как духи заморочат тебе голову. Одна лишь ночь, но для меня прошел не один месяц.

Я переночевала под охраной доброго духа Ивы, любезно укрывшего меня своими ветвями-руками от ветра и прочих духов, за это я привязала к его ветке лоскут, оторванный от платья.

С первыми лучами солнца я вошла в деревню, пока ее жители не ушли работать в поля. Меня быстро заметили, и я чувствовала чужие подозрительные взгляды из-за заборов.

Мне ужасно захотелось вытащить веточки ивы, которыми я закрепила волосы на макушке, поправить платье, перекрученное неудобным образом, стереть зелёные полосы с лица и низко поклониться, прося прощение за вторжение. Но я стиснула зубы и продолжала идти, сдерживая шаг.

На главной площади я остановилась, села на землю, скрестив ноги, и принялась читать вслух сутры. Потихоньку я вплетала в сутры призыв, и ко мне начали стягиваться со всех сторон местные духи.

Я услышала имя старейшины деревни, узнала основные проблемы, собрала жалобы, но когда духов стало слишком много, и они начали наседать на меня, перекрикивать друг друга, я резко встала, топнула и крикнула:

- Ша! Тишина. Теперь я буду слушать людей!

Духи сразу примолкли. И ко мне подошёл первый человек:

- Кто ты и с кем говоришь? Зачем ты пришла к нам и где твои родители?

Со стороны пахнуло горьким и резким ароматом. Какая-то бабка жгла полынь, вымоченную в чем-то вонючем. Явно пыталась изгнать как злого духа.

- К вам пришла Жаохуи, та, кто слышала своими ушами слова самого Лао-Цзы. Я могу говорить с духами Земли и Небес и донести до них ваши речи.

- Девочка, не знаю, кто ты и где твои родные, но нельзя шутить с духами. Мы соблюдаем ритуалы, завещанные нам императором и предками. Уходи.

Я оглянулась, вокруг уже собралось немало людей: мужчин, женщин, детей, стариков. И они смотрели на меня со страхом. Как говорилось в свитках, страх - самое опасное чувство. Страх может быстро перерасти в гнев, в ненависть, злость. Страх убивает, и часто убивает не того, кто боится, а того, кого боятся.

Именно поэтому бродячие даосы стараются выглядеть безобидно и даже глуповато, и пока крестьяне к ним не привыкнут, даосы не лезут в дела деревни.

Но такой подход не годится для меня. Я слишком мала.

- Хорошо, многоуважаемый Си Ксиаобо! Я уйду. Но если кому-то нужна помощь духовидца, он может спуститься к старой иве. Я буду там весь день и всю ночь.

Я поклонилась и также медленно вернулась на берег реки.

Очень хотелось кушать, но я не хотела просить помощи у духов. Казалось, чем больше я буду опираться на мир духов, тем слабее у меня станет связь с миром людей.

Солнце медленно катилось по небу, воды реки неторопливо перекатывались по земле, старая Ива шелестела длинными узенькими листочками, мирно стрекотали цикады, гудели шмели. Где-то звенела печальная песнь одинокой птицы.

Наверное, у меня ничего не получится. Это была глупая затея. Может, мне стоило остаться возле святилища?

Но когда небо окрасилось в красновато- рыжие тона, я услышала робкий женский голос:

- Эй, духовидец, ты правда можешь говорить с духами?

Я подскочила на месте, поправила прическу, уже сползшую набок, и вышла из ветвей.

- Да, могу. Но не со всеми духами можно договориться. Какая у тебя беда?

Мой голос звучал так тоненько и неуверенно.

Молодая крестьянка смотрела на меня с такой надеждой, что на миг мне стало страшно и стыдно, словно я собиралась ее обмануть.

- Мой сын. В него вселился дух лихорадки. Ни колдунья, ни староста не смогли изгнать его. Может, ты сможешь?

И она протянула корзинку с маленьким ребёнком, замотанным в тряпки. Малыш еле дышал, его кожа горела жаром и была покрыта липким потом. Я робко взяла его на руки и испуганно взглянула на женщину.

Я думала, что ко мне будут обращаться с такими же просьбами, что и в моей деревне: насчет колодцев, отхожих мест и прочей ерунды. Но тут все было серьёзнее. От меня зависела жизнь человека!

Я осторожно развернула тряпки, обнажая худенькое тельце, положила руку на лобик и забормотала:

- Дух лихорадки, выйди ко мне. Дух лихорадки, выйди ко мне.

Капельки пота начали собираться в одно целое, пока не сформировали мутную бесформенную кляксу. Она вытянулась вверх, раззявила прозрачный рот и пробулькала:

- Духовидец. Хочешь меня убить? Как того духа?

- Нет. Я прошу тебя уйти из этого тела.

- Если я уйду, то умру. Я могу жить только внутри человека.

- Скоро этот ребенок умрёт, и ты умрёшь тогда вместе с ним.

- Я вцеплюсь в его душу и улечу вместе с ней. Это хорошо. Для этого я и существую.

- А если... - я на секунду засомневалась, но взглянув в глаза измученного ребенка, продолжила, - если я предложу тебе бой? Давай сразимся!

Клякса замерла, потом затряслась и рассмеялась:

- Давай! Но сразимся на моих условиях. Я уйду из этого тела в твое. Если сможешь меня одолеть, выживешь. Если не сможешь, то умрёшь. И я покатаюсь на твоей душе. Согласен, духовидец?

- Да!

Клякса стянула остатки капель с ребенка, переползла на мою руку и впиталась без следа. Я почувствовала, как по коже пробежал озноб, и тут же голова взорвалась болью, не сравнимой с той, что была после раны.

Но ребенок широко распахнул чёрные глазенки, вздохнул и заорал. Женщина подбежала, потрогала его лобик, сухой и прохладный, и упала передо мной на колени:

- Прости меня, о мудрая. Я не верила, не верила, что ты можешь спасти моего сына. Прошу, прости. Я сделаю все, что скажешь.

Я протянула ей ребенка, чувствуя, как тошнота подхватывает к горлу:

- Накорми его. Он очень голоден.

- Конечно. Спасибо! Спасибо!

Крестьянка схватила малыша и убежала. А я упала в траву, ощущая, как внутри меня разгорается жар, как мерзкий дух копошится внутри костей, грызёт мою голову, вымораживает кровь.

