Иван Сергеевич Разгуляев, мужчина сорока пяти лет, полный, с красным лицом, сидел за столом в бане на своей любимой даче. За окном стояла снежная зима, а в предбаннике было жарко, но не так жарко, как в парилке, из которой Иван Сергеевич только что вышел.
Мужчина налил очередную стопку водки, коротко выдохнул и махом выпил. С вилки закусил соленым огурцом, немного подождал, пока по внутренностям разольется приятное тепло, и большими глотками опорожнил кружку светлого пива, которое с трудом залезло в нутро. Пиво было ароматным, с легкой ноткой полыни, но не радовало.
— Вот раньше пиво было. Жигулевское! А сейчас так, пародия, — прошептал раздосадованный Иван Сергеевич, как будто боясь кого-то разбудить.
Но боялся Иван Сергеевич напрасно — рядом никого не было: ни жены, которая ушла от него, «алкаша», восемь лет назад, ни детей, которые изредка видели папу по праздникам. Он сидел один без трусов, голая задница была приклеена к деревянной скамье, а большой живот упирался в столешницу. Было отчего-то невыносимо грустно, водка не радовала.
Иван Сергеевич тяжело вздохнул: хочешь не хочешь, а надо идти в парную. Он уже много лет соблюдал банный ритуал. Зимой, когда выпадал снег по колено, мужчина ехал на дачу и затапливал баню. Он парился, между подходами выпивал водку под хорошую закуску, а после третьей парилки голым выбегал во двор и нырял в снег. Этой зимой снега выпало много и можно было хорошо окунуться. Главное, не застудиться и сразу бежать снова в баню греться на верхней полке, предварительно плеснув на камни ковш воды.
От мечты о скором нырке в снежную прохладу у Ивана Сергеевича выделилась слюна, хотя он был не голоден. Картошка, домашние котлеты с салом, которые он сам накрутил на мясорубке, салат из помидоров и огурцов плотно лежали в животе, придавленные пивом. Дышать было трудно! Но надо было продолжать париться. Иван Сергеевич, впрочем, как и многие люди, полагал, что банные процедуры защищают от болезней и положительно влияют на здоровье.
И вот настал долгожданный «третий раз», после которого можно нырять в снег. Как говорится, Бог любит троицу. Иван Сергеевич зашел в парную и закрыл за собой дверь…
Однако сегодня ему не довелось прыгнуть в белое одеяло и насладиться. Иван Сергеевич умер в парилке. Отказало сердце, за двадцать лет перегруженное вредной едой и алкоголем.
— Здравствуй, голубчик! — Ивана Сергеевича приветствовал невысокого роста старикашка в белой одежде.
Старик с длинной белой бородой до пупка сидел за большим деревянным столом, на котором не было ничего — ни листа, ни ручки, ни компьютера.
— День добрый. Где это я? — спросил Иван Сергеевич.
Он огляделся. Казалось, что это была небольшая комната с высокими потолками, но как бы и без потолков вовсе. Такое ощущение, что и стен-то не было, но они были. Чертовщина какая-то!
— Ну как где. Ты умер. И сейчас я приму решение, что с тобой делать. Хотя немного не так, выбор сделаешь ты, а я все устрою, как надо, — сказал старик. Он смотрел добрыми карими глазами на голого Ивана Сергеевича, к груди и плечу которого прилипли березовые листочки.
Иван Сергеевич глянул вниз и с удивлением увидел, что он двумя руками держит банный веник, прикрывая им срам. Вот так умрешь — и конфуза не избежать.
— Ну так что, у тебя будут вопросы перед тем, как мы все решим? Может хочешь узнать какую-то тайну, которая гложила тебя? Я все могу, все умею!
— Так ты Бог? — Иван Сергеевич освободил одну руку и неумело перекрестился, — Стыд-то какой!
— Бога нет. Разве ты не понял эту простую истину за свои неполных сорок пять лет жизни? — старик развел руками и улыбнулся. Его лучезарная улыбка вселяла надежду и дарила Ивану Сергеевичу спокойствие.
