Bladerunner42

- Я давно хочу тебя спросить, - сказала Лида, разливая по кружкам чай, - откуда у тебя эта привычка давать односложные ответы?

- Из опыта, - коротко ответил я.

Лида явно ждала какого-то продолжения. Я подул в чашку и сделал маленький глоток. Чай был вкусный, но очень горячий.

- Не мог бы ты, - сдалась наконец Лида, - рассказать об этом самую малость подробнее?

- Мог бы, - ответил я и сделал еще глоток. Но заметив, как меняется её лицо, поспешил добавить: - Сейчас расскажу. Всё просто на самом деле. Во-первых, когда даешь развернутый ответ на вопрос, то как правило половина информации собеседнику оказывается на фиг не нужна. И рассказывал ты её совершенно зря. Во-вторых, информацию проще выдавать частями и по запросу. Когда совершенно очевидно, что собеседника интересует, а что нет. А в-третьих, когда вываливаешь много данных, всегда есть риск, что человек большую часть с ходу не запомнит. И потом всё равно задаст десять уточняющих вопросов. Так что проще дождаться, пока он не спросит по собственной инициативе. В общем, как-то так.

- Ну вот, - подумав, кивнула Лида. - Всё просто и понятно. И не пришлось в эти твои долгие кошки-мышки играть. Видишь, не сломался же от нормального человеческого ответа.

Чай успел остыть до нужной температуры. Некоторое время мы сидели молча. Я заметил, что что-то не даёт Лиде покоя и вопросительно поднял брови.

- Слушай, а это… - замялась она. - А что у тебя там было “во-вторых”?

Однажды я раздавал листовки и стал лучше разбираться в людях.

Мне было 27 лет. Я оказался в сложной ситуации. Уволившись с одной работы слишком долго искал новую. И в один прекрасный момент, подбивая бюджет осознал, что денег до первой зарплаты хватает едва-едва. И то, только в том случае, если я пару раз откажусь от роскоши в виде еды.

Я сел и стал думать, что можно сделать. Занимать у знакомых не хотелось. Брать кредиты - тоже. Можно было попросить помощи у родителей, но я решил оставить этот вариант как запасной.

В общем, я залез на авито и стал искать разовую подработку с выплатой день-в-день.

Мне повезло. В 15 минутах ходьбы от моего дома располагалось кафе-столовая. Им требовался раздатчик листовок, поскольку находились они за углом от проходного места и люди их не замечали.

Суббота и воскресенье. По три часа. Выплата каждый день, сразу по окончании. Сумма меня вполне устроила.

Стоять нужно было на Австрийской площади. Место не в самом центре города, но и далеко не окраина. Поговорив с владельцем и получив от него пачку листовок, я занял стратегически выгодную позицию у пешеходного перехода и принялся за дело.

Поначалу я хандрил. Мне 27 лет, а заниматься приходится такой фигнёй. Не дай бог ведь кто увидит. На всякий случай надел тёмные очки.

Но был июнь, стояла отличная солнечная погода. В футболке и шортах мне было комфортно. В ушах играл мой любимый плейлист. Вокруг были симпатичные дома, а проходящие люди легко брали у меня листовки и дружелюбно улыбались. Я и сам не заметил как начал улыбаться в ответ и настроение мало-помалу улучшилось.

И тут, спустя пару часов, по всем законам жанра я встретил знакомую. В мою сторону по каким-то своим делам шла моя бывшая однокурсница Олеся.

Я поплотнее надвинул на нос очки и принялся старательно разглядывать тротуар под ногами.

- Привет! А ты чего тут делаешь? - Услышал я знакомый голос и почувствовал, как начинаю краснеть. Начал что-то мямлить, но потом осекся и рассказал всё как есть.

- И чего? - Удивилась Олеся. - Ну и что здесь такого? Я понимаю, если бы ты милостыню просил и смущался. А тут - трудный момент. Они у всех бывают. Ты нашёл вполне достойное решение. Так что завязывай хернёй страдать.

Мы поболтали ещё пару минут. Потом попрощались. Олеся попросила писать и не пропадать. И уходя взяла у меня листовку.