Но я все еще чувствовала тепло крошечного тела в своих ладонях, помнила, как болезненная муть уходит из его глаз, и была счастлива, как никогда еще в жизни.

Дальше была темнота. Меня сильно лихорадило. То пробирал озноб, и я тщетно куталась в обрывки своей одежды, то становилось так жарко, что я несколько раз чуть не утонула, пытаясь добраться до воды и охладиться там. Лишь благодаря Иве, которая подхватывала меня своими тонкими ветвями, я выжила.

А потом начался бред. Я слышала голос матери, только она почему-то звала меня чужим именем Жаохуи. Меня схватили злые духи с красными лицами, связали руки и ноги и поволокли прямо к кипящему котлу с маслом. Я пыталась вырываться, кричать, но они держали крепко. И лишь голос матери издалека звал меня: «Жаохуи!»

Один из духов взял горящую головню, занес ее надо мной, но вот странно, стоило ему коснуться моего лба, я вдруг почувствовала приятную прохладу, тоненькие струйки воды потекли по лицу.

Клякса ворвалась в мои мысли, начала выплясывать дикий танец и приговаривать:

- Скоро душа духовидца понесет меня на спине! Скоро я получу свою лошадь! Скоро у меня появится новый слуга! И все духи болезней будут поклоняться мне! Вот какой я сильный! Вот какой я умный! Вот какой я хитрый!

Я очень хотела его прогнать, но как? Я же не знала никаких ритуалов, да и как бы я могла им доверять, если даже сами духи утверждали, что старые обряды никому не нужны.

Иногда, в те минуты, когда головная боль слегка утихала, я понимала, что совершила ошибку. Нужно все же было убить этого духа, когда он был почти в моих руках. Либо не браться за это дело, не продумав полностью, как победить.

Если я умру, то так и не узнаю, существую ли я на самом деле или я все же какой-то странный бред в голове даоса Фана. Или Фан — мой бред, навязанный ПаньГуанем.

Почему-то я была уверена, что Фан — это реальный человек. Потому что не может обычная крестьянка придумать систему письма, сочинить свитки, написать учение Лао-цзы и Кун-цзы и узнать про жизнь торговцев в столице. Скорее, он, Фан, мог бы вообразить жизнь простой крестьянки. И поэтому я больше сомневалась в своем существовании, чем в его.

Наверное, по меркам даосов я была близка к некоему просветлению. Ведь сомневаться в очевидном и не видеть явного — это одна из черт даосизма.

А потом я услышала голосок духа сердца. Моего сердца. Он плакал. А сердце стало стучать иначе. То начинало молотить изо всех сил, словно желая выпрыгнуть из этого умирающего тела. То замирало на мгновение, утомившись.

- Какая же я была маленькая! - услышала я резковатый женский голос и с трудом разлепила один глаз. Рядом со мной стояла высокая женщина, не очень красивая по привычным меркам. Ее кожа не казалась фарфоровой, она была загорелой, смугловатой. Ее лицо не походило формой на полную луну, нет, оно было вытянутое, резкое, с впалыми щеками и острым подбородком. Ее волосы не были уложены в волнообразную прическу, блестя на свету. Они были обрезаны и торчали в разные стороны. И у нее была повязка, прикрывающая один глаз.

- Ты поступила очень глупо, маленькая Лин. Никогда не сражайся с духами на их условиях. Ты ведь не будешь сражаться с птицей в небе или с рыбой в воде? Нельзя подставлять себя вместо других людей. Мы, духовидцы, уж очень приятны на вкус. Ищи другие способы! Будь хитрее них. Будь сильнее них. Будь умнее них.

Ты, Лин из семьи Жень. И ты должна жить! Ради меня. Ради себя. И ради всей поднебесной.

Великая Нюйва дала нам еще один шанс. Не упусти его!

Ее узкая ладонь легла мне на лоб, и я почувствовала, что она что-то вытягивает из меня. Что-то грязное и плохое. Женщина тихонько гудела, и этот звук проникал глубоко в меня и заставлял вибрировать каждую жилку внутри.

Она подняла руку, и от лба взлетели вверх мутные капли, которые она рассекла ребром руки.

- Смотрите! Смотрите! Она открыла глаза! Она победила духа лихорадки!

В комнату вбежала крестьянка, в которой я смогла узнать ту, что обратилась ко мне за помощью. А вот той женщины словно и не было.

Я улыбнулась крестьянке и уснула уже спокойным сном. Без болезни.

Слова Автора:

Вы только что прочли все написанные на данный момент части Духовидицы. Спасибо за внимание))))

Часть 1  Часть 2

- Сам ты дерево. Дуб — это символ. Во-первых, он могуч, охватист и крепок. Во-вторых, он питает своими плодами множество птиц, животных и насекомых. В его тени прячутся от палящего солнца и дождей. Ну? Ты понял?

Линг-эр посмотрела в упор на уже знакомого мужчину в дорогой одежде, быстро глянула на себя. Да, она снова была в чужом обличии.

- Лао-цзы? - неуверенно сказала она.

- Именно. Наконец-то ты, Фанг, начал немного соображать. Так что можешь выбросить свои ветки и начать читать свитки не только глазами, но и умом.

- Как тебя зовут? - прервала его Линг-эр.

Мужчина озадаченно глянул на нее:

- Кажется, я рано тебя похвалил. Эй, мы с тобой вместе пришли к учителю Ян, чтобы изучать Дао. И я — твой старый приятель, Минж.

- Что такое Дао? - Линг-эр не понимала, что происходит. Не понимала, о чем толковал этот парень. Только что она пришла к святилищу Туди-Шеня, Цапля уложил ее спать, и ей снилось, что она вовсе не она, а какой-то мудрый человек, который умеет читать и писать, и она слушала заумные речи. Но почему снова сюда? В тот же момент?

- О, я ждал, когда кто-нибудь задаст мне этот вопрос! - обрадовался Минж и даже хлопнул в ладоши. - Дао — это лучик солнца, с которым играет котенок. Дао — это незыблемость горы и изменчивость реки. Дао — крохотная песчинка на дне океана и необъятное Небо. Дао — это…

- Ты так говоришь, словно Дао и есть мир, - буркнула Линг-эр.

- Конечно! Больше ничего и не существует, кроме Дао.