— Так Бога нет? — переспросил Иван Сергеевич. Он хотел перекреститься еще раз, но поднесенная к правому плечу рука быстро опустилась.
— Получается нет, — улыбнулся старик.
— А ты кто? Бог? — спросил Иван Сергеевич. Он все не мог понять, это игра, наваждение или испытание.
— Ваня, ты идиот? Я только что сказал, что его нет. А я так… Меня тут назначили блюсти порядок, — снова улыбнулся старик. Но в этот раз в его улыбке было что-то зловещее, как будто сам Дьявол смотрел сквозь узкие серые губы.
— А как же Христос? — не унимался Иван Сергеевич. Он взял веник в правую руку, так было удобней, — Христос же сын Бога.
— Это он сам так сказал, — выдохнул старик.
На этих словах Ивану Сергеевичу показалось, что лицо деда побледнело.
— Тысяча девятьсот девяносто лет назад он стоял тут передо мной, как ты стоишь сейчас, — продолжал старик, — с пробитыми насквозь ногами и руками, с дыркой в боку… Он стоял и радовался, что видит меня. На его загорелом и изможденном лице сияла такая любовь и такая человеческая радость, что даже у меня что-то защемило внутри и я, признаться, заплакал.
— Так Христос — это не выдумка! Я знал. Слава тебе, Господи! — Иван Сергеевич снова переложил веник в левую руку и стал неистово креститься правой, улыбаясь, как полоумный, — значит не зря Рождество отмечал. Это мой любимый праздник после Нового года! Хотя еще в детстве я поругался с родителями из-за сломанной гирлянды, которую отец не смог к бою курантов починить, и с тех пор не так жду Новый год...
— Иван, почему-то многие люди — не все, но большинство — переворачивают мои слова так, как им надо. Хотя я недвусмысленно говорю. Как это у вас, у людей, получается? — старик нахмурился. Было видно, что эмоции иногда овладевали им, — повторяю Бога нет.
— Ну как же. Вот ты сказал, что я умер. Но я стою тут перед тобой. Значит, после смерти я живой. Ты разговариваешь со мной. Пусть ты не Бог, ладно. Но кто-то же стоит за тобой, — алкоголь начал потихоньку отпускать Ивана Сергеевича, и мужчина ударился в философию, — я знаю, что Бог есть. А это испытание, которое нужно для того, чтобы решить, куда меня отправить: в ад, рай или небытие.
— Ой, да тут тяжелый случай, — нахмурился старик. Он положил свои маленькие ладони на стол и провел руками по столешнице от центра, не в силах дотянуться до краев.
Похожие разговоры старик вел миллиарды раз с разными людьми. Каждый раз люди цеплялись за соломинку в надежде на то, что жизнь — это не просто так, что что-то есть после смерти. И не просто что-то, а организованное Создателем некое жизненное пространство, которые у каждого в мечтах было свое, но все сводилось в сущности к раю и аду.
— Так я прошел испытание? — нарушил молчание Иван Сергеевич.
Внутри он радовался, что старик не смог его обмануть и сбить с верного пути. Бог есть, а дальше будь что будет — на всякий случай надо верить. И действительно, если Бога нет, то вера в него вроде ничего плохого не принесет — умрешь и не воскреснешь. А если есть, то неверие погубит душу и приведет прямо в ад, откуда уже не будет возврата. Ведь лучше по вселенским меркам недолго походить в эту скучную церковь, чем потом жариться вечность на углях. Ну и к тому же не его дело сомневаться в давно заведенном порядке: церкви, крещение, причастие, венчание и так далее. Что есть то есть, не просто так это все заведено!
Пока так про себя рассуждал Иван Сергеевич, старик смотрел на него честным и открытым лицом, думая о чем-то своем, будто что-то вспоминая.