После этого у меня на душе совсем отлегло. Я успокоился настолько, что даже снял очки, когда солнце ушло с того места, где я стоял.

Владелец кафе со мной расплатился честно. Так что на следующий день я приступил к раздаче листовок в прекрасном расположении духа. Трудности были вобщем-то позади. И далось мне это достаточно легко.

А потом я заметил ещё одну бывшую однокурсницу - Аню. Она не спеша шла в мою сторону, задумчиво глядя перед собой.

- Аня, привет. - Поздоровался я.

Она повернула голову в мою сторону и замедлила шаг. Сперва она посмотрела на моё лицо и у неё на губах стала проступать приветливая улыбка.

Но потом её взгляд скользнул на стопку тёмно-красных листовок у меня в руках. Глаза округлились, а улыбка сохранилась, но стала больше похожа на сдерживаемую гримасу отвращения.

- При… вет. - Поздоровалась она, не останавливаясь. - Я… Это… Тороплюсь очень сильно…

Набирая скорость, она с гадливой улыбкой осмотрела меня округлёнными глазами с головы до ног и умчалась вдаль.

Я посмотрел на листовки у себя в руках и пожал плечами. В конце концов - ей же хуже. А ведь могла бы получить тридцатипроцентную скидку на обед в кафе “Фиалка”.

Однажды я понял разницу между мужской и женской психологией.

Я учился в пятом классе. Мне было 11 лет. После физкультуры я переодевался и понял, что где-то потерял рубашку.

Перетряхнул рюкзак, проверил под лавками в раздевалке, посмотрел на полу в коридоре и на всякий случай еще раз перетряхнул рюкзак. Ничего. Тогда я пошёл в каморку, где обитали физруки и спортивный инвентарь.

Две физручки пили за столом чай и обсуждали школьные сплетни. Одетый в камуфляж физрук-ОБЖешник сидел в углу и флегматично читал газету.

Узнав о моей беде, физручки первым делом спросили:

- Рубашка какого цвета была?

- Белая. - Уверенно ответил я.

Физручки озадаченно переглянулись.

- Что-то я у нас белых потеряшек и не припомню…

- Я тоже…

- Она не белая. - Коротко сказал ОБЖшник и перевернул страницу газеты.

- А вы откуда знаете, Василий Андреевич?

- А оттуда, что он мужик. Другой тип мышления. В его понимании, Марина Петровна , “белая рубашка” - это совсем не то, что вы думаете. Там, вообще что угодно может оказаться. Принесите ему все потерянные вещи, пусть опознает.

Мне показали светло-жёлтую, светло-серую и светло-синюю рубашки. Я покачал головой.

- Она не белая. - Хмуро напомнил из угла ОБЖшник и зашелестел газетой.

Физручки нахмурились и принесли огромный ворох разнокалиберной одежды светлых тонов. Я основательно в нем покопался и своей рубашки так же не обнаружил.

- Да-не-бе-ла-я-о-на, - Вполголоса пропел Василий Андреевич, не отвлекаясь от газеты.

Среди пёстрых и ярких остатков склада потерянных вещей моей рубашки тоже не было.

- Наташ, - вдруг осенило одну из физручек. - А принеси-ка ту, розовую. Которую сегодня притащили.

И они положили передо мной рубашку. Ту самую. Белую, если не обращать внимание на мелкий узор. С бордовыми манжетами и воротником, которые я терпеть не мог. Мою рубашку.

- Да! Это она! - Подтвердил я.

- Так она же у тебя вообще не…

Физручки медленно переглянулись и захихикали.

- А я ведь вам говорил. - Подытожил ОБЖшник. - Другой тип мышления.

Однажды я получил важный урок.

Расчётно-сметный отдел состоял из трёх человек. Сметчица Женя, сметчица Настя и их начальник Сергей Трофимович Етишкин. Втроем они размещались в крошечном кабинете, площадью в двенадцать квадратных метров. Два из которых Сергей Трофимович занимал сам по себе.

Ему было под шестьдесят и внешностью и манерами он больше всего был похож на слишком рано проснувшего по весне медведя.