- Зачем тогда нужно называть это Дао, если уже есть слово «мир»?

- Потому что Дао — больше, чем мир. Дао — это все миры. Понимаешь, если ты говоришь «мир», ты даешь этому миру границы. А если есть границы, значит, есть и то, что за этими границами.

Линг-эр замотала головой. Речь Минжа была слишком сложной и запутанной. Зачем думать о таких вещах? Она жила там, где все было понятно. Есть Небеса и есть земля, есть чиновники и есть крестьяне, есть время для работы и для сна. Зачем думать о чем-то, чего ты не видишь?

Минж устало опустил голову, отодвинул свиток в сторону, уселся на стол и начал вещать.

- Представь, что тебе выкололи глаза. Закрой их.

Линг-эр послушно закрыла глаза руками.

- Что ты видишь?

- Ничего.

- Совсем ничего? Или что-то видишь?

- Темноту. Просто все черное.

- Хорошо. Но откуда ты знаешь, что видишь темноту? Если бы ты был слеп с самого рождения, смог бы ты сказать это?

- Нет? - робко предположила девочка. Кажется, все вопросы у этого Минжа с подвохом.

- Конечно, нет. А почему ты сейчас можешь говорить, что перед тобой темнота? Потому что ты знаешь, что такое свет. Если бы ты не видел света, то не смог бы увидеть темноту, ведь они для тебя были бы едины. И так во всем. Когда ты даешь чему-то название, то одновременно создаешь и его противоположность. Жизнь равна смерти, холод равен теплу, но это наши земные понятия. Говорят, Лао-цзы был настолько мудр, что для него эти понятия сливались воедино. А мы несовершенны, и нам предстоит проделать огромный путь, чтобы хоть как-то приблизиться к такому. Дао и есть Путь.

- А что Лао-цзы говорил про духов? - не удержалась Линг-эр от волнующего ее вопроса.

- Говорят, духи — это и есть настоящее! А все, что ты видишь вокруг себя, это лишь тени духов.

Линг-эр снова замотала головой от непонимания.

- Представь, что ты сидишь на берегу озера, - вздохнул Минж, - и глядишь в воду. День ясный, ветерок настолько слабый, что не может шевельнуть и травинки. Поверхность озера гладкая-гладкая. И в воде ты видишь, как бегут облака, видишь свое отражение, видишь листики на деревьях и далекие горы. Но на самом деле в воде ничего нет. Это лишь отражение облаков, деревьев и гор, но стоит поднять голову, как ты увидишь настоящее небо.

Вот и с духами также. Существует дух горы, но мы не видим самого духа, видим лишь его отражение - гору. Лао-цзы учит, чтобы мы оторвали взгляд от озера и посмотрели на настоящую гору.

***

- Сам ты дерево. Дуб — это символ. Во-первых, он могуч, охватист и крепок. Во-вторых, он питает своими плодами множество птиц, животных и насекомых. В его тени прячутся от палящего солнца и дождей. Ну? Ты понял?

- Минж?

- Я бы не отказался от такого. Шуй Минж — дуб! Но нет, Фанг, я говорил про Лао-цзы.

Снова этот разговор. Снова тот же собеседник. Линг-эр впервые решилась осмотреться и обнаружила, что находится в просторной комнате с деревянными полами, повсюду стояли стеллажи со свитками, а она и Минж стояли возле одного из столов и обсуждали свиток с рецептом крепительного зелья. И все вокруг ей казалось таким знакомым.

Линг-эр посмотрела на ближайшую полку, на свиток, обвитый веревкой. На конце веревки висела маленькая табличка, и девочка знала, что там написано: «Малая утренняя сутра». Откуда она это знала?

Она знала, что сейчас время близится к полудню, скоро ударит колокол, из всех комнат выйдут ученики Ян и потянутся обедать. Снедь тут была довольно питательной, давали не только крупу и овощи, но также мясо, рыбу и пироги. Учитель Ян был популярным в этом округе, и ему приносили много пожертвований, в том числе и богатые семьи. Линг-эр помнила, что раньше была у другого учителя, не такого успешного, и там даже рис давали не каждый день.

Но она также помнила, что была девочкой в нищей деревне. Сейчас она понимала, что ее семья жила очень бедно, просто раньше ей не с чем было сравнивать. Раньше у нее были закрыты глаза, она не видела света, поэтому не знала, что жила во тьме.

- Минж! - Фанг схватил друга за плечо. - Кажется, я схожу с ума.

- Может, мои мудрые слова сподвигли тебя к просвещению, и ты стал ближе к Дао? - засмеялся Минж, показывая белые, словно жемчужины, зубы. Ни у кого в деревне Линг не было таких зубов.

- Я не знаю, кто я. То есть я знаю, что меня зовут Фанг, мне двадцать три года, и я родом из Ланъаня. Я ушел из дома в восемнадцать лет после проповеди бродячего даоса. В семье меня никто не понимал, отца беспокоила только прибыль в его лавке и мой экзамен на чиновника. Я заучивал наизусть тексты Кун-цзы днями и ночами напролет. И я думал, что если провалю экзамен, то мне останется только пойти и утопиться. Ведь это страшный позор. Но тот старый даос никогда не сдавал экзаменов и не читал книг Кун-цзы. У него не было ни дома, ни семьи, ни работы, и он был счастлив.

- У-вей, - понимающе кивнул Минж. - Недеяние.

- Именно. Я посмотрел на отца. У него было все: деньги, дом, свое дело, семья, статус и уважение окружающих, но он не был счастлив. Он боялся потерять хоть что-то и в то же время пытался получить еще и еще: больше денег, больше уважения. Старший сын должен стать чиновником, младший — продолжить семейное дело, дочери — выйти удачно замуж. Отец был тучен и нездоров, ведь он слишком мягко спал, слишком много ел и слишком много работал. Даос был старше отца вдвое, но он был худ, , здоров, крепок и смешлив.

Так зачем жить, как отец? Ведь все мы когда-то умрем. Какой будет моя последняя мысль? Жалость к себе? Страх смерти? Или улыбка Небесам? Вот я и ушел.

Но это жизнь Фанга. А я помню и другую жизнь, которую тоже прожил я.