— Нету никакого испытания, Иван. Я не взвешиваю на весах, что сделать с твоей никчемной душой, в которой не осталось сострадания ни к себе, ни к окружающим. Ты давно умер, а сегодня смерть оформилась еще и физически. Тебя больше нет. Ты вот стоишь здесь сейчас передо мной, но тебя нет. Ты почему-то говоришь о Боге, но жизнь свою прожил так, как будто его нет. Начиная с детства и кончая последним днем ты жил для тела, проживал свою жизнь, которая сгорела, как бенгальский огонь под бой курантов. Ты не жил. Тебя не было.
— Но как же, ведь ты сам сейчас сказал, что Христос был, был же! А значит все не напрасно. И жизнь моя была нужна. Я ходил в церковь, я верил искренне! Помнишь, как я молился, когда купил лотерейный билет? И хотя Бог не дал мне выиграть, я не перестал при случае покупать билетики и молиться! Я верил до конца! Я читал Библию, я верю в сына Божия Иисуса Христа! Иисус, верю в тебя, верю, что ты сын Божий и что умер за грехи всех людей, тем самым искупив их. И теперь не убоюсь я зла, не отвернусь от тебя и от отца твоего Бога и Духа Святого!
— Хочешь встретиться Иисусом? — вздохнул старик. Он казался еще меньше, чем был изначально. Возможно, устал сидеть и ниже опустился на стуле, только одна голова торчала из-за стола.
— Хочу! — радостно воскликнул Иван Сергеевич, вознеся обе руки вверх. Он уже не стеснялся. В левой руке мужчина держал веник.
В ту же секунду Иван Сергеевич очутился на берегу моря. Багровое солнце вставало с востока, заливая черную гладь спокойной воды неровным светом. Иван Сергеевич прищурился. Маленький старик стоял рядом — по праву руку — и тоже смотрел куда-то вдаль, будто ища глазами кого-то.
Вдруг Иван Сергеевич заметил вдалеке фигуру в белом одеянии. Одежда сливалась с блестящей водой. Иван Сергеевич поднес веник ко лбу, делая из него козырек от солнца, и стал всматриваться в идущего по воде человека.
— Это Христос, сын Божий. А Мария матерь его. Святой Бог, верую в тебя, — засмеялся Иван Сергеевич.
Он бросил веник в сторону и побежал к Христу.
— Вот оно доказательство! Истинное доказательство! — закричал Иван Сергеевич, обернувшись к старцу.
Но старик был отчего-то грустен. Как будто вспомнил что-то, о чем не хотел вспоминать, что тревожило сердце и теребило душу.
— Блаженны верующие, ибо слепы в вере своей, — крикнул старик вслед Ивану Сергеевичу, который радостно, как пес к хозяину, бежал к тому самому Иисусу.
Но недолго радовался Иван Сергеевич. Он заметил, подбегая к мужчине в белой ризе, что тот шел не по воде, а по берегу, который из-за отблеска восходящего солнца сливался с морем. Со стороны казалось, что человек идет по воде. Но на самом деле никакого чуда не было.
Иван Сергеевич замедлил шаг и остановился метрах в ста от человека в ризе. Был это Христос или нет — Ивану Сергеевичу было уже не важно. Хотя в душе он понимал, что это был тот самый Иисус Христос. Последнее доказательство не прошло проверку. А идущий к нему навстречу человек уже не казался фигурой сакральной. Все было понятно — Иван Сергеевич нащупал истину, которая оказалась не такой радостной и светлой, какой должна была бы быть в его изначальном представлении.
Человек в ризе поравнялся с Иваном Сергеевичем и кротко улыбнулся, а затем произнес: «תתעודד. זה אני, בן האל. אל תפחד ממני, חבר! בוא איתי». В переводе на русский это означало примерно следующее: «Ободрись. Это я, сын Бога. Не бойся меня, друг! Пойдем со мной». Но Иван Сергеевич не знал арамейский язык и поэтому ничего не понял. Он замахал руками и побежал назад к старику.
Но старика на прежнем месте уже не было. Все было кончено.
Добавил также аудиокнигу на свой рассказ. Читает Светлана Бастрикова.