Как и в случае с медведем - встреч с Сергеем Трофимовичем следовало избегать, а общение сводить к минимуму. Етишкин мало интересовался эмоциональным комфортом собеседника, был прямолинеен и называл вещи своими именами. При других обстоятельствах от него, скорее всего, уже давно бы избавились, если бы не одно весомое “но”. Он был действительно крутым сметчиком. Получить от него подписанную смету это было всё равно, что получить путёвку в жизнь. Дальше что угодно могло пойти не так, но в правильности его расчётов можно было не сомневаться.

К сожалению, такая точность достигалась благодаря невероятной дотошности Етишкина к любой, даже самой незначительной детали. Получив исходные данные, он первым делом задавал менеджеру миллион каверзных вопросов. Не получив удовлетворительного ответа (а ответы, с его точки зрения, не были удовлетворительными никогда) он затевал обстоятельный и едкий монолог. Начинался он всегда с текущего вопроса. Но минут через 20 мог каким-то загадочным образом перейти, скажем, на взгляды Сергея Трофимовича на внешнюю политику Северной Кореи.

Слушать его было нелегко. Особенно потому, что он обладал поставленным в военном училище командным голосом и был немного туговат на ухо. Вести с ним диалог было всё равно, что разговаривать с работающей турбиной самолета - тяжёло и совершенно бессмысленно.

В общем, я очень хорошо подумал, прежде чем идти в кабинет сметного отдела. Но клиент требовал у меня итоговую стоимость работ и всё никак не отставал. Так что я глубоко вздохнул и отправился в обитель Етишкина. Выяснять, что там с моей сметой.

Стояла холодная зима. Окна кабинета были плотно закрыты. Крошечное пространство было прогрето батареями и частично - обширным телом Сергея Трофимовича - до состояния тропической жары.

В комнате пахло. Чем-то специфическим, смутно знакомым и крайне неприятным. Я посмотрел на сметчицу Женю. Она сидела с пунцовыми щеками и старательно печатала что-то на клавиатуре, не глядя в монитор. Я посмотрел на Настю. Она, с еще более пунцовыми щеками, внимательно изучала лежащий перед ней чистый лист бумаги. Обе старались не дышать. Тогда я перевел взгляд на Сергея Трофимовича.

Он беззаботно уплетал жёлтого полосатика, отравившего атмосферу вокруг. И не обращал на пунцовых подчиненных ни малейшего внимания.

- А! Здравствуй-здравствуй! Дорогой! Хорошо, что ты ко мне зашёл! - громогласно поздоровался Етишкин. От чего мебель в комнате завибрировала, а растительность на моём лице заколыхалась от колебаний воздуха. Я с тоской подумал о том, какое химическое средство поможет мне избавиться от запаха полосатика в бороде. Тут явно требовалось что-то для промышленных нужд.

- Ну что мой хороший?! За сметой пришёл?! - продолжал реветь Сергей Трофимович. - А ты не торопись! Присядь!

Тут у него в груди что-то заклокотало и он мощно откашлялся. У меня зазвенело в ушах.

- Нет, спасибо. - Отчетливо слыша, каким неубедительным и писклявым звучит мой обычный баритон, ответил я. - Я тут пожалуй пост…

- А скажи мне! Пожалуйста! Мой дорогой! Был ли ты на объекте?! И осматривал ли ты его самостоятельно?!

На объекте я был. И осматривал его собственными глазами. Но вопрос явно был с подвохом. Я всё же утвердительно кивнул, стараясь сообразить куда дует ветер этой беседы.

Ветер изо рта Етишкина между тем продолжал дуть в лицо сметчице Жене. Беспощадно портя ей причёску и выдувая слёзы из её огромных голубых глаз.

- Тогда ответь мне! Пожалуйста! Как так вышло! Что у тебя в техническом задании! Прописано два километра асфальтовых дорог! А очистку от снега для них ты указываешь один! Один! - Сергей Трофимович поднял средний палец. - Раз в месяц! Как такое! Скажи мне! Может быть?!