Словно я — девочка-крестьянка в деревне на берегу реки. Она была глупа и необразованна, зато умела печь вкусные лепешки. Ее жизнь была настолько бессмысленной, насколько только можно. Хлопоты по дому, работа в поле, прялка эта. И я помню, как часами сучил нить, как отскребал горшки, как кормил скот, хотя Я-Фанг никогда этого не делал.

Если бы Я-Линг попробовала бы даже задуматься об У-вей, недеянии, ее бы выпорол собственный отец.

Ты говорил о том, что Дао учит нас смотреть не на озеро, а на настоящие горы. А крестьяне не смотрят даже на отражение Неба. Перед их глазами только земля, они живут, не поднимая головы и не распрямляя спин. Рассуждения Лао-цзы показались бы им полнейшей чушью.

Но та девочка, Линг… Я видел ее глазами духов. Я разговаривал с ними. Да я даже подрался с одним из них и победил!

И вот в чем дело, Минж. Кто же я? Ученик даоса Фанг или крестьянка Линг, которая умеет видеть духов?

***

- Сам ты дерево. Дуб — это символ. Во-первых, он могуч, охватист и крепок. Во-вторых, он питает своими плодами множество птиц, животных и насекомых. В его тени прячутся от палящего солнца и дождей. Ну? Ты понял?

Сколько раз Фанг слышал эту фразу? Двадцать? Сорок? Он все реже вспоминал про маленькую крестьянку, чью жизнь он когда-то прожил. Сейчас юного даоса больше волновало, почему он вновь и вновь проживает этот день.

Возможно, учитель Ян применил к нему какую-то магию. Может, ему надоела глупость Фанга, и он хотел таким образом приблизить своего ученика к пониманию Дао? Вон Минж так здорово разбирается во всем этом, а Фанг не мог даже перестать беспокоиться о своей семье. Заставил ли отец братишку проходить экзамены или смирился с тем, что в семье не будет государственного чиновника?

Что важнее: познать Дао или прожить жизнь обывателя? Наблюдать за туманом, застилающим вершины гор, или растить рис? Практиковать недеяние или своими руками менять мир?

Что такое Дао? Это слияние противоположностей. Что может быть дальше друг от друга, чем жизнь мужчины-даоса и жизнь девочки-крестьянки? Может, в нем существуют две души, как и говорил Лао-цзы? Мужская, умная, тянущаяся к свету, книгам, мудрости и женская, темная, погрязшая в крестьянских верованиях.

- Минж, а ты не думал, что наше существование бессмысленно?

- Существование всего бессмысленно, - тут же откликнулся друг.

- Зачем я живу? Раньше бы я сказал: «чтобы стать чиновником и повысить статус своей семьи». Потом бы я сказал: «чтобы познать великое Дао и стать бессмертным».

- А сейчас?

- А сейчас я говорю, что жизнь последнего крестьянина важнее жизни умнейшего даоса. Ведь итог меряется не сказанными словами и не количеством дней, проведенных в медитации. Может, важнее, сколько душ ты спас, сколько жизней изменил? И маленькая глупенькая Линг из отсталой деревни сможет сделать гораздо больше, чем образованный Фанг из Ланъяня?

Минж расхохотался громовым смехом. Его фигура начала расплываться, расти, становилась все больше и больше, его голова раздвинула крышу, и дом осыпался разноцветными лентами, которые закружили вокруг Фанга, туманя ему взор.

Паньгуан, а это был именно дух Паньгуан, ведающий судьбами людей, прогремел:

- Наконец ты поняла!!!

Линг-эр резко открыла глаза. Дверь святилища была приоткрыта, и оттуда лился солнечный свет. В проеме показалась голова Цапли:

- Ну как? Ты получила ответы?

Паньгуань погладил свой объемистый животик, поправил алый халат, отправил в рот сочный персик и задумался.

Не в привычках Паньгуаня было так откровенно вмешиваться в судьбу человека, да еще и своими руками. Для того есть армия подчиненных. И в обычное время доклад одного из мелких духов, чье имя, должность и расположение он даже никогда и не пытался запомнить, про девочку-крестьянку, что может говорить с духами, прошел бы мимо его ушей.

Но совсем недавно Паньгуань решил прогуляться в соседний мир, навестить местных духов, с кем в далеком прошлом у него были неплохие отношения. Хотел отведать экзотических фруктов да выпить нежнейший белый чай, выращенный на вершине белой горы. Мда.

Сколько же времени он не посещал тот мирок? Две или три тысячи лет? В мире Паньгуаня за это время сменилось несколько династий Срединной империи, изобрели бумагу, улучшили ирригационные системы, вывели новые породы лошадей да новые моды. Прокатывались крестьянские бунты, приходили иноземные захватчики, реки выходили из берегов, были засухи, паводки, неурожаи. Но общий порядок ни среди людей, ни среди духов не нарушался. Жизнь шла своим чередом.

Первое, что увидел Паньгуань в соседнем мире, - это города. Не те невысокие размашистые городки, которые от деревни отличаются лишь тем, что огороды поменьше, да скотина по дороге не шляется, а огромные каменные города, сверкающие миллионами огней, ревущие мириадами звуков, воняющие тысячью запахов.

В небе не видно ни одного дракона, лишь железные конструкции с людьми внутри. В реках не ездят колесницы духов, там и рыбы почти нет, зато их поверхность переливается радужными пятнами. От лесов остались небольшие клочки.

Паньгуань прочесал Небеса того мира и не нашел ни следа от своего старого друга, как, впрочем, и от прочих значимых духов. Не веря своим глазам, Паньгуань спустился на землю и решил поближе посмотреть на изменения.

Первое, что бросилось ему в глаза, - это время. Новый мир очень спешил. Прежде люди измеряли время годами, столетиями, императорскими династиями. А теперь повсюду были приборы, измеряющие время не только часами, но даже секундами: на стенах домов, на руках людей, на экранах и по радио. А люди так спешили угнаться за этими секундами, что стали быстрее разговаривать, быстрее ходить, изобрели самоходные повозки, мчащиеся с безумной скоростью, самолетные и самоплавающие конструкты, но никак не могли успеть.

В их речи появились новые выражения: «секундочку», «опаздываю», «время — деньги», «лови момент».

