Всё детство, а точнее каждый новый год, Юрка Каплин проходил в зайчиках. Родители Юрки не заморачивались с костюмом для сына и из года в год доставали из шкафа пыльные картонные уши, шортики с пришитым хвостом и белую рубашку. Юрка, конечно же, рос и приходилось идти на хитрость. Рубашки и шорты становились малы. А из хвостика выпало до половины прежней заячьей доблести. Но картонные уши по-прежнему стояли на стрёме. Рубашку сменила белая футболка, доставшаяся от старшего двоюродного брата, а белые шортики сменили на черные, потому что маленьких белых нигде не продавали. Ничего, был заяц беляк, а стал заяц с черной жопой. В природе еще и не таких встретишь.
Во втором классе Юрку отдали в музыкальную школу по классу баяна. Пигмей Юрка был практически не виден за своим инструментом. А уж что он там перебирал своими короткими пальцами и вовсе не было понятно.
Курить Юрка научился раньше чем играть на баяне. Но всё равно, на каждом утреннике, при каждом удобном случае, мать Юрки вставляла сына. Вот, мол, наше всё. И наше всё выдавал пищание из двух-трёх нот, рвал зал, кланялся, ронял тяжелый баян и убегал, сгорая от стыда, курить в туалет.
До девятого класса Юрку тянули за уши. Но и это была вовсе не его заслуга как человека. Просто мать Юрки Каплина- Татьяна Фёдоровна была учителем русского и литературы в этой же школе. Только благодаря её стараниям Юрка получил неполное среднее. Дальше, прямой дорогой в СПТУ Юрка получил специальность маляра-штукатура. Но маляром он был таким же как в своё время был баянистом. Штукатуром и того хуже. В армию Юрку не брали по причине испорченного всевозможными денатуратами желудка. Там своих доходяг полно, зачем брать на себя ответственность за ещё одного.
Юрка нигде по долго не задерживался. Если калымил, то тут же пропивал с дружками заработанное. Периодически у него появлялись сожительницы, чаще старше него, в основном с детьми. Сожительницы были под стать - просоленные прошлыми семейными распрями, пропитые, с обвисшими бесформенными грудями. Подолгу они не жили. Постоянно скандалили, иногда забывали у Юрки своих детей, которых приходилось нянчить Татьяне Фёдоровне. В конце концов и ей всё это надоело и она уехала в соседний хутор, где ей выделили пустой дом и место в сельской школе. А Юрка стал разваливать свою жизнь в одиночку.
Потом он каким-то боком устроился в охрану, стал даже немного походить на нормального человека. Ездил в Москву на вахту, приезжал трезвым. Сошёлся, хоть и не надолго с более-менее приличной женщиной. И примерно пол года жил без скандалов. Но внутренние бесы долго не могут сидеть взаперти и Юркин «баян» снова заиграл. А играл он всегда фальшиво. Юрка снова стал пить по-чёрному, принялся гонять новую сожительницу. Потом уехал на вахту, где заявился в невменяемом состоянии на объект, нагрубил начальнику смены и тут же был уволен.
Вернувшись обратно к разбитому корыту, мозгов у Юрки хватило только на то, что виноват ни он сам, а весь мир вокруг него. В тот же вечер он спалил дом. Его самого успели вытащить соседи. Его, да еще баян, в обнимку с которым Юрка лежал в горящей хате.
Теперь Юрка живёт у матери в хуторе, работает сторожем при школе, иногда его просят подыграть на баяне на праздничных мероприятиях. Тогда Юрка Каплин садится на стул и раздувает меха, пальцы небрежно начинают бегать по клавишам и он безбожно фальшивит «широка страна моя родная…».