Для внятного ответа нужно было перебрать в голове данные по пяти имеющимся у меня в работе объектам. Мне надо было выиграть время. Поэтому я начал было с уклончивого:

- Дело в том, что я думаю…

- Вооот! - Обрадованно перебил меня Етишкин. - Вот оно! “Я думаю”! Давай-ка я тебе сейчас расскажу в чём разница! Между “я знаю” и “я думаю, что я знаю”! И поверь! Тебе это очень пригодится по жизни!

Сергей Трофимович явно поймал волну. И остановить его теперь было всё равно, что пытаться остановить поезд на полном ходу. Судя по мученическим лицам Жени и Насти, они этот урок слушали далеко не в первый раз.

- Вот представь! Сидишь ты с другом, скажем, - Етишкин поверх очков с сомнением осмотрел мою бороду, кожаный браслет на запястье и футболку с надписью “Avada Kedavra, bitch”, - ну скажем, в баре! Разговариваешь о том о сём! И тут он тебя спрашивает: “А сколько у тебя на руке волос?”! Ты задумываешься и говоришь: “Наверное полторы тысячи штук”! Ну допустим! Ну для примера!

К этому моменту я начал догадываться, почему люди ломаются на допросах. Догадка была в том, что в комнату для допросов наверняка кладут жёлтого полосатика. Етишкин, между тем, продолжал рокотать на весь этаж:

- И тут! Представь! Рядом с тобой возникает двухметровый амбал! И говорит: “Таааак. За свои слова надо отвечать. Сколько ты сказал? Полторы тысячи? Ну давай считать”! Прижимает твою руку к столу мёртвой хваткой! И начинает из твоей руки волосы по одному выдергивать!

Я подумал, что по сравнению с моим текущим положением это был бы не самый худший способ провести время. Но вслух ничего не сказал. Етишкин явно был недалеко от развязки.

- И вот! Доходит он до тысяча пятисотого волоска! Показывает тебе на оставшиеся! И говорит: “Так. Ты неправду сказал. Что будем делать? Как будешь за вранье отвечать?”!

Етишкин выдержал театральную паузу.

- Я это тебе всё рассказываю! К тому, что данные должны быть точными! Чтобы ни один заказчик нас потом условиями контракта в долги не загнал! Понимаешь?!

Я кивнул.

- Так что иди, мой дорогой, и уточни информацию по асфальту!

Я поднялся и шагнул к двери, всё ещё пытаясь выудить в памяти ситуацию с асфальтом на объекте.

- Ах да! - остановил меня у порога голос Етишкина. - И по ёлкам декоративным тут тоже данных недостаточно!

У меня на объекте не было никаких ёлок.

- У меня на объекте не было никаких ёлок. - Незамедлил сообщить я.

- Как это - не было? - Внезапно упавшим голосом спросил Сергей Трофимович. - Стоп. А. Это я не твой объект смотрю. Вот по твоему объекту, подписанная.

Он не глядя протянул мне листок со сметой. Я благоговейно взял его в руки. И снова отошёл к порогу.

- А с ёлками тогда чья же хрень тут у меня лежит... - Угрюмо бормотал Етишкин, копаясь в почте.

- А с ёлками - это Савельева объект. - Подсказал я.

Сергей Трофимович замер и сердито засопел.

- Знаю, - наконец процедил он, хмуро глядя в монитор.

- Или - думаете, что знаете? - Не удержался я и пока Етишкин поворачивал голову в мою сторону, поспешил исчезнуть из кабинета.

Однажды я просто слушал.

Был самый конец ноября. По всем приметам вот-вот должен был выпасть снег, но всё никак не выпадал.

Поздним вечером мы с Лидой отправились на окраину Васильевского острова - нанести краткий визит вежливости её родственникам. Было холодно, темно и ветрено. Мы молча шли безлюдными улицами. Ледяной ветер трепал её волосы и пытался стянуть с моей шеи шарф.

- Ты молчишь с тех пор, как мы вышли из метро. Всё в порядке? - задал я, наконец мучавший меня всю дорогу вопрос. Мы подошли к нужной многоэтажке. Ветер жалобно выл где-то в углах домов. Лида поежилась в пальто.