Когда Паньгуань присмотрелся поближе, то увидел, что люди так боятся потерять время, что придумали еще много всего для ускорения: вместо котла и очага - плиты, вместо корыта - стиральные машины, вместо метел - пылесосы. А потом освободившееся время тратили на пустые занятия. И были несчастны.

И куда-то пропали духи.

Да, кое-где еще стояли старые святилища, и к ним приходили люди, но они приходили не вознести хвалу или мольбы их обитателям. Нет, они приходили туда посмотреть - это одно из тех самых пустых занятий, которыми любили заниматься теперь земные обитатели . С такой же увлеченностью люди ходили посмотреть на животных в клетках, на других людей, на картины. Ну и на святилища.

Да, во многих квартирах еще стояли фигурки старых божков, Паньгуань даже видел фигурку своего друга, но в них не было ни толики самих духов.

Единственные духи, что кружили над землей, были духи времени. Они завладели умами людей, селились в миллионах приборов, измеряющих секунды, именно к ним взывали люди, постоянно о них думали, возносили хвалы.

Паньгуань и сам почувствовал, как из привычного состояния созерцания и безмятежности переходит к тревожности, появилось желание посмотреть на левое запястье — такой ритуальный жест был принят в этом мире. Захотелось втянуть круглое пузико, снять длинный уютный халат, в чьих полах так легко запутаться, надеть штаны и короткую рубаху и бежать. Куда — неважно, главное - бежать, главное — успеть.

Дух сплюнул и рванул из этого уродливого мира.

Когда вернулся, первым делом, созвал всех духов времени и строго-настрого запретил создание любых приборов, измеряющих время.

- На то вам дано солнце и луна, день и ночь, лето и зима. Больше людям и знать не нужно.

Но этого было мало. Паньгуань подумал, что стоит почаще спускаться на землю и творить какие-нибудь дела, иначе эти глупые люди вместо времени начнут поклоняться чему-то еще. Например, еде. Или деньгам. Или детям. Кто их знает?

Поэтому, прочитав доклад некоего Янь Шена, духа-стража, о духовидице, что посмела говорить с духами и даже смогла победить одного из них, Паньгуань решил вмешаться в ее судьбу. Немного. Всего разочек.

Может, эта девочка сможет напомнить о том, кто управляет Землей и Небесами? Может, именно она выстроит мост между людьми и духами? И этот мир не падет?

Продолжение. начало тут.

Когда я зашла в святилище, то словно ослепла: после яркого солнца внутри ничего не было видно. Но через какое-то время глаза привыкли к темноте, и я начала различать раскрашенные статуи, расставленные вдоль стен, место для жертвоприношений, резные стены и палочки для благовоний. А потом я заметила высокого мужчину в длинном многослойном одеянии, широкие рукава спускались до самого пола, волосы полностью спрятаны под круглой шапочкой с выступом сзади, а по бокам шапки смешно торчали черные ушки из ткани.

- Здравствуй, ребенок! Ты пришел просить помощи и совета и ради этого потревожил мой дух. Расскажи, в чем твоя беда!

- Я вижу духов и могу с ними разговаривать, - выпалила я, потом испугалась своей непочтительности, опустилась на колени, коснулась лбом пола и добавила. - Прошу прощения за дерзость и нижайше молю выслушать меня, о великий Чень Вужоу!

- Значит, ты видишь и слышишь духов, а духи видят и слышат тебя, - неторопливо промолвил Туди-шень, сложил руки за спиной и принялся расхаживать по святилищу. - Не вижу тут большой беды.

- Духи говорят, что им нужны другие подношения, не такие, как предписывает император и староста деревни, - я решила сначала пожаловаться на общие несправедливости, а потом уже перейти на свои беды.

- Да, это непорядок. Явное несоблюдение правил и традиций, отсутствие субординации, раз духи обращаются к ребенку, а не специальным чиновникам. Что ж, твоя жалоба обоснована. Я прослежу, чтобы местные духи перестали бунтовать и бесчинствовать, и призову их к порядку! - Чень Вужоу погрозил указательным пальцем. - Что-то еще?

- Да, - воскликнула я и повторно уткнулась лбом в пол. - Раньше я могла спокойно жить и работать, как все остальные жители деревни, трудилась в поле, возилась с котлами на кухне, помогала матери, вязала метлы. Но после того, как я стала видеть духов, мне не разрешают работать, почти не разговаривают со мной. И я никогда, - я начала всхлипывать, - никогда не выйду замуж и стану шеннюй — объедком.

- Это, конечно, неприятно. Но не думаешь ли ты, человек, что чиновники должны разбираться в столь мелких проблемах. Стой! - Чень Вужоу остановился и сурово посмотрел на меня. - Шенню? Котлы? Ты женщина?

Со страху я позабыла, как дышать.

- Страж! - закричал чиновник. - Как ты посмел впустить женщину в мое святилище? До чего распустилось нынешнее поколение? Женщина смеет жаловаться? Куда смотрит ваш староста? Куда смотрит твой отец? Раньше я назначил бы такой бессовестной девке десять ударов палками!

Я отползала все дальше от разозленного Туди-шеня, пока не уперлась спиной в стену. Я не думала, что меня кто-то может перепутать с мужчиной, ведь у меня были две косы, уложенные по бокам головы, длинное платье, но духи, похоже, не различают пол человека.

Дверь святилища распахнулась, и, низко кланяясь, вошел Цапля:

- Прошу прощения, благородный Чень Вужоу, это моя ошибка. Больше такого не повторится!

Дух чиновника тут же исчез, словно его и не было, а Цапля угрожающе щелкнул клювом:

- Ты грязное земное существо! Из-за тебя господин рассердился на своего верного слугу! Как ты собираешься заплатить за свое преступление?

- Смиренно прошу вашего снисхождения! - взмолилась я. - Господин цапля, смилуйтесь над вашей рабой, я никогда бы не посмела нарушить покой столь важного господина чиновника! Прошу, отпустите меня! Я принесу вам богатые подношения!

- Что такое ничтожество может знать о подношениях! - Цапля захлопал крыльями от возмущения. - Может, у тебя есть драгоценные камни? Или чистейший нефрит? Или сандаловое дерево? Или тонкий шелк, окрашенный в цвета закатного неба? - С каждым вопросом Цапля подходил все ближе и ближе, пока не навис надо мной, точно горный великан над ивой.

- Нет, простите, у меня ничего такого нет, но зато я могу принести рис или…

Я покатилась по полу, снесенная мощным ударом крыла, и врезалась затылком в статую.

- Господин Цапля, прошу вас…

Но дух не слушал мольбы. Он махнул крыльями, перелетел ко мне и ударил еще раз и еще. А потом потемнело в глазах: Цапля начал бить меня клювом. Я плакала, умоляла его прекратить. Руки покрылись кровоточащими ранами.

Лицо обожгло болью. Клюв Цапли прошел мимо руки и скользнул по лбу, глазу, щеке, подбородку. Я ничего не видела, кровь затекала прямо в рот. Я не молила, а хрипела, вздрагивая от ударов. Но взбешенный дух не успокаивался и бил, бил, бил…

Я же умру. Прямо тут. Прямо сейчас. В святилище. И меня найдут только следующей весной. А мой дух станет рабом этой цапли. Не хочу!

Я вслепую вскинула руки, вцепилась в нежное оперение Цапли на его горле и дернула, что было сил.

- А-а-а! - завопила птица. - Как ты смеешь!

Но я поднялась на ноги и снова выдрала пучок перьев, вытерла ими залитое кровью лицо, но сумела открыть только левый глаз. Когда я увидела перепуганного Цаплю с жалкой голой шеей, на которой трепетала какая-то жилка, весь страх пропал.

Я подошла к нему вплотную, медленно выдернула перо из-под клюва, дунула на него и помахала перед духом:

- Теперь ты обязан слушать меня! Иначе я, духовидица, изгоню тебя из этого мира!

Цапля нервно переступил с ноги на ногу, дернул крыльями, а потом склонился передо мной. Передо мной!!!

- Слушаюсь, уважаемая духовидица!

- Выпусти меня отсюда!

Цапля махнул крылом, дверь святилища отворилась, и я снова вышла на свет. Но это была уже не та я, что вошла внутрь.

Цапля смотрел, как маленькая худенькая фигурка человечка… «Не человека, а девочки!» - мысленно поправил себя дух. Как маленькая фигурка девочки удаляется от охраняемых им ворот.

Она прихрамывала, ее прежде гладкие волосы были взъерошены и покрыты коркой из запекшейся крови, один глаз не открывался, через все лицо шел глубокий кровоточащий порез, но она ушла с победой.

Дух по старой, почти забытой привычке потянулся за кистью, которую зачастую, не замечая того, втыкал в пучок на макушке, но, мазнув перьями по голове, вспомнил, что он сейчас цапля, а не человек.

Когда-то давным-давно Цаплю звали Янь Шеном, и он работал вместе с Чень Вужоу, управляя этой небольшой провинцией. Точнее, он так говорил своим родителям, а на самом деле Янь Шен был мелким служкой, помощником, чиновником девятого ранга и имел право носить на шапке лишь серебряный шарик. Тогда как Чень Вужоу носил голубой шарик, и до его уровня Янь Шену было так же далеко, как лягушке до неба.

Конечно, Чень Вужоу почти не замечал столь ничтожного служку, лишь изредка обращаясь к нему с требованиями принести какой-либо свиток из архива или переписать какой-то указ. Но однажды ему потребовался доверенный человек для того, чтобы лично отнести важное письмо, и так получилось, что Чень Вужоу выбрал его, Янь Шена.

Сам Шен не обнадеживал себя тем, что губернатор провинции разглядел в нем какие-то таланты, просто остальные чиновники либо были из влиятельных семей со своими интересами, либо давно подпали под влияние таких семей. И только Янь Шен не был никому нужен, а значит, был верен.

Дело не ограничилось одним письмом, и Янь Шен все больше втягивался в интриги Вужоу, а Вужоу, в свою очередь, наделял Шена все большим влиянием. Серебряный шарик сменился золотым, а его родители не знали, как и восхвалять своего сына.

И Шен впервые почувствовал себя всесильным. Он осмеливался покрикивать на чиновников того же ранга и ниже, а иногда даже дерзил и вышестоящим чинам, ведь на его стороне были сила и влияние губернатора.

Янь Шен словно забыл про свою недавнюю беспомощность и начал распускать руки. Иногда он бил людей прямо перед лицом Чень Вужоу, если чувствовал, что его господин одобрит такое поведение.

В тот день на прием губернатора чудом пробился какой-то старик, бедняк, и начал жаловаться на произвол старейшин в своей деревне. Чень Вужоу тогда сильно вспылил. Во-первых, из-за того, что ничтожный крестьянин посмел прийти сразу к нему, минуя все промежуточные чины, а во-вторых, из-за нарушения обычаев, ведь жаловаться на своего старейшину — это все равно, что жаловаться на отца. Такое прямое попрание заветов учителя Кун!

И Янь Шен до полусмерти тогда избил старика за непочтительность к законам императора, а значит, и к самому императору, а такое спускать было нельзя.

А потом к Янь Шену пришла она, старуха, жена старика. Оказалось, ее муж так и не смог добраться до своей деревни и помер от полученных ран по дороге. Оказалось, что та старуха умела колдовать. Оказалось, что именно ее колдовство помогло ее мужу попасть на прием к губернатору. Оказалось, что злить колдунью чревато последствиями.

Старуха поймала Янь Шена в нескольких шагах от дома, когда тот возвращался со службы, кинула ему в лицо какие-то семена и прошипела на непонятном языке:

- Амилах! Уяжень, Янь Шен, уяжень! Тсилаххи амэн!

И Янь Шен почувствовал, как начинает усыхать, его темно-синяя шелковая туника соскользнула с сузившихся плеч, штаны опали на землю полураспустившимся бутоном, а шапочка с золотым шариком, которой он так гордился, слетела с головы и покатилась по дороге, собирая пыль. Чиновник взмахнул руками, желая прогнать старуху, но вместо рук распахнул белые крылья, хотел возмутиться, но из горла вырвался лишь резкий птичий крик. Так он превратился в цаплю.

Несколько лет после этого Цапля ежедневно прилетал во двор к Чень Вужоу и пытался рассказать, что с ним случилось. Он не мог говорить, но знания у него остались. Янь шен выцарапывал иероглифы, но длинные сухие пальцы никак не могли нарисовать ни одной прямой линии, изображал жестами, что произошло, но служки лишь с восторгом хлопали танцующей цапле, которая не боялась людей.