- Да… Наверное... Не знаю. Это из-за дяди с тётей. Они хорошие, но живут друг с другом как-то на автопилоте что ли. Иногда ощущение, что они друг друга даже не слушают, а просто говорят заученные реплики. Я их не осуждаю. Просто как подумаю, что буду такой же когда-нибудь - тоскливо становится.

К подъезду вело высокое крыльцо. Мы поднялись по ступенькам. Лида положила ладонь на ручку двери. Потом повернулась ко мне.

- Ты если хочешь курить, то лучше кури сейчас. У тёти нельзя. Походы на лестницу она тоже не одобряет.

Я послушно кивнул. Закурил, облокотился на перила крыльца и уставился на детскую площадку во дворе, размышляя над лидиными словами. Она встала рядом.

- Как ты думаешь - что это там такое? - Лида кивнула на площадку.

Я присмотрелся. По площадке сложными пируэтами кружило что-то белое, широкое и очень длинное. Огромная полоса - то ли бумаги, то ли полиэтилена. Скорее всего - чей-то строительный мусор. Беспокойный ветер заставлял ленту то взмывать высоко в воздух, то припадать к самой земле, то закручиваться в воронку.

Я пожал плечами, всё ещё подбирая нужные слова для ответа.

- Я вот думаю, что это детёныш снежного дракона. - неожиданно сказала Лида. Я вопросительно посмотрел на неё.

- Там, наверху, за облаками живёт снежная мама-дракон. - Пояснила она. - У неё очень любопытный детёныш. Он всё время смотрел из-за облаков, как дети играют на этой площадке. И хотел тоже поиграть с ними. Но мама-дракон его не пускала. Потому что он совсем несмышлёныш и мог легко заблудиться. Тогда он тайком сбежал. Но попал сюда невовремя, когда дети уже разошлись по домам. И теперь ему бедному и поиграть не с кем и дорогу домой не найти. Слышишь как он плачет?

Я прислушался. В завывании ноябрьского ветра и правда можно было различить тонкий и жалобный писк.

Белая лента, действительно издалека похожая на длинного маленького дракона, продолжала беспокойно кружиться над площадкой.

- Если пойдёт снег - значит мама-дракон пришла за своим ребёнком. Снежные драконы не могут вот так запросто появляться посреди улицы, знаешь ли. Им приходится маскироваться снегопадом. - Добавила Лида.

Я во все глаза смотрел на девушку, которая из куска строительного мусора и сквозняка на ходу сочинила сказку со своими законами и персонажами. На кончике языка у меня вертелись те самые, важные слова. Но интуитивно я понимал, что сейчас для них не время и не место.

Лида посмотрела на меня и улыбнулась.

- У тебя сверкают глаза. А ещё очень глупый и счастливый вид. Знаешь, что я хочу тебе сказать?

Я покачал головой.

Она подошла ко мне вплотную, взяла из моей руки дымящийся окурок и бросила его в урну. Потом прижалась своей щекой к моей и прошептала мне в ухо:

- Пойдем скорее внутрь. А то я попу себе уже отморозила…

И, не дожидаясь меня, нырнула за дверь.

Я постоял еще секунду, размышляя о том, что эта девушка никогда не перестанет меня удивлять. Потом поднял голову к тёмному небу, с которого уже начала сыпаться снежная крошка, и негромко сказал:

- Он тут. Во дворе. Ты уж найди его, пожалуйста.

Я сидел на скамейке посреди платформы железнодорожной станции в глубоком Подмосковье. До электрички оставалось еще сорок минут и я старательно убивал время, копаясь в телефоне.

Краем глаза я заметил какое-то движение и переключил внимание на него.

По платформе бодро маршировал голубь-идиот.

О том, что это именно голубь, а не голубка говорил его лихой и восторженный вид. А идиота в нем выдавал огромный кусок жевательной резинки, гордо красовавшийся на его макушке, сбоку. Самого голубя наличие постороннего предмета, прилипшего к голове, ничуть не смущало. Напротив, казалось он этим даже немного бравирует. Он гордо вышагивал по платформе бессмысленные петли и восьмерки.