До самого императора дошел слух про белоснежную цаплю, что покровительствует Чень Вужоу. Все решили, что это сами Небеса подали знак и что нужно уделить особое внимание данной провинции.

Подчиненные губернатора на время отложили свои козни и интриги и принялись с усердием за работу. Были выстроены каналы, проложены дороги вплоть до самых отдаленных деревень, отслеживалось соблюдение законов и даже наказания были временно смягчены.

После смерти Чень Вужоу ему было воздвигнуто святилище, как знак почитания чиновника, при котором люди в провинции зажили гораздо лучше прежнего. На ворота святилища поместили изображения цапель, чтобы и спустя много поколений люди помнили о том, что сами Небеса благоволили Чень Вужоу.

А дух Янь Шена невольно вселился в одну из этих цапель. Но даже после смерти Янь Шен не смог рассказать своему господину, что же с ним произошло, и кто охраняет его святилище в виде духа цапли.

Я не помнил, когда я пробудился. Но тело мое и я сам были связаны с семьей Жень издревле.

Сколько лиц, сколько душ прошло передо мной за долгие-долгие годы. Со мной знакомили жен сыновей, со мной прощались дочери Жень и переходили в чужие семьи, под покровительство чужих духов.

И чего только не случалось за эти годы! Мне приносили умерших младенцев и просили позаботиться об их душах, меня окропляли кровью животных и просили уберечь от несчастий, меня призывали по великим праздникам.

И хотя вокруг меня почти всегда крутились женщины, но хвалы и мольбы мне возносили только мужчины семьи Жень. По вечерам отец с просьбами и мольбами отправлял меня на небеса, а в полночь приветствовал мое возвращение. А в новый год вокруг меня воскуривали благовония, развешивались таблички с именами предков семьи Жень и ставились сосуды с редкими угощениями.

А потом малышка Линг-эр начала видеть духов. Я и хотел бы ее защитить, но не мог. Издавна наш могущественный дух Небес запретил вмешиваться в судьбу духовидцев. Он сказал:

- Это и страшный дар, и великое проклятье. И не нам решать, сможет ли справиться человек со столь тяжелой ношей.

Линг-эр справилась. И ушла.

Она вернулась уже на следующий день, но была ли это та же девочка, что покинула отчий дом?

Люди ужасно суеверны, и не без причины. Раньше дикие духи любили принимать облик людей, входить в селения, пробираться в чужие дома и проказничать. Сколько невинных душ загубили они! И с тех пор любой чужак воспринимается крестьянами как злой дух, принявший облик человека.

Я почувствовал Линг-эр задолго до дома. Ее дух, дух семьи Жень, полыхал так ярко, как никогда еще на моей памяти, но ее тело, увы, было слабо.

Она припадала на одну ногу. Ее длинные косы были отрезаны и зачесаны в короткий мужской хвост на затылке, а через чистое светлое лицо проходила длинная воспаленная рана, перечеркивавшая один глаз.

- Линг-эр, - воскликнула ее мать, добрая честная женщина, всю ночь прорыдавшая перед моим изображением в углу комнаты. - ты жива?

- Мама! - обрадовалась бедная девочка. - Прости, я ушла, не спросившись!

Я видел на духовидице отпечатки других духов, но также видел, что она не подчинилась никому из них. Линг-эр сумела сохранить себя и свою независимость!

Но тут влез староста деревни, а за его спиной во всю мощь встал дух его домашнего очага, дух семьи Лю:

- Это не твоя дочь! Посмотри, она хрома на одну ногу, она слепа на один глаз, а ее волосы превратились в мужскую прическу. Это уже не Линг-эр, а злобный дух из страны Одноногих! Он не научился ходить на двух ногах и смотреть двумя глазами, поэтому и хромает.

Наверное, я должен был вмешаться. Должен был внушить отцу Жень храбрость, веру в его дочь и отвагу восперечить старосте деревни. Но я струсил. Я не смог. Я отступил.

- Не верь, мама, это я, твоя Линг-эр, - воскликнула девочка. - Я ходила к Туди-шеню, хотела узнать, как мне дальше жить. Но Туди-шень меня прогнал, не захотел со мной говорить. Я победила стража Туди-шеня, Цаплю. Мама, это же я! Ты спасла меня от духов и сделала вот этот мешочек своими руками.

Сейчас мешочек не висел на шее Линг-эр, а выглядывал из ее корзинки. Значит, она и впрямь научилась командовать мелкими духами без помощи вонючих трав, раз не носила его на шее.

Но мама Жень лишь покачала головой и спряталась за спиной мужа.

- Папа, ты не узнаешь меня? Я твоя дочь! Каждое утро я кипятила воду и заваривала тебе чай на трех веточках, как ты любишь!

По лицу мужчины текли слезы, но он сжал топор покрепче и сказал:

- Моей Линг-эр больше нет. Уходи, дух. Тут тебе не рады.

Я не выдержал и рванул вперед, но дух домашнего очага Лю перекрыл мне дорогу:

- Она больше не принадлежит этой деревне. Не лезь!

Линг-эр криво улыбнулась. Из-за раны ее лицо изменилось.

- Спасибо тебе, дух семьи Жень! - девочка поклонилась низко-низко. - Я не забуду твоей доброты. Позаботься о моей семье. Смотри, чтобы мама не слишком уставала, чтобы у папы всегда хватало сил, а сестренка Мэй поскорее выросла и смогла помогать в поле. Чтобы брат Киу нашел себе хорошую жену. Знай, дух Жень, когда-нибудь я вернусь и проверю, как ты потрудился. Смотри, не разозли меня.

Передо мной стоял маленький человек, жалкий, немощный, полуослепший, но его дух был больше его тела. Я не осмелился ослушаться и тоже поклонился в ответ, не слушая шипение духа Лю.

Потом Линг-эр развернулась и пошла по дороге в сторону города, ни разу не оглянувшись назад. А я… я вернулся в дом и стал ждать. Ждать ее возвращения.

Нога разболелась еще сильнее, чем прежде. Все же я целый день шла в деревню, и ради чего? Чтобы меня прогнала собственная семья? Я сдерживала слезы так долго, как могла, но когда деревня скрылась из виду, я села на дорогу и расплакалась.