Всего птиц на платформе было трое. Кроме разгуливающего голубя-кретина там неподвижно сидела упитанная голубка. И был еще один голубь - на вид вполне нормальный. Он время от времени делал неуверенные попытки подойти к голубке. Но на полпути каждый раз передумывал и резко разворачивался обратно.

Так продолжалось некоторое время. Затем, голубь-идиот в какой-то момент набрел на голубку. Он пару раз оценивающе обошел ее кругом. А потом, не тратя времени понапрасну, принялся ее топтать. Нормальный голубь посмотрел на это несколько секунд, издал какой-то звук, эквивалентный птичьему ругательству и улетел.

Не то, чтобы во всем этом было что-то для меня новое. Но вот в птичьем исполнении я посмотрел эту классическую любовную историю впервые.

Автор здесь

Была вторая половина рабочего дня.

Я вернулся из магазина, зашел в кабинет, где располагался наш отдел и принялся стряхивать снег с пальто.

- Нааасть, - капризным голосом протянула моя коллега Ирина, - у тебя есть чего-нибудь вкусненькое пожевать?

- Нет, - лениво ответила Настя, покопавшись в недрах своего стола. - Банан есть. Яблоко. Будешь?

- Нет. - Надула губы Ирина. - Я вкусного и вредного хочу.

К тому времени я успел повесить пальто на общую вешалку и поставить на стол для совещаний принесенный из магазина пакет.

- Коллеги, - обратился я в окружающее пространство. - Если кто-нибудь хочет чаю с зефиркой, то зефирки лежат на столе.

Отдел тут же оживился. Люди потянулись к столу. Зашкворчала кофеварка. Мне несколько раз сказали “спасибо”. А Ирина даже приобняла и ласково назвала кормильцем.

- Ммм. С черничкой. Вкусненький. - Сказал мой сосед по рабочему столу Сергей, после того как разлил по по нашим с ним кружкам свежесваренный кофе и откусил хороший кусок зефира. - Ответь пожалуйста на один вопрос. Мне просто интересно. Ты уже полгода где-то раз или два в неделю покупаешь на всех вкусняшки. При том, что больше так никто не делает. В чем тут главный смысл?

Я подумал, откусил кусочек печенья и запил его кофе.

- Я просто пытаюсь проверить одну теорию.

- Что за теория?

- Теория немотивированного добра.

- Полагаю, пока я не попрошу рассказать суть твоей теории - ты сам этого не сделаешь?

- Нет.

- Из тебя лишнего слова клещами не вытянешь. Ты не очень-то приятный собеседник. Ты в курсе?

- Да.

- Ладно, - тяжело вздохнув и потерев переносицу, сказал Сергей. - В чем суть твоей теории?

- Вот представь ситуацию. Ты рано утром приходишь на работу. А на проходной бабка-уборщица злобно шипит на тебя за то, что ты наследил на мытом полу. Обижаться на это глупо, но настроение подпорчено. Ты приходишь на работу и едко комментируешь косяк офис-менеджера, хотя в любой другой день даже не обратил бы на него внимания. Та срывается на ком-то еще. И так это передается от человека к человеку. Немотивированное зло. Ни у кого нет обьективных причин так себя вести, и тем не менее это происходит. Как вспышка вируса.

- Понятно, - кивнул Сергей, - но зефир-то тут при чем?

- Я верю, что немотивированное зло нельзя остановить. Но можно уравновесить немотивированным добром. Вот ты только что получил зефирку. Ты за нее никому ничего не должен и не обязан. С тобой безо всяких на то причин произошло что-то хорошее. Возможно это сподвигнет тебя на такой же бескорыстный жест. И если это распространится дальше, то возможно плохое и хорошее окажется в точке равновесия и на какое-то время наш мир станет неплохим местом.

В отделе стало тихо. Сергей задумчиво вглядывался в пучины кофейной кружки. Я хрустел печеньем.

- Ну, - наконец сказал Сергей, - в этом есть здравое зерно. Идея неплохая. Спасибо тебе.

- А еще, - добавил я, отправляя в мусорную корзину пакетик из-под печенья, - пока весь отдел отвлекается на акционный зефир - я могу спокойно есть свои любимые медовые печеньки с орешками и ни с кем не делиться.