Я же не хотела никому зла. Если бы могла, я бы повернула время вспять и на дне почитания духа реки просто промолчала. Если староста не врал, вскоре бы я перестала видеть духов и жила бы обычной жизнью. А что делать теперь?

Без родных, без помощи предков, без деревни, без еды и денег. Куда пойти? Что делать?

Выплакавшись вволю, я решила вернуться к святилищу Туди-шеня и поспрашивать Цаплю. Теперь он мне точно поможет.

Идти было тяжело, горела рана на лице, и там стягивало больно кожу. Глаз так и не открывался, может, из-за того, что там все опухло. А может, староста прав, и я теперь тоже дух? Правда, зла я в себе не чувствовала, только обиду на родных. Они же сами вынудили меня уйти, хотели сделать шеннюй, объедком.

Хотя теперь моя судьба стала еще хуже.

Глубоко за полночь я добралась до святилища, останавливаясь лишь для того, чтобы попить да ополоснуть раны.

- Цапля, - просипела я. Живот сводило от голода, и почему-то заболело горло. - Цапля, выходи.

Дверь святилища едва слышно скрипнула, и я услышала голос Цапли:

- Заходи, только не шуми. Не нужно снова тревожить Туди-Шень.

Я пробралась внутрь, Цапля подтолкнул меня крылом к стене, где я нащупала какие-то тряпки.

- Ложись спать, - шепнул он. - Завтра поговорим. Я попрошу духов сна помочь тебе.

Со стоном облегчения я улеглась в мягкие тряпки, закуталась и почти сразу уснула.

- Нет-нет, ты все понял неправильно. Разве Лао-цзы стал бы говорить, как крестьянин какой-то?

- Но в свитке так и говорится: возьмите ветку дуба, растолките ее, залейте водой и оставьте на неделю во дворе.

- Говорю же, нельзя относиться к словам Лао-цзы словно к рецепту каши. Возьмите крупу, залейте водой, поставьте на огонь. Каша готова. Ты должен понимать, что Учитель специально говорил иносказательно. А вдруг свиток бы попал в руки какого-нибудь глупца? И что, он тоже бы смог приготовить крепительное зелье?

- А как можно понять его слова по-другому?

- Давай разберемся. Лао-цзы говорит: «возьмите ветку дуба». А что такое дуб?

- Дерево такое.

- Сам ты дерево. Дуб — это символ. Во-первых, он могуч, охватист и крепок. Во-вторых, он питает своими плодами множество птиц, животных и насекомых. В его тени прячутся от палящего солнца и дождей. Ну? Ты понял?

Линг-эр обернулась и обнаружила, что на нее в упор смотрит незнакомый мужчина. На нем было строгое черное одеяние с широкими рукавами, пучок волос скрыт под блестящим колпачком. Светлая гладкая кожа, чисто выбритое лицо, белые зубы и неожиданно приятный запах. Может, это какой-то важный чиновник?

Девочка спохватилась и низко поклонилась ему, но вместо привычного застиранного подола и босых ступней увидела такое же черное ханьфу из мягкой ткани. Это Цапля притащил такую одежду? Ее же теперь казнят!

- Фанг! Эй, Фанг, ты чего кланяться удумал? - красивый мужчина с гладким лицом хлопнул ее по спине. - Сдаешься, что ли? Так и скажи.

- Прошу меня простить, - сказала Линг-эр и поперхнулась. Вместо тоненького писка прозвучал низкий мужской голос.

- Давай еще раз. Дуб — могуч и высок, кормит пол-леса и укрывает от невзгод. Кто это?

- Я… я не знаю.

- Вот ты тугодум! Это же и есть учитель Лао-цзы. Подумай. Кто еще это может быть? Лао-цзы настолько велик, что мудрость его простирается в века, от Небес до земли. Его слова питают умы и сердца людей, а его идеи помогают преодолеть любые бедствия. Теперь понял?

Линг-эр снова поклонилась.

- Ну хватит уже поклонов. Ты думать начинай. Что тогда такое — ветка дуба?

- Рука Лао-цзы? - робко предположила девочка.

- Ты что? - расхохотался ее собеседник. - Как тебе такое только в голову пришло? Замачивать руку учителя? Нет. Лао-цзы — это ствол дуба. Его основа. А ветки — это сотни его учеников. Ладно, - махнул рукой мужчина, - видимо, тебе придется все разжевывать с самого начала. Смотри сюда.

И он ткнул рукой в свиток, лежащий перед Линг-эр, девочка до этого ни разу не видела письмен, но сразу поняла, что эти значки — и есть иероглифы. Больше всего иероглифы походили на кучу хвороста, в которой ветки были сложены специальным образом. Но больше всего ее удивило то, что она, кажется, могла понять написанное.

Линг-эр подняла руку и дотронулась до первого иероглифа. Ее пальцы были тонкими и белыми, на ладони не было ни одной мозоли, зато на большом и указательном пальце по бокам чувствовались заметные утолщения.

- Чу — дерево, - прочла она и испугалась. Как она смогла понять, что эти пляшущие ветки означают дерево?

- А дальше? Читай-читай, - подбодрил ее красивый мужчина.

- Дерево, как и вода, огонь, металл и земля, - это основа всей жизни. С деревом связаны такие элементы как ветер и гром. Если рассматривать взаимодействия между элементами, то дерево порождает и питает огонь, зато истощает землю, - Линг-эр читала и все больше терялась. Слова казались знакомыми, но их смысл терялся. Наверное, это какая-то очень умная книга, которую должны изучать лишь седобородые мудрецы.

- Видишь? Теперь понимаешь? Ты должен взять несколько элементов: дерево, воду, огонь. Лао-цзы не говорит про металл и землю, но ты должен сам понимать, что толочь ветку нужно железной ступой в глиняной плошке. Но и это не все. Нужно знать определенные слова…

Голос постепенно поплыл, размылся и исчез.

Линг-эр дернулась, поплотнее закуталась в ткани и окончательно уснула.

________________________________________________________________________

Слова автора:

На всякий случай повторюсь: духовидица недописана. Это больше зарисовки на тему китайской мифологии от неспециалиста (по сути от человека, который прочитал две-три книги на эту тему, посмотрел несколько видосиков и стопятьсот статей в интернете).

На АТ выкладывать ее не планирую. По крайней мере, сейчас, когда там буквально несколько частей всего